Блытов В. Гардемарины. Фанера

В программу обучения курсантов будущих специалистов радиосвязи ВВМУРЭ имени Попова входила дисциплина, которая называлась «радиорелейная, проводная и дальняя связь» (сокращенно РРДС). В дисциплине изучались проводные, радиорелейные каналы береговой связи.

Мы же, как морские курсанты будущие связисты, понимали, что нам прежде всего пригодиться в службе изучение радиосредств, изучение же вышеназванной дисциплины для тех, кто планировал службу в плавсостве ВМФ казалось необязательной. Хотя учебная программа есть программа и как говориться, что подано, то и съедается.

Читал нам эту дисциплину капитан 2 ранга Амосов. Невысокий, светловолосый с уже небольшими залысинами. Запомнился он курсантам замечательной фразой, которая видимо у него родилась, видя наши заспанные лица после его занятий.

— Эх, купить бы побольше фанеры, сделать из неё аэроплан и улететь от всех вас к такой-то матери!

За эту фразу он и получил кличку «Фанера», а вся радиорелейная, проводная и дальняя тропосферная связь получила громкое название «фанерная связь».

Было понятно, что это как говорится крик души, но отношение к его дисциплине, после таких высказываний педагога, отнюдь не улучшалось.

Мы яростно и даже иногда весьма показательно игнорировали его занятия. У многих не было даже конспектов. Придет сессия — выучим, думали большинство из нас. А учитывая, что на третьем курсе мы располагались в кабинете именно проводной и релейной связи, то эту науку мы изучали скорее методом диффузии, облокачиваясь головой на аппаратуру, и засыпая, прислонившись к ней.

Видимо по своему юношескому недомыслию мы полагали, что в конце концов что-то перейдет методом диффузии в наши бестолковые головы.

Конечно, я не имею всех курсантов нашего класса, многие, например Миша Зимин и еще несколько человек, сидели на первых столах и добросовестно конспектировали «Фанерную связь». остальные же просто ее игнорировали.

На всю оставшуюся жизнь у меня в душе, да и многих нас, бывших курсантов вся эта связь осталась под этим далеким уже курсантским названием.

Но все хорошее, как говориться, в конце концов, заканчивается, заканчивался и очередной шестой семестр и как наказание нам грозил экзамен по этой «фанерной связи».

Радостный капитан 2 ранга А. выдал нам перечень вопросов перед экзаменом и радостно объявил, что наступил час расплаты, и теперь всем нам надо будет запасаться фанерой и думать, как улететь от него, а уж у него есть комплексы ПВО и он сшибет всю нашу «фанерную» эскадрилью.

Сессия — это момент отмщения за бездумное безделье курсанта в ходе семестра.

По полученным в параллельных классах двойках и тройках мы уже знали, что он проявляет чудеса принципиальности. И все мы понимали, что кто показательно пропускал занятия, спал, ленился, будут теперь летать на экзамене, как фанера над Парижем. Получалось теперь, что не он фанера а все мы.

Его слова повергли многих курсантов из нашего класса, в том числе и меня в уныние.

— Что делать? – стоял перед нами традиционный русский вопрос.

Курсанта редко мучают подобные вопросы. Наступила сессия — значит надо готовиться, грызть гранит сдаваемой дисциплины. Готовиться и днем и ночью, чтобы все же показать хоть какой, но положительный результат, дабы поехать на 30 суток в положенный отпуск.

А если нет, то сидеть, как называлось в «академиках» и вместо отпуска чистить картошку по ночам, а днем убирать территории и здания и в перерывах и по ночам готовиться пересдавать заваленную дисциплину, в счет суток своего отпуска.

Выучить дисциплину за три дня, которые оставались до экзамена, по которой толком не было конспектов, было делом явно нереальным. А тут еще именно в день экзамена я ещё попал в караул на пост у вещевого склада.

Сидевший за одним столом со мной мой близкий друг Володя Репкин, мог сдать любой экзамен, практически не готовясь. Он перечитывал вопрос, за вопросом и мы с ним вместе пытались найти ответы на них в конспектах и учебниках. Такой метод подготовки дал кое-что для приблизительного понимания контуров предмета, но сути его мне, дать конечно ничего не мог.

Заступление в караул, лишило меня и еще нескольких моих товарищей возможности получить предэкзаменационную консультацию и привело к потере практически целого дня для подготовки. Это уже было критично.

На посту у вещевого склада мы стояли втроем с Валерой Абросимовым и Володей Орловым. Договорились так, что они сдадут экзамен первыми, а потом подменят меня. Вроде мне как наиболее подготовленному из них можно было пойти и попозже.

Вообще караул это сложная организация, когда о сдаче экзаменов вопросы стоять не должны. Официально все это было запрещено. Стоявшие в карауле в день экзамена в принципе должны были пересдавать экзамен вместе с так называемыми «академиками» (получившими неудовлетворительные оценки на экзамене) во время отпуска.

Но ……… и сдавать отдельно от класса экзамен, по такой сложной дисциплине, было, по крайней мере самоубийственно. Однако, зверей не было и начальник караула — старшина со старшего курса, отпускал на экзамен по одному человеку с поста из числа отдыхающей смены. За день должны были успеть пройти все. Первым пошел сдавать экзамен Валера Абросимов и почему-то там резко застрял. После обеда я подменил на посту Володю Орлова, он пожал мне руку и тихо прошептал, чтобы не слышал разводящий старшина 2 статьи Саша Чхеидзе:

— Я быстро сдам и подменю. Жди! Или батя (Батя — училищная кличка Валеры Абросимова) придет.

У меня забилось тревожно сердце, и я ему пожелал удачи. Мне очень хотелось успеть сдать экзамен вместе с моим другом Володей Репкиным. Но ждать пришлось довольно долго. Прошло часа три, но никто не приходил меня сменять. Нервы были на пределе, скоро закончиться экзамен и тогда ничто меня не спасет от персональной беседы с капитаном 2 ранга А. наедине и по всем вопросам курса.

Нервничая и переживая, я спускался вниз по лестнице, отыскивая взглядом наших ребят. А класс находился в непосредственной близости от моего поста, этажом ниже. Один пролет лестницы и я попадал, в коридор в котором уже находились наши ребята, лихорадочно листавшие книги и конспекты. Кто-то уже радовался сданному экзамену, кто-то задумчиво ожидал его окончания и оглашения результатов. По коридору взад вперед, ходил по коридору Валера Скалолазкин  и что-то зубрил.

— Валер, где там Батя? Скоро он – тихо спросил я, курсировавшего мимо меня Валеру.

— Отстань, тебе как часовому запрещается разговаривать, есть, пить, задавать вопросы и делать все, что хочется делать нормальному человеку. Иди на пост, и неси службу, а то твой склад разворуют, пока ты тут болтаешь – и уже не обращая внимания на меня, шептал он какие-то слова из дисциплины, дрожащими от волнения губами.

Вышел сдавший экзамен Володя Репкин и направился ко мне. Заглянув, на лестничную клетку он спросил:

 — Ну, ты как тут?

— Где Батя? – спросил я его, вместо ответа.

— А плывет он крепко. Я ему подсказал, но он по моему, ничего не понял. Стоит у доски и изображает воспоминания, а «Фанера» над ним глумится, как хочет – ответил озабоченный чем-то Володя.

— А ВП – вспомнил я своего второго сменщика (ВП – мы звали Володю Орлова по первым буквам имени отчества – Владимир Петрович)

— Тоже в заплыве и думаю надолго, скорее всего до конца. Ему там досталось — и он назвал мне пожалуй самый сложный вопрос курса.

С одной стороны было приятно, что мне этот вопрос уже не достанется, а с другой стороны было жалко Володю Орлова.

— Володя, а что мне делать? – спросил я с волнением.

Володя пожал плечами.

— Матвеев, ты когда пойдешь? – подошел на площадку лестницы старшина класса Толик Синьков – осталось два – три человека и все. Валера Скалолазкин последний и уже сейчас заходит. Думай быстрее, а то экзамен закончиться. Солнце скроется – муравейник закроется. Отпуск пропадет и начнется «академия».

Я посмотрел на него, чуть не со слезами на глазах и спросил, когда ВП или Батя сменят меня.

Толик присвистнул и как-то немного даже улыбнулся:

— Они не скоро сменят. Скорее всего, что не сменят уже. Позвони разводящему попроси, чтобы прислал кого другого с другого поста поскорее. А то экзамен заканчивается.

Я поднялся к металлической двери на площадку, снял трубку телефона ТАИ-69 и покрутил зуммер.

Долго никто не отвечал, потом поднял трубку разводящий старшина 2 статьи Саша Чхеидзе, мой командир отделения:

— Чего звонишь? Что случилось?

— Мне надо на экзамен?

— И что я должен, от этого танцевать, петь или начинать в честь этого бить поклоны? Жди, когда придут и сменят Абросимов или Орлов. Я задерживать не стану и сразу сменю.

— Может кто-то другой подменит меня? С другого поста? — спросил я дрожащим голосом.

Чхеидзе усмехнулся и спросил:

— Матвеев, вы читали устав гарнизонной и караульной службы? Видимо придется принять у вас зачеты во время отпуска, параллельно со сдачей фанерной связи.

Я положил трубку. Слезы чуть сами не закапали из глаз. Было очень обидно.

По лестнице на нижнюю площадку опять поднялся Володя Репкин:

— Ну что? Подменят?

Я глубоко вздохнул и ответил:

— Нет! Не знаю, что делать.

Володя тоже вздохнул и побежал вниз. Он то сделать ничего не мог и я это знал.

Я сел на длинную скамейку, которая стояла на площадке и на которой сидели курсанты в ожидании получения вещевого довольствия, поставил перед собой карабин и задумался.

Явно мне сегодня не повезло. Придется во время отпуска сдавать эту пресловутую «фанерную связь». Это было так некстати. Папа купил мне путевку на Кавказ в туристический лагерь и теперь все летит прахом из-за того, что на экзамене плывут ВП и Батя.

Прошло, полчаса ничего не изменилось. Два раза ко мне поднимался Володя Репкин и докладывал, что ничего не изменилось, зашел уже последний Валера Скалолазкин, а Абросимов и Орлов еще там.

И тут я решился на поступок. На поступок, в котором было грубейшее нарушение устава гарнизонной и караульной службы. За этот поступок могли отчислить от училища или в лучшем случае отправить на гауптвахту суток на десять.

Я засунул карабин под скамейку, стоявшую на посту вдоль стены, туда же засунул подсумок с запасными магазинами и быстро сбежал вниз по лестнице.

Увидевший меня Толик Синьков видимо решил, что меня уже сменили, толкнул в спину к дверям классного помещения.

— Заходи быстрее, а то — Фанера —  уже убирает билеты со стола.

Строевым шагом я промаршировал в классное помещение. Капитан 2 ранга А. действительно собирал билеты и считал. За столом сидела комиссия капитан 2 ранга А и наша классная дама — наставник нашего класса капитан 2 ранга Пекарь о чем-то беседовавший с нашим командиром роты капитаном 3 ранга Романовым.

Они с недоумением посмотрели на меня, видимо думая, что никого уже не осталось и все сдали или сдают.

В классе остались, все кто сыпались и видимо Романов и Пекарь максимально старались, как-то им помочь. Мы знали, что в вопросах сдачи экзаменов, они на нашей стороне.

Вытащив билет, я внимательно прочитал его и доложил капитану 2 ранга А, что билет номер такой-то и мне все понятно.

С его разрешения я направился готовиться к свободной доске. В билете у меня было два теоретических вопроса, несложных, но непонятных про какие-то НУПы, УПы и попенизация и один практический по настройке радиорелейной станции. С практическим вопросом мне однозначно повезло – настойка радиорелейной станции Р-401. Этот вопрос мы с Володей Репкиным изучили хорошо, и могли выполнить настройку с закрытыми глазами.

Внезапно, ко мне подошел старшина класса Толик Синьков, менявший старую тряпку на новую, и тихо шепнул на ухо:

— Частота релейной станции 62,4 мегогерца — и забрав сухую и пыльную от мела тряпку, быстро вышел.

Мне повезло, что доска, на которой я писал ответы, находилась рядом с радиорелейной станцией. Я снял микротелефонную гарнитуру и взгромоздил себе на уши. Невезение сменилось на везение. Увлеченный, мучениями Валеры Абросимова и Валеры Скалолазкина, на меня никто не обращал внимание.

В это время капитан 2 ранга Пекарь и командир роты Романов, как могли, помогали Володе Орлову и что-то шептали ему на ухо.

Я быстро настроился на переданную мне частоту и услышал родной голос Володи Репкина, настроившегося на другой станции, в другом кабинете на эту же волну:

— Записывай вопрос № 1 – и он стал диктовать мне ответ на вопрос.

Я быстро, не снимая наушников, записывал ответ на доске.

Увлекшись, я не заметил, что капитан 3 ранга Романов, подошел ко мне, взял за плечо и тихо спросил:

— Ты как?

Я мотанул головой, что мол все нормально и записывал уже второй вопрос. И он не стал мешать и отошел.

Через пять минут моя доска была полностью исписана ответами на поставленные вопросы, в которых, если честно, я не много понимал, но старался разобраться, пока было время. И разобрался. Понял суть.

— Это все! – раздался голос Володи в наушниках и тут же я почувствовал, что рядом кто-то стоит.

Я повернулся и увидел капитана 2 ранга А. Он стоял и рассматривал мои записи, сделанные наспех на доске. В кабинете уже не было ни Валеры Абросимова, ни Володи Орлова ни Валеры Скалолазкина. Я остался один и видимо экзамен уже заканчивался. По расстроенным лицам командира роты и Пекаря я почувствовал, что они они его результатами.

Я приготовился к ответу, но «Фанера» остановил меня взмахом руки и с увлечением читал мои записи.

— Ну что ж все нормально. Вопросы раскрыты – сказал он, взяв меня за локоть — все хорошо, можете все стирать. Сразу видно, что человек готовился, разбирается в вопросах. Третий вопрос настройка радиорелейной станции на частоты. Настроили?

— Сейчас товарищ капитан 2 ранга — и я быстро сбил настройки с волны Володи Репкина и стал настраивать станцию на заданную в билете частоту – я еще не успел.

Капитан 2 ранга А. внимательно наблюдал за моими действиями.

— Идите отлично – сказал, почему-то вздохнув, он после того, как я к нему повернулся и увидел, как засветились радостью лица Пекаря и Романова, а Толик Синьков, что-то быстро записал в своем списке. Преподаватель, наклонившись над столом, уже ставил последнюю оценку в экзаменационную ведомость и журнал.

Стерев все с доски, я строевым шагом направился к выходу.

— Средний балл 4,05, а так бы был три с лишним – а это плохо, четыре, лучше трех – радостно шепнул мне Толик Синьков, когда я проходил мимо – ты молодец. Вовремя тебя подменили, а то бы пришлось сдавать в академии.

Я ничего не ответив, пулей выскочил из кабинета и рысью, несмотря на расспросы ребят, бросился на свой пост искать карабин и подсумок. А вдруг украли, а вдруг заметили?

Карабин и подсумок лежали там же, где я их оставил, печать на складе была нетронутой.

— Здорово и экзамен сдал неожиданно для самого себя на отлично и с караулом не пролетел вроде. Повезло, что никто не заметил — думал я быстро надевая подсумок и услышал снизу шаги, поднимающейся наверх смены.

— Стой, кто идет? – громко спросил я по уставу, поднимая карабин с пола.

— Смена – раздался снизу голос разводящего Саши Чхеидзе.

— Разводящий ко мне, остальные на месте – скомандовал я по уставу, сжав в руках карабин.

Саша Чхеидзе поднялся на площадку, придирчиво осмотрел печать на двери склада и скомандовал мне сдавать пост.

Мы с Валерой Абросимовым, поднявшимся по команде разводящего на площадку, дружно перечислили, кто и что принимает и сдает. Как положено Валера ошибся при перечислении пожарного инвентаря

— Ящик с водой, бочка с песком – так назло всем, мы всегда путали эти наименования. Это было со второго курса, когда у склада со спецмашинами, кто-то из ребят, ошибся подобным образом.

Разводящий со старшего курса, с какой-то ненавистью посмотрел на нас с Валерой Абросимовым. И Валера тут же поправился:

— Виноват бочка с песком, ящик с водой — и тихо улыбнулся.

Курсанты есть курсанты. Разводящий скривил лицо, мотнул головой, понимая, что так дурачиться мы будем с Валерой до бесконечности и скомандовал мне покинуть пост.

Я выдохнул воздух и направился вслед за разводящим.

— Давай быстрее, сдавай карабин и беги сдавать экзамен – приказал мне Чхеидзе, уже в караульном помещении, когда я поставил свой карабин в пирамиду.

Володя Орлов недоумевающее посмотрел на меня, но слава Богу, ничего не сказал. Видимо он видел, что экзамен я уже сдал и очень удивился этому. А кто же был на посту? Его гримаса на лице и подмигнувший глаз сказали мне, что в принципе он все понял.

Я сжал зубы, улыбнулся, и ничего не сказав, о том, что все сдал, быстро вышел из караульного помещения и побежал к помещению, где сдавали экзамен.

Там уже расставляли столы, относили в другие помещения доски и радостно обсуждали результаты экзамена, кого-то поздравляли, кто-то ходил нахмурившийся.

Я спросил Валеру Скалолазкина, но он лишь в расстройстве махнул рукой и куда-то пошел, доставая сигареты.

Володя Репкин пожал мне руку и улыбаясь, прошептал на ухо:

— С тебя сорокодверка с пивом и закуськой.

И я радостно кивнул головой, мне было чему радоваться. Выждав некоторое время, я вернулся в караульное помещение и сказал Чхеидзе, что все сдал.

— Прощай «фанера», прощай «фанерная связь»  — шепнул мне на ухо Володя Орлов и пожал мне руку. Он умудрился получить тройку.

Все хорошо, что хорошо кончается, а могло кончиться все иначе, задержись я на экзамене минут на пятнадцать. Холодок пробежал по груди, когда я представил, чтобы меня ожидало, если бы смена пришла раньше, а я бы был еще на экзамене или если бы разводящему пришла в голову идея проверить несение мной службы по телефону.

Ужас! Слава Богу, что есть небольшое везение и надежные друзья, которые в трудный момент придут на помощь.

А «фанерная связь» все же в службе пригодилась. Пришлось изучать ее самостоятельно.