Она имела идеальные формы. Обводы её были безупречны. Её серебристый наряд не оставлял шансов никому из её заграничных подруг. Они были пигмеями рядом с российской красавицей. Она была стремительна и прекрасна. Когда она исполняла свой выход, гром заполнял пространство, и из феерии пламенного облака вылетало серебристое совершенство.
Её нельзя было не любить. Ей невозможно было не восхищаться. Но её никто не видел, и только на короткое время она являла миру своё совершенство и исчезала, оставив за собой шлейф надежд и сомнений. Она растворялась в атмосфере, пропадала за горизонтом в громе рождения, оставив только обгоревшее пятно на палубе и газоотбойниках, и исчезающий в воздухе синий бриллиантовый форс.
Эту красавицу звали «П-…». Она была крылатой противокорабельной ракетой. Она – сверхзвуковая и неотвратимая, как судьба, – убийца авианосцев.
Её срок долго не наступал. И месяцами она томилась в пусковых контейнерах, вдали от глаз, от обслуги, в коконе постоянной температуры и влажности, скрывая свою безупречность. Её аккумуляторы постоянно подзаряжались, давление в системах поддерживалось в допустимых параметрах, уровень топлива контролировался, температура обеспечивала её безотказность. Её холили, не дотрагиваясь до её совершенного тела.
Грозная одинокая смертельная красота. Высшая форма целесообразности. Она, молча, переносила качку и удары штормовых волн. Она умела терпеть. Она ждала, ждала бесконечно, пока чужая воля неведомого ей властелина, бросит её, такую прекрасную, такую совершенную, такую интеллектуальную в её единственное путешествие над морской пучиной. Тогда она, явив нескольким зрителям своё совершенство, превратится в синюю точку и полетит, полетит в свой последний смертельный полёт.
И этот полёт замкнётся внезапно и коротко для её избранника – большого чужого корабля с незнающим своей судьбы, но томящимся в страхе экипажем. Но экипаж знает, и это постоянно тревожит его, что у восточных берегов Японского моря живут неотвратимые, как Немезиды, как Фатум русские морские красавицы.
Но и она, летя к избранной цели, тоже не будет знать свою судьбу, но она уже ничего не сможет изменить, после того, как её система наведения захватит цель.
И её во время короткого полёта тоже будет терзать сомнение: исполнит ли она свой долг, вопьётся ли стремительной головной частью в борт или надстройку избранника? Сработает ли цепь детонации? А главное – долетит ли, прорвётся ли сквозь завесы артиллерийского и ракетного огня? Сольются ли они с выбранной ей целью в огненном экстазе, в последней вспышке страсти и смерти? Как она этого желала!
Да, да, враги ждут её появления из-за горизонта. Ищут её, заполняя радарными импульсами пространство. Сотни людей не спят ночами, отыскивая на индикаторах голубую, оранжевую или синюю стремительную точку с наиболее вероятных пеленгов.
…
Мы долго, недели две, пожалуй, очищали полигон. Сотни километров морской глади и воздушного пространства над ней должны быть очищены от рыбаков, моряков и самолётов.
Японские кавасаки и китайские морские джонки, сейнеры и мрт безжалостно вытеснялись из закрытой для плавания акватории. Прочь оттуда, где живет крылатая смерть!
И вот, наконец, полигон готов. Потом ждали погоды: море не более … баллов. Видимость, скорость ветра: всё имело значение.
Стрелял наш авианосец. На него сел штаб опэск, представители промышленности и направленцы штаба ТОФ. Киностудия министерства обороны прислала группу, которая вторую неделю терпеливо ждала и питалась в кают-компании офицеров во вторую очередь.
И день настал. На площадке под ходовым киношники поставили треноги и аппаратуру. Разместились в отличной видимости пусковой, на свежем набегающем потоке. Им было нужно, как можно дольше держать в поле зрения ракету.
«Ленинград» лёг на боевой курс. На ходовом не протолкнуться.
Командир скомандовал:
-Стрельбу ракетой «П-…» разрешаю.
Открылись обе крышки контейнера пусковой установки.
-Пуск!
Страшный внезапный грохот. Облако чёрного порохового дыма от стартовых ускорителей. Чёрные куски несгоревшего топлива ударили по стеклам ходового. А лететь им было метров 50!
От киношников не осталось и следа. Только сброшенные ударной волной треноги и аппаратура на площадке: не рассчитали ребята.
Но серебряная стрела уже вонзилась в пространство, вот раскрылись её маленькие изящные и совершенные крылышки.
-Ура! Я лечу, лечу, прощайте, смотрите и запоминайте меня! Я улетаю из темницы из комфортной тюрьмы от вас навсегда. Прощайте, прощайте!
-Нет, это мы летим вместе с тобой!
И десятки глаз провожали её в такой долгожданный для них полёт.
Заработал маршевый двигатель, и синяя точка сопла облегчала слежение за легко теряющейся в небе птицей.
-Всё, пошла, пошла!- кричали в восторге и адмиралы и матросы.
Отлетев чуть больше мили и на высоте примерно с сотню метров, красавица показала свой нрав: она внезапно резко изменила траекторию, задрала головную часть и решила лететь вертикально.
Но красавица летать в зенит не умела, и совсем не туда направлял её гений создателя.
И эти создатели, торчащие вместе со всеми на ходовом, были удивлены и поражены выкинутым фортелем, вдруг мгновенно ставшей непослушной, выпущенной на свободу, на бал, на подиум, любимой девочкой.
Ракета зависла на миг, качнулась, отклоняясь от вертикали, и рухнула в море, безвольно стремясь в пучину.
Умирающий со сломанными крыльями лебедь!
-Кто-то на ходовом, не выдержав, выматерился в полной безнадёге.
Надежды на премии, может быть, ордена и повышения накрылись волнами осеннего Японского моря. Гробовое молчанье. Сколько надежд похоронено этим коротким падением!
Гибель ракеты, когда так всё хорошо шло! Сколько трудов, сколько сил, сколько блин…! Но море уже скрыло непослушное совершенство.
-Отбой ракетных стрельб! — скомандовал комэск.
-Силам действовать согласно плана.
…
Такие ситуации всегда воспринимаются тяжело. Всеми.
Начались разборки полётов. И никто не хотел быть крайним. Но их-то, когда надо, находили всегда. А куда они денутся?
И чего долго искать? Не у врагов же. Наш долбозвездизм не отменял никто. Он — пострашнее любого врага, и даже – целого соединения супостатов. Искали у своих умельцев: вот они всем составом растащены по кабинетам. Ни один не ушел. Куда там: на техпозиции изделие к пуску готовил строго ограниченный круг народных умельцев. Творческий коллектив.
-Все были проинструктированы и расписались ? — тихо вопрошали контрразведчики.
-Это Ваша подпись? И в какое положение Вы поставили переключатель.
-Я по инструкции ставил!
-А Вы Сивоплясова?
-Я всегда – только по инструкции, что в первый раз ? — крутилась на стуле Сивоплясова.
-Каждый отвечал за свой узел или систему, или устройство? — искали виноватого ребята из артуправы.
-Товарищ капитан, кого Вы поставили на проведение регламента, Сивоплясову? Эту …..? Она не тем местом регламент делает!
-Товарищ командир, другой нет?
-Этот долбанный высотомер никто другой не проверит, а только …. Сивоплясова? Да ты до пенсии у меня в капитанах ходить будешь. Или Петров вместо себя Малышева поставил, а сам в дембельский сон ударися? Чья подпись в журнале?
-Его, Петрова. Но бесполезно, товарищ командир: он не признается.
-Мне на его признание, когда … подкрался незаметно! Петрова уволить к Новому году. Отправить на свинарник. Пусть в говне к дембелю готовится. А в самоход убежит – посажу!
В итоге оказалось, что матрос Петров (или Малышев, какая разница!) поставил барический высотомер на 100м, а инженер Сивоплясова – радиовысотомер на 400м. Почему, никто не знает. Но все расписались.
Ракета, не отдала предпочтения никому. Она обиделась и покончила с собой в пучинах Японского моря. Как самурай.
Что было с народными умельцами, не знаю. Но труд тысяч людей, нервы, колоссальные материальные средства, финансы, время, наконец, были брошены коту под хвост неверным поворотом указателя простым разгильдяем, который не имел никакого злого умысла. Просто – пиздрон!
Что делать? А толку, если даже «кто виноват?» известен. Давайте его в назиданье расстреляем. И напишем несколько приказов о наказании и создадим дополнительную инструкцию к инструкции.
Думаете, следующий долбозвон вспомнит о приказе, прочитает инструкцию и обязательно повернёт указатель в нужное положение? Может быть, он испугается расстрела? Ну не его же расстреливали и не публично: запрещено.
Хочется верить в хорошее, но чем больше живу, тем крепче помню, что долбозвездизм на флоте неистребим!
Такая наша российская жизнь. Но всё же хочется считать, что она прекрасна.
Ведь как она, наша девочка, стремилась к цели из мрака заточения и бури огня! Это мгновение живёт в памяти, и я отбрасываю сломанные крылья и мёртвое паденье, а вспоминаю – только победный полёт.
Калининград
23 февраля 2012г.