Черкашин Н. Последний гардемарин Российского флота

С последним гардемарином Морского корпуса Борисом Борисовичем Лобач-Жученко я познакомился задолго до нашего личного общения. Дело в том, что с незапамятных времен Борис Борисович, или БэБэ, как называли его друзья, стал героем веселой повести «Арсен Люпен», написанной его одноклассником Сергеем Колбасьевым. Выведенный как главный возмутитель спокойствия корпусного начальства гардемарин Лобачевский, БеБэ таким и оставался всю свою долгую жизнь.

Первую мировую он застал, будучи кадетом Морского Корпуса, и, строго говоря, не может считаться ее участником. Но став гардемарином, приняв присягу, он служил в вооруженных силах России в военное время. — В бытность мою гардемарином, — балагурил Борис Борисович, — я имел свой личный номер «42», считал его счастливым и запомнил на всю жизнь. И если мне на том свете придется предстать перед апостолом Петром, я, наверное, закончу свой рапорт словами: «Докладывал новопреставленный Борис Лобач-Жученко, номер сорок два!»Однажды он сказал мне: «Коля, самая главная ошибка моей жизни это то, что я решил, что 60 лет – это старость». Он был ровесником века. У него было много разных званий и величаний: подполковник (морская авиация) в отставке, заслуженный мастер спорта (по парусу), основатель московского яхт-клуба «Водник», согерой повести Сергея Колбасьева «Арсен Люпен», командор Клуба веселых капитанов… Но главное звание, которое он всю жизнь нес с гордостью и честью, — гардемарин Морского корпуса. Сухощавый, подтянутый, с блестящим чувством юмора и озорным — люпеновским — нравом, он не производил впечатления старика, живого реликта, хотя, конечно же, ему давно уже некому было сказать: «А помнишь?..» Оставшись без сверстников и современников, он умел быть ровесником тех, кто годился ему в правнуки. Он не носил халатов и пижам, придерживаясь старого корабельного правила — офицера из каюты в любой момент могут вызвать и тот должен быть всегда одет по форме.

С горьким юмором он называл себя — «из ленинского выпуска». Зимой 1918 года корпус закрыли, и юноши, решившие посвятить жизнь флоту, были предоставлены самим себе и произволу судьбы. Борис Лобач-Жученко не пропал и не сгинул. Он много раз обманывал смерть. Она подкарауливала его с восемнадцати лет — с октябрьских боев в Москве, с первого ареста в ЧК. Судьба хранила его и на фронтах гражданской войны, и в боях Великой Отечественной. Обо всем пережитом он рассказал в книге «Записки последнего гардемарина». Я помог ему издать его не очень объемные, но весьма содержательные мемуары. Мне же пришлось писать некролог, посвященный его памяти.Он казался бессмертным…

В тот год я, как всегда ждал открытку с приглашением на очередной сбор Клуба Веселых Капитанов, где в кругу многочисленных друзей-яхтсменов мы должны были отметить 96-летие бессменного за последние сорок лет командора — Бориса Борисовича Лобача-Жученко. И вдруг телефонный звонок с приглашением проститься навсегда. Умер последний гардемарин Русского флота. Это печальное событие ставит точку в дореволюционной истории старейшего и славнейшего учебного заведения России. Гардемарин второй роты Морского корпуса был воистину последним из могикан… — Я один из тех, кто видел комету Галлея дважды, — говаривал он в кругу друзей, — и xopoшo ее запомнил, когда в 1914 году глазел на звездное небо с площади перед таможней в Кронштадте. Было много разговоров, но не только о том, что комета своим хвостом сметет с Земли все живое, сколько о плохом предзнаменовании — к войне. Говорили, что следующий ее визит — через 76 лет, но это казалось настолько далеким, что и не думалось о встрече. В 1990 году комета Галлея прошла сравнительно близко от Земли, всего в 22,5 миллиона километров.

Раз в месяц в его крохотную квартирку в Текстильщиках набивались по две дюжины гостей — бывших и действующих яхтенных капитанов, ветеранов парусного спорта, моряков, путешественников. И каждому находилось и место, и чарка, и слово. «Тихая жизнь,— писал хозяин дома в своих «Записках», — без взволнованности, без страдания… расслабляет». В этом смысле он не расслаблялся никогда.Трудно поверить, но еще нынешним летом он выходил в «море» — на просторы Пироговского водохранилища — держа в руках румпель яхтенного руля. Он и умер-то невзначай — сразу же после телевизионной записи беседы, посвященной 300-летию Российского флота.

Он оставил все, что мудрецы завещали оставлять на земле человеку, — детей, посаженные деревья и написанные книги. Перу Бориса Борисовича принадлежит несколько литературоведческих книг, посвященных творчеству своей бабки — замечательной украинской писательницы Марко Вовчок.- Однажды, когда ему было 80, он долго уговаривал меня сходить с ним старпомом в кругосветку. На яхте! – Вспоминал Виктор Конецкий.Он родился в Порт-Артуре задолго до его обороны.

Он умер в Москве незадолго до скончания века. В день похорон Лобача-Жученко на всех яхтах московских клубов были приспущены флаги.