3.
В мичманскую кают-компанию, или старшинскую, где вместе с семью койками сотоварищей находилось и его, марфинское, подвесное ложе, Костя почти не заходил. Глыба ещё не прожитого походного времени давила в унылой тишине старшинской с особой силой. Здесь почти не разговаривали, обменивались односложными репликами лишь за общей трапезой. Мичманы, сломавшие не одну автономку, зная, как осточертеют они друг другу к концу похода, избегали пока слишком тесного общения, пытаясь оттянуть хотя бы на месяц неизбежные свары, склоки и прочие проявления того, что называется на научном языке признаками психологической несовместимости. Даже добродушный «трюмач» Ых — Степан Трофимыч Лесных — и тот поостыл к Косте, даром что распевали вместе «Вологду-гду»; сидел в своём закутке и мастерил из эбонита модельку лодки. Один лишь штурманский электрик Фролов приставал ко всем с праздными разговорами. Человек начитанный и острый на язык, он почему-то сразу невзлюбил Марфина, а заодно и его кулинарную продукцию.
— Рагу отдай врагу, враг с горя околеет, — упражнялся Фролов в остроумии за столом — за завтраком, обедами ужином. Щи — сернокислотные… Суп а-ля гастрит…
Шут с ними, с подначками. Костя человек не гордый. Но ехидный электрик дознался, что Костина жена осталась под одной крышей с соседом-лейтенантом, и принялся изводить кока нарочно подобранными песенками.
— «В нашем доме поселился замечательный сосед…» — мурлыкал Фролов, поглядывая на Костю, и, не допев одну, начинал другую: — «Я от солнышка сыночка родила…» «С любовью справлюсь я одна, а ты плыви за бонами…»
Марфин бледнел, уходил в кормовой отсек и там долго и тщательно вострил на электроточиле топорик для разделки мяса. За какую-нибудь неделю он сточил его до самого обуха, чем навлек на свою голову гнев помощника командира:
— Где я тебе в океане другой возьму?! Лом с ушами!
Самое досадное, что никто за Костю не заступался. Даже боцман — старший мичман Белохатко, которому на правах первенствующего лица в мичманской кают-компании ничего не стоило осадить остряка, хранил безразличное молчание.
Это Фролов придумал коку прозвище Марфа — зеленые щи, а когда Костя проговорился, что на флот его потянуло за длинным рублем, — дал и вовсе несносную кличку — Ландскнехт. Что такое ландскнехт — Марфин не знал, но ему хорошо было известно, что «кнехтами» зовут нерасторопных матросов, добавляя ещё при этом: «кнехт с ушами».
Выбрав время, Марфин отправился во второй отсек к замполиту. Он любил общаться с замполитом, потому что это был единственный человек на корабле, а может быть, и в целом свете, который называл Костю на «вы».
Постучал в дверцу замовской каюты:
— Прошуршения! — вежливо прошуршал Костя, что должно было означать «прошу разрешения».
— Да-да. Входите. Это вы, Марфин?
— Так точно, тарьщкапнант! — Костя ещё со срочной службы усвоил флотскую скороговорку и щеголял ею там, где могли поверить, что он вправду бывалый моряк. — Ршите словарик иностранных слов.
— Словарь у доктора. Что вы хотели узнать?
— Что такое ландскнехт?
— Ландскнехт? В Германии называли так наемных воинов. Ландскнехт — наемник.
— Спасибо, товарищ капитан-лейтенант!
Костя покраснел от обиды.
Ландскнехта Марфин пережил. Но Фролов, смеха ради, чуть было не поссорил его с замполитом. Как-то после вахты штурманский электрик заглянул к Башилову.
— Товарищ капитан-лейтенант, вы за Марфиным присмотрите. Похоже, бежать в иностранном порту задумал. Бумажку с планом в записной книжке носит. Даже на ночь не расстается — под подушку прячет. Его коечка как раз над моей…
После ужина замполит собрал всех мичманов на беседу о бдительности. Вместо заключения он сухо откашлялся и сказал:
— Товарищи, поступил сигнал, что не все соблюдают правила обращения с секретными документами. Делаются выписки в негрифованные блокноты. Попрошу предъявить записные книжки!
У мичмана Марфина Башилов взял книжку первым, полистал, извлек бумажку с планом большого арабского города и цветными стрелками:
— Что это такое?
Марфин зарделся так, будто только что отстоял вахту над пылающей плитой. Христом-богом клялся, что собирался отыскать в городе лавку с самым дешевым мохером, и ничего больше! Мичман Ых подтвердил марфинскую клятву, он же сам и растолковывал Косте, как пройти к этой лавчонке в лабиринте города-базара. Недоразумение, к всеобщей потехе, уладилось. Но Фролов с того случая наградил Костю новым прозвищем — Мохер.