Похищение чужого имущества — признается преступлением в России по УК РФ статья 158. Охватывает посягательство на любую форму собственности, не принадлежащей лицу, осуществившему незаконное присвоение.
В гостиницу Антон возвращался на такси после двадцати двух часов. В холле гостиницы Антона в больших кожаных креслах ожидали Жан и Геральд Францевич.
Геральд Францевич нервно курил сигарету. Увидев Антона, они оба вскочили на ноги. Геральд Францевич погасил сигарету и направился навстречу к Антону. Жан держался сзади.
— Где же вы пропадали Антон Сергеевич? Мы тут с ног сбились.
Антон понимал. Что если скажет, что с кем-то встречался, это может вызвать подозрение и расспросы. И потом Жан здесь – значит, произошло что-то экстраординарное.
— А почему телефон ваш не отвечал?
— Да утром очень спешили и не зарядил. Сейчас поставлю на зарядку.
Жан только покачал головой и как бы никому сказал:
— Когда, выполняешь такую ответственную работу, можешь забыть надеть штаны, трусы, рубашку, а вот телефон будь добр, иметь заряженным и готовым к использованию.
Антон пожал плечами и лишь виновато улыбнулся.
— Где же вы были Антон Сергеевич? – продолжал настаивать Геральд Францевич.
— Не поверите – сказал Антон, забирая на ресепшн ключи от номера – зашел в Эрмитаж и забылся, загулялся засмотрелся. там есть что посмотреть. Хотел проверить, правда или нет, что а Эрмитаже не осталось подлинников, а одни лишь копии.
— А чего тут проверять – спросил, усмехнувшись Жан – меня спроси. Вон в доме Аркадия Семеновича висят подлинники и из Эрмитажа и из Русского музея и даже из Третьяковки. А во Франции там такое, что даже страшно сказать. И у других друзей Аркадия Семеновича тоже не копии. И никто до сих пор шума в стране не поднял. Народ сжует и копии, зачем ему оригиналы, чтобы пропить и продать? Для чего музеям дается понедельник, как выходной? А потому, что там работают в это день лучшие в стране копиисты и рисуют самые ценные картины, делают копии.
Антон пошел наверх по деревянной лестнице, а Гарольд Францевич, пропустив вперед Жана, стал подниматься за ними.
В номере Антон, сбросил куртку на диван и устало сел в кресло. Жестом предложил садиться Жану и Гарольду Францевичу. Те тоже сели в кресло, а Жан достал из холодильника холодную воду и открыв ее разлил по трем стаканам, стоявшим на столе. Шипучая вода пролилась при открывании немного на пол.
— Антон, так Эрмитаж работает до восемнадцати или девятнадцати, по-моему. А сейчас уже десять – сказал он с недоумением, посмотрев на часы.
— Потом гулял по Дворцовой площади, по Невскому проспекту. Посидел в Александровском саду, потом в Екатерининском. Познакомился с одним интересным художником. Рисует миниатюры маленькие церкви, размером с ладонь.
Жан внезапно заинтересовался:
— А как фамилия?
— Я не спрашивал. Зовут Владимир.
Жан скривил губы:
— Здесь есть один художник. Работы его ценятся за границей на вес золота. Я бы хотел его увидеть.
— Сходите в Екатерининский сад и спросите Владимира. А так Жан зачем приехали, тем более так срочно?
— Задание больно срочное и щекотливое. Аркадий Семенович направил меня. Тебя могут задержать, а возьму документы и сразу в Москву. Аркадий Семенович сказал сделать так.
— А с допуском тебя нормально?
— Нет, я туда не полезу. Там будешь работать ты. А я тебя встречу, заберу документы, на самолет и в Москву сразу. А завтра ты прав, пойду схожу в Катькин садик, поищу этого вундеркинда. А вдруг повезет. На нем такие деньги можно сделать, если бы ты только знал.
— А где ты Жан остановишься?
Жан потянулся, улыбнулся и потом сказал:
— Ты же не против, разделить свои апартаменты со мной?
— А что номеров нет в гостинице? – спросил Антон.
— Номера есть, но я очень хочу с тобой.
— Давай я тебе Жан уступлю этот номер, а сам найду, где переночевать.
— Щас Антон. Аркадий Семенович приказал тебя носить на руках, как фарфоровую вазу эпохи Мин.
— И что из-за этого мне надо делить со тобой свою постель? Я сплю только с женой, а с мужиками не желаю.
— Ну не только с женой допустим – тон Жана был вальяжным.
Геральд Францевич слушал их препирания и ничего не понимал:
— Жан Григорьевич, а может я пойду?
— Нет погоди Геральд. Я пожалуй пойду с тобой, раз здесь мне не рады. Ты меня подбросишь в один клубец.
— А ночевать где будете Жан Григорьевич. Может у меня?
Жан встал, шлепнул Геральда по губам и сказал:
— А ты шалунишка Геральд. Но я найду где мне переночевать. Вот что милый брось меня до клуба на Петроградской.
— Это гейклуб? – ахнул Геральд Францевич.
— О, а ты оказывается в курсах. Не думал. Но я скажу тебе сам, к какому мне клубу.
Он потянулся, подошел к Антоше:
— Антуан ты еще пожалеешь, что отказался от ночи со мной. Завтра в десять созваниваемся. И заряди телефон, а то Аркадий Семенович нервничает.
Он протянул руку, как для поцелуя.
Антон пожал эту расслабленную, поданную вверх руку.
Геральд тоже чуть пожал руку Антону, своей потной почему-то рукой и тихо сказал:
— Завтра в семь тридцать Савелий Николаевич будет у вас с машиной.
Антон кивнул Геральду Францевичу
Дверь за ними закрылась, и Антон вздохнул свободно.
— Вроде первый тайм уже отыграли. Завтра еще более трудный день.
Он принял душ. Вытерся. Поставил на зарядку телефон. Немного подумал, накинул белый халат на спортивный костюм и пошел вниз на ресепшн.
Он хотел позвонить Гиоеву, но увидев внизу в холле, давешнего мужика из метро и сразу передумал звонить.
Девушка на ресепшн приветливо встала:
— Что желаете Антон Сергеевич? Может у вас есть особые желания?
Она игриво улыбнулась.
— Хотел на ночь свежих газет почитать. У вас есть? – смутился Антон.
После Шангри ла ему казалось, что во всех гостиницах, так же как и там предлагают мальчиков или девочек по желанию.
— Вот возьмите очень интересная газета «Час пик» называется. Не пожалеете.
Антон взял газету и не глядя на парня в кресле, укрывшегося газетой, не спеша стал подниматься по лестнице.
— Если что звоните мы выполним любые ваши просьбы. Любые.
Антон ее не слушал и быстро пошел наверх. В номере он сел в кресло и задумался:
— Интересно на кого работает этот парень? На Ольшанского или кого другого? А может китайцы?
Не найдя ответа Антон залез в холодную от свежего белья постель, закрыл глаза и почти сразу заснул.
Утром Василий Васильевич, как всегда к девяти часам подъехал на трамвае к работу в ЦКБ. Обратил внимание, что импровизированный столика Шереметьевского, занят какой-то женщиной, продававшей какие-то польские шампуни в больших разноцветных бутылках.
— А где Михаил Петрович? – спросил вежливо Василий Васильевич.
— Не знаю и знать не хочу – последовал ответ.
— А если он придет? – продолжал настаивать Василий Васильевич.
— Не придет. Меня сюда торговать сам Мунштук поставил. А где ваш Михаил Петрович я не знаю и знать не хочу. Теперь это мое место. Берите шампунь. Помогает от перхоти.
Василий Васильевич задумался и пошел в сторону от ЦКБ.
— Жаль, что не взял у Шереметьевского телефон – думал он – а может ему плохо, заболел? Или что еще.
У входа в ЦКБ его ждал Антон с коричневым дипломатом в руке и ноутбуком через плечо.
Василий Васильевич хотел поздороваться, но увидев предупреждающий взгляд отказался.
И действительно к Антону подошел в желтых брюках и красной куртке.
— Что за клоун с Антоном непонятно? – подумал Василий Васильевич, но прошел мимо, даже не поздоровавшись с Антоном, а лишь кивнув охраннику.
С утра зашел к Виталию Казимировичу.
Там его ждал чем-то встревоженный Зюзин:
— Василий Васильевич – он немного замялся, пожевал губами и продолжил – мне позвонили из главного штаба ВМФ и сказали, что к нам приедет заниматься вашей тематикой – он достал из кармана записку – ммммм эээээ господин Антон Сергеевич Ершов. Это плохо, что нам не доверяют. Но, если он отберет какие работы, нам необходимо сделать копии. Я сейчас инструктирую Виталия Казимировича, чтобы он оказал вам содействие.
Виталий Казимирович кивнул головой.
— Это очень важно для нас сказал Алишер Мухмудович. И я ему доверяю. В общем, окончательное слово за мной, что давать им, что не давать – он опять замялся и потом все же продолжил – все что отберет Антон Сергеевич сначала доложить мне. Потом мы сделаем копии и только потом передадим ему.
— А разве можно передавать на руки какого-либо лица грифованую информацию?
— Мне даны такие указания сверху и он показал указательным пальцем на верх.
Василий Васильевич волей или неволей посмотрели на потолок.
— В общем, вы меня поняли Василий Васильевич – Зюзин пожал им руки и хотел уйти.
Василий Васильевич задержал его руку:
— Ефим Аркадьевич. Работа наша конфиденциальная я понимаю. Поэтому прошу выделить Антону Сергеевичу отдельную комнату, разрешить работать с документами там, а не в первом отделе, а я буду смотреть за этим делом и Антоном Сергеевичем, если надо и вечером доложу вам результаты.
— Да, да именно так я и хотел сказать. Виталий Казимирович, распорядитесь выделить отдельную комнату со столами и прикрепить к Василию Васильевичу машинистку из первого отдела, которая будет работать по его приказаниям – с этим словами он высвободил руку и направился к дверям.
— Все сделаем – улыбнулся Виталий Казимирович.
Дверь за Зюзиным захлопнулась.
— Ловко вы его взяли за руку Василий Васильевич – Бурак-Витвицкий усмехнулся — сразу видно флотская косточка. Все выбили, то, что необходимо. Так сказать взяли быка за рога – и он опять хихикнул. Пойдемте оформлять ваш кабинет, номер его будет 214.
Кабинет был просторным. Он находился рядом с первым отделом. В нем стояли три стола, шкаф и большой кульман с приколотым листом.
— Убрать – спросил Виталий Казимирович.
— Да не надо. Не мешает.
Солнце светило в окно и Василий Васильевич немного сощурился. Он подошел к окну посмотрел и сказал.
— Шторки бы сюда повесить.
Сейчас скомандую. Сделаем. Снимем с пустующего кабинета.
— Тогда спасибо – Василий Васильевич улыбнулся.
Через минут пять, пришли два молчаливые работяги в лестницей и шторами.
— Это ээээээ ну мы сейчас повесим, если вы не против?
— Конечно, вешайте – ответил Василий Васильевич, подходя к столу – солнце светит, мешает работать.
Он обратил внимание, что в вырезе рубашки одного из работяг с большими усами синеют полоски тельняшки.
— Уважаемый, не знаю как вас по имени отчеству.
— Можно просто Кузьмич. Что-то надо еще?
— Нет. Хотел спросить. Вы на флоте служили?
— Да на Северном флоте – с гордостью сказал Кузьмич – на гвардейском авианосце «Азов».
— Вот здорово, а я на «Бресте» служил.
— О, как здорово — обрадовался усач – сразу видно наша флотская косточка. А в какой БЧ?
— Я был командиром БЧ-7.
— А я в БЧ-3 служил – сообщил Кузьмич.
— Кузьмич хватит болтать. Давай шторы вешать – сказал второй работяга.
— Это танкист бывший. Разве он поймет флотского человека? – начал оправдываться Кузьмич. Мы это быстро повесим. Если что надо мы своим людям все сделаем – и он подмигнул Василию Васильевичу.
Когда Василий Васильевич зашел в первый отдел, там шла работа полным ходом.
Варданян встал и пожал руку Василию Васильевичу:
— У нас все, кроме Мишкиной. У нее болеет дочь. Я вам говорил вчера.
— Да, да вы сказали, что ей будет замена?
— Пока, к сожалению нет. Но как только я вам доложу.
Василий Васильевич кивнул головой:
— Мне выделили для работы 214 кабинет. Пожалуйста, пришлите мне туда Вережковского Михаила Петровича – Василий Васильевич улыбнулся – к нам приедет товарищ из Москвы и его интересуют работы по его части.
Ему было приятно, что он сразу запомнил своих сотрудников по фамилиям именам и отчествам.
— Сейчас – ответил Варданян и уже обращаясь к худощавому черноволосому человеку в белом свитере – Михал Петрович. Вас председатель нашей комиссии Василий Васильевич вызывает к себе в кабинет 214.
Вережковский, встал собрал документы, положил в сейф, опечатал его и сказал Василий Васильевичу:
— Я готов.
— Минутку Михаил Петрович – замялся Василий Васильевич – мне еще нужна машинистка из первого отдела. Зюзин распорядился к нам прикрепить.
— Сейчас решу с начальником первого отдела. Она придет к вам.
В своем кабинете Василий Васильевич улыбнулся почесал за ухом и сказал Вережковскому:
— Михаил Петрович. Вы же корпусник? Специалист?
— Да. Закончил Харьковский институт стали и сплавов, потом работал на Черноморском судостроительном заводе в КБ начальником корпусного отдела. После распада СССР перебрались на родину жены. Теперь здесь работаю.
— Да? А я строился на «Бресте» именно на Черноморском судостроительном заводе.
— Мы вас строили и провожали – мечтательно сказал Вережковский – помню, как вы в марте уходили по Бугу. Малярши не успевали с покраской и наш весь отдел, всех кандидатов и докторов бросили на покраску. Я со своими научными сотрудниками и девочками красил вентиляторные на второй палубе – он улыбнулся, видимо это вспоминая.
— Да, так вот уважаемый Михаил Петрович нам есть, что вспомнить – замялся немного Василий Васильевич – но мне сегодня нужны все работы по корпусной броне, имеющиеся у нас.
— Разработки «Кольчуга», «Панцирь», «Щит»? Вы корпусник? Кораблестроитель?
— Нет я РТСовец. Я не знаю, как они называются ваши работы. Скажите, пусть мне принесут эти работы. Они потребуются товарищу, который приехал из Москвы по этому поводу.
— Там еще есть самая перспективная, которую еще не ставили нигде «Броня» называется – вдруг сказал Вережковский.
— Тогда и ее – сказал Василий Васильевич – а вы что с ней работали?
— «Панцырь» поставили опытно для опробования на «Смоленске». И еще на «Александр Невский» поставили. Она хорошо себя зарекомендовала. Но «Невский» порезали. Продали на металл. И сейчас наша броня неизвестно где всплывет. А вот «Панцырь» называется 10ХСРМ – вздохнул, видимо что-то вспоминая Михаил Петрович – кстати, моя разработка. Вернее моего отдела, которым я руководил. Но я тоже принял личное участие в этой разработке. Мы выиграли конкурс и получили за это даже ленинскую премию. Хорошие времена были.
— Потом, когда будет время повспоминаем. А пока идите, готовьте документы. Я жду товарища из Москвы – вздохнул Василий Васильевич.
Сразу, после ухода Вережковского в кабинет к Василию Васильевичу зашла высокая, роста метр восемьдесят минимум плотная блондинка. Ее пышные формы били в глаза.
— Василий Васильевич, меня зовут Наталья Павловна Хренова — радостно с улыбкой сказала она — я машинистка и меня прикомандировали к вам. Будем работать вместе. Все что вы скажите, буду делать.
— Так ли все? – внезапно покраснев, спросил Василий Васильевич.
Она прищурила свои зеленые глаза и улыбаясь внезапно ответила:
— Все, что вы скажите — сделаю. Без всяких отказов и отговорок. Я женщина свободная и могу делать, все что мне и вам захочется – и она руками поправила руками свои пышные формы.
— Хорошо Наталья Павловна. Я Василий Васильевич Муравьев – смутившись, вздохнул Василий Васильевич – вы меня не так поняли наверно, я очень рад, что мы будем работать вместе. Но просьб, не касающихся нашей работы, у меня не будет. А пока идите к себе, а я если надо будет, приглашу вас.
— А жаль — сказала она, вздохнув – я слышала, что вы служили во флоте офицером. А флотские, я знаю ребята аховые, не то, что эти ученые — доценты с кандидатами. А я думала и надеялась, что вы меня к себе сюда посадите с собой. Мы могли бы здесь – она игриво улыбнулась.
— Не могли бы. Я человек не свободный, а женатый. А сесть сюда -это хорошая идея. Но скорее всего, когда будет работа, мы вас пригласим сюда.
— А что вы разве не один разве здесь будете сидеть?
— Нет, этот кабинет нам дали на двоих с московским товарищем. Он пока не пришел — Василий Васильевич вытер выступивший пот на лбу
— Тогда я пойду пока и буду ждать ваших любых приказаний.
Василий Васильевич уже проклял себя, что так неудачно сказал. Он имел ввиду совсем другое, чем видимо имеет ввиду она. А она его хорошо проучила, чтобы он следил впредь з своими словами – он представив себе, что может быть, усмехнулся.
— А на кораблях о таком мечтали – подумал он.
Весь день они с Антоном Ершовым, приведенным в кабинет Зюзиным, работали с документами. Формулы, формулы, формулы, какие-то непонятные описания различных видов сталей. К концу дня действительно появилась ясность, а что делать. Надо две копии «Панциря» для себя. Сделать начало оригинала «Панциря» с вложением основной части от «Щита» для Ольшанского и копию этого же «субпродукта» для Зюзина.
— А может, посоветуемся с Вережковским. Он все же доктор наук и разработчик этого «Панциря» — предложил Василий Васильевич.
— Да без специалиста не разобраться пожалуй. Как сделать так, что бы было правдоподобным.
Вережковский внимательно выслушал их.
— Малинина я знаю. Он работал в моем отделе. Что сказать? Кому вы отдадите секрет моей брони?
— Никому — порывисто сказал Антон – мы ее спрячем от посторонних глаз до того времени, пока в нашей стране не установиться нормальная власть. И тогда мы дадим вам возможность ее преподнести стране, когда она будет востребована.
— Хмммммм – промычал Вережковский – а я признаюсь вам, копирую кое-что. И уже изменил в документе основную формулу, чтобы эту броню невозможно было произвести. Вы думаете я не понимаю, что за этой формулой будут охотиться и американцы и китайцы и все кто занимается постройкой военных кораблей. Этот экземпляр, который у вас единственный остался – он кивнул головой на папки – но он не совсем правильный. Там изменено несколько формул, а без них броню не сделаешь.
— Так, что если бы мы взяли эти документы, то они были бесполезны.
Вережковский потянулся на стуле, улыбнулся и сказал:
— Да бесполезные.
— О как? — протянул Антон – значит именно эти документы, я и отвезу Ольшанскому.
— И именно с них, ничего не переделывая, мы снимем копии для Зюзина?
— Да так и надо делать – сказал Вережковский – а я составлю документ для вас и будущего нашей страны. Настоящий документ с настоящими формулами.
— Решено – сказал Антон – ваши руки товарищи.
И они скрестили над столом три руки.
— Михаил Петрович – пожалуйста, возглавьте эту работу в этом кабинете — сказал Василий Васильевич — машинистка Хренова Наталья Павловна в вашем полном распоряжении со своей машинкой. А мы будем работать с Антоном Сергеевичем и пока с другими перспективными разработками, которые тоже надо сохранить.
— Вы не боитесь Василий Васильевич, доверять мне женщину с такими формами и запросами, о которых не может не мечтать любой мужчина – спросил, улыбаясь Вережковский.
— Я надеюсь на вашу скромность Михаил Петрович – сказал также с улыбкой Василий Васильевич – с завтрашнего дня начинаем работу.
После ухода Михаила Петровича в их кабинет сразу зашел невысокий человек с небольшими залысинами и длинным носом уточкой в сером костюме.
— А вот и ФСБ нас посетило – подумал с грустью Василий Васильевич.
— Разрешите представиться — вежливо сказал мужчина – работник органов ФСБ при этом ЦКБ Гвоздёв Алексей Викторович. Мне хотелось бы узнать цель вашего прибытия уважаемый Антон Сергеевич. Более подробно – спросил он обращаясь к Антону.
Антон улыбнулся и сказал:
— У генерального директора имеется телеграмма по моему прибытию. И я ему все доложил.
— Я знаю, уже видел. Хочу узнать теперь из первых уст. Кто вы откуда, чем занимаетесь? Я все же не последнее лицо здесь, а защищаю государственные интересы и секреты.
Антон достал документы и протянул ему свой паспорт и документы, переданные ему Жаном.
Гвоздёв внимательно их изучил. Паспорт посмотрел даже на свет и удовлетворился, увидев водные знаки.
— Это понятно, что все нормально. И все же, какая цель вашего прибытия?
Василий Васильевич неприязненно посмотрел на чекиста.
— Куда он смотрит, когда на территории, где хранятся государственные секреты, орудует какой-то подозрительный Алишер Мухмудович или Валид? И органы молчат. А здесь на тебе.
— Я вас попрошу зайти ко мне на профилактическую беседу Антон Сергеевич завтра с утра.
— А зачем?
— Это мне решать надо беседовать с вами или нет. Не я к вам пришел, а вы ко мне приехали. Вот и побеседуем.
— Ты смотри в паспорт, вроде еле заглянул на заглавную страницу, а имя отчество запомнил – подумал Василий Васильевич – хотя это у них наверно профессиональное.
— Василий Васильевич и вы найдите время ко мне заскочить – обратился чекист к Василию Васильевичу — мой кабинет рядом с Ефимом Аркадьевичем 204. Запомните?
— Запомню.
— А вы на всякий случай запишите, чтобы не забыть – сказал чекист, возвращая документы Антону.
Когда он вышел Василий Васильевич и Антон переглянулись и рассмеялись.
Василий Васильевич посмотрел на часы и развел руками:
— Пора уходить. Здесь не приветствуется переработка. Хотя мы в нашем деле спешим, но и привлекать излишние внимание специальных органов и Гвоздёва нам сейчас не к чему.
— Нам еще придется зайти к Зюзину и доложить обстановку. Он просил.
— Хорошо зайдем. Доложим, что ищем. Расскажем о визите Гвоздёва.
Зюзин уже ждал их в своем кабинете вместе Алишером Мухмудовичем. Они оживленно о чем-то разговаривали. При виде Муравьева и Ершова он разговор сразу прекратили. Зюзин вышел из-за стола и пожал руку Антону.
— Ну как работа Антон Сергеевич.
— Хорошо. Но слишком много материала, чтобы найти сразу среди него что-то ценное. Слишком много не интересующего нас, но его приходится просматривать.
— Как обеспечение? Не обижают? Есть вопросы, где требуется мое вмешательство?
— Нет спасибо, все нормально. Василий Васильевич помогает решить все что необходимо.
Только сейчас Зюзин обратил внимание на Василия Васильевича и его лицо светившееся для Антона приобрело сразу более жесткий характер:
— Василий Васильевич вы уж не опозорьте нас перед московскими товарищами.
Воистину двуликий Янус – подумал Муравьев – с подчиненными одно лицо и одни слова, а с теми, кто сверху другое лицо и другие слова.
Сам же он улыбнулся и приветливо как можно мягче сказал:
— Что вы Ефим Аркадьевич, как я могу. Я понимаю серьезность момента и стараюсь изо всех сил.
— А вы сами что-нибудь нашли? То, что может заинтересовать нас и флот.
Я занимался сегодня, более организационными работами – уклонился от прямого ответа Василий Васильевич — у меня работает сейчас десять человек, включая работников первого отдела и приходиться решать проблемы каждого.
Зюзин переглянулся с Мугуевым. Тот нахмурился.
— Вы работайте как надо для дела. Если надо мы вам дадим еще людей.
— Нет пока спасибо не надо. Должны работать специалисты по направлениям. И потом в первом отделе места мало. Люди будут только мешать друг другу. Много тоже плохо.
— А мы и место выделим и людей, сколько надо. Вы только скажите – продолжал настаивать Зюзин.
— Хорошо я продумаю и вам доложу завтра вечером по этому вопросу..
— Да уж будьте любезны. Мы будем вас ждать завтра. Времени у нас не много и мы не можем ожидать до святого причастия. Так я говорю Алишер Мухмудович? – и Зюзин посмотрел на Мугуева.
Тот вздохнул и ответил:
— Совсем нет времени. Надо работать.
Теперь Василий Васильевич не сомневался, голос Алишера Мухмудовича был голосом Валида.
— Мы можем идти Ефим Аркадьевич?
— Вы Василий Васильевич задержитесь, а вас Антон Сергеевич не смею вас задерживать.
Антон пожал руки Зюзину и Мугаеву и вышел.
Когда дверь захлопнулась Зюзин подошел к Муравьеву, погладил рукав его пиджака и спросил:
— Василий Васильевич, как вам ваша работа, у нас? – и из под очков, заглянул в глаза Муравьева.
Мугаев со своего стула внимательно наблюдал за реакцией Василия Васильевича.
— Работа как работа – пожал плечами Василий Васильевич – вы приказываете, я выполняю.
— Это правильно. Вы совершенно правильно расставили акценты. Я приказываю, а вы выполняете.
— Вы недовольны моей работой? – спросил Василий Васильевич, посмотрев в глаза Зюзину.
Тот смутился:
— Нет что вы. Вы так хорошо и быстро втянулись, что мы довольны вами. Ведь так Алишер Мухмудович?
Тот бросил быстрый взгляд на Зюзина и лишь кивнул головой.
— Так что тогда? Почему такие вопросы?
— А вам уважаемый Василий Васильевич палец в рот не клади – откусите – хихикнул Зюзин – мы наоборот рады, что вы так быстро втянулись в работу на таком ответственном участке и хотим поощрить ваше рвение и старание.
Он направился к столу. Выдвинул верхний ящик и достал оттуда ярко красный конверт:
— Это вам наше поощрение за хорошую работу.
Василий Васильевич подошел к столу, взял конверт и заглянул во внутрь. Та были доллары и он недоуменно посмотрел на Зюзина, потом на Алишера Мухмудовича.
Алишер Мухмудович отвернул голову, а Зюзин быстро заговорил:
— Это, так сказать, небольшой аванс за вашу работу. Там тысяча долларов – он опять хихикнул и быстро продолжил – так сказать материальная помощь, учитывая ваш небольшой оклад, по моему меньше пятисот.
— Это на всю мою группу? – спросил Василий Васильевич, еще раз заглядывая в конверт.
— Нет, это только вам. Мы стимулируем работу наших сотрудников, когда есть возможность – пояснил Зюзин – ваших людей мы тоже не забудем.
Василий Васильевич покраснел. В его голове мелькали мысли:
— Не взять. Бросить в лицо. Сказать взяток не беру. Что потом? Потеря работы. Неприятности. Это надо? Это лучше для дела, которое они задумывали? Просто так взять? Попасть на крючок. Нет, надо быть хитрее и засунуть пока свою офицерскую гордость и гонор в одно место. Наверно придется взять. Не время сегодня выпрыгивать из штанов.
Он сжал конверт в руке и потом сказал Зюзину:
— Я вас благодарю Ефим Аркадьевич и вас Алишер Мухмудович — я понимаю, что это заслуга не моя. Я слишком мало работаю у вас. Это заслуга всего нашего. Я передам людям вашу благодарность. Я могу идти?
— Да идите — еле вымолвил Зюзин.
Когда дверь за Василием Васильевичем закрылась, Зюзин непонимающе посмотрел на Мугуева. Тот лишь повел плечами и усмехнулся.
У проходной Василия Васильевича ждал Антон. Рядом стояла его БМВ.
— Вас подвести Василий Васильевич?
— Спасибо Антон Сергеевич. Здесь на трамвае недалеко – он улыбнулся – мне еще в школу надо к дочке.
— Как хотите. А зачем вас задержал Зюзин?
— Покупал – усмехнулся Василий Васильевич – взятку дал, так сказать за будущую лояльность.
Антон усмехнулся:
— И вы взяли?
— А куда мне деваться? Наше дело стоит того, чтобы вытерпеть и это.
— И все-таки я вас подвезу. Садитесь. Не след с такими большими деньгами разгуливать по Питеру в одиночку. Садитесь.
— Да какие большие деньги? – усмехнулся Василий Васильевич – три месячных зарплаты.
— Садитесь. Садитесь – почти приказал Антон.
И Василий Васильевич сел в машину.
Проезжая мимо места Шереметьевского, он обрил внимание, что Михаил Петровича по-прежнему нет, а на его месте торгует та же утренняя тетка.
Утром до приезда Антона Сергеевича Муравьев попросил собраться всех работников его отдела и пригласил Бурак-Витвицкого и машинистку Наталью Павловну.
— Дорогие друзья. Руководство ЦКБ, весьма довольно нашей с вами работой. Решено всех вас поощрить. Каждый из вас получит сейчас по сто долларов. Прошу подойти и расписаться в листке получения денег.
Все радостно зашумели. Потом по очереди, начиная с самых старших, начали подходить к столу, расписываться и брать сотенные, лежавшие на столе.
— Что так и сказали поощрить? Сам Зюзин? – сверкнул глазами ил-под очков доцент Варданян – аттракцион невиданной щедрости – усмехнулся он – я могу идти – спросил он пряча сотенную в портмоне..
Василий Васильевич лишь усмехнулся и кивнул головой.
Когда в кабинете остались лишь Бурак-Витвицкий и Наталья Павловна, то на столе оставалось триста долларов.
— Виталий Казимирович, вы не будете так добры, передать сто долларов Мишкиной у которой больная дочь? – спросил Василий Васильевич.
— Да, да конечно Василий Васильевич. Спасибо вам огромное. У вас доброе сердце.
— Это у вас Виталий Казимирович доброе сердце. Одна сотенная вам. За то, что вы обеспечиваете нашу работу.
Виталий Казимирович кхекнул, посмотрел Василию Васильевичу в глаза и потом вздохнув сказал:
— Раньше не взял бы, а сейчас, пожалуй возьму. Он взял еще одну сотенную со стола, расписался, пожал руку Василию Васильевичу и вышел.
— А вы что стоите Наталья Павловна? Подходите, расписывайтесь и берите – сказал Василий Васильевич.
— Вы волшебник Василий Васильевич – еле вымолвила Хренова – у меня сейчас такие проблемы. Сынишка болен. Зарплату задерживают. Я одна его поднимаю. А вы …… Я ради вас все сделаю, что скажите. Вы такой человек. Разрешите я вас поцелую.
И она не дожидаясь разрешения, прижавшись всем своим телом, огромными грудями поцеловала Василия Васильевича в щеку.
— Всего не надо Наталья Павловна, но поработать придется сегодня. не в том смысле, а ради дела – отстранился он от нее Василий Васильевич и на всякий случай отошел к окну.
— Да что же вы так от меня бежите? — с досадой сказала она – что я прокаженная что ли?
— Нет наоборот вы даже очень красивая, привлекательная женщина. Вы мне нравитесь внешне.
— Так что же вы теряетесь, берите, что хотите. Вы мне тоже очень понравились. А флотский офицер такая романтика. Голова кружиться, так хочется прижать вас к своей груди.
— Не надо Наталья Павловна лишних слов. Не прижимайте меня пожалуйста. Я мужчина женатый и такого могу не выдержать и дрогнуть. А во вторых служебный роман только мешает работе. Давайте будем работать, а потом — он замялся, видимо аккуратно подбирая слова – потом будет потом – закончил он покраснев, как вареный рак.
— Что делать? – спросила она, расписываясь в ведомости и беря со стола последнюю сотенную.
— Вы поступаете в распоряжение Вережковского Михаил Петровича. Будете работать здесь в этом кабинете.
— Понятно. Вы отдаете меня этому хохлу. А он верен только своей единственной супруге. Он же холодный айсберг. Это издевательство над одинокой женщиной – закапризничала она..
Василий Васильевич усмехнулся:
— Я думаю о деле, которое мне поручили, а не об устройстве вашей личной жизни.
— А могли бы подумать. Вы же теперь мой начальник.
Василий Васильевич усмехнулся, почесал лоб и подумал:
— Насколько просто с матросами и как сложно с женщинами. У них любовь и их страдания всегда на первом месте. Да не дай господь, если бы у меня в подчинении был бы хотя бы десяток таких. Как сложно служить на узле связи, где их не десяток, а сотня. В пору вешаться.
— Так что вы скажите – продолжала напирать она.
— Скажу, что подумаю о вашем будущем, раз вы считаете меня начальником.
— Я вам верю Василий Васильевич. И вручаю ваши крепкие руки свое будущее.
— Тогда сейчас к Михал Петровичу и вместе с ним и машинкой сюда. Вот на этот стол.
Наталья в дверях остановилась, послала воздушный поцелуй с ладони Василию Васильевичу и вышла.
Тут же в кабинет вошел Антон Ершов, сбрасывая на ходу куртку:
— Доброе утро Василий Васильевич. А я с утра пораньше от Гвоздёва. Интересный человек. Видимо считает, что если с утра у человека хорошее настроение, то его специальные органы должны обязательно испортить.
Василий Васильевич поджал руку Антону.
— Кстати он сказал, что ждет вас – усмехнулся Антон – у вас настроение хорошее?
— Вроде было ничего – ответил Василий Васильевич, забирая со стола раздаточную ведомость.
— Это что – спросил Антон.
— Это? – Василий Васильевич немного замялся, а потом быстро сказал – это вчерашняя взятка Зюзина. Раздал всем членам нашей комиссии.
Антон еще раз оглядел Василия Васильевича, которого как будто видел впервые, покачал головой и сказал:
— Уважаю Василий Васильевич. Право не ожидал. У вас есть чему поучиться. Я с вас буду брать пример.
— А я с тебя Антон. Я не забыл сотого коридора, где мы ждали всего, вплоть до расстрела. Вы с Герасиным сделали, то что должен был сделать любой честный человек.
Он подошел к Антону и просто обнял его.
— Василий Васильевич. Так вы специалист по мальчикам? – раздался голос Хреновой, втаскивающей в кабинет машинку «Украина».
За спиной был виден Вережковский.
Василий Васильевич рассмеялся. Оттолкнул Антона и сказал:
— Если вам жить так проще, то считайте, что так. Я пошел к Гвоздёву. А Антон мне как сын, мы с ним служили на одном корабле. Вы пока начинайте делать с Натальей Павловной Михаил Петрович, то о чем мы говорили с вами вчера.
Тот кивнул головой и начал помогать машинистке, устанавливать ее машинку.
В кабинете Гвоздёва тяжелыми шторами было завешено окно, и от этого царил полумрак.
Гвоздёв сидел за столом, и перед ним горела настольная лампа.
— Здравствуйте Алексей Викторович – Василий Васильевич подошел к столу и протянул руку.
Гвоздёв привстал, но руку не пожал, а только посмотрел на нее. И Василий Васильевич был вынужден убрать ее.
Гвоздёв сел, но сесть Василию Васильевичу не предложил и тот сел сам на стул перед столом.
— Слушаю вас – спросил Василий Васильевич.
Гвоздёв посмотрел на сидевшего перед ним Василия Васильевича, но промолчал.
— Психологическая игра – подумал Василий Васильевич – задача максимально выбить собеседника из равновесия.
Гвоздёв еще немного помолчал и потом тихо сказал:
— Вы наверно думаете о специальных органах всякую чушь? То, что повторяют сегодня все СМИ и все политики либеральных взглядов. Нас обвиняют в тотальной слежке, репрессиях против всех. Я не буду оспаривать. Для того, чтобы защищать государство и строй от негодяев нормальные методы не годятся. Нужны экстраординарные меры, которые не укладываются не в законы, не в нормальную человеческую логику. Мы защищаем суверенитет государства, а значит должны это делать. Пусть наши руки будут красными от крови и черными наговоров, но кто-то это должен делать, иначе тысячелетнее государство прикажет долго жить.
— И что же вы сделали, чтобы помешать распаду СССР? Где были наши специальные органы? — зло спросил Василий Васильевич.
— Я ждал от вас этот вопрос. А где были вы? Спрошу вас товарищ капитан 2 ранга – спокойно ответил Гвоздёв.
— Армия и флот – усмехнулся Василий Васильевич — предназначены для отражения внешней агрессии и не больше. А вот специальные органы именно и предназначены для подавления смуты изнутри. Как мне кажется, внешней агрессии не было и нас не завоевывали.
— Не завоевывали, но завоевали – сказал с сарказмом Гвоздёв – да есть вина органов. НО вы влезли во внутренние разборки. Ельцина в 91 году пришли защищать ваши десантники во главе с Лебедем и Грачевым.
Василий Васильевич вздохнул и ответил:
— Я не могу отвечать за всех. Но флота там не было.
— Это не меняет сути дела. Грачев и Лебедь отказались подчиняться Министерству обороны и нарушили присягу.
— А мне, зачем вы это говорите? Я не Лебедь и не Грачев.
— Чтобы вы поняли, что не все так просто, как вы тут мне говорите. И ответственность у нас с вами одинаковая за крушение нашего государства и катастрофу, которая произошла с нашим обществом, с нашим флотом, с нашей армией.
— Я понимаю. Только жаль, что мы ничего не могли сделать. Или вы думаете, что что-то могли?
— Я хотел вас спросить Василий Васильевич, а зачем вы раздали людям деньги, которые получили лично от Зюзина – резко перевел Гвоздёв разговор на другую тему — и ничего, кстати почему-то не оставили себе. Вы бессребреник? Вам деньги не нужны?
— Хорошая информация у нашего чекиста и главное, что своевременная – подумал Василий Васильевич – откуда и кто. Вычислить бы.
— Так я жду вашего ответа – переспросил Гвоздёв.
— Что сказать? Я не бессребреник и деньги мне нужны, как и любому человеку. Пенсия маленькая. Но я не заслужил этих денег. И поэтому раздал их тем, кто заслужили. А вы хотели, чтобы я только себе забрал эти деньги? – вопросом на вопрос ответил Василий Васильевич.
— Вы умный человек Василий Васильевич. Но я во многом вас не понимаю, а когда я не понимаю, я начинаю сомневаться. Я не понимаю, как и почему вас назначили к нам в ЦКБ? Не понимаю, почему вас Зюзин, человек, которого вы еле знаете, назначил вас председателем комиссии, которая работает с такими важными для государства проектами?
— С моей работой, самое простое. Сейчас устроиться на любую работу можно только по блату. Меня рекомендовал Зюзину мой товарищ по службе. Я был в бедственном положении, после ранения, с минимальной пенсией. Мне просто помогли. Почему меня назначили председателем этой комиссии, я не знаю. И вам лучше задать этот вопрос самому Зюзину или его заместителю.
— А рекомендовал вас к нам подполковник Муратов Игорь Александрович?
— Да – покраснел Василий Васильевич – пожалуйста, Алексей Викторович, не надо делать его виноватым. Я уволюсь немедленно, если у него будут неприятности из-за меня.
— Нет, все нормально – повел головой Гвоздёв – мы даже рады, что такой человек, как вы работаете у нас в ЦКБ. Я надеюсь, что любые проблемы работы комиссии будут известны мне.
— Вы меня вербуете? – покраснел Василий Васильевич.
— Пока нет. В этом нет необходимости. Но все что касается сохранности государственной тайны мы должны знать первыми. Вам есть, что сказать мне об этом?
Василий Васильевич задумался:
— А если он знает о том совещании в кафе или знает о нашем разговоре в Вережковским? Черт глубоко они копают и главное как не вовремя.
Он потер руки и ответил:
— Пока ничего нет, но если что станет известным мне, я сразу вам доложу первому.
— Я надеюсь на вашу порядочность и больше не имею времени задерживать вас – Гвоздёв встал и первым протянул руку Василию Васильевичу.
Тот пожал ее глядя в глаза Гвоздёву и подумал:
— Какая же у них сильная психологическая подготовка. И информацией они владеют.
После Гвоздёва Василий Васильевич направился к себе в кабинет.
В это время Мугаев звонил Зюзин:
— Ефим, ты представляешь, наш юродивый праведник этот Муравьев раздал все деньги, которые ты ему дал своим работникам.
— Не может быть.
— Сведения из самых верных источников. Себе он ничего не оставил.
— Не понятно.
— А мне понятно. Или он работает против нас, но тогда бы взял или мы ему мало дали.
— А сколько надо было?
Я думаю минимум десять, Но не сейчас, а когда у нас будет результат. Если он честный, нам это человек нужен. Для прикрытия.
— Согласен – вздохнул Ефим Аркадьевич.
В кабинете Муравьева полным ходом шла работа. Антон сидел за столом и просматривал почку новых проектов, а Вережковский сидел на стуле и что-то диктовал машинистке строчившей на машинке, как пулемет. Задранная вверх и так короткая юбочка обнажила мускулистые ноги женщины и они привлекали внимание.
Она, увидев взгляд Василия Васильевича приветливо ему улыбнулась.
— Так подумал Василия Васильевич, продолжавший смотреть на ее ноги – а Гвоздёву стучит именно она. Только она одна знала, что я себе ничего не оставил. Это плохо, очень плохо. Она будет знать все, что мы здесь делаем. А как это воспримут органы до конца неясно, но по голове не погладят это понятно. Могут быть проблемы.
И приняв решение, он громко сказал:
— Антон выйдем прогуляемся.
Антон встал, убрал дела в сейф и вышел вслед за Василием Васильевичем.
— Подожди сейчас минутку.
Через минуту дверь открылась и в коридор вышла Наталья Павловна. Увидев, смотревших на нее Антона и Василия Васильевича она поправила прическу и сказала им:
— Извините я на минутку в женский туалет.
— Подождите Наталья Павловна — остановил ее Муравьев – я хотел вас попросить. То, что вы сейчас делаете с Вережковским не должно быть известно никому. Вы понимаете, о чем я говорю. Даже самым близким вам людям.
— Понимаю – покраснела она.
— Антон Сергеевич из Москвы и то, что мы делаем, делается в интересах государства и посторонние люди знать это не должны. Я думаю, что мы сможем вас вознаградить изрядной суммой за вашу лояльность.
— Но ведь органы….. – начала, было она.
— В органах работают разные люди. Мы не можем им всем доверять. Это дело государственной важности. Поэтому мы обращаемся к вам со своей просьбой. Вы же не хотите сидеть из-за нечего?
— Нет, не хочу – сказала она и у нее закапали слезы.
— Василий Васильевич вытер, скатившуюся слезу рукой и приветливо улыбнулся.
Она как маленький ребенок улыбнулась и прижалась к нему, как бы за защитой всем своим большим телом.
Васили Васильевич даже почувствовал, как у нее бьется сердце.
— Ну, ну. Не надо слез. Идите, работайте и все будет хорошо. И помните, что я вам сказал.
Она доверчиво вытерла платочком слезы и пошла назад в кабинет.
— Ты смотри. Она же шла вроде в туалет. Забыла? Расхотелось? – еле проговорил Антон.
— Ситуация Антон сложная. Очень сложная. Она работает на Гвоздева и каждый наш шаг докладывает ему.
— ????? А как вы вычислили?
— Сан Саныч Лебедев научил определять такое по косвенным признакам. Но как видишь, я не ошибся. Поэтому работаем, как работали на Зюзина, Мугуева, Ольшанского, а про нашу работу ничего и никому. Только мы двое и все. Ей надо будет заплатить и хорошо. Твои смогут?
— Да конечно Василий Васильевич. Я договорюсь. И еще хотел вас проинформировать. Со специальной меткой – две деньги Петра Великого подошел ко мне Алишер Мугуев и передал мне приказание Ольшанского все, что уйдет в Москву, чтобы копии были у Зюзина. Ольшанский в курсе. Вот такие дела.
Василий Васильевич тяжело вздохнул и тихо сказал:
— Пойдем работать. Времени мало, а работы много. А еще «Шквал» и «экранопланы» – и он направился к кабинету.
За ним направился Антон.
Весь день Вережковский в Натальей Павловной делали копии. Единственно чем отличались они от оригиналов это формулой брони. В оригинале формула также была заменена и к вечеру Антон Ершов забрал оригинал для Жана, а одна копия была отнесена Василием Васильевичем Зюзину. Две копии с фактическими формулами остались в сейфе Василия Васильевича.
Он бы конечно забрал их себе домой и передал вечером Виктору Александровичу, но вечером к нему подошла Наталья Павловна и попросила помочь отнести домой два пакета с картошкой.
— Я здесь рядом живу Василий Васильевич. Имейте совесть. Одиноким женщинам надо помогать. Если вы откажите я попрошу другого мужчину и боюсь, что это вам не понравиться.
Василий Васильевич скрипнул зубами, но согласился.
Поход к Наталье Павловне неприятностей не принес. Жила она оказывается совсем рядом с Муравьевыми на третьей линии в коммунальной квартире, доставшийся от родителей.
По пути она рассказала свою судьбу:
— Родители мои умерли рано и мы со старшим братом осталась одни. Брат отслужил армию и завербовался на север в геологоразведческую партию. А потом сгинул на севере. Сначала писал письма. Как отрезало. Десять лет ждала. Безрезультатно. До сих пор нет ничего. Писала письма в Москву, на север и ни одного ответа так и не получила.
Она замолчала, а Василий Васильевич шел молча и думал.
Наконец она вытерла платочком слезы и продолжила:
— Институт точной механики и оптики, где я училась на втором курсе, пришлось бросить и я вынуждена пойти работать по специальности, полученной в школе. Машинистка-делопроизводитель. Никогда бы не подумала, что пригодиться. Но жить-то надо. Дедушка с бабушкой жили в Новгородской области и сами еле сводили концы с концами. Приходилось помогать еще им. Деревенские родственники считали, что если в городе живу, то богатая.
Василий Васильевич тактично спросил и сразу пожалел:
— А они сейчас живы?
— Нет — покачала она головой – ушли давно, а дом взяли двоюродные себе, а я и не претендовала.
Помолчала немного и потом продолжила:
— Для жизни нужны деньги. Маленькая стипендия института не могла обеспечить жизнь в Ленинграде. Вот и стала работать. Сначала мечтала вернуться в институт, а потом – она махнула рукой и продолжила – Потом резко моя жизнь изменилась. По выходным бегала на танцы, как и все девчонки с Васильевского острова во Фрунзу, как тогда называли морское училище имени Фрунзе. Познакомилась на танцах с красивым пятикурсником с противолодочного факультета. Они такие все красивые, как белые лебеди не из нашего мира. Стали встречаться. Театры, цветы, мороженое, прогулки на Валаам. Все очень красиво. Начала строить планы на будущее, а зря. Было от чего у меня вскружилась голова. Позволила ему больше, чем можно было. Забеременела или как говорили девочки — залетела. Пятикурсник, узнав о возникшей проблеме внезапно исчез, как будто и не было. Не звонит, не приходит, цветы не дарит, с вином в гости больше не напрашивается.
Подруги предлагали сделать аборт, но я надеялась на порядочность своего партнера. А потом стало поздно надеяться. Как-то решилась, пришла на КПП училища спросить, что делать дальше, и случайно узнала, что ее любимый месяц назад женился и видеть ее не хочет. Отказался даже выходить на КПП. Так мне и сказали, что не хочет меня ни видеть ни знать.
Была злоба, хотелось подать в суд на алименты, а потом передумала и решила рожать.
Она вспомнила слова мамы:
— Дети от бога, а вот иногда, те кто их делает от черта. Родила сына. Ему сейчас 14 лет. Взрослый. Болеет сейчас. Нужны лекарства, а денег нет. Очень дорого. Взяли одно в аптеке, а оно фальсифицированным оказалось. Воспаление легких. Простудился. Теперь осложнение. А я целыми днями на работе. Не могу взять даже по болезни. Надо на вас теперь работать.
Василий Васильевич вежливо спросил:
— А кого другого начальник дать не мог?
— Лето, отпуска, дачи, дети, у всех проблемы – улыбнулась, какой-то измученной улыбкой она – мне обещали повышенную зарплату и я согласилась.
— То есть наши сто долларов вам пригодятся?
— Еще как пригодятся.
— Так зачем же вы о них рассказали Гвоздёву?
Она улыбнулась и ответила слегка помедлив:
— Гвоздёв – это особая песня. Мне иногда тоже нужно мужское плечо, мужская ласка и просто добрые слова. Иногда он платит небольшие деньги. А куда мне деться? Поймали меня как-то на выносе бумаги с ЦКБ. Он прикрыл. С тех пор у нас контакт. А какой понимайте сами.
Василий Васильевич только помотал головой.
— Вот вы Василий Васильевич – такой симпатичный, такой красивый, такой успешный. От вас за версту пахнет романтикой дальних морей. Что отломиться от вашей жены, если вы чуть-чуть уделите внимание одинокой женщине. Нам же тоже надо иметь маленький кусочек своего счастья.
— А сын? У вас же одна комната. Где же вы с Гвоздевым встречаетесь.
— А на работе. В его кабинете – как-то безразлично сказала она.
— Там же извините, нет дивана.
— У него не один кабинет. Есть и комната с диваном. А потом бывает по быстрому. Ложись на стол и все. Он женатый, да и если честно сказать, то мужчина так себе. НО что поделать, если другого нет.
Так за разговорами они пришли к ее дому.
— Вы поможете поднять на третий этаж?
— Конечно.
Они поднялись на третий этаж по лестнице пахнувшей мочой.
— Старый дом вы бы видели его при Советской власти. Порядок был, цветочки стояли. А сейчас поставили общий замок и все равно в подъезде гадят.
Открыв массивную дверь, вошли в полутемную квартиру. Наталья Павловна включила свет.
— Обувь снимайте здесь. Вот тапочки. Она подала Василию Васильевичу видавшие виды тапочки с дырками на месте больших пальцев.
— Извините, других нет.
— Ничего я поставлю картошку и уйду.
— И чайку не попьете? – сверкнула задорными глазами она.
— Почему не попью, если предложите.
Поставив картофель на кухне, и помыв руки в видавшей виды ванной, Василий Васильевич прошел в комнату.
Комната была большой. Метров тридцать пять. Посредине стоял большой круглый стол. В углу, был массивный камин, с облицованный синими изразцами. Видимо остался от старых хозяев квартиры. В комнате было два дивана. Один разложенный большой и второй совсем маленький, как тахта.
— Наверно спят вместе – подумал Василий Васильевич.
На большом диване у стены лежал мальчик с шарфом на шее и огромными голубыми глазами. Он с волнением смотрел на Василия Васильевича. В руках его была какая-то черная коробочка, на экране которой светились падающие вниз геометрические фигуры.
Наталья Павловна, скинув пальто, убежала на кухню ставить чай.
— Тетрис — вспомнил название игры Василий Васильевич.
— Давай знакомится. Меня зовут Василий Васильевич.
— Сережа – пожал тихо мальчик руку Василия Васильевича.
Его огромные глаза смотрели на Василия Васильевича с немым вопросом.
Василий Васильевич смутился:
— Я помог маме твоей донести картошку.
— Вы моряк?
— Да бывший флотский офицер.
Глаза мальчика зажглись каким-то огнем:
— Я тоже стану флотским офицером. Я поступлю во Фрунзу и стану офицером. Буду служить на флоте и помогать маме.
Василий Васильевич смутился еще больше. Он почувствовал, что этот мальчик поступит обязательно и станет офицером. У него есть цель жизни.
— А как твоя фамилия?
— Хренов Сережа. А отчество, как и у мамы Павлович.
В комнату вошла Наталья Павловна с большим м заварным чайниками в руках.
— Чай у нас есть, а к чаю ничего нет – с улыбкой сказала она – только прошлогодние баранки, засохшие в шкафу, лежат.
— Давай те прошлогодние баранки. Сергей давай к столу будем чай пить – скомандовал он.
Прощался Василий Васильевич с Сергеем за руку, как с настоящим мужчиной.
Наталья Павловна пошла провожать Василия Васильевича вниз до подъезда.
— А фамилия отца Сергея тоже Хренов?
— Не Потемкин – усмехнулась она – а почему это вас интересует?
— Так. Сергей представился мне, как Хренов Сергей Павлович. Я и решил, что фамилия отца тоже Хренов, а зовут Павел.
— Нет, его отца звали Александр. Но, Сергей никакого отношения к нему, кроме генетического не имеет. Саша даже не знал ребенка. Он не рожал его, не воспитывали и даже не изъявлял желания, что-то узнать. Можно простить того, кто что-то хочет, хотя бы узнать, хотя бы помочь, а кто не хочет? Я ему никогда его не отдам и даже не покажу. А зарегистрировала я его по своему отцу и по себе. А как иначе?
У подъезда они вежливо распрощались за руку. Хотя Наталья Павловна было потянулась поцеловать Василия Васильевича в щеку, но он отстранился. И она пожала протянутую руку.
Он понимал, что ему не нужны эти лишние проблемы. Хотя ему было искренне жаль Наталью Павловну и хотелось ей сделать что-то приятное. А вот что он даже себе не представлял.
Идя пешком домой, Василий Васильевич думал о нелегкой судьбе таких женщин и чувствовал перед ними свою вину. Хотя вроде он и не был причастен, но тем не менее, понимал, что Саша Потемкин настоящий просто захотел более легкой жизни. А женщина с ребенком могла в начале службы принести ему лишние проблемы.
На следующий день разбирались с экранопланами. Мишкиной – ответственной за авиационную часть не было и пришлось заниматься самим. Выяснилось, что перспективных экранопланов аж восемь перспективных проектов. Работы Наталье Павловне резко прибавилось.
Все восемь проектов надо было скопировать и для Ольшанского и для Зюзина, оригиналы забирал Антон Ершов для Ольшанского.
Их мучала мысль, а что можно изменить, чтобы проекты не работали. В конце концов решили, что надо слегка изменить угол наклона крыльев и их площадь.
Если все было сделано, то Василий Васильевич старался отпускать Наталью Павловну пораньше.
Прошло две недели, и работа по заданию Ольшанского приближалась к концу. Жан возил в Москву папки, по мере их готовности. Увеличивалось количество папок и в сейфе.
Василий Васильевич рассказал Мансуру, которому передавал папки о Шереметьевском Михаиле Петровиче. Он до сих пор не появился и Василий Васильевич начал волноваться.
Мансур простучал по своим каналам и узнал, что Шереметьевский болеет после избиения какими-то отморозками. Сейчас находиться в больнице. Хорошо, что не убили.
— А можно, что-то сделать для него? Поверь Мансур – это очень хороший человек.
Мансур пожал плечами и сказал, что узнает.
— У тебя Василий Васильевич такая стезя знакомиться с очень хорошими людьми и всем помогать.
— Мне же помогли, когда мне плохо было. Я думаю, что хорошие люди должны по мере возможностей и сил помогать хорошим людям.
— Ты прямо Василий Васильевич Иисус Христос, пророк Магомед и мать Тереза в одном флаконе.
Василий Васильевич усмехнулся и спросил:
— А как иначе?
На следующий день, после работы они с Антоном съездили и навестили Михаила Петровича в больнице. Они набрали с собой апельсинов, бананов, ананас, яблок, твороженные сырки.
Михаил Петрович лежал в большой палате на восьмерых и рассказал с блеском в глазах, что сегодня днем его перевели в палату, а до этого он лежал в коридоре.
— А как вы меня нашли?
— Вас не было на привычном месте долго и мы вас стали искать. И нашли.
Василий Васильевич улыбнулся, а Шереметьевский лишь покачал головой, замотанной бинтами.
Пришла медсестра сделать укол и Василий Васильевич увидел. Что больных колют металлическими шприцами.
— Извините, пожалуйста, а у вас что нет разовых шприцов? По телевидению …..
— Что по телевидению? – перебила его медсестра – шприцы стоят денег. Бесплатно никто ничего делать не будет. Не советские времена. Знаете, сколько нам платят?
— Сколько — заинтересовался Антон.
— Вас это не касается молодой человек – грубо ответила она – столько, что за эти деньги мы можем только приходить и больше ничего не делать. Вон за границей за каждый укол деньги больные платят.
— За границей вся медицина бесплатная для больных – усмехнулся Антон – там система медицинского страхования.
— У нас тоже система и что — съязвила медсестра.
— Сколько надо денег, чтобы вы этому человеку делали уколы разовыми шприцами?
Она сказала.
Антон достал из портмоне стотысячную купюру:
— Столько хватит?
— Хватит — ответила она и спрятала купюру в бюстгальтер – может вашего дедушку перевести в отдельную палату? Это можно. Но надо заплатить.
Антон опять полез за деньгами в портмоне.
— Не надо меня никуда переводить — запротестовал Михаил Петрович – здесь у нас хороший коллектив. Нам вместе интересно.
Медсестра, собрав шприцы, вышла с металлическим подносом в руках.
— У них здесь бардак с грустью в глазах поведал старичок, лежавший рядом с Михаилом Петровичем – медсестры на вахте не сидят, а сажают кого-нибудь из больных. Они весь день пьянствуют в сестринской, порой уколы сделать некому, на процедуры лежачих отвести. Сами возим и уколы Филимонович наблатыкался колоть. Вон лежит наш профессор. Сегодня – это случайность. А шприцы. Ну да шприцы – вздохнул он – гепатит, спид и прочие заразы ходят по больнице. Теперь такая у нас медицина, что без денег ничего не сделают. Меня вон бросили у рентгенкабинета на сквозняке. Час лежал. Если бы не Петрович, так бы и лежал. Потом воспаление началось. Теперь лечим.
Василий Васильевич глубоко вздохнул.
— Вы представляете, Василий Васильевич приходил сам Вахромеев и просил описать, тех, кто меня избивали. А я их и так знаю. Это Валера, Гном и Сидор. А потом Вахромеев сказал, что если у меня кавказская крыша, то надо было предупреждать заранее. Меня там больше никто не тронет. Сам Мундштук просил его передо мной извиниться. Говорить ошибочка вышла.
Антон вздыхал, а когда вышли из больницы сказал Василию Васильевичу:
— Я смотрел на вас со стороны, и вы с ним как близнецы братья. Даже приятно, что помогли хорошему человеку.
Через неделю закончили работу по тем трем объектам, которые обозначил Ольшанский. Суммарно было передано Зюзину и отправлено в Москву двадцать четыре папки. За каждую полученную папку Зюзин платил Василию Васильевичу по тысяче долларов. А Василий Васильевич так же раздавал эти деньги своим работникам. Антон тоже подсуетился с Жаном и выдавали дополнительное вознаграждение Наталье Павловне в размере еще 100 долларов за каждый том.
После окончания этой работы Зюзин пригласил к себе Антона Ершова и Василия Васильевича к себе. В его кабинете находился неизменный Алишер Мухмудович, сидевший в кресле и пивший минеральную воду из высокого бокала:
— Закончили работу Антон Сергеевич?
— Да все вопросы Ефима Аркадьевича я решил благополучно.
— Это отлично. Василий Васильевич вам помогал? Нет никаких жалоб.
— Нет ну что вы. Мы с Василиев Васильевичем добросовестно выполнили всю работу – и он улыбнулся Василию Васильевичу.
— Это хорошо. Я люблю работать с хорошими коллективами. Если Аркадий Семенович вас отпустит, мы пожалуй возьмем вас к себе.
— Я москвич Ефим Аркадьевич, как и моя семья и в Питере работу не ищу. Но за приглашение спасибо. Хочу сегодня пригласить Василия Васильевича в кафе, в честь окончания нашей работы.
— Дело хорошее Василий Васильевич. Мы подумали с Алишером Мухмудовичем и решили вас лично премировать на поход в кафе – он достал пачку долларов и протянул Василию Васильевичу.
Тот подумал, улыбнулся и взял.
— Спасибо Ефим Аркадьевич. Спасибо Алишер Мухмудович. Вы хорошие руководители и с вами приятно работать.
— Я рад, что мы понимаем друг друга – сказал, улыбаясь Зюзин – окончание работы с Антоном Сергеевичем, к сожалению, не заканчивается. Это всего лишь закончился маленький этап. На вас лежит большая ответственность за дальнейшую работу.
— Будем работать – сказал Василий Васильевич.
— Идите. Отдыхайте, а завтра жду вас.
Василий Васильевич вызвал к себе в кабинет всех членов комиссии и опять поделил между всеми, полученные деньги. Тысячу долларов он взял себе, так как Бурак-Витвицкого на этот раз не было, да и не был он членом комиссии. У людей светились глаза. А Наталья Павловна даже поцеловала в щеку Василия Васильевича и в чувствах расплакалась.
Антон и Василий Васильевич вышли на улицу вместе. Светило солнышко, раздававшее последнее осеннее тепло. Настроение было хорошее. Они перешли улицу и вдруг увидели на своем привычном месте Михаила Петровича Шереметьевского. Он сидел на знакомом месте на ящике, а перед ним лежали разложенные на ящиках книги.
Антон толкнул Василия Васильевича, но тот и сам увидел махавшего им Михаила Петровича.
— Василий Васильевич заходите ко мне. У меня есть новинки интересующие вас.
Он снял шляпу и приветственно помахал. На голове его был виден белый бинт. Василий Васильевич приветственно махнул ему и улыбнулся.
Они решили сходить с Антоном в кафе Петровское. Там как всегда царил полумрак из-за тяжелых штор, висевших на окнах.
Заказали горячее и бутылку сухого французского вина «Шардане».
— Василий Васильевич, а меня пасут. Следят.
— И кто это может быть? Ольшанский?
— Нет, скорее всего, это китайцы. Они следят за мной. Тут такая игра намечается и такие деньги замешаны.
Вечером Василий Васильевич и Антон, приняв меры для отрыва от слежки, зашли к Гиоеву. Там уже были Мансур и доктор Муратов.
Адмирал разлил настойку «Аляска» в пузатые фужеры. Мансур запротестовал:
— Я за рулем.
И адмирал понимающе кивнул головой.
— Подведем итоги – начал он – у нас сейчас есть три новейшие разработки оружия по два экземпляра и комплект документов по продаже кораблей флота. Что будем делать?
— Наверно как договорились — отправлять за рубеж. И один экземпляр переправить на восток нашим ребятам – сказал посерьезневший Мансур.
— Как через границу переправить? – спросил доктор Муратов – здесь ошибиться нельзя.
— Фоншеллер писал, что собирается с семьей посетить Финляндию через месяц. Если ничего не измениться, то я переправлю документы ему в Финляндию – сказал Мансур и заулыбался – есть у нас маленькая дырочка на этой границе.
— Будем ждать оказии, когда Валя будет в Финляндии – сказал Гиоев – а когда?
— Через два месяца – ответил Мансур.
— Что ж через два так через два. Пока полежит у меня в закромах – вздохнул Гиоев и поднял свой фужер – а как быть с востоком друзья?
— А может почтой – робко предложил Антон.
— Почта теряет отправления к сожалению. И такие случаи не единичны. А нам нельзя ошибиться – сказал Муратов – наверно придется ждать оказии оттуда.
Гиоев опять разлил коньяк и встал:
– Вам Василий Васильевич и Антон особое спасибо. То, что вы сделали – это сродни подвигу.
Василия Васильевич покраснел, но бокал свой поднял.
— За успех – провозгласил адмирал и все выпили.
На следующий день Василия Васильевича вызвал к себе в кабинет Зюзин. Там находились тот же Мугуев и высокий черноволосый капитан 1 ранга в морской форме со значком командира подводной лодки на тужурке.
— Знакомьтесь Василий Васильевич. Это капитан 1 ранга Потемкин Александр Георгиевич. Он будет работать в вашей комиссии вместо Антона Сергеевича и помогать вам отбирать необходимые для флота разработки.
Антон выдохнул воздух и представился:
— Муравьев Василий Васильевич – председатель комиссии, капитан 2 ранга в отставке – и пожал протянутую ему руку.
Глаза капитана первого ранга своей целеустремленностью неуловимо напоминали глаза маленького Сережи из квартиры Натальи Павловны. Ну вы офицеры сами договаривайтесь, как будете работать.
Когда они направились к двери, Зюзин внезапно снова окликнул Василия Васильевича:
— Василий Васильевич совсем забыл сказать, что звонил уважаемый Игорь Александрович и просил вам передать, что к ним привезли в хирургию Кузьму.
Муравьев судорожно глотнул воздух
— Спасибо огромное Ефим Аркадьевич. Это привезли друга по службе на востоке.
— Он вам не смог дозвониться говорит. Заведите себе телефон сотовый, а то когда надо вам точно не дозвониться. Считайте это приказанием.
Василий Васильевич вышел и прислонился к двери. На него непонимающе смотрел огромными сине-васильковыми глазами Потемкин.
— Вам плохо?
— Нет, хорошо – он почесал висок, не решаясь сказать Потемкину о Хреновой и Сереже, но потом решился.
— Вы Александр Георгиевич Фрунзе закончили, противолодочный факультет?
— Да, а откуда вы знаете? Я еще и военно-морскую академию закончил. А что это как-то влияет на наше дело?
— Нет наверно, но хочется вас предупредить – ответил Василий Васильевич – что в составе нашей комиссии работает машинисткой Наталья Павловна Хренова. Возможно, вы ее знаете?
Он обратил внимание, не то, что глаза Потемкина как-то расширились, зажглись и сразу погасли.
— Мне кажется, что вы ее можете знать. Или нет? – вновь спросил Василий Васильевич, глядя в глаза Потемкина.
— Возможно – смутившись, ответил Потемкин – я знал в Питере многих девушек. Молодость. Вы же тоже были наверно курсантом. Гуляли понимаете. И они сами хотели подловить курсантов, чтобы выйти замуж. Морские курсанты были выгодной партией – он улыбнулся, но его улыбка была какой-то жалкой.
Он откашлялся. Было видно, что он разнервничался.
— Да я тоже был курсантом ВВМУРЭ – продолжил Василий Васильевич — тоже был молодым. Тоже гулял с девушками в Петергофском парке. Даже целовались. Молодость. НО своих детей я воспитываю сам – он прокашлялся — но. Но сейчас эта ваша молодость воспитывает мальчика, очень похожего на вас. Поверьте мне, я сам его видел один раз, но глаза ваши. Ему уже двенадцать лет. Это очень хороший, правильный, целеустремленный мальчик и он мечтает после школы поступить во Фрунзе, стать флотским офицером и помогать матери. У нее сложная финансовая обстановка. Но денег у вас она не попросит никогда. Можете поверить на слово. А можете и не верить.
Потемкин вдруг смутился и опустил вниз свои большие голубые глаза.
Было видно, что он все вспомнил.
