Корабельно-поисково-ударная группа уже вторые сутки бороздила просторы Японского моря в районе островов Рисири и Хоккайдо. В этом квадрате моря, у берегов Японии, по данным нашей разведки, должна была находиться стартовая точка американских атомных подводных лодок, нацеленная на промышленные районы западной Сибири.
Задача, поставленная перед противолодочным соединением и прежде всего перед его командиром контр-адмиралом Сатулайненом, найти эту лодку, как говорят моряки «потаскать ее за хвост», насколько хватит возможностей кораблей КПУГ, а заодно отработать корабельные противолодочные расчеты (КПР) по реальной цели и условно ее уничтожить. Задача, поставленная руководством, была не из легких, учитывая, что район поиска находился непосредственно у побережья Японии, в непосредственной близости от ее территориальных вод, где имелись аэродромы штурмовой и разведывательной авиации, а в военно-морских базах находились корабли, в том числе и США, в то время как прикрытие своей береговой авиацией практически исключалась, из-за больших расстояний.
Морякам КПУГ очень не повезло с погодой. Сразу по выходу из бухты Абрек резко, задул юго-восточный ветер, и началось сильное волнение моря. К моменту прибытия кораблей группы в заданный район уже бушевал шторм силой 8-9 баллов. Командование флота, учитывая опыт команд кораблей и значимость поставленной задачи, выполнение боевого приказа не отменило.
По данным той же разведки в районе была ПЛАРБ (подводная лодка атомная с баллистическими ракетами) «Джорджия», класса «Огайо» вооруженная двадцатью четырьмя ракетами ‘Трайдент’, способная разнести несколько крупных городов западной и восточной Сибири и Урала.
— Сатулайнен твои ребята прониклись важностью задачи, — рычал по связи заместитель командующего флота адмирал Душенов по кличке Душман.
— Прониклись товарищ адмирал — спокойно отвечал контр-адмирал Сатулайнен, знавший бешеный нрав Душмана и не желавший вступать с ним в пререкания или объяснения.
Не каждый день, месяц или даже год планировались подобные учения по почти фактическому уничтожению американского ракетовоза, прикрываемого всеми военно-морскими и военно-воздушными силами США и Японии, непосредственно в ближней зоне Японии, где помощи от своих ждать не приходится.
Корабли КПУГ фактически были загружены на этот выход, как для войны, всеми видами боезапаса по полной норме, в том числе даже ядерным, видимо на случай войны. Командование флота решило — а вдруг? Ведь все же служба боевая, задание боевое, корабли уходят на такую службу, как на войну. А учитывая сложность международной обстановки, и имеемые территориальные претензии со стороны Японии к Советскому Союзу (в Японии 7 февраля начали праздновать день Северных территорий), политическая обстановка в районе была весьма сложной и ждать можно было любых провокаций и непредвиденных действий вероятного противника.
Экипажи кораблей, зная это, проникались важностью, поставленных Родиной задач и были готовы выполнить поставленную задачу любыми средствами не только условно, но и фактически, если конечно поступит соответствующий приказ. Политработники настраивали матросов на самый худший исход. А подобные маневры в этом районе были столь непредсказуемы, что было сложно сказать, чем все это закончиться. Принцип «не дергать кошку лишний раз за хвост» не срабатывал, а увеличение кораблей Тихоокеанского флота на десятки современных боевых кораблей, требовали их максимального использования и пробы сил.
— Прониклись — уже третий раз ответил на один и тот же вопрос Душмана адмирал Сатулайнен.
— Смотри, если что не посмотрю, что адмирал, перед всем соединением положу мордой в лужу — продолжал хаметь первый заместитель командующего флота, видимо искренне считая, чем грубее накачка, тем более высока вероятность благополучного выполнения задачи — я мужик простой от сохи и мне ничего не будет, если я по твоей чухонской роже пройдусь пару раз кулаками, если, что-нибудь из моих замыслов испохабишь. Тем более за дело и получить по роже не грешно и надеюсь что ты поймешь.
Сатулайнен поморщился, но ничего не ответил.
— Так я говорю контр-адмирал?
— Так точно, будем искать!
Адмирал Сатулайнен на явную грубость отвечать не хотел ибо понимал, что себе дороже обойдется и промолчал, кто-то же должен быть умнее, тем более он знал, что Душман недолюбливает его, старается при возможности унизить и даже был против присвоения ему звания контр-адмирала.
— Молод, зелен, не обстрелян, за что давать, рано еще — передавали Сатулайнену слова адмирала друзья из штаба Тихоокеанского флота.
Глубоко вздохнув, Сатулайнен вышел на крыло мостика и закурил, чего давно уже не делал и задумчиво вглядывался вдаль, где навстречу соединению вздымались высокие зеленовато-стальные волны. Корабли соединения зарывались носами в волны, вздрагивали всем корпусом при сильном ударе и в фонтане брызг выныривали из волн. Рядом обрушился всей массой в волну большой противолодочный корабль «Адмирал Щастный»‘ и брызги полетели во все стороны, а нос зарылся в воду.
— Эх, пару бы противолодочных лодочек нам и мы бы любую ‘Джорджию’ взяли за вымя, причем сразу, а так придется погонятся — думал Сатулайнен.
Но на совете предшествовавшему учению адмирал Душенов категорически отказался придать соединению противолодочную ПЛ.
— Сами покажите, что можете, а то хвастаетесь авианосники там, противолодочники, адмиралы. Вот и докажите всем, что можете — заискивающе глядя на командующего флотом, выговаривал Душман — а с лодкой и дурак поймать сможет, вот ты попробуй без нее поймать.
Конечно, по своим техническим характеристикам и возможностям корабли КПУГ могли обнаружить и уничтожить даже не одну подводную лодку, если конечно это допустит сделать вероятный противник в своей ближней зоне. Но в случае действительных боевых действий соединение было фактически обречено. Это понимало все руководство Тихоокеанского флота и все же очень хотелось эту «кошку хоть немного подергать за хвост», а заодно проверить свои возможности. Тем более в сложнейших условиях, у чужих берегов, где нет своего авиационного прикрытия и тем более никакой помощи ожидать не приходится. Но на войне, как на войне, чем сложнее задача — тем лучше и тем больше радости от ее положительного решения.
Подводная лодка всегда раньше своей гидроакустикой обнаруживает надводные корабли и имеет возможность и время для уклонения или ухода под так называемый «слой скачка» от которого отражаются гидроакустические посылки корабля. Значит ее надо загнать так, чтобы уклоняться было некуда и чтобы никакой «слой скачка» ее не спас. А вот, как это сделать? — думал Сатулайнен и курил сигарету за сигаретой, придерживая свою пилотку левой рукой, и когда клало на борт, держался за поручни.
Было понятно, что противник, сделает все, чтобы не допустить хозяйствования чужого противолодочного соединения у себя в «огороде». Постоянно, с момента выхода КПУГ из базы, над кораблями висели самолеты разведчики, а несколько раз прилетали американские и японские штурмовики, выполнявшие условные атаки. Они не только облетали КПУГ, но и фактически, в нарушение соглашения между СССР и США по предотвращению опасной военной деятельности, выходили на него в атаки, видимо отрабатывая свои задачи и имитируя уничтожение кораблей, а вместо пуска ракет включали прожектора. По данным разведки с Гуама в направлении района поиска немедленно направилась авианосно-многоцелевая группа во главе с авианосцем «Мидуэй», предположительно, чтобы воспрепятствовать действиям КПУГ.
Значит — думал Сатулайнен — надо КПУГ необходимо найти лодку раньше, чем ‘Мидуэй’ со своими кораблями придет в район поиска.
Сатулайнен отряхивая брюки и куртку от брызг, заскочил в ходовую рубку
— Вот дают, усиливается шторм, даже обходные мостики уже заливает — и прошел к своему креслу флагмана в которое уселся и погрузился в изучение телеграмм ЗАС, которые ему услужливо подал экспедитор ЗАС.
— Вахтенный офицер, а что там докладывают наши гидрометеоурологи усиливается шторм или ослабевает?
Вахтенный офицер принял команду смирно и доложил — по прогнозу циклон уходит на восток и в течении суток ожидается ослабление ветра и высоты волн.
Адмирал радостно присвистнул
— Будет и на нашей улице праздник, может и авиацию поднимем. Как думаешь командир?
— Думаю, что авиации нам и не хватает именно во время поиска.
Большой противолодочный корабль «Адмирал Щастный» на повороте сильными волнами валило с одного борта на другой. Внутри корабля переборки стонали и скрипели от напряжения. Нос корабля зарывался в кипучие, осенние волны Японского моря и вылезал из волн наверх с кучей брызг, которые летели через весь корабль, до самой кормы.
Командир корабля капитан 2 ранга Верстовский угрюмо вглядывался в каждую следующую волну, в которую должен был в очередной зарыться длинный клиперский нос корабля. Корабль как бы слезал с одной волны и тут же зарывался в следующую. Иногда командир обращал свой взор на флагманский авианосец «Брест», шедший на траверзе по левому борту и где находилось командование КПУГ. Его раскачивало немного меньше, но было видно даже издалека, как огромные волны с шумом врезаются в срез полетной палубы, переваливаются через неё и с грохотом бьют в надстройку.
— Загубят корабли, в Приморье-то с ремонтом больших кораблей туго. Дальзавод не тянет, максимум текущий ремонт, корабли в среднем ремонте стоят по пять лет и более, а гнать в Европу дороговато и там своих кораблей полно — подумал, с каким-то волнением, про себя Верстовский. Серые глаза командира затянула, какая-то недобрая муть.
«Адмирал Щастный» был новым кораблем, принятый капитаном 2 ранга Верстовским еще в николаевском судостроительном заводе имени 61 коммунара. Переход на Дальний Восток в сопровождении нового авианосца «Смоленск» особых проблем не доставил. Визиты, заходы, стоянка у острова Сокотра, Малаккский пролив и так далее.
Верстовский относился к кораблю, как к родному ребенку, лелеял его и содержал в образцовом порядке. Вахтенный офицер, посмотрев на командира немного поежился. Он знал, что когда командир смотрит так, то добра не жди. Что-то ему видимо очень не понравилось.
Дежурный кок из кают-компании принес на ходовой мостик стакан чаю и блюдце с печеньем и теперь стоял немного сзади и еле удерживал равновесие, чтобы не разлить и не уронить, ожидая, когда командир подаст команду, поставить все на свой походный столик.
Заметил командир или почувствовал и дал команду поставить. С облегчением вестовой выдохнул и поставил аккуратно стакан чаю на блюдечке и блюдце с печением, когда корабль был на ровном киле.
Но корабль тут же снова положило волной на левый борт, и вахтенный офицер зацепился одной рукой за радиостанцию ‘Рейд’, чтобы не упасть. Вестовой ловко упорхнул по трапу вниз, а командир также ловко подхватил руками, поставленный ему стакан с чаем и блюдце с печеньем, чтобы они не уехали с его походного столика на пол.
Командир пил чай из фирменной белой большой фарфоровой кружки, выполненной под Гжель. С одной стороны была надпись славянской вязью ‘Большой противолодочный корабль «Адмирал Щастный» а с другой стороны якорем со штурвалом и надписью «Тихоокеанский флот», такие же были блюдца и вся посуда в кают-компании и матросских столовых.
Штурманские приборы мягко журчали в темноте ходовой рубки, командиру было видно свечение рулевой колонки, обхватив которую правой рукой стоял командир отделения рулевых старшина 2 статьи Моисеев, вцепившись левой рукой в рулевой колесо и удерживая курс корабля.
Нос корабля опять воткнулся в холодные волны Японского моря, корабль вздрогнул всем корпусом, как будто он натолкнулся на бетонную стену, его повело резко влево по ходу волны, рулевой Моисеев, вцепился обоими руками в рулевое колесо, выводя всеми силами корабль на прежний курс, не давая завалиться носом под волну, с носа полетели соленые белые брызги волн, заливая стрельбовые и противолодочные комплексы и окатывая холодным душем, укрывающихся на внешних боевых постах сигнального мостика, вахтенных сигнальщиков.
На кораблях все было закреплено по штормовому, но при качке иногда внутри были слышны шумы, что-то падало, видимо сорвавшись с креплений, что-то скрипело, что-то ухало. И только слышимые всем удары, напоминающие как удары в гонг, посылки гидроакустической станции, разносились по всему кораблю.
В гидроакустических постах с огромным напряжением работали гидроакустики, прислушиваясь к каждому шуму, к каждому искажению посылок, пытаясь сквозь шумы моря услышать подводную лодку. Мерные глухие посылки, одной из лучших в мире гидроакустических станций, называемой условно «Кобальт», били молотам по ушам, даже на ходовом мостике. Лучших гидроакустиков — старшин поставил на вахту командир группы. Главное услышать, выловить в сонме шумов нужные шумы, именно от этой подводной лодки.
Корабельные противолодочные расчеты (КПР) уже второй день бились с поисками до сих пор недосягаемой вражеской подводной лодки «Джорджия», находящийся в стартовой позиции и всячески ускользающей от посылок гидроакустических станций КПУГ.
— Здесь она в этом квадрате. Разведчики подтвердили информацию, о ее выходе из военно-морской базы Китсел, агентурная разведка подтвердила факт выхода ПЛАРБ «Джорджия» на боевой дежурство, спутники больше не фиксируют ее нахождение в порту. Теперь наша очередь найти ее и условно уничтожить — инструктировал командиров перед выходом в море контр-адмирал Сатулайнен — я ее чувствую своей — он подумал, улыбнулся и сказал — своей чуйкой и нам надо ее найти и подержать, как следует, и чем дольше, тем лучше и безусловно уничтожить. Реально сколько бед она может принести нашей стране, если мы ее не найдем.
— Цели не наблюдаю — доносились по громкоговорящей связи периодические доклады командира гидроакустической группы старшего лейтенанта Малыгина.
Командир не выдержал и взял в руки трубку связи с командирского пульта:
— Одиннадцатый (позывной флагманского корабля) я второй (позывной БПК «Адмирал Щастный»).
— Я одиннадцатый, слушаю тебя — тут же раздался ответ адмирала Сатулайнена, узнаваемого даже с учетом искажения аппаратуры ЗАС — что Леонид Викторович наблюдаешь лодку? Обнаружил? У тебя самый современный корабль. Последнее слово техники, так сказать. На тебя вся надежда.
— Да в том-то и дело, что нет пока. Не обнаружил пока Александр Сулович и уверен, что не сможем её обнаружить, если будем искать по документам, наставлениям и особенно указаниям из Владивостока. Мне кажется, что прочесывая все дружно в строю фронта данный квадрат, где по нашим расчетам находиться в стартовой позиции лодка — Верстовский немного промолчал, видимо раздумывая, как бы назвать ласково лодку вероятного противника, а потом продолжил — не наша лодка «Джорджия», мы ничего не добьемся, работая в активном режиме, мы только пугаем ее, извещаем заранее, где мы находимся и куда идем, и она имея более хорошие условия приема под водой играет с нами как кошка с мышкой, просто уходит из нашего невода и наблюдает за нами со стороны. Мы в одну сторону, она в другую, если попадает в наш невод, то спокойно выходит из него раньше, чем мы ее обнаружим или подныривает под слой скачка. То есть держит нас на длинном поводке, не давая даже приблизиться. Я предлагаю устроить загон с засадным полком, вентерь, как говорят казаки, который обнаружив ее ударит там, где она не ждет — Верстовский завелся — вы силами всей КПУГ загоните ее на меня, а я буду ждать ее и в режиме ШП (шумопеленгования) отслеживать, все что здесь движется. Встану в сторонке, выключу все механизмы, средства связи и локации, стану невидимым и неслышимым для нее и всей береговой разведки, оставлю только одну гидроакустическую станцию в режиме ШП. А вы загоните ее на меня. Дальше дело техники. Как только я ее возьму уверенно, я же завожусь как велосипед, могу с места в карьер, врубаю станцию в активный режим, а тут и вы поддержите с другой стороны всей своей кавалерией. Погоним ее куда надо, загоним, зажмем в клещи, и пусть потом выбирается. Условно пару раз для верности уничтожим — Верстовский опять сделал паузу — условно.
Было слышно, как адмирал хмыкнул по связи.
— Спасибо — оторвался от трубки связи Верстовский — передай вестовому — повернулся он к вахтенному офицеру — отнести еще штурману стакашку чаю, а то он не вылазит из своей кельи второй день. Все числит свои квадраты и возможные курсы лодки.
В клочьях тяжелых и серых облаков на минуту проглянуло солнышко и ударило в глаза. Верстовский и вахтенный офицер невольно зажмурились, но облака тут же закрыли солнце. Очередная волна ударила в нос, и правый борт накренив корабль на левый борт и залив водой бак, а соленые брызги ударили в иллюминаторы ходовой рубки. Все в мокрых канадках вахтенные сигнальщики на бортах стойко переносили тяготы и смотрели во все глаза, периодически прикладываясь к своим биноклям, которые они держали под канадками и вынимали, только что бы что-то разглядеть. Внутри корабля от удара все вздрогнуло, заскрипело, но волна прошла и корабль стал выпрямляться.
— Лево пятьдесят — воздушная цель курсом на корабль — внезапно доложил сигнальщик левого борта.
— Принято — ответил вахтенный офицер старший лейтенант Петров — «Орион» наверно с Хоккайдо.
— Второй я одиннадцатый, что ты предлагаешь, расскажи подробнее еще раз. А Все командиры слушают — спокойным и явно заинтересованным голосом внезапно спросил по связи адмирал.
— Я предлагаю — продолжил Верстовский — меня с лучшей акустикой оставить в районе в режиме ШП, а ваша группа уйдет из района и снова войдет в него строем фронта и пойдет мимо меня строем пеленга, загоняя ее в мою сторону. Вот когда лодка проявит себя на отходе, я ее обнаружу, тогда можно навалиться на нее всей силой и как вы говорите товарищ адмирал «подержать ее за вымя».
Адмирал опять хмыкнул.
— Да хорошо бы Леонид Викторович, я уже думал об этом. Но свою и твою авиацию, мы не поднимем в такую погоду, а долго ее продержать своими станциями не сможем. Но разумная мысль в твоем предложении все же есть — внезапно оживился адмирал — давай попробуем, раз по другому пока не получается. Ты выйдешь немного вперед и займешь свое место в левом углу района поиска, а мы развернемся со «Свирепым», «Стерегущим», «Страшным», «Адмиралом Грейгом», загоняя ее на вас, и пойдем назад. А выходить из района будем мимо тебя, когда ты сбросишь ход, что бы прикрыть тебя от их акустики. А потом, как ты сказал, и начнем ее ловить с помощью казачьего вентиря. Ты моя Хоккайдо как я тебя Хонсю, за твою Секоку я тебя Кюсю — вспомнил адмирал и пропел по радио старинную штурманскую присказку, кем-то придуманную для лучшего запоминания японских островов по очередности с севера на юг.
— Наблюдаю, «Орион» пятьдесят пять — повторил доклад сигнальщик и его сразу повторил вахтенный офицер, разглядывая «Орион» в «Визир» — дистанция десять миль курсом на корабль.
— Наблюдаю, «Орион» пятьдесят пять, дистанция десять миль, курсом на корабли — отрепетовал доклад Верстовский командиру бригады.
— Воздушная тревога, цель воздушная, курсом пятьдесят пять, дистанция десять миль — цель условно уничтожить второму, как первому обнаружившему. Остальным подержать ее своими локаторами и быть готовыми к уничтожению — скомандовал по связи адмирал.
Прогремели колокола громкого боя тревожными звонками по всему кораблю, по всем боевым линиям корабельной трансляции. Два коротких и один длинный и тут же повтор.
— Воздушная тревога воздушная тревога — гремел по боевой трансляции тревожный и напряженный голос вахтенного офицера старшего лейтенанта Петрова.
Внутри корабля раздался топот множества ног разбегающихся где-то внизу, верху, сбоку по палубам, трапам на боевые посты, раздалось хлопки люков, тяжелых дверей.
Заработали моторы и сельсины стрельбовых станций и пусковых установок Направляющие уперлись в люки погребов. Один момент и на обеих направляющих появились из погребов противовоздушные ракеты. Установки приняли с ракетами нормальное положение и дергаясь в такт стрельбовым станциям стали отслеживать подлетающий самолет.
— Боевая часть три к бою готова, боевая часть два к бою готова — неслись доклады командиров по линиям парной связи.
— Цель воздушную наблюдаю и сопровождаю двумя ‘Смерчами’ — доложил видимо запыхавшийся, чувствовалось по тяжелому дыханию в трубку громкоговорящей связи, командир БЧ-2 капитан-лейтенант Ивановский.
— Цель сопровождать и приготовиться уничтожению — голос Верстовского слегка дрогнул и он добавил, усмехнувшись — условно.
— Есть приготовиться к уничтожению цели условно — подтвердил команду командир БЧ-2.
— Корабль к бою готов — доложил с ЦКП старпом капитан 3 ранга Мамаев, после доклада всех командиров боевых частей и начальников служб и командир молча кивнул на получение доклада, подписывая принесенную ему связистами телеграмму ЗАС.
— Цель наблюдаю и сопровождаю, — докладывали по связи, поочередно командиры других кораблей в порядке возрастания номеров.
— Вот я говорю — вышел на связь снова адмирал Сатулайнен — не наблюдаете воздух, все уткнулись в лодку, пока самолет бомбу прямо на палубу положит, к великой радости командира и его команды.
— Одиннадцатый, я четвертый — раздался в эфире голос командира «Страшного» — так он прямо над водой заходил, наши станции не наблюдают на такой высоте.
— Плохо, что не наблюдают. Как воевать будете? Почему сигнальцы второго, разглядели самолет, раньше ваших станций и оповестили всех? Вы же дежурный корабль по ПВО. Ну ладно станции не увидели, а у ваших сигнальных, что глаза другие или другим местом смотрят?
— Так Верстовский набрал себе в сигнальцы казахов, а те в степи ого-го, как далеко видят. Глаза, у них вон какие, далеко видят.
Верстовский улыбался и разглядывал небо в темных рваных облаках, несущихся в сторону Хоккайдо с огромной скоростью. На носовых артиллерийских 130 мм. орудиях привязанные штормтросами два матроса снимали брезентовый колпак и заваливали леера ограждений, чтобы не мешали, при стрельбе. Волна накрывала, обдавала их брызгами и потоками воды, но опытные матросы окатываемые водой на уходящей из под ног палубе, быстро сделали свое дело, и исчезли в люках носового орудия
Верстовский усмехнулся про себя.
— Четвертый второму — не выдержал он, — плохому танцору, всегда уши мешает танцевать лезгинку.
Командир четвертого был кабардинцем и сразу оскорбился:
— Если по поводу лезгинки, мне ничего не мешает танцевать. И вообще у меня уши маленькие, меньше твоих. Давай будем мерить!
— Извини Магомед, не хотел тебя оскорбить, прости ради Бога — извинился Верстовский, искренне переживая своей неудачной шутке.
— Так товарищи командиры, я одиннадцатый, вынужден напомнить о правилах радиообмена — напомнил о себе адмирал Сатулайнен — прошу посторонними разговорами сеть не загружать.
И сразу обращаясь к Верстовскому спросил:
— Второй к уничтожению воздушной цели готов?
— Так точно цель наблюдаю, сопровождаю обоими комплексами. Готов к уничтожению. До цели четыре мили.
— Цель уничтожить! — скомандовал адмирал и добавил — Условно!
— Командир БЧ-2 — цель уничтожить условно — отрепетовал по боевой трансляции Верстовский и сразу по связи доложил адмиралу — команда принята — цель уничтожить условно!
— Есть цель уничтожить условно! — подтвердил команду командир БЧ-2.
По громкоговорящий связи, понеслись его команды на боевые посты. Ракеты затряслись на своих направляющих повторяя движения стрельбовых станций.
Через минуту раздался доклад с КП БЧ-2, что цель условно уничтожена.
— Шо, тут у нас командир происходит — спросил внезапно под руку, как прилетевший как с Марса или еще откуда замполит (заместитель командира по политической части).
На «Щастном» замполит был хороший мужик, не мешался в дела командира, не кошмарил офицеров политзанятими и политинформациями, да и к команде относился весьма ласково, как добрый отец к неразумным детям, и что самое главное, что ценил в нем Верстовский, был порядочным человеком. Верстовский за его спиной в море чувствовал себя прикрытым по всем направлениям. Но замполит никак не мог втянуться в то, что происходило на корабле. Делал свою работу, но Верстовский знал, что в море сильно страдает от морской болезни, перевелся из танковых войск и видимо теперь страдал.
— Меня командир выворачивает всего. Не морская я душа. Вот приду в базу спишусь к черту назад в танковые войска — говорил замполит каждый раз, но почему-то не списывался.
Они хорошо сработались и понимали друг друга с полуслова.
Верстовский знал слабости замполита и ни словом, ни разу не обидел его, а наоборот старался поддержать.
— Михал Иванович пройди со своими замами по кубрикам, посмотри, что там у нас и как. Кто-то, может слег, кто-то возможно нуждается в помощи, в добром слове, поддержке. Качает сильно, для многих это сложно, сам знаешь. У нас много молодых матросов. Реши эти проблемы, а то смотри, как качает. Надеемся, что и лучше будет в ближайшие двое суток. Потом мне доложишь, про тех, кто упал и не встает. Подними партийным словом, если по долгу встать не могут. А мы тут пока самолет без тебя уничтожили и лодку теперь собираемся найти и уничтожить — в двух словах обрисовал Верстовский замполиту обстановку.
Над кораблем метров на 30 с резким воющим звуком пролетел низко якобы «уничтоженный Орион», и сверкнув своим серебристым брюхом, и взял с некоторым разворотом, курс на «Брест», который шел немного правее.
Замполит, придерживая рукой черную пилотку выскочил на борт, прямо под каскад брызг, как ребенок, заинтересовавшийся новой игрушкой. Любил он смотреть на самолеты и корабли. И радостно погрозил уже уходящему «Ориону» кулаком.
Командир махнул рукой. Чего взять с него, ему все внове после танковых войск. Хотя там всегда своя страна, мирная ситуация, кроме учений и Афганистана, а здесь каждый выход, как в бою с полной нагрузкой и в боевых условиях.
— Одиннадцатый я второй, самолет условно уничтожен — доложил немного устало Верстовский, в бинокль, разглядывая самолет, пролетевший над кораблем и что-то помечая в своем блокноте — номер Ориона 34567, 5-ая эскадрилья «Восток».
— Понял, наблюдаю — отозвался Сатулайнен — сейчас и мы по нему поработаем. Жженов рвется выполнить свой долг.
— Штурман ко мне с картой — приказал в штурманскую рубку Верстовский.
Тут же открылась дверь штурманской рубки, и из узкой каморки буквально вывалился со скрученной рулоном карты штурман капитан-лейтенант Николич.
— Что за задачи товарищ командир?
— А помнишь, Саша мы ночью с тобой говорили, как загнать лодку в невод. Ты мне про казачий вентерь еще рассказывал. Комбриг принял наше предложение. Вот теперь надо бы определить нам свое место, где лучшее встать, как ловить и куда загонять.
Штурман разложил карту на столике вахтенного офицера. Над ней сразу склонились командир и вахтенный офицер.
— Вот здесь товарищ командир мелководье и сюда лодка не пойдет, а нам ее надо гнать именно сюда, дабы ей некуда больше было деваться. А всплыть она вынуждена будет, здесь мелко и скалы и сюда ее надо с этой и этой стороны прижимать. А уходить она должна именно сюда, здесь глубоко и рваться она будет именно на глубину, а наша задача ее отрезать от легкого пути. Так что наше место здесь товарищ командир — штурман ткнул карандашом на карте в участок моря, а наши отсюда должны ее выгонять на нас. И как мы ее обнаружим, она будет вынуждена отступать туда, куда ей ходить не рекомендуется.
— Понятно отсюда ее КПУГ будет гнать, а здесь ее мы будем ждать и долбанем ей по всем нервам нашим «Кобальтом» и она пойдет как миленькая сюда, больше ей некуда деться. Подергается, имитаторы выпустит, а мы все равно ее прижмем к мелководью. Лишь бы захватить.
— Тогда ей точно деваться будет некуда — поддакнул низенький усатый штурман, откидывая чубчик, упавший на глаза.
— Понял, понял Александр Петрович — Верстовский еще несколько минут разглядывал карту и потом, взяв трубку связи, доложил адмиралу — Александр Сулович, наше место ожидания будет с координатами — и перечислил, подсказываемые штурманом координаты. А вы должны заходить с этого направления и гнать ее на нас, как только мы ее обнаружим и заставим отступить, вы сразу меняете курс и вместе с двух сторон гоним ее на мелководье и скалы.
— Нам бы ее обнаружить и подержать минуток тридцать хотя бы, а ты Леонид Викторович хочешь ее заставить и всплыть. Ведь на мелководье она будет вынуждена это сделать. Хорош план, посмотрим в такой шторм, что у нас получиться. Вы там, что Нахимовы или Суворовы с твоим Николичем, хотите сразу и Хокайду полюбить и Секоку укусить? Замахиваемся сразу на крупное, пока «Мидуэй» не показался со своими ребятами и командором Джеймсом Кингом. А получиться, ордена тебе не пожалею, только достань мне ее. И помни шторм — не каждым курсом можно бегать, как хочется.
— У подводников внизу штормов не бывает. Так покачивает, как в люльке слегка. Они там, как в борделе на твердой земле.
— Так, по семнадцатому приготовиться лечь курс тридцать пять градусов, второй занять место справа в строе пеленга.
— Сигнальщики приготовить флаги до места, поворот вправо — скомандовал вахтенный офицер
Командиры стали репетовать полученную команду.
— Наш курс — Верстовский посмотрел на штурмана, а тот улыбаясь доложил — наш курс — 118 градусов.
— Приготовиться лечь на курс 135 градусов — скомандовал Верстовский
— Штурман приготовиться расходиться с другими кораблями. Планшет маневрирования сюда.
Штурман, шелестя своими тапочками с дырками пронесся в штурманскую рубку. Такие тапочки на флоте называются тапочками подводника.
— Сигнальные флаги до места поворачиваю на курс 135 градусов.
На реи БПК взлетели флаги боевого эволюционного свода сигналов.
— На «Бресте» поднят исполнительный до места, «Адмирал Грейг» и другие корабли подтвердили — доложили сигнальщики.
— Ответный до места! — скомандовал вахтенный офицер.
Все корабли ждали команду с флагмана.
— На «Бресте» исполнительный долой — доложили сигнальщики.
Поворот на курс 135 градусов — скомандовал рулевому и штурману Верстовский.
Нос корабля пошел вправо, и волна сразу стала бить в левый борт.
«Адмирал Щастный» занимал назначенное место в строю кораблей, пропуская остальных немного вперед. На повороте корабль стало класть на левый борт.
— Крен 35 градусов на левый борт — доложил вахтенный офицер.
Верстовский отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.
— Механики полный вперед — скомандовал Верстовский и вахтенный офицер перевел машинные телеграфы на полный вперед.
Телеграфы отозвались веселым дзиньканьем, отработанной командой из ПЭЖа (пост энергетики и живучести).
«Адмирал Щастный» полетел на полном ходу между волн, навстречу назначенной адмиралом точки, пока в строю других кораблей.
Хлопнула дверь в ходовую рубку и влетел мокрый и довольный замполит:
— Самолет прямо чуть не задевая мачты, пролетел над «Брестом». Можно было картошкой, его сбить.
— Зам я тебе, чем сказал заниматься? — спросил Верстовский, продолжая отслеживать маневры кораблей.
— Так я и занимаюсь командир. Начал с сигнальщиков и потом все ниже и ниже — улыбнулся замполит.
— Ладно, давай Михаил Иванович. Сейчас не до тебя пока. Потом все расскажу — Верстовский ловил каждую команду по связи.
Корабли находились в движении, занимали свои места в строю пеленга.
«Адмирал Щастный» буквально влетел на свое новое место в строю пеленга занимая теперь крайнее левое место. Медленно и верно он шел к своей, известной только Сатулайнену, Верстовскому и штурману точке.
— Гидроакустики вырубить «Кобальт» с высокого. Режим ШП — скомандовал Верстовский в гидроакустическую рубку.
Он встал со своего кресла, и руками придерживаясь за приборы, прошел по ходовой рубке. Вахтенный офицер уступил ему дорогу, спрятавшись за рулевого. Палуба корабля уходила буквально из под ног.
— «Кобальт» в режиме ШП — доложил командир гидроакустической группы.
— Теперь ребята слушать — приказал Верстовский — связисты режим радиомолчания. Все принимаем, ничего не передаем. Только СБД и космос работают. Командир БЧ-7 выключаем все станции наблюдения.
— Понял, режим радиомолчания — доложил по парной связи, командир дивизиона связи только недавно, получивший старлея Саша Пятаков.
— Есть выключить все станции наблюдения — доложил командир БЧ-7 каплей Меланишвили.
Через минуту офицеры доложили, о выключении станций, и установлении режима радиомолчания.
Верстовский потирая руки, вернулся в свое кресло.
— Товарищ командир, через 15 минут займем свою точку — доложил штурман.
— Вахтенный офицер. Карту — скомандовал Верстовский.
Вахтенный офицер с картой, держась за приборы и переборки подошел к креслу командира.
Верстовский взял карту и стал ее внимательно разглядывать, потом взял транспортир и измеритель и стал что-то вычислять, мурлыча штурманскую присказку себе под нос.
— Никуда от нас эта «Джорджия» теперь не денется.
— По-американски «Джорджия» не только их штат, но и звучит, как наша Грузия, они Грузию так же называют — услышав командира, проговорил вахтенный офицер.
— Ну, так поймаем их Грузию за их звездно-полосатые штаны — улыбнулся Верстовский.
Волны так же били в борт корабля, но теперь всем в ходовой рубке было не до них. Все были увлечены работой и думали, как лучше выполнить задание и все же поймать эту «Джорджию — Грузию».
— Одиннадцатый, я второй — все же вышел на связь Верстовский, через пять кабельтовых выполняю нашу задумку и жду вас.
— Второй понял вас, действуйте по плану. Ни пуха ни пера! — ответил адмирал Сатулайнен.
— К черту — еле слышно не по связи, а про себя ответил Верстовский.
— Не слышу ответа — продолжал настаивать адмирал.
— К черту — заорал во весь голос Верстовский.
— Ну, вот теперь Верстовский, если не выполнишь задание, то я тебе в базе припомню, что ты адмирала к черту послал. И берег ты будешь видеть только в визиры. Понял? — усмехнулся адмирал
— Понял, а я и так не злоупотребляю, товарищ адмирал! — ответил командир.
В назначенное время, в точке, обозначенной командиром «Адмирал Щастный» сбросил ход и замер, в ожидании «дичи».
Адмирал Сатулайнен на своем флагмане — авианосце «Брест», склонившись над картой и еще раз проверял расчеты Верстовского.
За его плечом склонился над картой командир «Бреста»‘ капитан 1 ранга Жженов, затянулся папиросой и хмыкнув деликатно отошел в сторону, придерживаясь рукой за приборы.
В это время в доме 23 по улице Усатого в поселке Тихоокеанском шла женская пьянка, на квартире у жены капитана 2 ранга Верстовского. Возглавляла пьянку и была хозяйкой дома, а по совместительству и застолья, тридцатилетняя русоволосая русская красавица Марина. У нее собрались женщины их круга общения Гретта Хейковна Сатулайнен — жена командира бригады и контр-адмирала, жена командира атомного ракетного крейсера «Адмирал Грейг» Оксана Павловна Оноприенко, жена командира «Бреста» Анастасия Сидоровна Жженова и жена пропагандиста с «Бреста» Лали Намгаладзе. Все это был женщины, уважаемые в поселке и многие жены лейтенантов, старших лейтенантов тянулись к ним со своими проблемами. Практически у всех было по двое детей, кроме самой молодой Лали. Все дети были отправлены в другую комнату, где наслаждались отсутствием родительского контроля и стояли на головах, прыгали на диванах и кроватях, роняли периодически стулья и многочисленные игрушки. Но собравшиеся женщины не обращали на это никакого внимания. Дело, по которому они собрались, не требовали отлагательства и было весьма важным.
— Пусть побесятся вволю — сказала жена адмирала Сатулайнена, слегка полноватая блондинка с высокой прической Гретта Хейковна — а то дома вы им наверно этого не позволяете. А здесь немного пусть будет праздник. Да и мы попразднуем сколько можно.
Гретта Хейковна была старше всех, присутствовавших на «пьянке» женщин, и говорила со всеми, как бы немного свысока. Должность жены адмирала, обязывала не только показывать всем пример во всем, но и оказывать максимальное моральное содействие женщинам с их проблемами, пока мужья были в море. Все знали, что она очень простая во взаимоотношениях, коммуникабельная и если у кого, что случалось, когда мужья были в море, то ничуть не задумываясь, шли со своими бедами к ней. А она уже решала все вопросы, с командованием эскадры или флотилии, различными политотделами и прочими органами, которые хорошо знали ее непростой нрав. Все знали, что за своих женщин, подчиненных адмирала Сатулайнена, она стоит горой, как самый близкий родственник, как и знали, что если что-то не решить, то дело придется иметь с самим непростым и иногда весьма крутым адмиралом Сатулайненом. Сатулайнен никогда не кричал, никогда не матерился и не оскорблял собеседников и сослуживцев, но умел находить такие слова и аргументы, что сразу решались любые вопросы. У Гретты Хейковны в доме, одной из немногих женщин, стоял городской телефон, который был положен адмиралу Сатулайнену по штату, и многие женщины приходили к Гретте звонить домой — в Большую Россию, как любили говорить здесь. И она никому не отказывала, даже если приходили к ней ночью. И сидела вместе с пришедшими, пила чай с пирожками и обсуждала их проблемы
Большинство женщин в Тихоокеанском не работали. Негде было. Предприятий не было никаких, на работу учителем или воспитателем детского сада была огромнейшая очередь. Многие ленинградки и москвички поехали за мужьями, как в ссылку на Дальний Восток, лишаясь по тем нормам и правилам последующей прописки в своих родных городах и теряя при этом право на квартиры своих родителей и родственников. Ибо выписка из этих городов автоматически влекла потерю права вернуться назад. Не все жены соглашались ехать на Дальний Восток при таких условиях, как в ссылку, но другого способа быть вместе со своими любимыми, просто не было. Правда, понятия «быть на флоте с мужем», как такового, не существовало. Офицеры и мичмана были в основном в морях, а когда корабли стояли в базе не факт, что они имели право сойти на берег. То ветер задует и сход с кораблей был не разрешен, то надо выполнять обязанности на кораблях. Так и жили мужчины своим коллективом на кораблях, а женщины своим, в своих домах и квартирах, вместе с детьми. Детских садиков было мало и на всех не хватало, а корабельные офицеры — плавсостав эскадры, обеспечивались в последнюю очередь, так как береговики флотилии, пользуясь близостью к командованию, решали, прежде всего, свои личные вопросы.
На столе стояла бутылка хорошего сладкого ликера «Вана Таллинн», привезенного из последнего отпуска Мариной с мужем.
— Давайте девочки по рюмочке за наших мужей и за наше женское счастье — предложила Марина, присутствующим женщинам, разливая дефицитный ликер в маленькие рюмочки.
Стол был накрыт разнообразными деликатесами, расстаралась Марина приготовить и мясо и рыбу и бутерброды с икрой.
— Нет, Маринушка, надо разделять мужей и наше женское счастье — предложила маленькая и черноволосая грузинка Лали Намгаладзе, чем муж служил пропагандистом на «Бресте» — не всегда наше женское счастье совпадает с желаниями наших мужей.
— Лали, ты не права — мягко перебила грузинку Гретта, подняв верх свои голубые, слега выцветшие глаза — вот мое счастье только и начинается, когда мой Саша приходит домой. Я думаю, что для любой жены морского офицера, так и должно быть. Хотя выпить за женское счастье я согласна. Только мы знаем, но никому никогда не расскажем, сколько женских слез пролито в подушки, сколько бессонных ночей прожито на краю земли — за нас за женщин и наше небольшое женское счастье — наших мужей.
Дружно встретились рюмки на столом, раздался звон хрусталя и женщины приложившись немного к рюмкам, поставили их на стол.
— А я уезжаю домой — внезапно, поразила всех фразой Марина Верстовская, выпив почти полностью свою рюмку — все надоело! Беру Борьку и домой за Урал, в Питер к маме. Пойду поработать в консерваторию — приглашают уже третий год. А здесь что жизнь? Надоело ни работы, ничего, кроме ожидания и проклятой Хоккайды, на которой помешались наши мужики и твердят с утра до вечера.
Женщины, в принципе ожидали этого признания, ибо недаром напросились к Марине в гости. Слухи о том, что не все благополучно в семье Верстовских давно ходили по поселку. И вот сейчас Марина сама призналась в том, что боялась сказать наверно даже самой себе.
Все женщины сидели за столом, опустив головы, и ожидая видимо дальнейших объяснений сказанного. Наступившая тишина вслед за признанием громом ударила по ушам.
Жизнь жены морского офицера весьма безрадостна, особенно в таком поселке, каким был Тихоокеанский. Рожать, воспитывать, ходить по магазинам, ждать и по ночам плакать в подушку. Больше им ничего не оставалось. И встречать с объятиями, с любовью вернувшихся с моря и пропахших морем, табаком, всегда думающих немного о своем своих мужей.
К Гретте Хейковне, как-то пришла, вроде как позвонить жена мичмана Корелова Зоя. Пришла с бутылкой хорошего вина, и ожидая в два часа ночи звонка, неожиданно спросила:
— Гретта, а Гретта, вот ты адмиральша, объясни, мне дуре мичманше, как выйти замуж за адмирала. А то мой Сашка никогда не станет, даже лейтенантом и все получает после всех и квартиры и пайки и деньги совсем не те, что у тебя.
Усмехнулась Гретта Хейковна, повела головой и немного подумав ответила:
— Выходила я замуж за курсанта третьего курса, потом был флот. Я в Североморске месяцами сидела дома, поднимала двух дочек. В магазин выйдешь вроде светло, возвращаешься уже темно. Пока ходила, дети проснулись — у одной сопли — простудилась, у другой зуб болит или со стула упала — ударилась. А Сашка мой лейтенант всегда в своих морях, может вспоминает, да только некогда ему. С утра до вечера то на вахте, то на постах. Штурман он у меня был. А штурман один на корабле и в море некому даже подменить. Месяц корабль в море — так он не спит практически месяц, два так два, сама знаешь собачью штурманскую работу. Перехватить минут пятнадцать в уголке за шторкой и за свой прокладочный стол, рисовать курсы своего корабля и соседних кораблей. Зато как дождусь, он придет расцелует поест, а сам за столом засыпает. А я сижу плачу от жизни такой. Дотащу, сколько сил хватает до постели, раздену, а он даже не слышит. А я ведь тоже женщина. Мне тоже надо, не только ожидание, слезы и дети, но и встречи с любимым. А потом старпомом стал, так еще меньше стал дома бывать и приходит домой какой-то колючий, озлобленный, думающий только о своем. Собачья должность. Потом с кораблем перевели сюда на ТОФ. Командиром здесь стал на крейсере «Сенявин» и все мысли у него на корабле, а не дома. А я должна тыл ему обеспечивать, дочек поднимать, люблю я его. К его приходу стенгазеты о нашей домашней жизни выпускаю. Все занятие. Вроде ему интересно стало — стоит, читает, смеется. А мне самой смешно. Так он стал тоже по праздникам свою стенгазету домой притаскивать. Так и общаемся через стенгазету, или боевой листок, где я все свои проблемы ему излагаю и новости в семье — засмеялась Гретта.
— Нет, Гретта Хейковна — это долгий путь с курсанта. Как сразу за адмирала выйти и что бы жизнь адмиральская и все положенные привилегии? — усмехнулась Зоя и попросила разрешения закурить.
Многие женщины втайне от своих мужей курили, когда те были в море. А некоторые впадали в запои от такой жизни, в которых было только одно — ожидание мужа с моря и воспитание детей.
— Да кури скаженная, если без табачища не можешь, только пожалуйста не в комнате, а на лестнице. Не переношу я табачный запах, хотя мой и курит, но так, чтобы я не знала. А если телефон позвонит, я тебя позову — усмехнулась Гретта Хейковна, выключая снова чайник — потом придешь, чайку попьем немного — только запомни уважаемая, что один адмирал уже занят, да и у остальных есть жены, которые их от курсантов до адмиралов довели и столько настрадались, что многим и не снилось. Так, что не рассчитывай особенно.
Все жены морских офицеров жили довольно безрадостной жизнью, связанной, прежде всего, с ожиданием мужей с моря. И конечно все присутствовавшие на вечеринке понимали Марину. У многих эти мысли, часто бывали в голове. Но поддерживала сплоченность, дружба и общение друг с другом. А потом был фейерверк, когда мужья возвращались с моря. Конечно, не все женщины выдерживали такую жизнь и длительные ожидания по много месяцев. Многих долгое ожидание и нервотрепка ломали. Кто-то шел в загул и уходил вечерами, оставив детей соседке, забываться в «Большую рыбу», так назывался в поселке Тихоокеанском ресторан «Дельфин», где всегда было много штабных и холостых офицеров, искавших приключений на стороне. И потом, отдавшись потоку распутства, неслись сами не знали куда. Кто-то бросал все, брал детей и улетал подальше от этого поселка весьма далекого от больших городов, на самом краю далекого Японского моря.
Все было хорошо в поселке и квартиры с паркетными полами и в магазинах мебель вся заграничная и косметика французская, и тряпок заграничных полные магазины, а вот радости почти не было. Слез было достаточно, как и страстей, которые порой разыгрывались в далёком поселке, тоже могли соперничать с шекспировскими трагедиями.
— Маришь, ты конечно права по своему — начала осторожно Грета Хейковна — а как же Леонид? Ты о нем подумала?
— Да что Леонид? — внезапно разрыдалась Марина, уткнув свою начинавшую седеть голову, где небольшая седина, проглядывала через светлую краску — я ему нужна? Нужен наш Боря? Ему нужны больше нас, его корабли, его море. Если он даже домой, когда в базе не каждый раз приходит. А если приходит, то еле живой и толку от него, как от мужчины, как от мужа, нет никакой. Спать, спать, спать. Ляжет и бормочет — ты моя Хоккайда, я тебя хонсю за твою секоку, я тебя кюсю. Утром пораньше встанет и бегом на корабль. Ему там хорошо — каюта, вестовые, чай, когда захочет, салон для питания. Были бы там девки — так и дом вообще не нужен был бы. Хотя я думаю, что даже и девки ему не нужны. А зачем?
Рядом разрыдалась Лали и всхлипывая закрыла лицо, видимо и ее мучили подобные проблемы. Заплакали за компанию и Оксана Оноприенко и Анастасия Жженова. Любят женщины плакать за компанию.
— Мой тоже вспоминает эту Хоккайду, но я ему сказала, что еще раз дома вспомнит откушу его секоку и он успокоился, больше дома не вспоминает ни Хокайду ни Хонсю — рассмеялась Гретта Хейковна, вытирая слезы.
Все женщины сквозь слезы рассмеялись.
— Вот шо я вас сейчас скажу бабоньки — заговорила с красивым украинским певучим говором Оксана Оноприенко — я скажу тебе по простому извини, что не так, а хватит Маринка дурить. Не первый год мы все вместе тянем нашу нелегкую бабью долю. На тебя смотрят все бабы с вашего корабля и мичманши, лейтенантши и даже капитан-лейтенантши и ты для них являешься примером, маяком, знаменем, пока мужья в море, опорой в их нелегкой жизни. На тебя все смотрят и свою жизнь сверяют. А ты сдалась, сбежала, а что им делать? К кому пойти потом этим женщинам, какой ты им пример? К командирше, если, что не так со здоровьем, с детьми, с родителями. И всех ты должна встретить, обогреть своим теплом, мудрым советом. К тебе ведь идут все и офицерши и мичманши! Вот ты милая и неси свой крест матери командирши, да и Леньку своего поддерживай, знаешь, как нелегко ему приходится? А вернется с морей, а здесь нет ни тебя ни Борьки, что делать? Ты хоть поставь на минутку, себя на его место. Ведь наши держаться там, только благодаря тому, что знают, что здесь мы их ждем дома, что здесь мы их опора стена, очаг к которому надо вернуться. А ты? — она махнула рукой.
Притихшие женщины от такой речи не могли добавить ни слова.
— А выпьем бабоньки за наших моряков, моряков с большой буквы — сказала Гретта Хейковна, поднимая бокал — за то чтобы они возвращались все же к нам чаще и на дольше.
Марина повертела головой, смахнула рукой слезы на размазанных тушью глаз. В ее глазу мелькнула слеза:
— Правы вы и Оксана и Настя и вы Гретта Хейковна, да и сама я понимаю, что хуже сделаю только себе, Борьке и ему. Но уж больно невмоготу стало. Как-то очень больно. А мать пишет и звонит — бросай все приезжай.
— Перетерпеть надо, все свои хотелки собрать в кулак и забыть — жестко сказала Гретта.
— Держаться нам надо друг друга и помогать морально переносить все сложности этой жизни — сказала Лали, поднимая свой бокал — если мы здесь выдержать не можем, то каково им там. За них! За их море! За их долг! И за наше терпение, которое будет вознаграждено их возвращением!
Бокалы стукнулись над столом.
Верстовский, склонился над картой, пытаясь понять возможные маневры американского командира атомной лодки — вот здесь и будем его зажимать, и сюда будем гнать, как только он себя проявит — показал он штурману на карте измерителем — и по другому нам его не взять. Он подводник, а мы противолодочники и тоже не лыком шиты. Их задача прятаться от нас, а наша задача их искать и уничтожать, пока они бед не натворили. А сейчас главное ждать.
Корабли КПУГ скрылись за горизонтом и БПК «Адмирал Щастный», который находился без хода, могучие волны бросали как скорлупку и несли в сторону, едва видимого на экранах навигационной станции берега. Внутри корабля раздавались скрипы и стуки. Пройти по коридорам не держась руками за переборки было невозможно.
Корабль как-бы затаился в ожидании контакта гидроакустиков.
— Слушать ребята. Сейчас от вас все зависит — скомандовал Верстовский по ГГС в гидроакустическую рубку и держась за приборы, прошел к своему командирскому креслу, боком втиснулся в него и вытянулся во весь рост.
— Слушаем ребята и ждем, так ждут в засаде охотники. Авось удастся наша задумка и мы возьмем ее — обратился он к вахтенному офицеру Петрову и вышедшему из штурманской рубки штурману Николичу.
— А я и не сомневаюсь, что возьмем и погоним дружно — молча сказал Николич, разглядывая командирскую карту — вот сюда мы ее погоним в сторону Хоккайдо, а здесь скалы и мелководье. Для лодок такого класса находиться на глубинах менее трех длин смертельно опасно. Значит надо ждать их ухищрений, выпуска имитаторов, попытки прорыва любыми средствами. И здесь нельзя оплошать, всплывать они не будут, если мы не заставим и глубины не вынудят.
Подошел к командиру командир метеорологической группы старший лейтенант Вареницын — товарищ командир шторм утихает, через два часа ожидаем снижение ветра и высоты волны. Он достал свои карты, принятые по фототелеграфу, и показал командиру и штурману, разрисованные цветными карандашами направления движения циклонов и антициклонов, направления ветра и течений.
Штурман и командир внимательно слушали Вареницына и разглядывали карту.
Командир поцокал немного и взъерошив буйную русую шевелюру заулыбался — а ведь сегодня и Бог на нашей стороне.
И немного подумав, продолжил — пока есть время расскажу вам одну историю — в 1972 году, когда я был молодым старшим лейтенантом на крейсере «Москва» в районе Сицилии мы зацепили такую же лодку класса «Огайо». Контакт был внезапным, и Москва отреагировала сразу — держать сколько можно. А держать можно было сколько угодно. Пролив узкий, а у нас на борту двенадцать противолодочных вертолетов со спускаемыми станциями и гидроакустические буи. Гоняли мы ее часа три и заставили всплыть в терводах Италии. Она всплыла и их командир вышел на международном канале УКВ и вежливо по-английски сказал:
— Командир «Москвы» благодарю вас за хороший урок.
— Что так и поблагодарил? — спросил штурман — у нас бы за это командира сняли с должности и лишили партбилета.
— Наверно вы правы Николай Петрович, прищурился командир — в 1975 году ходили два черноморских БПК «Резвый» и «Резкий» с визитом во Францию в Бордо. Принимал их эскадренный миноносец «Ле Галсоньер». В первый день на «Ле Галсоньере» устроили праздничный обед, на который пригласили офицеров обоих кораблей. Замполиты и особисты долго определяли кому можно пойти на почти на вражеский корабль, кто не уронит честь советского офицера и честь страны. Набрали с обоих кораблей 10 офицеров. Командиры, замполиты, особисты, офицеры политотдела и штаба. Из простых офицеров и тем более не коммунистов не попал никто. Список офицеров, на торжественный обед, утверждался в сначала в Севастополе, потом в Москве. Надо ли говорить о том, что инструктаж был на самом высоком уровне. Туда нельзя, сюда нельзя, пить нельзя, есть немного, дабы не подумали что у нас могут быть алкоголики, и что нас кормят плохо. Флагманский штурман, записанный спервоначалу, сам снял свою кандидатуру, боялся, что не будет соответствовать. В назначенное время все осмотренные командиром похода адмиралом Варгиным, сверкали как новые пятаки в парадной форме, с кучей орденов, медалей и кортиков, сошли с кораблей. На «Ле Галсоньере» построили экипаж, выстроили почетный караул, встретил командир корабля, доложил нашему адмиралу.
Переводил — Верстовский сделал паузу, посмотрел на заинтересованных слушателей, обратил внимание, что вахтенные рулевой и радист тоже уши развесили, слушая рассказ и продолжил — внук самого бывшего депутата той Государственной думы Гучкова Мишель. Хорошо переводил сволочь и русский у него без всякого акцента.
— Товарищ командир, а вы откуда знаете, если брали одних начальников и коммунистов, а вы в то время были ну максимум старшим лейтенантом — спросил вахтенный офицер, блестя восторженными глазами.
— Ты Петров не пропусти обед и команды дай вовремя — сказал с улыбкой командир, взглянув на корабельные часы.
Вахтенный офицер метнулся к ГГС, торжественным голосом объявил — Команде руки мыть.
Командир тут же вспомнил, как в Севастополе на корабль приехал его отец, председатель колхоза, и услышав корабельные команды, сильно удивился и обрадовался — во как у вас Леонид все расписано, когда руки мыть, когда водку пить, когда в туалет идти.
Верстовский подумал, вздохнул и немного поморщился, — отец уже два года, как умер и теперь мать живет одна и видимо придется брать ее сюда. Как они уживутся с Маринкой? Страшно ей сказать, что надо забирать мать к себе.
— Ну и как товарищ командир дальше — спросил штурман, видимо интересуясь, а что там произошло на «Ле Гальсоньере».
За его спиной стояли уже связист и минер старшие лейтенанты Пятаков и Лавренчук, тоже видимо ожидая развязки рассказа.
— Тогда слухайте господа офицеры и мотайте себе на ус, что такое заграничные визиты и как себя вести надо — и Верстовский продолжил свой рассказ.
— Встретили наших офицеров, доложили адмиралу, организовали экскурсию по кораблю и потом пригласили к столу. Офицеры удивились, что на торжественный обед были приглашены жены их офицеров. Стол был накрыт так, как наши не видели никогда и омары и профитроли, и коньяки, и шампанское и овощи с фруктами, которых наши не видели никогда. Сели, выпили, Гучков младший старался переводил каждое слово, куда там нашему спецпропагадисту, который даже не успевал за ним. Поднимали друг за друга тосты. Начпо под столом несколько раз стучал по ноге замполита «Резвого», что хватит пить и чтобы тот следил за своим командиром и вместо шампанского подливал ему сок.
Вахтенный офицер внезапно перебил командира — товарищ командир я только команду дам — подождите немного.
Пока вахтенный офицер давал команду — команде обедать, связист подписал у командира телеграмму ЗАС, но с ходовой рубки не ушел, а остался дослушивать командирский рассказ.
— Ну, так слушайте дальше — командир отпил из стакана уже холодный чай — в конце самого застолья командир «Резвого» капитан-лейтенант Москвин произнес тост «За вечную дружбу военно-морских флотов Франции и СССР» и подойдя к командиру «Ле Галсоньера» чокнулся с ним, подал руку и обнялся. Расчувствовавшийся командир «Ле Гальсоньера» тоже обнял нашего командира и сняв с себя свой кортик, протянул его командиру «Резвого». Тот беспомощно оглянулся на адмирала — что делать, тот как бы не понимая, что делать, тот отвернул глаза — сам полез целоваться — сам выпутывайся.
Офицеры замолчали, действительно ситуация такая, что взять нельзя, да и не взять вроде тоже нельзя. Сам же вроде вечную дружбу предлагал.
В это время, внезапно зашумела ГГС «Лиственница», и раздался слегка хрипловатый голос дежурного по связи мичмана Ворошени:
— Ходовой — КПС.
— Есть ходовой — включился вахтенный офицер.
— Для командира. С флагмана от адмирала Сатулайнена телеграмма ЗАС — занял исходную точку, начал движение в район точка Сатулайнен.
— Понял — взял в руки микрофон командир, заботливо поданный вахтенным офицером.
— Передать на флагман по СБД — вас понял, ожидаю в готовности.
Офицеры, собравшиеся в ходовой рубке, посмотрели на командира, ожидая приказаний.
— Так, други мои — сказал командир отдавая микрофон вахтенному офицеру — играть тревогу мы пока не будем, до обнаружения лодки, как и что-то включать тоже не будем, дабы лишний раз не демаскировать себя. А прошу вас всех убыть на свои командные пункты, аккуратно без шума и пыли вызвать тех, кто вам нужен в первую очередь и ждать моих команд — командир улыбнулся.
Штурман, командный пункт которого находился в ходовой рубке спросил:
— Товарищ командир, а может расскажите чем закончилась эта истории.
Командир рассмеялся:
— Нет, расскажу всем потом, когда возьмем эту «Джоржию» за вымя и подержим обеими руками. А пока сами додумывайте, чем могла закончиться эта история.
Офицеры слегка погрустнев, от того, что командирская история не была рассказана до конца. Они любили слушать командира. Он всегда рассказывал интересные, захватывающие, поучительные истории из флотской жизни.
— Ну, потом, так потом — сказал громко командир дивизиона связи и отправился к трапу, ведущему вниз.
За ним к трапу направились и другие офицеры, кроме командира БЧ-1 и вахтенного офицера.
Где-то за горизонтом корабли КПУГ построились в строй ордера и направились в район, загоняя неуловимую «Джорджию» в капкан, построенный адмиралом Сатулайненном и Верстовским.
Внезапно вахтенный сигнальщик левого борта доложил:
Лево пятьдесят на дистанции 120 кабельтовых японский «Нимрод» курсом на корабль.
С правого борта буквально через 10 секунд прошел доклад второго сигнальщика:
— Самолеты три «Фантома», три «Корсара» курсом на корабль. Дальность 90 кабельтовых.
— Ну, вот нас и засекли — констатировал Верстовский — едва начали операцию, а они тут как тут. Если передадут наши координаты на «Джорджию», то мы получим дырку от бублика. Вахтенный офицер — поднять сигналы по международному своду, «не могу управляться, прошу помощи». И на другом рее продублировать все это на своде специального соглашения СССР — США. Химику поставить дымовые шашки в кормовых коридорах правого борта, чтобы дым валил посильнее.
И потом, рассуждая, как бы с собой тихо добавил:
Авось заглотят наживку до самого крестца?
Из кормовых коридоров и иллюминаторов повалил сильный белый дым.
Самолеты видимо с авианосца «Мидуэй» прошли над самыми мачтами, видимо усиленно фотографируя корабль, оставшийся без хода с поднятыми на реях международными сигналами — «не могу управляться прошу помощь». Японский «Нимрод» не стал подлетать к кораблю, а лишь сделал его круговой облет на расстоянии 50 кабельтовых, видимо усиленно фотографируя, «терпящий бедствие» советский корабль.
Вид наших кораблей идущих в район, якобы на помощь своему кораблю, тоже должны сыграть на нашу версию — подумал Верстовский — Теперь все зависит от того успеют передать на лодку наши координаты и наше положение или не сочтут необходимым.
На а американским «Мидуэе» командир авианосной группы адмирал Джеймс Кингстон с командиром оперативной боевой части капитаном третьего ранга Вейном Косински склонился на картой:
— Сатиулайнен и его корабли, идущие на помощь здесь, этот «Краста 8», терпящий бедствие здесь, а наша «Джорджия» приблизительно здесь, мы же здесь. Какая задача русских? Найти «Джорджию» понятно. С кораблем на котором скорее всего пожар — летчики доложили, что дым валит из иллюминаторов и дверей, надо что-то решать. Часа три и его просто выкинет на скалы Хоккайдо. И с этим надо считаться Сатулайнену и ему сейчас не до лодки. Он явно спешит в район спасти свой корабль. Так Вейн, кто командир этой ‘Красты’?
Косински быстро защелкал пальцами по клавиатуре компьютера, который немного погудел и выдал на экране:
— Краста-8, название «Адмирал Частны», заложен 9 сентября 1984 года на верфи завода «Сорок одного коммунара» в Николаеве, спущен на воду 18 июля 1985 года, вступил в состав Тихоокеанского флота 20 августа 1987 года. Командир капитан 2 ранга Верстовский Леонид Викторович, закончил Тихоокеанское военно-морское училище с отличием, по специальности ‘противолодочное оружие’ в 1975 году, служил на противолодочных кораблях Черноморского флота. Закончил офицерские классы в Ленинграде и стал сначала старшим помощником на «Кунда-5» ‘Резвый’ Черноморского флота потом стал первым командиром БПК проекта «Краста 6» по нашей классификации «Свирепый». Проживает с женой Мариной и сыном Борисом 5 лет в поселке Тихоокеанском на улице адмирала Усатого дом 23 кв. 35, домашний телефон 2-34-23.
— Солидно — усмехнулся адмирал Кингстон — что еще говорит тебе твоя погремушка.
— Здесь есть данные на всех командиров Советского ВМФ, данные которые нам постоянно передаются по спутниковым каналам связи в систему разведывательной боевой информационной системы. Так по Верстовскому еще есть данные, что он имел нарушение дисциплины во время учебы — подрался с гражданскими и имел привод в милицию. Еще написано, что как командир он в отличии от других, имеет свое мнение, не всегда придерживается уставов, решителен, инициативен за что постоянно имеет столкновения со своим командованием. По заключению наших аналитиков командиром соединения он не станет, а его спишут или во вспомогательный флот или на берег в штаб на незначительную должность. Русские не любят самостоятельных и решительных командиров.
— Интересный человек — подумал Кингстон — у нас он безусловно стал адмиралом. Но наверно у нас тоже не любят наверху, когда кто-то проявляет излишнюю инициативу и самостоятельность. Нет, не буду докладывать об этой терпящей бедствие «Красте» наверх и не буду вмешиваться в действия нашей «Джорджии». А то наверху не поймут и назовут перестраховщиком. Хотя Сатулайнен может Верстовски потащить наверх. Умный все же адмирал в отличии от других.
— Сэр — почтительно доложил с блеском в глазах командир оперативной боевой части — только? что получили доклад от группы «Альфа три», облетавшей этот русский корабль. Из кормовой надстройки повалил густой черный дым, из ангара начинают выкачивать вертолет, видимо, чтобы не сгорел, на корме видны матросы, бегающие со шлангами и огнетушителями.
— Да, на такой волне, без хода выкатывать вертолет — это чрезвычайно опасно — сказал адмирал — могут за борт уронить.
Он задумался, представляя пожар на этом русском корабле, передернул плечами и подумал, что теперь русских, если не подойдут их силы, может действительно выбросить на скалы. Надо предупредить японских союзников.
— Хотя, что делает этот хитрый Сатулайнен рядом с японским островом Рисири? А что если они ищут «Джорджию»? Ведь именно здесь рядом находиться, нарезанный ей район боевого патрулирования. Тогда все становится понятным и даже пожар на русском корабле.
— Нет Сатулайнен, не отдам я тебе «Джорджию», даже условно. Передайте командиру «Джорджии» капитану 1 ранга Вэнсу уходить в пролив Лаперуза, а командиру ‘Олимпии’ поводить русских за нос. Пусть поиграются, если так хочется.
— Сэр, если ветер не утихнет и не изменит направление, то русский корабль скорее выбросит на отмель японского острова Рисири. Это здорово, значит корабль не разобьет и можно будет его и его вооружение изучать, пока пойдут дипломатические переписки. Это здорово, получить для изучения новый корабль.
— А? Что? — переспросил думающий совсем о другом адмирал Кингстон — увеличить ход до 25 узлов. Приготовить к вылету штурмовые группу Альфа, Бетта и Гамма с полным боезапасом — и дайте-ка мне связь с командующим стратегическими подводными силами на Тихом океане. Надо «Джорджию» вытаскивать пока ее не зажали и подсунуть этим русским финнам, чего-нибудь дохлое.
— Товарищ командир зажгли резиновые покрышки вертолетов, чтобы получить черный дым, доложил начальник химической службы капитан-лейтенант Коротченко, высокий, нескладный он метался вместе с аварийной партией на юте, имитируя тушение пожара.
Самолеты с авианосца ‘Мидуэй’ с ревом проходили в непосредственной близости к корме. Ребята с авиационной боевой части, имитировавшие выкатку вертолета КА-27 на вертолетную площадку, делали вид, что он застрял и бегали вокруг него, пытаясь якобы сдвинуть с места.
Верстовский и несколько офицеров вместе с ним выскочили на сигнальный мостик и что-то кричали по ГГС на ют, где якобы шла борьба с пожаром и периодически струи воды били в задраенный в сторону корабля тамбур 36, где имитировался пожар.
— По моему, они заглотили наживку — весело сказал Верстовский — глядя вслед, улетающим, видимо на дозаправку самолетам авианосной группы ‘Мидуэя’. Японский ‘Нимрод’ продолжал выписывать круги на значительном расстоянии.
— Товарищ командир, наша КПУГ на горизонте — доложил вахтенный офицер.
Верстовский бросился в ходовую рубку — гидроакустикам, быть предельно внимательными, сейчас может появиться «Джорджия» — он уселся поглубже, потирая руки, в свое походное кресло.
— Наши корабли молотят акустикой, заглушая все остальные шумы — внезапно доложил командир гидроакустической группы лейтенант Малыгин.
— Генрих Иванович — взмолился по ГГС Верстовский — лучших посади за станции. Понимаешь они загонщики, и они должны шуметь. Мы этому помешать не можем.
— Есть — внезапно раздался торжествующий крик Малыгина — слышим подводную лодку. Сейчас будем классифицировать, контакт неустойчивый. Разрешите включить станцию на эхопеленг.
— Не разрешаю — вскипел Верстовский — провалим всю операцию, а «Джорджия» уйдет, тем более контакт неустойчивый.
Корабли КПУГ стали видны в визир, они шли зарываясь в волны далеко на горизонте.
— Эх, лодочку бы нам нашу противолодочную, мы бы скрутили эту «Джорджию» за пару минут — сказал вахтенному офицеру Верстовский, от волнения пятерней разбрасывая свою бурную шевелюру.
— Леонид Викторович — внезапно ожила голосом адмирала Сатулайнена УКВ связь — как ты там? Тебя облетали?
— Облетали — коротко ответил Верстовский, и понимая, что радиообмен идет по ЗАС продолжил доклад — изобразил у себя для отвода глаз пожар на корме и кормовых надстройках и борьбу с ним. Поднял сигналы — не могу управляться, прошу помощь. А то они убрали бы из района «Джорджию». Сейчас имею с ней пока неустойчивый контакт. Жду, что вы все же ее загоните ее на меня.
Понял тебя. Делаем что можем — коротко сказал адмирал Сатулайнен, видимо до конца все же не веря в задумку Верстовского.
Верстовский отдал трубку специалисту ЗАС, стоявшему у пульта командира корабля и стал задумчиво вглядываться в волны.
— Вроде волнение тоже, а качать стало меньше — интересно как настоящая работа притупляет все посторонние чувства.
— Контакт устойчивый — внезапно доложил Малыгин — подводная лодка предположительно класса «Огайо» пеленг 65 градусов на удалении 60 кабельтовых курсом на нас. Глубина предположительно 80 метров.
Верстовский тут же все эти данные передал адмиралу, представляя как штурмана и противолодочные расчеты всех кораблей КПУГ наносят координаты лодки на карте.
Малыгин стал каждую минуту уточнять координаты лодки. Корабли КПР развернули свой невод прямо на лодку.
Через минут 30 адмирал радостно передал, что «Страшный» и «Свирепый» имеют устойчивый контакт с ПЛ.
— Из гидроакустической рубки Малыгин доложил, что лодка уходит резко влево, дистанция начинает увеличиваться.
— Товарищ адмирал дистанция начинает увеличиваться, разрешите выходить из тени и атаковать лодку противолодочными ракето-торпедами и РБУ. Иначе она уйдет как всегда.
В эфире наступила тишина. Все командиры понимали, что промедление смерти подобно, что как только Верстовский включиться, сразу лодка может махнуть хвостиком и бывай, как знали. И увидят все корабли только дырку от бублика, как любил выражаться адмирал Сатулайнен.
Видимо адмирал тоже прокручивал в голове разные ситуации и видимо приняв решение, наконец сказал:
— Давай Леонид Викторович. С Богом!
— Механики малый ход — скомандовал Верстовский — вахтенный офицер ‘боевая тревога!’
Зазвенели по кораблю колокола громкого боя и раздался голос вахтенного офицера ‘Боевая тревога! Атака подводной лодки из РБУ и противолодочными ракето-торпедами!’, ‘Боевая тревога!’, ‘Боевая тревога!’.
По кораблю раздался топот сотен ног, громкие хлопки задраеваемых люков, дверей, горловин.
— Боевая часть два к бою готова! — доложил командир БЧ-2.
— Вам быть готовым к отражению воздушного нападения — скомандовал Верстовский.
— Боевая часть три к бою готова!
— Лавренчук, будь готов к уничтожению подводной лодки! Готовь группы объективного контроля, включай на запись магнитофоны!
— Есть!
— Мех не подведи! — попросил Верстовский командира БЧ-5, после его доклада.
Блямкнули по ушам посылки, включившейся гидроакустической станции «Кобальт».
— Есть — через минуту закричал Малыгин. Имею устойчивый контакт в режиме эхопеленга.
— Давай Генрих Иванович — азартно закричал по связи Верстовский — теперь все от тебя зависит.
— Даем Леонид Викторович, но они выпустила два имитатора. Цель растроилась.
С кораблей КПУГ тоже доложили, что наблюдают три цели. Одна из целей шла прямо под корабли КПУГ, вторая в сторону острова Рисири и третья уходила к Хоккайдо в сторону подводных скал.
— Леонид Викторович. Что будем делать? — спросил по связи адмирал Сатулайнен.
— Я бы на месте командира выбрал самый невероятный маршрут — ответил, задумавшись немного Верстовский — надо искать у скал Хоккайдо.
— Давай примем твой вариант — по связи послышался смешок Сатулайнена — «Страшный» на всякий случай будет работать по цели номер 1, «Свирепый» про цели номер 3. А мы оставшиеся по цели ? 2, обозначенной тобой.
— Наблюдаю цель воздушную групповую курсом 156 градусов скорость 800 километров в час — доложил командир БЧ-7 по ГГС.
Верстовский доложил о воздушных целях по связи Сатулайнену.
— Ну, вот Джеймс отреагировал на наши потуги поймать их лодку. Сейчас начнется представление. На кораблях ПВО к бою!
Верстовский репетовал по кораблю. Команду адмирала и на ракетных направляющих, ракет дальней и ближней ПВО появились ракеты, которые вместе с электронными станциями стали отслеживать морские цели.
— Командир БЧ-2 и командир БЧ-7 воздушная цель групповая направлением на КПУГ, открывайте сеть ПВО. На контуре АСУ ПВО выполнять команды флагманского РО по приему целей.
После пьянки в квартире остались Грета Хейковна, Марина Верстовская и Оксана Оноприенко. Они сидели в за круглым столом, стоявшим посредине гостевой комнаты.
— Мариш, ты подумай еще раз, все как следует. Если нет любви, то дождись его хотя бы с морей и реши с ним все вопросы — сказала, нахмурившись Грета Хейковна — ты подумай немного, мы женщины все решаем эмоциями, потом тысячу раз жалеем, что сделали не так как надо.
— Да люблю я его и жизнь без него не представляю — заплакала Марина — только и так, как мы живем дальше жить не могу. Да и Борька без него жить не может — и что бы другие не видели ее слез опустила голову на руки, лежащие на столе.
— А скажи подруга, когда со своим благоверным последний раз спала, выполняла, так сказать свой супружеский долг?
Разгоряченная от «Вана Таллина» Марина покраснела, опустила голову
— А вам какое дело? Это только мы можем решать вдвоем, что, когда и как. Хочу выполняю, хочу не выполняю. Он приходит падает – ему не до меня.
— Нет, милая ошибаешься. Если жена не спит с мужем, как это положено по природе, то всегда найдется другая женщина, которая рада это сделать за нее. И ноги раздвигать чаще чем ты и обстирать и накормить и в свою постель уложить и сделать то, что ты никогда не делаешь — стесняешься. А она не будет стесняться. Мужики наши после моря знаешь, какие голодные по этому вопросу приходят. Один раз себе поддашься, потом всю жизнь жалеть будешь. Вон у меня мичманша с «Бреста» все допытывалась, как выйти замуж за адмирала. Но я думаю, и капитан 2 ранга ей бы сгодился, тем более с такими перспективами в адмиралы, как твой Леня. А сколько здесь разведенок, которые готовы любого принять и обогреть. Не наделай подруга глупостей, которые потом сама не расхлебаешь. Это я тебе как близкая подруга говорю. Я думаю, что и девочки согласны со мной? – она обвела глазами всех присутствующих.
Женщины согласно закивали головами, ибо пустили слезы тоже. Оксана всхлипывая, как все, встала, подошла к Марине, погладила ее по голове:
— Глупая, если любишь, то зачем уезжать? Все мы в таком состоянии, все ждем, все любим и у всех свои проблемы.
— Но он живет только морем и своим кораблем. Мы ему не нужны. Когда он приходит домой у него только разговоров о корабле, о его офицерах, мичманах, матросах, задачах, боевой подготовке и больше ничего его не интересует. Он обкладывается дома справочниками, своими журналами — она кивнула головой на письменный шкаф, где стояли аккуратно подшитые ‘Морские сборники’ и ‘Зарубежное военное обозрение’ — его вытащить погулять с Борькой целая проблема. Он видит только себя и свои проблемы. Готовиться поступать в академию и больше его ничего не интересует.
— Мариночка у нас такие же одержимые своей службой мужья — сказала, улыбаясь Грета Хейковна, взяв Марину за руку — они тоже, ничего кроме службы не видят и не хотят видеть. Мой хоть и адмирал, а вбил себе в голову академию Генерального штаба, читает что-то, готовиться к поступлению. Переписывается с десятком профессоров из морской академии, академии Генерального штаба, спорит, пишет статьи, нервничает, курит, дискутирует в своих посланиях. И возмущается, тем, что у нас в стране не отработана система подготовки морских офицеров. Говорит, что таких, как твой Леонид, по пальцам пересчитать можно. Для поступления в училище — экзамены сдал математику, физику, физкультуру, отсидел в барокамере, пробежал километр, проплыл сто метров и зачислен в ВВМУ. А через пять лет готовый офицер — принимайте на флоте. А годен ли он или нет быть офицером, может ли командовать людьми и отвечать за них, узнают только его командиры, когда он начинает им ЧП за ЧП приносить в лукошке. Вон у Жженова на ‘Бресте’ лейтенант чуть командира корабля с должности не снял. Видите ли морское училище окончил, на спор с такими же балбесами на ящик шампанского. Распределился опять же на дальний восток на спор, на ‘Брест’, а теперь служить не хочет. Довел командира до инфаркта, а его прямой командир боевой части вообще стреляться хотел. Нет, Маринушка, твоим Леонидом тебе гордиться надо.
Марина оглядела всех женщин. В глазах ее стояли слезы:
— Я понимаю мои дорогие, но мне бы хотелось, чтобы не корабль был у него на первом месте, а я и Борька, хотя бы когда он дома. А он этого не понимает.
— Я с ним поговорю обязательно Маринушка. Обещаю тебе. Но не ломай копья, его и свою жизнь, не надо уезжать сейчас. Он может и не простить.
— Да не хочу я уезжать, наверно девочки это минута моей слабости. Извините меня — в глазах Марины сверкали слезы.
Она встала со стула, и женщины подойдя к ней, обняли ее и все вместе обнявшись зарыдали.
— Командир группы РЭБ (радиоэлектронной борьбы) поставить помехи воздушному противнику, поставить помехи в радиосетях связи с авианосцем и в сети береговой авиации. Попробуем немного воздействовать на них.
Раздались короткие ответы — есть.
И Верстовский знал, что на постах начались приготовления к выполнению его приказа. Корабль был хорошо отработан и командир знал, что может положиться на своих офицеров, мичманов и матросов.
— Товарищ командир разрешите выполнить стрельбу комплексами пассивных помех ПК-5. Комплексы к стрельбе готовы.
— Не спеши Сергей Васильевич — попросил по связи Верстовский, — сейчас согласуем с адмиралом.
Он схватил протянутую ему матросом связистом трубку связи и вызвал адмирала
— «Одиннадцатый» я «второй» разрешите на пути подлета самолетов с Мидуэя поставить пассивные помехи и немного забить их эфир.
— Я «Одиннадцатый» — раздался голос адмирала — выполняй, а мы посмотрим, что из этого получиться.
Командир БЧ-2 — кричал уже по громкоговорящей связи Верстовский — огонь из ПК-5 разрешаю по секторам 3 и 5.
Раздался рев уходящих в назначенные районы помеховых ракет.
— Акустики, что у нас с «Джорджией»? — спросил Верстовский переключаясь на другие проблемы.
— Первый и третий контакт были ложными. Второй это сама «Джорджия» уходит в сторону скал Хоккайдо — доложил командир гидроакустической группы.
— Понял — ответил Верстовский и тут же бросился к связи с Сатулайненом.
— Одиннадцатый я второй. Мои акустики определили, что первая и третья цели ложные. Я идут сразу за «Джорджией» к Хоккайдо, закрывайте ей отход и слева и справа, возвращайте, «Страшный» и «Свирепый».
— Понял второй. Отрезаем ей отход к морю и с севера и с юга. С севера «Брест» и «Страшный», с юга «Адмирал Грейг» со «Свирепым» и «Стерегущий» со вторым. Зажимаем с трех сторон, с третьей скалы и берег.
— Понял «Стерегущий» со мной — радостно ответил Верстовский — по моему мы ее зажимаем и скалы Хоккайдо сегодня наш союзник.
— Обращаю внимание командиров не влезать в территориальные воды Японии. Это не война, а учения. Если второй может ее уничтожить, разрешаю условную атаку.
— Понял второй. Шестой я второй — ваше место в строю лево 75 и готовность к уничтожению лодки 10 минут.
— Понял десять минут — ответил по связи командир «Стерегущего» капитан 3 ранга Николай Бойцов.
— Подводная лодка увеличила ход до 22 узлов и начала резко уходить на север.
— Одиннадцатый я второй, думаю, что «Браслет» (условное наименование подводной лодки) уходит к вам.
— Понял второй, наблюдаем ее акустикой, сейчас включим «Медведицу» и она покатиться к вам. Глубины уже такие, что она вынуждена начинает прижиматься к поверхности.
Видимо «Брест» включил свою мощнейшую станцию «Медведица» и акустики сразу доложили, что лодка начинает разворачиваться в их сторону.
— Пошли еще два имитатора — доложил Малыгин.
— Товарищ командир самолеты ушедшие от нас, возвращаются к нам.
— БЧ-3 отработать ракето-торпедами и РБУ по лодке. Подошедший слева «Стерегущий», так же выполнил условную стрельбу.
— Одиннадцатый условно подводная лодка уничтожена ракето-торпедами с ядерным боезапасом — доложил Верстовский.
С ревом прошли «Томкеты» и «Корсары» над верхушками мачт. По ним уже давно работали стрельбовые расчеты и докладывал командир БЧ-2 об уничтожении целей.
Но все внимание командира было приковано к возможным маневрам лодки. Верстовский понимал, что все решается сейчас под водой. Смогут они взять «Джорджию» или она опять ускользнет и тогда все их действия пойдут насмарку. Внезапно он увидел командира гидроакустической группы Малыгина. Тот стоял в стороне переминаясь с ноги на ногу и что-то хотел сказать.
— Генрих Иванович ты почему не в рубке? Идет охота на «Джорджию», а ты вроде не при чем.
— Товарищ командир — виновато произнес Малыгин — мы стали смотреть на картинки шумов «Джорджии» и лодок ее проекта. Не совпадает почему-то. Не «Джорджия» это — виновато произнес он.
Командир задумался
— Вот дают амеры. Подставили скорее всего многоцелевую лодку вместо «Джорджии». Но этого и следовало ожидать, после почти суточного пребывания КПУГ в районе. Надо заходить, найти и уничтожить и все. А здесь протянули и получили, то, что может уничтожить корабли КПУГ и предназначена для этого.
Он задумался, потянулся в кресле
— А что ты думаешь, что это за лодка?
— Думаю — вытянулся под грозным взором командира Малыгин — думаю, что лодка из охраны «Джорджии» типа «Лос-Анжелес» крутит с нами хороводы, пока «Джорджия» отходит на новые позиции для старта.
— Ладно, иди Генрих Иванович. Сошелся однако кроссвордик, но не в нашу пользу — замурлыкал мелодию из известного фильма ‘Вертикаль’ Верстовский, что-то вымеряя измерителем на карте — Не будут амеры подставлять нам находящуюся на боевом дежурстве «Джорджию», а подставили «Лос-Анжелес», наверняка с ‘Томагавками’ и противолодочными торпедами ‘Марк-46’ или ‘Марк-50’, способную уничтожить при необходимости всю нашу КПУГ. Тогда все становиться понятным. Жаль, что с нами нет ни одной РТМКи или захудалой РТ. Мы бы ей показали ‘кузькину мать’.
Все офицеры в ходовой рубке замолкли, испуганно глядя на командира.
— Мы можем свернуть, обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа!- замурлыкал Верстовский думая, что предпринять.
— Товарищ командир — ход 15 узлов. На флагмане сигнал — уменьшить ход до самого малого!
По связи послышалось покашливание адмирала Сатулайнена — по соединению самый малый исполнить. Контакт теряем, необходимо восстановить. Что-то они придумали.
— Ход шесть узлов — скомандовал вахтенному офицеру Верстовский и тот сразу отработал машинными телеграфами на ‘самый малый’. Дзинькнули колокольчиками, отработанные механиками телеграфы и корабль резко сбросил ход.
Сразу волной стало его класть на борт. Раздался характерный скрип корпуса.
— Одиннадцатый. Я второй. Судя по докладам акустиков установленный контакт, не может быть контактом с «Джорджией», скорее всего, что это «Лос-Анжелес» из ее охраны уводит нас от «Джорджии».
— Рано ты меня и штаб флота расколол Леонид Викторович. Все нормально — мы это ожидали и предвидели. Командующий это предвидел и после моей просьбы дал две АПЛ РТМК в пролив Лаперуза. Старый опытный адмирал, понимает, что одним нам не вытянуть, а «Огайо» не будет с нами хороводы водить. Наша задача была лишь вытянуть «Лос-Анжелес» из охранения на себя и заставить ее поводить нас. Мы даже дали специально возможность «Джорджии» уйти. И здесь твой маневр видимо убедил Гарри Кингстона, что все нормально. А вот уходить «Джорджии» особо некуда, кроме как обогнуть остров Рисири или рвануть в пролив и уйти от нас подальше, пока мы здесь отвлекаемся на ее «Лос-Анжелес». А там между островами Рисири и Ребун и побережьем Японии ее уже несколько суток ждут две наших РТМК «Касатка» и «Белуга». Скорее всего, что ее уже взяли за вымя, когда она от нас рванула. Так что наша работа здесь недаром. Пока работаем по этому «Лос-Анжелесу», пусть адмирал Кингстон думает, что нас провел. Пусть «Лос-Анжелес» выпускает и дальше имитаторы, сколько у них есть. Мы свое дело сделали, а они нам поверили, что мы охотимся за «Джорджией». Как получим подтверждение от флота, что наши рыбки приняли «Джорджию» в объятия, поиску конец и идем в базу. Как поняли Леонид Викторович? А пока отработаем по этому «Лос-Анжелесу».
— Понял — буркнул Верстовский, положив трубку на пульт командира корабля, и стал задумчиво смотреть на вздымающиеся по носу волны. Волны летели ввысь и долетали до стекол ходовой рубки. Но поиск уже вроде потерял свою прелесть.
— Товарищ командир, мы взяли «Лос-Агнжелес» в тиски с двух сторон. Им некуда уходить или на нас или на скалы — доложил штурман.
— Атака подводной лодки противолодочными ракетами условно — раздался по радиосвязи голос адмирала Сатулайнена — здесь глубина 70-80 метров, пошла скалистая отмель и возможно они постараются прорваться. Главное не упустить, когда она все же на нас повернет.
— По десятому. Наблюдаю право семьдесят на дистанции 125 кабельтовых движение вправо, скорее всего имитаторы. Но если это лодка, то она прорывается, уходит из невода.
— Смещаемся вправо — скомандовал Сатулайнен — курс 125 градусов. Леонид Викторович — ты остаешься слева прикрывать на случай, если мы пошли за имитаторами. «Слово» (условный сигнал по своду сигналов — стоп машины) исполняй и в режиме шумопеленгации жди ее.
— Стоп машины — скомандовал Верстовский и откинулся в кресле — ждем лодку.
Он взял в руки микрофон парной связи с гидроакустической рубкой;
— Генрих Иванович, Анзор Гивиевич — выключайте вашу шарманку, режим ШП. Это нам подставляют вместо «Джорджии» его охранение «Лос-Анжелес». Будем пасти его, так приказал первый.
— Понял, выключаемся — раздался из рубки гидроакустиков голос командира группы — судя по типовым характеристикам это подводная лодка «Олимпия». У нас в базе данных есть записи ее специфических шумов.
Верстовский открыл справочник и прочитал:
— Порт приписки ‘Олимпии’ Перл-Харбор. ТТД ‘Олимпии’ 12 вертикальных пусковых установок для крылатых ракет. Оснащена боевой информационной системой CCS Mark 2. Ракетное вооружение составляют КР ‘Томагавк’ в вариантах для атаки наземных и надводных целей. Имеется возможность пуска ПКР через торпедные аппараты. КР ‘Томагавк’ в варианте для атаки береговых объектов имеет дальность 2500 км (с ядерной боеголовкой), 1600 км с обычной. Система TAINS (Tercom Aided Inertial Navigation System — Полуавтоматическая инерциальная навигационная система Терком) управляет полётом ракеты к цели на дозвуковой скорости на высоте от 20 до 100 м. ‘Томагавк’ может оснащаться ядерной боевой частью. Противокорабельный вариант КР ‘Томагавк’ оснащается инерциальной системой наведения, а также активной противорадиолокационной головкой самонаведения, дальность пуска составляет до 450 км. Торпедное вооружение имеют четыре 533-мм торпедных аппарата, расположенных в средней части корпуса и позволяющих вести стрельбу на полной скорости хода, а также систему управления торпедной стрельбой ‘Mark 117’. Боезапас включает 26 торпед или ракет, запускаемых из торпедных аппаратов, включая КР ‘Томагавк’, ПКР ‘Гарпун’ и торпеды ‘Mark 48 ADCAP’. Торпеды ‘Gould Марк 48’ предназначены для поражения, как надводных целей, так и быстроходных подводных лодок. Торпеда управляется как с передачей команд по проводу, так и без него и использует активную и пассивную систему самонаведения. Кроме того эти торпеды оборудованы системой многократной атаки, которая применяется при потере цели. Торпеда осуществляет поиск, захват и атаку цели. Может принимать на борт и мины моделей ‘Mobile Mark 67’ и ‘Captor Mark 60’.
— Леонид Викторович, а разреши я взлечу и поищу его своей станцией — подошел тихо сзади и внезапно спросил командир вертолета КА-27 ПЛО майор Нелепов.
— Сергей Иванович, ты, что хочешь вертолет и людей угробить. Ты посмотри, как заливается вертолетная площадка. Волны через нее гуляют.
— Да я продумал. Мы крепим вертолет зацепами, в момент взлета ребята из БЧ-6 отдают их и я взлетаю, когда корабль будет на ровном киле.
— Допустим, ты взлетишь, а ребят с БЧ-6 смоет под винты, как их не привязывай. Нет, я на такое не подписываюсь. Иди, жди хорошей погоды и моих приказаний. Нет пока необходимости жизнями рисковать. Но готовь свою птичку к работе в экстремальных условиях.
Нелепов потолкался немного в ходовой рубке, такой несуразный в большом оранжевом костюме ВМСК-1 и шлеме с откидывающимися ушами, сделал огорченное лицо и исчез по трапу внизу.
— Ловко он это в своем костюме прыгает по трапам — подумал Верстовский — может и взлетел бы, может и отследил эту рыбку, но нужен ли сейчас этот риск, если мы знаем, что «Джорджия» уже не здесь. И так чуть вертолет не утопили, когда выкатывали, имитируя пожар. Хотя конечно взять их «Лос-Анжелес» тоже даже неплохо для противолодочника. Надо же зажали его, хотя он сам наверно светанулся наверняка, чтобы увести нас от своей «Джорджии». Ну да Бог с ним, вернее сегодня с нами, ежели наши подводники возьмут эту «Джорджию».
Корабль стало сильно класть на борт и он потихоньку разворачивался к волне бортом. Крен резко усилился.
— А черт его побери — едва удерживаясь в командирском кресле, подумал Верстовский, взглянув на кренометр — тридцать три градуса — первый раз такое, так и на борт положить может.
Вдали еле просматривались в тумане японские берега, о которые с массой брызг разбивались мутно-серо-свинцовые волны.
— Милая Хоккайда я тебя Хонсю — вырвалось у Верстовского.
Все матросы и офицеры в ходовой рубке посмотрели на Верстовского, который задумчиво смотрел на далекие берега Хоккайдо.
— А «Олимпии» идти некуда. Она в неводе — доложил сзади штурман Николич — здесь скалы, здесь мы, здесь Сатуланен с «Брестом». Сейчас надо чего-то ожидать.
И как бы отвечая на его слова ходовую рубку вызвала рубка гидроакустиков:
— Товарищ командир по звукоподводной связи вышел на связь командир «Олимпии». Говорит по-русски, просит вас на связь.
— Ну подавай на ходовой Малыгин. Попробуем поговорить. Ни разу не разговаривал с командирами американских подводных лодок, тем более по звуководводной связи.
Из гидроакустической рубки прибежал матрос, прикрутил трубку к какой-то коробочке с надписью ЗПС.
— Звуководводная связь — понял Верстовский и по связи вышел с адмиралом Сатулайненом — командир «Олимпии» вышел на связь по звукоподводной связи. Попросил меня на связь.
— Давай командир договаривайся. Будет просить проход. Прижали мы его сильно.
— Скорее всего. На скалы выбрасывать не хочется все же — усмехнулся Верстовский — тем более он свою задачу выполнил, отвлек нас от «Джорджии» как впрочем и мы погоняли лодку.
В коробочке что зашумело и послышался сквозь шумы голос видимо командир ПЛ:
— Командир русского надводного корабля ‘Адмирал Частны’ капитан 2 ранга Леонид Верстовский я командир SSN-717 капитан 2 ранга Норман Шульц. Мои координаты широта…….. долгота…… буду выходить от берега по курсу 163 градуса. Прошу обеспечить безопасность выхода. Благодарю вас за хорошую выучку вашего экипажа. С вами приятно было работать. Вы свою задачу выполнили, мы тоже и теперь уходим в базу. Прошу не препятствовать.
Штурман уже прикидывал место подводной лодки и направления ее выхода.
— Надо немедленно убрать «Стерегущий» с ее курса — доложил он Верстовскому.
— Верстовский тут же скомандовал командиру «Стерегущего».
— Пятый, Николай Николаевич ты находишься на курсе выхода подводной лодки, командир попросил пропустить его. Полный вперед курс 45 градусов.
— Понял пятый, ухожу и занимаю относительно вас левый борт пятьдесят. Он интересно всплывет и в надводном или как?
— Скорее всего, или как — отозвался по связи адмирал Сатулайнен — вы там быстрее, а то не дай господь воткнется в кого из вас, потом проблем по международной части не оберешься.
«Стерегущий» уже дал ход и из под его кормы вырвался бурун и сразу буквально в кабельтовых в десяти на поверхности показался перископ подводной лодки.
— Слева 25 бурунный след перископа — доложил вахтенный сигнальщик.
— Перископ у вас под бортом. След перископа наблюдаю — закричал с Бреста Сатулайнен.
— Наблюдаю! Опасности не представляет. Идем параллельным курсом.
Все находившиеся в рубке выскочили на левый борт. «Стерегущий» уже ушел с курса американской лодки и теперь было очень хорошо видно, как перископ словно буравил воду, оставляя за собой пенистый след. Между высоких волн периодически показывалась рубка лодки с огромными вертикальными рулями. Лодка как бы проходила через строй наших кораблей, которые по команде адмирала Сатулайнена подняли сигнал по международному своду сигналов «желаем счастливого плавания».
— Спасибо командир — опять прохрипела коробочка звукоподводной связи — до встречи в морях. Пусть каждая наша встреча заканчивается так же хорошо.
— А откуда он знает вас товарищ командир — спросил стоявший рядом штурман.
Верстовский пожал плечами:
— Наверно по командирам кораблей у них есть база данных, вот он ей и воспользовался. Это делает честь их системе разведки. У нас подобного я не знаю. А жаль.
Перископ прошел около мили и пропал в волнах, видимо подводная лодка ушла опять на глубину. Коробочка звукоподводной связи тихонько шумела.
— Десятый — раздался голос адмирала Сатулайнена — мы свою задачу выполнили. Отбой боевой тревоги. Спасибо всем командирам и командам. Курс 45 градусов на базу. Командующий флотом разрешил возвращаться. Построиться в походный ордер № 3 относительно «Бреста».
Верстовский кивнул вахтенному офицеру и тот трижды нажал на блямпер колоколов громкого боя и отдал поставленным голосом — отбой боевой тревоги. Второй боевой смене заступить на вахту.
Корабли построились в строй ордера и взяли курс на родную базу.
Волнение моря слегка уменьшилось и настроение было приподнятым. И лодку обнаружили и шторм выдержали и домой скоро.
Верстовский взял в руки громкоговорящую связь с гидроакустической рубкой:
— Генрих Иванович вам не расслабляться и осуществлять попутный поиск ПЛ в режиме ШП. От этой «Олимпии» сейчас можно ожидать, все хочешь. Этот капитан 2 ранга Норман Шульц может подкинуть нам пару задач с нерешаемыми ответами на отходе.
— Понял товарищ командир. Бдим.
И как бы подтверждая слова командира адмирал Сатулайнен по связи приказал всем кораблям осуществлять попутный поиск подводных лодок
Сзади к Верстовскому подошли вахтенные офицеры, Он как бы почувствовав, развернулся в кресле лицом к ним.
— Товарищ командир старший лейтенант Полубояров вахту принял исправно.
— Товарищ командир старший лейтенант Петров вахту сдал исправно.
Офицеры в кителях с кортиками, улыбались командиру и Полубояров протянул Верстовскому расписаться вахтенный журнал.
Верстовский тоже улыбнулся, усмехнулся и расписался.
Подошел замполит
— Товарищ командир трусов и паникеров на корабле не обнаружено. В кубриках находились только штатные дневальные, укачавшихся уже нет. Доктор занимается матросом Кадыровым, который упав, повредил руку и ударился о комингс головой. Но там все в порядке. Как тут у нас?
— Да вот Михаил Иванович лодку обнаружили и условно уничтожили. Правда не ту, которую ожидали, но более крутого зверя под названием «Олимпия». Я даже с их командиром капитаном 2 ранга Шульцем поговорил по звукоподводной связи. Он меня поблагодарил за хорошую работу, а следовательно и весь экипаж. Отличились у нас гидроакустики старшины первой статьи Миронов и Широков, ПВОшники условно сбили американские самолеты, минеры условно уничтожили ПЛ противника.
— Сатулайнен знает о переговорах? — спросил насторожившийся при словах командира о связи с подводной лодкой США замполит.
— Знает, все доложил. Видимо и замкобрига по политчасти тоже знает.
— Ну, тогда нормально — выдохнул замполит — сейчас будет видимо обед. Пойду контролировать накрытие столов.
— Давай Михаил Иванович — спровадил замполита с ходовой рубки, Верстовский.
И только настроился смотреть вперед. Как обратил внимание, что вокруг него собрались командиры боевых частей и другие офицеры.
— А дальше, чем закончилась история с этим командиром «Резвого»? — спросил штурман Николич.
И глядя в молодые и настроенные на рассказ лица офицеров командир рассмеялся.
— А дальше все просто командир «Резвого» отстегнул свой кортик и протянул французскому командиру.
— И что? — спросил штурман — что ему за это было?
— Знаете нашу систему. По возвращению в базу парткомиссия, французский кортик отобрали, а за утерю нашего кортика вкатили строгий выговор с занесением и еще в дополнение от командующего флотом НСС (неполное служебное соответствие).
— И что с ним было дальше?
Офицеры затаили дыхание. Командир был не из тех, кто по первому случаи сопли пускает. Поднялся, а сейчас командир гвардейского авианосца «Азов» на Северном флоте. Ладно, вахтенный офицер, объявляйте команде руки мыть. А вы товарищи офицеры по своим местам и тоже готовиться к обеду. Обсуждая, рассказанное командиром, офицеры направились к выходу из ходовой рубки. По трапу, ведущему вниз, загремели ботинки офицеров. было слышно, как некоторые съезжали на руках по поручням. Верстовский глупо улыбался. Дело сделано, теперь пора домой.
Домой лично ему было идти сложно. Последнее время не ладилось с Мариной. Не то, что не ладилось, а казалось, что между ними пробежала большая черная кошка. С виду это было не определить, но и жизни нормальной не было никакой. Бывало, Леонид ложился пораньше, и ждал жену по часу и более, а она в это время умывалась, мазалась мазями, занималась косметикой. Ему казалось, что она делает это специально и он не дождавшись ее засыпал. Она же убедившись, что он спит тихо ложилась, на свою сторону под свое одеяло. А утром, едва прозвонит будильник, он пытался ласкать ее и встречал яростное сопротивление.
— Я спать хочу. Не мешай.
И он вставал, разогревал себе чай и убегал на корабль. И только после его ухода она вставала.
Что-то в их семье пошло не так как хотелось бы. Разговоры ни к чему не приводили кроме слез. А слезы он очень не любил.
Вот и сейчас он размышлял то ли остаться на корабле, то ли оставив старпома сойти на берег. А что там? Неизвестность? Опять вроде и жизнь и не жизнь. И только общение с маленьким Борькой в какой-то мере отвлекало его от мрачных мыслей.
Корабли пересекли японское море и подходили к родному заливу Стрелок.
— Десятый я одиннадцатый — вызвал всех командиров кораблей адмирал Сатулайнен — спустить на берег одну смену, не забывая, что к завтрашнему утру особо не спеша необходимо оформить отчеты по выходу и условным стрельбам. Поэтому офицерам БЧ-2 и БЧ-3 необходимо сегодня ночью как следует под руководством командиров и старпомов поработать. Старший корабль по ПВО ‘Адмирал Грейг’, значит вам Павло Дмитриевич и быть старшим на соединении. Так же на корабле останется Магомед Валиханович со «Страшного». Остальным командирам я разрешаю добро на сход, оставив за себя старпомов.
Корабли вяло отрепетовали.
Командир «Адмирала Грейга» пытался переубедить Сатулайнена, что старпом за него справиться, а если оставить командир «Адмирала Щастного» и учитывая, что «Адмирал Эссен» отстаивался в базе, можно оставить и его.
Но Сатулайнен, был не переубедим.
— Будет, как я сказал. Леонид Викторович завтра утром со мной во Владивосток с отчетами. Ты же один с американцем вел переговоры, возможно захотят узнать подробности. Лучше будет, если возьмешь записи.
— Понял я второй — ответил вяло командир «Адмирала Щастного» и остальные командиры в порядке тактических номеров подтвердили ясность полученного приказания.
Около девятнадцати часов ошвартовались у причала. Сходящая смена офицеров и мичманов побежала к дожидавшимся автобусам и коломбинам. Со стоящего на рейде ‘Бреста’ подошли баркасы из которых высыпали сразу большая масса сходивших на берег офицеров и мичманов с желтыми корабельными и синими авиационными просветами на погонах. На причале слышался радостный смех и шутки сходившей смены.
Верстовский зашел на корабль к командиру «Адмирала Грейга».
— Ну что Викторович сходишь? Повезло тебе, а то бы я к свей Оксанке слетал бы. Глядишь и казака через девять месяцев родила бы. А так тебе повезло на казака.
Верстовский тяжело вздохнул, а Оноприенко достал из бара бутылку коньяку и две рюмки и предложил
— Давай по пять грамм — и не дожидаясь ответа налили по полной рюмке.
Из бара достал плитку шоколада, разломил ее на кусочки не вскрывая и лишь потом открыл.
— Давай за женок, по одной.
— Нет Павло Дмитриевич, давай за нас и наши корабли, за то, что мы все выдержали это.
— Ну давай — удивился Павел Дмитриевич, но чокнулся и выпил.
Внизу загудела призывно машина.
— Адмирал за тобой прислал — сказал выглянув в иллюминатор Павел Дмитриевич и предложил еще по одной.
— Нет извини — взял шоколадину из открытой пачки Верстовский и накинув шинель побежал на трап — завтра встретимся.
У трапа стоял комбриговский УАЗик, который видимо уже отвез адмирала домой.
— Товарищ капитан 2 ранга, все собрались командиры, только вы один, а комбриг сказал вас обязательно отвезти — с упреком сказал шофер.
Командиры кораблей со смехом подвинулись и Верстовский уже четвертым еле втиснулся на заднее сидение.
— Четвертым будешь? — спросил командир «Стерегущего» капитан третьего ранга Бойцов, протягивая металлическую флягу.
— Четвертым не буду — твердо сказал Верстовский.
— А зря — хороший коньячок — прошептал на ухо командир «Свирепого».
— Нет спасибо не хочется — ответил Верстовский и потом обращаясь к Бойцову весело сказал — а ты в рубашке родился Коля за секунды выскочил из под тарана «Олимпии». Хорошо среагировал, а то бы он тебе засадил по самое не хочу в борт.
Командиры засмеялись, а смущенный Бойцов, оправдываясь ответил — жить захочешь и не так среагируешь. У них лодок таких много, говорят за 40 штук, а у нас таких кораблей по пальцам пересчитать можно. Вот и пришлось шевелиться, хотя от этого гада ждал подобной подлянки, вот и среагировал.
Дома Верстовского ждали жена и сын Борька. Все было как всегда, дежурные поцелуи и торжественный ужин из курицы с вареным картофелем и пирог с вареньем. Марина открыла бутылку крымского массандровского вина и разлила по бокалам. Борька радостно лепетал и на коленях у отца и притыкался своим маленьким личиком к его груди. А Верстовский не успев даже переодеться в домашнее, так и сидел в расстёгнутой желтой рубашке и форменных брюках.
— Ну давай за ваш поход — предложила Марина.
— Да извини Марин за поход рано пить, тем более, что он еще на закончился, Вот сдадим все отчеты завтра в штаб флота, подпишут их и утвердят — тогда поход закончиться — тогда и обмоем его с Сатулайненами.
Вечер проходил как всегда, посмотрели телевизор, построил немецкую дорогу Борьке и потом почти до двенадцати часов пускали паровозики, пока Марина силовым приемом не уложила Борьку спать.
Леонид помылся и пошел в совместную постель ждать жену. Она как всегда умывалась и смазывалась различными мазями более часа, но он не засыпал. Когда она легла в постель под свое одеяло, он попытался влезть под него, но она успела лечь на край, не давая влезть.
— Мариш — протянул Верстовский чувствуя как дрожит его голос — ну что ты. Пусти к себе.
— Спать хочется — весело протянула Марина — завтра утром. Сегодня такой день — спать хочется очень.
Верстовский немного полежал, когда Марина засопела тихонько встал, пошел на кухню, посидел там в полной темноте, разглядывая пустой осенний двор и скрипящие раскачивающиеся от ветра качели.
— Что-то в семье не так. Что-то не ладится. Это появилось после аборта, когда Леонид настаивал на сохранении ребенка, а Оксана, пока он был в море сходила и сделал аборт. С тех пор у них стало все по другому. И отношения были не настоящие, а какие-то натянутые. С виду вроде нормальные, но на самом деле на взрыве.
Верстовский не спеша оделся, Надел фуражку и шинель и вышел из квартиры тихонько прикрыв за собой дверь. Он знал, что уже не будет не завтра, не послезавтра, а возможно ничего и никогда больше не будет. А быть пугалом для человека, которого он искренне любил, он не хотел, как не хотел брать что-то силой, ибо знал, что Марина ему этого никогда не простит. Хотя кто их знает женщин, может этого она от него и ждет? Он хмыкнул и спустился вниз по темной лестнице.
Марина лежала с закрытыми глазами и когда хлопнула дверь привстала на кровати.
— Ушел. Но может так и лучше, а жаль, что ушел. Ну и стерва же ты Маринка — вздохнула она и сразу уснула.
Верстовский вышагивал по шоссе Владивосток — Находка навстречу сильному ветру. Рукой приходилось придерживать фуражку, полы шинели развевались во все стороны. Как незакрепленные паруса. Но наклонившись вперед, он шел к кораблям. Наконец дошел до поворота на бухту Абрек и свернул в лес. Внезапно сзади высветив дорогу показалась машина. Увидев фигуру старшего офицера в лучах фар, машина затормозила. Это была комэсковская «Волга». Шофер мичман Головлев узнав Верстовского сказал
— Садитесь, товарищ капитан 2 ранга подвезу.
Верстовский сел на первое место и машина сорвавшись с места понеслась на причалы.
Промелькнул так называемый ‘Свинячий пирс’ у которого стоял старый миноносец «Внушительный», мимо на горке наверху промелькнул силуэт Учебного центра, рядом с которым был освещенный памятник моряками погибшем на крейсере «Адмирал Сенявин». Раздался скрип тормозов и машина остановилась у ворот, выходивших на пирс.
Выскочивший с КПП лейтенант оторопело отдал честь непонятно, как и зачем залетевшему командиру. Не спеша Верстовский поднялся по трапу на свой корабль. Вахтенный у трапа пялился на неизвестно откуда взявшегося командира, что даже не вызвал с испугу дежурного по кораблю. Но тот видимо почувствовав неладное, а может его предупредил приятель с КПП летел навстречу:
— Товарищ капитан 2 ранга за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось. Дежурный по кораблю капитан-лейтенант Воронцов.
— Понял — откозырял Верстовский — где офицеры пишут отчет. Звонков не давать. Пусть люди спят.
— Есть звонков не давать — ответил дежурный и побежал в рубку дежурного.
— Видимо будить старпома — подумал про себя Верстовский и направился к кают-компании.
Оттуда раздавался звон гитары и чистый голос старшего лейтенанта Моисеева, командира батареи ракет ПВО выводил:
— А тетя Надя не дает, трусов резинка душу жмет
— А комиссар уже снимает пояс!
— Все мы тоже комиссары мужики, мужики
— Командиры и корсары сердцеедовы жуки.
— И манят нас тети Нади, как мираж, как мираж!
— Мы идем за ним не глядя. Жизнь похожа на вояж!
— А по манежу броники идут
— И за собою тянут бронепоезд
— А тетя Маша не дает, трусов резинка душу жмет!
Песня была прямо под стать настроению и домашней обстановке и тем не менее Верстовский оглянулся. За спиной уже стоял старпом, застегивая китель.
— Това……
— Не надо — прервал его Верстовский — так ты готовишь отчет? — показал он на приоткрытые двери кают-компании.
— Никак нет товарищ командир, отчет уже почти закончили, Сейчас я объявил перерыв пятнадцать минут — он посмотрел на часы — через минуту заканчивается, и мы продолжим.
— Стало жарко тете Наде в синих байковых трусах.
— И зовут нас тети Нади как мираж, как мираж
— Мы идем за ним не глядя — неслось из кают компании.
Верстовский решительно открыл дверь, и гитара жалобно дзенькнув замолкла, сидевшие в кают-компании офицеры вскочили, увидев ночью командира.
— Товарищ командир — пытался доложить старший по званию командир БЧ-2.
Верстовский прекратил доклад и сразу сел на свое место — так показывайте что сделали и что осталось сделать.
Командир БЧ-2 разложил бумаги карты, схемы перед командиром — мы на возврате от Японии сделали больше половины.
Теперь и сам Верстовский видел, что отчет практически готов.
— Так старпом, Алексан Петрович, если есть желание можешь идти на берег до восьми утра. Сейчас полвторого. Отчет я доделаю с офицерами сам. Мне ехать в штаб, мне представлять поэтому поработаю сам — как бы оправдываясь сказал старпому и опустил глаза.
Старпом засуетился, сказал, что может доделать отчет, но почему-то попрощался за руку и выскочил из кают-компании.
— К своей Танюхе полетел на утреннюю палку чая — услышал командир шепот офицеров за своей спиной.
— Не может он в военторг и далеко бежать не надо и всегда там кто-то дежурит. Хорошо если Ксюха, она всем дает, кто попросит.
— Так товарищи офицеры продолжаем — прервал, будоражившие его разговоры Верстовский — что у нас осталось?
К шести утра весь отчет был готов, подписан, сброшюрован и учтен в секретной части.
Офицеры столпились вокруг Верстовского, а командиры боевых частей, 2, 3, 7 по очереди докладывали результаты отчетов, показывали начерченные на картах маршруты движения кораблей.
В семь к трапу корабля подъехал комбриговский УАЗик о чем сразу доложили Верстовскому, так и не прилегшему за эту ночь.
Верстовский сошел с корабля и у трапа встретил старпома с помятым, явно не выспавшимся лицом.
— Всю ночь кувыркался наверно с кем-то — подумал Верстовский и спросил — у кого был у Танюхи или у Ксюхи?
— Как вы могли подумать Леонид Викторович, конечно у Танюхи, у жены. Как она меня ждала, минутки поспать не дала. Разве можно такую предать?
Верстовский пожал руку старпому и пожалел, что задал некорректный вопрос — у кого, что болит, тот о том и говорит — зло подумал он про себя.
Забрав отчеты с других кораблей КПУГ в секретной части Верстовский, поехал за адмиралом Сатулайненом, с которым предварительно созвонился по телефону.
К двенадцати часам со всеми отчетами Сатулайнен и Верстовский докладывали выполнение задач КПУГ-11 комфлоту. Вернее докладывал Сатулайнен, а Верстовский лишь отвечал на вопросы, заданные ему комфлотом.
— Так и прошла эта ‘Олимпия’ мимо тебя, подняв выдвижные? — усмехнулся командующий — ты хоть сфотографировал.
— Конечно сфотографировали — ответил Верстовский и разложил фотографии на столе.
Комфлот надел очки и начал разглядывать фотографии.
— Что прямо так под бортом прошла?
— Ну, кабельтовых десять, не больше. ‘Стерегущий’ вообще был у нее по курсу, еле успели убрать. Секундами время измерялось.
Командующий передал фотографии адмиралу Душенову и тот водрузив на нос очки разглядывал их презрительно, а потом небрежно бросил на стол.
— А что американский командир? Он на связь выходил?
— Так точно и даже их командир капитан 2 ранга Шульц поблагодарил меня за отличную работу. Вот можете послушать, и Верстовский включил магнитофон, куда акустики переписали все переговоры.
— Хм американцы объявили благодарность, значит нам надо снимать тебя с должности? — развалившись на кресле выдал адмирал Душенов, который в ходе доклада пытался задавать Сатулайнену некорректные, неуместные дополнения и вставлял не совсем умные замечания.
Его остановил жестом командующий флотом
— Алексей Алексеевич — все нормально. Корабли Сатулайнена хорошо выполнили свою задачу, а ‘Белуга’ и ‘Касатка’ довершили начатое. Американцы тоже умеют проигрывать. Кингстон поблагодарил меня и Сатулайнена за науку и какой-то пожар. Кстати Сатулайнен, а что там горело у вас.
Душенов сразу насторожился, как гончая собака.
— Так пожар мы ложный организовали, имитируя потерю хода, чтобы остаться в районе — доложил вытянувшись Верстовский
Командующий покачал головой:
— Во время шторма потеря хода с пожаром это уж слишком. Ну что ж учитывая сложные штормовые условия и проявленную находчивость при выполнении задачи я определяю, что Сатулайнен выполнил задачу на пять баллов. Алексей Алексеевич помолчи — остановил он было дернувшегося Душенова. Начальник управления кадров контр-адмиралу Сатулайнену представление на награждение орденом Красной звезды, Верстовскому оформите представление на внеочередное воинское звание капитан 1 ранга, а остальных своих офицеров, мичманов и матросов Сатулайнен подайте на награждение сами. Звания, ордена, медали — заслужили право
Сатулайнен встал и сказал, что все понятно.
Назад ехали, как окрыленные. О выходе больше не говорили
— Знаешь, что Леонид, я в курсе, что ты отчет готовил ночью сам. Поэтому пока выходов в море не ожидается, даю тебе трое суток выходных. Старпом справиться?
— Надеюсь, что справиться.
_ Пусть подаст мне офицеров, мичманов и матросов на поощрение и награды. Кстати мне Грета сказала, что у вас с Мариной не все путем — давай-ка иди решай. У нас без тыла служить невозможно.
УАЗик остановился на улице Усатого и Верстовский направился через дворы домой. С волнением взбежал на свой четвертый этаж, открыл дверь, закрытую почему-то на все замки. Вся мебель была прикрыта газетами, а на столе лежала белая бумага, на которой витиеватым подчерком Марины было написано:
— Леонид извини, мне очень трудно. Мне кажется мы не понимаем друг друга. Я уехала к маме. Поживу у нее пару месяцев и потом будем с тобой решать, что и как делать дальше. Здесь на меня все давит и жить так дальше я не могу. Извини. Целую.
Верстовский смял рукой бумагу и бросил в урну. Больше ему делать дома было нечего. Машинально проверил газ, воду, закрыл двери на все запоры и пошел по лестнице вниз. Вот все и решилось само собой. Теперь можно служить не оглядываясь на тылы. Жалко Борьку только. Ну да решим. До причалов решил добираться пешком. Спешить было некуда, а семь километров была возможность хорошо подумать. Он шагал по шоссе Владивосток — Находка и ветер развевал полы его шинели. Рукой он придерживал фуражку, чтобы не унесло. Где-то у причалов взвизгнул и завыл тифон буксира. Жизнь и служба продолжались.
А еще через месяц Верстовский получив досрочно звание капитана 1 ранга, ушел на своем ‘Адмирале Щастном’ на боевую службу в Индийский океан на восемь месяцев, так и не решив своих проблем с Мариной.
Спасибо Вам, Виктор Александрович, за Вашу вахту, которую невозможно отменить. Вроде, и слов после прочитанного не может быть много: За тех, кто в море! Хочется верить, что флотская служба всегда будет нужна нашей великой России, и флот возродится в лучшем качестве, чем прежде. А потому — пожалуйста, пишите, даже если это больно писать и трудно читается!
С уважением, Сергей.
Спасибо! Пока живём будем творить, вспоминать, то что было на службе. А это было. Это небольшой кусочек нашей общей памяти, которая не должна пропасть