Длинный клиперский нос авианосца «Брест» нависал на разрезаемой форштевнем упругой и невысокой волны Японского моря. Белые барашки волнами разбегались по линии разреза на оба борта авианосца, теряясь вдали, по мере продвижения вперед. За кормой бурлила и оставалась широкая белая пузырчатая полоса, создаваемая усилиями всех четырех винтов корабля, вращаемых мощными машинами. На гафеле авианосца гордо развевался кусок брезента, на котором был нарисован явно неумелой рукой военно-морской флаг Советского Союза. По углам военно-морской флаг был обтрепан, так что серпа и молота практически не было видно. Авианосец сопровождала группа кораблей охранения эскадренный миноносец «Свирепый» и сторожевые корабли «Страшный» и «Стерегущий». Группа кораблей возвращалась из Индийского океана, после восьми месяцев довольно сложной боевой службы в районе Персидского залива. Сзади сопровождал отряд кораблей танкер «Генрих Ковалеров» на гафеле, которого вместо флага болталась простая фанерка с нарисованным флагом вспомогательного флота
С вертолета – разведчика погоды, который, то уходил вперед по курсу, то разворачивался и проходил над кораблем, была прекрасно видна суета на полетной палубе, где рано утром техники и инженеры готовили самолеты и вертолеты к полетам.
Вставало над горизонтом яркое утреннее солнце и командир корабля капитан 1 ранга Жженов, как мартовский кот вышел на левый сигнальный мостик и подставив прохладному утреннему ветру свое обветренное лицо зажмурил глаза.
— Домой, домой, домой – шумели внизу механизмы корабля.
— Домой, домой, домой – повторял в глубине души каждый офицер, мичман, старшина, матрос, предвкушая скорое возвращение домой, в родную базу, в родные дома, к своим семьям после длительной (более восьми месяцев) боевой службы.
— Товарищ командир, берегом пахнет – сказал мечтательно, стоявший рядом с командиром на левом сигнальном мостике командир БЧ-7 капитан 3 ранга Муравьев Василий Васильевич.
— Еще скажи Василий Васильевич, что женщинами уже пахнет – ответил, широко улыбаясь во все тридцать два зуба, командир, не открывая закрытых от яркого проснувшегося солнца глаз.
— Вот, вы скажите Николай Афанасьевич, что вру, а действительно пахнет женщинами – мечтательно ответил Василий Васильевич, закрывая тоже глаза и представляя скорую встречу с женой Валентиной и пятилетней дочерью Аленкой.
— Мне понятно химик ловелас и бабник, женщину за десяток миль чувствует – как мартовский кот, а ты бывалый ответственный офицер и туда же – пошутил, по прежнему широко улыбаясь, командир.
Его черная пилотка, сбитая слегка на затылок, показывала выбившийся из под нее, небольшой седой чубчик.
— А я чем хуже химика или из другого теста сделан? Вон американцам жен в Японию возят самолетами. А мы что железные или по другому сделаны, Николай Афанасьевич? Нет нам не чуждо все человеческое и мы так же хотим домой, чтобы в том числе и выполнить свой долг перед нашими женами, которые нас заждались уже. Да и самим просто нужна разрядка. Чисто мужская разрядка.
— Это ты Василий Васильевич заму объясни, а он тебе расскажет, что есть долг перед Родиной, и что такое есть похоть зажравшегося самца.
— Да не зажравшегося, а как раз наоборот – ответил Василий Васильевич, внимательно разглядывая своего молодого матроса в белой робе с веником в одной руке, поднимающегося по вертикальному трапу к антенне радиолокационных помех – Эй Камсигулов, почему работаешь без страховки. Ну-ка вызови ко мне командира отделения и старшину команды.
— Так мне приказали веником импульсные помехи, это отгонять, а то станция нормально не работает товарищ командир – и он замахал веником рядом с антенной, держась на одной руке за металлическое крепление трапа.
Командир заулыбался и отвернулся, чтобы громко не рассмеяться.
— Так Камсигулов заканчивай, пока не навернулся вниз. Я сейчас дам команду электронный веник включить и все будет нормально.
— А что есть такой? – удивился матрос и стал быстро спускаться, придерживая веник одной рукой.
— Есть, у нас все есть – пробурчал про себя Василий Васильевич, отворачивая лицо, чтобы не расхохотаться.
— Так это тогда, включите пожалуйста электронный веник, товарищ капитан 3 ранга, а то старшина 2 статьи Мурашкин ругается, что станция не работает – импульсные помехи одолели, так и летают вокруг антенны – подошел матрос к Василию Васильевичу, отстегнув предварительно страховочный пояс, пристегнутый почему-то к самой нижней ступеньке вертикального трапа.
— Ну, во первых Камсигулов надо спрашивать командира корабля разрешения обратиться ко мне. А во вторых – он показал на командира корабля, но тот отвернулся в сторону носа, и только махал рукой – мол общайтесь – Во вторых включу сейчас этот электронный веник вместе с твоим Мурашкиным, обязательно включу. Давай Мурашкина сюда скорее.
— А посмотреть можно, как он работает можно? – продолжал настаивать Камсигулов, преданно рассматриваю антенну, где там может быть у нее электронный веник.
— Так Камсигулов давай вниз, это совсекретно, а ты пока не допущен. Вот года через два сам будешь электронный веник обслуживать – давился, от вырывающегося смеха Василий Васильевич.
Камсигулов довольный, тем что узнает, как работает электронный веник пулей умчался вниз разыскивать старшину второй статьи Мурашкина.
Командир повернулся к Василию Васильевичу и тот увидел на его глазах слезы:
— Ну, потешили старика. Молодцы! Но какой настойчивый. Только не поручайте этому Камсигулову уши от кнехта пилить. С его инициативой и любознательностью электропилой весь кнехт на кусочки попилит.
— Я этому Мурашкину покажу.
— Хорошо зам не видел, а то устроил бы тебе партбюро за издевательства над молодыми матросами и воткнул бы тебе этот электронный веник прямо в одно место.
— Это точно.
Командир весело рассмеялся. Вместе с ним смеялся Василий Васильевич, представляя, как он вставит сегодня электронный веник этому Мурашкину, а заодно и командиру группы РЭБ лейтенанту Смехову.
— Американский крейсер УРО курсом на соединение дистанция 60 миль – прошел доклад с вертолета — разведчика погоды, ушедшего далеко по курсу вперед.
— Вот черт и здесь расслабиться не дадут. Только попрощались с этим, как его эсминцем «Фарлейном» в Цусимском проливе и на тебе новая незадача, — недовольно открыл светло голубые, почти бесцветные от солнца, глаза командир.
— Мои, чего-то не докладывают – всполошился командир БЧ-7 – разрешите разобраться в БИЦ.
— Давай Василий Васильевич разбирайся. А то говоришь, женщинами пахнет. Тут еще пока вернемся, таким дерьмом запахнет. Ой, не к добру чувствую этот крейсер УРО, свалился на нашу голову.
Василий Васильевич захлопнул тяжелую дверь на сигнальный мостик и провалился вниз по полувертикальным трапам.
Командир с глубоким вздохом подавил желание еще расслабиться на теплом утреннем солнце, посмотрел, как техники раскатывают по палубе самолеты и с огромной неохотой открыл дверь в ходовую рубку. Там царила утренняя суета, шли доклады по громкоговорящей связи, что-то передавал по связи кораблям охранения оперативный дежурный соединения.
— Товарищ командир с вертолета разведчика прошел доклад о том, что курсом на нас от Японии следует атомный крейсер УРО ВМС США, судя по бортовому номеру «Оклахома». Оперативный дежурный отправил навстречу ему на слежение сторожевой корабль «Страшный». Вахтенный офицер капитан-лейтенант Гусаченко.
Командир посмотрел в иллюминатор правого борта и увидел, как мимо пролетает набирая ход сторожевой корабль «Страшный», а сигнальщики на его гафеле меняют традиционный флаг-брезентуху на настоящий военно-морской флаг из флагтуха (собачей шерсти).
— Черт побрал бы, этих снабженцев и когда они поймут, что синтетические флаги прочнее и ярче, чем эти старинные флаги из флагтуха, использующиеся на флоте еще со времен Петра Великого. Одного флага хватает на три, максимум пять дней в море. И то серп и молот сжираються начисто – отогнал крамольную мысль, но давно его мучавшую мысль, командир корабля.
Командир быстрым шагом прошел в свое походное кресло:
— Кузьма дай-ка мне справочник кораблей «Джейн» — обратился он к вахтенному офицеру — Посмотрим, что это за гусь идет к нам и передай в БИЦ (боевой информационный центр) – пусть доложат элементы движения и его место.
— Товарищ командир по докладу с вертолета он находится в шестидесяти милях северо-восточнее нас. Судя по всему, идет от военно-морской базы Негаи на острове Садо – доложил вахтенный офицер.
— Судя по всему, возможно. Когда вы Кузьма Степанович, повзрослеете и будете докладывать, командиру только окончательно ясные данные – командир закурил папиросу, отставляя слегка в сторону сломанный в далекой юности мизинец.
Вестовой аккуратно поставил на командирский столик стакан с крепким, хорошо пахнувшим чаем. Командир любил чаи, настоянные на пряных травах и по ходовой рубке сразу разошелся приятный запах тмина и еще чего-то такого.
— Что Мансур Умарханович – домой? Ждет небось Светлана с сыном? – обратился мечтательно командир, обращаясь к командиру БЧ-4, появившемуся как тень за пультом командира корабля.
Всегда подтянутый, стройный, черноволосый и черноглазый командир БЧ-4 подтянулся при обращении к нему и повернувшись лицом к командиру корабля ответил:
— Ждет наверно, только давно не пишет. Три почты получили, а мне ни одного письма. Может, заболела?
— Возможно – задумчиво сказал командир корабля, и уже обращаясь к вахтенному офицеру, спросил – Кузьма Степанович ты доложил командиру соединения об обнаружении американского крейсера?
— Доложил оперативному дежурному соединения капитану 2 ранга Клинцову, а он доложил контр-адмиралу Сатулайнену – ответил вахтенный офицер, придерживая левой рукой кортик, чтобы не зацепить им о стойку машинного телеграфа.
Появившийся на мостике заместитель командира корабля по авиации подполковник Марчук, хотел прокрался тихонько, в свое кресло.
Командир не столько увидел, сколько почувствовал его появление:
— Владимир Иванович, когда мы сможем поднять наши самолеты и облетать, как следует этот американский крейсер?
— Сейчас закончат гонку двигателей, пройдет предполетная подготовка и можно поднимать первую пару.
— Нет, так не пойдет Владимир Иванович. Давай дежурную пару в воздух, а вторую эскадрилью готовить к вылету.
— Сейчас распоряжусь – засуетился Марчук, потянувшись к пульту громкоговорящей связи.
— Товарищи офицеры – раздалась команда вахтенного штурмана лейтенанта Ведьмина.
Командир, воткнув папиросу, в хрустальную пепельницу и аккуратно поставив на походный столик стакан с ароматным чаем, побежал встречать командира соединения.
— Товарищ контр-адмирал на корабле проводиться предполетная подготовка. На дистанции 60 миль с северо-востока обнаружен атомный крейсер УРО ВМС США «Оклахома» курсом на наше соединение. Вертолет разведчик уточняет элементы движения крейсера. Принял решение облетать крейсер дежурной парой самолетов.
— Ну, что Николай Афанасьевич все правильно. Облетай их, как они облетали нас в южно-китайском море. Походи у них над мачтами, подергай их за нервы — довольным тоном ответил светловолосый и всегда подтянутый контр-адмирал Сатулайнен, усаживаясь в свое флагманское кресло.
— Прошу разрешения на взлет дежурной пары – запросил по связи старший руководитель полетов майор Венев.
— Взлет разрешаю – разрешил командир, посмотрев на часы и на махнувшего в знак согласия командира соединения и сорвавшись, понесся смотреть на взлет, на левое крыло сигнального мостика. За ним побежал командир соединения. Они выскочили на сигнальный мостик и рев реактивных двигателей, ворвался в открытую дверь ходовой рубки. Самолеты взлетали с четвертой и пятой площадок. Поревев сначала первый с бортовым номером шестьдесят четыре слегка раскачиваясь оторвался от палубы и поднявшись метров на десять вверх, начал разворачивать кормовые сопла и пошел в разгон, удаляясь от корабля. За ним в воздух так же легко поднялся самолет номер шестьдесят.
— Каждый раз, когда они взлетают, боюсь, что ветром отнесет к надстройке – прокричал на ухо командиру командир соединения, придерживая фуражку на голове, чтобы не улетела – кто полетел-то?
Командир вопросительно посмотрел на вахтенного офицера, вышедшего за ними на крыло сигнального мостика.
— Судя по позывным, взлетели Герой Советского Союза майор Белобородов и старший лейтенант Красук — доложил вахтенный офицер, придерживая одной рукой фуражку.
— Опять, судя по всему – окрысился, командир на вахтенного офицера – узнайте точно, кто взлетел и чтобы я больше не слышал от вас слов возможно, судя. Этих слов в лексиконе вахтенного офицера быть не должно.
Обиженный беспричинной грубостью командира вахтенный офицер исчез за бронированной дверью ходовой рубки узнать, кто взлетел.
— Александр Сулович – сказал командир, глядя уже на командира соединения – взлет самолетов рассчитан, корабль держит такой курс, что ветер отжимает взлетающий самолет от надстройки. Так, что ваши опасения беспочвенны.
— Знаешь, что командир я старый лис и меня на мякине не проведешь. Сам же знаешь, что незаряженная пушка раз в год обязательно стреляет, поэтому инструктируй летчиков, что бы выполняли все требования по безопасности – ответил, улыбаясь, командир соединения, закуривая сигарету.
Внезапно раздавшийся шум, от пролетевшей практически над самой палубой пары самолетов, успевших развернуться и пройти над своим кораблем, буквально заставили присесть командира корабля и командира соединения. Покачивая крыльями самолеты пошли в набор высоты и выполнив двойные бочки в разные стороны, пошли на снижение к самой воде.
— Вот черти, долетаются. Хулиганы! – выругался, улыбаясь, командир соединения — Почему никто не доложил о подлете самолетов к кораблю?
— Почему не доложили, все доложили и я и вахтенный офицер по связи. Только вы увлеклись разговором наверно и не слышали из-за гонки двигателей – внезапно обиделся вахтенный сигнальщик матрос Бердыбаев, стоявший у пеленгатора и наблюдающий за удаляющимися самолетами – я вам всем точно докладывал.
— Товарищ командир в самолете номер шестьдесят четыре майор Белобородов – командир первой эскадрильи, а в самолете номер шестьдесят старший лейтенант Красук – доложил по громкоговорящей связи вахтенный офицер.
— Докладывать надо товарищ матрос, чтобы начальники слышали ваш доклад. А то такой рев внезапно. Хорошо я не беременная женщина, а беременная от такой неожиданности могла бы родить – поучительным тоном ответил Бердыбаеву командир соединения.
Тот заулыбался во весь рот, услышав шутку о беременной женщине.
— Ну, вот командир только вспомнишь о женщине, как твои боштандыры делают стойку, как самцы орангутангов перед совокуплением. Ладно, пойдем, посмотрим, что там у нас, получается – потянул командир соединения командира за рукав в темноту ходовой рубки.
— Товарищ адмирал, а что такое боштандыры. Это не обидно? – спросил командир корабля, пропуская в ходовую рубку командира соединения.
— Не знаю, — задумчиво сказал тот, проходя в ходовую рубку и глядя, как командир задраивает тяжелую дверь – сам вчера услышал на ходовом. Твой мичман – этот, как его казах вышел на сигнальный и как стал кричать на этих твоих представителей Средней Азии – боштандыр, боштандыр и они стали драить рыбины и палубу, как наскипидаренные. Может хорошее это слово, может нет, но явно помогает в работе.
— Мичман Алаудинов это, старшина команды сигнальщиков – ответил командир, садясь в свое кресло – надо будет его спросить, а то можно обидеть ни за что.
Командир соединения прошел в штурманскую рубку и взяв в руки измерительный циркуль и стал замерять на карте расстояние до «Оклахомы»
Путь далек от Дажелета, До прекрасных наших дам – замурлыкал он себе под нос.
— Что вы говорите товарищ адмирал – спросил, стоявший рядом с адмиралом, лейтенант Ведьмин.
— Да так Ведьмин песенку пою. Я всегда пою, когда немного нервничаю, только ты об этом никому не говори.
— Так точно товарищ адмирал никому не скажу – прошептал адмиралу на ухо лейтенант Ведьмин.
Адмирал посмотрел на лейтенанта, улыбнулся и опять стал что-то измерять на карте.
— Лейтенант, какое училище заканчивали?
— Фрунзе товарищ адмирал – преданно глядя на адмирала, ответил лейтенант.
— Тогда извините, за выражение, кто вас так мазать учил, делая прокладку. Вы что не понимаете, что ваша карта – это юридический документ и если что случиться с кораблем, арбитраж будет выносить решение с учетом вашей прокладки. А у вас она похожа на свежее постиранные портянки. Когда я учился на штурманском факультете училища имени Фрунзе, с нас более строго спрашивали за это.
Лейтенант стоял красный, как вареный рак.
— Ладно, лейтенант, тогда назовите четыре основных японских острова с севера на юг – продолжал пытать лейтенанта адмирал.
Лейтенант, глядя правым глазом на карту, начал перечислять:
— Хоккайдо, Хонсю и этот как его Дзйюкоку.
Адмирал накрыл карту другой картой:
— Ты еще лейтенант скажи еще Хюрю. Перепутал остров с названием авианосца и чему вас там только учат. Все напутал, это же надо перепутать Бебеля с Гегелем, Гегеля с Гоголем, Гоголя с Моголем, Моголя с Врубелем, Врубеля с Бубелем. Запоминай, как мы учили – есть скороговорка «Ты моя Хоккайдо, я тебя Хонсю, за твою Секоку я тебя Кюсю». Понял?
— Так точно товарищ адмирал – все понял – преданно глядя на адмирала, ответил лейтенант – теперь на всю жизнь запомню, если бы так доходчиво в училище учили. «Ты моя Хоккайдо, я тебя Хонсю, за твою Секоку я тебя Кюсю»
— А кто учил тебя? Не Изыдь?
— Так точно капитан 1 ранга Мордвинов, по кличке Изыдь.
— Так поворачивал задом, потом давал пинка и говорил «Изыдь нечистая сила» из тебя, не то что штурман военного корабля, но и водитель мусорной машины не получиться и ставил тройку
— При мне он был еще капитан-лейтенантом – задумчиво сказал адмирал.
Штурман еще хотел что-то сказать, но адмирал потрепал его по плечу и видимо выяснивший что-то для себя, посмотрел на него, улыбнулся и пошел в ходовую рубку. До лейтенанта донеслось:
Как хорошо быть адмиралом,
Как хорошо быть адмиралом!
Если комэска, если комфлота,
Переживу!
Штурман остался в ходовой рубке и шептал скороговорку:
— «Ты моя Хоккайдо, я тебя Хонсю, за твою Секоку я тебя Кюсю»
— Что вы сказали товарищ адмирал? – встретил адмирала в ходовой рубке командир авианосца.
— Да так Николай Афанасьевич пою, что хорошо быть адмиралом.
— Аааа? — обескуражено произнес командир корабля, а бывшие в ходовой рубке офицеры заулыбались.
Самолеты удалялись от корабля, почти совсем припав к воде.
— Снижаемся до десяти метров. Чтобы раньше времени нас амирикосы не обнаружили — раздалось команда ведущего летчика в наушниках шлемофона старшего лейтенанта Красука.
— Понял сто третий, снижаемся до десяти – отреагировал на команду ведомый – обрадуем их ПВО.
И штурмовики, прижавшись почти к воде, заскользили, удаляясь от корабля вдоль водной глади. Сзади самолетов струилась легкая водная пыль, поднимаемая в воздух реактивными двигателями самолетов.
— Товарищ командир самолеты исчезли с экранов локаторов – прошел из БИЦ встревоженный доклад командира БЧ-7 Муравьева.
— Этого только нам не хватало командир – забеспокоился командир соединения.
— Александр Сулович – ты не беспокойся – спокойно закурил папиросу командир и отхлебнул уже холодного чая — Просто самолеты опустились до воды, что бы их не обнаружили, РЛС американцев. Славик Белобородов умница – даром звезды Героев у нас не дают, а он летчик от Бога. Знаешь как «Томкеты» гоняли на наших «Крокодилах».
— Успокоил командир. Так с вашими героями инфаркт получишь. Пойду ка пожалуй я позавтракаю. Ты тут смотри, что да как, если что докладывай – сказал командир соединения, посмотрев на часы – время для встречи с америкосом есть немного.
— Разрешите тревогу сыграть и условно уничтожить его крылатыми ракетами?
— Играй командир, уничтожай – равнодушно ответил командир соединения и пошел на выход.
До командира корабля донеслась знакомая песня:
Как хорошо быть адмиралом,
Как хорошо быть адмиралом!
Если комэска, если комфлота,
Переживу!
— Товарищи офицеры – раздалась команда вахтенного штурмана лейтенанта Ведьмина.
Командир, сел поудобнее в кресло, допил уже остывший чай.
— Товарищ капитан 3 ранга старшина 2 статьи Мурашкин по вашему приказанию прибыл – доложил командиру БЧ-7 в боевом информационном центре светловолосый и подтянутый старшина 2 статьи.
— Так Мурашкин, почему вы послали Камсигулова на антенну без страховки? Я понимаю шутки, но это может плохо закончиться.
— Вот чурка, сказал же ему страховочный пояс взять с собой и пристегиваться – тихо ответил, глядя в сторону Мурашкин.
— А он и пристегнул к нижней ступеньке и полез дальше практически без страховки, пристегнутым наверно ему неудобно было веником махать.
— Ну, я ему покажу, блин придурок.
— Придурок не он, а ты старшина и я. Если бы матрос разбился, то зам нас бы с дерьмом сожрал за такие шутки. Поэтому приведешь вместе с ним в порядок тринадцатый офицерский гальюн и тринадцатый душ на третьей палубе. Там краска облупилась – надо ее зачистить, то есть отодрать, как следует пайольной щеткой, как вы ее называете «машкой» и снова все покрасить. Понял Мурашкин боевое задание до возвращения в базу.
— Так точно понял товарищ капитан 3 ранга – угрюмо, сказал старшина 2 статьи, вздохнув, что не предвещало для Камсигулова ничего хорошего – разрешите идти выполнять.
— Иди! Выполняй. И если в следующий раз даешь задание подчиненному, то хотя бы контролируй, как он его выполняет.
Командир корабля скомандовал вахтенному офицеру и командиру БЧ-4:
— Гусаченко играй учебную боевую тревогу, атака надводной цели крылатыми ракетами. Мансур, передай эту команду кораблям охранения, пусть тоже поупражняются по реальной цели.
— Горнист ко мне – скомандовал вахтенный офицер, нажимая блямпер колоколов громкого боя. Та-Та-Та Та-Та-Та (слушайте все!) и затем длинный гудок под сопровождение горна боевой тревоги, выдергивающий из коек отдыхающую смену и отрывающей от малой приборки остальных членов экипажа.
— Опять как следует, не позавтракаем – подумал старший лейтенант Миша Морозов, плотно закрывая за собой дверь боевого поста – ну да вечером домой. Оторвемся по полной.
— Учебная тревога, учебная тревога. Атака надводной цели крылатыми ракетами – разнеслась команда вахтенного офицера по самым удаленным закоулкам большого корабля.
— Учебная тревога – доносилась команда звонками и голосом с сопровождающих «Брест» кораблей.
— Товарищ командир – корабль к бою готов – раздался доклад старшего помощника командира капитана 3 ранга Белоруса с центрального командного пункта, видимо уже принявшего доклады от командиров боевых частей.
— Есть Борис Александрович! Атака американского корабля по курсу – командир повернулся в сторону штурмана – ну что Вальтер там у нас? Почему БИЦ молчит?
— 72 градуса, дистанция 55 миль по докладу вертолета – разведчика погоды – доложил командиру старший штурман корабля всегда подтянутый капитан-лейтенант Вальтер Фоншеллер.
— Во, во – 72 градуса на дистанции 55 миль – скомандовал командир корабля и уже обращаясь к себе, добавил – а близко подпустили, если бы не вертолет разведчик погоды, то совсем прошляпили бы. Новый корабль, небось технологию невидимки или как они называют стелса применили. Говорят, включат такую станцию и корабля на экранах локаторов не видно. Во, техника у них пошла.
— Крас атакуем, я слева ты справа и встречными ты над носом, я над кормой и уходим в заднюю полусферу сначала я с разворотом потом ты, с левой бочкой резко набирая высоту с левым разворотом в сторону корабля – скомандовал по связи майор Белобородов.
— Понял сто третий, исполняю.
Командир атомного крейсера УРО «Оклахома» капитан 1 ранга Роберт Бредберг пил чай в салоне флагмана с адмиралом Вилли Свенсоном, командующим седьмым американским флотом. Внезапно тишину взорвал грохот, встряхнувший изнутри весь корабль. Зазвенела посуда в лакированном серванте.
— Что это было Роберт? – спросил, подняв глаза адмирал.
— Одну минуту – ответил командир корабля, встал и подошел к громкоговорящей связи – вахтенный офицер, что это было.
— Два русских самолета выскочили из под воды и прошли над носом и кормой.
— Лейтенант Шерри, как это выскочили из воды? – разозлился Роберт Бредберг – это что летающие подводные лодки с крыльями?
— Никак нет, это самолеты класса ЯК-38, видимо с «Бреста» — шли очень низко над водой практически в нескольких метрах. Наши РЛС их не засекли.
— Передайте мое неудовольствие командиру оперативной боевой части лейтенанту-командору Шеловски.
— Однако один — один. Молодец Сатулайнен. Отомстил нам за облет с «Мидуэя» Хитрый финн – спокойно сказал адмирал, беря со стола сендвич с беконом, накрытым сверху листиком салата — направьте «Орион» облетать «Брест» и поднимите с Окинавы «Авакс», чтобы подобного налета на флагманский корабль флота больше не повторилось. У русских был один шанс, и они его использовали.
— Сэр, а почему финн служит у русских? Вроде Финляндия наш союзник? – спросил командир крейсера, передав в ходовую рубку команды адмирала и садясь за стол.
— Эти финны жалкая нация служат и нашим и им. У них мозги работают неправильно – допивая чай, ответил адмирал.
Уходящая пара штурмовиков прошла вдоль борта крейсера УРО, на уровне иллюминаторов и помахала крыльями напоследок.
Адмирал посмотрел в иллюминатор:
— Хорошие летчики. Молодцы! Поручите узнать, кто это были, их фамилии, должности, звания.
— Наши лучше летают – презрительно сказал командир крейсера, отхлебнув из высокого стакана с красивой надписью по ободку «Оклахома» горячего чая.
Адмирал снисходительно хмыкнул, откинувшись в кресле:
— Если русским дать такие самолеты, как у нас, то я бы не стал бы держать пари, кто лучше летает. Эти летают, считай Бог знает на каком помеле, если это можно назвать самолетом. Один русский адмирал на Маврикии, рассказал анекдот Президенту про этот самолет – говорит летать на нем все равно, что насиловать тигрицу – удовольствия никакого, а очень опасно.
Командир рассмеялся, видимо представив, как русские летчики насилуют тигрицу.
Адмирал, тоже улыбнувшись, продолжил:
У «Хариера» в три раза боевой радиус больше, чем у ЯК-38, а ты посмотри, эти летчики застали нас врасплох. Во время войны у нас были бы крупные неприятности. Они шли на несколько метров над водой, что запрещено всеми нашими инструкциями и это при том, что этот самолет не приспособлен для таких полетов, не имеет системы обтекания поверхности. Нет, Роберт, что ни говори эти русские очень хорошие летчики. Дай команду командиру оперативной боевой части быть внимательнее.
Через десять минут крейсер атаковала с нескольких направлений вторая эскадрилья Осипенко в составе шести самолетов, но их уже ждали, сумели обнаружить и условно отразить нападение.
Все самолеты вернулись на авианосец. Техники и инженеры проводили послеполетное обслуживание вернувшихся самолетов.
— А ты видел Паша, как этот придурок у кормового носового орудия, испугался и стал прятаться за него – спросил разгоряченный полетом майор Белобородов, расстегивая молнию на оранжевом костюме МСК-1.
— Я видел Вячеслав Иванович, как офицер заметался по сигнальному мостику, как белка – ответил Красук.
— Мужики, а я такой снимок привез, закачаешься. В корме у вертолета три придурка штаны сняли, и задницы нам показывали. Хиловатые правда задницы, если честно. Я бы их конечно НУРС-ами прочистил, если бы можно было. Каждому бы задницу прочистил до самого желудка, такие клизмы поставил бы с патефонными иголками, что любо дорого, а так пришлось только сфотать – обнял за плечи, Красука смеясь, его друг Леня Балуевский, летавший со второй эскадрильей.
Они подошли к двери, ведущей в комнату предполетной подготовки пилотов.
Вслед за ними прошел мрачный майор Осипенко и бросил летный шлем с зеленоватым плексигласом в свободное кресло. Куда девалась его всегдашняя веселость.
— Славик, ты их напугал изрядно. Нас уже встречали с почетным караулом и даже оркестр гомиков хотели построить на корме. К нашему прилету так подготовились, что сопровождали нас всеми станциями, и даже ракетные шахты открыли.
— А мы прошли к ним, как по чистому коридору. На нас среагировали, когда мы уже их прошли, так что считай, уничтожили мы эту «Оклахому» сто процентов — ответил, переживая за друга, командир первой эскадрильи майор Белобородов.
— Летчикам спасибо за хорошую работу – раздался хрипловатый и уверенный в себе голос командира авианосца Жженова, по громкоговорящей связи.
— И вам не хворать — раскланялся картинно, обращаясь к динамику, майор Осипенко, расстегивая на груди МСК-1.
В ходовой рубке творилась неразбериха. Только что дали отбой учебной боевой тревоги, уничтожив условно четырьмя крылатыми ракетами, бегущую к «Бресту» «Оклахому», как из БИЦа капитан 3 ранга Муравьев доложил о приближении «Ориона».
— Командир перехватить «Орион» на максимальном удалении! – скомандовал командир соединения.
— Вахтенный офицер! Дежурную пару в воздух!
— Товарищ командир, еще самолеты не готовы. Только сели – попытался урезонить командира заместитель по авиации подполковник Марчук.
— Ты что же Владимир Иванович будешь во время войны ждать, когда заправят? А они тебя НУРСами так накормят, что и взлетать будет нечему.
Все присутствовавшие в помещении предполетной подготовки, летчики рассмеялись, реагируя на шутку майора Осипенко и даже всегда спокойный авиационный врач, старший лейтенант Борисов, спокойно читавший в кресле, какую-то медицинскую книгу, заулыбался, в свои пышные буденовские усы.
— Дежурной паре приготовиться к вылету – внезапно раздалась по трансляции команда вахтенного офицера капитан-лейтенанта Гусаченко.
Балуевский и Красук схватив шлемы, бросились к самолетам.
— Леня давай я слетаю – растеряно попросил майор Белобородов.
— Ну, уж нет товарищ командир. Вы и так с утра вместо меня полетели. А мне тоже надо месячный налет набирать, а то денежки не заплатят – ответил Балуевский командиру эскадрильи и скрылся за тяжелыми дверями.
По кораблю раздался длинный звонок колоколов громкого боя и команда вахтенного офицера «Боевая тревога — отражение воздушной атаки противника!»
— Вот и слетали – сказал громко Осипенко, натягивая шлем. Он подошел к громкоговорящей связи и нажал кнопку связи с ходовой рубкой:
— Товарищ командир разрешите взлет второй эскадрильи!
— Валера успокойся. Пока не надо. Но вам быть в готовности. Не война пока! – ответил спокойный голос командира – сейчас дежурная пара перехватит «Орион» и все нормально.
— Нам в самолетах ждать или в помещении предполетной подготовки.
— Пока в помещении, но самолеты к вылету готовить будем на всякий случай.
— А, так это «Орион» — разочаровано проворчал Осипенко – а я думал, что это наши знакомые «доминошки — шесть-шесть» с «Мидуэя». Вот с ними бы мы покрутили карусели, а так не интересно. Так ребята никому не расходиться, всем ждать команду.
— «Шесть – шесть» — это просто шестая эскадрилья, а есть еще и «пять-пять» и т.д. по номерам эскадрилий – весь расклад домино – вмешался в разговор внезапно, заглянувший зачем-то особист корабля Сан Саныч Лебедев.
— Как все просто, что даже неинтересно – отозвался Осипенко, когда особист, закрыл за собой дверь – говорят, они всех хохлов списать с плавсостава хотят, после того, как Беленко на МИГ-23 улетел в Японию.
— Шутишь – внезапно расстроился Белобородов – у нас же хохлов две трети авиаполка – выпускники Черниговского летного, а если с техниками, то и там половина наберется.
— Техников списывать не будут. А насчет летчиков спроси его сам. Мне по секрету замполит сказал, что списки уже составляют – ответил улыбающийся Осипенко – так что будем вечно дежурить по аэродрому и никаких полетов. А летать и в моря ходить будешь только ты Славик и еще несколько москаликов. Вон в «азовском» авиаполку на Северах уже говорят Серегу Верненко и Мишку Завгороднего отстранили и перевели в Архангельск. Родственников в Канаде вроде обнаружили.
Белобородов задумчиво почесал голову:
— Валер скажи, что пошутил?
— Спроси сам у замполита и особиста – они тебе расскажут.
— Товарищ командир на первой и третьей технических позициях самолеты шестьдесят семь и пятьдесят пять к взлету готовы – доложил из рубки дежурного по полетной палубе спокойным голосом командир БЧ-6 майор Пинчук – я их сразу после взлета второй эскадрильи подготовил и на всякий случай заправил.
— Наверно выпил и уже луком закусил – подумал вахтенный офицер капитан-лейтенант Гусаченко, зная о пристрастии командира БЧ-6 к крепким напиткам и не поверив докладу, что так быстро техники подготовили самолеты к взлету и их заправили.
— Вот так, учись! Владимир Иванович у своих подчиненных учись, высокой ответственности, как надо действовать в боевой обстановке – сказал, блестя возбужденными глазами, командир корабля заместителю по авиации, закуривая новую папиросу.
Раздался визг раскручивания двигателей самолетов.
— Прошу разрешения на взлет сто третьего и сто четвертого – запросил старший руководитель полетов майор Венев.
— Взлет разрешаю – махнул рукой командир соединения.
Летчики, расстегнув на груди ярко рыжие морские спасательные костюмы, попадали в кресла в помещении предполетной подготовки, но когда с палубы раздался рев взлетающих самолетов, все бросились к иллюминаторам, а майор Белобородов побежал смотреть взлет по трапу на СКП.
Командир уже державший в руках микрофон громкоговорящей связи репетовал команду старшему руководителю полетов на CКП. На палубе раздался, усилившийся рев взлетающих самолетов. Адмирал сорвался со своего кресла и как молоденький мальчик вылетел на левое крыло сигнального мостика, за ним выскочил командир корабля, успевший схватить с походного столика свою пилотку.
Самолеты как бы неохотно оторвались от палубы, и не зафиксировав зависание, пошли в разгон, удаляясь от корабля.
— Во взлет! – поднял большой палец правой руки командир соединения – классика жанра. С такими ребятами, хоть куда.
Командир корабля придержал рукой пилотку, чтобы не улетела от ветра.
Молодой матрос Камсигулов и вместе с ним еще четверо молодых матросов уже второй час, под зорким наблюдением старшины 2 статьи Мурашкина драили тринадцатый гальюн и тринадцатый душ. Пайольные щетки мелькали в их руках, и остатки желтой краски летели на палубу и в разные стороны.
Старшина 2 статьи Мурашкин восседал на раскладном стульчике и читал интересную книгу.
Раздался сигнал боевой тревоги.
— Товарищ старшина так боевая тревога, однако – доложил Камсигулов, бросив пайольную щетку на палубу и глядя на старшину.
На его лице были кусочки желтой краски.
— Это не для нас тревога Комсигулов, а для командира – ответил спокойно Мурашкин, не отрывая глаз от книги — работай Камсигулов работай, подними «машку» и драй. Этот гальюн до возвращения в базу и есть наша тревога. Нет лучше собери, то что отдраили и выбрось за борт. И быстро назад. Работать надо.
— Есть собрать и выбросить за борт товарищ старшина.
Камсигулов пожав плечами, взял два веника и стал собирать в ведро, называемое на корабле обрезом, отдраенные от переборок частицы желтой краски. Остальные матросы стали еще с большей энергией тереть переборки.
Откуда-то сверху раздался звук взлетающих с палубы самолетов.
Камсигулов побежал выбрасывать полное ведро остатков желтой краски. В связи с тревогой все тяжелые двери и люки были задраены. Кое как, пробравшись на вторую палубу он тут же был обруган матросами аварийной партии.
— Люки за собой задраивай ЧМО, куда летишь? – спросил строгий главный старшина из БЧ-5 — старший отделения аварийной партии на второй палубе в химкоплекте и с противогазом на боку.
Перед ним стояли построенные матросы и он видимо тренировал их одевать на время химкомплекты.
— Старшина 2 статьи Мурашкин приказал выбросить мусор – ответил Камсигулов.
— Ты, чего салабон, дурак полный. Тревога! – зарычал старшина.
— Старшина 2 статьи Мурашкин сказал, что тревога только для командира корабля.
— Передай Олегу, что я тебя в последний раз пропускаю. Что он обнаглел до невозможности. Но помни, если тебя задержит лейтенант Потоцкий – командир кормовой аварийной партии, то я тебя здесь не пропускал. Они стоят в поперечном коридоре – туда ни шагу ногой. Понял салабон?
— Так точно понял товарищ главный старшина – и довольный Камсигулов полетел дальше.
Корабль как вымер. Все двери, люки, горловины задраены, нигде не слышно никаких звуков, не видно людей. Камсигулов даже запел на казахском языке от радости. И конечно по своему незнанию влез в поперечный коридор, где находилась кормовая аварийная партия.
— Так боец иди сюда! – скомандовал маленький офицер с противогазом на боку и в черной пилотке.
Камсигулов принял стойку смирно, перехватил ведро в левую руку и строевым шагом пошел к лейтенанту:
— Товарищ лейтенант боевой номер 07-12-25 матрос Камсигулов. Выношу мусор из гальюна по приказанию старшины 2 статьи Мурашкина.
— Почему по тревоге бегаете товарищ матрос? Что вы должны делать по тревоге? – он извлек из кармана Камсигулова книжку боевой номер, открыл нужную страницу и прочитал – по тревоге прибегаю на боевой пост № 12 боевой части 7, включаю аппаратуру №, так, что дальше, проверю ее исправность и докладываю командиру боевого поста. Обслуживаю аппаратуру № и где здесь про вынос мусора я не вижу.
Камсигулов опустил вниз голову и начал смотреть на кончики ботинок.
— Так товарищ матрос я вас записываю за нарушение обязанностей по боевой тревоге и подам командиру корабля. Сейчас забирайте свое ведро и убирайтесь на свой боевой пост.
— Товарищ лейтенант, а выбросить мусор можно?
— Бегом на боевой пост. Кузьменко проводи этого нарушителя.
Внушительного роста матрос взял под руку Камсигулова вывел из коридора и толкнул в обратную сторону:
— Чтобы я тебя здесь не видел. Еще раз увижу – будешь жалеть, что родился на белом свете. Понял?
— Так точно понял товарищ матрос.
— Бегом – сказал грозным голосом Кузьменко и дал сильного пинка Камсигулову под зад.
Пролетев несколько метров Камсигулов, едва не растянулся и с огромным трудом не рассыпал мусор из ведра на палубу.
— Быстро отсюда крути педали – неслось ему вслед.
Камсигулов постоял немного, когда задраилась дверь за энергичным матросом Кузьменко, перевел дух и немного подумав, весело улыбаясь, побежал в нос корабля по второй палубе.
Балуевский и Красук перехватили «Орион» за двадцать километров от корабля и пристроились к нему с разных сторон. Командир «Ориона» доброжелательно поприветствовал русских летчиков левой рукой.
— Красс ты его сопровождай, а я покручусь вокруг него – скомандовал Балуевский, Красуку и отвалил на крыло в сторону от «Ориона».
Американский пилот с беспокойством посмотрел на закрутившегося вокруг его самолета русского. Он посмотрел на Красука и покрутил пальцем у виска, показывая на самолет Балуевского. Красук заулыбался и помахал рукой, мол все понятно.
— Сто третий и сто четвертый отжать его, что бы он не прошел над кораблем – поступило приказание с корабля.
Красук показал руками пилотам «Ориона» на корабль, и сложил руки крестом, что проходить над кораблем нельзя. Пилот «Ориона» кивнул успокаивающе рукой и пошел в сторону корабля.
— Лень он чего тупой, не понимает русских слов? Я ему все доходчиво объяснил.
— Приказ у него такой пролететь, а у нас не пропустить, поэтому отжимай его вправо.
Красук направил самолет на сближение с «Орионом». «Орион» добавил скорость и попытался, обогнув самолет Красука, выйти снова в направлении «Бреста», но Красук тоже прибавил скорость и снова своим самолетом преградил движение «Ориона» в выбранном направлении. Сверху приближающийся «Брест» было хорошо видно. Красук обратил внимание, как застыли в одном направлении, сканируя цели, стрельбовые станции, на направляющих ракетных установок появились ракеты, артиллерийские установки были развернуты в сторону приближающихся самолетов.
— Сто третий, сто четвертый я Абзац – раздался в эфире, голос адмирала Сатулайнена – не дайте ему пройти над кораблем.
— Вас понял – ответил Красук и сблизился с «Орионом» на расстояние трех метров от крыла.
Пилоты «Ориона» стали выглядывать в иллюминаторы и тревожно разглядывать самолет Красука. Красук еще сократил расстояние до крыла «Ориона» на метр. Теперь самолеты шли практически крыло к крылу.
— Паша отойди немного в сторону я его сейчас вертикалами напугаю – спокойным голосом сказал по связи Балуевский.
И самолет Красука, послушно отошел немного в сторону.
Командир эскадры, командир корабля и заместитель по авиации смотрели с правого сигнального мостика, как два самолета пытались увести «Орион» в сторону от корабля. Один приблизился к «Ориону» на такое расстояние, что казалось со стороны идут крыло к крылу, а второй внезапно вышел вверх, над «Орионом», открылись шторки закрытия вертикальных двигателей и сразу «Орион» клюнул вниз носом. С огромным трудом американским летчикам удалось выровнять самолет и вывести его к носовой части корабля. Балуевский снова стал заходить в верхнюю полусферу «Ориона». Красук, летевший рядом с «Орионом» видел, как замахали кулаками во все иллюминаторы американские летчики и облегченно вздохнул.
— У нас нервы крепче — обрадовано сказал командиру, адмирал – мы еще с ними потягаемся, хотя самолеты у нас конечно дерьмо. Но на это дерьме наши летчики, смотри, какие штуки выделывают.
«Орион» резко снизился и прошел метрах в десяти по носу корабля. Было видно, как летчик энергично махал кулаками нашим летчикам, набравшим скорость и ушедшим вверх с набором.
— Молодцы ребята – сказал, с удовольствием и улыбкой на лице потирая руки адмирал – теперь надо ждать «Оклахому». «Страшный» доложил, что через час встретимся.
Внезапно из «Ориона» пролетевшего в метрах в двадцати от носа корабля, так, что крыло чуть не задело гюйсшток, вышло облако какого-то желтого цвета. Желтый порошок моментом засыпал носовую часть корабля, ракетно-бомбовые и артиллерийские установки.
— Ё, что это? – крикнул с ужасом адмирал – все в надстройку! Бегом! Химическая тревога! Все в корпус корабля!
Все бывшие на сигнальном мостике запрыгнули в помещение ходовой рубки, Последним заскочил вахтенный сигнальщик и задраил за собой дверь. Было видно, как какие желтоватые кусочки попадали на иллюминаторы, на сигнальный мостик, на визиры.
Вахтенный офицер звонками колоколов громкого боя сыграл химическую тревогу.
— Химическая тревога! Химическая тревога! Химическая тревога! – неслось по боевой трансляции по всему кораблю, проникало в каждый закоулок – Всем покинуть полетную палубу.
В иллюминаторы командир эскадры видел, как побежали к дверям, толкаясь, как дети, техники, инженеры и летчики.
Один техник в светло коричневом комбинезоне остановился, поднял рукой желтый порошок и попробовал на вкус.
— Да что за балбес? Командир ты посмотри, что они там творят. Этот попробовал порошок на язык. У него есть ум или нет? – командир эскадры подбежал к пульту громкоговорящей связи – товарищи матросы, мичманы, офицеры. Говорит командир соединения. Корабль подвергся химическому или бактериологическому заражению с пролетавшего самолета «Орион». На корабль высыпано большое количество желтого порошкообразного вещества. Всем членам экипажа, бравшим порошок в руки – немедленно в санчасть. Начхим немедленно взять пробы и приготовиться сделать анализы. Все двери, горловины, ведущие в корпус корабля задраить. Начмед принять в изолятор, всех бывших на полетной палубе и пострадавших от химического или бактериологического оружия. Командир БЧ-4 передать сигнал – подвергся нападению. Командиру БЧ-2 приготовить четыре крылатые ракеты к уничтожению американского крейсера УРО «Оклахома».
— Товарищ адмирал самолеты сопроводившие «Орион» просят добро на посадку на палубу корабля. «Орион» ушел в сторону острова Хоккайдо – доложил адмиралу заместитель командира корабля по авиации.
— Запрещаю. Палуба корабля заражена неизвестным химическим или бактериологическим оружием – жестко отрезал адмирал.
— А как же быть – у них заканчивается горючее – просящим и непонимающим голосом опять обратился к адмиралу подполковник Марчук.
— Пока пусть повисят немного – ответил адмирал.
— А может они сядут, по тихому и будут на палубе сидеть в самолетах? – уже совсем дурным голосом спросил командир корабля – керосина у них только на посадку осталось.
— Сажайте, но так чтобы летчики не выходили из самолетов. Командир, где ваш начхим. Почему еще не взяли анализов? Почему у вас командир по химической тревоге люди в ходовой рубке не в противогазах и не в химических комплектах?
Командир тяжело вздохнул:
— Сейчас товарищ адмирал — и громко крикнул на всю ходовую рубку – Газы!
Все бывшие в ходовой рубке бросились к противогазным шкафчикам. Сигнальщики, занявшие пост у визиров натягивали химические комплекты, принесенные им из сигнальной рубки. Штурмана натягивали противогазы. Офицеры, бывшие в ходовой рубке, вызывали посыльных с противогазами. Через минут пять все бывшие в ходовой рубке были в противогазах, включая командира корабля. Все кроме адмирала, который растерянно озирался в сторону противогазных шкафчиков с откинутыми брезентовыми крышками. Там больше не было ни одного противогаза.
— Командир, а где мой противогаз? – наконец спросил адмирал.
— Ходовой КПС, сигнал «Подвергся нападению» передан, квитанция получена – доложил из КПС-а командир БЧ-4 Мансур Асланбеков.
— Ходовой КП БЧ-2. Целеуказания по «Оклахоме» приняты, готов к нанесению удара четырьмя ракетами, две в ядерном варианте – доложил командир БЧ-2 капитан 3 ранга Бондаренко.
Адмирал от этих слов аж присел:
— Как в ядерном варианте? Командир у вас, что командир БЧ-2 начинает ядерную войну?
Командир подбежал к громкоговорящей связи с КП БЧ-2:
— Павел Петрович, почему в ядерном варианте две ракеты?
— У нас в контейнерах только две простые ракеты, а остальные с красными головками, товарищ командир. Если приготовить четыре сразу в установленные нормативы, то надо перезаряжать, а это займет более часа. И надо выходить на верхнюю палубу, а она заражена, как объявил командир соединения. Приказано четыре, значит четыре готовы, как и приказали. Других ракет в контейнерах нет!
Командир, а где мой противогаз? – адмирал снова, повторил свой вопрос.
— Товарищ адмирал я сейчас разберусь. Возьмите пока мой – командир содрал с лица свой противогаз и протянул адмиралу.
— Бондаренко приказываю в ядерном варианте ракеты не готовить. И потом у нас же четыре простых были в контейнерах.
— Так комбат тренировал матросов в перезагрузке ракет и оставил в контейнерах только две простые. Так получилось.
В ходовой рубке нависло зловещее молчание. Внезапно призывно зазвонил телефон правительственной связи.
Адмирал подбежал к телефону:
— Слушаю командир отряда контр-адмирал Сатулайнен. Понял товарищ командующий флотом. Со стороны облетавшего нас самолета «Орион» американских ВМС был сброшен какой-то желтый порошок – возможно бактериологическое или химическое оружие. Сейчас берем пробы, и доложим подробнее. Сыграл химическую тревогу, люди все убраны в корпус. Будем включать УСВЗ, после того как начхим возьмет пробы вещества. Приготовлен комплекс крылатых ракет к стрельбе по ракетному крейсеру «Оклахома». Понял ждать, пока вы разберетесь с обстановкой. Буду докладывать.
Адмирал медленно положил трубку телефона и задумался. Командир переглянулся с вахтенным офицером, который смотрел на него из под очков противогаза и казалось, что он улыбается.
— Заварили кашу, сейчас говорит делают американцам запрос через ООН и министерство иностранных дел вызывает ихнего посла, для вручения ноты протеста. Требуют срочных анализов.
Открылась дверь в ходовую рубку и влетел начхим Серега Огнинский в химкомплекте и противогазе, с несколькими пробирками в руках:
— Есть пробы, товарищ командир. Разрешите включать УСВЗ.
— Включайте УСВЗ Огнинский – скомандовал командир корабля и прошел к визиру посмотреть на другие корабли.
— Кстати Александр Сулович, а как другие корабли тоже посыпали желтым порошком сверху? – интересуясь обстановкой, посмотрел командир корабля на адмирала.
— Нет, как ни странно, посыпали только «Брест», и обрати внимание Николай Афанасьевич этот «Орион» сразу, как наскипидаренный ушел от нас. Странно все это – командир эскадры уселся, поудобнее в кресло, и приказал вызвать экспедитора ЗАС – Надо писать командующему флотом обстановку. Кстати командир, а кто старший на этой «Оклахоме», под чьим флагом она идет?
— Со «Страшного» доложили, что под флагом командующего седьмым американским флотом – доложил командир БЧ-4, стоявший у пульта командира корабля.
— Старый знакомый трехзвездочный адмирал Вилли Свенсон. Поговорим с ним, заодно и узнаем каким порошком, нас посыпал этот «Орион» и самое главное, зачем? – лицо адмирала приняло жесткое выражение – не понимаю зачем ООН, зачем послов, если можно узнать все быстрее и ближе.
Включилась универсальная система водяной защиты. Струи воды опоясали весь корабль, прикрывая его как большим зонтиком и смывая с надстройки остатки желтого порошка.
— Начхим смотри – вон не работает целое направление на полетной палубе у связных антенн.
Начхим Огнинский подбежал к иллюминатору, посмотрел на полетную палубу и побежал к пульту связи, давать какие-то команды на свой КП, так и держа три пробирки с пробами в руке.
— Начхим – ты осторожнее, не разбей здесь эти пробирки, а то не ровен час заразишь ходовую рубку. Лучше иди и делай анализы – возмутился командир корабля.
— Есть товарищ командир – и Огнинский направился к выходу.
Внезапно дверь ходовой рубки распахнулась, как от сильного удара и в штурманскую рубку влетел матрос с ведром в руке. Он выронил ведро и на палубу посыпались остатки желтого порошка. Вслед за ним зашел разъяренный главный боцман старший мичман Водограй и взяв матроса за шиворот поставил на ноги перед командиром корабля:
— Товарищ командир, этот гад засрал мне все носовые швартовые устройства своими очистками желтой краски. Представляете, удумал выбрасывать остатки от отодранной краски в клюзовое отверстие якоря из носовых швартовых устройств и половина всей краски естественно влетела назад, а остальная пошла на верхнюю палубу. Теперь мне все там драить целый день.
Командир подошел к боцману, заглянул в ведро и на рассыпанный порошок и расхохотался:
— Начхим, иди посмотри на эту отраву, на это бактериологическое оружие.
Подбежал заинтересованный командир соединения и заглянув в ведро расхохотался:
— Ну, командир с вами не соскучишься. Как фамилия матроса?
— Матрос Камсигулов боевая часть семь – растеряно произнес матрос, понимая, что теперь получит по полной – там с кормы нельзя выбрасывать лейтенант не разрешает, а старшина 2 статьи Мурашкин ругаться будет.
— Вахтенный офицер отбой химической тревоги, отбой войне, ракеты в исходное, хорошо, что не запустили. Начхим, выключай УСВЗ – скомандовал со злостью командир корабля, сплюнув в ведро, бросил туда окурок недокуренной папиросы.
Начхим, стянул с лица противогаз, подошел к ведру заглянул во внутрь, где прилипли ко дну такие же остатки желтой краски, как была в пробирках. В сердцах бросил все пробирки на дно ведра:
— Мать вашу, а как красиво начиналось – химическая тревога, бактериологическое заражение. Один раз в жизни хотел отличиться, и орден заработать. Не дали.
Он со злостью посмотрел на Камсигулова и рассмеялся.
— Иди лучше противогаз выдай командиру соединения, а то если что серьезное, то погибнет первым — с улыбкой сказал командир и направился в свое походное кресло.
— Вот и осталось только противогазы выдавать. А дела серьезного и нет – сказал начхим и зашел в штурманскую рубку узнать, когда корабль прибудет в свою базу.
— Товарищ командир, а что с этим делать террористом? – спросил громко старший мичман Водограй, держа матроса Камсигулова за шиворот.
— Да пусть убирает все швартовые устройства, пока не наведет там порядок – приказал, закуривая командир – надо же бросил этот мусор именно в тот момент, когда над носом пролетал «Орион», а воздухом все подняло вверх. И наши летчики оттеснили этот «Орион» именно в эту точку. Тьфу, черт такие совпадения.
Вестовой поставил на его столик стакан ароматного чая.
Хлопнула дверь – мичман Водограй увел к себе матроса Камсигулова замаливать грехи.
— Командир что теперь будем докладывать командующему? – спросил командир соединения, откинувшись в своем кресле.
В ходовой рубке наступило гробовое молчание, было слышно только мерное журчание приборов. Все затихли, ожидая, что ответит командир, а командир затягивался своей папиросой, отхлебывал ароматный чай из стакана и думал минут пять. Командир соединения смотрел на него и ждал ответа. Наконец командир корабля воткнул с силой папиросу в пепельницу и выдал:
— Наверно самое лучшее сказать правду.
— Да уж за такую правду с должностей снимают.
— Валите все на меня – ответил командир, залпом допив стакан чая из красивого стакана с подстаканником с гвардейской ленточкой и надписью «Брест».
— Да уж вали. А твой Бондаренко хороший гусь, ядерную войну развязать хотел. Простой матрос разгильдяй, на корабле может такого натворить, что Москве и Вашингтоне подпрыгивать начинают, а с адмиралов звезды, как птички слетают. Мне командующий сказал, что наши уже ноту протеста США в ООН подготовили.
В ходовой рубке, раздался дружный смех. Смеялись все присутствующие и адмирал посмотрев на них, тоже сначала хихикнул, а потом присоединился к общему веселью.
— Правый борт 65 дистанция 12 миль две надводные цели – доложил вахтенный сигнальщик.
В ходовой рубке уже знали, что это подходит атомный крейсер УРО ВМС США «Оклахома», сопровождаемый сторожевым кораблем «Страшным».
— Командир построить экипаж по правому борту и поднять сигнал приветствия американского корабля. Горнисту приготовиться играть «Захождение».
Американский крейсер быстро приближался, затем с него поднялся вертолет и стал закладывать круги вокруг соединения советских кораблей.
Командир соединения рассматривал фотографии принесенные подполковником Марчуком, группы американских матросов, снявших штаны и показывавших голые задницы, пролетавшим самолетом.
— Похабель – сказал командир, заглянув в фотографию.
— Командир, а у тебя есть бутылка хорошего коньяка?
— Бутылка есть, коньяка нет, возвращаемся с боевой, товарищ адмирал. Если бы по дороге туда?
— Да понятно командир – с досадой проговорил адмирал, бросая фотографию на походный столик – хотел пошутить над своим приятелем Вилли Свенсоном – командиром американского флота, послать ему бутылку хорошего коньяка, а с обратной стороны приклеить эту фотографию.
— А ну так это мы быстро сообразим – обрадовался командир.
— Что есть бутылка и ты хотел от меня ее зажать – прищурил глаза адмирал.
— Да вы меня не так поняли. У нас представительский запас вышел на первом заходе на Сейшелы, а потом мы уже выходили из положения матросской смекалкой. Спирта полно, а есть умельцы, которые из корабельного шила сделают и французский коньяк и посольскую водку.
— Это как командир? – заинтересовался адмирал — ты хочешь сказать, что в Бомбее, Адене, Порт Луи, Камрани мы пили не коньяк, а твое шило?
— Товарищ адмирал, а я не знал, что вы такой наивный. Нам на весь поход и все заходы выдали восемь бутылок армянского коньяка, двадцать бутылок посольской водки две бутылки рижского бальзама. Мы закупили, собрав деньги с офицеров еще столько же. А в порту Виктория на Сейшелах, при приеме Президента весь стратегический запас закончился и я был вынужден двинуть резерв главного командования, когда вы с женой Президента захотели выпить на брудершафт.
— Ну, этого я не помню командир и скорее всего этого не было – перебил его командир соединения – но я хорошо помню, когда в Индии пили с их Министром обороны, коньяк был отменный. Меня этот, как его, не запомнишь мудреного и имени даже спрашивал, какой хороший коньяк, лучше даже Наполеона. Это, что тоже спирт был?
— Конечно, товарищ адмирал, старший инженер БЧ-7 у меня отвечает за армянский коньяк, старший инженер БЧ-4 отвечает за посольскую водку, старший инженер БЧ-6 делает превосходные массандровские, грузинские и молдавские вина из различных соков и спирта.
— Командир, а ты прохиндей однако – опять перебил командира адмирал – у тебя тут такой кладезь неисчерпаемых талантов, а ты мне даже на завтрак коньяка не давал? Этого ответственного по коньяку старшего инженера БЧ-7, ко мне сегодня в каюту. Хочу с ним поговорить о способах приготовления коньяка.
— Так сегодня уже дома будем, товарищ адмирал – удивился командир.
— Тем более, тогда с парой хороших бутылок «брестского» коньяка хочу. Я, что домой пустой приду. Ну да ладно, давай тогда решать вопросы, с подарком Свенсону. Бутылки ты говоришь, есть, коньяк тоже есть или его приготовят. Фотографию наклеим. Готовь презент, и туда положим для Свенсона буханку черного хлеба с зажаренным внутри цыпленком. Вызывай своего снабженца и этого инженера БЧ-7.
— Вахтенный офицер вызовите помощника по снабжению, старшего инженера БЧ-7 и начхима – скомандовал командир.
— Командир, а зачем начхима? – спросил адмирал, с интересом глядя на командира корабля.
— Да без начхима у нас вообще ничего не делается на корабле. Самый главный в этих вопросах человек.
— Понятно — с удивлением сказал адмирал, осмысливая услышанное.
Через несколько минут перед адмиралом и командиром корабля стояли, вызванные в ходовую рубку помощник командира корабля по снабжению капитан-лейтенант Мальков, старший инженер БЧ-7 старший лейтенант Огневич и начальник химической службы старший лейтенант Огнинский.
— Ставлю боевую задачу! Начхим ты меня слушаешь? – начал свою речь адмирал.
— Так точно слушаю – преданно глядя на адмирала, ответил начхим.
— Надо сделать подарок для адмирала Свенсона – бутылку хорошего армянского коньяка и вот эту фотографию на нее наклеить и нашу фирменную буханку черного хлеба с запеченным внутри цыпленком – с этими словами он протянул фотографию начхиму.
Тот с интересом стал рассматривать.
— Хорошая фотография. Гомики что ли? – с улыбкой спросил он у стоявшего рядом с ним Бори Малькова, возвышавшегося над всеми двухметрового помощника по снабжению.
Тот мельком глянул на фотку с высоты своего роста и презрительно сказал:
— Пидоры наверно.
— Прекратите выражаться, товарищи офицеры – прервал их адмирал — надо выполнять боевую задачу.
Начхим почесал голову:
— А времени, сколько у нас. Когда все должно быть готово? — спросил начхим.
— Через десять минут пойдет на «Оклахому» вертолет.
— Успеем — сказал начхим, о чем-то предварительно, пошептавшись, с Огневичем и Мальковым.
— Что есть готовый коньяк и теплый хлеб с цыпленком?
— Так точно товарищ адмирал – все готово.
Адмирал покачал головой.
— Быстро все на ходовой в красивой коробке, переплетенной красной ленточкой – рявкнул, командир – зам по авиации подготовить вертолет – спасатель.
Все закрутилось. Никто уже не обращал внимания на американский вертолет с «Оклахомы», облетавший «Брест» и фотографировавший его с различных углов.
— Через десять минут вертолет – спасатель взлетел с палубы с подарком и направился в сторону приближавшейся «Оклахомы».
Внезапно по 16-ому международному каналу УКВ раздался немного скрипучий голос и по-английски и произнес:
— Авианосец «Брест» я американский военный корабль «Оклахома» прошу на связь на 22 канале УКВ адмирала Сатулайнена.
Адмирал Сатулайнен сорвался со своего кресла и подбежал к радиостанции «Рейд». Вахтенный офицер, протянул ему телефонную трубку. Немного поколдовав и перестроив радиостанцию с 16-ого канала на 22-ой, адмирал вышел на связь тоже на английском языке:
— «Оклахома» я «Брест» на связи адмирал Сатулайнен.
Ему тут же ответили:
— Здравствуй Алекс – это Вилли. Как поживает Гретта? Как твое здоровье?
— Здоровье нормальное. Спасибо за вопрос. Сегодня сам узнаю, как поживает Грета – ответил, улыбаясь адмирал.
— Ты можешь мне сказать, кто из летчиков нас сегодня облетал. Я бы хотел их лично поблагодарить за отличную боевую выучку.
Сатулайнен немного помедлил, а потом, видимо решившись ответил:
— Майор Белобородов и старший лейтенант Красук.
— О, Белобородов это Герой Советского Союза? Если да, то мы слышали о нем много хорошего. Он Героя за Анголу получил?
— Вилли у нас все летчики хорошие и мы стараемся – улыбаясь, ушел от ответа адмирал Сатулайнен – к тебе сейчас подлетает вертолет. Он зависнет у вас над кормой и с него спустят тебе посылку – подарок от меня.
— Понял, спасибо жду – ответил голос из радиостанции – а, зачем твои летчики, так опасно маневрировали с моим «Орионом», что чуть не сбили его?
— Хотели бы сбить сбили бы, а так просто предупредили. У нас проходили учения, а он непременно хотел пролететь над кораблем. Могли быть у нас проблемы и у него. Могли пилотов, так ослепить случайно, что навсегда потеряли бы зрение.
— Вы что лазер испытывали? – заинтересовался адмирал Свенсон.
— Да лазерную систему посадки – ответил, улыбаясь Сатулайнен.
— Тогда все понятно. Извините за опасное маневрирование.
Командир корабля в визир разглядывал подлетавший к «Оклахоме» вертолет. Он завис над кормой и было видно, как с него на длинном конце стали спускать синюю коробку, перевязанную широкой красной лентой с большим бантом. Передав посылку, вертолет полетел назад к кораблю. Затем командир вызвал к себе старшину команды сигнальщиков и приказал заменить на гафеле брезентовый флаг на большой линкоровский шелковый.
Через некоторое время опять раздался в эфире голос адмирала Свенсона:
— Алекс спасибо за подарок, больше всего мне понравилась фотография на бутылке. И еще ты не мог бы мне на день дать своего кока, чтобы научил моих делать такой вкусный хлеб.
— Нет, не могу – это военный секрет – чуть не хохоча, ответил Сатулайнен.
— Через месяц, в состав моего флота придет новый атомный авианосец «Аляска» приглашаю посетить свою каюту.
— Приглашение принято – ответил Сатулайнен.
В этот момент с сигнального мостика доложили, что до «Оклахомы» осталось три мили.
— Командир экипаж построен? – спросил Сатулайнен, одевая на голову, фуражку.
— Так точно построен, флаг шелковый флаг висит, ваш вымпел новый тоже. Оркестр готов.
— Ну, тогда пошли — и они выскочили на правое крыло сигнального мостика.
Крейсер «Оклахома» быстро приближался с правого борта. Экипаж американского корабля был построен в белой парадной форме вдоль всей палубы и надстроек. В районе ходовой рубки были построены офицеры. Матросы стояли не вплотную, как наши, а через метра два друг от друга. Офицеры отдавали честь.
— По правому борту – встать к борту! – раздалась команда вахтенного офицера.
Офицеры, бывшие на сигнальном мостике, встали в строй и отдали воинскую честь. Из под, руки, адмирал посмотрел на левую рею, на которой была набрана команда по международному своду сигналов «желаем счастливого плавания».
Рубка крейсера поравнялась, с рубкой авианосца и Сатулайнен увидел адмирала Вилли Свенсона помахавшего ему рукой. Он ответно радостно замахал правой рукой. Корабли разошлись на встречных курсах. Сопровождавший «Оклахому» сторожевой корабль «Страшный» запросился по связи, встать в строй своего соединения. Сатулайнен разрешил, и оперативный дежурный назначил ему место относительно флагмана. Офицеры возвратились в ходовую рубку.
— Александр Сулович ты обратил внимание, какой у них флаг – раза в четыре больше нашего, а яркий, явно не из собачьей шерсти.
— Они на флагах не экономят, как наши, поэтому у них и лучше флаги – вздохнув, ответил Сатулайнен.
— А чего ради, он собрался показывать вам свою каюту на «Аляске»?
— Ну, это старый случай – покраснел адмирал – стыдно вспоминать. Я перегонял на ТОФ новый ракетный крейсер «Адмирал Грейг» и мы одновременно зашли на Маврикий с американским соединением. Кто под кого подгадывал сказать трудно, но явно при нашей перестраховщине не мы. Свенсон был командиром их соединения и зашел на атомном крейсере «Южная Королина». В Президентском дворце мы встретились с американцами и меня познакомили со Свенсоном. Мы с ним немного поговорили, сказали дежурные приветствия и вдруг он попросил посмотреть на наш крейсер «Адмирал Грейг». Конечно я такого решения принимать не могу. А учитывая мою фамилию и не совсем русское происхождение, могут вообще счесть в Москве за предательство. Поэтому я попросил у него, немного времени разобраться в обстановке. Пришел на корабль, сообщил в Москву и получил категорический приказ — на борт Свенсона не пускать. И вдруг мне докладывают, что у борта американский катер с «Южной Каролины», а в катере Свенсон и уже поднимается по трапу. Что тут делать? Не спускать же его с борта силой. Вот я вышел встретил его и проводил в свою каюту. Так мы просидели с ним целый час в каюте. Он мужик умный сразу понял что к чему. Мне говорит корабль показывать не надо. Только в твоей каюте посидим. Я ему показал фотки своей семьи, рассказал о себе. А в это время доброжелатели уже строчили в Москву оперы. Когда он ушел с корабля, меня вызвал на переговоры сам главком. Отчитали меня и отозвали представление на командира эскадры. Так я вице-адмирала и не получил.
В ходовой рубке стояло гробовое молчание. Командир крякнул и сказал:
— Александр Сулович, все что не делается все к лучшему! Вы не опозорили страну и с достоинством вышли из очень трудного положения. Сохранили свою честь и честь страны! Я вас понимаю, потому что сам в такой ситуации поступил бы также. Ну а кто принимал решения наверху, показал, что он просто дурак.
Адмирал усмехнулся, посмотрел на часы и сказал:
— Все в базу теперь! Через три с половиной часа заход в бухту Руднева. Готовьте самолеты и вертолеты к вылету.
На палубе шло веселое приготовление к отлету самолетов и вертолетов. Первыми уходили самолеты, за ними вертолеты. На корабле оставалась лишь дежурная пара самолетов и два летчика Балуевский и Красук – неразлучные друзья и холостяки. Видимо из-за этого выбор пал на них. И оставался вертолет-спасатель с экипажем капитана Габидулина. Сверкая глазами начхим, начмед и помощник по снабжению приволокли какой-то мешок и о чем-то долго говорили с летчиками, в чем-то их убеждали. Те в начале сопротивлялись, но после того как подошел командир второй эскадрильи штурмовиков Валера Осипенко они согласились.
Миль за десять до родной бухты Руднева стали улетать тройками на береговой аэродром самолеты. Взлетев, они направились в сторону поселка Тихоокеанского, где в высотном зеленом доме жили семьи офицеров и мичманов с «Бреста».
Когда они пролетали на небольшой высоте, над домом все жители выскочили смотреть на необычное зрелище. Тройками самолеты проходили над домом и покачивали своими крыльями. Зрелище было красивое.
— Наши возвращаются – кричали радостно жены и дети.
За самолетами полетели также тройками вертолеты. Внезапно последний вертолет вроде замешкался и завис над игровой площадкой и из него стали спускать на длинной веревке, какой-то здоровый мешок. Женщины и дети подбежали, схватили мешок, отстегнули конец и когда открыли, то увидели полный мешок шоколада, фруктов и соков. Радости детей не было предела, и они долго махали вслед, улетевшему вертолету.
Жены понеслись по домам готовиться к встрече своих мужей, готовить праздничное угощение.
«Брест» швартовался красиво. Командир не терпел длительных маневрирований. Вошел в бухту на скорости 16 узлов с огромным развевающимся кормовым флагом размером с флагшток, приспущенными до воды якорями и опущенных на ПОУ баркасом необходимом, для завода бриделя. Не доходя немного до точки якорной стоянки, отработал всеми четырьмя машинами полный назад и корабль замер в необходимой точке. Сразу упали в воду оба якоря и коснулся воды баркас с боцманской командой и помощником командира Лешей Коноваленко. Через двадцать минут бридель вошел в клюз. Вызванный буксир тащил к кораблю переходные проставки.
— Ну, ты мастер командир — пожал руку командиру командир соединения – настоящий моряк, я еще не видел таких швартовок, кораблей такого водоизмещения. Легко и непринужденно, как в лебедином озере. Надо будет у тебя поучиться.
— Катер командира соединения к трапу — скомандовал смущенный командир.
Вдалеке из бухты Абрек показался ПСК идущий за офицерами и мичманами, сходящими на берег.
Мансур Асланбеков сошел на берег первым катером. Он пригласил к себе домой своего друга, холостого Кузьму Гусаченко. С борта корабля уходившим на берег махали руками, остающиеся офицеры и мичмана. Сход на берег по корабельному уставу разрешен не более пятидесяти процентов экипажа.
На причале «брестцев» уже ожидали автобус и крытая машина, называемая в просторечии «Коломбиной». Толкаясь и радуясь, как дети офицеры и мичмана занимали места. Через тридцать минут после тряской дороги до поселка, они помятые, но довольные, выходили на площади перед «большой рыбой», как называли в поселке Тихоокеанском единственный ресторан по названию «Дельфин». Офицеры побежали покупать букеты цветов, торты, вино для своих близких.
Кузьма и Мансур купили по букету астр и тюльпанов у корейцев, торговавших на местном рынке. Кузьма купил большой торт в универсаме, и они быстрым шагом направились к так называемому «Крокодилу» единственному зеленому в поселке «брестскому» дому.
— Светланка нас ждет, самолеты пролетели, вертолеты сбросили подарки детям – ну не могла не слышать – делился с другом своими мыслями Мансур, ускоряя шаг – а ты Кузьма оставайся с нами ночевать. Чего тебе на корабль возвращаться в десять часов.
— Нет Мансур спасибо, я понимаю, что значит встречать мужа через восемь месяцев разлуки. Вы уж разбирайтесь сами, а я на полчасика к вам зайду.
У «брестского крокодила», так называли в посёлке брестский дом, на улицу повысыпали, все дети и женщина, жившие в зеленом «крокодиле». Из соседних домов, окон и балконов с завистью смотрели женщины с других кораблей эскадры на радость встречи.
С криками «папка вернулся» бросались более взрослые дети на шею своим отцам. Маленькая девочка, с ужасом обхватив ногу матери, пряталась под ее юбкой, от мичмана папы, всего в черной форме. Глаза ее сверкали ужасом. Она, то прятала лицо, то опять смотрела на него и опять утыкалась в материнскую юбку.
— Настенька – это наш папа, мы его ждали, ты посмотри – жалобно обращалась к девочке мама, пытаясь освободить ногу от захвата – ты же помнишь, я показывала тебе его на фотографии.
У девочки кривился рот и по мере того как мичман тянул к ней руки она все глубже и глубже залезала под мамину юбку:
— Это не он — с ужасом кричала она оттуда маме — тот белый был, а это челный стлашный.
— Настенька он просто был в белой рубашке на фотографии.
Мичман скинул черную тужурку на скамейку:
— Настенька, а так похож? — казалось, что он был готов расплакаться.
Настенька посмотрела на него и опять спряталась за маму. Мичман протянул руку и дотронулся до ее плеча и весь двор огласил отчаянный рев. Растерянно мичман смотрел на заплаканную жену:
— Вы идите домой, а тут пока покурю – и дрожащими от волнения руками, достал сигарету и закурил. Все присутствовавшие, смотрели на мичмана сочувствующе.
Жена, оглядываясь на мужа, повела рыдающую Настеньку домой.
Мансур осмотрел двор, но не увидел там ни Светланы, ни Русланчика.
— Где же они? Наверно дома ждут – предположил Мансур – пойдем быстрее домой.
И они побежали ускоренным шагом к дверям подъезда. Мансур не заметил, как влетел на четвертый этаж и позвонил в квартиру.
Никто не отвечал, и не было слышно шагов, тогда Мансур дрожащими руками достал из кармана тужурки ключи от дома и открыл дверь. Квартира была заперта на оба замка, за открытой дверью Мансура встретила тревожная тишина. Он включил свет и обалдело осел на стул, стоявший в прихожей. Зеркало и шкаф в прихожей были закрыты газетами, на которых лежал толстый слой пыли. Было видно, что в квартире никто не живет уже несколько месяцев. Кузьма протиснулся в квартиру и присвистнул:
— Ничего себе Мансур. Ты успокойся. Все нормально. Сейчас выясним – он прошел на кухню, налил из под крана стакан немного ржавой воды и принес Мансуру.
Тот дрожащими от волнения зубами, выбивая чечетку на стекле стакана, немного отпил воды:
— Что с ними случилось? Почему я ничего не знаю. Почему они не писали? Где мои письма?
Кузьма как мог, старался утешить друга:
— Давай спросим у соседей. Ты с кем рядом живешь?
— Василий Васильевич в тринадцатой квартире живет с Валентиной с Аленкой.
— Сейчас я пойду, спрошу Валентину про Светланку и Руслана – может она знают, а ты здесь сиди – потрепал за плечо Мансура Кузьма.
— Ладно, пойдем вместе – поставил стакан на тумбочку Мансур и они вдвоем направились к дверям Василия Васильевича.
Кузьма позвонил в квартиру номер тринадцать, оттуда доносилась на лестницу веселая музыка.
Дверь открыла Аленка и радостно закричала:
— Мама, папа дяди Мансур и Кузьма пришли к нам в гости.
Из комнаты выскочили, довольные и смеющиеся, Василий Васильевич и Валентина. Увидев Кузьму и Мансура, Валентина поцеловала каждого в щеку и по-женски тут же вытерла платочком щеку от помады, а затем обратилась к Мансуру:
— Мансурчик, ты что такой нерадостный, лица нет на тебе.
— Валя, а где Светланка с Русланчиком – спросил с волнением в голосе Мансур.
— Так они в Питере. Еще зимой уехали, я и Ольга Огнинская их провожали в Артем на самолет. Она тебе написала письмо, что уехала к матери в Питер. Ты что не получил?
— Нет не получил – дрожащим голосом ответил Мансур и почувствовал, как силы оставляют его.
— Непонятно почему не получил? Ведь я сама видела, как она писала и опускала в ящик в аэропорту перед отъездом – с волнением в голосе ответила Валентина.
Она, как никто понимала состояние Мансура.
— Валь, а чего они уехали? — спросил внезапно молчавший ранее Кузьма.
Валентина потупилась немного и потом посмотрела в глаза Мансуру:
— Дом у нас «брестский» — вы ушли на боевую службу и доме остались только женщины и дети. Сто шестьдесят квартир одни женщины с детьми. Вокруг дома «кобели» со всей флотилией кругами стали ходить. Кто-то принимал, но в основном глаза бы их наши не видели. Повадился к Светланке на улице приставать один капитан 3 ранга со штаба флотилии. Стала она от него бегать. Пришла, как-то ко мне, все рассказала вся в слезах. Я сама видела его несколько раз здесь, на детской площадке катался на детских качелях и ждал когда Света выйдет.
— Кто, он? Я его убью! Он не мужчина – запальчиво крикнул Мансур, и на глазах его выступили слезы – как он мог, ведь мы на боевой были!
— Вот так и мог. Положил он на твою Светланку свой черный глаз. Что она одна боялась на улицу выходить, вечером и ночью, закрывалась на все замки, а на улицу ходила только или со мной или с Ольгой Огнинской. Пришел он к ней как-то ночью наверно из «большой рыбы», пьяный был сильно и стал дверь ломать, а она подперла дверь и держит ее, а сама кричит – Мансур проснись, вставай, к нам воры ломятся. А он кричит, открывай, я знаю, что ты одна и дверь ломает. Ну, тут стали женщины из всех квартир выскакивать, кто с чем, кто со сковородкой, кто со шваброй, я табуретку схватила. Он испугался страшно и убежал. А Светлана на следующий день и уехала, написала тебе письмо и уехала. Наверно правильно сделала.
Мансур стоял и плакал:
— Я на службе, а этот шакал, к моей жене. Я убью его – он не мужчина, он не офицер, а шакал.
Валентина помолчала, а потом решилась сказать:
— Отомстили мы ему за твою Светлану, по-женски отомстили, как могли. Ольга Огнинская через неделю пригласила этого кобеля, к себе домой, сказала, чтобы раздевался, а сама пошла вроде душ, принимать. Она красивая – ты знаешь. Он разделся, а в другой комнате нас было женщин человек семь. Только этого и ждали. Ворвались и отвели душу, кто чем мог, а затем морду ему и все тело кораллами натерли. Весь в крови был. Так голым и выбросили на снег. Повалялся и ушел. Потом милиционер все допытывался кто, да что. Дело уголовное вроде завел. Долго еще кораллы кровавые в снегу валялись, пока не растаял – никто их не брал. Все знали, но молчали. После этого все тихасские кобели, стали наш дом за квартал обходить. Только вы Сергею этого не говорите, может не понять Ольгу.
Она с волнением оглядела лица мужчин. Те стояли, как каменные, а у Кузьмы на щеках играли желваки.
— А письма, что ты писал Светланке, все у меня лежат. Вот они – и она принесла с кухни целую стопку аккуратно перевязанных писем – Наверно она что-то с адресом перепутала и они возвращались почему-то назад.
Мансур посмотрел на письма и машинально сказал:
— Улица правильно, а дом не 11, а 17.
Валентина посмотрела на него полными от слез глазами:
— Это я все перепутала наверно. Извини Мансур.
— Ай, молодцы девочки – восторженно сказал Кузьма – но если не сложно, мне этого петуха гамбургского, покажите пожалуйста. Больше он ни на одну женщину в этой жизни смотреть не станет.
— Да, некого показывать. В госпитале потом валялся, его комиссовали – застудил он себе что-то.
— Пойду, позвоню я Светланке в Питер – порывисто бросился к двери Мансур – она наверно ждет.
— Позвонишь и приходи, у нас здесь стол накрыт, а ты Кузьма проходи, мы тебе всегда рады – потянул за руку Кузьму в комнату, Василий Васильевич.
— Светланка – это я Мансур. Здравствуй родная! Я вернулся – услышала Светлана в трубке родной голос мужа и опустившись по стенке заплакала.
— Свет ты чего? Все нормально мы вернулись!
— Я сейчас в аэропорт еду с Русланчиком, мы вылетаем – встречай.
— Так сейчас вечер подожди хоть до утра.
— Это у вас Мансурчик родной мой, вечер, а у нас еще утро. Я лечу сегодня, сейчас – встречай!
Светлана сидела на полу и плакала. Ее обнял их общий сын Руслан. Она смотрела в его лицо и узнавала черты Мансура и сквозь слезы целовала родное лицо.
В коридоре сидел на полу, опустив руки на колени Мансур. Руки его дрожали от волнения. Фуражка упала с вешалки на пол, но он не обращал никакого внимания.
— Мансур пойдем к нам. Мы все тебя ждем – протиснулся в открытую дверь Василий Васильевич и потянул к себе домой за руку Мансура.
— Мы вернулись! А я не верил, что это когда-либо случиться – сквозь выступившие слезы, ответил ему Мансур – Света поехала уже в аэропорт и сейчас вылетает.
Во дворе хлопнула ракета и взвилась высоко вверх. За ней другая и раздался дружный женский и мужской смех.
— Брестцы гуляют, ты смотри, еще одна ракета взлетела, натаскали с корабля – обнял свою супругу Гретту стоявшую у окна, недавно вернувшийся от комфлота, контр-адмирал Сатулайнен.
— Саш, хватит тебе в море ходить! Тебе уже за сорок и мне тоже. Сколько можно? Жизнь прошла, уступи молодым! Переходи в штаб – вглядывалась в светлые глаза мужа Грета, стараясь там найти, хоть частицу понимания.
— А давай-ка Грета выпьем по коньячку, мне на «Бресте» его подарили – и он потащил нарядно одетую жену к столу, на котором стоял, принесенный им с корабля коньяк.
Он поднял рюмку и внезапно с горечью вспомнил, что завтра утром ему надо подать на имя Министра обороны докладную по поводу желтого порошка.
В Новочерниговке, где базировался штурмовой авиаполк, праздновали возращение «Бреста» с боевой службы летчики штурмового авиаполка. Собрались, как всегда в большой и гостеприимной квартире, майора Осипенко. На празднование к летчикам приехали корабельные офицеры, начхим Сергей Огнинский, пом по снабжению Боря Мальков и командир батареи главного калибра Миша Морозов. Славик Белобородов, исполнявший обязанности командира авиаполка отправил за ними полковой УАЗик.
— Чего жен не взяли? – встретил их радостно в дверях гостеприимный хозяин Валера Осипенко, одетый в честь праздника в белую рубашку с синими драконами, купленную по случаю на Маврикии.
— А вы тогда, почему за нами две машины не прислали? И жен хотите наших, и нас и еще боезапас. И потом чей праздник наш или жен? Завтра и с ними и отпразднуем. И потом куда боезапас ставить, если жен брать?
Летчики помогли разгрузить, привезенную корабельными офицерами снедь. Здесь были и буханки черного хлеба с запеченными цыплятами и «брестский» коньяк и знаменитая водка «черная слеза».
— Пришлось с американским и нашим адмиралами, поделиться, черт их возьми, но я думаю, что нам хватит – докладывал обстановку веселый начхим – жаль наш адмирал не принял их предложение направить нас с Борей Мальковым на «Оклахому» для обучения их коков. Мы бы их научили и спирт пить и буханки делать и так разложили бы изнутри, что через месяц «Оклахома» была бы нашим самым преданным союзником, а их офицеры, как один хотели бы служить в советском флоте.
— Это точно, Отрава, ты бы смог. За тобой бы пошли, даже самые упертые – смеялся Валера Осипенко.
Отравой химика называли ласково лётчики
Молодые летчики, довольные возвращением пускали с балкона сигнальные ракеты. Миша Морозов настраивал свою гитару и начал тихонько петь:
Чокнутые кони мчатся напролом
Чокнутые люди стремятся в родной дом
Где-то на асфальте человек распят
Только если завтра будет красненький закат.
— Валер, а что? Действительно хохлов будут убирать с флота? – спросил Славик Белобородов, наливая себе и Валере Осипенко.
— Да не бери в голову, если всех хохлов убрать с авиации и флота, то служить будет некому на флоте. У нас в кого не ткни, то обязательно хохол с москальской примесью или наоборот москаль с хохлятской. Подавятся убирать. Мы друг без друга жить не можем – Валера встал, постучал вилкой по стакану. Сразу наступила тишина – предлагаю тост – За нас, за летчиков и за наших лучших друзей моряков, за нашу дружбу и за наш «Брест»! И пусть все наши враги сгинут, а мы еще не один раз себе нальем и тихонечко споем!
— За «Брест» — за море и за нас – тянулись рюмки в Валере, чтобы чокнуться с ним.
На авианосце «Брест» его командир Николай Афанасьевич Жженов, сидя в трусах за письменным столом перебирал, полученные на корабль документы. Папироса за папиросой исчезали в бездонной хрустальной пепельнице с якорем и надписью «Брест».
— Блин вернулись – подумал он, закуривая еще одну папиросу, задумчиво глядя в иллюминатор – лучше бы не возвращались, а то завтра приезжает комиссия с проверкой из главного штаба ВМФ на неделю. А затем комиссия штаба Тихоокеанского флота. Придется всех офицеров утром вызывать на корабль. И чего эти начальнички блин, не дадут людям нормально отдохнуть после восьми месяцев боевой службы? Нет, чтобы как подводников, весь экипаж в санаторий отправить на реабилитацию.
Матрос Камсигулов драил «машкой» палубу в носовых швартовых устройствах и думал о том, как ему потом попадет от старшины второй статьи Мурашкина, которого главный боцман лично вывесил за борт, красить якорьцепь кузбаслаком на всю ночь.
Спасибо!Прочитал с удовольствием Написано
замечательно!Чувствуется стиль бывалого моряка и хорошего писателя.