Блытов В. Были и байки плавсостава. Дерьмовое дело

Наверно мало, кто помнит, что в Советские времена на кораблях пипифакс не выдавался, а военнослужащие (матросы и офицеры) для чистоты сделанного в гальюне дела пользовались подручными бумагами. Наибольшим спросом пользовались различные газеты. Главное, чтобы бумага была помягче. А что свинец, так Бог с ним. Другого-то нет.

А у газет было еще одно важное предназначение. Сидит на дучке (чаше Генуя) орлом матрос, то есть выполняет неотложные дела, а параллельно занимается собственным политическим воспитанием, изучая газету. Ну где еще можно найти время и прочитать ее, так сказать отвлечься от дел насущных и заодно повысить свой политико-моральный уровень. А в то время во всех доступных матросу газетах было очень много политической информации. Особенно на первой странице. А после изучения и окончания всех дел можно пустить только, что прочитанный материал в «дело», так сказать по назначению. Недаром многие флотские газеты, печатавшиеся на мягкой бумаге, так и назывались на флоте «Гальюнтаймс».

Примечание:

Дучка у шахтеров — короткая вертикальная или наклонная выработка, предназначенная для спуска полезного ископаемого из вышележащих горизонтов, транспортировки закладки и крепёжных материалов, а чаша Генуя – напольный унитаз.

Такое использование флотской и центральной прессы было узаконено с момента появления газет на флоте. Приблизительно также использовались газеты до появления папирос и сигарет на самокрутки.

Удобная, однако вещь газета. Можно сказать, незаменимая и очень важная во флотской службе. И прочитал, и изучил, и использовал по назначению. Иначе пришлось бы пипифакс какой изобретать нашим начальникам.

А без этого попробуй заставить матросов читать прессу. Сложно.

Служил я в то время на одном крейсере на Черноморском флоте командиром группы в боевой части связи. И был в моем заведовании матросский гальюн.

Как говорили на флоте – хочешь испортить жизнь офицеру на всю службу – дай ему в заведование гальюн. Вроде надраен, чист и пахнет хорошо (своими одеколоном брызгал лично старшина команды, при осмотре помещений большими начальниками). Ан кто-то по-быстрому сходил и уже не чистый и не блестящий и даже пахнет совсем не одеколоном. Ну терпеть не может и все, живот прихватило. Вся работа и подготовка насмарку.

Собираешься бывало на сход, а тебя не хочет твой начальник отпускать и вызывает к себе и очень ласковым голосом говорит:

— А у вас товарищ лейтенант гальюн не в порядке. Пахнет плохо, бумага нарвана не квадратиками, а кое-как, а в дучках своем плохо. Не чисто.

Вот и объясняй, что один матрос пришел в гальюн со своей газетой, а когда использовал (то есть значительную часть оторвал), то остатки кое-как насадил на гвоздик. Ну не пускать же его не отправлять естественные надобности, пока ты не сошел на берег? А сошел – пусть хоть там трава не растет.

И тем не менее служили. А иногда даже на берег сходили. И гальюнами пользовались. Все было. А как не пользоваться?

Так вот рассказ мой совсем не об этом, а об одном дерьмовом деле. Началось с того, что у меня возник конфликт с оперуполномоченным особого отдела по каким-то служебным вопросам. Что-то нарушил матрос, не так записал, как надо в вахтенном журнале или допустил какие-то нарушения связи (не помню уже – помню, что был конфликт), оперуполномоченный это обнаружил, а я заступился за своего матроса и мало того еще и покатил бочку на оперуполномоченного, и вместо того, чтобы раздуть это дело (на мой взгляд не стоившее и выеденного яйца), я всячески его замазывал.

Оперуполномоченному это очень не понравилось, и он мне прямо сказал, что мне придется об этом еще пожалеть.

Но молодой я был дурной и даже не представлял откуда может ответка прилететь. А она прилетела. И еще какая.

Вызывают меня как-то по корабельной трансляции, в помещение комитета комсомола корабля. Ситуация нормальная. Прибежал я, а там сидят за центральным столом заместитель командира корабля по политической части (большой ЗАМ), секретарь комитета партии корабля (парторг), секретарь комитета комсомола корабля (комсорг). А в стороне у книжных полок с томиком Ленина в руках, как бы случайно зашел, сидит мой оппонент оперуполномоченный.

Докладываю замполиту:

— Так мол и так, прибыл по вашему приказанию лейтенант такой-то.

Стою и думаю, зачем меня вызвали и что означает такой присутствие высших партийных должностных лиц.

Замполит помолчал, а потом брезгливо подвинул мне какую-то бумажку и спрашивает:

— Это что?

Подошел я поближе к столу и вижу, что это смятый обрывок газеты и даже с коричневыми следами испражнений. Принюхался даже пахнет как надо.

Не понимая, что надо высокому руководству от меня. Не раздумывая говорю:

— Это так и так обрывок газеты видимо использованный в гальюне по назначению.

Не вижу я никакого криминала в этой бумажке. А зря, как выяснилось потом. Зрить надо было в корень. Ежедневно в гальюнах нашего крейсера использовались сотни таких газет. Да и бумажка вроде нормальная. Обрезана прямоугольником, как учили и требовали, а не оторвана кое как.

— Нет, вы что издеваетесь над нами – покраснел большой зам – вы ближе, ближе посмотрите, что там не так. Да нагнитесь.

Особист тоже заинтересовался, оторвался от интересного чтива и придвинулся к столу поближе. Вижу, что даже уши его зашевелились. Понятно, что прислушивается к нашему разговору.

Нагнулся над столом, пригляделся поближе. Не вижу криминала. Дерьмо как дерьмо – глистов и крови нет. Бумажка как бумажка — ровная.

— Нормально говорю все – а сам не понимаю, что они от меня хотят.

Замполит побагровел и уже не говорит, а рычит, как зверь в джунглях:

— Вы что издеваетесь над нами товарищ лейтенант?

— Никак нет товарищ капитан 2 ранга – отвечаю я, выпрямившись не издеваюсь. Просто не понимаю, что вы от меня хотите?

Правда нос хочется закрыть, уж очень дерьмом пахнет.

— Смотрите ближе, ближе смотрите – начал орать замполит – нагнитесь и не отстраняйтесь от вашего дерьма.

— Почему моего — подумал я, но нагнулся на всякий случай.

— Мы здесь все вынуждены из-за вас нюхать это — продолжил замполит — Вы думаете, что я так просто пригласил самых уважаемых людей нашего корабля. Случай этот из рук вон. Пахнет не дерьмом, а политической провокацией, даже не политической близорукостью, которую вы нам здесь изображаете, а диверсией под наш политический строй и нашу партию.

— При хорошем раскладе в сталинские времена за меньшие прегрешения ставили к стенке наверно без суда и следствия – мелькнула у меня мысль в голове.

А он продолжал, и я понял, что его не остановить. Увидел, что особист, как-то неприятно улыбается, а парторг и комсорг напряглись и что-то быстро записывают в свои блокноты.

— Вот черт в чем же дело – и так и сяк разглядываю дерьмо и не понимаю, наклонившись почти вплотную.

— Вы лучше смотрите – продолжает рычать замполит – вы, что не видите, чем они вытираются? Нашим вождем и генеральным секретарем вытирают ваши матросы свое дерьмо и свои жопы.

И действительно вижу я, что между дерьма проглядывает светлый лик генерального секретаря на фотографии в газете.

— Ух ты – вырвалось у меня – так это в моем гальюне? – спрашиваю поднимая вверх голову от дерьма — неужели это я?

— В вашем, в вашем гальюне, но не вы лично, а ваши матросы совершили это политическое преступление. Вот уважаемый капитан-лейтенант мне принес и показал – кивает он в сторону особиста.

Вижу особист напрягся и недоволен, что его упомянули всуе, но молчит, а только кивает головой – мол у тебя.

И тут вступает в борьбу инстинкт самосохранения. Начинаю защищаться.

— Товарищ капитан 2 ранга. Если это бумажка найдена в гальюне БЧ-4, то не факт, что это негодяйство и политическое преступление совершили мои матросы. В наш гальюн ходят кроме моих матросов, и матросы с БЧ-5. Кубрик их рядом. А иногда заходят и минеры, когда у них в гальюне делают приборку и не пускают. Так что извините не согласен, что это мое преступление. Нужна экспертиза. Надо выяснить — чье это дерьмо на самом деле. Надо найти негодяя и строжайшее наказать. Смотреть должен, чем вытирается.

Зам смотрит вопросительно на особиста, особист с укором смотрит на зама.

— Товарищ капитан-лейтенант, а можно сделать экспертизу этого дерьма и установить, кто настоящий негодяй, испохабивший лик вождя.

— Теоритически можно – начал рассуждать особист – но сложно. Это надо нам отправить в Союз образцы дерьма всех матросов БЧ-4, БЧ-5 и БЧ-3, раз есть такая версия и обязательно этот клочок бумаги с образцом.

Вижу, что парторг хихикнул тихонько, чтобы никто не видел.

— А может офицеров и мичманов на всякий случай. А вдруг? – спросил на полном серьезе комсорг – а вдруг кто-то зашел.

Зам на него бросил испепеляющий взгляд.

А надо сказать, что в это время мы были в Средиземном море на боевой службе и отправить что-то на берег, было все же какой не есть, а проблемой.

После последних слов особиста замполит весь стал багроветь:

— Так, что мы это творение, должны отправить на флот? И плюс дерьмо всего экипажа и видимо штаба? Чтобы там из нас считали всех за дураков и недоумков? Чтобы все на нас пальцами показывали, когда мы вернемся? Чтобы наш корабль дерьмоносцем на флоте называли? Вы этого хотите? — развернулся он к особисту — Нет уж давайте здесь разбираться, а то и всем нам там так по шапкам так надают, за политическую близорукость. ВА весь флот по вашей милости будет смеяться над нами. Вон парторгу надо поступать в политическую академию в этом году. Комсоргу тоже повышаться. офицерам звания получать. Могут и отменить. Да и мне лишние проблемы не нужны. Наш крейсер решили в этом году назначить передовиком соцсоревнования. Так, что все летит прахом из-за этой бумажки? Я не позволю этого сделать.

Я понял, что зам осознал, что и его могут сделать виновным и весь корабль.

— Я все равно доложу на флот об этом чрезвычайном происшествии – заупрямился особист.

— А я вам не позволю мазать дерьмом наш корабль товарищ капитан-лейтенант. Не позволю напраслину возводить – взвился замполит — может это вы все сами сделали специально и потом подбросили из-за неприязненных отношений с этим лейтенантом? мы с ним безусловно разберемся, но сейчас за окном не тридцать седьмой год. Разберемся и сделаем так, чтобы подобное более не повторялось. А эту бумажку мы уничтожим. Так я говорю? – обратился он к парторгу и комсоргу.

Те радостно закивали головами. Один должен был идти в академию, а второй на повышение замполитом БЧ-5. Им то проблемы зачем?

Тут уже вскочил особист:

— Да что вы говорите товарищ капитан 2 ранга? Да я вас.

— Что меня? – голос замполита стал отливать металлом – Лейтенант – обратился он ко мне — бумажку немедленно уничтожить. Пепел по ветру рассеять. Бегом отсюда.

Особист было вскочил с места, но я был быстрее его. Схватил бумажку со стола двумя пальцами и бегом побежал на ют, где сжигали все бумаги, чтобы враг не мог ничего о нас понять, если что-то выловит.

За спиной раздавались крики особиста и замполита.

Прибежал на ют. Там курили матросы. Посмотрели на меня и зажатую в пальцах бумажку и видимо решили, что лейтенант совсем сберндил. У многих крыша ехала на боевой службе.

А я постоял, подумал немного и внезапно сам для себя, выбросил бумажку за борт.

— Нет бумажки – нет проблемы – подумал я — и зам это понял.

А бумажка полетела по ветру, кувыркаясь и переворачиваясь, изредка показывая издалека лик вождя, замазанного щедро дерьмом.

— Пусть вылавливают американцы, если им приятно это будет нюхать – подумал я.

Через час меня вызвал замполит к себе в каюту. На это раз он был один.

— Сжег?

— Так точно – соврал я, понимая, что никто меня не проверит.

— Молодец. Ты ничего не видел и не слышал. Понятно?

— Так точно, товарищ капитан 2 ранга. Понятно – ответил я, преданно глядя ему в глаза.

Внутри меня все тряслось от смеха, и я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Иди и больше, чтобы такого не было.

Вечером собрали в кают-компании всех офицеров, и большой зам объявил, что требует, чтобы обращали на нарезанные в гальюн газеты. Чтобы там ни в коем случае не было фотографий вождей, членов политбюро, командования флота. Впредь все бумажки все проверять лично офицерам. А у кого будет найдено он пообещал такие кары, что запомниться надолго и будет очень больно.

И мы весь поход занимались вырезанием из газет фотографий вождей, членов политбюро и наших флотских начальников.