Блытов В. Кузя. На побывке

Кузьма с Осиповичем, Носовым и отцом Михаилом шли по дорожке от столовой к штабному домику.

— Мне кажется, что до ухода, нам необходимо всем нашим бойцам разрешить пообщаться с родными и близкими и прежде всего женатым. Что вы думаете отцы командиры?

— Обязательно надо — сказал отец Михаил – нельзя уходить, не дав этого сделать.

— Но это надо хорошо продумать с учетом полного заместительства – задумчиво сказал Осипович – помнить о том, что должна быть соблюдена, прежде всего секретность нашего задания. Для этого нам необходимо разработать хорошую легенду нашего нахождения здесь. К примеру, сборы военнообязанных запаса, направленных для выполнения строительных работ. Простые сборы, простая работа возможно в ставропольском крае. И ничего более. Необходимо организовать транспорт до Краснодара или до ближайших станиц и также забрать, как людей назад, чтобы каждый не добирался в одиночку назад.

— Я прикину и согласую с Усковым и с Науменко – ответил Николай Николаевич, что-то записывая в свой блокнот – о людях надо думать, а если мы не будем это делать, то более это делать это некому. Все же не на отдых, в санаторий мы едем. Но здесь Правильно сказал Леонид, что необходимо помнить о соблюдении военной тайны, даже при встречах с родными и близкими. Я разработаю легенду, согласую с вами Кузьма Степанович, что можно говорить, что нельзя. Мы ознакомим всех кого отпустим и только тогда мы сможем это сделать.

Вечером Кузьма и с ним человек 20 человек отправились к своим семьям в разные станицы края. Усков выделил машину, которая добросила всех до Краснодара, а оттуда все добирались на различных видах транспорта. Возвращение было назначено через сутки.

Кузьма в свою станицу добрался опять к ночи. Родители уже спали, когда он постучал в окно. Радости стариков не было предела. Отец хлопал Кузьму по плечу. Мать, обняв его, прижалась и просто не отпускала. Так и стояли втроем на крыльце и обнимали друг друга и лишь Джохар прыгал вокруг и не мог понять поведение этих людей.

— Вот прибыл на побывку до послезавтрашнего утра, если Пашка подвезет назад скажу ему спасибо – сказал, стараясь держаться, как можно бодрее Кузьма, но чувствовал, что и на его глаза накатывают слезы.

Наконец отец первый сказал:

— Ну шо мы тут стоим? Проходьте в хату. Ну хватит слезы лить, все же хорошо. Кузя приихал.

В доме мать сразу загремела кастрюлями, накрыла на стол, ну как не накормить любимого и единственного сына.

Кузьма с удовольствием уплетал подогретый борщ.

— Ма, как вкусно, а добавку можно? – вытер рот рукой с лукавым лицом.

Отец и мать переглянулись:

— Ты Кузя прямо как в детстве. Совсем не изменился.

Все дружно рассмеялись.

Почти до двух часов ночи Кузьма рассказывал отцу, чем он сейчас занимается. Они стояли на крыльце. Пока мать стелила свежими хрустящими простынями постель.

— Плохо сынок. Ты делаешь доброе дело, но никому оно сегодня не надо – проговорил отец, внимательно выслушав Кузьму – у нас в станице живет землячество чеченцев. Есть люди, как люди – приехали, работают нормально и живут по человечески. А есть, такие, что не дай Господь. По тихому, задирают казаков в основном молодежь. Мальчишки лупятся, но не все просто — то одного порежут ножами, то другого. Мишку Шпилевого насмерть год назад порезали. Так сход был, постановили выселить всех. Но приехали из Москвы, уговаривали. Межнациональные отношения. Говорили, что нельзя портить межнациональные отношения. Что мы сами виноваты. А эти хотят мечеть в станице строить. Говорят, что мы на их земле живем. А у нас на нашу пенсию проживешь – вот и работаем с матерью и будем рабить до смерти.

Кузьма, молча слушал отца, и морщился

— Как это в нашей исконно казачьей станице, всем руководят чеченцы и определяют как нам жить. Ты знаешь батя, я не понимаю наших властей, я не понимаю политики, когда мы у себя в доме не хозяева.

— И другие сынок не понимают. Вон Власенки продали дом армянину и уехали в Вологодскую область подальше от Кавказа. У них дочку пятнадцатилетнюю ссилничали чечены. А доказать никто не смог. Приехал их адвокат и доказал, что не было этого. А парни эти вообще исчезли из станицы, говорят в Чечню поехали отсиживаться. Зачем мы большую войну немца побеждали? Что мы добились в своей жизни? Вон из зеленчукских станиц казаки бегут к нам спасаться, а нам куды побечь? В Россию, так сегодня они и там – затягивался папиросой отец.

Мошкара летела на свет над крыльцом, но отец и сын казалось, не видели этого, настолько был сложный разговор. Пес Джохар сидел внизу и смотрел то на одного, то на другого, а Кузьма гладил его слегка мокрую морду.

— Ну, вы долго будете табашничать там? Давайте спать – открыв дверь в одной белой рубашке, ежась от холода, позвала их мать в хату.

— Пойдем Кузя спать – взял под руку Кузьму отец.

Джохар последний раз лизнул Кузьму руку и пошел тоже спать с свою будку.

Утром Кузьма, когда родители ушли на работу, надел гражданское, и пошел в военкомат к Паше Зленко.

Тот при входе Кузьмы спрятал налитый стакан в сейф, но увидев, что это Кузьма вытер рукой пышные буденовские усы и достал стакан из сейфа:

— Давай Кузя, по единой. Добрая горилка у меня. А сало какое – жинка сама делала. Давай Кузя. А то одному вроде сложно.

— Нет, Паша я не пью. Ты знаешь. А если сам хочешь, так у тебя вроде есть с кем делить свои горести и радости.

— Знаю, но вдруг ты изменил принципам – приложился к наполовину полному стакану, Паша – служба у нас такая военкомат. Сам понимаешь.

— Ты знаешь, Паша не понимаю. Не понимаю, почему в станице живет столько чеченцев. Почему они ведут так агрессивно по отношению к хозяевам станицы.

— Отец наговорил. Понятно. Но не только чеченцы, но и ингуши, армяне, грузины, адыги. Есть тут такой мулла Зурабов Магомед Хаджи. Вот он и мутит воду. Требует мечеть в станице поставить. Говорит, что это их земля, а казаки занимают ее незаконно. Не открыто говорит, но мы знаем. Молодежь чеченскую хороводит у себя дома. Курсы там магометанские организовал.

— А власти куда смотрят?

— Так писали в Краснодар, а там говорят, что каждый человек в России имеет право жить, где ему нравиться.

— Ну и жили бы в своей Чечне, чего их сюда тянет?

Пашка вздохнул, вынул из сейфа бутылку «Распутина»

— Ладно, Кузьма ты как хочешь, а я еще по одной и посплю немного. А то работы много. А ты я понимаю, на побывку прибыл. Как мой сынку там?

— Сынку твой, нормально. Боец классный. А вот ты на службе пьешь. До чего себя довел.

— Я так понимаю, что ты Кузьма скоро на фронт, раз отпустили. Сына сбереги. А? Жинка, меня же не простит, коли с ним шо случиться  — жалобно попросил его Паша, как будто, не замечая вопросов Кузьмы.

— А хочешь, я твоего сына тебе завтра домой пришлю? Пусть сидит дома, а потом сменит тебя в военкомате.

Паша аж поперхнулся своим «Распутиным»

— Ты шо Кузьма сына хочешь мне врагом сделать на всю жизнь. И не думай об этом – он допил очередной стакан – пойдем, сходим к Вовке Морозову. Он на два класса младше нас был, а сейчас начальник отделения милиции. Власть наша, вот ему и задашь все свои вопросы! А я шо, я ни шо. Я военкомат  – Пашка поднял вверх палец, встал, надел фуражку на голову, проверил рукой ровно ли сидит кокарда, и хлопнув Кузьму по спине, толкнул в сторону выхода.

Они прошли по станице. У магазина Кузьма обратил большое количество кавказских лиц. Молодежь стояла кучкой и что-то оживленно обсуждала на своем языке. Увидев приближавшихся Кузьму и Пашу, они замолчали. А когда Паша и Кузьма прошли, кто-то крикнул им вслед видимо что-то обидное и все громко рассмеялись.

Кузьма резко обернулся и пошел к ним. Паша остался стоять сзади. Среди шестерых парней Кузьма выделил сразу лидера:

— Переведи теперь, то, что сказал.

Тот сказал, что-то по-чеченски друзьям и те засмеялись

— Зачем тебе русский знать, что о тебе говорят начхе?

— Я не русский, а русский казак. Говори по-русски и  не в спину, а лицо.

— Учи язык начхе. Скоро здесь будет только наш язык. Кто не будет на нем говорить – тот умрет. Иди дядя отсюда пока плохо не стало – парень достал из кармана самооткрывающийся нож и стал им жонглировать пальцами.

— Убери нож.

— Что страшно дядя, что посадим тебя на нож? Горло резанем?

В тот же момент Кузьма открытой ладонью ударил парня в нос. Тот от боли присел и выронил нож. По лицу его потекла кровь.

— Ты труп русский. Ты знаешь кто я? Я Руслан Зурабов и теперь  ты мой кровник.

Это было так смешно, что Кузьма даже улыбнулся. Чеченец, с перекошенным от гнева лицом, потянулся к рукой к лежавшему на земле ножу. Вторым ударом с подсечкой Кузьма сбил его с ног. Остальные парни вытащили из карманов ножи и стали обступать Кузьму со всех сторон.

— Эй, ребята. быстро ножи на землю – вогнал патрон в дуло пистолета стоявший сзади Паша — класть быстро на землю и тихо острием к себе и так шобы я видал усе. Кто не успеет, пока я считаю до трех, я не виноват – и Пашка для острастки выстрелил в воздух и направил пистолет на парней

— Паша убери «Макарова» – потребовал Кузьма – я и так разберусь со всеми.

Кузьма повернулся. Рядом с Пашей стоял милицейский майор с удивительно голубыми глазами и тоже с пистолетом в руке:

— Руслан я предупреждал тебя, что если будете ходить с ножами, то плохо будет.

— Он первым ударил – заскулил парень с земли.

Остальные все аккуратно сложили ножи и стояли понурив головы.

Мимо проходил пожилой чеченец в бардовой шапочке, типа тюбетейки, видимо шел в магазин и остановившись, что-то сказал парням.

Те что-то ответили, показывая пальцами на Кузьму.

— Извините, но они говорят, что вы первым ударили.

— Они мне сказали – Кузьма повторил сказанное ему слово

Старик закричал на парней и те понурили головы:

— Это плохое слово и ты правильно сделал, что ударил его. Таких надо учить.

Подошли Паша и милиционер, пожали руку старику. Милиционер собрал ножи, и смеясь сказал:

— А вечером у них снова будут ножи. Их старики говорят, что чеченец без ножа все равно, что русский без штанов, так дед Идрис?

— Все правильно – смутился старик — ножи у нас с детства. Поэтому и бояться обидеть друг друга, знают, что плохое слово может быть отомщено.

— А оскорблять безоружного человека? – спросил Паша.

— Это философия уважаемый господин офицер. Русские самолеты бомбят безоружные чеченские аулы, и это вызывает гнев всех чеченцев. Танки давят плетни, людей и нашу землю. Там – добавил он показав рукой на восток — не обижайтесь на детей. Они глупые еще и черной для них иногда выглядит белым, а белое черным. А по сути это дети, школьники. Их родители увезли сюда от войны. Они видели там войну, кровь и много испытали. Простите их. Ваша милиция в Чечне отбирала в домах чеченцев последнюю пищу, а взрослых родственников куда-то уводили и они уже не возвращались, а потом находили только трупы. Я сам это видел, и они это знают.

Кузьма посмотрел на стоявших понуро парней, смотревших вниз:

— Уважаемый, иди, куда шел. Мы разберемся со всем. Не будем об этом. Я понимаю вас и ты пойми нас. Мы идем у себя по улице в своей станице, которубю построили наши прадеды и полили изрядно тоже кровью. А здесь, нас же задирают. Зачем? Вам что плохо здесь живется? А так, на душе тоже плохо, понимаю я вас – сказал Кузьма.

— Если у тебя на душе плохо, уважаемый. Значит, у тебя есть душа. Я вижу по глазам, что ты воин, но поднять руку на мальчишку – это не подвиг воина – покачал старик головой – мы здесь все беженцы и бежали от войны, которую на нашу землю принесли твои земляки.

Кузьма смутился от его слов и покраснел

— Извините, уважаемый не знаю как вас по имени отчеству, нехорошо конечно получилось, с мальчишками, стариками, слабыми и женщинами, воевать безусловно не дело воина, но если бы он первый достал нож и стал им угрожать. Я даю вам слово, что я бы его не тронул, если бы был просто разговор.

— Хорошо сказал уважаемый. Дай Аллах тебе легкой дороги – старик пожал руку Кузьме и с этими словами повернулся, и пошел к магазину.

— Шагом марш по домам – сказал милиционер парням и те быстро направились – увижу с ножами — составлю протокол. И наших мальчишек больше не задирать. Пырнете кого, пеняйте на себя.

— Так у них тоже есть ножи – ответил широколицый, видимо с примесью ногайской крови высокий парень.

— И с них буду спрашивать, как с вас. Кто у них там заводила?

Но парни не став отвечать, быстро повернулись и скрылись в ближайшем переулке.

— Володя Морозов – представился Кузьме милиционер, поднимая с земли ножи – я тебя Кузьма помню в школе. Ты борьбой занимался и по спорту был первый. Мы все с тебя брали пример. А зовут тебя, по моему, Кузьма Гусаченко.

Кузьма виновато улыбнулся

— Я тебя не помню – извини.

— Но это так старшие младших никогда не помнят, а мы старших помним хорошо. Пойдем ко мне в отделение. Поговорим  —  предложил голубоглазый майор.

И все трое направились в сторону отделения милиции.

— Товарищ майор, старший сержант Иванов, за время вашего отсутствия в станице ничего плохого не произошло — вскочил со своего стула, читавший старый журнал «Огонек», конопатый милиционер.

— Иванов опять Руслан Зурабов ножом размахивает и задирает людей. Передай участковому лейтенанту Махне. Пусть ка для профилактике зайдет и поговорит с его отцом – приказал майор.

— Есть – ответил старший сержант и стал набирать какой-то номер на повидавшем виде телефоне, перетянутом в разбитых местах синей, изоляционной лентой.

В кабинете начальника, пришедшие расселись на стулья, а майор сел на свое место во главе длинного стола.

— Шо же вы ребята, со станицей сделали? – спросил Кузьма.

— А что вы со страной и с армией и твоим флотом сделали? – в тон ему спросил майор.

— Ты прав – подумав, опустил голову Кузьма – сделали, не сделали а разорвали и виноваты безусловно, что эту нечисть допустили до власти – и он кивнул в сторону портрета Бориса Ельцина, висевшего за спиной майора.

Внезапно раздался стук в дверь.

— Входите — крикнул хозяин кабинета.

Все присутствующие посмотрели с любопытством на дверь.

Вошел невысокого роста чеченец в кожаной шапочке, как тюбетейке, с длинной бородой и рассерженным лицом, который сразу обратился к хозяину кабинета:

— У вас майор опять в станице безобразие. Какой-то взрослый хулиган, избивает детей, а вы с ним сидите в одной комнате и разговариваете Вот заявление избитого, об избиении. Вот показания свидетелей и медицины. Вот заключение врача нашей больницы о нанесенных избиениях. Прошу возбудить уголовное дело против этого хулигана. Если вы не сделаете это, то я сегодня же поеду в Краснодар в управление мусульман Кубани.

Он подал бумагу Морозову  и покорно встал, ожидая реакции, и показательно включил диктофон и положил его посередине на стол.

Паша Зленко покачал только головой и посмотрел на Кузьму.

Морозов взял, поданные ему бумаги, внимательно прочитал.

Пришедший чеченец продолжил:

— В то время, как весь цивилизованный мир с негодованием осуждает те преступления, которые творит федеральная российская армия в Чечне. В станице Охотской разбушевавшиеся хулиганы избивают бедных чеченских и ингушских мальчиков, которые вынуждены бежать от войны их родных аулов. То выселение всего чеченского народа в казахские и оренбургские степи, то бомбардировки мирных сел, то избиение чеченских и ингушских мальчиков здоровыми русскими мужиками. Геноцид, да и только.

— Магомед–хаджи умерь свой пыл и выключи свой диктофон. А то не ты пойдешь в управление мусульман, а я пойду в прокуратуру.

— Не выключу. Пусть весь мир узнает о зверствах диких  русских – упорствовал чеченец — простому чеченцу негде голову приложить. Завтра о вашем попустительстве узнает вся Европа, весь цивилизованный мир.

— Уважаемый Магомед–хаджи – лениво закуривая, сказал Морозов – умерь свой пыл для проповедей в твоем доме, которые ты проводишь и на которых призываешь чеченскую молодежь к войне с неверными. Твой  сын при всех жителях, бывших перед магазином обозвал, проходивших мимо людей грязными собаками, так перевел мне его высказывание дед Идрис. Твой сын угрожал проходившим мимо людям вот этим ножом – с этими словами голубоглазый майор вывалил на стол ножи, завернутые в платок – на одном из этих ножей есть отпечатки рук твоего сына. Так что забирай свои заявления и выключай диктофон.

— Что, так мой сын так и сказал? Мне он сказал, что стояли никого не трогали подошли русские этот и другой и начали его избивать.

— Твой сын тебя обманул. Твой сын, когда мы проходили мимо сказал такие слова  — и Кузьма по-чеченски повторил слова, сказанные Русланом.

— Дай сюда заявление – потребовал у майора Магомед Зурабов.

— Так не делается Магомед–хаджи. Ты напиши теперь мне заявление, что по доброй воле забираешь заявление и претензий не имеешь, а то отдам я тебе их, а завтра в уважаемых газетах появится об издевательствах над простыми чеченцами и то что офицер милиции отказался у тебя принимать даже заявление. Если не напишешь, то я сегодня, буду вынужден возбудить по факту угрозы ножом людям, кстати не первому факту. А это тянет минимум на колонию. И чтобы ты знал, то я сегодня же пойду к прокурору.

— Что писать? – буркнул Магомед–хаджи, садясь на свободный стул – если сын первый обозвал людей и угрожал ножом, то что сразу в колонию. Он же никого не порезал? Я его накажу сам и забираю заявление. А ты не ходи в прокуратуру и дело не возбуждай. Хорошо? – уже заискивающе спросил Магомед-хаджи.

Без слов он дописал заявление и положил на стол Морозову.

Тот внимательно прочитал, попросил что-то добавить, потом удовлетворённо положил бумагу в стол и развел руками:

— Договорились Магомед-хаджи. И передай сыну, чтобы наших парней не задирал, а то если закончиться поноживщиной, то ему будет светить не детская колония, а минимум тюрьма. Ему же уже есть 16 лет?

— Есть, есть. Но и вы нас и их поймите. На нашей земле война, нас выгнали из своих домов.

— Ладно, иди уважаемый – махнул рукой Морозов.

Когда за Магомедом–хаджи закрылась дверь, все заулыбались, а Морозов убрал в сейф, написанную Магомедом бумагу:

— Вот так и не заметишь, как станешь героем какого-нибудь репортажа в центральной газете или за рубежом. А потом по ней будет расследование Генеральной прокуратуры, Страсбургского суда и прочих причастных и непричастных инстанций. А ты говоришь, что сделали со станицей? Что сделали со страной? Ты думаешь ситуация в других станицах лучше? В станице Глуховской состоялся сход казаков, потребовавший выселения всех кавказцев, в станице Хмельницкой после того, как горячие кавказские головы порезали на танцах, ныне называемых дискотекой, пару станичных парней на смерть станишники пожгли дома чеченцев. Ты думаешь, поймали убийц? Вон их морды, до сих пор в крае в розыске, можешь увидеть на «доске почета» сбежавших преступников перед отделением. А сейчас они наверняка воюют за независимость Ичкерии против наших мальчишек и против России. Подрастет Руслан Зурабов и будь уверен, что тоже уедет воевать.

— И неужели нельзя ничего поделать? – спросил, набычившись, Кузьма.

— Во-первых, надо победить, тех кто взял в руки оружие, а во вторых разобраться с врагами внутренними или они разберутся с нами. И завтра границы России могут стать при такой политике границы Московской области.

— Тут, такое дело Кузьма – вступил в разговор Павел – ты понимаешь, что мы сами себя убиваем. Ты думаешь, как они прописываются в станицах? Кто продает им дома и российские паспорта? Вот я и говорю – сами же своими руками. А так, в одних станицах получше, в других, где руководство похилее, да посогласистей, там похуже. А эти активно завозят из Афгана наркотики. Нашу молодежь подсаживают на дурь и физически убивают наш народ. Я спрашиваю себя, а массовое переселение в станицы чеченцев – это замысел или случайность. И почему так равномерно сселяться и почему в каждой станице есть свой Магомед–хаджи? И куда смотрят там в Краснодаре. Но ты думаешь, такая ситуация только в Краснодарском крае? На Ставрополье, хуже на порядок. На Дону, тоже самое, как у нас. И эти пособники передают боевикам всю информацию о передвижении наших войск, провоцируют инциденты с казаками в станицах. А у нас связывают руки, не дают решить вопрос по существу. Давайте братья лучше по 100 грамм – и он заулыбался, достав из кармана своих брюк плоскую фляжку.

— Кузьма. Мое командование обязало меня оказывать тебе полную поддержку и твоему делу. У тебя есть ко мне вопросы?

— У меня к вам обоим не вопрос, а просьба  — ответил Кузьма – о том, кто мы, откуда и зачем никто не должен знать. Вам видимо еще поступит секретная директива. Согласованная с Краснодаром легенда проста. Слушайте и запоминайте. Наш отряд условно называемый «Тамань» сформирован в рамках военных сборов военнослужащих запаса. Наша задача, в течении трех месяцев, организовать строительные работы на территории Ставропольского края в районе станиц Курской, Нагутской и Суворовская. То есть это просто сборы. Так всем и говорить.

Кузьма внимательно посмотрел на сидевших перед ним офицеров.

Они согласились с ним и обещали полное содействие.

Договорившись с Пашей назавтра, домой Кузьма шел полный раздумий. Внезапно в одном из переулков рядом с домом его остановил за рукав чеченец:

— Мы знаем, что командир казачьего отряда «Тамань» и прежде чем ты попадешь в Чечню ты вспомни, что у тебя дома старые  отец и мать.

Кузьма со всей злобой схватил за горло чеченца, и поднял в воздух

— Слушай внимательно меня и запоминай все что я скажу, если с моими отцом и матерью, хоть что-то случиться, если кто из ваших скажет в их сторону плохое слово, я вас всех здесь в станице положу и ни на кого не посмотрю, ни на какие законы – Кузьма, гадостливо отшвырнул в сторону чеченца, вытер руки о штаны, и пошел домой.

— Вы все русские такие – кричал ему в след, видимо сильно ушибленный чеченец.

Дома его ждали мать и отец. Отец натопил баньку, и они с Кузьмой с удовольствием попарились.

Сидя на полке, Кузьма, рассказал отцу события сегодняшнего дня. Тот морщился от  пара и внимательно слушал Кузьму. Когда тот закончил отец заговорил:

— Силы уже не те. А то я бы и сам постоял за мать и никто нас не обидел бы. Но ведь они бьют внезапно из-за угла, когда не видишь кто. А закон у нас такой. Есть у нас в Москве писатель такой Семен Троставкин – председатель комиссии по помилованию при Президенте России. Вот он и подписывает у Президента всякие приказы по помилованию всяких бандитов и убийц, у которых даже пробу ставить негде. А как-то спросил его один корреспондент, а что бы сделали, если бы вашу любимую внучку изнасиловал и убил негодяй. И что ты думаешь тот ответил – говорит, что все равно попросил бы помиловать, а потом убил бы, собственным руками. Красиво конечно, но лукавит. Спит и видит, как скопить капитал и сорваться за границу, а страна хоть в тартарары провались.

Кузьма слышал много плохого об этом писателе, который вместо написания книг встал на защиту уголовного мира, прощая и милуя самых залитых кровью простых людей негодяев.

— Ну, а секты Кузьма – посмотри, сколько разных расплодилось – тут наши станичные придурки несколько дурней оделись в синие и розовые балахоны, постриглись наголо, оставив на затылке маленькую косичку, взяли в руки бубны и барабаны и ходят по станице и поют Хааре Кришна. Мол, воевать нельзя, должен быть мир между всеми. А эти, которые в клубе собираются и верят в сине-фиолетовых владык. Из Москвы приехала дама и собирает их в клубе. Сидят головами качают, как гипнозные. Не, Кузьма порядка нет в станице. Стержень потерян у русской нации и казаков. Поэтому я и думаю, если ты будешь благое дело делать там, то значит, здесь нам станет легче.

Мать накрыла торжественный ужин, на который пригласила соседей Буняченко вместе с их дочерью Аленой. Девушка была симпатичная, светлая с косой, как носили когда-то, она сидела за столом, потупив взгляд. Кузьме понравилась сразу, но вспомнив о том, что ему предстоит, он помрачнел.

Спустя час к дому подъехали синие «Жигули». Мать выглянула в окошко и ахнула:

— Наташка никак приехала с семейством. Во счастье-то нам. Вот молодцы не забыла. Хучь брата повидает.

И побежала встречать, вытирая руки о передник. За ней вышли на крыльцо Кузьма и отец.

К родителям приехали с гостинцами повидать брата и сестра Кузьмы – Наталья с мужем. И теперь она с Аленой и ее матерью Варварой Ивановной хлопотали, помогая матери накрывать на стол. Отец Алены Гнат носил разносолы, привезенные Натальей с кухни.

Положено так на Кубани, что если едешь в гости к родным, то везешь с собой всякие разносолы. Это считается нормой вежливости.

— Пойдем-ка сынку покурим – позвал Кузьму на крыльцо отец.

— Так я ж  батя не курю. Ты знаешь.

— Знаю, потому и зову – жестким голосом сказал отец.

Он долго разминал свою беломорину, прикуривал от спички, вежливо поднесенной  Кузьмой.

 — Постарел отец, сдал, волосы седые все уже, морщины по лицу идут – подумал вдруг Кузьма.

— Как, тебе Алена? – спросил отец выпустив дым в сторону и строго глядя на Кузьму.

— Вы, батя с мамой совсем ополоумели, с этой женитьбой.

— Тебе, сколько лет? – психанул еще раз затягиваясь отец – за сорок. Вот-то оно как. У Магомеда первая невестка каждый год рожает по чеченцу и у других тоже. А ты? Не спрашивай, почему чеченов, в станице, больше, чем казаков. Род свой надо продолжать казачий, а Алена девка справная и Буняченки наши соседи еще со времен Екатерины, если не ранее в Запорожье. Когда Охоцкий полк здесь ставил первую крепость, наши батьки были в первых рядах и со всех Черноморских станиц сюда за Кубань переселяли охотных, то есть согласных казаков с семьями. Так как сынок не кобенься. Вернешься в станицу, выполнив свой долг, сыграем свадьбу.

— А ежели не вернусь батя? Ты подумал об этом?

— И думать не хочу. Обязан вернуться. Даже не перечь мене. Если ты считаешь меня своим отцом, а мать матерью, то вернешься и сделаешь, то что я тебе гутарю. А не сделаешь, не сын ты мне. Алену спасать надо. Засидится в девках и пропала. А потом появились покупатели в станицах, наших девок сманивают, на работу в Турцию. Говорят гувернантками или нянями – а сами в публичный дом, Наташами – так у них называется. Это только подумать надо, наших казачьих девок, своими руками продаем турку в неволю. Кому? Кто? – отец в отчаянии махнул рукой.

— Это как же батя?

— А так сынок. Тут приезжие чеченцы Мирзоевы такой бизнес организовали год назад, а с ними несколько наших гаденышей из станицы. С нашей станицы и Камчатской, девок пять, уговорили на работы в Турцию. Одна из пяти вернулась. Рассказала, что привезли туда в эту туретчину, паспорта отобрали и в бордель, кто не хотел тех избивали. Мирзоевы тогда сбежали от гнева наших казаков, почуяли, что разнесут их хату по брёвнышку, а своих парней, которые с Мирзоевыми связались, мы по казачьи наказали. Надысь высекли на майдане и потом отдали властям суд творить по их законам. А семьи постановили выселить из станицы. Ты думаешь, их осудили?

— Не наказали?

— Не хочется срамных слов тебе гутарить сынок про это. Вот фиг тебе с маслом их кто осудил! – отец, аккуратно погасив папиросу в банке, стоявшей на перилах, показал Кузьме комбинацию из трех пальцев — условный срок дали, а девки – те, что в туретчине оказались по воле этих нелюдей, не вернулись до сих пор. Гутарят шо сгинули. Не стали проституцией заниматься. Их эти же и порешили. Знаешькакое горе дома у них. Так что думай казак, шо и как робить! А ты казак, сын казачий и внук казачий и обязан об том думкать.

Кузьма подумал недолго, махнул рукой.

– Ладно, батя воля ваша – он улыбнулся – коли вернусь с войны, женюсь на Алене, коль она не против. Этого. Но еще вернуться надоть. Я ж готовлюсь не сметану лопать банками в глухом амбаре.

— Вернешься сынку, коли я тебе такой наказ гутарю. Мне тож мой батя гутарил, шо должен вернуться. Я вернулся, хоть от смерти не бегал, но и ее не искал. Проявлял казачью смекалку, как сделать так, чтобы победить и остаться живым. И ты проявляй смекалку. Плохо скажу тебе Кузьма, что мы православные и у нас одного мужа только и можно. А Натаху Вислогузенко за кого выдать? Тоже одна девка, страдает хорошая. Так бы всех их за наших хлопцев хороших отдать?

— Я тебе, что батя, элитный кобель? Ты, не расстраивайся батя – вернемся с победой. Привезу добрых женихов элитных казаков, таких, шо вся станица позавидует – заулыбался Кузьма, представляя себя в роли свата всех станишных девок.

Они вернулись в хату и отец молча кивнул жене, мол все нормально.

Выпив отец и Гнат, запели казачьи песни, а женщины с Натальей ушли в другую комнату разговаривать о своих делах. Кузьма и Алена вышли на крыльцо.

Из комнаты неслось:

— Шо то за хозяин, шо то за хома? Гость идее до дому на коня нема!

— Прогуляемся по станице – предложил Кузьма.

— Да страшно больно Кузя. Чеченцы вечером выходят, и дерутся с нашими парнями. Могут тебя порезать. Они с ножами все ходят.

— Со мной не бойся никого и ничего. я смогу защищу тебя – сказал краснея  Кузьма и вдруг почувствовал, как Алена взяв его за руку и прижавшись к его плечу заплакала. Слезы протекали сквозь рубашку Кузьмы и разволновали его.

— Ты что Аленка? Что случилось?

— Что? Что? – закрывая лицо руками, не хотела отвечать Аленка.

— Расскажи, что тебя волнует?

Тоненькое как тростинка тело девушки разволновало его и он почувствовал чувство сострадания, к этой, в общем-то беззащитной девушке, соседке, которую раньше и не замечал и даже не помнил.

— Руслан Зурабов проходу не дает. А они чеченцы, как нашими девушками побалуются, попортят, а потом сами на своих женихаются. У них с детства еще оговорено, кто на ком, должен женится.

— Тю. Вот горе великое на своих. Ну пусть женихаются. Ты что замуж за него не собралась? Не плачь. Не дам я тебя в обиду ни Руслану, никакому другому Магомеду и со мной можешь ничего  не бояться – вытирал слезки из глаз Алены Кузьма.

Алена заулыбалась. Кузьма схватил с вешалки свою военную куртку и подхватив ее под руку вытащил за ворота.

Они пошли, обнявшись к берегу реки, протекавшей через станицу. Шли не спеша по середине улицы, мимо закрытых ставнями окон домов, высоких ворот и глухих заборов казачьих хозяйств. Кузьма накинул на ее хрупкие плечи свою курку и почувствовал себя, как никогда хорошо.

А потом полночи сидели на берегу реки на бревнышке и разговаривали.

Алена читала наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока. Кузьма слушал ее и думал про себя – вот живет рядом человек, а ты даже  и не знаешь.

Аленка раскрылась ему полностью. Потянулась к его душе, и он ответил.

Всю ночь они гуляли вдоль реки, целовались и обнимались Только под утро он проводил ее до дома.

Когда Кузьма вернулся, отец курил на крыльце.

— Ты девку, до свадьбы не попортил? – строго спросил отец затягиваясь – а то вы моряки такие, поматросил и забросил. Тебе на войну, а ей куды с животом?

— Батя ты чего? – возмутился Кузьма – меня, офицера, за негодяя держишь? Может я повод давал?

— Да так, он спросил Кузя, с дури природной. Звиняй отца родного – раздался через окно взволнованный голос матери, хлопочущей на кухне.

— Тут у них особо не спрячешься. Все выведают. Недаром батя разведчик, а мать жена разведчика – подумал Кузьма

После завтрака к дому Кузьмы подъехала машина Пашки Зленко. Пашка планировал забрать в отряде, на день сына и торопился по каким-то делам. Вчера с Кузьмой они уговорились у Морозова об этом. Мать, как всегда, навязала узелков с домашними деликатесами.

— Это тебе курка вареная. Здесь картоха своя. Рассыпчатая. Вот тебе пирожки, как ты любишь. Здесь медок дед Стас для тебя приготовил. А здеся твоим казакам принесли суседи  у которых дети у тебя в отряде. Там записки есть для кого.

— Мамо ты шо? Я ж столько не довезу и потом я их всех планирую отпустить по домам.

— Вот отпустишь и хорошо еще дадут. А это отвези нашим станишникам.

Погода стояла не очень хорошая. Откуда-то с севера натянуло туч и моросил мелкий и противный дождь. На улице было хмуро и еще темно.

Кузьма обнялся у крыльца с отцом и матерью и даже нагнувшись, поцеловал в нос пса Джохара, который радостно вилял хвостом, как вентилятором и выписывал такие кренделя.

Когда отъехали немного Кузьма посмотрел на часы:

— Семь часов поздно или рано? Чеченцы во сколько встают? Давай ка Паша к дому Зурабовых.

Пашка, аж ахнул и почесал свои усы

— Ты что же Кузьма мстить хочешь? Не трогай дерьмо, вонять не будет.

— Поворачивай – приказал Кузьма шоферу

И солдатик, повинуясь приказу Кузьмы, сам повернул на параллельную улицу. Пашка сидел молча, и только качал головой и гнул губы.

Остановились у доброго, хорошо покрашенного и ухоженного дома с красивыми зелеными железными воротами.

— Во дом Зурабовых, Ранее был Черношапок, но они уехали куда-то. Чистая крепость стала, штурмовать сложно, Нужен танк. Ты смотри все в цвета свои мусульманские покрасили – оценил строение Пашка.

Кузьма вышел из машины и постучал в ворота. Долго не открывали, смотрели в окно – лишь во дворе лаяли две злые собаки. Затем раздался скрип замка и показался Магомед-хаджи в своей неизменной кожаной шапке типа тюбетейки.

— Что вам надо господин офицер? – спросил он, увидев на этот раз Кузьму в форме с погонами и поклонился.

— Позови сына?

— Арестовывать пришел – ахнул Магомед-хаджи – за что? За то, что слово глупое сказал или детским ножиком попугал? Ненавидите вы русские ингушей.

— Меня ножом не испугаешь – хмуро ответил Кузьма – разговор у меня к нему. Пару слов хочу гутарить для него. Позови.

— Не позову! Спит он еще – под утро только пришел.

— Ну, так сам тогда передай ему на словах – Кузьма посмотрел на часы — ты знаешь, кто такой я, недаром твой человек мне от тебя привет вчера передал – Кузьма хищно улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего — передай Руслану, чтобы не бегал больше к Алене Буняченко. Это моя невеста. Пусть обходит ее дом и ее родичей за пол улицы. Ну, а тронет – пусть пеняет на себя. Тоже самое, касается тебя. Если что с родителями случиться? Не прощу! Не посмотрю, что ты муфтий или в святой стране побывал. У меня законы свои. Я когда в гневе и ворота выламываю железные и кости ломаю, так что уже никогда не срастаются. Лучше забудь о нашей встрече, помни о моих словах и сына своего удержи от глупости. Если конечно у тебя голова на плечах есть. А лучше уезжайте из станицы от греха подальше.

Растерянный Магомед-хаджи, понял, что Кузьма говорит от чистой души и посмотрев на его сжатые кулаки, понял, что Кузьма свои угрозы выполнит.

Кузьма повернулся и пошел к машине.

Магомед-ходжи закрыл калитку и задвинул изнутри замок и понял, что ноги его дрожат и он бессильно опустился на скамьи у входа в дом.

Стоявший сзади Кузьмы Паша, видимо, чтобы удержать его от необдуманных поступков, слышал весь разговор

— Ты, что действительно женишься?

— Коли вернусь живым с войны – хмуро улыбнулся Кузьма.

В лагерь они приехали часам к одиннадцати. У штаба их встретил встревоженный Носов.

— Осипович на полигоне. Миронов тоже гоняет свои БТР-ы. Тот, поломанный ему заменили на новый, теперь носятся со своим Варгановым, как угорелые, выбивают запасные детали для двигателей.

— Так хорошо, что носятся. Результат есть. Попробуй, из этой вчерашней техники ЗГВ сделать, что-то толковое. А они стараются, добиваются, выбивают новые детали и смотри БТР выбили. Усков на них смотреть уже не может нормально. Бегает от них. Все его технические запасы растащили.

— Пусть бегает. Еще новости есть?

— Есть Кузьма Степанович и хорошие, и плохие. С какой начинать?

Кузьма прошел в свое кресло, сел, потянулся как кот, вспомнив Аленку, такую хрупкую и прижавшуюся к его плечу.

Рядом на стул сел Пашка, а Николай Николаевич остался стоять.

— Значит так, во-первых я взял стукачка и не одного, а трех, того, кто о нашем отряде докладывал в Чечню. Слава оказался Богу не наш.

Кузьма заулыбался. Новость хорошая и самое главное, что не свой, чего они боялись больше всего. Враг внутри отряда, это самое плохое.

— Рассказывай, рассказывай и козла за причинное место не тяни.

— Ты уехал. Механизированная группа согласно плана ушла на марш-бросок на Холмский полигон. Вдруг прибегает ко мне Мирошенко и зовет с собой. Мы пошли за ним о Осиповичем. Глядь, а за баней сидит орел, антенну расправил и вещает по станции, а станция не наша, импортная. И вещает на не нашем, а на их языке. Оказалось он не дагестанец никакой как в документах, а чеченец-акинец из Хасавюрта. Мы его там и повязали. Осипович его слегка помял. А потом провел допрос, как принято у них, у котиков. Оказалось что их здесь целая организация. Аж три человека и у них есть связник в местной станице тоже чеченец. Стали вербовать они нашего Канокова, ну знаешь этого из отделения Мирошенко, он похож на кавказца. Им свои у нас во как нужны внутри. Тот согласился для вида, а сам все Мирошенко и рассказал. Стали разведчики по-тихому за ними следить. Нам ничего не говорили, говорит, что ждали когда будет что доложить. Вот и результат. Сейчас уже наш оперативный работник приехал из Краснодара и всех этих допрашивает. От Науменко приехали ребята из ГРУ. Говорят, хотят радиоигру завязать. А радиостанцию они забрали, маленькая такая с трубочкой и антенна как зонтик.

— Не наша 159 гробина. Прятал он ее за баней в земле, в целлофановом мешке.

— Ладно, Пинкертоны про станцию и этих акинцев все понятно. Давай следующие новости.

— Но это совсем плохая и тебе вовсе не понравиться Кузьма Степанович. Пьянка, у нас с дракой. Третье отделение отличилось. Решили отправку на фронт отпраздновать. Командир отделения Рыбалко организатор. Водку принесли усковсие ребята из местной станицы земляки наших героев. Они тоже и участвовали, а затем разодрались. Вот разбираемся, но надо решать, что с ними делать. То ли оставлять, то ли выгонять к чертовой матери. Да вроде ребята хорошие. А вот на тебе. Взяли еще и подрались. Доктор помощь оказывал, одному усковскому нос сломали.

— Урок нужен хороший. Я подумаю. А пока от всех занятий участников отстранить, всех на кухню поставить, до моей особой команду. Понятно?

— Понятно! И еще новость есть. У нас пополнение. Прибыл, известный тебе лейтенант Суворов, то что милиционер, с нами ходил на трассу. Помнишь?

Кузьма кивнул головой.

— Добился от  своего командования перевода к нам, а может Науменко помог. Кто ж их знает, но парень с опытом боевых действий. Думаю, нам подойдет. Ты будешь говорить?

— Буду – ответил Кузьма – давай его сюда.

— И еще прибыли три старшины из морской Балтийской пехоты. Осипович их к себе хочет забрать. Они дембеля. Месяц, как  вернулись из Грозного, и снова их потянуло на поиски приключений. Все родом из станицы Староминской – казаки. А фамилии, одна краше другой – Ковпак, Ковтун и Люлька.

— Вижу, что казаки. Еще для полного комплекта Свитки не хватает и Шлопака. Ты с ними поговорил?

— Не только я, но и Осипович. Говорит, что ребята ему подойдут. Тем более пороха хорошо понюхали – отвоевали почти три месяца — Осипович их к себе уже определил.

— А чего они в морской пехоте не остались?

— Так в Чечне осталась только тихоокеанская морская пехота, а их туда не взяли.

Кузьма почесал затылок, он многих ребят знал из тихоокеанской морской пехоты:

— Давай сюда сначала Суворова. Вродь на первый взгляд, он парень не плохой, не из трусливых

Суворов зашел в кабинет строевым шагом:

— Товарищ капитан 3 ранга лейтенант Суворов прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Кузьма встал, прошелся по комнате:

— Суворов ты хорошо подумал, ведь мы не дороги едем проверять в Чечню, а воевать и воевать в самых сложных местах.

— А я в пограничных войсках служил в Таджикистане срочную. Там и понюхали пороху, да и потом в милиции надоело.

— А офицерское звание как получил?

— А 92-ом нас призвали на переподготовку и присвоили всем офицерские звания.

— А кем служил?

— Да телефонистом сначала. Рацию 159-ую потаскал на себе, а потом старшим пограничного наряда.

— А пойдешь начальником всех связистов. Раз в этом роде войск служил – будешь нашим начальником связи. Мы здесь открыли свой узел связи в 17-ой комнате. Там дежурство открыли. Слушаем чеченцев, что у них и как, наших слушаем, а так основная задача это связь с ушедшими на задание группами.

— Есть возглавить узел связи и связистов.

— Тогда найдешь старшину Волкова. Это наш старшина отряда. Он тебе все покажет твою комнату, поможет экипироваться и расскажет что и как.

Суворов четко повернулся через правое плечо и вышел.

— Твое звание теперь лейтенант и ты теперь командир взвода связи. Знакомься с хозяйством и подчиненными. И думай как организовать скрытой открытую связь. Потом мне доложишь – добавил вслед ему Кузьма.

— Николай Николаевич давай теперь этих морпехов.

Вошли три старшины в своей черной десантной форме в беретах с якорями сбоку на красном треугольнике. Один был ростом метра два, зато второй был не больше метра пятидесяти, третий был нормального роста. Те, которые были повыше и пониже, увидев Кузьму, заулыбались.

— Товарищ капитан 1 ранга. Мы же с вами на «Бресте» служили. Мы в БЧ-4 у капитан-лейтенанта Асланбекова были. Только вы были в БЧ-2, а мы у вас в группе единоборств занимались.

— О очень приятно. Было, такое. Здравствуйте дорогие сослуживцы. Помню Саша и Коля. Правильно? — заулыбался Кузьма, узнав своих старых знакомых старшин, которые занимались единоборствами в его группе.

— Все правильно! – ответил за обоих Ковтун.

— А как в морскую пехоту попали?

— Да после службы подались в «контрабасы». Попали в Чечню. Брали Грозный и дворец Дудаева.

— Расскажите потом, как вас в морскую пехоту бросило?

— Вообще мы не морская пехота, это так прикрытие. Звания ваши так и остаются старшины 1 статьи. А вот куда вас назначить это мы подумаем.

— Так куда известно нас старший лейтенант Осипович к себе определил.

— Это мы посмотрим. Нам надо укреплять боевую роту. Там тоже проблем хватает. А вы просто подарок мне – Кузьма улыбнулся и посмотрел на Николая Николаевича

— Я тоже так думаю – ответил он – пусть пока размещаются и тренируются с ребятами Осиповича, а потом мы решим

Кузьма посмотрел на них с улыбкой, а потом обратился к морпеху среднего роста:

— У нас здесь есть проблема. Случилось ЧП. Одно отделение у нас нарушило казачьи и армейские законы и напилось в полном составе. В походе, а сейчас мы именно находимся в походе, казаки не пьют. Так было и в войске Запорожском и в Донском и в Кубанском. Там где служили наши с вами предки. Водка до добра не доводит и как правило приводит к гибели на поле боя.

Старшина 1 статьи Ковтун, хитро сощурившись спросил — а как же сталинские сто грамм перед боем? Ведь давали, и мы

— Самые высокие потери были во время Отечественной войны были в Советской армии. Погибло по официальным данным более двенадцати миллионов человек, более семи миллионов попало в плен. Воевали и побеждали не умением, а числом – Кузьма даже разволновался, встал и стал ходить по своему кабинету —  победа без слов великая над самым грозным противником, но какой ценой. Суворовские и казачьи заповеди начисто забыты. Как бы выжили наши предки, если бы не берегли каждого человека. Татар преимущество было более, чем десятикратное во время набегов, а тем не менее выстояли, выжили и не оставили своей земли. Эту историю вам наш священник отец Михаил расскажет. Он каждый раз после молитвы историю казаков рассказывает нашим казакам. С удовольствием его слушают – Кузьма подошел к креслу и стал записывать

— Так, что вы вдвоем мои сослуживцы к Осиповичу во взвод

– А вы, идете командиром третьего отделения, вместо Рыбалко. Фамилия ваша как? – обратился он к морпеху среднего роста.

— Люлька товарищ капитан 3 ранга.

— Есть в третьем отделении бывшего старшины 2 статьи Рыбалко вакансия. Командиром отделения согласны?

— Я согласен. Но мы же хотели вместе.

— Пока будет вот так. Идите в старшине Волкову. Он все расскажет и разъяснит. Кстати, а как у вас с конной подготовкой? – обратился он к Ковтуну и Ковпаку.

— Так в станице выросли, с детства на конях. Только вместе нам никак нельзя? Мы как близнецы всегда вместе. На войне.

— Будет пока так, а дальше посмотрим. Нам старшины нужны. А использовать вас как простых бойцов было бы неразумным. Понятно? Только где вот теперь на Ковпака, коня найти. Он же ногами будет от земли отталкиваться? Не каждый конь его выдержит. Поэтому будете пока врозь, но в дальнейшем подумаем.

— Дак я справлюсь с любым конем – сказал, усмехнувшись Ковпак.

Все рассмеялись, в  том числе и сам Ковпак.

— С Богом ребята. Ты Люлька останься. Николай Николаевич. А вы идите до Осиповича – давай Николай Николаевич, сюда этих пьяниц.

Вместе с понурившими и опустившими головы казаками вошел немногословный и деловой старшина Волков.

Под глазом у двоих заплыли темно-фиолетовые фингалы, а лицо Самарина украшал раздутый нос и фингал на оба глаза.

— Так — встал Кузьма — от безделья маетесь? Другого приложения своим силам, умениям и навыкам не нашли?

— Так мы с этими с усковскими подрались, они нас оскорблять стали – пытался оправдываться Рыбалко.

— Здесь вся проблема в том Рыбалко, что вы нарушили не только военные, но и казачьи законы и напились в походе. Бог вам судья. Послезавтра приезжает полковник Науменко, и он примет решение по вам. А пока вы Рыбалко лишаетесь звания старшины 2 статьи. Временным командиром вашего отделения, назначается старшина 2 статьи Люлька – Кузьма, показал на покрасневшего морпеха – и до приезда Науменко, вам всем в наряд на кухню.

— Так товарищ капитан 3 ранга. Мы на кухне не стояли, а в наряд ходят только усковские из батальона обеспечения. Мы чистим только картошку – вмешался старшина Волков.

— Вот и договорись Александр Павлович, чтобы на два дня поставили наших. Если их мало, пусть своих под руководство Люльки добавляют. Но эти должны работать, пахать, чтобы мыслей дурных не было.

— Есть, договорится – ответил вахмистр Волков.

— Товарищ капитан 3 ранга разрешите доложить – внезапно обратился к Кузьме, когда уже все практически вышли бывший бывший старшина 2 статьи Рыбалко.

Кузьма и Носов с недоумением посмотрели на него.

— Усковцев с нами не пьянствовал. Он был на дежурстве на узле связи.

— Ясно, значит Усковцев, не наказывается, вместе с вами. Идите и передайте Волкову и Люльке, что бы Усковцев, как и прежде ходил в наряд на узел связи.

Когда все вышли, Кузьма стал ходить по кабинету, а Носов уселся на стул. Паша Зленко сидел и улыбался.

— Пашка забирай своего сына до завтрашнего утра. Скажи Осиповичу, что я приказал отпустить.

Радостный Паша пожал руки Кузьме и Носову и убежал без слов за сыном, понимая, что в такой обстановке он лишний.

Носов смотрел на Кузьму и улыбнулся:

— Ты сегодня не такой как всегда Кузьма Степанович. Колись, что случилось дома?

Кузьма удивился прозорливости Николая Николаевича

— Николай Николаевич, откуда ты все знаешь?

— Так чего тут смотреть. Ты светишься, как надраенный медный пятак. Посмотри на себя в зеркало.

— Но я сам еще толком ничего не знаю Николай Николаевич. Познакомился в станице с дивчиной. Но ей лет двадцать, а мне старому козлу уже за сорок. Вот и думаю. Батьки сговорились меж собой. Мне такую диспозицию нарисовали, что уже отказаться никак. Батя с мамой сватать хотят. А я неверующий толком даже и не знаю что к чему. Девчонку жалко, она же мне в дочки годиться.

— По вере это просто решается. Отец Михаил все разъяснит. А вот  сточки зрения возраста, сложно сказать. Любви все возрасты покорны – запел вдруг Николай Николаевич.

— И за окном вдруг раздался сильный женский голос, поддержавший николай Николаевича:

 — Его порывы благородны.

Кузьма выглянул в окно и увидел Лизу Хоханько в белом халате, подпевавшей Николаю Николаевичу.

Она тоже увидела его, смутилась и нырнула в дверь штабного домика.

— Черт подсушивают нас – смутился Кузьма.

— Так, то Елизавета Михайловна. Знаешь, как поет? Заслушиваешься. Да согласись она за меня, так я даже бы и не раздумывал – вдруг сказал Николай Николаевич и покраснел.

Кузьма посмотрел на Николая Николаевича и усмехнулся. Отчего теперь тот смутился и попытался увести разговор на другую тему:

— Сватовство – это хорошо. Это лишний стимул тебе вернуться в войны живым домой – улыбнулся Носов – и не думай пока об этом. Все само собой устаканится, после того, как вернемся оттуда.

Кузьма походил по комнате и потом рассказал о большом количестве чеченцев в Охотской, о том, что даже мечеть хотят строить, о поведении молодежи, поножовщине.

— Так чего тебя Кузьма удивило – спросил, посерьезнев Николай Николаевич – нам давно все понятно, что заселение чеченцами и ингушами казачьих станиц идет по плану руководства Чечни. Они хотят сделать Кавказский халифат по линии Ростов-Волгоград. Отсюда и задание заселять станицы, скупать дома, строить мечети и всеми средствами выдавливать казаков. В основном это семьи боевиков. Прячут их от войны, а заодно и решают свои проблемы. Их люди следят за передвижениями воинских эшелонов, команд и сообщают по радиосвязи своему командованию, оказывают содействие покупке и доставке оружия бандформированиям, ведут агентурную разведку. Ну и провоцируют простых людей на противоправные действия. А чуть ответ, сразу в Страсбургский суд, и вся печать и телевидение начинают вой их забугорное и наше прикупленное за хорошие деньги. Наших беженцев от войны обижают.

— Так если все это видят, то почему не принимают мер? Почему дают селиться на наших землях? Дают прописки?

— У них есть деньги зарубежных спонсоров – Николай Николаевич встал и прошелся по комнате – особая атака идет по экспансии чеченцев и ингушей на Ставропольский и Краснодарский края, Ростовскую и Астраханскую области, республику Калмыкию. Контролирует и координирует всю эту работу идеологический отдел и лично вице-президент Ичкерии. Или ты думаешь, что все это спонтанно. Большие диаспоры и их эмиссары рояться у стратегических объектов, изготавливающих различные вооружения для Российской армии – Тула, Ижевск, Ярославль, Новгород, Челябинск, Новосибирск, Комсомольск, Петрозаводск, рядом с крупными складами воинского вооружения. Призываются в армию парни из Ингушетии и Дагестана, прошедшие специальную идеологическую обработку, которые внутри частей создают землячества и ведут разведку и создают нетерпимые условия службы, для сослуживцев. Военные училища забиты заявлениями таких дагестанцев и ингушей – мы сами готовим им офицеров. Плюс рояться в местах добычи золота, драгоценных металлов, камней, алмазов. Вся добыча алмазов контролируется ингушами – 80% денег идет на поддержание боевого уровня бандформирований. Стараются взять денежные потоки России под свой контроль и использовать для своих нужд и это им удается. Плюс торговля наркотиками на территории России, идет через цыган и кавказцев, но львиную долю добычи снимают их руководители из Чечни. А вдохновители их и помощники их сидят, в том числе и в Кремле. Во всех селениях горной Чечни отбирают авторитетных грамотных людей за 50 лет бывших партийных работников, учителей, отправляют на обучение «чистому исламу» в одну из арабских стран, являющуюся спонсором вооруженной борьбы чеченцев против России. Затем по возврату на Родину отправляют в один из регионов России вместе с семьей. Назначают в назначенном регионе, городе, селе духовным лидером. Семьи у них большие – абортов не делают, не пример нашим — деды и баки, невестки, дочки, парни до 16 лет, больные, то есть все взрослые все до 16 и после 50 лет. Периодически отправляют в семьи в Россию на лечение раненых и заболевших в горах. Воюют все взрослые, которые способны держать оружие в горах и по состоянию здоровья исполнять обязанности защитников. Парню, как исполнилось 16 лет – вперед в Чечню отдавать долг Родине. Деньги на покупку домов дают спонсоры из дальнего зарубежья. Обживаются духовные лидеры, налаживают связи с местными органами, милицией, соседями. Затем начинается экспансия простых чеченцев с семьями. Для них из тех же источников деньги. Когда в поселке создается достаточная диаспора, начинаются  просьбы к властям о строительстве мечети, о преподавании в школах чеченского языка для детей. Ну и эти духовные лидеры ведут военную разведку, принимают в случае необходимости боевые отряды, способные совершать террористические акты, ищут тех из руководства с военных производств кого можно подкупить. Вот ты Кузьма объясни, как у чеченцев появились БТР-90, которых еще нет на вооружении нашей армии? Кто их им доставил из Челябинска мимо всех проверок? Вот то то и оно, что не объяснишь нормально. А из Тулы получают партии оружия, со складов нашей доблестной армии и флота. Вот у Ускова здесь склад вооружений, а здесь мы задерживаем, целую ячейку шпионов.

Кузьма встал и походил по комнате

— Николай Николаевич, ты мне рассказываешь ужасы. Если вы это все знаете, то почему не реагируете на эти угрозы безопасности страны.

— Да берем периодически некоторых лидеров, засветившихся на неблаговидных делах. Но у них как у Змея Горыныча вырастают новые головы. Метастазы так глубоко вошли в нашу жизнь. Вся эта экспансия началась не с началом боевых действий и указом. Эта экспансия началась еще в конце советского периода. Спланирована она далеко за океаном с учетом всех наших реалий и законов. Найдено наше самое слабое звено, через которое можно раскачать всю страну, так сказаьть Ахиллесова пята – понимаешь? Самое сложное и нерешенное в нашей стране – это межнациональные и межрелигиозные отношения. А здесь все сплелось вместе.

— Понимаю, но понять не могу как руководители страны, могут действовать против самой страны и народа.

— Чего здесь непонятного – за хорошие деньги и доходы могут. Ты думаешь с чего это все их дети и внуки уехали учиться за границу? С чего и за какие деньги они покупают там замки, дома. Да они просто не видят будущего здесь. Говорят, кто-то вывозит за границу миллиарды долларов ежегодно, а в стране нечем расплатиться с учителями, врачами, военными. Вот они и вывозят. Хотели бы поймать их на этом — давно поймали бы. Но это все равно, что собаке ловить свой хвост. Создают в их среде криминальную среду – врачи и учителя начинают брать взятки с учеников и больных, офицеры вынуждены подрабатывать, чтобы кормить свои семьи. Создается коррупция, разлагается основа страны – менталитет людей. Кто-то привыкает жить так. Честные люди становятся исключением.

— Николай Николаевич вот ты все это видишь – Кузьма стал нервно ходить по комнате – зачем ты в армии, почему ты здесь?

— Хочется сделать для страны, что-то хорошее и для себя. Я все же русский человек. Ты мне лично понравился Кузьма Степанович и я душой чувствую, что возрождение страной идет через таких людей, как ты, как Осипович, Лиза Хоханько, лейтенант Суворов – люде способных положить на алтарь Отечества свои молодые жизни. Ты думаешь, что-то было сделано после нашего ночного рейда. Ваха и его люди отпущены, а под суд попали — дураки шоферы. Или эти путешественники остановлены, высланы. Ничего подобного их отпустили в Дагестан, откуда они уже наверняка перебрались в Чечню. Засветили нас и наши лица – хоть в масках работай на таких рейдах. Теперь сложнее будет нам вести диверсионную деятельность на территории Чечни. А так мы свое дело сделали, но результаты хотелось бы ожидать лучше. Уволили с должности полковника Берестенко – так это ему и надо. Здесь беспокойная работа, а там домик на Лазурном побережье, заработанный кровью наших ребят. Уедет на Украину, благо граница пока условная, а оттуда в свой домик на заслуженный отдых и  будет жалеть, что не все деньги заработал.

— Пойдем Николай Николаевич на полигон. Мне все, что ты сказал надо как следует обдумать.

— Вот сказал и впервые пожалел. Ты теперь не передумаешь нашим отрядом командовать? – улыбнувшись, встал со стула Николай Николаевич.

Кузьма ничего не ответил, и они отправились вдвоем на полигон.