Глава вторая. В рейсе
На следующий день пароход снимался в рейс. Интересной особенностью подготовки машины было то, что Иван Иванович в машину не спускался. Он только отдавал приказания. Всем занимался второй механик. Иван Иванович только бегал по палубе, периодически заглядывая в полуоткрытую дверь машинного отделения.
— Ох и боится дед, что «главный» развалится при очередном пуске, — на ухо прокричал Малову второй механик, когда тот с ним отсоединял валоповоротку.
Второй был невысоким крепким мужичком, лет за пятьдесят, с внушительным брюшком.
После того, как была отсоединена валоповоротка, второй подошёл к пульту управления и вновь прокричал Малову на ухо. Из-за работающих рядом дизель генераторов приходилось только кричать:
— Смотри, что я буду делать и запоминай.
Иван Иванович стоял около входной двери машинного отделения, держа её приоткрытой. То есть на один трап выше крышек главного двигателя. Он руководил запуском «главного двигателя» – этой динамки, в понимании «опытного» механика Малова.
Малов сразу понял, что запускать главный двигатель надо чрезвычайно осторожно, а то тот от старости и в самом деле сможет развалиться.
Дед махнул рукой второму механику. Тот поставил ручку телеграфа на «Малый вперёд» и крутанул какой-то клапан, потом другой и двинул топливную рукоятку. Дернул ещё какую-то ручку и двигатель, натужно сделав несколько оборотов, нехотя завелся.
Раздалось похрюкивание работающих цилиндров. Тюх-тюх-тюх, и двигатель начал потихоньку разгоняться. Тут же вновь зазвенел телеграф. На нём была команда «стоп».
Второй поставил топливную рукоятку в «0» и опять крутанул какой-то клапан.
После этого раздался свисток на переговорной трубе с мостиком. Это была медная, надраенная до блеска труба со свистком. Если в нее дунули на мостике, то свисток свистел и в машине. Это обозначало, что кто-то на мостике имеет желание передать очередной приказ.
Второй вынул пробку из трубы, подставил под неё ухо, послушал, что ему там говорят, сказал что-то в трубу и заткнул её обратно тем же свистком. То есть, таким образом, была получена какая-то очередная команда.
Малов стоял и с интересом смотрел на все эти манипуляции, потому что на предыдущем судне двигатель запускался с мостика. Там было всё очень просто. Механики только готовили двигатель к запуску и передавали управление на мостик, где двигали ручку телеграфа, и автоматика сама запускала главный двигатель.
Тут же приходилось делать все вручную. Это было так необычно, так интересно! Малов наблюдал за руками второго механика и за всеми его манипуляциями, стараясь запомнить, как это всё делается.
Он уже не так стал замечать грязь машинного отделения и его, натертых солярой, плит.
Плиты на других пароходах были выкрашены зеленой краской, а тут наоборот – они были натерты солярой и отдраены до воронёного цвета.
В машине стоял запах соляры, дышать было тяжеловато от такого ухода за плитами. Эта вся грязь стекала в льяла, и Малов, когда заглядывал туда, видел, какие они грязные и замазученные.
На предыдущем пароходе льяла были светло-серого цвета, и если туда спускались в чистой робе, то вылезали оттуда, практически не испачкавшись. Но тут, не дай Бог, туда залезть. Тем более, что высота от деки до плит была всего лишь сантиметров 70, не больше.
Это уже потом Малову пришлось не единожды лазить туда. То ключ упадет, то отвертка, то сами льяла надо было чистить от скопившейся за много лет грязи и мусора.
Но тут Иван Иванович через дверь прокричал:
— Запускаемся на «самый малый вперёд»!
Второй механик быстро проделал все манипуляции для запуска и запустил двигатель на «самый малый вперёд», хотя телеграф звенел на «задний ход».
— Не давай задний ход! — прокричал дед в открытую дверь.
Потом Иван Иванович выскочил из двери, посмотрел наружу, что там делается и, вернувшись вновь прокричал:
— Так и работай!
Тут на телеграфе возник ход «стоп» и «самый малый вперед».
То есть, Иван Иванович угадал, что и как надо делать, потому что он, наверное, лучше капитана чувствовал, куда ему надо швартоваться, и как тому надо было отходить.
Но, больше всего, как потом оказалось, он боялся резких реверсов. Ему мерещилось, что от этих реверсов старенький «главный двигатель» может развалиться и собрать его не будет никакой возможности. Запасных частей на него не было уже давно.
Двигатель по-прежнему работал самым малым ходом, когда Иван Иванович прокричал в дверь:
— Ну-ка, давай средний ход.
Второй механик добавил чуть-чуть топлива топливной рукояткой, двигатель заработал натужнее и потихоньку начал разгоняться.
Иван Иванович спустился вниз, схватил стетоскоп – «слухач», как его прозвали механики, и начал прикладывать его то к одному, то к другому месту на главном двигателе, прослушивая работу подшипников. Побегав вокруг «главного двигателя» и, довольный результатами осмотра, он опять поднялся к своему «посту наблюдения» на выходе из машинного отделения.
Через некоторое время он вновь выскочил на палубу и, вернувшись к двери вновь прокричал:
— Давай полный.
Второй механик осторожно начал разгонять «главный двигатель» до полного хода.
Через минуту на телеграфе появилась команда — «полный ход».
Судно выходило из Авачинской губы. Как оно оттуда выходило Малов, и понятия не имел, потому что всё это время находился в машинном отделении, наблюдая, как второй механик обслуживает главный двигатель во время ввода в режим полного хода. Как он регулирует температуры, какие клапаны крутит и на каких холодильниках.
Для Малова это было новое судно и ему на нём было всё интересно.
Судно шло в Находку. Если на «Чите» в Находку приходили на четвертый — пятый день, то тут «Бородин» дошел туда только на седьмой день.
Там судно почти сразу же поставили на выгрузку на жестянобаночную фабрику, где производилась выгрузка консервов.
Пока выгружали консервы, Малов упросил Иван Ивановича разрешить ему съездить на пару дней во Владивосток.
Иван Иванович весь этот небольшой рейс присматривался к Малову. Он по-своему оценил его работу. Поэтому дал Малову разрешение проведать семью.
Малов видел, что деду нравится, как он работает в машинном отделении с мотористами, как несет вахту. За эту неделю дед создал свое мнение о Малове, и на одном из ужинов, когда весь комсостав сидел в кают-компании, он обратился к капитану:
— Да… четвертак у нас инженер, соображает, — со значением, глядя перед собой, произнес он.
Капитан посмотрел на него и весомо добавил:
— Да… инженер – это хорошо, — и вновь уткнулся в тарелку.
Так они постоянно переговаривались между собой. Один сидел на одном конце стола, другой на другом конце длинного стола.
Они были как братья-близнецы и говорили примерно одинаково. Если один что-то говорил, то другой, это же самое повторял. Мысли у них были тоже одинаковые. Если один важно говорил:
— Да! Это надо сделать!
То другой, немного подумав, отвечал:
— Да, надо это сделать, — и это дело потом делалось.
Они много лет проработали вместе, и им лишних слов не надо было произносить. Они понимали друг друга с полуслова.
***
Ходили даже слухи о виртуозности капитана. Малов о них слышал еще, когда сидел на «бичу».
На восточном побережье Камчатки в Пенжинской губе отливы иногда достигают десяти — одиннадцати метров. Так Иван Михайлович на «Бородине» подождал время максимального прилива и подошёл к берегу, где должна была производиться самовыгрузка.
Только по одному из известных ему ориентиров, он бросил якорь и оставил судно в таком положении. Когда произошёл полный отлив, то оказалось, что судно оказалось на песчаном пляже, вокруг которого торчали острые скалы. С берега после отлива к судну подъехали грузовики, на которые и был выгружен груз. Питание на электростанцию подавалось от носового дизель генератора, который имел воздушное охлаждение. А после прилива, капитан так же осторожно вывел судно на большую воду, не повредив его и сэкономив на таких манёврах много времени.
Продолжение следует