— Ну, что Александр Степанович, что вы сделали? Как поездка? Докладывайте – встретил вопросом генерал Кажельницкий, отрапортовавшего ему Воронцова.
— Докладываю господин генерал – начал Александр.
Но генерал его перебил:
— Давайте без формальностей Александр Степанович. Можете называть меня по имени и отчеству, как это делали ранее в подвале.
Александр кивнул головой и начал доклад:
— Сергей Фёдорович вам генерал Каульбарс Виктор Генрихович просил передать вам привет и письмо – он вынул письмо в конверте и положил на стол.
— Понятно – протянул генерал, но письмо не взял, а тихо спросил – как там обстановка в городе на ваш взгляд.
— Народа много, бестолково бегают, в магазинах огромные очереди за продовольствием. Везде вооружённые матросы, рабочие и солдаты. Офицеров почти не видно.
— Это понятно, особенно нам с вами.
— На мостах, которые мы проезжали в центр — баррикады на них матросы с гвардейского экипажа, солдаты гвардейских полков и рабочие в кожанках. Проверяют всех, кто, куда и зачем идёт. Нас не хотели пускать даже с пропуском. Придрались к моему офицерскому виду. Хорошо, что мы взяли с собой Орлова. Он быстро все разрешил. И нас даже проводили до дворцовой набережной.
Генерал сидел и качал головой и только говорил одно слово – Да! По лицу было видно, что он очень расстроен.
— Признаюсь Александр Степанович, что я очень надеялся, что в Петроград придут войска и разгонят всю эту распустившуюся и потерявшую воинский вид гвардейскую сволочь и расхристанных матросов и наведут порядок. Но видимо, все зашло слишком далеко и назад дороги и бескровного решения этой проблемы уже нет. Да и некому принято такое решение. Эти в Таврическом больше всего боятся потерять власть, не понимают, что они временные. Хотят быть хорошими для всех. А так не бывает. Это уже не власть. Власть должна быть с кулаками.
Генерал затянулся и зажмурился слегка, и продолжил:
— В государстве должна быть власть верховная, которую уважают и которой подчиняются все. А это власть сверху, а не снизу. Власть прежде всего компетентных, грамотных и жёстких людей, таких как Лавр Корнилов. Порядок надо наводить быстро и жёстко. Власть тех, кто не жуёт сопли, а думает о стране и людях. Войну безусловно надо немедленно прекращать. Союзники поймут, если захотят понять. А у нас, когда власти нет или есть такая, как есть сейчас, то надо ждать повторения смутных времён. А пока реальная власть не в Таврическом и не в Зимнем, а власть у таких, как Фома Кучерук и его братва. Из этого ничего хорошего не получится.
Генерал посмотрел на Александра, тяжело вздохнул и продолжил:
— Что будет с Россией? Одну революцию мы пережили в пятом году, но она была отрыжкой неудач в японской войне. Теперь, когда враг занял уже десятую часть России и стоит у ворот Петрограда, мы можем потерять всё, если немедленно не договоримся. Завтра договариваться будет поздно. Они оттяпают пол России. Начнётся волнение окраин в Азии, на юге, потом на Кавказе и возможно даже в Сибири. Россия может погибнуть, а вместе с ней вся наша тысячелетняя цивилизация. И дело здесь не в Царе. Не Царь определял, что есть Россия, а её люди. Простые православные люди определяли Россию. И сегодня удар наносится именно по ним. А Царь, что? Царь просто символ России. Плохой символ, который привёл Россию к катастрофе. Царь своими неграмотными действиями создал условия для её возникновения. Власть должна быть сильной, а слабая власть ничего сделать не сможет. Нет может быть власть хорошей для всех, она должна быть плохой для тех, кто хочет её и её основы уничтожить. Кто пытается раскачать русской государство и разрушить его. Я ненавижу их и самое страшное, что ничего не могу сделать для государства. Я не сторонник расстрелов и повешений, но тех, кто баламутит надо высылать из России.
— Вы и так много сделали Сергей Фёдорович. Вы спасли, объединив вокруг себя несколько десятков пленных офицеров. Спасли их, для нашей будущей России, для их семей, детей, жён – возразил Александр.
— Это так – уклончиво сказал генерал – но, когда они останутся вне своих частей, да и в частях, то никто не даст и гроша за их жизни. Сейчас жизнь офицера в Петрограде ничего не стоит. На фронте даже понятнее, кто за кого и против кого. А здесь извините всё стало по-другому. Выиграть эту войну, мы уже не сможем. А выйти из неё без колоссальных потерь невозможно. Надо выходить с минимальными потерями, пока есть возможность. Если завтра петроградская зараза придёт на фронта, то они просто развалятся, и германцы, как по ковровой дорожке, смогут маршировать аж до Петрограда, Киева и Москвы. А потом, стоя у дверей столиц, будут предъявить ультиматумы от которых отказаться не сможет уже ни одна власть, ибо ей защищать себя и страну будет нечем. Уничтожение единоначалия в армии не может не привести к её развалу. Раздел России на национальности возмутит окраины. Враги России знают слабые места России и будут бить именно в эти места, чтобы вывести Россию из войны и перебросить все силы на запад, и заодно получить российские ресурсы для продолжения войны.
— Вы думаете, что дойдёт до этого? – с волнением переспросил Александр, чувствуя, как у него пересохло от этих речей горло.
— А иначе и быть не может. Посмотрите и подумайте сами. Что у нас с девочками? – перевёл неприятный разговор на другую тему.
Александр вздохнул, как бы возвращаясь на землю после таких глобальных проблем:
— Родителей девочек убили матросы Фомы – сказал он опустив глаза, чтобы Кажельницкий не заметил, блеснувшей в глазах слезы. Он вздохнул и продолжил – родственники их уехали в Финляндию видимо пересидеть. В Петрограде у них больше никого нет.
— И что же делать? – с волнением переспросил Кажельницкий – ах Фёдор Илларионович, Фёдор Илларионович – кто же знал, что ты так закончишь свою жизнь от руки простого матроса? Что будем делать Александр Степанович с девочками?
— Я решил, что отвезу к своим в Гдов. У меня там отец, три сестры и свой хороший дом.
— Как отвезёшь? Тебе же на фронт надо.
— На своём аэроплане отвезу – Александр посмотрел на Кажельницкого, пытаясь понять, что не понравилось ему.
Кажельницкий задумался, а потом сказал:
— Ну что же наверно это будет самый хороший для них вариант. Подальше от Петрограда и его событий. Здесь не место детям, тем более сиротам. Помяните моё слово, что здесь скоро появится миллионы таких беспризорных детей, без отца им матери. Это будет нерешаемая проблема для страны и власти. Да и голод будет в стране, судя по всему. Я поддерживаю вас в вашей задумке, если вам это не в тягость. И готов перед вашими начальниками всё взять на себя.
— Я думаю, что моему бате это будет не в тягость. Любит он детей. У нас семья большая. Да и Наталья будет помощницей Поле, а Прасковья подругой Лизе. Прокормят и спасут две души.
— Когда вылетаете?
— Так завтра и полетим в Гдов. Здесь недалеко. Часа два полёта с лишним напрямки. Потом вернусь, заберу лейтенанта Николаева и полетим на Ригу с посадкой в Пскове.
— А топлива хватит? – с сомнением спросил Кажельницкий.
— Я прикинул, думаю, что хватит, если, нет, то отец поможет. У него есть свой автомобиль – мягко ответил Александр.
— Ну понятно. А пропуска на всякий случай у вас есть? Все же время военное и весьма неспокойное.
— А вы напишите, что-нибудь, чтобы военные власти не придирались, а с гражданскими я решу сам?
— Напишу. Обязательно напишу и вам и Николаеву напишу. Давайте спасть. Утро вечера мудренее.
Во дворе в круг вокруг небольшого костра собрались казаки и два голоса женский и мужской красиво выводили песню, которую Александр никогда не слышал. Не было чистое, сверху сверкали звезды. Александр ещё подумал, что по такой погоде лучше будет лететь.
— Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой, ты добычи не дождёшься, я казак ещё живой.
Александр подошёл поближе и увидел, слушающих песню Алексея Воронцова и лейтенанта Николаева, стоявших за казаками.
Николаев уже был в своей офицерской морской форме. Рядом с ними стоял Орлов и тоже слушал.
Пели на два голоса Филимонов и Агафья. Красиво пели.
— Привет брат – сказал Александр Алексею, подойдя сзади.
— Привет – осветилось радостью лицо, повернувшегося к нему Алексея. Николаев тоже повернулся и заулыбался.
— Ну что? — спросил он.
— Договорился. Завтра лечу с сёстрами Матвеевыми в Гдов. Послезавтра утром возвращаюсь и сразу вылетаем с тобой на Псков. Генерал обещал дать бумаги и тебе и мне.
— Это здорово – заулыбался Николаев.
— Слушай братуха. Послушай, как спелись мой Филимонов и твоя Агафья.
— Она тоже Филимонова – сказал с усмешкой Александр.
— О как? Она же прирождённая казачка. Ты послушай, как поют. Филимонов, смотри даже бороду сбрил, ради неё. Всю войну отращивал. До пояса отрастил, а здесь в один день сбрил.
Действительно Филимонов помолодел лет минимум на десять. Лицо его светилось, когда он смотрел на Агафью. А Агафья изредка посматривала на него и улыбалась.
— И чего ради любви не сделаешь? – усмехнулся Николаев тоже заметив их взгляды и улыбки.
— Я бы так не сказал. Мои казачки все с бородами, окромя меня. Но я же офицер. – ответил Алексей – борода у казаков все же часть имиджа, авторитета. А он ради неё всем пожертвовал.
Александр обратил внимание, что на боку у Алексея висит шашка.
— Твоя? – спросил он показывая на шашку, сверкающую в отблесках костра.
— Моя, родовая – ответил Алексей, а вот Крышеватова уже нет. Продали подлецы – он тяжело вздохнул, — как теперь соседям это объяснить? Пойдём спать. Мы тут место приглядели с Сан Санычем – показал он в сторону Николаева – а эти тут до утра петь будут. Любят мои казаки хорошие песни попеть. Им только разреши.
И как бы услышав его слова, зазвучала новая песня, которую казаки сразу подхватили хором:
— Ехали казаки со службы домой, на плечах погоны, на грудях кресты — выводил хор звонких голосов и раздавались весёлые пересвисты.
Кто-то даже сбросил шинель, вскочил в круг и начал бешено вращать двумя шашками.
— Джигиты – усмехнулся Алексей.
Александр увидел, что Агафья сидит прижавшись головой и телом к Филимонову и смотрит в костёр, куда Орлов подкинул дрова.
— Он у тебя неженатый? – спросил Александр Алексея, видимо имея ввиду Филимонова.
— Кто? Филимонов? Вдовец уж год третий, ка пошёл. Жена евоная утонула в Северском Донце. Пошла купаться и утопла сердешная. Не бойся у нас очень строго с энтим делом, у казаков – пояснил он — Нет не балует Филимонов. Ты енто брось брат такие мысли о казаках. Не обидит он Агафью. Я присмотрю за ними.
И они в обнимку пошли в дом.
Утром Алексей и Александр рано утром выскочили во двор, разделись по пояс и начали мыться из стоявших у крыльца вёдер с холодной водой. Они плескались, брызгали друг на друга, как малые детишки.
Во дворе уже потух и лишь слегка дымился вчерашний казачий костёр.
— Как мы свидимся брат с тобой – спросил со смехом Алексей – опосля всех войн?
— В Гдов приезжай брат. Буду рад тебе.
— Ты вон на аэроплане Саня, тебе проще до станицы Луганской долететь. Батько мой будет тебе доволен.
— А мой, как доволен будет тебе Лёха. Провожал одного, а с войну вернутся двое – засмеялся Александр.
— Ладно всё энто пустое. Погодим пока война закончится. А вот на фронте где тебя искать Саня? Скажи. Там скорее увидимся. Вон мои казаки начали сами уже проситься на фронт. Не могут видеть энту замятню в Петрограде. Говорят, что с германцем им всё понятнее.
— Да им тяжело воспринимать всё это. Они же у тебя нормальные люди. Понимают, что такое порядок. Ну да, если искать на фронте искать, то четвертая авиагруппа, вторая эскадрилья. У нас лётное поле рядом с деревней Кадага. Твои казаки меня, тогда провожали — видели. Буду рад тебя видеть – улыбнулся и развёл руки Александр.
И Алексей обнял его и прижался всем телом.
— Брат не теряйся и береги себя, а я тебя найду обязательно – пообещал Алексей.
Позавтракали. Александру странно было видеть сверкающую, с блеском в глазах и улыбающуюся тётку Агафью.
— Тётка Агафья. Ты никак влюбилась?
Та покраснела вся, а потом шепнула на ухо Александру, чтобы никто не слышал:
— А ты бы Саня знал, как мне люб мой Филимонов Никифор Петрович. Сердце аж бьётся при виде его. Настоящий мужчина. Георгия имеет.
— Ну да совет вам и любовь Агафья – серьёзно сказал Александр.
— Ой спасибо Александр Степанович – пискнула Агафья и встав на носочки поцеловала Александра в щёку и зардевшись убежал в дом, к своим раненым, как молодая девица.
Потихоньку все вставали и начинался рабочий день.
Второй день комиссия из казаков и офицеров разбиралась с «наследством» Фомы и его соратников. Разбирали ящики, документы, оружие, бумаги.
— Вот объясни мне Елисей Станисловович – спрашивал полковники Немчишин подполковника Черемного, когда они вышли покурить – зачем матросам, которые бегут со службы, знамя учебного батальона лейб-гвардии Финляндского полка и его регалии? Тянут все блестящее, как вороны.
— А зачем им пачки балерин Мариинского театра? Жёнам в подарок? – усмехнулся Черемной.
Позавтракав Александр стал собираться. Агата собирала девочек, давал им наказы, рассказывала о Гдове. Старшая была совсем уже не девочкой. Груди обозначились, да и 16 лет в России – это почти взрослая. Некоторые в этом возрасте замуж выходят.
Подошли Николаев и Алексей:
— Ну что готов Александр Степанович? – спросил Николаев.
— Готов. Сейчас Григорьев позавтракает, зальёт машину и поедем. Раньше вылетим, раньше вернусь. Ты жди меня завтра на аэродроме часов в 10. Вылечу спозаранку. Заправлюсь по прилету и сразу улетим – сказал он Николаеву.
Вышел Кажельницкий, посмотрел на казаков, Алексея и Александра и подошёл к ним:
Офицеры откозыряли.
Он протянул им руку и по очереди пожал.
— Как? Готовы лететь? Погода позволит? – спросил он Александра.
— Готов, Погода пока позволяет. Вот машина сейчас будет готова и поедем. У меня письмо ещё в штаб нашей дивизии надо передать.
Внезапно выскочил из дома весь бледный полковник Немчишин:
— Сергей Фёдорович. Беда! Звонили казаки из дома Несветаева и доложили, что сюда идёт полк наверно моряков с пулемётами и орудием.
— Орудием говоришь? – удивился генерал – а где казаки с заставы у моста.
Только он о них вспомнил, как во двор влетели четыре конных казака.
— Матросы идут с пулемётами и орудием закричал один с погонами приказного.
К Кажельницкому подбежал взволнованный есаул Железнов:
— У меня два взвода. Новосёлов не прибыл пока. Может атаковать сразу в конном строю двумя взводами, пока орудие не развернули.
— Ждём – сказал спокойно Кажельницкий – послушаем, что они скажут.
К нем и направился, спрыгнувший с коня казак с погонами приказного:
— Там три телеги, а на них пулемёты и сзади пушка у последней. Мы, отошли сюда.
— Молодцы – усмехнулся Железнов и скомандовал стопившимся командирам взводов:
— К бою.
Кажельницкий нахмурился, увидев не уехавшего Александра приказал:
— Уезжай быстрее Александр Степанович. Через несколько минут будет поздно.
Но Александр уже принял решение:
— Ну нет уж. Мне ж потом руки никто не подаст, ежели я брошу вас. Будем помирать вместе Сергей Фёдорович.
— Спасай девчонок – я приказываю!
— Поздно уже Сергей Фёдорович. Они подходят уже. Извините, я тут бой буду принимать с казаками, с братом Лёшкой. Агафья уводи девочек – прокричал он Агафье. Раненых прикройте. Здесь бой будет.
Кажельницкий посмотрел на часы и нахмурился:
— Нам бы пару часиков потянуть – загадочно сказал он – ну да ладно. Железнов пойдём узнаем, что этим матросам надо от нас. Воронцов сопровождайте нас, раз уж не уехали.
И он направился в выходу из имения. За ним пошёл Железнов, придерживая шашку и их немного сзади шёл Александр.
Они вышли за ворота и увидели, двигующую к ним чёрную ленту строя моряков. Казалось, что им нет конца и края. Строй возглавлял какой-то человек в кожанке и чёрной бескозырке и краном бантом на кожанке. Рядом с ним подпрыгивал маленький человечек в гражданской одежде.
— Дробот – подумал Александр – привёл к нам моряков выручать Фому.
Увидев генерала в шинели с красными отворотами серой шинели, шедший впереди человек, весь в коже и в бескозырке, поднял вверх правую руку и строй моряков встал. Теперь ружья были нправлены на пиближающихсчя к строю офицеров. Человек в чёрной коже прокричал
— Ша братки. Сейчас разберёмся — направился навстречу к Кажельницкому. За ним побежал в припрыжку Дробот.
— С кем имею честь разговаривать? – спросил он, остновившись шага за два.
— Генерал от инфантерии Кажельницкий Сергей Фёдорович – командир 76-ой пехотной дивизии – представился Кажельницкий.
— Есаул войска донского Железнов – командир отдельной сотни, приписанной к 14 донскому казачьем полку – представился Железнов.
Человек в коже вопросительно посмотрел на Александра Воронцова.
— Поручик четвёртой авиаэскадрильи Северного фронта Воронцов – представился Александр.
На человеке в кожаной куртке, черных кожаных галифе и сапогах была чёрная бескозырка с короткой надписью ША. Широкие чёрные усы и интеллигентная чёрная бородка и умные пронизывающие насквозь глаза.
Кажельницкий внимательно посмотрел на него и не мог понять то ли это матрос, то ли непонятно кого в матроской бескозрыке.
— Матрос первой статьи транспорта «ША» Дыбенко Павел Ефимович – председатель Кронштадтского совета матросских депутатов – представился он.
— И, что вы хотите от нас – с усмешкой спросил Кажельницкий.
— До нас дошли слухи – он посмотрел на Дробота – что вы захватили наших матросов. Отдайте их нам, и мы мирно уйдём.
— А это не у вас в Кронштадте убили всех адмиралов и офицеров? – внезапно спросил Кажельницкий.
— У нас — нахмурился Дыбенко – но партия большевиков была против расправы.
— Понятно – ответил Кажельницкий – Лично я не могу верить вашим словам, не зная вас. Ваши матросы, во главе с Фомой Кучеруком, занимались грабежами, убийствами, третировали мирное население, и вообще планировали дезертировать.
Внезапно проснулся Дробот:
— Наговор Павло Ефимович. Мы здесь только наводили революционный порядок и искали кто против контрреволюции. Как вы велели.
— Слышали? – спросил, нахмурив лицо Дыбенко.
_ А давайте разберёмся Павел Ефимович – вдруг улыбнулся Кажельницкий — Я приглашаю вас посмотреть на художества вашего матроса Фому Кучерука. И вы увидите и сами поймёте, с кем и с чем он боролся. Я сам находился две недели в подвале и видел, что вытворял ваш Кучерук, если конечно он ваш.
— Мой братишка с «Полтавы». Я сам его отправил на помощь революции в Петроград. А что вы хотите, чтобы я увидел?
— Увидите. У меня нет желания, всё это рассказывать вам на словах. Вы должны увидеть собственными глазами.
— Павел Ефимович не ходи генерал обманет и захватит тебя – захныкал вдруг Дробот.
— Я готов поручиться своим честным словом, что вас примем и проводим без проблем – сказал генерал Кажельницкий.
Было видно, что Дыбенко колебался идти или нет.
— А давайте, я останусь, как заложник, вместо вас у ваших матросов – вдруг предложил есаул Железнов – пока вы там находитесь. Я думаю, что Александр Степанович составит мне компанию. Два так сказать за одного. Потом обменяемся и если не договоримся мирно, то будем воевать.
— Слушай казак езжай себе со своими казачками подальше. Мы с казаками не воюем. Нам трогать вас без надобности.
— И мы с вами не воюем – возразил Железнов – но вашими матросами Кучерука убит мой старший урядник Крышеватов, захвачен в плен и удерживался мой офицер сотник Воронцов. Я что должен на это смотреть? Командир 14-ого донского казачьего полка полковник Дворецков направил нас сюда разобраться. Если будут проблемы он готов прибыть сюда со всем полком и артиллерийской батареей.
Дыбенко задумался и тоскливо посмотрел на Дробота:
— Втянул ты меня в историю Илья. Только нам сейчас ссоры с казаками не хватало.
— А мы хотим разобраться, что за беспредел здесь вторят матросы? – добавил Железнов – если возникнут проблемы, то сюда придут все три казачьи полка, размещённые в Петрограде. Да и мои казаки не промах – только с фронта прибыли.
— Ладно — сказал Дыбенко и повернувшись к своим крикнул – эй Березанов подойди сюда скорее.
От чёрной массы моряков, сбившихся в кучу отделился высокий матрос с винтовкой и бескозыркой на затылке, оголяющих копну светлых волос, и подбежал к Дыбенко:
— Шо тута у нас за проблемы Павел Евимович?
— Так Георгий, я сейчас пойду с генералом – он показал на Кажельницкого – а с тобой останутся казачий есаул и лётный поручик – он показал на Железнова и Александра – не обижать до моего прихода. Узнаю, что кто-то даже словом обидел, то расстреляю в чёртовой матери, как врага революции. Понятно?
— Понятно – сказал с неудовольствием матрос – будут целенькие.
— Вот и стой с ними здесь, а не там – он показал толпу матросов, глазеющих на них. И ещё пару надёжных матросов возьми покрепче.
— Елисеев, Медовой – швидко ко мне – прокричал Березанов – махнув рукой. От строя отделились два матроса и побежали к Березанову.
— В общем мы с Дроботом прогуляемся, поговорим с Кучеруком и генералом – он посмотрел на час и сказал ровно час – потом если нас не будет – штурмуйте имение, а офицеров в расход. Понятно?
— Понятно – тяжело вздохнул Березанов.
Когда Кажельницкий, Дыбенко и Дробот ушли, то Александр спросил у Березанова:
— А откуда вы будете?
Тот окинул взглядом лётного поручика и ответил:
— Я то нарвский буду.
— О здорово – улыбнулся Александр – а я гдовский, а матушка из Нарвы.
— Откуда из Нарвы?
— Ивановская сторона – ответил Александр.
— И я с Ивановской стороны. Дом напротив храма.
— А мои родичи с прибрежной слободы.
Матрос покачал головой:
— А у нас в экипаже гдовские, сланцевские и нарвские тоже были. А потом раскидали по разным коробкам.
— Не понял – ответил Александр – каким коробкам?
Матрос рассмеялся:
— Сразу видно, что ты не флотский. Коробка – это корабль по-нашему. Сокращение. Я попал один из земляков на «Капитана 1 ранга Миклухо-Маклая». Один есть ещё с Красного с эстляндского берега Чудского озера из староверов. Как только царь от нас отрёкся – он сразу дёру дал.
Видимо дезертирство из армии и флота стало чем-то обыденным.
— Это, что такое Миклухо Маклай? Кто это?
— Тёмный ты землячок. Хучь и офицер-лётчик, образованный явно. Капитан 1 ранга Миклухо-Маклай – так звали командира броненосца «Адмирал Ушаков», погибшего в Цусиме.
— Понятно – улыбнулся Александр – а ты, чего дёру не даёшь?
— Как сказать. мы к службе привычные. Батя служил в японскую на «Грозном» во Владивосток прорвался, дед тоже служил братушек освобождал от турков, евойный батя в Крымскую служил с Нахимовым Слышал?
— Нахимова слышал. Его вся Россия знает – ответил улыбнувшись Александр.
— Так вот евойный батя или дед с Гвардейским экипажем на Бородине с французами дрался и аж до Парижу дошёл. Так чего мне дёру давать? Батя в дом не пустить.
— А если бы не батя? То сбежал бы?
— Не мы Березановы честно России служим.
Александр про себя улыбнулся, надо же какие матросы, однако встречаются.
А вот матросы командующего флотом убили, офицеров. ты знаешь?
— Знаю – вдруг погрустнел Березанов – но я в этом не участвовал. У нас корабль в постройке ещё стоит. Только построили. В Гельсингфорс должны идти. Меня совет со всей командой сюда отправил. Я член корабельного совета – почти офицер. Сказали, что здесь офицеры свили гнездо контрреволюции и хотят снова царя нам на шею посадить. Этот маленький, что с Павлом Ефимычем рассказал.
— Ты не прав земляк, а он соврал. Никто царя сажать тебе ни на голову, ни на шею не хочет – сказал с грустью Александр и рассказал понравившемуся матросу о своих злоключениях.
Когда он закончил, матрос как-то замкнулся. Задумался, видимо пережёвывая рассказанное. Возможно ему не понравилось, что Александр рассказал о таких же матросов, как он.
Александр уже пожалел, что всё рассказал Березанову.
Я сегодня должен был лететь на фронт с письмом из главного штаба, а товарищей своих бросить не смог и остался. Кстати, как тебя зовут Березанов? А то Березнов, да Березанов. Меня батя назвал Александром, а тебя.
— Мишкой кличут в Нарве – ответил Березанов и предложил Александру закурить.
— Закуривай землячок – достал матрос из кармана бушлата коробку папирос «Герцеговина Флор» и протянул Александру.
— Извини земляк. Не курю – отказался Александр, тяжело вздохнув.
— А я пожалуй закурю, раз предлагают — сказал Железнов и взял папиросу и раскрытой коробки.
Тут же за папиросами протянулись ещё руки матросов-охранников.
— Миха не жмоться – сказал один.
А второй закурив лишь рассмеялся.
— Слушай есаул, а что казаки тут делают?
— Охраняем людей, имение. Нас сюда командир полка поставил, после того как ваши братки убили моего казака и взяли в заложники и хотели убить моего сотника.
— А зачем, это нужно было им? – спросил один из охранников с ленточкой «Аврора» – мы с казаками вроде не в ссоре.
— А ты их спроси. Своих братков. Дыбенко сейчас их спрашивает, а потом вам растолкует – сказал Александр, почесав затылок.
— А если драться захотите, то сюда придёт весь полк о шести сотнях с двумя артбатареями – добавил Железнов.
Они стояли рядом офицеры и матросы и жадно втягивали дым папирос, изредка поглядывая на ворота, куда скрылся их товарищ Дыбенко.
И не знали, что готовит им судьба. Но драться и умирать не хотел никто. Вокруг телег и орудия, остановившихся метров за сто от входа в имение, собрались матросы, ждущие команды своего начальника Дыбенко. Оттуда доносились переливы гармони и лихие присвисты. Кто-то из матросов даже танцевал что-то и ходил вприсядку.
Александр смотрел на веселящихся и разнузданных матросов и думал:
— Как мало надо, чтобы потерять последние признаки нормальной воинской системы и превратиться в бандитов с оружием, порой сами не понимая этого.
Он не думал даже о своей судьбе и судьбе Железнова, что по сути они являются заложниками и в случае отрицательного развития ситуации, могут стать первыми жертвами этого столкновения. Он думал о предстоящем полете в Гдов к отцу и сестрам и о, по сути, девочках-подростках, которые тоже стали жертвами этой уже гражданской войны против своего народа и своей страны.