И еще пару строк об СКР «Жаркий».
Моя флотская судьба распорядилась таким образом, что вначале восьмидесятых годов я служил на Северном флоте в должности флагманского специалиста ракетного оружия 10 бригады противолодочных кораблей, состоящих из восьми единиц сторожевых кораблей проекта 1135(М). Большое и беспокойное хозяйство! Крутись, вертись, как хочешь, но никаких поблажек в службе и быть не могло, поскольку боевая и мобилизационная готовность была во главе угла.
Посмотришь на эти корабли со стороны, а они и на вид, и по своим тактико-техническим характеристикам практически одинаковые, а вот их содержимое разное. Потому что их экипажи, несмотря на одни и те же руководящие документы, виды боевой подготовки, общее командование соединения, предавали каждому кораблю свои индивидуальные особенности. Ровно так же, как и военнослужащие: в строю вроде бы все одинаковые, а когда они вне строя, так все абсолютно разные. И именно благодаря этим особенностям одни корабли оставили в моей памяти неизгладимый след, а другие как-то прошли мимо нее стороной, хотя служба на них была организована командованием и офицерами корабля правильно, хорошо и даже замечательно. В подавляющем большинстве на корабли приходили служить добросовестные и дисциплинированные моряки, каждый из которых честно тащил свою тяжелую матросскую ношу нелегкой корабельной службы, да еще и на год больше, чем в Советской Армии – ведь им доверялась эксплуатировать очень сложную в освоении военную технику и корабельное вооружение. При этом, лично для меня, как офицера штаба соединения, каждый из кораблей имел еще и свою субъективную оценку, где пробным камнем было простое, но многосмысловое русское слово – «хлопоты». Именно с ними связанные события, далеко не всегда приятных душевных переживаний и без которых можно было бы вполне обойтись, у меня почему-то застряли в памяти. Наверно, так уж она у меня устроена.
Служил в это же самое время на СКР «Жаркий» Северного флота в носовой зенитной ракетной батарее ЗРК «Оса-М» ракетно-артиллерийской боевой части по военно-учетной специальности радиомеханика матрос Мамайсур. Такого оператора дальности на ЗРК «Оса-М» при моем довольно большом опыте службы, связанной с данным видом корабельного оружия, лично мне больше встречать не доводилось. Настоящий виртуоз! Умудрялся выудить в сплошном флюктуирующем «заборе» из помех и шумов крошечную едва различимую глазом отметку от воздушной скоростной низколетящей цели. Причем, если другой оператор испытывал огромное моральное напряжение в обнаружении, поимке и сопровождении такой воздушной цели, то матрос Мамайсур делал это как бы походя. А, взяв на сопровождение цель и вцепившись в нее бульдожьей хваткой, «тащил» ее сквозь все радиолокационные препоны, и небрежно докладывал, как будто, сидя на лавочке в тени плетня какого-нибудь сельского двора, а не в операторском кресле центрального поста зенитного ракетного оружия боевого корабля, шелуху семечек изо рта через губу сплевывал: «Сопровождаю! Дистанция …».
Все бы было хорошо, но на этом положительные качества матроса Мамайсура заканчивались, потому что матрос Мамайсур совершенно не испытывал рвения к остальной своей службе, соблюдению строгой воинской дисциплины и выполнению корабельных правил и распорядка дня. Как говорится, служил в треть силы, за что и был обвешан кучей дисциплинарных взысканий. Внешне в нем проявлялась какая-то постоянная разболтанность: длинный, слегка сутулый, с вечным чубом на половину одного из сверкавших глаз, в которых светилась одновременно дерзость и пренебрежение к своим начальникам и, всегда стоя, как на шарнирах, слегка покачивался в ту или иную сторону. Получалось так, что выполнил корабль зенитную ракетную стрельбу с отличным результатом, и несколько моряков срочной службы, в том числе из других боевых частей и по другим военным специальностям поощрялись краткосрочным отпуском с выездом на родину, ведь стреляет, как известно, не только боевой расчет ЗРК, но и весь корабль. А матрос Мамайсур, который отлично справился на стрельбе со своей обязанностью, от которой в прямой зависимости явился и весь ее успех, оставался без такого поощрения и, в лучшем случае, ему только снимали очередное ранее наложенное взыскание.
Время шло, и шел срок его службы. И стало матросу Мамайсуру от такой корабельной житухи тоскливо, и понял он, что отпуск на родину ему накрылся медным тазом и в дальнейшем уже никак «не светит». Но, ведь, съездить-то на родину на побывку, ой как, хочется! И тогда решил он подойти к делу с другого края и заработать ее иным способом.
Для моряков крысы на корабле — привычное дело. Они, считай, второй экипаж корабля, на котором мест для их обитания хоть отбавляй: множество вентиляционных отделений, различных выгородок, кабельных трасс, вентиляционных воздуховодов и еще, только им известных, закутков. Нужно отметить, что, лично по моему восприятию, на СКР «Жаркий» из всех кораблей соединения крыс было почему-то больше всех. И, хотя корабельный доктор капитан м/с Венгеров периодически устраивал им тотальную травлю, по научному называемую дератизацией, после которой воздух во внутренних помещениях корабля с месяц, пока его полностью не выдувал свежий морской ветер, был, откровенно говоря, «не очень». И уж точно не для посещения корабля какой-нибудь шефской делегацией, в состав которых обязательно входили активистки-общественницы. Несмотря не то, что на швартовных концах были установлены карантинные круги, все равно, то ли по сходне мимо зазевавшегося командира вахтенного поста на юте, то ли с загружаемыми на корабль продуктами, или еще, только крысам известным способом, но через некоторое время эти хвостатые серые твари вновь стремительно размножались, и на корабле был опять сформирован «второй экипаж» из этих прожорливых и умных зверьков. Любили они этот корабль! Помнится, ветераны корабля из первого экипажа объяснили мне этот феномен, что «крысиная любовь» у них с тех пор, когда корабль еще в период государственных испытаний одно время был пришвартован в Кронштадте к легендарному Краснознаменному крейсеру «Киров» еще довоенной постройки, который уже списали с флота и начали разделывать прямо у пирса. А, как известно, первыми с гибнувшего корабля бегут именно крысы, вот они, возможно именно по этой причине, успешно и перебрались по швартовным концам на совершенно новый корабль. Мне, как офицеру штаба соединения, частенько приходилось проверять несение службы в ночное время на этом корабле. Идешь, иной раз, по едва освещенному дежурными светильниками центральному коридору, а сверху перед тобой с какой-нибудь кабельной трассы или воздуховода корабельной вентиляции свисает длинный крысиный хвост. Брррр!
Как и на других кораблях, для моряков СКР «Жаркий» существовало, когда-то и кем-то установленное правило, что за поимку пятидесяти крыс, моряку предоставлялся краткосрочный отпуск с выездом на родину. Хотя, откровенно, таких случаев, чтобы кто-либо по этой причине поехал, мне не известно. А способы охоты на крыс, которые устраивали моряки, были весьма просты: кто-то ставил силки на крысиных маршрутах передвижения, кто-то дежурил в ночное время с черенком от швабры, или снегоуборочной лопаты. И, после удачной охоты, корабельному доктору предъявлялось вещественное доказательство уничтожения хвостатой злодейки, а он, в свою очередь, вел индивидуальный учет в специальном журнале. Сказывали, что на каком-то корабле, где крыс, по мнению моряков, было мало, доктору предъявляли только отрубленный хвост, а саму крысу отпускали для дальнейшего размножения. Впрочем, баек на флоте и даже целых трактатов на эту крысиную тему ходит бессчетное количество, но, вообще-то, мой рассказ-то совсем о другом.
Вдохновленный подобной информацией, матрос Мамайсур решил попытать счастья на крысином поприще и, таким образом, заработать себе право на побывку на родину. Свое дело он поставил на самом высоком уровне, решив добывать крыс не каким-то там примитивным способом, а из огнестрельного оружия. Для этого им была разработана целая операция, которую он и воплотил на деле. Достать у дружков из электромеханической боевой части металлическую трубку внушительного, на мой «выпуклый военно-морской глаз» примерно 16 калибра (охотничий калибр, между прочим), а у моряков из службы снабжения пару-тройку досок от ящика из-под консервов, и тайно изготовить из них внушительных размеров самопал, его еще называют поджогом, внешне напоминавший старинный однозарядный пистолет, какие мы, помнится, делали севастопольскими пацанами в свои юные годы, не составило для него большого труда. Нарубить гвоздей в качестве убойных элементов тоже. А, вот, в качестве заряда матрос Мамайсур «гениально» додумался ни до чего иного, как использовать накрошенный с помощью напильника порох шашки реактивного двигателя 82-мм турбореактивного снаряда пассивных помех ТСП-60 текущего довольствия комплекса РЭБ ПК-16, который хранился в опечатанной мастичной печатью укупорке в виде деревянного ящика от артиллерийских выстрелов в одном из артиллерийских погребов корабля. У кого-то может возникнуть весьма справедливый вопрос: а как же должностные лица не заметили, что слепок от печати на укупорке нарушен. Ответ: легко! Потому что знают моряки, как незаметно вскрыть какой-то ящик, или, к примеру, дверь в кладовую сухой провизии без повреждения слепка, если он налеплен на стенку этого ящика, как это и было в нашем случае, или переборку. Берется углекислотный огнетушитель, и его раструб направляется на слепок. Пшикнул разок, и он от очень низкой отрицательной температуры тут же превращается в камень. Потом поддел его чем-либо острым, к примеру, лезвием от безопасной бритвы, он и отскочил. А после своего «черного» дела пристроил этот слепок на место, он оттаял и остался целехоньким.
Наконец, по завершению всех подготовительных «организационных» и технических мероприятий настал один прекрасный день, а точнее, ночь, когда все было готово для начала охоты матроса Мамайсура на корабельных крыс, и он вышел на дело. Страшный грохот, разнесшийся эхом по коридорам затихшего на ночь корабля, заставил повскакивать со своих коек не только моряков в кормовых кубриках, но и офицеров и мичманов в своих носовых каютах. Прибежавшие на шум застали растерянного матроса Мамайсура с самопалом в руках в клубах белесого порохового дыма. По-правде, уже и не помню, убил он крысу или не убил, да это и не столь важно.
На следующее утро командир бригады капитан 1 ранга Николай Нилович Трошнев, о таких говорят, как о настоящем морском волке, внушительного телосложения и с волевыми чертами во всем своем облике, пришел на утренний доклад в кают-компанию одного из кораблей соединения с этим злополучным самопалом, держа его на вытяжку в правой руке, как бы целясь в кого-то перед собой, с легкой язвительной ухмылкой на лице. В шутку, конечно. Но этот жест комбрига, а я это прочувствовал сразу, был адресован лично ко мне, и в тот момент мне было совершенно не до шуток: ясное дело, не доглядел, плохо контролировал состояние дел в ракетно-артиллерийской боевой части СКР «Жаркий». Хотя, куда смотрели непосредственные командиры матроса Мамайсура? Может быть, и смотрели, куда надо, но только плохо смотрели. Потому что, командир ракетно-артиллерийской боевой части капитан-лейтенант Александр Шлыков, при наличии известных только ему покровителей сверху, ждал перевода в штаб Балтийского флота. Командир артиллерийской батареи, в чьем заведовании были установки пассивных помех ТСП-60 старший лейтенант Сергей Самохвалов, «трехгодичник», рефмеханик по гражданской специальности с одного из рефрижераторных судов «Севрыбхолодфлота», на соединении был на негласном особом счету среди командиров кораблей по ремонту и настройке рефрижераторных камер и которыми он, в основном, и занимался по только им известному графику за только им известную мзду его командиру. Да еще по просьбе, надо понимать, не рядовых корабельных офицеров иногда привозил из магазина Мурманского рыбного порта различные рыбные деликатесы к семейным торжественным застольям. Парень-то холостой и, видать, тамошние продавщицы ему в таком дефиците не отказывали. А у командира носовой ЗРБ старшего лейтенанта Алексея Мудрого была такая прочная «бронеспинка» в образе его высокопоставленного отца на самом крупном соединении надводных кораблей Северного флота, что усердствовать в службе и контролировать свой, к слову сказать, немногочисленный личный состав для своего продвижения по службе и вовсе нужды не было. Вот только мне, как говориться, без роду и племени, деваться было некуда. Поэтому, после комбриговского разноса, пришлось, как говаривал один большой флотский начальник из Москвы, взять в свою правую руку свою авторучку и своей же правой рукой написать приказ о наказании виновных, не забыв, в первую очередь, и о себе, поскольку был флагманским специалистом ракетного оружия бригады. Как обычно, с привычной формулировкой за слабый контроль за техническим состоянием ракетно-артиллерийского вооружения кораблей соединения и его личным составом. А на контроле у меня на восьми кораблях было, ой как, много чего из ракетно-артиллерийского вооружения с их полными штатными боекомплектами и при их штатной численности личного состава. Так что, пользуясь современным сленгом, служба моя шла по принципу 24/7. А с матроса Мамайсура, как с гуся вода! Отсидел своих десять суток на североморской гауптвахте, да и продолжал бузить дальше. Могли бы и уголовное дело возбудить за хищение боеприпаса, да, похоже, никому из начальства это было не нужно. Турбореактивный снаряд все же не из боекомплекта был, и после очередного выхода в море по плану боевой подготовки его списали с учета – и «всех делов-то»! Помнится, отправили матроса Мамайсура с корабля дослуживать свой срок службы куда-то, а это происшествие так и «замяли для ясности». А ведь таким непревзойденным оператором дальности был!
Или, вот еще, вспомнился случай, происшедший в ракетно-артиллерийской боевой части СКР «Жаркий», который также оставил совершенно ненужную зазубрину в моей памяти. Как-то, при погрузке на кормовую пусковую установку специально полученной на стрельбу зенитной ракеты, по небрежности личного состава, случайно ударили по ее корпусу погрузочной траверсой и сделали довольно заметную вмятину в районе приборного отсека. Так получилось, что на самой стрельбе эта ракета израсходована не была, и по этой причине ее необходимо было сдать обратно на техническую ракетную базу. А эта вмятина влекла за собой серьезное замечание, так как с подобным повреждением к дальнейшей эксплуатации ракета уже не допускается со всеми вытекающими организационными последствиями высокого флотского уровня. Поэтому, корабельные «кулибины» нашли оригинальный способ, как «втюхать» эту ракету обратно. В североморском магазине «Детский Мир» приобрели коробку обыкновенного пластилина, которым и вознамерились заделать вмятину. А поскольку была зима, и с пластилином на морозе работать не представляется никакой возможности, то поврежденную ракету сняли с пусковой установки, и, пользуясь, как носилками, состыкованной с ракетой все с той же погрузочной траверсой, как говорят, без шума и пыли, в великой тайне и под покровом полярной ночи, на руках, со всеми предосторожностями, перенесли ее в теплое место в кормовом коридоре корабля. А, как ее еще раз при такой манипуляции не повредили, если только представить, как они ее туда-сюда по наклонному трапу со шкафута на ют тащили – ума не приложу! После чего, методом многократных экспериментов смешивания пластилина разных цветов, подобрали нужный колер, который точно соответствовал цвету корпуса ракеты т.н. Арабского голубого цвета по стандартной шкале цветности. Вмятину аккуратно заделали, да так, что, как говорят, комар носа не подточит! И при сдаче ракеты приемщики с технической ракетной базы подвоха не заметили. Каково же было смятение «жарковцев», когда эта ракета опять «вернулась» к ним на корабль перед очередной ракетной стрельбой. Все с той же заделанной пластилином вмятиной в приборном отсеке. Видать, те ребята тоже не промах были: куда эту ракету девать? И подали ее на «Жаркий» снова. А еще корабельных ракетчиков-зенитчиков постигло полное изумление, когда, без надежды на удачу, произвели пуск этой ракетой по учебной воздушной цели, и она ее успешно поразила. Вот что значит, как говорят, «советское – значит лучшее!» Хотя, чуда никакого в этом, конечно, не было. Просто повезло с тем обстоятельством, что, очевидно, повреждение корпуса ракеты пришлось на то место, где ничего из элементов бортовой аппаратуры не находится и оно внутри корпуса было просто заполнено вспененным наполнителем.
О самом же сторожевом корабле «Жаркий» вспоминается, как о корабле-трудяге. Корабле, который гоняли в море на всякую черновую работу: помимо отработки своих курсовых задач боевой подготовки, еще были обеспечения торпедных стрельб подводными лодками, закрытия опасных для плавания гражданских судов районов, радиотехническое подавление разведывательного норвежского корабля «Маряата» при проведении флотских учений и т.п. А с «Маряатой» «Жаркому» бок о бок столько времени довелось проплавать, что командиры обоих кораблей знали друг друга в лицо и, с прибытием в район патрулирования этим разведывательным кораблем, «Жаркий» подходил к нему на небольшое расстояние, и оба их командира выходили на сигнальный мостик, чтобы приветствовать друг друга. Но коронным номером «Жаркого» было выполнение боевой задачи корабля непосредственного слежения за авианосной ударной группой в Норвежском море во время ежегодных учений ОВМС НАТО, которые обычно назывались «Осенняя свадьба».
Во время выполнения такой боевой задачи кораблем, его командир, опытный моряк и, по своей натуре, лихач, капитан 2 ранга Валерий Алексеевич Стефанович бесцеремонно буквально протискивался внутрь ордера, пристраивался в корму атомному авианосцу и шел у него в кильватере на минимальном расстоянии. А когда ударные группы палубных штурмовиков улетали на выполнение учебных бомбоштурмовых ударов по наземным целям на норвежские береговые полигоны, так и вообще приближался почти под корму так, что только антенна РЛС воздушного наблюдения «Ангара» торчала выше полетной палубы. И никакие маневры, в том числе и провокационные, и ни флажные протестные сигналы, ни заявления в открытых международных каналах радиосвязи авианосца и кораблей сопровождения не могли уже сдвинуть «Жаркий» с этой позиции. Тут уж в полной мере сказывались высокий профессионализм и мореходное искусство командира корабля В.А.Стефановича. А еще слаженность работы задействованного в этой виртуозной работе экипажа. И, вот, наконец, палубные штурмовики, отработав свои учебные боевые задачи, приближались к авианосцу, а осуществить посадку не могли – антенна РЛС корабля «Ангара» мешала, и они начинали нарезать круги по коробочке. И сесть не могут, и улететь на береговые норвежские аэродромы тоже, поскольку топлива не хватит. И в этой критической для американцев ситуации командир корабля как бы небрежно и совершенно невозмутимо запрашивал штурмана:
— Штурман! На сколько еще времени у американских самолетов запас топлива?
— На … минут, товарищ командир!
После чего, в зависимости от надводной обстановки, следовала команда:
— Вахтенный офицер! Право (лево) на борт! И корабль отваливал в ту, или иную строну. А бедные американские летчики на последнем издыхании едва-едва успевали осуществить посадку.
