Страшная участь постигла брошенных командованием защитников Севастополя. Немцы ведут массированный артиллерийский огонь по скопившейся на мысе Херсонес массе людей. Каждый снаряд находит свои жертвы. Самостоятельно организованное руководство армией на 35-й батарее принимает возможные меры по обороне последних рубежей на ее подступах, создавая отряды из неорганизованных военнослужащих. На беззащитных воинов наступают танки, бомбит авиация, а они не сдаются и продолжают сдерживать врага, надеясь на приход для эвакуации кораблей Черноморского флота.
Взорваны орудия 35-й батареи вместе с находившимися там людьми, кончаются патроны и гранаты и люди, взявшись за руки и поддерживая раненых, идут в рукопашный последний бой на врага. Сотни людей, уцелевших после взрыва 35-й батареи, продолжают обороняться в ее подземных помещениях, и немцы применяют нечеловеческие методы борьбы, заливая в щели батареи горюче-смазочные материалы и направляя струи огня из огнеметов. Защитники 35-й батареи повторили подвиг героев Брестской крепости, до конца выполнив свой воинский долг по защите легендарного Севастополя. К сожалению, об этих героях ничего не сообщалось в советское время. Так пусть же их скупые воспоминания расскажут о героически-трагических событиях пережитых этими великомучениками обороны последнего клочка крымской земли.
По воспоминаниям командира истребительного батальона ВВС Михайлика, днем 1 июля со стороны дороги из Балаклавы стали появляться первые группы немецкой пехоты по 15-20 человек. Высылаемые навстречу взводы своим огнем старались не допустить противника в расположение боевых порядков батальона у Камышовой бухты. После 15 часов появились 3 немецких танка. Они были пропущены в глубину обороны, где их забросали гранатами и по смотровым щелям бьет открыт пулеметный огонь. В результате боя танки повернули по балке в направлении 35-й батареи. Пехоту отрезали, и она отступила к двум домикам городка 35-й батареи по дороге из Балаклавы в Камышовую бухту. Так велись стычки с противником весь вечер и всю ночь, переходя врукопашную!
Михайлик И.П. Воспом. Фонд музея КЧФ, д. НВМ лл.318-319
Если попытаться восстановить примерный ход боевых действий в целом на левом фланге обороны СОРа, пользуясь скупыми сведениями из архивов и воспоминаний участников боевых действий этого дня, то, сравнивая их с воспоминаниями Э. Манштейна и его схемой положения сторон по времени в июне 1942 года из его книги «Утерянные победы», видно, что основное направление удара противника было со стороны Балаклавского шоссе в направлении на район 35-й береговой батареи — Херсонесский полуостров с тем, чтобы отсечь и окружить на подступах к ним остатки наших войск, сражающихся на рубеже хут. Пятницкого — истоков бухты Стрелецкой и в городе.
Из рукописи «Береговая артиллерия в героической обороне Севастополя 1941-42 гг.» полковника Л.Г. Репкова, бывшего в тот день 1 июля 1942 года лейтенантом, командиром взвода управления 35-й береговой батареи, следует, что «к середине дня 1 июля противник подошел к городку 35-й батареи, что в трех км юго-восточнее от нее, и начал там накапливаться».
Репков Л.Г. Рукопись. Берег. арт. в героич. обор.Севаст. л.207
Попытки противника своими передовыми разведгруппами автоматчиков и затем подошедшими несколькими танками, как это следует из сообщения Михайлика, продвинуться вдоль дороги из Балаклавы в Камышовую бухту были отбиты подразделениями батальона ВВС ЧФ.
По данным Репкова, к 16.00 1 июля, по данным Моргунова, к 18.00, а по данным Зарубы, к 19 часам противник подошел к 35-й батарее на расстояние около 1 километра. По нему был открыт ружейно-пулеметный огонь, а затем открыли огонь орудия 35-й береговой башенной батареи шрапнельными снарядами, поставленными на картечь. Было выпушено 6 последних снарядов. Враг понес большие потери и отступил. Но попытки противника на этом не закончились.
В 20 часов этого Новиков доносил о положении на сухопутном фронте:
«Алафузову, Буденному.
Противник возобновил наступление на всем фронте, большую активность проявляет на рубеже 36,5-36,5 — Стрелецкая бухта. Отдельные отряды ведут бои в городе.
l.VII-42 г. 20 час. 10 мин. Новиков, Хацкевич»».
Если припомнить сообщение Пазникова о возможности самостоятельного принятия решения по отходу войск секторов к Херсонесскому полуострову согласно приказу, переданному Крыловым вечером 30 июня, то становится вполне понятным, что, не имея более сил сдерживать противника и выполнив по времени задачу по прикрытию района эвакуации, а также учитывая настойчивое стремление противника прорваться к бухте Камышовой для окружения остатков войск 1-го рубежа, последние начали отход к району 35-й батареи, а местами и раньше, с 15.00, как это следует из отчета командира 9-й бригады морской пехоты.
Действительно, через 35 минут после предыдущей радиограммы Новиков дает свое последнее донесение на Большую землю:
«Алафузову, Буденному, Василевскому.
Ожесточенные бои продолжаются на рубеже 16,6 — хут. Бух-штаба — Камышовая бухта. Начсостава 2000 человек готовности транспортировки. 35-я батарея действует.
1.VII-42 г. 20 час. 45 мин. Новиков».
В своей книге Моргуновым приведены только эти две последние шифровки Новикова. Но, по свидетельству бывшего начальника шифрпоста Гусарова, шифровок было много. Вот краткие выдержки из его воспоминаний: «Наступил рассвет. Бомбежка самолетами. 1-я атака на батарею отбита. Первая шифровка командующему ЧФ. И так весь день 1 июля. Бомбежки, атаки танками и пехотой. За первый день было отбито 8—10 атак.
Писал генерал Новиков большие шифровки, указывая, сколько уничтожено фашистов, что захвачен фашистский танк и наши танкисты ведут огонь из него по противнику, сколько у нас раненых, что патроны на исходе, о рукопашных боях, одним словом, переписка была большая. Кроме исходящих шифровок от нас, было много от командующего флотом, который требовал доносить обстановку каждый час, сообщался каждый выход кораблей из Новороссийска.
Весь день шли жестокие бои, поступали раненые из Севастополя. Все это Новиков доносил командующему ЧФ. В первый же день шли шифровки от начальника штаба ЧФ Елисеева, который перечислял, какие корабли прибудут 1 июля поздно вечером. Эти шифровки доводились до всего личного состава защитников батареи. Они поднимали дух и героизм бойцов, зная, что о них помнят».
Если эти шифрдонесения в адрес Октябрьского сохранились, то они бы могли прояснить более точную, последовательную обстановку с обороной СОРа 1 июля и многое другое.
Чтобы отбить прорвавшегося на ближние подступы к 35-й батарее противника, генерал Новиков приказал организовать контратаку, собрать всех, кто может носить оружие. Вероятно, именно в организации сил этого отпора участвовал полковник Благовещенский со своим комиссаром. Для этой контратаки шла строгая мобилизация, особенно в самой 35-й батарее. Так, начальник шифрпоста Гусаров написал: «Ко мне в шифрпост хотели ворваться автоматчики с полковником, которые по приказу Новикова выгоняли всех из батареи на ее защиту. Я полковника не пустил и позвонил Новикову. Новиков мне ответил: «Убери документы, позови полковника». После разговора с ним полковник ушел».
Гусаров В.В. Фонд музея КЧФ, д.НВМ л.378 [3]
Очевидец и участник контратаки младший сержант Г. Вдовиченко из 229-го саперного батальона 109-й стрелковой дивизии рассказал:
«С утра 1 июля я оказался в 35-й батарее. В конце дня на батарее началась мобилизация всех здоровых бойцов и командиров для контратаки. На выходе из батареи каждому, кто не имел оружие, давали винтовку, патроны и одну гранату на двоих. Каждый тридцатый, независимо от воинского звания, назначался старшим группы — командиром взвода. Мы залегли у батареи в районе левого КДП. На башенку этого КДП поднялись три человека: моряк в форме капитана 3-го ранга и два армейских командира. Флотский командир обратился к бойцам и командирам, находящимся вокруг, и сказал, что по приказу Ставки Севастополь разрешено оставить. Всю исправную технику нужно уничтожить. Что ночью придут корабли, и чтобы противник не помешал эвакуации, нужно его отогнать от района батареи как можно дальше. Атаку поддерживал счетверенный пулемет на автомашине, ведя огонь через головы атакующих. Противник не ожидал такой яростной атаки и откатился на несколько километров. Часть бойцов осталась на достигнутых позициях и закрепились, а часть отошла к батарее».
Вдовиченко Г. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ л.254 [3]
Другой участник этой контратаки, старшина 1-й статьи И.И. Карякин, радист узла связи штаба ЧФ, написал так:
«1 июля участвовал в организованной атаке, где были собраны все способные и неспособные носить оружие из остатков разбитых частей, половина из которых были раненые в бинтах. Поддерживал атаку счетверенный пулемет. Он стрелял длинными очередями. Немцы отошли, не оказывая никакого сопротивления. Затем контратака выдохлась и все возвратились назад к берегу в ожидании «эскадры», которая якобы ночью должна подойти и забрать всех оставшихся, как обещали командиры».
Карякин И.И. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ л.254
Бывший в тот день у башен 35-й батареи полковник Д. Пискунов подтвердил этот факт:
«С целью улучшения позиций приморцы между 17 и 18 часами вечера 1 июля произвели общую атаку без артиллерийской подготовки на всем фронте. Результат был, как говорят, сверх ожиданий. Было захвачено три танка и несколько батарей. Противник, застигнутый врасплох, бежал. Вражеские танки, захваченные приморцами, были на ходу и после использования их боезапаса по противнику были сожжены».
Пискунов Д.И. Рукопись. Заключит. этап обороны Сев. л.20
Полковник Дмитрий Иванович Пискунов, бывший начальник артиллерии 95-й стрелковой дивизии, непосредственный участник последних событий, рассказывает: «…Сразу же после «эвакуации» генерал-майора П.Г. Новикова встал вопрос о дальнейшем руководстве войсками Приморской армии, оставшимися под Севастополем и продолжавшими бои с противником. В ночь с 1 на 2 июля 1942 года в 35-й батарее береговой обороны состоялось совещание старшего командного и политического состава соединений армии.
Сначала возглавить войска было предложено штабу артиллерии армии. Но командиры его отказались возглавить войска, сославшись на отсутствие у них полномочий на этот случай. Отказались возглавить войска старшие командиры и штабы соединений армии.
Тогда бригадный комиссар, если мне память не изменяет, товарищ Хацкевич (комиссар 109-й сд), ряд командиров 25-й дивизии и других соединений армии, учитывая создавшуюся обстановку, решили возглавить войска Приморской армии и сделать все, чтобы организовать эвакуацию их. С этой целью они решили воссоздать командование Приморской армии в лице Военного совета, в который с одобрения собравшихся были введены:
— бригадный комиссар Хацкевич, на правах командующего армии;
— майор А.И. Белоусов (заместитель начальника штаба артиллерии 2-й сд) — на правах начальника штаба армии;
— полковник Гросман (начарт 25-й сд) — членом Военного совета армии и командующим правым флангом обороны;
— полковник Бабушкин (командир артполка) — членом Военного совета, командующим центром обороны и начальником радиосвязи с Большой землей;
— полковник Д.И. Пискунов (начарт 95-й сд) — членом Военного совета и командующим левым флангом обороны.
Позже (днем 2 июля) к управлению войсками был привлечен полковник Хомич Иван Федорович (начальник штаба 345-й сд).
Вновь организованное командование Приморской армии решило:
— руководство войсками осуществлять от имени Военного совета армии;
— призвать войска к упорной обороне рубежа, проходящего по линии: мыс Фиолент, х.Николаевка, х.Отрадный, бухта Карантинная, и тем обеспечить подход к берегу нашим транспортам в предстоящую ночь на 3 июля;
— бойцов, матросов, командиров и политработников, находящихся в 35-й батарее, в Ново-Казачьей и Херсонесской бухтах, на аэродроме и у маяка, свести в роты, батальоны и направить на усиление частей, ведущих бой на фронте. Осуществление этого поручить: полковнику Бабушкину в отношении 35-й батареи; полковнику Пискунову в отношении Херсонесского полуострова в целом.
В помощь себе полковник Пискунов привлек майора Дацко Ивана Петровича, командира 161-го сп 95 сд.
Обстановка под Севастополем 2 июля 1942 года была очень тяжелой для наших войск, они дрались в отчаянии, с необыкновенным упорством и героизмом.
Бой с противником в этот день начался в 10 часов утра. На виду у противника, вышедшего на рассвете на наш передний край, наши войска заняли оборону в противотанковом рву на фронте от моря до пункта, что 1 км севернее Коммуны, и далее по косогору до Карантинной бухты.
Артиллерийскую и авиационную подготовку противник начал в 10 часов утра. Бойцы 109-й, 388-й и 25-й стрелковых дивизий, занявшие оборону в противотанковом рву между морем и Коммуной, перешли в атаку с началом вражеской артподготовки, стремясь уйти из-под разрывов вражеских мин, снарядов и авиабомб.
Такой маневр со стороны наших войск оказался полной неожиданностью для немцев, они дрогнули и побежали назад. Во время преследования врага нашими воинами было убито не менее 200 немцев, захвачено несколько орудий, из них два, оказавшиеся в полной исправности, были повернуты и вели огонь по бегущему врагу. Из семи немецких танков, шедших в контратаку, три были подбиты сержантом Иваном Чабаном из противотанкового ружья, остальные четыре танка поспешно отошли и скрылись за гребнем. Немецкое командование не стало останавливать свои бегущие войска, а подняло резервы, которые и контратаковали через ряды своих отходивших частей. Под давлением свежих вражеских сил наши стали отходить и были уже близко от противотанкового рва, как на помощь к ним подошли около 800 автоматчиков из района 35-й батареи. Это были в подавляющем своем составе командиры и политработники. Наши части, увидя идущую к ним помощь, повернули обратно и совместно с подошедшим подкреплением ударили на врага. Противник не выдержал напор, стал вновь отходить, оставляя на поле боя трупы своих солдат. Наши части, действовавшие на правом фланге обороны, восстановили к исходу дня первоначальное положение, они вышли на рубеж, с которого ушли в Ново-Казачью бухту в ночь на 2 июля.
На другом участке фронта, северо-восточнее Камышовой бухты, отряд из остатков 79-й бригады морской пехоты, 95-й и 138-й стрелковых дивизий имел в этот день также хороший успех во время контратак. В бою группой в составе лейтенанта Мирошниченко Дмитрия Андреевича, старшего сержанта, которого звали Володя, и военфельдшера Григория Д. был подбит ручными гранатами средний танк противника и два захвачены на ходу.
На этих двух вражеских танках наши в течение дня несколько раз ходили в атаки на врага. Потом, с наступлением темноты, танки были уничтожены. И на этом участке фронта наши войска сумели отбросить противника и удержать в своих руках рубеж, отстоявший от 35-й батареи на 8 километров.
Таким образом, рубеж, обеспечивший нашим транспортам подход к берегу в районе 35-й батареи, был удержан. Авиация противника в этот день очень сильно бомбила район 35-й батареи и весь Херсонесский полуостров».
Далее рассказывает полковник Д.И. Пискунов: «С наступлением темноты 2 июля начальники причалов, сигнальщики и охрана заняли свои места. На мой причал начали приносить тяжелораненых старших командиров и политработников и укрывать их в пещере рядом с причалом № 1.
Наступила полночь, прибыли подразделения с фронта, предназначенные для посадки на катера в первую очередь. Но о катерах, как говорится, ни слуху ни духу. С трепетной надеждой взоры всех находившихся в это время на берегу были устремлены в сторону моря. Время шло, а ни катеров, ни самолетов не было видно и слышно. Число же людей на берегу увеличивалось: это подходили все новые подразделения с фронта, согласно графику, разработанному командованием армии. По нашим подсчетам, к этому времени должно было уже состояться три рейса катеров.
Наконец на исходе третьего часа 3 июля в море замелькали зеленые сигнальные огоньки. Надежда на эвакуацию становилась реальной. На причалах замелькали ответные сигналы. Катера, их было шесть, стали приближаться к берегу. По мере приближения катеров к причалам росло возбуждение у пришедших на посадку.
Катер, шедший к моему причалу, подошел к берегу и развернулся левым бортом к нему. Нас разделяло пространство в три-четыре метра. Я отчетливо вижу командира катера и слышу его голос: «Не волнуйтесь, товарищи, всех заберем. Я брошу конец каната, а вы помогите нам причалить к берегу».
Я предупреждаю капитана катера, что здесь будут грузиться тяжелораненые старшие командиры и политработники. Он отвечает мне: «Начинайте выносить их ближе к берегу», — и бросает конец каната, но неудачно, — в это время случилось непредвиденное. Люди, стоявшие на спуске в бухту, лавиной бросились на причал, смяли охрану, столкнули меня в море и заполонили весь причал, не обращая внимания на раненых, вынесенных из пещеры. Падая в море, я крикнул: «Уберите раненых, их могут растоптать».
Катер дал задний ход и отошел от берега метров на двадцать. Командир его крикнул: «Успокойтесь, всех заберем. На рейде стоят корабли. Дайте подойти к берегу!»
Толпа на минуту утихла, но когда катер вновь приблизился к берегу, то стоявшие на причале стали бросаться в море и плыть к нему. Я, боясь, что в этой сумятице могу утонуть, отплыл от берега метров на шестьдесят, взобрался на камень, торчавший из воды, и стал ждать, надеясь, что меня снимут отсюда катера. Но этого не случилось. Катер, сделав три попытки причалить к берегу, отошел на значительное расстояние от берега. Такая же точно картина получилась и на других причалах. В воду бросилось очень много людей, и все они стремились вплавь добраться до катеров. Большинство утонули, не достигнув цели, небольшая часть вернулась на берег, и лишь одиночкам удалось доплыть до катеров.
Страшно становится, когда вспоминаешь, что произошло в Херсонесской бухте утром 3 июля 1942 года. На моих глазах утонуло очень много людей, их тела в самых разнообразных позах были видны в воде.
Когда катера скрылись за горизонтом, я выплыл на берег и присоединился к бригадному комиссару майору А.И. Белоусову, который стоял у своего командного пункта в окружении командного состава частей. Над обрывами и под обрывами берега было полно военных, бурно выражавших свое недовольство поступками командиров катеров. К этому добавлю от себя. Если бы катера прибыли в срок, то посадка на них протекала бы нормально, без всяких происшествий и жертв.
Тут же, на берегу, у нас состоялся серьезный обмен мнениями о создавшейся обстановке. Все пришли к выводу, что нужно драться до конца. После этого я встал на камень и стал кричать: «В оборону, товарищи!»
Шум утих. Послышались голоса: «Ну, что ж, раз в оборону, так в оборону! Может, и прибудут еще раз катера за нами».
На исходе дня 3 июля противник вышел на побережье юго-западной части Гераклейского полуострова, а начиная с утра четвертого приступил к очистке бухт от осевших там воинов Приморской армии. Причем район Песчаной, Камышовой, Казачьей и Херсонесской бухт он очистил от наших войск 4 июля, район Стрелецкой и Карантинной бухт — 5 июля. Очистка Ново-Казачьей бухты и 35-й батареи растянулась до 12 июля 1942 года и повторялась дважды — 9 и 12 июля. О некоторых событиях, имевших место в то время, мною и будет рассказано ниже. Начну с боя на аэродроме и у маяка.
Бой на Херсонесском аэродроме возобновился с восходом солнца 4 июля и продолжался до 12 часов дня. В этот час бойцы, краснофлотцы, командиры и политработники Приморской армии, зажатые на этом полуострове противником, сделали свои последние выстрелы у маяка. В течение почти восьми часов, находясь под ливнем вражеских снарядов, мин и пуль, они дрались с отчаянием и упорством.
Одновременно с возобновлением боя на суше немцы ввели в дело пушечные катера, которые подошли к Херсонесскому маяку и вошли в Казачью и Херсонесскую бухты. Приморцы, будучи на полуострове, оказали упорное сопротивление пехоте и танкам противника. Дрались они с одними винтовками, имея патронов к ним по 15-20 штук на винтовку.
В результате боя 4 июля мыс Херсонесский и весь полуостров, примыкающий к нему, были заняты противником, а приморцы, оставшиеся в живых, пленены. В этот же день противником была ликвидирована и оборона стрелкового полка 109-й сд в районе Балаклавы, Карани и Георгиевского монастыря. Командир и комиссар полка, как стало известно позже, застрелились.
Оказавшись утром 4 июля в Ново-Казачьей бухте, я немедля стал искать способы и пути выхода отсюда в Крымские горы. Довольно скоро мне удалось найти единомышленников. Мы присоединились к разведчикам, хорошо знавшим местность до гор. Их дивизия сражалась в южных секторах оборонительного района. Оценив обстановку, мы наметили маршрут в горы, места выхода из бухты на поверхность и перехода вражеской линии охраны побережья и решили осуществить свой замысел в предстоящую ночь на 5 июля.
Когда стало совсем темно, наша группа вышла и стала подниматься по отвесному склону восточного берега мыса Фиолент. Очень медленно, с большими предосторожностями и соблюдением тишины нам удалось подняться вверх и приступить к выходу на поверхность. Первым вышел сержант и, как показалось нам, скрытно преодолел двадцатиметровое пространство и укрылся в ходе сообщения, выходившем в Юхарину балку.
Следующим выходить на поверхность должен был я, но тут прилетел наш самолет, вызвавший переполох в стане врага, и нам пришлось отложить свою операцию. Противник, как видно, заметил нас и принял меры предосторожности. Он установил пулемет напротив места нашего выхода на поверхность. Этот пулемет мы обнаружили в ночь на 6 июля, когда повторили свою попытку.
Тогда мы приступили к осуществлению второго варианта нашего плана ухода в Крымские горы. В ночь же на 6 июля с целью разведки мы пошли в Херсонесскую бухту. И тут нашему взору предстала жуткая картина. Берег этой бухты вдоль уреза воды на всем его протяжении был завален трупами. Они лежали кучами и просто в ряд, так, что негде было поставить ногу между ними. Это был результат расправы озверевшего врага во время очистки этой бухты от оставшихся войск Приморской армии днем 4 июля 1942 года.
День 5 июля прошел в напряженной обстановке. Почти целый день противник забрасывал нас ручными гранатами и обстреливал пулеметным огнем южную часть мыса Фиолент. В середине дня противник вывел со стороны башен батареи около шестидесяти человек советских военнопленных, поставил у обрыва лицом к башням и инсценировал расстрел. Несколько человек действительно оказались расстрелянными, а трупы их сброшены в наше расположение. После этого оставшиеся в живых были уведены, а над обрывом появились румынские и немецкие офицеры и стали кричать, обращаясь к нам: «Ваше дело безнадежное. Сдавайтесь в плен, иначе вас всех ждет такая же участь, как ваших товарищей, расстрелянных только что на ваших глазах».
Но вскоре эти глашатаи были вынуждены убраться, так как находившиеся под скалами приморцы ответили огнем на эти призывы.
День 6 июля был также заполнен издевательствами противника над нами. Он вновь забрасывал нас гранатами и обстреливал из пулеметов и винтовок. Румынские и немецкие офицеры вновь призывали сдаваться в плен ввиду безнадежности нашего положения. На этот раз они не подходили близко к обрыву, но зато пустили в ход приманку — сбросили в наше расположение несколько буханок хлеба.
В ночь с 6 на 7 июля было две попытки прорваться из Ново-Казачьей бухты. Отряд, составленный из связистов 25-й сд, под командованием начальника связи этой же дивизии прорвался через бухту Херсонесскую с целью выхода к верховьям Казачьей бухты, а отсюда Юхариной балкой в горы. Однако почти все участники прорыва погибли в бою на перешейке между Херсонесской и Казачьей бухтами.
Другой большой отряд пытался с боем прорваться в Юхарину балку восточнее 35-й батареи. Но и эта попытка была безуспешной.
В эту же ночь группа врачей делала попытку выйти в горы вдоль берега моря в Балаклавском направлении.
День 7 июля прошел относительно спокойно, противник вел себя менее агрессивно, чем в предыдущие дни и это настораживало.
В течение дня 7 июля нами было обсуждено несколько вариантов прорыва в горы. Вот один из них. Мелкие группы, просочившись через башни батареи, уничтожают втихую посты противника и тем открывают выход в Камышовую балку, остальным людям отряда. Для выполнения этого плана был сформирован отряд в 80 человек из людей 95-й сд. Возглавил его майор Александр Кокурин, начальник штаба этой же дивизии.
Включилась в этот отряд и моя группа, состоящая из пяти человек.
В ночь с 7 на 8 июля отряд вышел в штольни 35-й батареи и на рассвете достиг башен батареи.
Появление нашего отряда в батарее было встречено ропотом недовольства людей, укрывшихся там.
— Отряд идет на прорыв! — сказанное головным возымело свое действие, воркотня потревоженных людей прекратилась, и они даже стали способствовать нашему продвижению, уступая дорогу.
После выхода на верхний этаж каждый из нас получил по нескольку сухарей на дорогу. Фляги мы предусмотрительно заполнили горько-соленой водой, взятой из лужи на берегу бухты. Сухари, размоченные в такой воде, показались очень вкусными после четырех дней голодовки.
День 8 июля командованием отряда планировался на отдых и доразведку путей выхода из батареи в предстоящую ночь.
В полдень наши наблюдатели у башен батареи доложили, что немцы подвезли к башням какие-то бочки. Вскоре все разъяснилось. Через башни вовнутрь батареи потекли ручьи горючего, мазут, смешанный с керосином и бензином. Затем в башни полетела зажженная пакля. Возник пожар, сопровождавшийся взрывами зарядов, заброшенных в батарею через башни. Верхний этаж батареи заполнился едким дымом.
Конец нашему последнему убежищу под Севастополем наступил 9 июля 1942 года. Примерно около десяти часов утра в море показались вражеские катера, которые стали медленно приближаться к мысу Фиолент с юго-востока. Не доходя нескольких десятков метров до берега, катера остановились, наведя на нас пушки и пулеметы. После этого со среднего катера, а их было штук девять, последовало указание на русском выходить из убежищ и следовать, огибая мыс полуострова, в западном направлении через бухту Херсонесскую.
Когда люди под дулами наведенных на них пушек и пулеметов пошли в указанном им направлении, в это время враг повторил выкуривание из 35-й батареи укрывавшихся в ее штольнях и потернах. На этот раз в батарею было вылито больше горючего, чем накануне. Да и взрывчатки заброшено значительно больше. Начавшийся пожар охватил всю внутреннюю часть батареи, а взрывы сотрясали ее. В результате батарея оказалась очищенной от находившихся в ней людей. Но обосновавшиеся в воздухоочистительных и воздухозаборных потернах не вышли из них. Среди этих людей оказались я и наша группа, собравшаяся к уходу в горы».
Очень образно описал обстановку перед этим прорывом и ее ход в ночь с 3 на 4 июля военврач 2-го ранга И.П. Иноземцев:
«Еще до наступления сумерек в нашей землянке стали говорить о подготовке к прорыву в горы. Батальонный комиссар из Приморской армии стал подбирать группу людей для этого. Ко мне подошел военврач Кирпичев. Он был одет в ватник и подпоясан туго ремнем, за который засунул две ручные гранаты и наган. Кругом продолжали рваться снаряды, все горело. Над аэродромом стоял едкий дым и смрад. Казалось, что все ушли, кроме раненых. Мы с медсестрой спустились под обрыв берега Херсонесской бухты около КП ПЕ-2, где было большое скопление раненых. Вдруг в первом часу ночи 4 июля со стороны немцев затрещали пулеметы, забил ураганный артиллерийский шквал огня. Земля дрожала от разрывов снарядов. Над головой полетели трассирующие пули. Мы поняли, что наши пошли на прорыв. А фашисты думали, что идет высадка морского десанта и поэтому открыли огонь по всем площадям полуострова.
Прорыв наших товарищей не удался. Немцы из пулеметов косили людей, как косой. Только 18 человек смогли свернуть и уйти на ложную батарею. В их числе были лейтенант Знаменский, старший лейтенант Щербаков и майор Соловьев».
Иноземцев И.П. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ л.603 [3]
По сообщению участников прорыва, в нем участвовали также раненые и немало безоружных людей. Отмечается, что район прорыва был освещен осветительными ракетами. Это была последняя крупная попытка прорыва в горы. Потом из-под скал было немало других попыток прорыва группами разной численности, большинство которых либо погибли, либо были взяты в плен, и только небольшой части удалось прорваться в горы.
Как уже упоминалось, 5 июля немцы отвели свои войска с побережья Гераклейского полуострова от мыса Фиолент до Херсонесского маяка и оставили усиленные посты, особенно в районе 35-й береговой батареи, где под скалами укрывалась еще не одна тысяча наших воинов, которые надеялись на приход наших катеров, но в то же время делались попытки прорваться в горы. Такие попытки шли неоднократно, но находящиеся сверху над обрывом вражеские посты уничтожали или брали в плен наших бойцов. Редко кому удавалось прорваться.
Рассказывает политрук А.Е. Зинченко. «С 1 по 5 июля я находился под скалами берега в районе Херсонесского маяка. Все время без воды, пищи под непрерывным обстрелом сверху и с моря, с катеров. Со скалы на нас бросали связки гранат. Под скалами встретился с секретарем Корабельного райкома партии Ворониным, начальником военторга Жарковским. От Воронина узнал, где находятся партизанские базы — в алуштинских, зуйских и старокрымских лесах. Подобрали группу, вооружились автоматами и гранатами, пистолетами и решили идти на прорыв в ночь на 6 июля между Казачьей бухтой и 35-й батареей. Когда настала ночь, с моря был дан сигнал с катеров: «Кто может плыть — плывите. Ближе подойти не можем». Немцы открыли огонь по катерам и плывущим к ним людям, навесив осветительные ракеты на парашютах.
А наша группа вместе с другими пошла на прорыв. Я предложил ребятам своей группы переплыть Казачью бухту. Когда переплыли, то нас оказалось 20 человек. Пробирались кустарниками между Севастополем и Балаклавой. Встретили две машины немцев, но они повернули назад. На рассвете Воронин и Жарковский ушли от нас. Прошли все крымские леса, но не встретили ни одного партизана. Так мы бродили по лесам до сентября месяца, а в сентябре решили по 2 человека пробиться к линии фронта через станцию Джанкой. Мне удалось это сделать, и войну я закончил в составе 46-й армии в звании старшего лейтенанта».
Зинченко А.Е. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ лл.166-173 [3]
Положение наших воинов под скалами было очень тяжелым. «Днем немцы сидели на крутом берегу, пишет воентехник 2-го ранга Сорокин, — задали вниз гранаты, стреляли и не давали возможности набрать хотя бы морской воды. Смельчак с каской пробежит, наберет воды между трупами, очередь с автомата положит его рядом с другими. Так было. Зато ночью мы отгоняли немцев».
Сорокин Г.П. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ л.630 [3]
По данным А.И. Лощенко, 3 июля их на правом фланге обороны у 35-й батареи немцы прижали к берегу. Пришлось спуститься под обрыв берега. Переодевшись в гражданский костюм, который дала ему жена, он, выйдя из-под берега, был взят в плен. При этом он наблюдал возмутительное варварство фашистов, которые заставляли наших командиров садиться на корточки и расстреливали их в голову сзади. Один из наших командиров быстро схватил камень и кинулся на немца с возгласом: «Умрем за Родину, за Сталина!», сшиб фашиста с ног и впился зубами в его горло. Фашисты бросились на помощь. Фашист был мертв, а тело нашего командира — кровавое месиво. Ему приказали лезть под скалу, и тут же он был ранен. Притворившись мертвым, с наступлением сумерек спустился под обрыв, где встретился с полковником Гроссманом. Попытались строить плот, но камеры пропускали воздух. Последняя попытка была в ночь на 6 июля. Вчетвером поднялись наверх, ползли, но были освещены прожектором. Немцы открыли огонь. Был тяжело ранен в ногу. Спустились под берег 9 июля, катера противника очищают берег. Берут всех под скалами 35-й батареи — полковника Солоутникова — начальника артснабжения армии, полковника Васильева — помощника начальника артснабжения армии и многих других. Лощенко с Гроссманом спрятались под скалу. Немцы ее забрасывают гранатами, после чего наши военнопленные выносят его и Гроссмана наверх. Немцы отправили их в городок 35-й батареи. Несли их на руках. Гроссмана в один барак, его в другой. По сведениям майора Попова из 110-го полка связи Приморской армии, Гроссман был расстрелян.
Общее положение наших бойцов и командиров, в котором они оказались под обрывами южного берега Херсонесского полуострова и от 35-й батареи до мыса Фиолент, очень точно выразил авиамеханик 2-й авиаэскадрильи 3-го истребительного полка ВВС ЧФ В.Н. Фокусов, находившийся в эти дни там.
«Мы, четыре человека с комиссаром эскадрильи, надеялись, что придут наши корабли и вывезут нас на Большую землю. Все жили этой надеждой. Под берегом скопилось много защитников Севастополя, оставшихся без оружия и боеприпасов. Ночью мы подавали световые сигналы в море. Но наши надежды не оправдались. Мы несколько раз пытались пройти, переплыв под скалами, незаметно выбраться на берег и уйти к партизанам, но немцы не давали никакой возможности подняться на берег. Они бросали вниз под скалы гранаты, стреляли, кричали, чтобы мы вышли наверх, но мы не сдавались. Надеялись на помощь своего родного флота. Но флот так и не помог нам».
Фокусов В.Н. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ лл.513-517 [3]
5 июля в 2.30 из Новороссийска в Севастополь снялся последний отправляемый туда отряд сторожевых катеров в количестве шести единиц. Отряд шел в составе трех звеньев по два сторожевых катера в каждом под общим руководством капитан-лейтенанта Тарасова: СКА-039 и СКА-0175 под командой старшего лейтенанта Щербины, СКА-0108 и СКА-088 под командой капитан-лейтенанта Скляра, СКА-074 и СКА-071 под командой капитан-лейтенанта Тарасова. Все три звена по приходу к берегу Севастополя действовали самостоятельно парами. В полосе следования с 11.35 до 19.00 — отряд катеров подвергался семи атакам самолетов противника.
«В 23.30 5 июля СКА-088 и СКА-0108, согласно донесению командира звена Скляра, прибыли в район Херсонесского полуострова, объявив готовность № 1. В 24.00 пошли десятиузловым ходом в расстоянии 100 метров от берега, который непрерывно освещался ракетами. Стрельбы не было слышно. В 00.11 6 июля подошли к берегу на 50 метров ближе. С берега был открыт по катерам огонь из пулеметов. В ответ был открыт огонь из пушек и пулеметов. Поставили дымовую завесу, сбросив в 00.25 в воду МДШ (морскую дымовую шашку), и прекратили огонь по берегу. По сброшенной МДШ с берега был открыт огонь шрапнелью. Людей не было видно. В 01.00 легли на курс 138° и пошли в базу. В 04.55 обнаружили шлюпку, с которой сняли 12 военнослужащих РККА. В 13.42 6 июля прибыли в Новороссийск.
Звено сторожевых катеров старшего лейтенанта Щербины в точке широты 44-23,1 и 33-21,6 долготы взяли на борт 7 человек, находившихся в кузове автомашины на автомобильных камерах. В 00.09 прошли траверз мыса Фиолент в расстоянии от него в 2-2,5 мили. Курс 316°. В 00.27 изменили курс на 87°. В 00.53 подошли на четверть кабельтова к пристани 35-й батареи. С берега начался ружейный обстрел. В 00.57 заметили с берега белые проблески и легли курсом на них. Подошли к Херсонесскому маяку на 1,5 кабельтова, откуда был открыт огонь из пушек и оружейный. Остановили моторы для прослушивания. Подойдя правее маяка на 25-50 метров, людей не заметили на берегу. В 01.05 пошли вдоль берега до 35-й батареи на расстоянии от берега в 40-50 метрах под непрерывным обстрелом. В 01.10 застопорили моторы и стали звать голосом людей с берега и дали белую ракету по берегу. Снова в 01.35 осмотрели берег. Обстрел продолжался. Людей на плаву не было видно. В точке широта 44-32,4 и долгота 33-25,2 подобрали трех человек с плота. От них узнали, что на берегу людей около 2000 человек в камнях и пещерах. Противник обстреливает людей под берегом. Противник вооружен пулеметами, автоматами и минометами. Вблизи причала стоят три танка. Командир дивизиона старший лейтенант Щербина приказал СКА-0175 следовать с нами в направлении проблесков на берегу. В 02.03 и в 02.08 подошли к берегу, спустили шлюпку с целью сообщить, чтобы люди вплавь шли к катеру, так как к берегу подойти нельзя.
В 02.09 убило старшего лейтенанта Щербину (3 раны). С согласия лейтенанта госбезопасности Мухачева легли на курс 180° следования в базу совместно с СКА-0175. В течение двух часов разведки катеров вблизи берега не видел. В 02.30 встретил по курсу СКА-074 и СКА-071. В 18.15 6.07.42 г. прибыли в базу». Так написал в своем боевом донесении командир СКА-039 старший лейтенант Верба.
Из боевого донесения капитан-лейтенанта Тарасова следует, что при подходе к месту операции в 01.20 6.07.42 г. катера освещались ракетами по всему берегу от мыса Фиолент до Херсонесского маяка. Велась стрельба вдоль берега. По всей возвышенности берега сидели автоматчики. В момент окончания горения ракет подходил к берегу на 2—3 кабельтова, но ничего не было обнаружено. С мыса Херсонес била пушка, но всплески ложились мористее.
Между мысом Фиолент и Балаклавой была замечена артиллерийская перестрелка. В 00 часов 40 минут огонь велся с двух противоположных сторон. Был обнаружен пустой плотик в 02.25 на расстоянии 4—4,5 мили от берега.
В донесении Тарасова упоминается факт артперестрелки в 00.40 6 июля в районе между мысом Фиолент и Балаклавой. Со всей очевидностью можно утверждать, что это были бойцы и командиры, шедшие на прорыв в горы из-под высокого берега мыса Фиолент, согласно рассказу старшины 1-й статьи Н. Алексеенко, который был участником этого прорыва, но в числе группы прорывающихся морем на подручных средствах.
С группой бойцов в течение 2—4 июля он прорывался к мысу Фиолент от 35-й батареи вдоль берега мора, часто вступая в бой с противником, и отогнал его на 200—500 метров от него. Под берегом Фиолента, как ему сказал один из лейтенантов-финансистов, собралось 1600—1800 человек. На совете командиров было решено ночью на 5 (6) июля прорываться в горы, а кто умеет плавать — плыть морем на подручных средствах в район берега между мысом Айя и Балаклавой. Пловцов набралось около 200 человек, в основном моряков. В их числе был и Алексеенко.
С наступлением сумерек (видимо, все же 5 июля) часть пловцов, не дожидаясь начала общей атаки, начала плыть вдоль берега. Алексеенко был примерно в середине растянувшихся по морю пловцов. В их распоряжении было всего около 5 часов темного времени.
В море услышал взрывы гранат на берегу, мин, автоматные очереди. Рассвет застал середину плывущих на траверзе Балаклавы, откуда вышли два катера, перетопили почти всех, взяв на борт человек 12, в том числе Алексеенко. На причале их соединили с 50 бойцами, прорывавшихся берегом. Они сказали, что почти все погибли.
Факт прорыва из-под скал Фиолента подтверждает В. Мищенко, которому об этом рассказывали многие участники прорыва.
Из показаний группы военных, прибывших на СКА-039 в количестве 10 человек 6.07.42 г., в том числе помощника начальника политотдела по комсомолу 25-й Чапаевской дивизии старшего лейтенанта В.В. Воропаева, командира орудия 359-й зенитной батареи младшего сержанта В.Г. Тарабрикова, химиста 4-го дивизиона дотов и дзотов старшины 2-й статьи Селиванова, обстановка под берегом в районе 35-й батареи была такой:
«Личный состав различных частей окружен в районе 35-й батареи и скрывается в щелях, траншеях (террасах) под обрывом. Основное количество людей находится западнее пристани, где лежат раненые и имеется часть гражданского населения. 4 июля в этой траншее было обнаружено 30 мешков сухарей, которые были распределены между всеми. Вода в воронках на берегу. Противник выставил дозоры и часовых по всему берегу. Днем в район щелей и траншей изредка бросают гранаты. Ночью освещают морской сектор ракетами и временами ведут огонь. Настроение у личного состава — в плен не сдаваться. Наметили два плана прорыва. Первый прорыв через окружение сушей с боями, второй обойти линию дозоров морем, высадиться на берег в гористой местности и соединиться с партизанами. Для этого собираются группы по 4—10 человек, которые сооружают плоты и ночью выходят в море. Подобранный личный состав как раз и выполнял этот план, находясь на плотах в двух группах. Первая вышла от берега с 3 на 4 июля и была подобрана на зюйд-весте от Балаклавы в 8—10 милях. Плот был сооружен из кузова трехтонки на 12 резиновых камерах. Продовольствие — мешок риса, воды на 10 суток. Вторая группа из четырех человек отошла от берега в ночь с 5 на 6 июля, которую подобрали в том же районе. Плот из досок на надувных камерах. Сухари и вода на 3 суток. Обе группы имели револьверы, винтовки, патронов по несколько штук. По их заявлению при попытках отойти от берета в ночь с 3 на 4 июля несколько плотов было обстреляно и уничтожено. 4 и 5 июля небольшая группа людей вступила в перестрелку с румынским часовым и были расстреляны. Старшим командором, возглавляющим осажденных, является подполковник, фамилию которого не знают. Из разговоров знают, что на берегу имеется комсостав флота и армии. 7.07.42 г.».
Кто же был этот подполковник, руководитель, возглавляющий осажденных? Со всей уверенностью можно утверждать, что им был начальник штаба 109-й стрелковой дивизии подполковник С.А. Камарницкий, который, по воспоминаниям начальника МПВО, Корабельного района Севастополя Лубянова, с группой 288 человек укрыться в 35-й батарее, когда немцы 3 июля заняли весь берег над ней. Осажденные разместились в помещении главного боезапаса (артпогребов). Была сформирована рота с разбивкой по взводам. На батарее был обнаружен склад продовольствия, где был рис, мука, сахар, хлеб и крупы. Но пресной воды на батарее почти не было. Немного ее оказалось в котле, но ее давали только раненым. Ночью по штормтрапу спускались на берег (от 1-й башни) и приносили ведрами морскую воду. Давали по кружке. Варили на бездымном порохе рис с сахаром и тоже давали по кружке. Так питались с 5 по 10 июля. Спали в вентиляционных ходах. Утром 7 июля подошли два немецких катера и открыли огонь. Снаряды рикошетировали и рвались в толпе, спешившей укрыться в коридоре и складе боезапаса. Через полчаса обстрел прекратился. Немцы приставили пожарные выдвижные лестницы. Раздался крик тревоги. Лубянов и другие бойцы бросились к входам. У каждого были автоматы, гранаты. Дав немцам подойти поближе, забросали гранатами и открыли огонь. Немцы отошли на катера, которые минут через 10—15 ушли. Среди защитников батареи было убито 33 человека, еще больше было раненых. Среди убитых был подполковник Камарницкий, майор и другие командиры и рядовые. Руководство группой принял на себя старший лейтенант Буянов. Ежедневно уходившие на разведку люди не возвращались. 8 июля из посланной группы вернулся матрос Мища. Он сказал, что в районе Камышовой немцы и к мысу Фиолент их тоже много, особенно в бывшем Георгиевском монастыре. Можно пробраться в сторону городка 35-й батареи, так как нет сплошной охраны, они сидят по 5-6 человек группами.
9 июля около 7 часов утра снова появились немецкие катера. Оставив по 2 человека у каждого вентиляционного воздухозаборника, Буянов всем приказал укрыться в складе боеприпасов, а броневую дверь закрыть. Немцы опять поставили пожарные лестницы. Их снова забросали гранатами, и они отошли на катера, которые минут 30-40 вели огонь из пушек и пулеметов и потом ходили вблизи батареи целый день. 10 июля, когда было спокойно, члены партии решили, что укрываться бессмысленно. Надо пробиваться в горы. Было решено идти двумя группами. Одна в сторону маяка, вторая в сторону Фиолента. Днем 10 июля заготовили побольше вареного риса и оставили его тяжелораненым. Первая группа в 09.30 вечера в количестве четырех человек пошла в сторону маяка. Во второй группе, в числе которой был Лубянов, предварительно сходили за морской водой. Но когда двинулись, то вниз обвалился камень, шум. Немцы осветили берег. Едва укрылись в пещере. Немцы бросали гранаты. Часа через два, когда стихли разговоры немцев сверху, пошли и местами вплавь. Лубянов и политрук остались на берегу на дневку, двое других ушли вперед. Политрук к вечеру застрелился, так как у него была гангрена ноги. Вокруг было много трупов. Большинство застрелившихся. Увидел вдали городок 35-й батареи. Залез в одну из разбитых машин. Проснулся — немец с собакой. Привели к офицеру, а там были все, что ночью вышли из батареи. Группа старшего лейтенанта Буяцова шла в сторону Фиолента и наскочила на немецкую заставу. Пытались прорваться с боем, но потеряли трех человек, а сам он был ранен в руки. Нас поместили в лагерь в винограднике на Рудольфовой горе, где уже было около 5-6 тысяч наших пленных.
Сообщение Лубянова подтверждается рассказом старшины 1-й статьи В.И. Потапова из комендантского взвода охраны 35-й батареи, бывшим в те дни июля под командой старшего лейтенанта Буянова, которому со старшиной 2-й статьи Овечкиным удалось уйти в горы самостоятельно от всех групп.
Независимо от группы Комарницкого внизу в подземном ходе — потерне, который шел от массива батареи к левому КДП и имел выход к морю, до 9 июля оставалось много наших воинов, укрывавшихся от бомбежек, обстрелов с моря и с берега в надежде на приход наших катеров. [3]
Р.С. Иванова-Холодняк, которая находилась там до 9 июля, рассказала, что попала в подземный ход батареи случайно, когда с подругой пробиралась 3 июля из Херсонесской бухты берегом, а где и вплавь в сторону Фиолента в надежде попасть в Балаклаву. Возле входа в подземный ход ее предупредили бойцы, что дальше хода нет. У Голубой бухты немцы. По ее сведениям, в радиорубке, о которой ей рассказали радисты, наладили прием передач с Большой земли и слышали, что Севастополь оставлен и все войска планомерно эвакуированы. Наладить передачу сообщений о положении оставшихся защитников Севастополя не получалось, по причинам, ей неизвестным. За водой, ходила с чайником в массив батареи к баку и поила раненых и бойцов. В какой-то из дней подошел какой-то корабль. Стали семафорить, а он оказался румынским. Кто семафорил, ушли в радиорубку, и вскоре оттуда вышли ребята и сказали, что решено выходить наверх. Выходили и шли берегом в сторону Херсонесской бухты к пониженной части берега, где был выход на берег. По пути в скалах видели бойцов, которые стригли друг друга под машинку, брились и, видимо, тоже собирались идти вместе со всеми. Шли гуськом друг за другом, иначе невозможно было пройти. На выходе на берег в Херсонесской бухте вокруг стояли немецкие автоматчики, некоторые немцы были с фотоаппаратами и фотографировали нас. Всех обыскивали и забирали ценные вещи. Показали, где сесть мужчинам и женщинам. Выходили долго. Пришел немецкий офицер с переводчиком и приказал: «Комиссарам, командирам, юдам встать!» Сначала никто не поднимался, потом, после с третьего раза, поднялся один, потом другой, а потом поднялись вдруг все. Никто не остался сидеть. Немец разругался и ушел. Построили всех в колонну по четыре, мужчины впереди, женщины позади и повели в сторону Фиолента. В колонне Иванова-Холодняк видела работников обкома партии Куликовского, Кувшинникова, секретаря Севастопольского горкома комсомола Багрия и других. Меньшикова в колонне не было. Был слух, говорила она, что он застрелился. Говоря о наших бойцах и командирах, Иванова-Холодняк сказала: «Я не видела панического страха на их лицах. Это были самоотверженные люди. Лица их были усталые, запыленные и сосредоточенные. И отбиваться нечем. Глядя на них, и мне не было страшно. И когда подошли катера, они ведь кинулись к ним не из-за страха. Это была не паника, а естественное желание не попасть в плен. Они прекрасно сознавали, что если им удастся эвакуироваться, то война для них не будет закончена».
Иванова Р.С. (Холодняк) Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ лл.259-278 [3]
По данным полковника И.Ф. Хомича, плененного в этот день 9 июля 1942 года под обрывом 35-й батареи, было пленено около пяти тысяч приморцев.
Пискунов Д.И. Воспом. Госархив Крыма, ф.849 оп.3. ед.хр.235 л.79
После этой зачистки берега, в которой участвовали 9 вражеских катеров, в 35-й батарее, как упоминалось выше, укрылись в воздухоочистительных ходах-патернах группа С.А. Камарницкого и небольшие группы в составе 5 человек: одна Пискунова, другая майора А.М. Белоусова, которые продолжали искать возможность прорваться в горы.
Полковник Пискунов в своих воспоминаниях писал о неоднократных попытках прорваться в горы из-под крутого, обрывистого и высокого берега 35-й батареи в течение 5—12 июля 1942 года.
При этом он отмечает, что ночью 6 июля он со своей группой прошел в Херсонесскую бухту с целью разведки. Перед их взором предстала жуткая картина. Берег бухты вдоль уреза воды на всем его протяжении был завален трупами. Они лежали кучами и просто в ряд так, что ногу негде было поставить между ними. Это был результат расправы озверевшего врага во время очистки этой бухты от оставшихся войск Приморской армии днем 4 июля 1942 года.
Немецкие и румынские офицеры неоднократно сверху кричали нам сдаваться, но им отвечали на это огнем. В ночь на 6 и 7 июля были две попытки прорваться в горы, но они окончились для этих больших групп неудачно. Пыталась прорваться берегом в сторону Балаклавы группа врачей.
7 июля решили пробиваться через башни 35-й батареи, находившихся под охраной противника, предварительно сняв часовых. Был сформирован отряд для этого в 80 человек из людей в основном 95-й стрелковой дивизии, куда вошла и группа Пискунова. Возглавил отряд начальник штаба 95-й дивизии майор А.М. Кокурин. День 8 июля ушел на подготовку. И в этот день немцы начали лить в башни мазут, смешанный с керосином и бензином. Набросали зарядов и подожгли. Начались взрывы и пожар.
9 июля с приходом катеров противника к берегу 35-й батареи и зачистки берега, враг повторил выкуривание из батареи. Снова лили горючее и бросали заряды. Снова большой пожар. В живых остались люди, находящиеся в воздухоочистительных ходах, имевших прямой выход в крутом берегу над морем. 10 июля противник закрыл выходы из башен и проник в батарею.
12 июля противник занял позиции по краю берега у батареи и с 8 утра в течение около трех часов забрасывал берег ручными гранатами. Потом подошло несколько катеров, с которых спустили резиновые лодки, в которые сели по три автоматчика. Началась последняя зачистка берега.
Гражданских лиц оказалось человек двадцать, в основном женщины, их увели сразу. Военных было 120. В их числе было 10 женщин военных медиков и 15 рядовых. Остальные – комсостав, в основном, средний. В числе пленных оказались командир артполка подполковник И.И. Хаханов, зам. командира 109-й стрелковой дивизии полковник Иманошвили, командир армейского артполка майор Б.Н. Регент, начхим 95-й дивизии майор М.В. Рубинский, подполковник Н.К. Карташев из штаба ЧФ, бывший начарт 386-й дивизии полковник Д.Д. Коноплев, подполковник КА. Кудий, капитан А.Н. Чуйков, начальник штаба одного из полков 109-й стрелковой дивизии, командир 134-го гаубичного артполка майор Голубев, полковник И.Н. Карташев, начальник артиллерии 95-й дивизии полковник Д.И. Пискунов и другие. В этот день 12 июля 1942 года, можно сказать, фактически закончилась героическая оборона Севастополя, которая длилась не 250 дней, а 259. По некоторым данным, в воздухоочистительных ходах 35-й батареи и в недоступных для противника некоторых местах южного побережья Херсонесского полуострова и до мыса Фиолент еще оставались небольшие группы защитников Севастополя. Их судьба пока неизвестна. Взятый в плен 12 июля сержант управления штаба 95-й стрелковой дивизии Н.Л. Анишин написал, что «когда нас вывели на берег, то перед строем пленных вышел немец и произнес короткую речь, если ее можно так назвать. Он сказал: «Немецкое командование вас милует, потому что вы храбро сражались». Так с достоинством охарактеризовал он нас, защитников Севастополя, но в родном Отечестве мы оказались в немилости».
Анишин Н.Л. Воспом. Фонд музея КЧФ, д.НВМ лл.304-308
Рядовой 142-й отдельной стрелковой бригады Ф.П. Землянский, находившийся в 35-й батарее и взятый в плен в этот же день запомнил, как немец-переводчик перед строем пленных сказал что «мы своим бессмысленным сопротивлением задержали отправку немецких войск на Кавказский фронт» и когда он кончил говорить, то из строя пленных вышел подполковник или полковник и сказал следующее:
«Дорогие мои товарищи, защитники Севастопольской обороны, мы сейчас в плену у врагов, но мы не сдались, мы стойко и честно защищали наши священные рубежи. И если кому из нас доведется остаться в живых, то передайте соотечественникам о том, что мы свой воинский долг выполнили до конца, пусть знают об этом»
Истина между тенью и светом (Приморская армия без полководцев?)
Полковник Иван Федорович Хомич, попавший в плен в этот день, потом говорил, что, по его определению, «в тот день врагом было взято в плен не менее пяти тысяч человек. К исходу дня берега Ново-Казачьей бухты опустели. Наши разведчики, ходившие ночью в бухту, докладывали, что на берегу нет ни одной живой души.
10 июля днем противник закрыл выходы из башен и проник вовнутрь на первый этаж. Наша группа оказалась изолированной и отрезанной от выходов через башни. И тогда мы начали готовиться к уходу в горы через Херсонесскую бухту.
Однако осуществиться нашему плану не было суждено. В середине дня в Ново-Казачью бухту пришли шесть неприятельских пушечных катеров. Автоматчики, высадившиеся с катеров на берег, произвели осмотр берега и под дулами своих автоматов вывели нас из укрытий, и мы оказались в плену.
В этот раз в Ново-Казачьей бухте немцами было взято 120 человек».
Моргунов. Сочинения. стр.452
Утром 4 июля Совинформбюро передало сообщение: «По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь».
В день взятия Севастополя немецкое командование известило о падении крепости: «Севастополь пал. Над крепостью, городом и портом развеваются германские и румынские флаги. Германские и румынские войска под руководством генерал-полковника фон Манштейна, мощно поддержанные испытанными в боях авиационным корпусом генерал-полковника барона фон Рихтгофена, после 25-дневной ожесточенной борьбы взяли сегодня в полдень сильнейшую из всех когда-либо существовавших в мире сухопутно-морских крепостей».
При образцовом взаимодействии всех родов оружия были взяты стальные форты, выбитые в скалах укрепления, подземные позиции, бетонные и земляные форты, а также громадное количество полевых укреплений. Число пленных и трофеев необозримо.
«Голос Крыма». — 1942. — 2 июля. — Экстренный выпуск. [1]
1 июля в город вошли регулярные германские войска и в час дня водрузили на разрушенном куполе панорамы флаг со свастикой: «Развертывающаяся перед нами картина представляет собой хаос и разрушение. С трудом пробираемся мы через загромождающие улицы обломки… Густой дым окутывает город.
Из погребов начинают выходить первые жители, главным образом женщины и старики. Видно по ним, насколько они рады, что наконец окончился этот ужас… В порту поднимаются из воды верхушки мачт затопленных военных судов».
«Голос Крыма». — 1942. — 5 июля. [1]
«В ходе боев по взятию Севастополя с 7 июня по 4 июля взято 97 000 пленных, в том числе заместитель командующего армией генерал Новиков, захвачено или уничтожено 467 орудий, 26 танков, 824 пулемета, 758 гранатометов, 86 противотанковых орудий и 69 зенитных орудий. Потери большевиков от 30 до 40 тыс. человек. Общие потери германских войск: 872 офицера, 23 239 унтер-офицеров и солдат».
«Голос Крыма». — 1942. — 10 июля. [1]
Командующий 11-й немецкой армией генерал фельдмаршал Эрих фон Манштейн в своих воспоминаниях «Утерянные победы» так описывает события последних дней боев за Севастополь. «…День 1 июля начался массированным огнем по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города. Обстрел был успешным. Уже через некоторое время разведчики донесли, что серьезного сопротивления противника не ожидается. Ведение огня было приостановлено, дивизии пошли в наступление. Вероятно, противник в ночь на 1 июля вывел свои главные силы из крепости на запад.
Но борьба еще не закончилась. Приморская армия, правда, оставила город, но лишь с целью попытаться оказать новое сопротивление на позициях, которые прикрывали Херсонесский полуостров, возможно, во исполнение приказов Сталина бороться до последнего человека или в надежде вывезти ночью на кораблях Красного флота хотя бы часть армии из глубоких бухт западнее Севастополя. Но в действительности были вывезены на торпедных катерах только немногие из высших командиров и комиссаров, в том числе командующий генерал Петров.
Его преемник, командир 109-й стрелковой дивизии генерал-майор П.Г. Новиков был задержан в Черном море нашим торпедным катером (итальянским) при попытке спастись подобным образом. 72-я дивизия захватила бронированный ДОС «Максим Горький-2», который защищался гарнизоном в несколько тысяч человек. Другие дивизии все более теснили противника на самый конец полуострова. Противник предпринимал неоднократные попытки прорваться в ночное время на восток в надежде соединиться с партизанами в горах Яйлы. Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов. Само собой разумеется, что потери при таких попытках прорваться были чрезвычайно высоки.
Наконец, остатки Приморской армии попытались укрыться в больших пещерах, расположенных в крутых берегах Херсонесского полуострова, напрасно ожидая своей эвакуации. Когда они 4 июля сдались, только из района крайней оконечности полуострова вышло около 30 000 человек.
Потери противника в живой силе превосходили наши в несколько раз. Количество захваченных трофеев было огромно. Крепость, защищенная мощными естественными препятствиями, оборудованная всеми возможными средствами и оборонявшаяся целой армией, пала. Эта армия была уничтожена, весь Крым был теперь в наших руках. С оперативной точки зрения, 11-я армия как раз вовремя освободилась для использования в большом немецком наступлении на южном участке Восточного фронта.
По немецким источникам, было захвачено 97 000 пленными — 467 полевых, 86 противотанковых и 69 зенитных орудий, 26 танков. По советским данным, по состоянию на 3 июля в районе мыса Херсонес оставалось еще 79 539 человек, которых так и не смогли эвакуировать. Потери 11-й армии при последнем штурме Севастополя составили (по данным донесения ее штаба) 4337 убитых, 18183 раненых и 1591 пропавших без вести.
Конечно, после падения Севастополя я получил массу поздравлений. Часть подарков доставила мне особую радость. После того как мы 1 июля поздним вечером, по получении телеграммы фюрера о присвоении мне звания фельдмаршала и учреждении знака «Крымский щит» для 11-й армии, еще собирались, чтобы отпраздновать в нашем татарском домике, на небольшой открытой веранде, это событие, наш начальник разведывательного отдела майор Генерального штаба Эйсман ночью выехал в Симферополь. Там он поднял с постели одного татарина, золотых дел мастера, дал ему свои серебряные часы и приказал к утру сделать из серебра, содержащегося в часах, одну пару маршальских жезлов на мои погоны. Когда я 2 июля появился к завтраку, жезлы, с тонкой- гравировкой, лежали на моем месте. Это был трогательный знак привязанности, и именно потому он доставил мне большую радость…».
5 июля в Севастополе побывала группа иностранных журналистов, осматривавшая город и окрестности; 1 августа сюда прибыл румынский король Михай I.
