Черкашин Н. Шалава с «Таравы» (документальная байка)

Эту историю поведал мне командующий Тихоокеанским флотом адмирал Владимир Васильевич Сидоров. Он великолепно владел жанром устного рассказа и слушать его было одно удовольствие. Тихоокеанец с курсантских погон. Участвовал в войне с Японией. В 2000 году Владимира Васильевича не стало. Царствие ему небесное и вечная память!

Холодная война в мировом океане была в разгаре. И горячая война во Вьетнаме тоже была в разгаре. Американцы гоняли свои авианосцы от берегов Калифорнии к берегам Индокитая. А наши отслеживали их из-под воды, с моря, воздуха и космоса.

Шёл на бомбардировку Вьетнама американский десантный корабль типа лёгкого авианосца «Тарава». На борту батальон морской пехоты, авиаэскадрилья с самолётами вертикального взлёта и прочие прелести.

И шёл за ним следом – в кильватер – наш РЗК, небольшой разведывательный корабль, назовём его «Сетунь». Попал на «Сетунь» и не сетуй! По полгода швырял этот кораблик Тихий океан. Глаз с «Таравы» не спускали и днём и ночью. Особенно ночью, когда с РЗК забрасывали трал, и приходил этот трал вовсе не с травою морскою, а с мусором, выброшенным американцами за борт. Не особенно их парила экология мирового океана. Но и наши ребятки тоже не из «Гринписа». Они этот мусор просеивали и находили порой удивительные вещи: например, инструкцию по уходу за секретным штурмовиком вертикального старта, или обрывки недосожженных шифрограмм, многое чего находили!

Ребята дело своё знали.

Однажды, когда трал вытащили на ют с очередным уловом в виде сигаретных пачек, бутылок из пепси-колы и прочей дряни, боцман, который ведает постановкой трала, прибежал на мостик в крайне смятенном состоянии. Он даже говорить толком не мог, а только выталкивал отдельные слова. Напугать этого просоленного моремана могло лишь нечто сверхординарное – ну, какая-нибудь доисторическая тварь типа дракона. И то бы так не ошарашила.

Командир «Сетуни» капитан 3 ранга Иванов с интересом глянул на боцмана:

— Егорыч, у тебя такой вид, как у детей из сказки Пушкина: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…»

— Так точно! – Выдохнул боцман. – Только живого!

-Живого мертвеца?

— Никак нет! Бабу!

— Русалку что ли?

— Так точно, чёрную живую бабу! Ш-шевелится там на юте.

— Егорыч, а ну дыхни!

— С удовольствием, товарищ командир! … Только для вас. Гха!

Командир поморщился:

Боцман, у тебя, что блендамет кончился? Или ты зубы пастой «Гойя» чистишь?

— Товарищ командир, она там! И вся мокрая!

— Вот только без этих порнографических подробностей! Сегодня не 1 апреля. Тут до ближайшего берега тысячу миль! Кто тут может плавать?!

— Тарщь кандир, она не по-нашему говорит. Поговорите вы с ней!

Капитан 3 ранга Иванов вышел на ют и остолбенел и даже перекрестился про себя — «Свят! Свят!! Свят!!!»: матросы тральной партии выпутывали из сети чернокожую женщину в голубом комбинезоне с шевронами уорент-офицера ВМС США. Дама с тихим ужасом озиралась, смотрела то на Иванова, то на обступивших ее матросов глазами русалки, которая попала в лапы пиратов или сексуальных маньяков.

— Добрый вечер, мисс! – Произнёс Иванов на неплохом английском. Разведчик, как никак, учил язык. – Добро пожаловать на борт!

— Меня здесь не тронут? – Спросила девушка, разглядывая вражеских моряков и вражеского доктора, который выскочил в на редкость белом халате.

— Даже не надейтесь! – Не очень складно выразил мысль командир. – У нас тут «сухой закон». Он распространяется и на женщин. Не хотите ли принять горячий душ и чашечку кофе?

— О, да! Я очень замёрзла!

Нечаянную визитершу отправили в душ, при чем у двери душевой был выставлен матрос-часовой со штык-ножом. То ли иностранку конвоировал, то ли охранял ее от нескромных заглядываний изголодавшихся в воздержании моряков.

А Иванов тем временем соображал, куда поселить американского уорент-офицера. В каюту старпома? У него там служебная документация. К заму? Ну, конечно, к нему! Пусть изучает у него полное собрание сочинений Ленина и папку с боевыми листками!

О находке в трале было немедленно доложено во Владивосток, в штаб Тихоокеанского флота.

 — Имею на борту спасённого американского военнослужащего женского пола — полетело радио в штаб.

 — Немедленно прекращайте слежение и полным ходом следуйте в базу! — был ответ.

Командира очень обрадовало такое приказание, он уже пятый месяц не был дома. Из душевой американку, переодетую в новый тельник и чистую робу, доктор и боцман провели в каюту замполита. Увидев портрет Ленина на переборке, она спросила Иванова:

— Это ваш дедушка?

— В некотором роде. – Уклончиво ответил капитан 3 ранга. – Вы военный человек. Представьтесь, как положено.

Девушка приняла строевую стойку:

-Уорент-офицер технической службы авианосца «Тарава» Дженифер Пссаки, сэр!

Боцман за спиной доктора тихо ахнул:

— Наградит же, Господь, таким имечком! У нас в Тамбове собак краше зовут.

Доктор ткнул его локтём.

— А что такое «уорент-офицер»?

— Ну, это типа мичмана, как ты.

— Как я? – Обиделся боцман, ветеран Холодной войны. – Зелень подкильная, а туда же! …

Доктор ещё раз ткнул его локтём: серьёзная международная церемония – помолчи!

— Благодарю вас за спасение, сэр! – Произнесла Пссаки, не выходя из строевой стойки.

— А, не стоит… Пустяки. – Махнул рукой Иванов. — Дело житейское. В чем вы нуждаетесь?

— Нет ли у вас фена? Волосы совершенно мокрые…

Командир на секунду задумался, потом обратился к боцману:

— Принеси теплопушку.

Агрегат, которым на корабле сушили окрашенные переборки, был мгновенно доставлен и изготовлен к работе.

— Врубай!

Мощный поток горячего воздуха отбросил мулатку в угол и взметнул рой боевых листков. Портрет вождя перекосился. Но зато рыжие кудряшки мгновенно высохли.

— Стоп дуть!

— Какой хороший у вас фен! – Похвалила американка, выбираясь из-под груды свалившихся на неё ленинских томиков. Командир подарил ей вежливую улыбку. Стройный, ясноглазый, светловолосый он был живым воплощением советского Рэмбо. Дженни посмотрела на него и со вздохом спросила:

— Вы уже сообщили обо мне?

— Ну, конечно! В первую же минуту.

Дженни увидела себя в зеркале и радостно ужаснулась:

— Мой Бог! Неужели это я? Сэр, а нет ли у вас на корабле косметички?

— Вот досада! Так торопились в море, что все матросы забыли косметички в казарме. А свою личную я утопил во время шторма. Волна в иллюминатор захлестнула, и косметичку унесло вместе с ковром и мегафоном.

— Какой ужас!

— Но мы что-нибудь придумаем. Вот у нас в деревне девки щеки свеклой румянили. Свеклы у нас навалом. Мы ее в борщ кладём.

Миссис Пссаки глянула в зеркало, прикинула, как будут смотреться ее намазанные свеклой шоколадные щеки, и вздохнула.

— Кладите ее в борщ… А нет ли у вас туши?

— Ну, конечно есть! — Обрадовался командир. – У штурмана. Он ею кальки маневрирования чертит.

— А чем чертит?

— Рейсфедером, конечно.

-Тогда дайте мне, пожалуйста, рейсфедер!

Рейсфедером Дженни очень ловко стала выщипывать брови. Иванов аж засмотрелся. Кто бы мог подумать, что у штурман владеет таким замечательным косметическим инструментом.

— У нас и краски есть. – Предложил Иванов. – Вот, пастель, акварель…

Видимо, командир не совсем точно перевёл слово «пастель».

— Хочу…- Томно протянула чёрная пантера.

— Да вот тут у зама в рундучке. Выбирайте!

Дженни улыбнулась и стала дурачиться: наложила под глаза голубые «тени», нафабрила кармином губы.

 — А ничего герла, хоть и чучундра, конечно! — мысленно одобрил ее командир.

— Ну, вот, — сказала она, намазывая полные губы брусочком пастели. – Теперь я не смогу ни есть, ни пить и даже целоваться!

Она игриво посмотрела на Иванова.

— Сотрется, мы ещё добавим. У нас пастели много.

— А лака у вас нет?

-Есть! – Снова обрадовался командир. – Отличный лак – кузбасс-лак! Мы им якорь и кнехты красим.

— Давайте!

Боцман приволок флягу с кузбасс-лаком, и с глубоким изумлением стал следить, как девушка красила ногти.

— Великолепный цвет! – Одобрила Дженни. – Не правда ли он мне к лицу?

— О да!

— Тогда я сделаю себе ещё и педикюр.

И она принялась чернить ногти на ногах. Лак въедался в них хорошо, насмерть.

— Тарьщ кондир, — испуганно шепнул боцман. – У меня ведь и уайт-спирт есть, если оттереть там чего…

— Свободен, боцман. У меня тоже спирт есть.

Пока уорент-офицер Пссаки наводила марафет, командир ее авианосца кэптен Болдуин связался по УКВ с командиром «Сетуни». В вольном пересказе их строгий военно-дипломатический диалог звучал бы так:

— Привет, кэп! У нас ЧП – одна наша шалава свалилась ночью за борт. Вы там за нами идете, всякую дрянь подбираете, вы ее случайно не подобрали?

— Охота нам всякую дрянь подбирать! Мы трал спускаем, чтобы рыбку ловить, экипаж морепродуктами подкармливать.

— Так может, вы ее и выловили, эту рыбу-престипому?

— Посторонних шалав на борту у меня нет. Следую своим курсом. Счастливого плавания, кэп!

И деру самым полным ходом курсом на Владивосток. Американцы весь район на вертолётах обшарили, ничего не нашли, кроме собственного мусора, выброшенного за борт. Командир авианосца снова выходит на связь с РЗК «Сетунь»:

-Осмотрели акваторию в радиусе десяти миль. Кроме вас здесь никого нет. Посмотрите у себя хорошенько. Она у вас должна быть.

-На борту посторонних лиц нет. Все свои. Следую своим курсом, и ваще следить за вами больше не буду, потому что надоели вы своей «Таравой» хуже консервированной редьки!

И тут же даёт радио во Владивосток: так, мол и так, американцы пристают, просят вернуть их шалаву.

Штаб флота отвечает:

— Следовать своим курсом! В радиопереговоры не вступать! Мы уже в Главный штаб доложили, ждем указаний из Москвы.

В Москве об удачном улове РЗК «Сетунь» доложили Главкому. Тот тут же позвонил оперативному дежурному и грозно распорядился:

— Немедленно вернуть!

Оперативным стоял капитан 1 ранга новичок. Переспросить Главкома «что вернуть и куда вернуть» не посмел. А Главком по случаю субботы укатил на подмосковную дачу.

События же посреди Тихого океана развивались угрожающе. «Тарава» резко уходит с курса на Вьетнам и догоняет «Сетунь». Кэп Болдуин выходит на связь и чуть ли не плачет:

— Капитан, мы же оба моряки: человек за бортом – святое дело. Верните нам нашего человека!

Капитан 3 ранга Иванов молчит. Вступать в радиобмен с вероятным противником запрещено. Ушёл в каюту зама проведать свою пленницу. Та очень заскучала наедине с портретом Ленина и его сочинениями.

— Куда мы следуем, сэр?

— Во Владивосток.

— А что я там будем делать?

— Ну, виды города посмотрите. На «американских горках» покатаетесь. Мороженное поедим…

— Ах, как жалко, что вы не китаец!

— ???

— По китайскому обычаю, если кто-то кого-то спасает на воде, то тот потом всю жизнь кормит спасённого. А если это женщина, то на ней женится.

— Нда… Интересный народ, эти китайцы. Я, конечно, не китаец, но иногда что-то китайское во мне просыпается…

Звонок с мостика:

— Товарищ командир, прошу прибыть на ГКП!

Два вертолёта с «Таравы» кружат над «Сетунью» в надежде рассмотреть, нет ли на палубе чернокожей женщины. Но никаких женщин на РЗК нет – ни чернокожих, ни белокожих. Вертолётчики сбрасывают на палубу вымпел. В нем записка от командира авианосца:

«Верните нашего уорент-офицера. Она дочь конгрессмена. Ваши действия могут спровоцировать серьёзный военный конфликт!»

Иванов приуныл. В который раз запрашивает Владивосток. Ответ все тот же: «Ждём указания Главкома. Продержитесь до понедельника. Высылаем усиление: два БПК и атомную подводную лодку». Заманивайте «Тараву» подальше от Вьетнама»

Капитан 3 ранга Иванов собирает «военный совет в Филях»: на ГКП вместе с ним старпом, замполит, механик, доктор и боцман.

— Может, мы ее за борт выкинем? Где взяли, туда и вернули.

— Да, бывали такие прецеденты. – Поддержал его зам. – Стенька Разин, например.

Командир насупился:

— Не хорошо женщинами швыряться. Кстати, вы знаете, что потом с персиянкой случилось, когда ее Стенька Разина за борт отправил? Послушайте!

И он запел хорошо поставленным командирским баритоном:

Персиянка быстрой рыбкой да на остров приплыла.

И с загадочной улыбкой чёрну косу заплела.

И сказала персиянка, не пойду за казака!

Лучше стану я подарком для простого рыбака.

— Спаслась, значит! – Обрадовался почему-то боцман. – Шустрая. Плавать умела.

— Ага. – Подтвердил доктор. – Зачёты на ГТО сдала.

А командир допевал финальный куплет:

А на плахе Стенька Разин вспомнил бедную княжну.

И палач его образил за царя и за жену!

— Так ему и надо! – Одобрил палача и осудил Стеньку боцман. – Тоже мне Герасим нашёлся, моду взял Муму топить.

— Пойду я нашу Муму проведаю. – Сказал командир. Американка очень обрадовалась его возвращению.

— Скажите, капитан, а в вашей стране межрасовые браки заключаются?

— Конечно. Только рас у нас маловато – раз, два и обчёлся: белая да жёлтая.

— А межэтнические браки?

— О, это всегда, пожалуйста! У нас чуваши женятся на чукчах, каракалпаки на корячках, татары на монголках, финны на мордвинках… Кто на ком только не женится! А русские сразу на всех! Повальный интернационализм и полное женское равноправие.

— А вы бы могли взять в жены темнокожую женщину?

— Теоретически да.

— А практически?

— Практически политотдел не позволит.

— А что такое «политотдел»?

— Ну, это такая организация, которая лучше всех знает, как надо жить. И с кем жить. Мне трудно вам объяснить.

— Ааа! Это как у нас мормоны!

Капитан 3 ранга Иванов не знал, кто такие мормоны, но на всякий случай согласился, и девушка успокоилась.

Штаб Тихоокеанского флота, не на шутку встревоженный заявлением командира «Таравы», довёл Главный штаб своими звонками до тихого озлобления. Никто не знал, что делать с «Таравой» и его шалавой. Оперативный дежурный бесстрастно повторял, как автоответчик:

— Ждите ответа! Главком на даче. Вернётся в понедельник.

— Но у нас горящий вопрос!!!

— До понедельника потерпите. Никто к главкому на дачу ради вашей шалавы не поедет. Всем жить охота.

Командующий Тихоокеанского флота уже не ходил, а нервно бегал по кабинету. То и дело выходил на связь с «Сетунью»:

— Командир, доложите обстановку!

— Следуем во Владивосток, товарищ командующий.

— Как там эта ваша пассажирка. Не обижаете ее?

— Никак нет!

— Что она сейчас делает?

— Ей боцман тату сейчас делает.

— Чего?? Что он ей делает? Не понял. Помехи по связи… Повторите по буквам!

— «Твёрдо» — «Аз» — «Твёрдо» — «Ухо»…

— У кого твёрдое ухо? На ухо твёрдая? Глухая, что ли?

— Да не ухо. Она попросила боцмана сделать ей наколку на память. Тату! Татуировку. На груди.

— Немедленно прекратить это безобразие! Боцмана под арест!

— Товарищ адмирал, боцман не виноват! Она сама его упросила.

— Ну, хорошо…! Отставить арест. Но иностранку категорически изолировать от контактов с личным составом!

— Есть изолировать!

Член Военного Совета Тихоокеанского флота с удивлением прислушивался к разговору командующего.

— Что они там вытворяют?

— Да наколку ей делают на ухе! Попросила на память.

— А больше она ничего не попросила? Как они ее клеймёную потом передавать будут? – Встревожился ЧВС. — Представляю, что они ей там наколют… Это же разведчики, хулиганье!

— Да что они ей могут выколоть? – Рассуждал комфлота. – Разве что бортовой номер корабля. Так это не секретно…

— А если слово из трёх букв? – Вскинул брови ЧВС. – Они ж других слов и не знают. Представляешь, как американцы потом это раздуют?! На весь мир понесут!

— Ну, есть и другие слова из трёх букв. «ДМБ», например. Где они его только не пишут!

— ДМБ ещё куда ни шло… Главное надо правильно объяснить, что это означает.

— «Дембель» и означает.

— Нет, надо, чтобы красиво было. Вот: ДМБ – «Даёшь Морское Братство»!

— Здорово! Пожалуй, я себе такую же сделаю. Только не на ухе, конечно.

…Министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко тоже собрался в этот субботний день на дачу. Но не успел уехать до звонка из Вашингтона. Звонил его коллега – министр иностранных дел США.

— Господин Громыко, там ваши моряки нашу девушку в плен взяли. Неплохо бы ее назад вернуть. А то тут ее папа, конгрессмен, очень волнуется. Требует от нашего Седьмого флота морской блокады Владивостока.

— Успокойте папу! Девушка в надёжных руках. Скоро он ее увидит.

И тут же перезвонил на дачу по «кремлёвке» Главкому:

— Верните, пожалуйста, Дженнифер Пссаки на ее корабль.

— Да мы ее уже вернули!

— Если бы ее вернули, мне бы из Вашингтона не звонили.

— Сейчас разберёмся, Андрей Андреевич, не волнуйтесь.

И Главком прямо с дачи по прямому проводу в штаб Тихоокеанского флота:

— Вы что там клопа жарите?! Я же сказал: вернуть эту даму ее заокеанским хозяевам!

— Нам никто, ничего… Первый раз слышим!

— Да вам уже пять часов назад должны были позвонить и передать!

— У нас тут по времени семь часов разница.

— Я вам покажу разницу! Немедленно вернуть эту отраву на «Тараву»!

Но все это оказалось не так-то просто. Узел связи ТОФа лихорадило от настырных звонков комфлота:

— Почему не можете передать срочное радио на «Сетунь»?

— Товарищ командующий, радио не проходит! В зоне «Сетуни» мощная ионосферная буря. Помехи идут сплошняком!

— Какой прогноз на ближайшие три часа?

— Плохой…

Адмирал схватился за голову, потом снова за телефонную трубку, на этот раз звонок адресовался командующему авиацией Тихоокеанского флота.

— Поднимите самолёт-ретранслятор! Пусть поможет установить связь с «Сетунью»!

— А куда лететь-то?

— Далеко. В район Гавайских островов!

— Не долетит. У самолёта перед капремонтом ограничение радиуса полёта.

— Хоть почтовых голубей посылайте, но чтоб связь была! Речь идёт о судьбе всей международной обстановки!

Только на вторые сутки командир «Сетуни» получил долгожданное радио: «Гражданку США срочно вернуть на авианосец. Продолжать выполнение ранее поставленной задачи. Командующий флотом».

Капитан 3 ранга Иванов вихрем ворвался в каюту заморской пленницы:

— Собирайтесь! Сейчас мы вас будем передавать на «Тараву»!

— Но, капитан! Вы же обещали Владивосток показать! На «американских горках» покататься, мороженное, наконец, обещали! Ох, мама не зря говорила: «Никогда не верь мужчинам!»

Последнее замечание Иванова задело за живое.

— Вот вам комплект открыток с видами Владивостока! На «американских горках» вы и в Америке покатаетесь. Там они у вас «русскими горками» называются. А мороженное у вас все равно лучше владивостокского. А от нас вам презент – банка варёной сгущёнки. Пробиваете в крышке две дырки и сосите на всю катушку!

— Кадушку? – Удивилась Дженни и дико захохотала. – Кадушка!!! У вас тоже есть кадушка?

Иванов при всем при том, что он был разведчиком, и слыхом не слыхивал, что у американских индейцев «кадушкой» называется групповой эротический танец.

— Есть, есть у нас кадушки. У моей мамы в погребе до сих пор кадушка с солёными огурцами стоит.

— Кадушка с огурцами! – Заходилась от смеха Пссаки, представляя себе невероятное зрелище, недоступное, впрочем, воображению командира РЗК. Иванов нервничал:

-Собирайтесь быстрее! Вертолёт уже над палубой висит. Вот ваше обмундирование! Переодевайтесь!

— Тогда отвернитесь, сэр!

— Да я вообще выйду!

Но Дженни не дала ему этого сделать, она стянула с себя полотняную робу, и протянула к Иванову обнажённые темно-смуглые руки:

— Не уходи, мой капитан! Я не хочу с тобой расставаться! Я люблю тебя! Ты настоящий мужчина! Ты такой сильный и заботливый! Я остаюсь в России навсегда! Это прекрасная страна, где чукчи женятся на корячках, а чуваши на караколпачках! Где танцуют «кадушку» с огурцами! Где умеют делать «варёнку»! Я остаюсь в России! А вертолёту дайте отмашку! Пусть летит нах…!

Как ни был обескуражен Иванов таким поворотом дела, все же поинтересовался:

— Где это вы таких слов набрались?

— Ваш милый боцман пока делал тату, учил меня русскому языку! Мне очень понравилось сердечко на его груди, сделанное из слов.

Иванов с ужасом припомнил фразу, наколотую на груди боцмана в виде сердца: «Гадом буду, не забуду Веру, Машу, Любу, Люду» И ещё семь имён ниже ватерлинии.

Дженнифер бесстыдно подняла полосатую майку, обнажив грудь. Но взгляд командира оставил ее прелести без внимания, взгляд вперился в начатую, но недоконченную фразу: «Гадом буду, не забуду…»

— Боцман… Падшая женщина! – Смягчил командир привычное неприличное словцо. – Ну, я с ним еще разберусь!

— Сэр! – Сияла черная пантера, радуясь эффекту, который произвела на командира то ли ее грудь, то ли магическая надпись. – Я приняла окончательное решение! Я остаюсь с вами. Так и передайте моему командиру!

Иванов с трудом взял себя в руки и бесстрастно произнёс:

— Добро. Я ему передам.

И с этим словами он кинулся в ходовую рубку. Радиотелефон после ионосферной бури снова заработал.

— «Сосна», «Сосна», я «Шишка»! Спасённый объект просит предоставить ему политическое убежище!

— Хрен ей, а не политическое убежище! – Взъярился на том конце радиомоста командующий флотом. – Командир, это провокация! Немедленно передать ее на авианосец! Тут ее портреты уже и БиБиСи и СиэНэН по всему миру показывают!

— Это не провокация! Она в боцмана влюбилась, — слукавил командир, — потому и уходить не хочет.

— Передайте ее на «Тараву» вместе с боцманом! Только пусть исчезнет эта шалава с нашего корабля!

— Не могу боцмана передать! Он нам самим ещё нужен. За ним столько несписанного имущества!

— Вас понял. Сейчас с вами ЧВС будет говорить. Политика это по его части.

Трубку взял Член Военного Совета, политический вдохновитель Тихоокеанского флота. Голос его был твёрд и негодующ:

— Командир, ты что там за бардак развёл?! Насажал целый пароход баб, и весь мир на уши поставил! Вот вернёшься, ответишь по всей строгости советских и американских законов! Выдворить ее немедленно! Даю четверть часа. Не управитесь, персональное дело заведём!

Уходить не хочет? Силой ее! Взашей!

— Товарищ вице-адмирал! К ней не подступишься! Она здоровая, как пантера! Мастер спорта по дзюдо!

— Найдите и вы дзюдоиста в своих рядах! Усыпите ее нах…! Пусть доктор ей укол вколет! Все! Время пошло: ноль!

Доктора со шприцем Дженнифер к себе не подпустила. Запустила в него фарфоровым бюстиком генсека со стола зама и разбила шприц. Тогда командира осенила спасительная идея:

— Боцман, иди к ней и скажи, что хочешь тату докончить. И вколешь ей шприц-тюбик с димедролом.

Боцмана девушка к себе подпустила на правах старого друга. Доверчиво распахнула грудь. Боцман перечитал надпись и задумался: «не гоже ей женские имена-то колоть, а то скажут ориентация не та. Надо мужские. Но какие? Чтобы складно было…» Первым он решил поставить своё имя. «Гадом буду, не забуду Витю…» Потом пошли имена доктора, старпома, командира, зама – Витю, Колю, Петю… Дальше нужна была рифма к слову «буду». Но кроме «Махмуда» в голову ничего не лезло. Но матрос-электрик Махмуд Уразбеков из боевой части пять никакого отношения к спасению американки не имел. Но все же имел отношение к «Сетуни». Может так написать: «…не забуду Витю, Колю и Махмуда»? Но тогда пропадал доктор Петя.

Тут зашипел динамик внутрикорабельной трансляции и очень злой голос старпома произнёс:

— Боцману ускорить работу!

— Есть! – Привычно ответил боцман и с огромной жалостью, воткнул иглу шприц-тюбика. Дженни вскрикнула и на автомате по-дзюдоистски врезала боцману в челюсть. Однако дело было сделано. Мисс Пссаки вырубилась через три минуты, о чем боцман доложил командиру по телефону. В каюту влетели командир, доктор и старпом.

— Все, быстро переодеваем ее и на палубу!

— А тату? – Резонно спросил доктор. – Мы что, ее в таком виде вернём?

— Срамота. – Согласился командир. – Дёрнуло же тебя, старый хрен, эту тату делать?!

— Она сама меня попросила! Ей сердечко очень понравилось.

— Сама, сама… Хорошо, что она не видела, что у тебя на спине наколото. А то бы ты ей и это наколол!

Боцман стыдливо почесал спину.

— А что у него там написано? – Заинтересовался очень любознательный доктор.

— Потом скажу. А то у тебя руки начнут трястись, как у донора с сорокалетним стажем. Боцман, смыть сможешь?

— Да не переживайте, тарьщ кандир, я ей жидкостью для замазки ошибок на бумаге колол. Чтоб белое на чёрном было видно. Эти белила легко смываются.

— Смывай!

— Только ее раздеть надо до пояса. А то все мокрое будет.

— Ты малевал, ты и раздевай.

Боцман принялся за дело.

— Ну, надо же! – Комментировал он. – Все как у наших баб… Только сиськи черные.

— Боцманило! Сейчас у тебя сиська почернеет! Давай шустрее! Там вертолет висит. Керосин сжигает…

— Пускай повисит… — Ворчал боцман. – Америка богатая… Керосину хватит…

Потом он очень старательно стал стирать надпись сначала губкой для мытья посуды, помогая себе ластиком…

-Хватит тереть, боцман! – Не выдержал старпом. – Это тебе не палуба! До дыры протрёшь. Вон у неё и кожа уже побелела.

— Это белила выходят. – Успокоил боцман. – Щас, ещё пару слов… Ну, кажись, все…

— Стер что ли?

— Почти…

— Что значит «почти»? Что значит «почти»? – Заволновался командир. – Тут ещё три буквы остались. И самые нехорошие – «Гад…»

— Не оттираются никак! – Вздохнул боцман. – Может, фосфатом их? У нас в машинном отделении есть.

— Хренатом! – Взъярился Иванов. – Надо было думать, когда колол! Что ты ей туда засандалил?!

-Белую канифоль… — Нехотя признался боцман. – У нас же поначалу серьёзно было. Потом я уже понял, что она прикалывается и на белила перешёл.

— Ты колол, она прикалывалась – симфония любви! Заканифолил девушку, мля! Все! Хорош! Не трогай ее больше. Убери наждак! Кому говорю?! Оставим так. «Гад» по-английски «Бог». Пусть думают, что мы хотели «О, май гад!» наколоть.

— О! — обрадовался боцман, — так я могу ей три буквы спереди доколоть!

-Я щас тебе сзади доколю! Во-первых, не три буквы, а четыре, да ещё восклик. Во-вторых, время все вышло!

— А давайте мы ей пояснительную записку вложим: мол, хотели написать «О, мой Бог!» да не успели.

— И тебе, док, вложу! – Пообещал командир, — за измывательские предложения! Дело международной важности, а им хиханьки. Я же за все отвечать буду.

— Тарьщ кандир, а может ей и когти от кузбасс-лака оттереть? У меня уайтспирт есть.

— Ага, понравилось девушек оттирать… Так сдадим. Чёрное на чёрном не видно.

— Надо бы оттереть. А то скажут, что мы их девок кузбасс-лаком мажем…

— Не дёгтем же мажем. Все, шабаш! Переодеваем ее и на палубу! Давайте вместе – навались!

В шесть рук с трудом стали запихивать американку ее комбинезон.

— Уфф! Никогда не думал, что так сложно одеть женщину! – Признался старпом.

— Ну, да раздевать быстрее получается. – Усмехнулся доктор.

— А что это у неё за нашивки такие? – Спросил боцман, разглядывая шевроны на рукаве чужой униформы.

— Это ей за каждое падение за борт нашивали. – Пояснил старпом.

— Так и мы ещё одну нашьём! Может, ее в чине повысят.

— Разговорчики! – Оборвал боцмана командир. – Время! Время! Выносим тело! За руки, за ноги!

— Погодите! – Воскликнул доктор. – У меня же носилки есть!

— Тащи!

Стали укладывать спящую девушку на санитарные носилки.

— Зафиксировать ее надо. А то уроним ещё! – Озаботился доктор, с трудом удерживаясь на ногах – качка усиливалась – ветер резко посвежел. Застегнули ремни поперёк тела. Пссаки слабо постанывала во сне. Должно быть, сосала из банки «варёнку».

— Взяли! – Скомандовал Иванов и тут же приказал. – Дробь БП! Отставить! У нее же вроде лифчик был?

— Так точно! – Подтвердил боцман. – Наверное, в душевой остался!

Через минуту вернулся боцман с большеразмерным бюстгальтером камуфляжной расцветки.

— Раздевай! – Горестно приказал Иванов. – Пельмени раскатать, мясо в исходное, извиниться перед бараном, дым в трубу…

Раздели уорент-офицера до пояса.

— Боцман, чего рассматриваешь? Надевай шустрей!

— Да не могу понять, где у него верх, где низ.

— Надевай, как спасательный жилет надеваешь. Руки ей просунь в бретельки. Руки я сказал, а не грудь! А, блин, косорукий! Отдай доктору!

Доктор быстро справился с дамской принадлежностью, элегически заметив при этом:

— «Приучен комсомолом и судьбою застёгивать бюстгальтер за собою…»

— Криво как-то получилось. – Скривился его боцман. — С перекосом пошло.

— Сойдёт для сельской местности!

— Боцман, куда ты руки суёшь?

— Да молния заела, хочу из-под низу прихватить…

— Да оставь так! Сама потом застегнётся.

— Так нельзя. Нарушение формы одежды.

— Быстрее, я сказал. А то проснётся!

Наконец, не без труда подняли носилки вчетвером.

— Ты смотри, тяжёлая какая! – Удивился старпом.

— На попкорне отъелась! – Предположил замполит. – Да куда вы ее вперёд ногами?! Головой, головой заходи! За распредщит не задень! А то электрический стул получится!

Вынесли тело на ют, поставили носилки на палубу и стали ждать, когда подлетит вертолёт, круживший вокруг «Сетуни». Доктор залюбовался, глядя на Дженни, лежавшую на носилках.

— Ну, прямо спящая красавица! Как же мы жить без неё будем?! Она такая весёлая была…

— Почему была? – Насторожился командир. – У нее что, пульс пропал?

— Сейчас проверим! – Присел к носилкам доктор.

— Док, да ты где пульс щупаешь?

— Где надо там и щупаю… Я лучше знаю, где пульс… Шестьдесят ударов в минуту! Классика!

Подлетел вертолёт, с него спустили трос с контейнером, в контейнер переложили спящую красавицу, и лебёдка благополучно стала поднимать нелёгкий груз.

Боцман снял пилотку.

-Боцман, надеть головной убор! Не покойницу провожаем!

Проводив глазами вертолёт, уносящий «чёрную пантеру» на «Тараву», офицеры пошли в кают-компанию отметить благополучное событие флотским чайком. В штаб флота улетела радиограмма: «Уорент-офицер Пссаки передана на борт «Таравы». Командир»

«Благодарю за службу! Комфлота»

Жизнь на «Сетуни» снова вошла в привычную колею, и капитан 3 ранга Иванов, как всегда нес свою почти бессменную командирскую вахту. Он вздрогнул от доклада сигнальщика:

— Прямо по курсу воздушная цель. Вертолёт США. Пеленг на цель не меняется.

— К нам летит. – Поднял бинокль старпом. – Неужели Пссаки у нас тут что-то забыла?

— Боцмана за тату поцеловать!

— На достирание летит.

— Не каркай, доктор! – пресек волну предположений командир. — Если ее вернут, она у тебя в изоляторе будет жить. Эх, сейчас бы зенитные автоматы «на товсь» да весь боекомплект всадить…

Но на «Сетуни» не было зенитных автоматов.

Вертолёт завис над разведчиком. Боковая дверца отъехала и в проёме замаячила фигура в комбинезоне. Рядом с ним стояло нечто чёрное – не то куль, не то тюк размером с человека.

— Точно, они нам ее возвращают!

— Они похоронить ее хотят по морскому обряду. Прямо у нас на глазах. Мол, вы над бедной девушкой поиздевались, теперь получайте.

— Ну, это кто над кем поиздевался…

Куль полетел вниз.

«О, май Гад!» — внутренне перекрестился командир.

Тюк упал на полубаке между шпилем и волноотбойником.

— Песец котёнку! – Сказал боцман и снова снял пилотку.

Мрачная тишина воцарилась на мостике. Первым ее нарушил командир:

— Иди, док, принимай тело. «Груз 200» — это по твоей части.

— А может быть, мы ее сразу того – кулик и в море?! – Заартачился доктор. – Может, они промахнулись?

— Ну, да… Целились в океан, а попали в нас.

— Иди, иди, доктора! Все равно тебе вскрывать придётся.

— Вот пиндосы поганые! – Вздохнул боцман. – Такую девку не пожалели…

— А ты ее пожалел, когда «гадами…» канифолил?

— Так она сама просила!

— А если бы она то, что у тебя на спине написано, попросила? Тоже бы наколол?

Боцман стыдливо зарделся.

— Прекратить посторонние разговоры на мостике!.. Что-то доктор там долго телится.

— Наверное, вскрытие делает. Во, ножом машет, во порет!

_ Дорвался, док, до любимой работы…

— О, да он сюда ее тащит, садюга! Этого только не хватало!

— Док, оставь ее там!!!

— Он что-то кричит…

Штормовой ветер уносил слова в океан.

— Слышу только «Пссаки…»

— Ну, это мы теперь во всех страшных снах будем слышать.

— Да тихо вы!.. «…Кара? Дара»? Кара за Пссаки?

И тут все увидели, что в руках доктора бьётся, трепещет совершенно нагая женщина, ветер трепал ее длинные волосы…

— Не Пссаки! – Констатировал старпом. – И кожа у нее розовая. Неужели другую прислали?

— Это подарок за Пссаки! – Радостно кричал доктор, размахивая надувной куклой. – Тут ещё и шоколадки, и жвачка, и кофе, и презики, и сигареты!

Весь куль был набит всякой всячиной, начиная от журналов для мужчин, кончая бутылкой виски, к которой был привязан конверт с гербом «Таравы», а в нем записка:

«Сэр, благодарю Вас за спасение уорент-офицера Пссаки и рыцарское с ней обращение. С уверением в моем почтении, кэптен Болдуин».

На груди куклы фломастером было написано «О, my God!». Это был автограф Пссаки.

Шоколадки, сигареты, конфеты раздали экипажу, а куклу на всякий случай заперли в секретной части.

— Несправедливо, товарищ командир! – Возмутился доктор. – Вы обещали в изолятор ее поместить!

— Перечешешься! – Возразил старпом. – Мы ее будем использовать на отработке учения «человек за бортом»!

— В «ленинскую каюту» ее! – Веско сказал зам. – Наденем на неё американскую форму. И будем показывать ее как трофей нашей тральной партии. А в Новый год Снегурочкой назначим.

Командир утвердил его решение.

— Пусть в «ленкаюте» живёт. Может, и народ туда потянется…

Матросы с энтузиастом принялись шить униформу для Пссаки-2. Даже шевроны уорент-офицерские. Даже лифчик ей сшили, на что ушли два колпака, изъятые у кока. Новая гостья всем понравилась.

— Только ноги у неё слишком растопырены. – Критично заметил доктор.

— Это для того, чтобы в качку твёрдо стоять! – Объяснил старпом.

Но ноги свели и стянули штертиком, чтобы не было двусмысленных толкований. За право сфотографироваться с Пссаки-2 развернулось соревнование между боевыми частями. Но приз никому не достался. Потому что в одну тёмную штормовую ночь кукла из ленкаюты исчезла. Говорили, что ее смыло через иллюминатор шальной водой… Есть подозрение, что командир сам ее выбросил в надлежащую волну. То ли комплекс Стеньки Разина его обуял, то ли не хотел, чтобы на «Сетуни» оставался след шалавы с «Таравы» …

ПРИМЕЧАНИЯ.

В других вариантах этой истории, услышанной из других уст, речь шла об уорент-офицере афроамериканце. Но это не так интересно.

В тексте процитировано двустишие Вл. Вишневского.