Посвящается другу моей корабельной юности Грине Пирогову.
История эта в общем ничем не примечательна. Просто зарисовка рядового случая, которому пришлось быть свидетелем.
Служил я тогда, с большим трудом переведясь из тайги, с должности помощника командира технической ракетной базы по МТО, будучи уже капитаном третьего ранга, на капитанскую должность помощника начальника оргпланового отделения отдела тыла острова Русский. Блата не было, дочь болела, поэтому выбирать не приходилось. Конечно-же, в силу наличия достаточного уже служебного и житейского опыта я привлекался командованием отдела тыла к решению очень разных задач, которыми собственно тыловые офицеры или не могли, или не хотели под разными предлогами заниматься. Одной из таких задач была задача охраны наших тыловских складов и хранилищ.
По острову в вечернее и ночное время регулярно шарахались матросы из близлежащих воинских частей в поисках всего, что плохо лежит. В большинстве случаев отправлялись они в ночные рейды с подачи своих старшин-старослужащих и при попустительстве обеспечивающих порядок в частях офицеров и мичманов, которые, конечно, несколько отличались от моих товарищей по кораблям по своей психологии, отношению к службе и пониманию своей роли в этом процессе.
Вот я и занимался придумыванием разных преград на путях хищения флотского имущества, заборами, сигнализацией, расследованиями случаев взлома окон и дверей, в общем- рутина. Конечно, эти нештатные нагрузки не отменяли остальных обязанностей в основном режиме.
Но, как мне неоднократно говорили все мои береговые командиры:
— Но Вы же корабельный офицер, Вы справитесь!
И я справлялся.
И вот очередной случай. Прибывший утром на службу мичман Абдуллаев — начальник хранилища шкиперско-технического имущества, располагавшегося, естественно, в постройке начала века, обнаружил выломанную решётку, разбитое окно и следы, ведущие в святая святых- каморку, оборудованную им под спиртохранилище. Надо сказать, что на всякий случай поставили мы с ним в этой каморке торпедные аккумуляторы и подвесили под потолком подключённые к ним через дверной размыкатель 2 колокола громкого боя из 130 мм башен эсминца 56-го проекта (рядом базировалась бригада консервации и все знали, что, несмотря на оптимистичное наименование бригады, корабли, стоящие у её пирса, никогда уже не увидят моря).
Мичман был старый и опытный, поэтому по следам не пошёл, тем более, что увидел и следы, ведущие обратно. Он добежал до телефона, доложил в управление отдела и остался охранять улики.
Командир, заместитель командира и я через 10 минут были на месте преступления. Туда же прибыл и командир объединённого склада, в состав которого входило вскрытое хранилище, майор Саша Дронов. Вся наша группа, ведомая мичманом, сначала посмотрела на следы матросских ботинок (благодаря сырой земле под окнами склада они хорошо отпечатались), потом пошли по следам до заветной двери. И тут мы увидели картину, которую, в общем, увидеть не ожидали. Дверь в каморку со спиртом была на замке, хотя следы использования лома были налицо. Петли перекосились, но держались на гвоздях. Но самое главное было перед дверью. Это был армейский термос под первое, литров на 10, вставленный в матросский вещмешок. Вещмешок был уже развязан и валялся на полу. Слегка пахло мочой.
Было тихо. Открыли дверь, зашли внутрь. Всё стало ясно. Видно, когда бойцы приготовились уже брать последний рубеж и дверь чуть приоткрылась, сработали колокола громкого боя. Для человека, никогда их не слышавшего, внезапное начало их работы посреди ночи может оказаться смертельным. Может быть, я преувеличиваю, не знаю. Во всяком случае, бойцы, видимо, никогда не слышали этот звук, сильно удивились и слегка описались, иначе бы, убегая, не оставили бы термос с вещмешком. Колокола, очевидно, звенели, пока не разрядились аккумуляторы.
И тут командира посетила простая мысль: если аккумуляторы оказались разряжены и колокола звенели, их неминуемо должна была услышать сторожиха мясохранилища — холодильника, находящегося в этом же дворе и в такой же убогой хибаре.
«Дронов! А кто ночью сторожил?» — обратился командир к Саше, который стоял с абсолютно индефферентным выражением лица.
— «Прасковья Ивановна» — ответил Дронов.
— «А почему она ничего не докладывает, и вообще- где она?»
— «Ушла домой.»
— «Вызывайте!»
— «Есть!»
Через минут десять Прасковья Ивановна, очень милая бабулька, живущая рядом в бараке, бывшем до революции казармой пулемётного батальона и с тех пор называвшемся у старожилов «пульбатом», стояла во дворе между командиром и заместителем.
Я и Дронов стояли рядом.
Дальше выкладываю разговор, как он мне запомнился. Начал замкомандира, капитан 2 ранга Качан Леон Васильевич. Кстати, отличительной фишкой его было отвечать на вопросы «почему?» ёмким выражением «ПО КАЧАНУ!» Это был суровый офицер, перешедший на берег с должности командира артиллерийской боевой части большого десантного корабля.
— «Прасковья Ивановна!» — начал он. «Вы ночью слышали, как сигнализация работала?»
Лицо Прасковьи Ивановны выражало полную готовность помочь следствию, но было видно, что вопрос её озадачил. Она перевела взгляд на начальника склада Дронова, тот ободряюще кивнул, но ничего не сказал. Тогда Прасковья Ивановна перевела вопросительный взгляд на командира. Командир, целый начальник отдела тыла острова капитан 2 ранга Брёхов Василий Николаевич, нетерпеливо и скороговоркой углубил вопрос:
«Да, да, сигнализация! Она целую ночь работала! Работала, пока аккумуляторы не сели! Вы почему не доложили? Почему не слышали, как сигнализация работала?»
После этого командир с замом заговорили, уже перебивая друг друга: «… работала… сигнализация…как же так, …почему… сигнализация. …- ция,…-ция, — …ция!»
Прасковья Ивановна молча крутила головой, стоя между четырьмя старшими офицерами Флота Российского, рот её был открыт, как будто она пыталась что-то сказать, но выражение лица было непонимающее. Потом что-то, видимо, произошло. Лицо сторожа главного продовольственного склада на острове неожиданно просветлело, женщина повернулась к начальнику отдела тыла и произнесла с облегчением:
— «Канализация? Да какая тут канализация, товарищ командир? Она у нас отродясь не работала! Её тут и нет совсем!»
Отцы- командиры одновременно замолчали, уставились на Прасковью Ивановну, потом повернулись к заскучавшему начальнику склада:
— «Дронов! Она же ничего не слышит!?»
— «А где я вам других на острове найду?» — спокойно парировал Дронов. – «Зато не пьёт и не спит, носки вяжет по ночам!».
С этими словами он для убедительности продемонстрировал надетый носок из шерсти прикормленной складской дворняги, которая практически не лаяла, но за отменную шерсть имела на складе постоянную прописку.
Вот, в общем-то, и всё. Прошло уже лет двадцать с той холодной весны, но до сих пор, когда я, случается, вижу, как разнокалиберные и не всегда уважаемые мной начальники, надувая щёки, произносят какие-то пафосные речи с потугами на стратегическое планирование, у меня в ушах звучит голос той сторожихи:
«Канализация? – Да она у нас отродясь не работала!»
Март 2013
А да молодец!
Как понравилось!
Да, уж как-то стреляли ракетой крылатой. С авианосца, между прочим. Все сделали, да ракета только при влете в воду упала. Там тоже высотомеры (их два) ставили тоже два независимых высококлассных спеца, но на разную высоту. Все просто. Но меня все же иногда занимает мысль, почему статистически нами командуют сплошные муд..ельманы? Но это я так, по старческой бесхарактерности. Нет, именно они и должны и командуют, и все верно. И опыт положительный даже не только в ВМФ имеется, пожалуйста: Рогожкин или как там его, и космос! Жизнь ведь прекрасна!
Я думаю, Юрий,приличный процент …удаков в комсоставе тех времен объясняется тем, что, чтобы дотянуться до верха, надо было иметь определённый склад ума, научиться поступать не по закону, не по правилам эксплуатации, а как велит начальник, чтобы с ним не поругаться. Кому-то везло- прокатывало, ничего не случалось, и он шёл на повышение и дальше, в другом месте, уже лично не отвечал за ЧП. У других, кто не спорил с начальством, не прокатывало и гибли люди- Курск, К -429 и прочие Адмирал Сенявины тому подтверждение.