Ткачев Ю. Гулянка по-кубански

Эх! Как гуляли раньше в Тихорецке! Как гуляли! Нет, оно, конечно, и сейчас гуляют, но нет уже того русского размаха, нет простой, но  сытной еды, нет  застольных песен и никто не спит,  упав бордовым от выпитого спиртного   лицом в жирный холодец. Нет гармониста терзающего баян, нет той братской сплоченности и пьяной солидарности гуляк. 
         Теперь всё чинно – благородно: кафе или ресторан, салатик, «второе», водка в графинчике, опасно-хрупкий хрусталь на столике. Звяканье вилок о фарфор, бульканье разливаемой по рюмкам водки в полной тишине и заученные, штампованные тосты виновнику торжества. И это на Кубани – самом песенном краю России!
         Простой народ и в советские времена гулял попроще – у городских непременно «Московская» или «Столичная», в станице – самогон, самолично изготовленный из сахарной свеклы. На закуску у тех и других винегрет, селёдочка с луком, зеленым горошком и подсолнечным маслом. Сало, конечно. Да, ещё зимой обязательно холодец из свиных ножек, летом салат из помидоров и огурцов с кольцами репчатого лука, щедро политый тем же подсолнечным маслом. Простой, незамысловатый стол. И я там был, мёд – пиво пил…  
          Но пришлось мне однажды побывать в давние семидесятые   на настоящем кубанском застолье бо…о…ольших руководителей нашего городка.
          И ни за что не попал бы я в это закрытое для  обычных и бесхитростных тихоречан общество, если бы не мой старший брат, в ту пору собственный корреспондент самой главной железнодорожной газеты страны.
          Удостоверение собкора газеты «Гудок» магически действовало на руководство всех наших железнодорожных организаций. В то время критика руководителя в центральной газете грозила лишением кресла и уютного кабинета. А если в ней хвалили ; это премии, ордена,  перспективы роста по служебной лестнице…черт его знает, что ещё!
         — Директор в отпуске, я сейчас доложу заместителю ! —  секретарша  с округлившимися глазами ринулась в кабинет директора рефрижераторного депо.  
       Мы с братом присели на кресла и огляделись. Ну, если приёмная такая богатая, то, что же там за кабинет?
         Заместитель директора Николай Петрович лично пригласил нас в свой кабинет.
         —  Проходите, пожалуйста, товарищи! Геннадий Васильевич, чем обязаны?
         Собственно говоря, начальник ничем не был нам обязан. Как и мы ему. И писать о нём журналист до этого визита не собирался. Он вообще — то приехал в отпуск, маму проведать и погостить в родном Тихорецке. Я тоже сюда приехал с Дальнего Востока в свой очередной офицерский отпуск. А в рефдепо работал наш младший брат, которому очередь на жильё постоянно отодвигали. В советские времена тоже, как и сейчас, были «блатные» и «нужные люди». Вот Гена и пришёл похлопотать за брата.
        — Статью хорошую хочу написать о вашем передовом предприятии, о вашем директоре и о вас, как грамотном руководителе, — сказал обрадованному заместителю журналист, — страна должна знать лучших железнодорожников. 
         Когда Гена собрал нужный материал для газеты от дополнительно собранного руководства – кадровички, главного инженера, председателя профкома,  он очень быстро и легко решил проблему младшего брата.
       — Никаких вопросов! Какой он там на очереди? — обратился директор к кадровичке. 
         Та метнулась  к себе за журналом.
        — Восемьдесят седьмой, Николай Петрович, — ответила она.
        —  Пусть не переживает, найдём возможность подвинуть. 
        — До свидания, Николай Петрович, — мы с Геной пожали ему руку и раскланялись с руководством, — до свидания, товарищи! 
        — Заранее вам благодарен, Геннадий Васильевич, за будущий репортаж – сказал директор.
         Забегая вперёд, скажу, что Гена действительно опубликовал в «Гудке» большой и добрый материал о крупнейшем тихорецком предприятии.  
         Я вышел, а Гена ещё остался на пару минут в кабинете. Директор попросил его побеседовать «тет на тет».  А потом, мы с братом с огромным удовольствием окунулись в родные улочки, утопающие в цветущих абрикосах и яблонях, посетили друзей и навестили родственников. Везде без застолий не обошлось. Гену знали и любили везде.   
        «Отметились» в двух пиво-водочных заведениях, где пообщались с простыми тихоречанами.  Эти «общения», сами понимаете, до добра не доводят. Пили водку, «лакировали пивом». В общем назюзюкались конкретно. Вернулись в родительский дом поздно вечером. Мама только укоризненно покачала головой. 
      Гена поднял меня ранним утром, когда только стало розоветь небо на востоке.
      — У тебя голова не болит? – заботливо спросил брат.
      —  Какое там,  не болит! Трещит и в мозги стреляет, — отвечаю.
       — Тогда, вставай, пойдём на базар, пивнуха там уже открылась, похмелимся.
       Оделись и потихоньку, стараясь не расплескать больные мозги, повлеклись  с Геной на «базар», как в Тихорецке называют рынок. 
   Не прошли и тридцати шагов, как около нас с визгом остановились «Жигули». Оттуда выскочил какой-то холёный тип и кинулся к нам.
   — Кто из вас Геннадий Васильевич? Вас уже час, как ждут! 
   — Куда это нас ждут? Как ждут? Мы вообще-то на базар идем, пиво пить, — растерянно сказал мой брат, — подвезите нас до пивной, пожалуйста.
   — Какое пиво! Вы сейчас с руководством города и  рефдепо едете на рыбалку, — закричал посланец, — вы что забыли? Будет там вам и пиво и всё остальное.
    Гена вспомнил, что перед его уходом из кабинета, директор приглашал его на рыбалку с утра. С этими дружескими застольями он о приглашении на рыбалку совершенно забыл. Да ещё с утра так болела голова.
— Да был какой-то разговор, — сознался журналист, — директор перед уходом говорил, что,  мол,  с утречка поедем рыбачить на реку Челбас. 
 — Вот! Залезайте в машину! – обрадовано закричал мужик. 
 — Юра, у тебя удочки есть? – спросил Гена.
 — Сейчас сбегаю, они в сарае, — подхватился я.
   Посыльный смотрел на нас как на дураков.
 — Никуда не надо бегать, там уже всё наловлено! А пиво я сейчас вам дам.
   Он открыл багажник и вручил нам по бутылке темного незнакомого мне пива. 
 — О! «Портер»! – восхищённо сказал мой брат Гена. Он — то знал толк в напитках, как — никак работал в московской газете.
  Мы с братом уютно устроились на заднем сиденье и нас куда-то повезли. Водитель протянул нам плоскую открывашку и мы с глотка живительного напитка начали очередной отпускной день.

                2 
    Река была ещё в утреннем тумане, через который пробивались первые лучи июньского солнышка. Пахло водорослями, камышом и зеленой свежей травой. Мы с братом стояли на большой ровной поляне и осматривали место рыбалки.  Правда, никаких рыбаков не было, но у берега стояла «Волга» и два «жигуленка». Там, став в кружок, беседовали  прилично одетые люди.  
    Вдалеке горел костер, над ним висел на тросе,  протянутом между деревьями, огромный закопченный котел. Около костра суетились двое.
   Гена пошел к группе собравшейся у автомашин, а я пошел спросить, что это там варят в котле.
  — Это будет уха! – ответили мне костровые. 
  Котел был до самых краев заполнен тушками кур.
   — Шутите, хлопцы?
   — Это будет уха по-кубански, — терпеливо объяснили мне, — сначала варим кур, а потом в этом бульоне будем варить рыбу.
    Ни фига себе, подумал я, надо перенимать опыт кубанцев и распространять его по Дальнему Востоку. Там до такого ещё не додумались. 
   Тем временем подъехало ещё несколько машин.  Народ прибавлял количеством, и все особи были только мужского пола. Гена беседовал о чем — то с народом, а я стал помогать накрывать поляну. В прямом смысле мы с молодыми людьми накрывали её огромнейшим куском брезента. В длину он точно был метров двадцать, а по ширине около трёх метров.
   На «поляне», как по волшебству появились тарелки с разнообразной закуской – салаты, винегреты, колбаса всяких сортов, зелень, сыр. Двое дюжих мужичков принесли ящики с водкой, коньяком и вином. Проворно вся эта снедь и напитки расставлялись по брезенту. Чувствовался опыт сервировщиков.  Видимо этот брезент ими накрывался уже много раз.  
   — А где же официантки? И вообще, женщины? – спросил Гена у какого-то важного чиновника при галстуке и костюме.
  — Геннадий Васильевич, у нас мальчишник и бабы здесь всегда лишние, — отозвался этот важный, — тут и без них разборок хватит.
   Гена, разочарованно отошел в сторонку. Он к женскому полу всегда относился положительно, особенно на корпоративных журналистских вечеринках. 
   Наконец, всех пригласили к столу, точнее к брезенту. Под уху налитую в глубокие миски налили по полстакана водки.  Кто-то из начальства сказал тост.
  — Сегодня в гостях на нашей тихорецкой земле собственный корреспондент нашей родной газеты «Гудок», Геннадий Васильевич Ткачёв, — сказал оратор, — давайте выпьем за его здоровье! 
   Уха была замечательная. Вместо кур в мисках лежали приличные куски судака. А уже отваренные в котле птицы, возлежали перед каждым едоком  на салфетках. 
   Тосты следовали один за другим. За Тихорецк, за Кубань, за руководителей города и района. Кто то, из особо идейных, сказал: «За родную коммунистическую партию». Выпили и за партию. Я утомился и решил прогуляться к реке. Припекало солнце и захотелось искупаться. Невдалеке я заметил узкую полоску песка на берегу и участок воды, свободный от водорослей. Я начал было раздеваться, как подошли двое.
—  Купаться вам не разрешено!
—  Какое ваше дело? – спросил я. – Хочу и буду!
—  Извините, вы наш гость и мы отвечаем за вашу жизнь. Если утоните, запутавшись в тине и водорослях, с нас снимут погоны. 
   Вот оно что! Моя милиция меня бережёт! Я отошел от реки и эти в штатском успокоились. 
   Когда я вернулся, все уже нормально расслабились, сняли галстуки и пиджаки и кто-то басом завел:
Розпрягайте, хлопцi, коней,
Тай лягайте спочивать,
А я пiду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.
Тут все встали с наполненными стаканами,  и подхватили громко и вдохновенно:

Маруся раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
Маруся раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В саду ягоди рвала.
   Потом  стоя дружно выпили за Марусю, хлопцев и «конев» и сели на брезент. Дальше пошла, как сейчас модно говорить, «встреча без галстуков».   Я тоже познакомился с соседями «по брезенту», Гена нашел собрата по перу и сидел в обнимку с кем-то из редакции районной газеты «Ленинский путь». 
   Приехал первый секретарь горкома комсомола и привез на двух «Волгах» своё «политбюро» в полном составе.  Они внесли свою лепту в общее застолье – живого барана. Барана тут же потащили на заклание двое мужиков из обслуги. Жалобно вдалеке проблеяла жертва и вся пошла  на персональные шашлыки.
   Комсомольцы быстро догнали старших товарищей и оголились до пояса. Жарко, знаете ли, да и водка изнутри греет. Среди них нашелся и музыкант. Он растянул аккордеон и над просторами тихорецких полей, над родимой рекой  Челбас понеслись песни, издаваемые доброй полусотней глоток. 
   Мы с братом Геной стояли,  обнявшись за плечи со своим народом, голые по пояс, и только  беззвучно разевали рот. К своему стыду, мы коренные кубанцы, слов не знали. Зато все руководители партии, комсомола и крупнейшего предприятия города пели на уровне Кубанского казачьего хора. Пели долго самозабвенно и слаженно. Видимо такие спевки у них практиковались часто.
  Когда начало уже темнеть, нас с Геной подвели к «Жигуленку», открыли багажник и показали наш улов. Там были сазаны, щуки, лини и караси. Полный багажник.
  — Это вам в подарок, — сказали слегка ошалевшему Гене, — на память, так сказать, о встрече. 
   Рыбой той мы снабдили всех родственников, друзей и соседей.
   Что интересно, приехали к маме ночевать совершенно трезвые. Свежий воздух, хорошая горячая закуска и казачьи песни не дали нам захмелеть. К завершению приёма слова некоторых из них мы с братом выучили.

Вверху репродукция картины Петер фон Корнелиус «Дружеское застолье»  www.fondart.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *