Плахов Н. Ураган

Для моряка морская стихия — родной дом, а море – общее пространство, где можно действовать свободно и беспрепятственно, так как море – это res nullius, то, что не принадлежит никому. Гуго Гроций, XVI век

К концу 1977 г. ТАКР «Киев», сдав все зачёты и завершив участие в учениях, решил погреться на солнышке Средиземноморья и заодно попугать «супостата» своим грозным видом. Поэтому 20 декабря в 08 часов, подняв, как положено, флаг и гюйс, команда построилась на митинг по случаю выхода на боевую службу.

 На борт прибыл командующий Краснознамённым Северным флотом. Вместе с ним с Северного полюса примчался очень свежий, обжигающий ветер-Борей с толпой своих колючих спутниц —  многочисленных снежинок-блондинок. Задорно играя с ними в темноте полярной ночи, вращая снопы белых красоток над палубами и мачтами в ритме румбы, проходя вихрем вдоль и поперёк шеренг скрючившихся в ожидании тепла членов экипажа, он нашептал адмиралу устами начальника штаба о том, что командующий вместе со всем штабом рискуют остаться на корабле. Было получено штормовое предупреждение, и отойти катером от борта ТАКР скоро станет невозможно – сила ветра уже приближается к штормовому краю.

Несколько сократив прощальную речь, адмирал со свитой спешно покинул борт, оставив часть флагманских специалистов во главе с командиром бригады сопровождать нас в походе, всячески оказывая помощь и поддержку экипажу, … если чё.

В 11.00 корабль снялся с якоря и в полной темноте, освещая путь прожекторами, тихо-тихо пошёл навстречу Борею к выходу из Кольского залива вослед приданному нам уже оморяченному, опытному большому противолодочному кораблю (БПК) Северного флота «Адмирал Исаченков». Роль БПК была в выполнении совместных с нами задач на всём протяжении похода. Корабли представляли собой что-то вроде авианосно-ударного соединения, но  в сокращённом виде.

Скорость ветра поднялась до 35 м/с.

Залив штормило, стало опасно продвигаться по фарватеру – парусность у ТАКР колоссальная ведь, а справа и слева – скалы, но прошли успешно! На выходе, в открытом море Борей завыл серьёзно – скорость его достигла 40 – 45 м/с — это уже ураган! Для погодных условий Баренцева моря подобная сила ветра была редкость. Как оповестили нас метеорологи, такое здесь бывает раз в 100 лет, а на сей случай сила шторма составляла 10 – 11 баллов с высотой волны более 10 метров.

Борей, раздувая во всю мочь свои щёки (как рисовали на старинных живописных картах), дул прямиком от полюса, поэтому кораблю становиться лагом к волне ни в коем случае было нельзя, а ведь надо – нам же налево, к мысу Нордкап и далее вдоль берегов Норвегии на юг, на солнышко! Но следовало идти носом к волне, чтобы целыми остаться! Вон, сопровождавший нас БПК, почти уходил под воду, ныряя по самые мачты. Да ещё, по докладу его командира, у них началось обледенение. Это уже было критично!

«Киев» тоже описывал живописные  дуги, мечась корпусом в волнах и зарываясь в них всеми частями своего «тела» — прямо синхронное плавание парочки ТАКР — БПК. Танец сопровождался зловещей «музыкой» оркестра различных технических средств под управлением какого-то бесноватого дирижёра, причём палубы и борта громко трещали, дрожа сами и вызывая дрожь у членов экипажа!

Часть специалистов даже высказывала сомнения по поводу прочности спонсона (это боковой вынос корпуса левого борта для увеличения площади полётной палубы, как у настоящих авианосцев) – а вдруг шаловливая волна оторвёт его и тогда, уже точно, нахлебаемся! Но ведь год назад успешно прошли штормовые испытания, хотя, верно, ветер был несколько слабее.

Качка оказалась «многогранной» – килевая, бортовая, с горизонтальным смещением корпуса то вправо, то влево … Передвигаться по трапам и коридорам корабля можно было только крепко держась за леера, периодически семеня ножками, подпрыгивая и часто замирая на месте, чтобы переждать очередной залихватский виток с падением в пропасть – вроде падения лифта с 10-го этажа, правда, несколько мягче, но зигзагообразно.

«Лебединое озеро» отдыхает! Видимо, в подобной обстановке и была изобретена диковатая ламбада.

Можно себе представить ситуацию, когда такая махина зарывается во встречную волну почти с головой, т.е. волна прокатывается выше ходовой рубки, оставляя на поверхности  только расположенную над ней оперативную рубку и антенны! Представители команды БПК потом рассказывали, как живописно выглядывал из-за гребня очередной волны только наш оригинальный «шарик» антенны авиационного комплекса «Привод» — крайняя верхняя оконечность «Киева».

Надо понимать, что палуба носовой оконечности нашего корабля на  спокойной воде возвышается над её поверхностью  на 25 метров, да ещё до подволока ходовой рубки порядка 7-ми метров – и всё это уходило под воду!

 А потом это всё обратным ходом выныривало и, кружась, рыская с наклоном по сторонам, показывало, не стесняясь, интимное своё место – бульб в носовой части днища с расположенной в нём гидроакустической станцией. А ведь это ещё 11 метров под ватерлинией! Давайте умно сложим общий размах килевой качки в помещениях носовой оконечности – ну, что-то около 30 и более метров в прыжке, да ещё со смещением и круговертью.  Прямо как кисть в руках Дениски из рассказов Драгунского — «… вправо-влево, сверху-вниз – наискосок». Как если бы 10-этажный дом погружался вместе с крышей полностью под воду, а потом вместе с фундаментом его выносило на поверхность!

Мы трое суток катились в бурном всплеске волн прямо на север и почти дошли до норвежского острова Медвежий, а это 75-я парралель. Наутро четвёртого дня щёки Борея устали, выдох ослабел, и дыхание его стало совсем свежим и мирным, а небо — голубым. Душу охватило странное чувство: на короткий период пелена полярной ночи расступилась, и Баренцево море превратилось в Средиземное, с лазурной почти спокойной водой! Хоть загорай!

Но нужно было осмотреться по помещениям, определить потери и подсчитать убытки. После построения вся команда разбежалась по заведованиям для выявления дефектов. Уже во время построения стало ясно – без потерь не обошлось.

Проведя диагностику и расставив по местам сорванные качкой предметы, доложили командованию о достойном выходе корабля из штормовых передряг с перечнем всех, а может и не всех, замечаний и потерь. Наконец, получив команду продолжать свой поход, таки повернули налево, т.е. на запад и слегка на юг, преодолевая противолодочный барьер Нордкап — Медвежий под пристальным оком заклятых друзей в виде самолёта-разведчика НАТО – «Орион».

Умытый со всех сторон корабль выдержал испытание стихией, однако надстройка приобрела заметные повреждения: в носовой и кормовой её оконечностях, начиная от палубы, вверх  по корпусу, проходили довольно внушительные трещины, как будто рассерженный Посейдон решил оторвать надстройку от корпуса и подарить её как шкатулку дочке своей – Афродите.

Барказам  «Киева» не везло – на штормовых испытаниях пропал в бездне барказ левого борта, теперь же было обнаружено повреждение барказа правого борта. В машинном отделении при ремонте вышедшего из строя масляного насоса досталось вахтенному матросу – травматическая ампутация двух пальцев правой кисти. Нашему хирургу нашлась работа.

Больше бед досталось «Адмиралу Исаченкову». Локационные станции, частично повреждённые при обледенении, нуждались в поправке, но, главное, вода прорвалась в ахтерпик, затопив хранившийся там, в перегруз, на долгий поход запас значительной части продовольствия. Командиру бригады, находившемуся со своим штабом на борту «Киева», 29.12.1977 г. поступила шифрограмма, предписывающая не искушать судьбу и возвратить БПК в Североморск. На смену ему из Севастополя уже шёл новенький, строившийся одновременно с нами на николаевском кораблестроительном «Заводе имени 61 коммунара», БПК «Керчь».

Океан на всем протяжении нашего дальнейшего пути был неспокоен – зима, однако, да и «ревущие сороковые» вместе с «пятидесятыми», но после перенесенного нами полярного урагана, «Песни варягов», рёв этот был для  ТАКР песней Русалочки. Мирно колыхаясь на длинной синей с барашками волне Северной Атлантики при волнении от 3 до 5 баллов, прошли Фареро – Исландский противолодочный барьер.

Цитирую воспоминания одного из офицеров «Киева» о встрече и расставании кораблей в океане: «Встречали «Керчь», совсем не чужой «Киеву» корабль, а провожать готовились свой североморский «Адмирал Исаченков». Штормовая Арктика безжалостно перевернула планы этого корабля с ног на голову. Его команда, конечно же, не была в восторге от преждевременного возвращения в базу. Но такова была реальность … «Керчь» с выстроенным по борту личным составом прошла под звуки оркестра «Киева» совсем рядом со спонсоном. Моряки, не дожидаясь команды, махали друг другу бескозырками, а на обходных мостиках застыли в воинском приветствии командиры кораблей. Затем, изгибая кильватерный след, посланец 5-ой эскадры (эскадра кораблей ВМФ СССР, постоянно присутствовавшая в Средиземном море, а представитель – БПК «Керчь» — прим. авт.) подвернул к «Исаченкову», чтобы, сравнявшись с ним, повторить церемонию и занять назначенное в строю место. А по флагману уже неслась команда: «Корабль к полётам приготовить» (чтобы у читателя не создалось ложного впечатления о полётах корабля, поясняю: имеется в виду приготовление корабля к полёту находящихся на борту летательных аппаратов – самолётов, вертолётов – прим. авт.)».

Новый год встречали на траверзе Лиссабона. Никакой полярной ночи, солнышко, температура воздуха 17 — 20°C, воды — 15°C (искупаться бы!), лёгкий ветерок – живут же люди! Жалко, что скучно здесь жителям Южной Европы – им не досталось от Господа преодолений, романтики Арктики, полярных сияний, белых медведей …!

31 декабря перед носовой частью надстройки установили ёлку, возле которой после ужина начались «народные гуляния» — вечерний праздничный концерт.  Ближе к полуночи  командир ТАКР вместе с замполитом, старпомом, помощником, боцманом и, естественно, сказочными персонажами — «Дедом Морозом», «Снегурочкой» и «Нептуном», совершил обход по кораблю, начав с кают-компании офицеров. На столах стояли бокалы с шампанским и нарезанные порционно пироги. Ровно в 0 часов после прослушивания по корабельной трансляции праздничной речи Л.И. Брежнева с криками «Ура» бокалы были дружно осушены.

Краткая речь командира и политический комментарий замполита завершили торжественную часть. Танцев не было … Офицеры разошлись по заведованиям, а высокая процессия переместилась сначала в кают-компанию лётного состава, затем в кают-компанию мичманов, а потом ещё 2 столовые личного состава с праздничным компотом.

 На этом праздник закончился.

Затем было прохождение Гибралтара, «горячая» встреча с командованием 5-ой эскадры, участие в учениях, но мы стремились на встречу с теперь уже бывшим родным Севастополем. По итогам «диагностики авианесущего пациента» после арктического урагана, определения дефектов корпуса и конструкций корабля нам предписывалось пройти докование, что можно было сделать только в Северном доке на Северной стороне Северной бухты главной  базы Черноморского флота.

Весь этот путь – отдельная история, а что касается многочисленных штормов и ураганов, которые испытал «Киев», то в этом походе запомнился эпизод вхождения в полосу средиземноморской бури. Март – месяц демисезонья, переходных процессов в природе с зимы на лето, месяц весеннего солнцеворота. Недаром древние помещали в этот бурный природный период смену года, в частности новруз, который жив и сейчас в некоторых странах ислама. Это и месяц смены погодных условий, беснования ветров и вод.

После выхода из дока, прохода турецких проливов, вхождения опять в состав 5-ой эскадры и напряжённой работы экипажа по  выполнению различных задач в акватории восточной части Средиземноморья  23.03.1978 г. прошли Мальтийским проливом в сторону  острова Сицилия и Тирренского моря. Сразу на выходе из пролива начал задувать свежий ветерок. Море заволновалось, прибавляя постепенно баллы, которые после полудня дошли до цифры 5. Корабли сопровождения и следивший за нами натовский фрегат каким-то неестественным образом  кувыркались на волне. Нас посетили так называемые стоячие волны, которые разновеликими буграми расходились по простору вод, создавая опасную толчею.

Для малых кораблей сумбурная качка на таких волнах была не только тяжёлой для экипажа, но и опасной для собственных корпусов. Удивительно — всё это происходило при ясном, лазурном небосводе.

Мы вошли в полосу шторма, описываемого ещё античными авторами как «Кровавое солнце». В переходный период года плавание в Средиземноморье для старинных деревянных судёнышек, да и больших военных или грузовых судов было чрезвычайно опасным по погодным условиям. Именно поэтому по дну моря рассыпаны многочисленные останки кораблей античного времени. Мощные стоячие волны попросту разламывали их корпуса.

Ещё немного, и мы воочию убедились в правоте и точности названия природного явления. Солнце, склоняясь к горизонту, стало принимать необычное свечение, окрашивая небосвод в какой-то невообразимый цвет – «… было небо голубым, а стало розовым», да не розовым, а красно-багровым, «кровавым»! А, уходя за горизонт, светило вообще почернело – мистика! По небу прошли прощальные багровые сполохи, и оно тоже начало быстро чернеть. Адская картина, прямо Эль Греко! А «кораблики» на этом фоне продолжали болтаться на чернеющих волнах. Нас-то минуло сие «удовольствие» — корпус наш длинный да широкий, а волна короткая, не океанская. Да, слегка покачало бортовой.

Успешно выполнив все поставленные нам задачи в Средиземном море, 30.03.1978 г. вышли из него, пройдя Гибралтар и 12.04.1978 г. вернулись в свой северный дом.

                                               Всё!