Однажды наш корабль зашёл в Александрию на несколько дней – заправиться топливом, загрузиться провизионкой, отправить почту, помыть и постирать личный состав. Передохнуть, наконец, от бесконечных походных вахт и дежурств.
Лето 1968-го года. Выходной день. Матросы и старшины на полубаке. Тренькает гитара, кое — кто курит. Другие балагурят, рассказывают анекдоты, байки, смеются. Все матросы в коротких тропических шортах, голый торс. Загорелые мускулистые тела.
И вдруг прошла команда: выделить 4-х матросов на пирс. Принять концы с подводных лодок: двое – носовой конец, двое – кормовой. Свободное место было впереди нашего корабля. Моряки одели брезентовые рукавицы, побежали на пирс принимать концы. Походит одна лодка – моряки принимают концы с неё, заводят за кнехты, возвращаются на корабль. Смотрим к этой лодке подходит и швартуется вторым корпусом вторая лодка. Через некоторое время к этой второй лодке подходит уже третья лодка и швартуется ко второй лодке третьим корпусом. Все лодки одного 641-го проекта.
Вот все лодки прочно привязались друг к другу, следуют команды: — Отбой Боевой тревоги! От мест отойти! Боевая готовность №3, 2-ой боевой смене заступить и т.д.!
Мы видим, моряки с подводных лодок потянулись на берег – передохнуть, покурить, пройтись по твёрдой земле, а не по качающейся корабельной палубе. Один наш моряк, находящийся на полубаке, повернулся в сторону моряков-подводников, уставился на них, второй повернулся — заинтересовался, за ним — третий, гомон и разговоры, а тем более смех – постепенно стихли. Прекратилось и треньканье гитары. Уже все наши моряки, находящиеся на полубаке, смотрят на моряков подводников.
А те медленно и молча выходят на берег, в синих длинных робах, с синими же куртками с длинным рукавом, цвет лица у них жёлто-зелёный, вид измученный. Без гомона, без разговоров, без смеха. Они выходят, и как воробушки на проводах, один возле другого садятся на рельсы, которые предназначены для огромных мостовых кранов, сидят и молчат. Все молчат! Кое — кто из них закуривает. И все продолжают молчать! Сидят, кое — кто курит, и все молчат!! Молчат и наши моряки. Наконец раздаются тихие голоса среди наших моряков: — Да-а! Тяжела служба у подводников! Посмотри, как они выглядят. А цвет лица-то, цвет лица-то какой? — Измождённые, измочаленные …
Прошло дня два-три. Смотрим и лица подводников порозовели, и сами они уже слегка подзагорели, и уже стали более активными, подвижными, и разговорчивыми. Передохнули, значит, отошли, значит, пришли в себя, значит, вот и повеселели …
То ли Александрия, то ли Тартус, то ли Латакия, то ли Порт-Саид. Забыл уже
Наши моряки сходили к ним на лодки, договорились сыграть с моряками — подводниками в футбол. На пирсе места много, обозначили ворота, чем придётся, и начали играть. Конечно, наши надводники легко обыграли подводников – наши были более подвижны, более вёртки, более энергичны. Подводники же до конца ещё не отошли от тяжёлой подводницкой службы, они были менее энергичны, менее динамичны. Но уже они были и не такими молчаливыми и тихими воробушками, какими они выглядели в первый день сразу после швартовки лодок.
Естественно, что я после швартовок лодок сразу же вышел на пирс и прошёл к лодкам. Стал наводить справки про штурманов. Штурмана лодок мне незнакомы, но … Но тут же выяснилось, что на первой лодке Старпомом служит капитан 3 ранга Гена Дерюгин, на второй лодке Старпомом служит капитан 3 ранга Игорь Кулагин, а на третьей лодке Помощником командира корабля служит капитан-лейтенант Петя Гусев. Ни фига себе! Сразу трое знакомых мне ещё по училищу ребят (по ВВМУПП им. Ленинского Комсомола), три моих однокурсника служат на этих лодках! Само собой, что тут же мы все собрались и сговорились о том, где и как мы отметим нашу встречу (где? — на плавбазе, на которой офицерам этих лодок были отведены каюты; как? – как водится, по флотски: с «шилом» с консервами, когда? – завтра вечером).
Очень хорошо посидели, вспомнили училищные времена, они рассказали мне то, что в училище было нового за тот год, который мы – бакинцы — там отсутствовали, я рассказал им то, чему нас учили в Баку, и кто чем и как там отличился (Ванышев, Антипин и Терещенко женились, Витя Бровков занялся проектированием геликоптера. Стажировку провели в Москве. Ого!) и т.д. и т.п.
Гена Дерюгин в курсантские годы – стоит на колесе Игорь Кулагин сидит в кузове — смотрит на Гену Петя Гусев сидит справа — в углу кузова
Потом я сходил к одному из них на экскурсию на лодку, по-моему к Игорю Кулагину. А потом двое из них, вроде бы Гена Дерюгин и Петя Гусев, побывали у меня на корабле на экскурсии. (Конечно, надводный корабль и подводная лодка — это небо и земля, как говорили ребята!) Да так оно и было на самом деле. Как я уже говорил — Фирменные тарелки с надписями «Эскадренный миноносец «Серьёзный», крахмальные салфетки в красивых металлических кольцах, огромная кают-компания с пианино, столиками с шахматами, шашками, нардами, каюта приличных размеров, штурманская рубка (с отдельной рубкой с мягким диваном для отдыха штурмана), огромный автопрокладчик …
Многому чему мои ребята — подводники удивлялись тогда на моём корабле. И по хорошему позавидовали. Ну, а я на их подводной лодке ничему особенно не удивлялся: всё было мне до боли знакомо по многочисленным практикам, проведённым на подводных лодках (в Ленинграде, в Полярном, в Сайда-губе, в Либаве). Маленький штурманский закуток, крохотные каюты на двоих, тесная кают-компания, крышки люков с кремальерами, вертикальный трап с мостика в 3-ий отсек, центральный отсек, огромный первый отсек, стеллажи с торпедами … Место рулевого-вертикальщика, место рулевого-горизонтальшика, гальюн, камбуз, отсеки …
Дежурный по кораблю
Через пару дней мы ушли в море. И потом с Геной Дерюгиным я встретился лишь через несколько лет году в 1975-1976-м уже в Военно-морской Академии, он тогда учился на 1-м факультете (1974-1976 гг.), а я был Начальником учебной лаборатории кафедры 27 (1972-1976 гг.). Когда Гена писал Дипломный проект (1976 г.), то он обратился ко мне за помощью. Ему надо было кое — что посчитать для Дипломного проекта. Ну, а раз я был Начальником лаборатории, а в лаборатории у нас имелась ЭВМ «Наири», то проблем с его расчётами не было.
Но за время этих расчётов мне запомнилось вот что. Он делил единицу на е в степени n (1/еn). И это n он брал от 1 до 50. Я ему втолковывал, что даже при n=10 результат расчёта таков, что даже в теоретических расчётах им можно пренебречь (такие цифры, где значимое число отстоит после запятой далеко-далеко справа, в Академии мы называли «дельта-плешь»!), а уж на практике и тем более таким результатом можно было пренебречь. Об этом даже наш флотский академик Н.А. Крылов говорил.
Действительно, при n=10 результат (у) равен 0,000045, при n=20 у=0,000000002. И так далее. Я говорил ему, что на практике больше n=3 (при этом n у=0,05, то есть, 5 сотых) нет смысла учитывать тысячные доли. Так нет, Гена заставил меня считать до n=50. Ну и что мы получили? А то, что при n=40 (у=0,4 10-17) машина отказалась считать дальше. Говорит «АВОСТ», что на её языке означает – аварийная остановка, далее машина считать отказывается.
Самое интересное то, что несколько позже я обнаружил в «Справочнике по вероятностным расчётам» (очень известный в Академии Справочник, очень востребованный, очень информативный, просто прелесть какой нужный Справочник!) значения этой функции до n=200. Но это я обнаружил после 1976-го года, когда я перешёл на преподавательскую работу и вплотную начал заниматься вопросами «Теории вероятностей». Так что нам с Геной можно было не считать значения этой функции, не мучиться с АВОСТами, а просто взять готовые результаты из этого Справочника – и всё!
А с Игорем Кулагиным и Петей Гусевым после Александрии я больше не виделся. Не пришлось …
Спасибо за рассказ, Владимир Михайлович! Это замечательно, что Вы помните такие детали своей флотской молодости, о которых и написали свой рассказ! Как пелось с одной советской песне: Пока мы помним, мы живём. Здоровья Вам и новых воспоминаний и рассказов!