Касатонов И.В. Черноморский флот из родной гавани никуда не уходил …

К 30-летию судьбоносных событий в Крыму, Севастополе и на Черноморском флоте в 1991-1992 гг.

Недавно один из журналистов отметил: «События, происходившие в 1991-1992 годах на Черноморском флоте, — готовый сценарий триллера …» Думаю, что его слова недалеки от истины. И это становится всё более очевидно спустя годы, особенно на фоне проходящей сегодня Специальной военной операции Вооружённых Сил России на территории Украины. Как говорится, видится на расстоянии». Ведь моряки-черноморцы в то тяжёлое и непредсказуемое время бескровно, без выстрелов, опираясь в основном на собственные силы, при поддержке севастопольцев, крымчан и относительно небольшого числа патриотов-соотечественников в противостоянии с Украинским государством и его силовыми структурами смогли сохранить Черноморский флот для Российской Федерации. Именно тогда был создан и удерживался до 2014 года плацдарм Русской весны, в результате которой Крым и Севастополь вернулись в родную гавань. При этом особо отмечу: Черноморский флот из своей родной гавани никуда не уходил…

О ТОМ ПЕРИОДЕ новейшей истории России, Военно-Морского Флота страны и Черноморского флота как его неотъемлемой части, в принципе, немало сказано. Появились исследования, книги, сняты документально-публицистические фильмы. Вместе с тем, широкой общественности, россиянам, особенно молодёжи на самом деле мало что ведомо по этой теме. Потому, на мой взгляд, сегодня многие не понимают сути происходящего в длящемся десятилетия постсоветском конфликте между Россией и Украиной, перешедшем в «горячую» стадию.

В этой связи сразу хотел бы отметить: блок именно черноморских, севастопольских, крымских проблем уже в 1991 году лёг в основу нарождавшихся российско-украинских межгосударственных отношений. Долгие годы именно он определял их направление и характер. И, по большому счёту, без наших — не побоюсь употребления именно этих слов геостратегических побед в начале 90-х годов уже прошлого века не было бы очень многого, что сегодня есть у России. Да, наверное, и сама Россия была бы другой, ведь в те дни шли глобальные политические тектонические процессы, Черноморский флот оказался на геополитическом разломе.

ПОСЛЕ БЕЛОВЕЖСКИХ СОГЛАШЕНИЙ декабря 1991 года Киев объявил, что Черноморский флот украинский. Он бы и «уплыл» на Украину, если бы не позиция черноморцев, Военного совета, поддержавших меня как командующего Черноморским флотом. По сути, моряки не подчинились авантюрным решениям бездумных политиков. По моему приказу моряки-черноморцы отказались присягать на верность Незалежной, что в ответ вызвало включение на всю мощь новоиспеченного украинского государственного аппарата.

Киевские власти заводили на меня уголовные дела, даже готовилось покушение. Потому семью пришлось прятать на корабле управления — яхте «Ангара>>. Это продолжалось пять дней. К слову, о готовящемся покушении предупредили начальник Главного штаба ВМФ Константин Макаров и командующий Прибалтийской группой войск Валерий Миронов. Варианты покушения разрабатывала СБУ, в Севастополь направили два отряда украинского ОМОНа, моя квартира была «пристреляна», а в газетах кто-то тиснул мой адрес и номер телефона. Я ночевал в штабе флота, меня охраняли два прапорщика-морпеха, из города выезжал в сопровождении машины с автоматчиками.

Анализируя ситуацию, я пришел и к такому выводу: видимо, я мешал кому-то в том числе в реализации бизнес-планов, в том числе в захвате «ненужных» объектов Черноморского флота. Не исключаю, что в Киеве уже тогда были люди, («заряженные» на превращение Севастополя в военно-морскую базу США или НАТО. Нам перекрыли банковские операции, заблокировали поставки продуктов, мы даже картошку возили уже не из Чернигова, а из Краснодарского края. Наши корабли отключали от причалов, пытались нарушить работу маяков, были и попытки парализовать работу очаковского пункта международной системы управления движением судов в Чёрном море.

НО ГЛАВНОЕ НАМИ БЫЛО СДЕЛАНО — ФЛОТ СОХРАНИЛИ. ЧАСТО ЗАДАЮ СЕБЕ ВОПРОС: КАК ЭТО УДАЛОСЬ?

Конечно, найти на него однозначный ответ невозможно, особенно с учётом того, что никто и нигде на просторах, увы, бывшего СССР, таких действий даже не пытался предпринимать. Наверное, как в фокусе, тогда сошлось многое: и верность замысла, и предвидение, и чёткая мотивация, и опыт службы, и традиции со знанием флотской истории, и верность заветам пращуров, для которых верность присяге и служение Отечеству не подвергались никаким сомнениям. Конечно, помог Мистер Случай. А, в конечном счёте, Господь всё управил.

Силы придавало то, что я — русский офицер, русский моряк и русский человек, для которого «Отечество» — не громкое слово, а смысл жизни. Служить Родине, приносить пользу своему народу — вот главное.

Разумеется, борясь за сохранение Черноморского флота, мы понимали, какую реакцию это вызовет в Киеве, где уже правили бал националисты. Но для каждого русского, воспитанного в уважении к своей истории, Севастополь и Крым — это и слава русского оружия, и колыбель Русского Православия. Каждая пядь земли здесь полита кровью наших солдат и моряков. Как же можно было оставить это святое место на поругание националистам?

Понимание этого пришло практически сразу, как только я в средине сентября 1991 года прибыл в Севастополь. Черноморский флот, к сожалению, тогда находился в «полуразобранном» состоянии, особенно с точки зрения морально-психологической. До этого я четыре года был первым заместителем командующего Северным флотом. Приехал на ЧФ с Севера через десять лет и поразился, как упал авторитет флота. И это — в Севастополе!

На это в целом повлияли перестройка и гласность, прошедшая выборная кампания в Верховный Совет на альтернативной основе с проигрышем флотского кандидата. Давили либерализация жизни и проблемы в экономике с одновременным падением престижа Вооруженных Сил после приземления Руста на Красной площади, краха ГКЧП и ареста министра обороны СССР. 24 августа Украина объявила независимость с перспективой создания собственных Вооружённых сил при существующем Советском Союзе

Начал со знакомства с ситуацией в огромном хозяйстве Черноморского флота, силы которого располагались в нескольких республиках. В октябре на противолодочном крейсере «Москва» вышел в Средиземное море, где черноморцы действовали в составе нашей 5-й эскадры. По возвращении представился председателю Верховной рады Леониду Кравчуку. Он сразу понял, что я под него прогибаться не стану. Возможно, тогда Кравчук и включил меня в список своих «недружественных оппонентов». По крайней мере, с тех пор при каждой встрече с Борисом Ельциным он просил меня заменить. Позже сам Кравчук признавался, что подумывал о моём аресте. Его беспокоило, что националисты, контролировавшие СБУ и армию, никак не могли взять под контроль флот.

Понятно: мы, военные, политических решений не принимаем. Но в 1991 году Москва решила, что всё находящееся на территории бывших союзных республик автоматически остаётся в их границах, ставших государственными. Надо было видеть всплеск дикой радости коммунистов», а по сути ярых националистов, — они не сомневались, что теперь-то весь Черноморский флот отойдёт к ним. 1 1 декабря 1991 года трём командующим округами, командующим воздушными армиями и мне объявили в Киеве, что отныне мы служим Украине. Мол, Ельцин не против, нас оставят при должностях и пора принимать присягу. Командующие округами генерал-полковники Виктор Чечеватов, Виктор Скоков и Иван Морозов написали рапорты об отставке и уехали в Москву. Я же принял иное решение. Кстати, тогда наш Генштаб снял Черноморский флот со всех видов довольствия. Мол, раз мы на Украине, то к России уже не относимся. Хорошо, что начальник Генштаба генерал армии Виктор Самсонов не отключил нас от единой системы оповещения.

Многие тогда «целовались» с украинцами взасос, я — не целовался. Сразу отстранился, нутром чувствовал, что их руководители — явные враги. Было понятно, что Украина уже ведет особую политику, независимую от России. Никакого доверия у меня к киевлянам не было.

Уже тогда Кравчук хотел забрать весь Черноморский флот, а в декабре об этом заявил прямо и однозначно, приказав морякам-черноморцам вместе с 700-тысячной группировкой бывшей Советской Армии до З января 1992 года принять присягу на верность Украине. Я ответил, что эту присягу черноморцы не примут. Кто-то сегодня иной раз, вспоминая те годы, говорит о двойном управлении. Чушь это всё.

4 января я официально объявил, что Черноморский флот — российский. Решение принял самостоятельно, руководствуясь интересами России. Мысль не принимать присягу была будто послана Богом. Я понимал, что я призываю людей к неповиновению власти. Флоту и так в какой-то степени инкриминировали участие в ГКЧП, из-за этого по факту сняли предыдущего командующего Черноморским флотом. Но мосты были сожжены. Я запретил прием украинской присяги на кораблях и в частях флота. Меня поддержал Военный совет флота. Мы заявили, что будем ждать политического решения на уровне президентов двух государств.

Столь решительные действия стали полной неожиданностью как для руководства Украины, так и для руководства России. Никто не мог предположить, что Черноморский флот не будет принимать присягу. Я смотрел, кто со мной рядом. Членов Военного Совета я знал раньше, они у меня не вызывали тревоги. Все командиры соединений были мне знакомы. Их, как и командиров кораблей, вырастила сама Система. Они были отличными моряками, технически подготовленными, преданными делу. Я ездил по соединениям, кораблям и частям флота, проводил с личным составом большую разъяснительную работу. Взял все под жесткое управление.

КИЕВ СТРЕМИЛСЯ не только забрать весь флот, но и «попросить>> нас из Севастополя. Москва на это не реагировала, мои обращения в администрацию Ельцина наталкивались на пустоту. Но и в той неразберихе у нас не было сомнений в том, что флот останется российским. Однако в этом нужно убеждать всех, в том числе и «новые элиты». Такую позицию поддержал при нашей встрече в феврале 1992 года и Патриарх всея Руси Алексий II.

Одним из самых драматичных эпизодов борьбы за Черноморский флот стало моё выступление 9 января 1992 года на заседании Верховной Рады. В зале заседаний, в ледяной тишине враждебной аудитории, я заявил, что флот сохранит статус-кво до выработки политического решения президентами России и Украины, и напомнил, что у нас служат представители 46 национальностей, а офицеров-украинцев только 19 процентов. Прямо сказал: считаю преступным требование принимать присягу чужого государства и буду подчиняться только приказам министра обороны России и Главкома ВМФ. В тот же день о моём выступлении написала «Нью-Йорк таймс» — причём, самой первой. Уже потом эту статью перепечатали российские газеты.

В январские дни 1992 года удалось обратить внимание президента Б.Н. Ельцина на флотскую проблематику. 29 января произошла встреча с ним на борту ГКР «Москва» на рейде Новороссийска. Эту встречу организовал маршал Шапошников. Причем, мое начальство сначала почему-то сказало, что мне на этой встрече делать нечего, хотели послать кого-то другого…

Ещё 24 января мы обсудили её детали с командующим ВМФ адмиралом флота Владимиром Чернавиным в моём кабинете в Севастополе. Опасаясь прослушки СБУ, «разговаривали» письменно, передавая друг другу тетрадь. Думали, например, под каким флагом должен быть крейсер «Москва». В то время идо 12 июня 1997 года наши корабли ходили под Советским Военно-морским флагом, мы не поднимали Андреевский, чтобы дезориентировать Киев. К приезду же Ельцина на стеньге «Москвы» развевался российский триколор.

На совещании я доложил обстановку, используя карту, акцентировал внимание на значении флота в обеспечении системы безопасности на Юго-Западном направлении, в зоне ответственности, которая включает и Средиземное море. Сделал упор на главном: нам нельзя уходить из Севастополя. Не знаю, насколько понял ситуацию Ельцин, но важен был сам факт его визита, это была поддержка наших действий. Перед отъездом Ельцин написал в книге почётных посетителей крейсера: «Черноморцы! Не дрогнуть в трудный час СНГ! Поддержу! Президент Ельцин>>. Правда, за этими, в общем-то, обнадёживающими словами, ничего конкретного не последовало. Но лёд всё-таки тронулся.

Кравчук же в ответ уже 31 января потребовал сместить меня с поста командующего КЧФ якобы «за неуважение к депутатам Верховной Рады», которых я не принял в силу отсутствия в Севастополе. Москва на это никак не отреагировала. Но вице-президент Руцкой тогда «на эмоциях» посоветовал: «Рубите концы и уводите корабли в Новороссийск!>> Однако я понимал, что Севастополь тут же займут украинские военные, и мы навсегда его потеряем.

Президент Украины неоднократно звонил Чернавину, требовал, чтобы меня сняли с должности. В Киеве не знали, что со мной делать. Не было и дня, чтобы Киев не присылал ко мне очередных эмиссаров. Как-то пригласил к себе на беседу генерал Евгений Марчук, который до распада СССР был руководителем 5-го Главного управления КГБ УССР, а потом при нём создавалось СБУ. Спросил меня: «Какой предел ваших действий?» Я сказал: «Сохранить Черноморский флот, надо вести переговоры». Хотя понимал, что если будет флот, то и Крым будет в наших руках. Марчук задал мне еще один вопрос: «Кто за вами стоит?» А за мной никто не стоял. Меня никто не наставлял, не опекал — действия были абсолютно самостоятельными. Меня наставили в свое время мои родители и вся советская система воспитания. Была мотивация, непоколебимая уверенность, что мы делаем всё правильно.

Раз в неделю я направлял с нарочным информацию о ситуации в Крыму и Севастополе министру обороны СНГ маршалу Евгению Шапошникову и, соответственно, адмиралу флота Владимиру Чернавину. Однако «официальная» Москва молчала, в то же время Киев «прессовал» и флот, и жителей Крымского полуострова. Враждебность ощущалась в поведении и заявлениях многих киевских начальников.

Упёртым националистом оказался глава МОУ Морозов, добивавшийся приведения к украинской присяге офицеров бывшей группировки советских войск. При нём в минобороны пролезли националисты, идеологические структуры здесь возглавил деятель «Руха», ярый националист Владимир Мулява, в 1991 году ставший полковником и начальником социально психологического управления МОУ. Через год он был уже генерал-майором и «гетманом украинского казачества». Другой такой же национально озабоченный «западенец» — Василий Дурдинец, бывший партработник, в 1982-1991 годы — Первый заместитель Министра внутренних дел УССР, генерал-лейтенант. Будучи первым заместителем председателя Верховного Совета Дурдинец в начале 90-х отвечал за связи Киева с военными.

Националисты активно задействовали СМИ, например, газету <<Народная армия», создали газету <<Флот Украины», буквально забрасывали своей «макулатурой» Севастополь. Из Киева к нам зачастили представители «Союза офицеров Украины>> и прочих организаций. Чтобы не дать «переформатировать» севастопольцев, мы максимально задействовали бывших замполитов, Советы ветеранов, учреждения культуры и другие общественные организации, СМИ и систему управления флотом.

Уже тогда, а, точнее, с конца 80-х, Украину начали переделывать в анти-Россию, США вскоре стали примериваться к Крыму как к «непотопляемому авианосцу». Не зря же в 2000 году открылся центр НАТО в Севастополе, который они уже видели своей военно-морской базой. Их разведчики облазили все украинские объекты, но после 2014 года американцам пришлось искать места для баз в Очакове и Измаиле. Измаил — это ключ к Дунаю, Очаков — узловой пункт, позволяющий контролировать движение по Чёрному морю, по крайней мере, по западной его части.

5 апреля 1992 года Кравчук подписал указ «О переходе Черноморского флота в административное подчинение Минобороны Украины». В пику ему 7 апреля 1992 года Ельцин издал указ «О переходе под юрисдикцию РФ Черноморского флота». «Война указов» завершилась 23 июня 1992 года в Дагомысе, где президенты подписали соглашение о продолжении переговоров по созданию ВМФ России и ВМС Украины на базе Черноморского флота.

Казалось бы, вопрос определения флотской судьбы переходит в цивилизованное русло, однако это лишь казалось: Киев перешёл к активной практике создания ВМСУ явочным, провокационным порядком. Было и предательство. Случалось, в ВСУ переходили и командиры полков, и комдивы со всего бывшего Союза, даже с Дальнего Востока. Но я запретил своим подчинённым заниматься этим до принятия политического решения на высшем уровне.

Тех, кто присягнул на верность Украине, за всё время было от 7 до 12 ⁰/0 среди различных категорий военнослужащих. За прием украинской присяги я наказывал — немедленно увольнял в запас. Поэтому ее стали принимать тайно, эту присягу называли «туалетной». А в СБУ уже тайно составляли списки присягнувших и отправляли их в Киев. А оттуда шли рекомендации и инструкции, как действовать.

К примеру, в июле 1992 года по приказу министра обороны Украины, во время моего отсутствия в Севастополе, группа военных захватила нашу комендатуру. Я сразу вернулся в город и поставил захватчикам ультиматум: или они уходят, или мы идём на штурм. Украинцы думали, что я шучу. До тех пор, пока морпехи не вышибли их из комендатуры.

ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ СУДЬБЫ ФЛОТА вывела на повестку дня проблемы статуса Крыма и Севастополя. И будь Москва чуть настойчивее, Крым уже в 1992 году был бы российским.

Весной 1992 года мы инициировали принятие крымским парламентом Акта о государственной самостоятельности Республики Крым. Депутаты проголосовали «за» большинством голосов. С моей стороны это был вынужденный шаг, ведь в Кремле в то непростое, противоречивое время просто могли и свернуть тему флота. Поэтому, как только Украина объявила Черноморский флот «своим», я начал выяснять, может ли Москва начать обсуждение незаконности передачи Крыма Украине в 1954 году. Киев должен был понять: чем упорнее будут его попытки отобрать флот, тем «громче» мы будем вспоминать о Крыме.

21 мая 1992 года на заседании Верховного Совета России депутат Евгений Пудовкин поднял крымскую тему, и парламент признал незаконность передачи Крыма Украине. Перед этим у меня была четырёхчасовая встреча со спикером российского парламента Русланом Хасбулатовым, поддержавшим мою позицию по Крыму и сохранению Черноморского флота. Во время встречи Хасбулатову позвонил Ельцин: «Не надо поднимать такие острые вопросы, не обижайте Украину».

И, видя нерешительность Ельцина, Киев делал всё, чтобы всё-таки забрать наш флот, «приглушить» другие темы. В конечном счёте, приход Русской весны был отложен на два десятилетия…

СУДЬБА ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА принципиально решилась только З августа 1992-го, когда в Ялте Ельцин и Кравчук подписали соглашение о том, что Российский флот остается в Крыму и в Севастополе. В истории флота начинался переходный период. Были определены основы правовых вопросов пребывания Черноморского флота на полуострове. Российские моряки-черноморцы на тот момент были юридически защищены.

Судя по всему, одним из условий Ялтинских соглашений было требование украинской стороны убрать меня с Черноморского флота. Украина меня «снимала» 4 раза. Летом 1992-го сработало, видимо, украинское лобби. Меня решили убрать «мягко» — силами самой России. Это был своеобразный компромисс.

26 сентября 1992 года вышел указ о моем назначении в Москву. Я пошел на повышение был назначен Первым заместителем Главнокомандующего ВМФ России. Это было повышение, но это была и высылка из Севастополя. Я мешал Кравчуку захватить флот, а согласно Ялтинскому соглашению, объединённое командование утверждали оба президента, и Кравчук никогда не согласился бы с моей кандидатурой. На моё место пришёл вице-адмирал Эдуард Балтин.

В Севастополе я оставался до 7 декабря, сделав все возможное, чтобы сохранить инфраструктуру флота, штабы, командные пункты и перспективу. «При мне» флот ничего не отдал, оставаясь в своих базах и пунктах базирования.

Когда меня переводили в Москву, сдал служебную квартиру, и Бог с ней. Зато не сдал Севастополь. Пока я командовал флотом, мы не потеряли ни одного объекта. Это потом украинский спецназ штурмом брал наши базы в Одессе, Измаиле и Очакове, а из собственности флота, к примеру, пропали 72 тысячи гектаров охотничьих угодий. Ну и по мелочам— вроде двух («испарившихся» флотских «Чаек». Я бы такого не допустил.

В 1991-1992 ГОДАХ МЫ, ЧЕРНОМОРЦЫ, ПОБЕДИЛИ. это стало возможным благодаря стойкости и мужеству черноморцев, благодаря умным, талантливым людям, настоящим патриотам России. Первый из них — это Главком Объединенных вооруженных сил СНГ маршал авиации Евгений Шапошников. Второй человек, которого бы я хотел отметить, это выдающийся дипломат, Посол по особым поручениям МИД России Юрий Дубинин. Мы с ним познакомились в США, когда я, будучи первым заместителем командующего Северным флотом, прибыл туда с официальным визитом отряда советских кораблей. Потом, готовясь к переговорам, мы с ним «выводили» всю нашу российскую государственную линию.

Отличным переговорщиком выступил заместитель председателя Верховного Совета РФ Юрий Яров, который вышел из славной когорты наших судостроителей. Помогал нам Главком ВМФ РФ Владимир Чернавин. И, конечно, нужно сказать о членах Военного совета флота, с кем мы вместе тогда в буквальном смысле сражались за Черноморский флот. Это адмирал Георгий Гуринов, вице-адмиралы Виталий Ларионов и Лев Васильев, генерал-лейтенант авиации Николай Фадеев, контр-адмиралы Юрий Халиуллин, Александр Пенкин, Станислав Алексеев, Борис Царев, генерал-майоры Борис Литвинов, Владимир Романенко, Вячеслав Ким, капитаны 1 ранга Дмитрий Гагин и Геннадий Васенко… Многие из них уже ушли из жизни. 30 лет я бьюсь, чтобы эти люди были отмечены и по достоинству награждены. Несмотря ни на что, надеюсь на успех.

Со времен тех драматических событий 1991-1992 годов прошло 30 лет. Время убедительно доказало нашу правоту. Оно ярко продемонстрировало несостоятельность Украины, которая не только не стала морским противником для России на Черном море, но и объективно не могла им быть, что называется, по определению. Большинство из 138 кораблей и судов, которые она получила при разделе Черноморского флота, были порезаны на металл и проданы, в относительно короткий срок сгинуло практически всё…

То, что Черноморский флот остался в Севастополе и Крыму, послужило тому, что Город-Герой и прекрасная Таврида остались российскими. Сохранились мировоззрение, русская идея, крепкий духовный стержень. Поэтому и события Крымской весны в 2014 году прошли здесь, как по маслу — стремительно, бескровно, блистательно. Что было потом — мы знаем. И делаем всё, чтобы интересы Великой России были и учтены, и надёжно защищены.

Адмирал Игорь КАСАТОНОВ, советник начальника Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации — первого заместителя Министра обороны Российской Федерации