VIII Командир и команда.
Если попытаться втиснуть многогранную работу командира корабля в какую-то формулу, то она, наверно, выглядела бы так: постоянная оценка обстановки — расчет, принятие решения и планирование – мобилизация себя и команды на осуществление планов и решений – контроль.
Не трудно заметить, что наиболее сложная ее часть — предпоследняя. Но и она успешно разрешима, если экипаж профессионально подготовлен, идейно спаян, имеет ясные цели, твердые нравственные ориентиры, дорожит Родиной и поддерживает курс ее политического руководства. То есть является зрелым воинским коллективом, в котором здоровый морально-психологический климат, в котором каждый дорожит своей причастностью к успехам команды, и все в команде дорожат каждым. Работа командира, как и других офицеров, а так же партийной и комсомольской организаций по созданию такого коллектива — самая важная и трудная работа.
Я по памяти попытаюсь нарисовать черным карандашом несколько картинок из жизни вымышленного экипажа, и показать в них, к чему приводили иной раз пренебрежительное отношение командира к воспитанию подчиненных, или поиск в этой работе легких путей. Черную краску я выбрал лишь для обеспечения контрастности рисунка, и вовсе не хочу бросать тень на моих сослуживцев, подавляющее большинство которых понимали свою роль на корабле и служили примером для своих подчиненных.
Но… бывало, а может быть и теперь бывает, что вроде бы на корабле все делается правильно, все устроено, как полагается. Занятия и тренировки проводятся по планам и во время. Политзанятия идут, как положено, даже сам командир часто руководит занятиями. Тетрадочки аккуратные, в тетрадочках конспекты трудов авторитетных, людей. Комсомольцы регулярно собираются. Критика с самокритикой наличествует на собраниях. — Вот, пожалуйста, в протоколе это отражено. А дисциплинарная практика какая — комар носа не подточит. У старшин в тетрадях все сведения записаны о своих подчиненных: где и когда родились, и кто их родил, и хорошо ли служат. Офицеры в специальных тетрадях составляют блестящие анализы состояния дисциплины в подразделениях и не менее блестящие планы по ее дальнейшему укреплению. Не важно, что подчиненных у офицера меньше десятка. Лекции, беседы, доклады, тематические вечера, вечера вопросов и ответов, викторины, обмены опытом и еще многое другое, числится в планах у заместителя командира по политчасти. И обратите внимание, отметки «вып.» в последней графе проставлены. Как только выпадет свободное воскресение, чуть ли не вся команда в культпоход строем идет. Когда проходят мимо штаба, старший подает команду: «Запевай!» Заходит представитель политотдела в ленкомнату, и душа у представителя ликует: наглядная агитация злободневная, стенды красочные, выше стендов — портреты вождей, на доске отличников фотографии почти всех матросов и старшим экипажа висят, классных специалистов тоже полно.
Все, вроде бы, хорошо, а посмотришь на людей — взор у многих тусклый, безразличный. И подумаешь невольно: нет, не все в этой команде благополучно, далеко не все здесь чувствуют себя как в родной семье и корабль для них — не дом родной.
- Полноте, — скажет иной, — не гоже по глазам матросов делать также выводы. Посмотрите на доску почета перед штабом, там лодка, о которой раз говор, числится самой передовой, и фотопортрет командира там, и смотрится командир орлом, а рядом его заместитель с благостно-мудрым лицом.
— Нет, не верю я ни стендам, ни портретам на них. Дела на этом корабле иные, чем представляется начальству. Рискну даже предположить, что начальство знает о кое-каких изъянах, но прикрывает глаза на «несущественные недостатки». А существенное — вот оно, налицо: грубых проступков (читай, зафиксированных) меньше чем на других лодках; все задачи по боевой подготовке сданы на хорошо и отлично, корабль хорошо содержится. Достижения действительно высокие, но, думается, скоро они рухнут. Командир осенью уйдет на учебу, его заместитель продвинется вверх по служебной лесенке и показатели этого корабля покатятся вниз. Почему? Давайте проследим скрытой камерой, что делается на этом корабле. Надеюсь, доказательства увидим.
Командир, узнав, что завтра приходит новое пополнение моряков, немедленно отправляет своих полномочных представителей в учебный отряд выяснить: кто из прибывающих новичков самым положительным образом характеризуется по службе, кто мастеровой по дереву, кто по художественной части умелец. Послы выяснили, что нужно было выяснить, доложили командиру. Тот — в строевую часть бригады, к ее начальнику: ты уж, голубчик, направь ко мне из учебного отряда таких-то и таких, а вот этих, «моих» хороших специалистов, отправь к Васильеву в экипаж новостроящейся лодки.
Однако у этого командира несколько старшин самых высоких статей никогда на другую лодку не уйдут, они — особо доверенные лица. Им многое дается и многое прощается потому, что хорошо понимают командира, а командир хорошо знает их. Эти люди крепко усвоили принцип: сам не работай, если имеешь подчиненного, служи, как хочешь, только не расстраивай начальника. В сущности, они ничего и не делают, лишь зорко следят, чтобы за себя и за них мыли, стирали, чистили, красили, подметали, подчищали люди не их круга. Большего от них не требуют.
Удивляться нечему, командир подобным же образом поступает. Разузнает, что на следующей неделе комбриг собирается проверять подготовленность офицеров по тактике, вызовет к себе старпома с соответствующими документами и начнет упрекать его: почему нет разработок семинаров и групповых упражнений, срок проведения которых истек. Старпом мнется, показывает всем своим видом, что это не его дело, но потом соглашается выполнить командирскую работу.
— Я эту неделю буду очень занят, ты, старпом, сам и проводи с офицерами мероприятия, которые подготовишь.
— Есть, — уныло отвечает старший помощник.
Причина его уныния известна: занят он службой не меньше командира и некогда будет ему исполнять чужие обязанности. Ничего, — решает он про себя, — посажу матроса Семенова, пусть перепишет прошлогодний семинар, почерк у Семенова хороший, а по групповому упражнению материалы сдерет штурман на соседней лодке.
Кое-как , впопыхах старпом провел занятия с офицерами, да, видать материал они плохо усвоили . После проверки командир бригады остался недоволен их знаниями и сделал внушение командиру лодки по этому вопросу. Командир воспылал гневом на офицеров и написал приказ: «О слабой тактической подготовке офицерского состава и наказании виновных». В приказе двум — трем лейтенантам объявлено по выговору и до сдачи зачетов запрещен сход на берег.
Едва пошла гроза, как снова тучи скопились над лейтенантами. При очередной проверке политотделом в подведомственных им боевых частях обнаружены факты очковтирательства. За двумя матросами в старшинских тетрадях числится по грубому нарушению воинской дисциплины – невыполнение приказания — но в отчёт по дисциплине не поданы. Проверявший уведомил командира корабля, что упущения в отчетности он укажет, грубые проступки зафиксирует там, где положено. Командир опять воспламенился сильным и праведным гневом:
-Что за детство, лейтенанты? Вы повесили на лодку два грубых проступка. Объясните, как вы до этого додумались?
— Вечером строевой старшина приказал торпедисту матросу Иванову и рулевому матросу Петрову сделать приборку в гальюне. В кубрике началось кино, не закончив работу, матросы пошли на фильм. В тот же вечер они приборку сделали, но строевой лишил их очередного увольнения, а старшины команд рулевых и торпедистов взыскания записали в свои старшинские тетради, но нам не доложили, — объясняют офицеры.
— Товарищи, вы послушайте, о чем они говорят, — командир стукнул кулаком по столу. — Пустяковое дело, а в каком виде занесен в документы? И эту галиматью они суют под нос проверяющему. Обоих бездельников посадить на 5 суток на гауптвахту. Своих старшин предупредите, чтобы впредь думали, прежде чем писать чушь. А вас я учу, учу, но толку, вижу, мало. Задумайтесь: туда ли вы гребете.
Лейтенанты задумываются и стараются командира больше не гневить. На другой день арестованных отвели на гауптвахту, но их там не приняли — нет свободных мест. Об этом узнает командир, звонит:
— Здравствуй, Гриша. Что- то в последнее время ты перестал заглядывать ко мне. Заходи, брат, рад буду. Кстати, двух моих разгильдяев нужно посадить. Примешь? Спасибо. Ну, будь здоров.
Не только начальник гарнизонной гауптвахты значится в друзьях у командира, но и многие другие нужные люди, как то заведующие складами, мастерскими. Он и кока, и баталера, и боцмана подобрал себе из мичманов-снабженцев береговой базы. Хотя они в подводном деле пока ни бельмеса не смыслят, зато на командирский вопрос: «Почему нет краски, кистей?», или «Почему вместо севрюги на стол подали частик в томате?» никогда не ответят: «Потому, что нет на складе». Они скажут: «Будет сделано, товарищ командир». И сделают.
Когда я обдумываю канву моего рассказа о вымышленном антигерое (по моим понятиям), ловлю себя на мысли, что в некоторых эпизодах его поступки похожи на поступки реального командира, которого я знал раньше. В таких случаях русло рассказа будет раздваиваться, без скобок — о выдуманном герое, в скобках — о моем знакомом 60-х годов.
(Лодка под началом моего знакомого N — закончила ремонт и собралась уходить к своему месту базирования. Всем вдоволь запаслись на заводе: и пиломатериалами, и запчастями, и резиной, и красками разными; кистей только не смогли достать. Узнав об этом, N возмутился несообразительностью своих снабженцев. В тот же день люди заметили, что гнедая лошадь, на которой отвозили помои от камбуза, лишилась своего великолепного черного хвоста: под самую репицу отхватили. Вечером командиру доложили: на корабле имеется годичный запас кистей.)
Очень скоро эффективный метод доставания от старших перенимают младшие.
— Петров, — дежурный по команде вызывает дневального, — Ты что, не видишь, лампочка в коридоре перегорела?
— Вижу.
— Смени.
— У меня нет лампочек.
— У меня тоже нет. Ты матрос или размазня? Прояви флотскую находчивость.
И матрос проявляет — идет в соседние подъезд казармы и вывинчивает лампочку.
Поздним вечером командир возвращается с затянувшегося совещания у комбрига. Офицеры — на месте, пока командир не ушел домой, никто не расходится.
— Товарищи офицеры, завтра — ответственный день. В соединении будет работать группа офицеров штаба флота. Могут придти, поэтому сейчас команду отправить на лодку. Сделать хорошую приборку. Офицерам подбить документацию. Обратить внимание на стыковку во всех бумагах учетных данных по боевой подготовке и дисциплине — учтите прошлый печальный опыт штурмана и минера.
Надеюсь, читатель уяснил стиль работы этого командира. Люди подобные ему, любят быть на виду у начальства и публики. Они часто выступают на солидных собраниях и режут правду матку, но эта правда никогда не заденет больно тех, от которых зависит их благополучие. Сами они чужим мнением, кроме мнения начальников, не интересуются. На совещаниях ни с кем не советуются, лишь дают указания. Свои решения заранее никому не поверяют. «Высокие мысли» высказывают директивным словом. Приказания отдают, мало заботясь обеспечено ли их исполнение. В экипаже такой командир — не кормчий, а бог и царь. И как полагается царю, он никогда себя не обидит.
(N справедливо говорил «здоровый, без лишних психических комплексов, командир — залог здоровья коллектива», и здоровье свое считал общекомандным достоянием, заботился о нем. Когда лодка уходила зимой на временную стоянку в удаленную бухту, там он устраивал прорубь для купания. Каждое утро можно было видеть, как N в мохнатом халате и тапочках на босу ногу шагает к проруби в сопровождении корабельного доктора одетого в шинель, шапку с завязанными ушами и с медицинской сумкой в руках. Морозец обычно бывал не большой, уши не щипал, но командиру нравился вид закоченевшего доктора. Придя к проруби, N сбрасывал на руки сопровождающего халат, делал легкую разминку и прыгал в воду. Через минуту, другую выскакивал из проруби красный, как рак, обтирался махровым полотенцем. Доктор тут же заботливо одевал командира, подносил ему мензурку с лекарством от простуды, и маленькая процессия отправлялась в обратный путь.
N любил комфорт. По его приказанию в ремонте была проведена внеплановая модернизация. Отделили часть и без того маленькой корабельной провизионки и установили там ванну. Командиру нравилось перед сном принять ванну, а то, что пришлось из-за ванны снять три матросских койки в седьмом отсеке, чтобы на их место разместить продукты, это — другой вопрос. В то же время под руководством командира провели еще одну модернизацию, разумеется, за деньги выделенные на ремонт.
N приобрел роскошное кресло, но оно не помещалось в каюте, и тогда было решено передвинуть переборку в сторону смежной старпомовской каюты. В результате модернизации командирская каюта расширилась, а каюта старпома приобрела форму цилиндрического сектора с гранями в полтора метра, естественно и кровать в каюте по длине сократилась до полутора метров. Хотя росту в старпоме было метр шестьдесят, но детская кроватка, даже его не могла устроить. N пошел навстречу своему непосредственному подчиненному и разрешил возвести за счет объема своей модернизированной каюты выгородку 20х30х30 см для ног старпома, чтобы, лежа на кровати, тот мог распрямиться.
Прошло несколько месяцев и лодка села на прибрежную отмель. После пробега на мерной миле N спустился с мостика обедать, предварительно приказав вахтенному офицеру лечь на новый курс. Затюканный лейтенант нечетко расслышал на какой курс ему надлежит повернуть, но переспросить грозного командира не решился и повернул на отмель. N сняли с должности. Появилась реальная перспектива бывшему командиру — его рост около 1 м.80 см — поселиться в полутораметровую каюту. Такого новоселья выдержать он был не в силах и подал репорт об увольнении в запас, сославшись на слабое здоровье. Какую-то болезнь врачи нашли у него и признали негодным к дальнейшей службе. Правда, злые языки говорят, будто бы, получив заключение ВВК, он похвалялся в палате: « Теперь приду, — говорит, — к комбригу в кабинет и на его глазах согну рельс в дугу, пусть знает наших».)
На подводной лодке, пожалуй, нет более эффективного фактора влияния на поведение людей, чем пример командира. Не зря говорят: каков поп, таков и приход. И, тем не менее, любые крайности пагубны.
Я знал командиров деликатных, мягких, впечатлительных, умеющих вникнуть в положение другого человека. Они проявляли необыкновенную работоспособность, выполняли все предписания по обучению и воспитанию подчиненных, осознанно стремились к созданию крепкого, ответственного за свои действия коллектива. Однако нередко это у них не получалось: не хватало настойчивости, упорства, при неудачах опускали руки. Любая разгромная проверка повергала их в уныние, они разочаровывались в себе и своих подчиненных. В отчаянии затевали множество разборов, совещаний, собраний, заседаний с укорами и угрозами. Но увещевания не помогали, и тогда начиналась раздача взысканий направо и налево. И тоже без толку. Офицеры, видя бесплодность этой колготни, инициативу наведении порядка не проявляли. Делами в команде начинали вершить неформальные лидеры из «годков». В результате или командир писал рапорт с просьбой об освобождении от должности, или командование освобождало его по своему разумению.
Большинство командиров кораблей, я думаю, в своей работе придерживалось третьего пути, гибкого стиля. К ним относил и себя. В службе я старался, хотя не всегда получалось, держатся определенных правил поведения с людьми. Если для краткости формулировок моих правил привлечь несколько русских пословиц, то правила можно бы изложить в следующем виде:
- Не полагайся только на власть, опирайся на своих помощников, партийную и комсомольскую организации.
- Члены команды разделяют с тобой все трудности и опасности службы, делись и ты своими замыслами. Будь открытым, «не темни».
- Не нарушай того, за что ратуешь. Не делай поблажек ни себе, ни другим.
- Не ищи козлов отпущения за свои грехи.
- Своим настроением не порти настроение другим.
- Следи, чтобы у всех была работа, безделье разлагает людей.
- Прежде чем наказать человека — подумай, дважды подумай, прежде чем наказать публично, или даже сделать замечание в присутствии третьего.
- Если решил наказать, накажи чтобы чувствовалось. Нет греха бодливому обломать рога, но не бей Фому за Ерему, да так гни, чтобы гнулось, а не так чтобы ломалось.
- Помни: где все виноваты, там никто не виноват. Только у злой Натальи все люди канальи.
- В гневе молчи.
- Проверяй себя и своих подчиненных. Помни, глаза верят самому себе, уши — другим людям. Проверяя не надоедай и не делай из мухи слона.
- Знай проблемы своих подчиненных и помогай их разрешать.
1З. Будь принципиален. Нельзя быть зимой Кузьмой, а летом Филаретом.
- Никому зря не обещай. Не сули бычка, дай лучше чашку молочка.
- Жалей своих моряков, они нуждаются в твоей опеке.
Не так-то тяжело сочинять правила, или приобретать их на стороне, куда тяжелее их исполнять.
Свои записки я хотел бы закончить изречением Козьмы Пруткова: «Что есть лучшего? – Сравнив прошлое, свести его с настоящим».
Стан – Лиепая. 1989 – 1991 год.