Воронов С. Вахта

Редкая фотография крейсера где торпедная палуба полностью открыта. Кроме торпедных аппаратов на ней располагалась рубка дежурно-вахтенной службы корабля. Закрытие торпедной палубы от захлестывания волн долго не принималось. Помог случай. Корабль в море. Первый заместитель Командующего ЧФ вице-адмирал Сысоев, находясь на корабле, знакомился с ним. Когда он спустился на торпедную палубу, об этом доложили на ходовой мостик. Корабль тут же повернул таким способом, что наружным корпусом зачерпнул волну. Сысоев оказался почти по колено в потоке воды, как и вся свита. Вопрос решили и палубу закрыли. Торпедные аппараты сняли через 10 лет, в период среднего ремонта.

Что такое вахта на военном корабле знают многие. Но что такое вахтенный офицер на противолодочном крейсере знают только те, кто служил на нем. И, если вахтенный офицер на ходу действовал в соответствии с корабельным уставом, то после команды «дежурной и вахтенной службам заступить по – якорному» физически не мог выполнить и половины предписанных в Уставе обязанностей. Корабельный Устав отстал от жизни.

Место вахтенного офицера противолодочного крейсера «Москва» по-якорному было ограничено торпедной палубой. В обязанности входило прием и отправка катеров и баркасов и подача команд и сигналов в соответствии с распорядком дня. А главная задача – это принять и отправить начальников. Корабль новый по своему назначению и побывать на нем желающих было много, вплоть до Министра обороны. Ну а ежедневно —  это встреча командира корабля.

Отстояв «собаку», сдаю вахту лейтенанту Вите Нудельману.  Первая вахта молодого лейтенанта. В руках у него, вместо записной книжки вахтенного офицера, какая-то планшетка из белого пластика. Готов записывать рапортичку приема-сдачи вахты.

— Пиши, ВиктОр. Одна труба, четыре котла. В действии один. На камбузе.  Капитуся   на берегу любит рыжую Хильду. Подбрось ему катерок к семи пятнадцати на Графскую пристань.

— Вахту принял – вахту сдал.

Заглядываю в планшетку. Все записал. Не улыбается. Значит «Капитальный ремонт» Леонида Соболева не читал. Ну-ну. До подъема флага оставалось пару часов, и я пошел «давить клопа». Разбудил меня рассыльный командира. На часах семь тридцать. Захожу в каюту командира. Там по стойке смирно стоит Витя Нудельман. В руках у командира его планшетка.

— Ну и кто это такая Хильда? Кому так скучно стало на вахте? После подъёма флага буду лично присутствовать при смене вахты, в том числе и все вахтенные офицеры корабля.

Через пару лет с нами выходил на боевую службу в Средиземное море писатель – маринист капитан первого ранга Леонид Соболев. В кают-компании я рассказал ему о такой передаче вахты. Он посмеялся, и начались воспоминания его службы, которые не вошли ни в одно его произведение. Он был великолепный рассказчик… Все, кто был в кают-компании, посмеялись от души. Я долго жалел, что не было со мной диктофона.

… Испытания корабля продолжались. Ходим по маршруту Одесса-Феодосия-Одесса … По разным причинам вахтенных офицеров в сменах не хватало, потому, как вахта неслась и на ходу, и на торпедной палубе у трапа. Мы чередовались по кругу или «по стрелке», как хотите. Почему у трапа? За нами постоянно ходила плавмастерская ПМ-2.

Плавучая мастерская ПМ-2 была заложена 25.04.1964 г. на судостроительном заводе в Щецине, Польша (заводской №300/6). Спущена на воду 03.09.1964 г., вступила в строй 23.12.1964 г. В 1965 г. вошла в состав судов обеспечения ЧФ. На ней жила и работала заводская публика сдаточной команды. Много было женщин, которые на корабле работали. Между собой мы их звали маркитантками. Постоянно между крейсером и этой плавбазой сновали катера.

Существовало такое не писаное правило, если вахтенный офицер на трапе нравился какой-нибудь «кандейщице», ему, сходя с трапа, вручался ключ с номером каюты на брелке. Кандейщицами называли малярш. Одежда состояла из куртки, брюк и на голове хиджаб. Видны только глаза. В руках — кисти и ведерочко, называемое в народе кандейкой.  Каюта, естественно, была на плавказарме.

Случилось так, что моему другу на вахте всучили ключ. Через час последний катер на плавучку. Ключ надо вернуть-дело чести.  Толю я подменил. Забрал у него повязку, кортик и, напевая: «Пулями пробито днище корабля. Маркитантка юная убита», — начал править службу. Захожу в рубку дежурного и вот те на! График новой вахты. Я меняю Толю Неграша в четыре утра. Терпимо. В шесть утра от плавбазы отходит первый катер. Очередная смена сдаточной команды. Встречаю Анатолия. Глаза, как у варёного судака. Вопрошать некогда – отмечаю прибывших и убывающих. Рутина. Вечером встретились.  Рассказ лейтенанта:

— Пришвартовались к борту плавказармы, и я пошел искать каюту, указанную на бирке. Нижняя палуба. Нашел каюту. Стучу и приоткрываю дверь. Приглашают войти. Переступил порог, осмотрелся. Каюта на четверых. Справа на койке сидели, поджав под себя ноги, три девицы. На голове —  тюрбаны. В руках – пилочки для ногтей. У меня в руках ключ от каюты и в голове вопрос: — кто всучил и с чего начать. Открыл рот и получил толчок в спину: – «Проходи, лейтенант, гостем будешь», — произнёс голос из-за спины, и мимо меня протиснулась в каюту ещё одна тюрбанистая маркитантка. — Ключ принёс – хозяином станешь, — а вы, обращаясь к девицам, — марш в кают-компанию. Для вас фильму будут крутить до утра. Взяла у меня ключ. Закрыла им дверь. На стол выложила нехитрый закусь: фрукты – овощи. Две бутылки. Пояснила, что для меня – спирт. А она уважает только портвейн 777…

— Серж, я сегодня сдал все зачеты старпому и буду нести вахту на ходовом. У трапа стоять больше не буду. Должок за мной.

30 октября 1967 года закончилась морская часть государственных испытаний. Крейсер поставили к стенке завода. Чтобы быстрее и качественнее были проведены работы по покраске помещений, экипаж крейсера переселили на ПМ-2. Толя Неграш нашел знакомую каюту и теперь к нам в гости стучались иногда …

Завод корабль спровадил.  Мы корабль приняли. Переход в Севастополь. Постановка на четвертые бочки Северной бухты. Эти бочки оборудовали специально для крейсера «Москва», и установлены морской инженерной службой, и боцманской командой под руководством помощника командира Виталия Чупкова. Тот самый «помоха», который никогда не забывал, что на корабле служит Серега Воронов, безотказный, как АК-47.

Так и в этот раз я заступил на вахту кого-то подменяя. Начало шестого утра. Скоро подъём. Зевота доконала. Предупредив дежурного, поднялся на бак, прошелся по полётной палубе и, нырнув в кормовой люк, вышел на катерную палубу. Командир вахтенного поста отсутствовал. Знакомая картина. Постучал по борту баркаса. Тишина. Перехожу на другой борт и.…

В моей голове возник Дефо и его герой Робинзон Крузо. Прямо от кромки палубы в направлении дверного проёма тянулась цепочка мокрых следов, оставленных голыми человеческими ступнями. Следы были свежие и привели меня прямо в кубрик, где голый моряк, сидя на койке, выкручивал свои трусы. Рядом висел конец, по которому он уходил в воду и поднимался на палубу. До берега на Северную сторону метров 200-250. А там, каждую ночь его ждала, такая же безотказная, как винтовка Мосина.

Воскресенье. Бархатный сезон. Севастопольская бухта. Крейсер на четвертых бочках, утро и я на вахте. Последняя смена до 11-00, после чего свободен до утра.  До Северной стороны было полтора – два кабельтова. Паром. Бабы. Едут сдобные москвички не только в Гагры отдыхать. А я второй месяц никак не могу отвалить на берег. С парома семафор и явно в нашу сторону. Сигнальщики балуются, что ли. Вдруг рассыльный окликает меня. Сигнальный на связи.

— Товарищ лейтенант, с парома семафор в Ваш адрес.

Читают: «Воронову. Их трое. Нас двое. Ждем на Учкуевке в твоей хате».  Сердечко застучало. Смена в одиннадцать. Туда-сюда, хорошо, если сойду в двенадцать.

Звоню в каюту Толе Неграшу. Рисую обстановку. Он согласен подменить меня, тем более он мой должник. Но как все оформить?

Звонок. Снимаю трубку телефона. Голос старпома (Романов Борис Сергеевич), — Дайте команду, офицерам собраться в кают-компании.

И вот оно озарение. Должно пройти.  По корабельной трансляции разносится: «Лейтенантам и офицерам собраться в салоне кают-компании». Не проходит и минуты, как снова затрещал телефон. Снят с вахты. Старая шутка – не считать лейтенантов и старших лейтенантов офицерами. Потому, как первое флотское звание, это капитан-лейтенант. Через десять минут мы с Неграшем в каюте старпома доложили о сдаче-приеме вахты. Старпом (подпольная кличка Боб Сергеич) подозрительно посмотрел на мою сияющую физиономию, но, кроме нотации, что лейтенанты тоже офицеры, ничего не сказал. А через час я лежал на горячем песке пляжа Учкуевка. В кругу друзей и новых подруг – настоящих москвичек. На фото Серега Воронов «на охоте».

Вахту я любил. Вернее, заставил себя полюбить её как не любимую, но верную жену. Заступал лейтенант на вахту всегда начищенный, наглаженный, до синевы выбритый. О! Вспомнил старую шутку. Чем отличается флотский лейтенант от пехотного капитана? Лейтенант слегка пьян и до синевы выбрит. А капитан слегка выбрит и до синевы пьян. Шутка.

Перед приемом всегда проверял заступающую со мной вахту: командира вахтенного поста, сигнальщика и рассыльного, от причесок до каблуков ботинок. Кстати, рассыльный у меня всегда был свой. Он же и приборщик каюты, Миша Оборотов.

В последнее время стал я замечать, что служба моя пошла как-то вяло и не интересно.  Накаркал. Погода солнечная. Воскресенье. Крейсер стоит в Севастопольской бухте на четвёртых бочках. Я –на баке в курилке. Время, до заступления на вахту, еще есть. Серега Воронов думы думает.  Идет медленная подготовка к очередной боевой службе. Третий курс Николаевского заочного института я закончил. Кафедра психологии. Получил методичку на первый семестр следующего курса. Надо не забыть взять рекомендованную литературу в городской библиотеке.  Перекурил, Пора готовится к вахте.

На рейде тишина. В 11-00 я заступил на вахту. И началось…

Корабельные эскулапы требуют срочно какое-либо плавсредство для отправки в госпиталь заболевшего матроса. Предварительный диагноз – аппендицит. А у меня нет ни катера (утром ушел за командиром и до сих пор не вернулся), ни баркаса – ушел за хлебом. Подзываю проходящий мимо катер к трапу. Сажаю в катер фельдшера с больным матросом и даю команду старшине катера следовать на госпитальный причал. Старшина катера чем-то возмущался, но я уже был на другом борту: надо было принять мусоросборщик.

На фото легкий крейсер «Слава». Бывший «Молотов» (с 3 августа 1957 года — «Слава») — советский лёгкий крейсер проекта 26-бис, участник Великой Отечественной войны.

Примерно через час с флагмана пришел семафор: «Командиру. Вахтенному офицеру крейсера прибыть на флагман». Подпись: командир дивизии. К сходне как раз подошел баркас с хлебом и старпом. Старпому пояснил что, понятия не имею, за каким хреном меня вызывает комдив, оставил кортик и повязку своему рассыльному и убыл баркасом на легкий крейсер «Слава».

30 июня 1966 года была сформирована 21-я бригада противолодочных кораблей, куда вошел и учебный крейсер «Слава». На этом крейсере держал свой флаг командир дивизии. Пять минут и я на борту флагмана. Адмиральский коридор. Ковры. Тишина. Стучу в дверь салона, открываю и прошу добро войти. Получив разрешение, вошел.

В салоне, утопая в креслах, сидели комдив Соколан С.С. и два комбрига: Саакян В.Х. и Васюков Л.Я. Да, чуть не забыл, и начальник политотдела Дубягин П.Р. Минут десять контр-адмирал Соколан С.С. втолковывал лейтенанту о его безобразнейшем поступке. Что угонять катер командира дивизии, это верх нахальства и т.д., и т.п. Припомнил историю с хищением техники со складов 5 отдела.

Лейтенант, с глазами виноватого щенка, смотрел, не мигая, прямо в рот адмиралу и думал, что начальники только что вкусно отобедали, возможно, приняли по капле на грудь армянского пять звёздочек; никто, не курил, но запах хорошего табачка висел в воздухе, что мне не светит сегодня берег и хорошо это или плохо, что он запомнил мою фамилию.

— Что скажете, товарищ Воронов?

— Прошу разрешения позвонить в госпиталь. Узнать, как прошла операция острого аппендицита.  Каково состояние матроса, которого я отправил вашим катером, не имея собственных плавсредств, — скороговорочкой ответил я.  Обстановка в салоне изменилась.

— Я сейчас узнаю, — сказал начальник политотдела и вышел из салона. Вошел гарсон со стаканами чая.

— Лейтенант! Чаи гоняешь? – вдруг спросил комдив, — Присаживайся. Рассказывай, как служба идёт.

Доложил, что по службе пока замечаний не имею, если в воскресный день пью чай с командованием дивизии в приятной обстановке, что чай неплохой – это не импортный и даже не из Очамчири; похож на кубанский. Подмазал комдиву — кубанскому казаку. Посоветовал, коль гарсонщики добавляют травку, то это должна быть мята, а не котовник и что…Договорить мне не дали.  Вошел начальник политотдела. Сказал, что операция прошла успешно. Гнойный аппендицит. Хорошо, что моряка доставили вовремя. Могло быть хуже.

— А ты знаешь, Пал Романыч,- сказал, смеясь, командир дивизии, этот хитрож…й лейтенант на мой вопрос как ему служится, ответил, что неплохо, коль распивает с нами чаи. Ладно, лейтенант, иди служить дальше.

Возвращаясь на свой крейсер, приказал старшине катера зайти на Графскую пристань.  Пристань. Площадь Нахимова. Кафе «Алые паруса». Принимаю на грудь любимый коктейль «Северное сияние» (50 х150 коньяк-шампанское). Кидаю в рот целиком конфету «Мишка на севере» и возвращаюсь на Графскую. По пути отдаю честь, стоящему на пьедестале Степанычу. У него такое же отчество, как у боевого адмирала – моего комдива. Катер. Крейсер «Москва». Торпедная палуба. Старший помощник.  Я доложился. Обстоятельно, со всеми подробностями.  Посмеялись. Я, в превосходном настроении, отправился к себе в каюту – готовиться к сходу на берег. Встречай, Галина, лейтенанта. Прилёг на койку и размечтался, закрыв глаза….

— «Мы с тобою вдвоем, нас не видит никто, на аллеях прибрежного парка.  Дай мне губы твои, поцелую тебя, но ты шепчешь: «Не надо, не надо» …

Хлопает дверь в каюту. Открываю один глаз. В дверном проёме стоит помощник командира капитан 3 ранга Виталий Чупков:

— Серёжа, выручай. Пришла телефонограмма. Срочно отправить патруль на танцплощадку в район Горпищенко. В комендатуру не заходи. Дуй прямо на место.  Арсенальщик в арсенале. Готов выдать пистолет. Старшина и два матроса стоят возле трапа. Кроме тебя нет ни одного свободного офицера. Помоха тяжело дышит.  Я закрыл глаза. Открыл один. Не уходит. Прости и прощай, Галина. Не спетая песня моя.

Часа через полтора, сойдя с троллейбуса, я начал, не торопясь, патрулирование. На город опускались гражданские сумерки, но уличные фонари ещё не зажигались. Встречные и обгоняющие матросы приветствовали нас. Мы отвечали. Я не обращал на них обычного для патруля внимания. На инструктаже у коменданта города я не был и разнарядку на количество задержаний не получал.

Где-то поблизости слышна музыка. За спиной у меня тихо переговариваются мои патрульные. Я расслабился, но смутное чувство ожидания неприятностей меня не покидало. Вдруг из переулка, буквально в десяти метрах от нас, выскакивают два парня. Оба одинаково одеты: черные брюки и белые рубашки. Один догоняет другого и толкает, мне так показалось. Первый падает, а догонявший наклоняется, и я отчётливо увидел в его руке нож. Я что-то закричал. Он увидел нас и рванул в сторону, неподалеку стоящего, каменного забора. А у меня в голове сработал какой-то щелчок. (Коньяк – 50 грамм).  На бегу расстегнул кобуру. Пистолет в руке. Патрон в стволе. Предохранитель сброшен и первый выстрел в воздух. А он уже возле стенки. Между нами около двадцати метров. Навскидку на бегу стреляю в стенку справа рядом с ним. (Шампанское – 150 грамм).  Беру на испуг.  А он уже почти на стене – закинул одну ногу. Между нами метров десять. Третий выстрел в стенку, но уже между растопыренными ногами…

Он с криком свалился на землю. Мне стало как-то не комильфо (Мишка на Севере).  Моряки, обогнав меня, окружили свалившегося с забора пацана. Появился мент с наручниками. Подъехал «воронок», скорая, ещё какая-то ментовская машина и закрутилось….  Стою в сторонке. Поставил «макарова» на предохранитель, засунул в кобуру. Подошли мои моряки.

— Товарищ лейтенант, ну вы даёте,- с восхищением в глазах, проговорил старшина патруля,- пуля вошла ему прямо в каблук туфли и оторвала его. У него каблук высокий.

Была такая мода. Видел бы мой инструктор по стрелковой подготовке (Серёга Воронов четыре года срочной службы провёл на Балтике в п. Парусное, где готовили подводных диверсантов) мою самодовольную морду. Я у него ни разу не получил оценку выше, чем три с плюсом при стрельбе «навскидку» и четыре с минусом из положения «от бедра». Но заложенные до автоматизма приёмы видимо сработали плюс господин случай.

Приехали следователи из милиции, из военной прокуратуры, старшие офицеры из штаба флота и каждый требует, чтобы я лично доложил ему о произошедшем. И тут меня понесло:

— Что Вы все тут раскомандовались? У меня начальник тот, кто подписывает денежную ведомость, кто представляет меня к очередному воинскому званию, и (вижу стоит комендант города полковник Голубев) комендант города. Делаю пару строевых шагов:

— Товарищ полковник! Согласно полученных от Вас указаний по патрулированию этого района… Комендант прервал меня. Сказал, что я правильно оценил обстановку, действовал решительно, оказывая помощь милиции, и об этом будет доложено командованию флота.

До часа ночи шло разбирательство. Весь патруль писал объяснительные записки. Ответы на почему и как. Когда всё закончилось, следователь, капитан милиции, засомневался в мой точности в стрельбе.  Я предложил ему пари. Он становится на расстоянии двадцати метров, ставит на голову спичечный коробок, и я сшибаю его из его же «табельного». Он вежливо отказался.

За полночь, я с моряками был на корабле. Старпом уже всё знал и разрешил в понедельник после политзанятий сойти на берег до вторника.

Я на берегу. У калитки стоит мотоцикл с коляской. В коляске Галя. Рядом тандем из двух морских летунов. Они уезжают. В ушах звучит: «Серый, меня ребята пригласили на пляж в Песчаное. Не скучай!»  Пропал вечер. Не будет домашнего вина. Не будет песни под семиструнную:

«Но доносится издали песнь соловья -Это ласка, любовь и услада.                 

Я целую тебя горячо и любя, а ты шепчешь: «Не надо, не надо…»

Frailty your name is women!  Не постоянство – имя тебе женщина.