Трофимов Н. О Севере, о лейтенанте и о чёрной «Волге». Часть 2.

Лейтенант Матушкин с чемоданом и портфелем, с кортиком под тужуркой стоял на тротуаре посёлка Видяево. Время было утреннее, погода соответствовала месту и времени и Саня ощущал лёгкую досаду от того, что не согласился с Лялей и не надел плащ. «Какой там плащ, я иду представляться Командиру корабля, а это надо делать в парадной форме и непременно с кортиком, а к плащу кортик не носится!» — орал Саня, посвящая Лялю в правила ношения военной формы одежды. И вот теперь пронизывающий ветер беспардонно залезал под тужурку, под рубашку и под кожу, пробирая свежестью до самых костей.

Куда идти Саня, конечно же, разузнал – сначала идёшь все прямо и прямо, потом повернёшь налево, там всё по-над берегом, потом ещё раз налево и опять всё прямо и прямо — рукой подать, километров 8 всего, а там увидишь уже и корабли, ну и свой «Ленком» тоже.

Схватив левой рукой чемодан, а правой – портфель, Матушкин двинул навстречу судьбе. Город был пуст, машин почти не было, даже люди встречались редко.

«Край не пуганных идиотов!» — некстати вспомнил услышанную где-то поговорку Санька.

Идти было не то, чтобы тяжело, но очень неудобно. Саня имел первый разряд по футболу, а в ЧМУПСе беговая подготовка была на невероятной высоте. Каждое утро – 3, 5 километра в любую погоду. Но чемодан и портфель были в разных весовых категориях, неравномерно нагружали стройную Санину фигуру, чемодан постоянно бил по кортику, а кортик, соответственно, неприятно бил по ноге. Уже скрылись за поворотом дома Видяево, вокруг никого!

Внезапно Саня услышал шум мотора едущей где-то далеко машины. Он остановился, поставил чемодан на гранитный валун, выпирающий из обочины. Достал пачку «Родопи», вытащил сигарету, с удовольствием размял её пальцами и блаженно закурил. Шум мотора, между тем, приближался. «Волга», вдруг узнал Саня знакомый шум и обеспокоился. «Волга» — это, скорее всего, начальство. А от начальства, как известно, надо, на всякий случай, держаться подальше! Матушкин осмотрел окрестности, но места, куда можно было бы успеть спрятаться, не нашёл. И вот уже черная, сияющая и намытая машина появилась из-за поворота.

«А чего я, собственно, волнуюсь? Чай не курсант уже, а офицер!» — подумал Саня, но сигарету всё же выбросил. «Волга» же стала замедлять ход и остановилась прямо рядом с ним. Стекло правой двери опустилось – на Саньку смотрел седой и представительный старший мичман, приветливо улыбаясь при этом.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Куда идёте?

— Здравия желаю, товарищ старший мичман! В Ара-губу, в 130 бригаду, на сторожевой корабль «Ленинградский комсомолец».

— Прекрасно, нам по пути, давайте мы Вас подвезём.

Сидевший за рулём старшина 1-ой статьи и сам старший мичман вышли из машины, водитель открыл безукоризненно чистый  багажник, а старший мичман, не обращая внимания на робкие попытки сопротивления со стороны обалдевшего лейтенанта, подхватил чемодан и ловко уложил его в багажник, забрал из рук Саньки портфель, пристроил его рядом с чемоданом, а затем открыл заднюю дверь машины и пригласил офицера присаживаться.

Саня сел в машину и почувствовал какую-то иррациональность происходящего. Машина плавненько, с проворотом колёс и пулемётными очередями гранитного щебня из-под них же, двинулась куда-то вперёд.

— Курите, товарищ лейтенант! – предложил старший мичман, — я видел, что Вы сигарету не докурили. 

Саня, весь в изумлении и непонятках, закурил, опустил немного заднее стекло и стал вежливо выпускать дым в образовавшуюся щелочку.

* * *

Сигнально-наблюдательная вахта на кораблях 2-ой дивизии противолодочных кораблей, в которую входила и 130-я бригада, традиционно была организована отлично. Поэтому сигнальщики своевременно обнаружили мелькавшую на дороге чёрную «Волгу» и доложили по команде. Своевременно оповещённые командиры кораблей бригады, вместе со своими заместителями по политчасти, прибежали к сходням своих кораблей, придирчиво по пути осматривая верхнюю палубу – всё ли на корабле в должном флотском порядке?

На каждом корабле у сходни стояли:

— Командир корабля;

— замполит;

— дежурный по кораблю;

— командир вахтенного поста на юте;

— вахтенный у трапа.

Вся эта компания людей стояла на всякий случай – а вдруг неведомый начальник приедет целенаправленно на ваш корабль, а Командир не готов? История хранит немало случаев, когда внезапно появившийся начальник, которого не встретили подобающим его должности и званию ритуалом, впадал в бешенство в буквальном смысле слова, перекусывал пополам всех встречных командиров и начальников ниже его рангом, и текла потом кровь по палубе, ватервейсам, стекала в шпигаты и расходилась от борта красными кругами… Снимали, короче говоря, командиров кораблей и частей с должностей с мотивировкой «за потерю бдительности и низкую боеготовность»! Считалось, что если в спокойное и мирное время на корабле дежурно-вахтенная служба не может заметить ни от кого не скрывающегося начальника, то в военное время подлый враг возьмёт корабль просто голыми руками! Прямо тёпленькими возьмёт, лежащими в койках. Поэтому все – бдили по самое не могу! Сигнальщики натирали мозоли на веках окулярами биноклей, высматривая на петляющей между сопок дороге машину потенциального проверяльщика, комбрига или начальника штаба, или просто своего командира, возвращавшегося на корабль из дома. Командир своим родным матросам, старшинам, мичманам и офицерам мог сделать очень больно сразу всем и много раз! Начальники крупного разлива делали больно в основном командиру, старпому, иногда замполиту, по принципу: «Орёл муху не … клюёт, танк блоху не давит!» А командир-то – тот да, мог разом уестествить весь экипаж, начиная от старпома и заканчивая вечно сонным писарем простого делопроизводства (вечно сонным – это потому, что никто не знал, когда он вообще спит!)!

Когда на «Ленинградском комсомольце» своевременно заметили двигающуюся к причалам чёрную «Волгу», командир отделения сигнальщиков старшина 2 статьи Приходько развернул на ходовом мостике корабля здоровенный визир ВПБ-452, напоминающий перископ подводной лодки, с прекрасной мощной оптикой (по сравнению со старыми и побитыми биноклями). На одном из поворотов Приходько ясно увидел номер автомашины «20-10СФ», о чём немедленно доложил в рубку дежурного, а оттуда уже доложили стоящему у сходни командиру – капитану 3 ранга Виктору Николаевичу Кислицыну. Тот ухватил себя кистью правой руки за подбородок и нижнюю челюсть, сморщился, как будто у него разом заболели все тридцать два зуба, включая пять отсутствующих по уважительной причине (два были потеряны в детстве ввиду занятия боксом, причём не только на ринге и в секции, а к удалению трёх приложили уже лапы флотские эскулапы-стоматологи). Кислицын повернулся к своему замполиту капитан-лейтенанту Моцару и с ненавистью (как будто Моцар был персонально виноват в приезде начальства) процедил сквозь зубы:

— Командующий… слава Богу, не наш, не Касатонов! А этому-то, герою-подводнику, что от нас нужно?

— Может, не на наш причал, а к другим? – с надеждой проговорил Моцар.

— На наш, не на наш… развёл замполит, здесь ромашку! Всё равно – драть будут всех.

И вот страшная чёрная-пречёрная «Волга» миновала КПП с застывшими в строю по стойке «смирно» матросами во главе с мичманом, отдающим честь правой рукой с повязкой «рцы» на рукаве. Повязка «рцы» — это нарукавная повязка сине-бело-синего цвета, её носят все несущие дежурство на корабле или на берегу.

«Волга», не задерживаясь, преодолела несколько десятков метров и направилась прямо к аппарели того плавпричала, к которому был пришвартован «Ленком». Не доезжая пару метром до аппарели, машина остановилась, открылась передняя пассажирская дверь и появился старший мичман, который сразу же открыл заднюю дверь.

— Принесло счастье на нашу голову… За что…?

Придав своему лицу строго уставное выражение, Кислицын продолжал наблюдать за машиной. Из машины появился человек в парадной форме и обладающий острым зрением Виктор Николаевич с каким-то ошеломлением рассмотрел на погонах офицера две маленькие лейтенантские звёздочки, а на рукавах тужурки, само собой, одну среднюю и одну узкую лейтенантские же полоски. Лейтенант, едрить тя налево, вдоль и поперёк!

* * *

В приятном тепле и комфорте на заднем сидении машины Санька, несмотря на явную нереальность происходящего, сумел осмотреться и увидел явно не соответствующую уровню машины японскую дорогущую магнитолу, а также абонентский комплект радиосвязи вместо бардачка перед передним пассажирским местом. Такие комплекты Саня до этого видел только в фильмах про разведчиков, таких как «ТАСС уполномочен заявить», только что показанный по Центральному телевидению, или про милицию – «Петровка, 38». В реальной жизни, как говорится, живьём такие штуки он никогда не видел.

«Куда я попал?» — думал окончательно выбитый «из колеи» офицер, — «Куда я попал?»

При этом он продолжал вести светскую беседу с седым старшим мичманом, отвечал на его расспросы – да, только закончил, да, из Севастополя, фуражка тоже севастопольская, да, женат, да, привёз, ждет у друзей в Видяево…

Заранее поднятый шлагбаум на КПП и стоящие «во фрунт!» дежурный мичман с матросами повергли Саньку в состояние, близкое к обморочному.

«Куда всё-таки, чёрт побери, я попал?» — в очередной раз пронеслось в голове.

И вот уже старший мичман услужливо-благожелательно вытащил из открытого водителем багажника чемодан и портфель и поставил рядом с Саней.

— Желаю Вам, товарищ лейтенант, успешной службы! Всего хорошего! – мичман долго тряс Санькину руку. Саня сбивчиво благодарил, в голове даже промелькнула совершенно дурацкая мысль типа «Сколько я Вам должен?», но мысль эта была с позором и вовремя изгнана. Глядя в добрые лучистые глаза старшего мичмана, Санька бормотал какие-то ненужные слова и тряс руку в ответ.

Наконец рукотрясение закончилось, старший мичман отступил на шаг назад, к передней двери машины, сказал «Бывайте!» и отдал честь офицеру. Санька тоже приложил руку к козырьку фуражки и долго смотрел вслед отъезжающей машине. После чего поднял чемодан и портфель и направился к сходне «Ленинградского комсомольца». Спускаясь по аппарели причала, Санька, ещё не отошедший от потрясения с машиной и добрым старшим мичманом, увидел выстроенную на обоих кораблях дежурно-вахтенную службу, а также офицеров, в которых явно угадывались командиры и замполиты. «Ждут, что ли, кого-то?» — подумалось Саньке и стало ему внезапно очень тревожно на душе, аж заячьей лапкой застучало в груди сердце! Но отступать было некуда – и Саня бодро зашагал к сходне, поставил в двух шагах от неё чемодан с портфелем, поправил фуражку и решительно зашагал в будущую корабельную жизнь.

* * *

После того, как Виктор Николаевич обнаружил, что в машине был не Командующий 3-ей флотилией вице-адмирал Матушкин, а всего лишь какой-то непонятный лейтенант, напряжение отпустило. Зубы тоже прошли.

— Ну что, зам, — проговорил Кислицын, не отрывая взгляда от топающего по причалу бодрым шагом лейтенанта с портфелем и чемоданом, — интересно, к кому всё же идёт это лейтенантское недоразумение, разъезжающее на «Волге» Командующего? К нам или на «Задорный»?

— Лучше бы не к нам! – на всякий случай высказался Моцар, так же не отрывая взгляда от лейтенанта.

Когда же траектория бодрого топанья по причалу стала иметь явную тенденцию в сторону сходни «Ленкома», Моцар с Кислициным тоскливо переглянулись – вот только блатных нам на корабле не доставало!

А лейтенант поставил своё носимое имущество около ограждения причала и решительно вступил на сходню, подняв правую руку к козырьку фуражки, отдавая честь флагу.

Все стоящие на палубе одновременно в ответ подняли руки к головному убору.

Лейтенант вступил на белый пушистый матик, постеленный около сходни уже на палубе корабля, и громким командным голосом проорал, обращаясь к старшему из присутствующих — капитану 3 ранга:

— Товарищ капитан 3 ранга! Лейтенант Матушкин прибыл для прохождения дальнейшей службы!

Над «Ленкомом», «Задорным», где с интересом и уже с каким-то весельем наблюдали за происходящим и, конечно же, всё слышали, над всей Ара-губой повисла тягостная пауза, почище всяких МХАТовских пауз. Куда уж там Станиславскому, вместе с его дружками Данченками всякими и Немировичами, не к ночи будучи упомянутыми! Мы хоть и служивые, но в тиянтрах всяких разбираемся! А пауза над Ара-губой была на «пятёрку», то, что надо, была пауза! Я бы даже сказал – паузищща! Даже пролетающий мимо баклан заткнул свою мерзкую глотку и в полной тишине сбросил свою бомбу из гуано на стоящих внизу военморов.

* * *

Гуановая бомба, а проще сказать – бакланье дерьмо, шлепнулось на надраенную палубу юта с грохотом, подобным взрыву имитационного взрывпакета. По крайней мере, всем так показалось! Все повернули голову в направлении места падения дерьмовой бомбы.

Саня стоял на матике и продолжал отдавать честь правой рукой. «Что происходит? Почему у них у всех такие недоумённо-удивлённые лица? А у этого капитан-лейтенанта даже челюсть отвисла…» — констатировал Санька. Одновременно он увидел, как лицо каптри стало быстро краснеть.

— Вольно, — процедил каптри, опустив руку и положив конец театральному шедевру.

Санька с облегчением опустил руку тоже. С «Задорного» донёсся дружный ржач всех присутствовавших теперь уже зрителей.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — опять процедил каптри, — слушайте меня и не перебивайте. Первое. Я вам не какой-нибудь капитан третьего ранга, а Командир сторожевого корабля «Ленинградский комсомолец» капитан 3 ранга Виктор Николаевич Кислицын. На первый раз – прощаю, Вы меня могли и не знать. Второе, — тут Кислицын посмотрел прямо в глаза Саньке и в упор спросил, — товарищ лейтенант,  Ваш отец — Матушкин?

Санька, введённый в ступор неожиданностью вопроса, за пять лет службы в училище твёрдо усвоил, что военнослужащему для общения с командиром дарованы только три словосочетания – «Так точно!», «Никак нет!» и «Больше не повторится!». Впадать в грехопадение отказа от родного отца он тоже не собирался, поэтому четко ответил:

-Так точно, мой!

У Кислицына и Моцара, уже у обоих, опять одновременно заболели все зубы.

— Дежурный! – поворачиваясь, бросил Командир, — лейтенанта проводить в каюту комбатов, а ко мне вызвать Вишнякова.

Сопровождаемый Моцаром, Командир ловко взбежал по трапу на шкафут и оба начальника «Ленкома» пошли в носовую надстройку корабля к своим каютам.

Дежурный по кораблю, отправив на причал за чемоданом и портфелем рассыльного, пожал Саньке руку, ещё раз с удивлением и любопытством осмотрел его, как какую-то диковину, и увлёк за собой в тамбур, во внутрь корабля, к рубке дежурного.

Кислицын с Моцаром сидели в каюте, командир – за своим командирским столом в кресле, а замполит – на диванчике за маленьким столиком напротив.

— М-да, — сказал командир, привычно нажимая кнопку вызова вестового.

— М-да, — поддакнул командиру Моцар.

Появившийся вестовой бесшумно постелил на столы по крахмальной белоснежной льняной салфетке и поставил на них стаканы с крепким коричневым чаем в красивых подстаканниках.

Появившийся в проёме двери командирской каюты старший лейтенант деликатно постучал костяшками согнутых пальцев по косяку и двери:

— Разрешите войти, товарищ командир? – и после кивка командира перешагнул комингс каюты и чётко доложил – Товарищ командир, командир БЧ-1 старший лейтенант Вишняков по Вашему приказанию прибыл!

— Тут, Павел Георгиевич, такое дело. Лейтенант к нам прибыл служить, по фамилии Матушкин. Так вот как его личное дело из кадров пришлют – немедленно ко мне, ясно? – повысил голос Кислицын.

Пал Георгиевич, являвшийся на корабле нештатным кадровиком, а значит отвечавшим за ведение всех личных дел офицеров, ответил «Так точно, разрешите идти?», дождался очередного кивка командира и вышел.

* * *

Так Саня начал служить на «Ленкоме». При Кислицыне так называть корабль было категорически запрещено! – только полным наименованием – «Ленинградский комсомолец»!

Служил он отлично, офицером он был ответственным, а человеком – весёлым и компанейским (каким, впрочем, он остаётся и сейчас)! Настороженные взгляды быстро сошли на нет и сменились дружескими.

Через некоторое время секретчик бригады принёс на корабль опечатанный большой пластилиновой печатью секретный портфель, где в секретно-секретном пакете находился один экземпляр секретного «Личного дела офицера» лейтенанта Матушкина Александра Борисовича. Кислицын и Моцар, вместе с примкнувшим к ним Вишняковым с лупой изучали каждую страничку личного дела, штудировали все родственные связи. Ну, понятное дело, отцовство знаменитого вице-адмирала было решительно отвергнуто, так как был (и остаётся!) наш Санька Борисовичем, а не Львовичем, как это было бы в случае с адмиралом.

Но какая-то же тайна в этом была – иначе как объяснить прибытие лейтенанта на службу на персональной «Волге» члена Военного совета Северного флота, Командующего 3-ей флотилией стратегических ракетоносцев, Героя Советского Союза вице-адмирала Льва Алексеевича Матушкина, да ещё в сопровождении его личного адъютанта в звании старший мичман? Была, была в этом военная тайна, думали причастные к этому лица.

Со временем всё успокоилось – Санька уверенно завоевал авторитет у подчинённых, у офицеров и мичманов и даже попал в число наиболее уважаемых Командиром офицеров (наравне с Пал Георгиевичем). Ну, не блатует офицер – и ладно, знать, человек порядочный.

Санька, конечно, через некоторое время понял, чем вызвано такое пристальное внимание к его персоне, и даже этим слегка пользовался. Придёт на корабль, к примеру, какой-нибудь саблезубый проверяльщик из штаба флота кровушки офицерской испить, начнёт дербанить подразделение лейтенанта (а потом и старшего лейтенанта, капитан-лейтенанта и т.д.), увидит в документах фамилию Матушкин, да спросит: «Позвольте-позвольте, а Вы случайно вице-адмиралу Матушкину родственником не приходитесь?» А Санька, с приличествующим обстановке и вопросу гневным лицом, ответствует: «А какая Вам разница? Вы же меня пришли проверять, а не адмирала Матушкина! Какая Вам разница?» И смотря в горящие гневом честные и возмущённые Санькины глаза, некоторые дерьмокопатели опасались копать рьяно и целенаправленно – а чем чёрт не шутит, может и родственник? Хотя, если положить руку на сердце, драть офицера Матушкина по сути было не за что! А уж если бы надо было накопать – то никакая фамилия не помогла бы!

Черная «Волга» и добрый старший мичман канули в лету. Прошло с тех пор уже более 37 лет. Честно и добросовестно прошёл Саня по всем ступенькам служебной лестницы, походил по морям и океанам на боевые службы, и привела его путеводная звезда на ходовой мостик сторожевого корабля «Жаркий». Стал Саня настоящим Командиром корабля!

Недавно несколько командиров кораблей, чья судьба пересекалась с Виктором Николаевичем Кислицыным, и ещё несколько офицеров приехали в пригород Санкт-Петербурга, в Углово, на Угловское муниципальное кладбище, где стал на вечный якорь командир сторожевого корабля «Ленинградский комсомолец» капитан 2 ранга Виктор Николаевич Кислицын. Кроме цветов – красных гвоздик – мы более с собой ничего не принесли. Погода была какая-то северная – то дождь, то ветер с дождём, то яркое солнце. Мы стояли, вспоминали службу, вспоминали Виктора Николаевича, о чём-то грустили, чему-то смеялись. Никакого спиртного не было. Часа полтора мы стояли у его могилы, а потом обнялись друг с другом и разъехались. И я думаю, что Виктор Николаевич был рад такому  нашему посещению.

На этом, с вашего соизволенья, я и поставлю точку в рассказе о Севере, о молодом лейтенанте и о чёрной «Волге».

Октябрь 2021 года

Деревня Телези