«Руки женщины, обвившиеся вокруг шеи мужчины, — это спасательный круг, брошенный ему судьбой с неба». Джером Клапка Джером
Атомоход – это небольшой город. Четыре месяца вахт и бесконечных забот. Каждый на виду, как на ладони, и каждый старается на этой ладони быть достойным.
Касаткин только зашел в каюту на отдых, как его позвал к себе капитан Гордей Евгеньевич.
— Благодарю Вас, Артем Андреевич и всех, кто помогал обезвредить буйки с приборами, выброшенные из самолета «недружественной страны» у нашей государственной границы для отслеживания подводных лодок. Вовремя был замечен факт, оперативно были спущены шлюпки и проведена работа.
— Фомичева хлебом не корми, дай только буек обезвредить.
— Его чувства вдвойне понятны. Двадцать лет отдал подводному флоту. Хорошо, что погода хорошая. В шторм не достать. Что-то они в последнее время активизировались, — Гордей Евгеньевич попросил организовать чайку, позвонив стюарду.
— Ну, полетали «ребята». Мы их сфотографировали, сообщили куда надо. Фомичев буек достал и ручкой им помахал, — добавил уточнения Касаткин.
— Я видел, как он им «махал». Все не вспомню, кого Николай Егорович все время мне напоминает этим жестом?
— Командира Янычара из фильма » 72 метра».
— Точно! Краско его еще играет.
Капитан встал и достал два граненых стакана в железных подстаканниках на которых было написано «Ямал».
— Люблю из них чай пить. Припоминаю случай, когда ледокол «Ямал» пришел на Северный полюс. Я тогда на нем плавал. Только мы от радости пришли в себя, понимая, где находимся, как тут же всплыла рядом с нами американская подводная лодка. Стоим. Они на нас смотрят, а мы на них. Они молчат, и мы молчим. Тогда наш механик взял, да, как включит сирену на всю силу. Американцы сразу неуютно себя почувствовали, быстро «ласты» свои собрали и ушли. Я потом у механика спрашиваю: «Ты чего так резко «завопил»? А он мне: «Мало ли, что у них на уме! Хищники! А с ними один способ борьбы, как с медведями — чем больше шума, тем лучше!».
В каюту принесли чайник заваренного зеленого с чабрецом чая. Стюарт поставил его на стол. Разлил в стаканы.
— Как, Евдокия Павловна, справляется?
— Да, очень грамотный штурман. Нареканий нет, не смотря, что женщина.
Капитан улыбнулся. Встал из-за стола и подошел к настенной полке. Достал с нее книгу и протянул Касаткину.
— Меня учила Щетинина Анна Ивановна. Наш курс был у нее последним. Эту книгу она мне подарила лично. Как талисман со мной всегда. Во всех рейсах побывала она.
Артем Андреевич прочитал название «На морях и за морями».
— Возьми, почитай. Очень интересная. Женщиной, капитаном дальнего плавания, написанная. Знаешь, надо отдать должное дамам, они обладают интуицией гораздо сильнее, чем мужчины. Слышал, что и небо они лучше чувствуют и понимают. Поэтому, в годы войны, было много отважных девушек летчиц.
— Небо не море, — попытался возразить Касаткин, который явно не показывал, но где-то внутри, даже очень глубоко, был против того, чтобы женщина управляла кораблем.
— Небо — пятый океан! Ну хорошо, идите отдыхать. Спасибо за хорошую работу.
Вернувшись в каюту, Артем прилег. Сон не шел.
Вспомнился ему недавний разговор с инженером спецсвязи Болотовым Кириллом Александровичем. Было над чем задуматься. А, еще, Артему было непонятно: почему он, вдруг, доверил ему столь откровенную личную историю?
Болотов был достаточно скрытый человек. Лишнего никогда не позволял себе ни в высказываниях, ни в поступках. Не был замечен в вольностях с женщинами, работавшими на судне. Особую дружбу ни с кем особо не поддерживал. Держался, как говорят на расстоянии.
После смены, Кирилл Александрович предложил Касаткину партию в шахматы.
— Ферзь! Самая сильная шахматная фигура. Визирь, советник, а на деле Королева! — произнес он во время игры.
— На заре рождения игры, эта фигура всегда занимала квадрат своего цвета. Отсюда и пошло выражение: «Я люблю свой цвет!».
— А Король — самая высокая по статусу фигура, но не ценнейшая.
— И это к чему сия философия? — Касатки спросил, делая свой ход.
— Артем Андреевич, шахматные турниры проводятся либо между женщинами или между мужчинами. Смешанных турниров не бывает. И, как вы думаете, отчего это так?
Артем оторвался от шахматной доски и посмотрел на Болотова.
— Не знаете. А я вам отвечу: мужской мозг более упорядоченный. Умение мужчины организовать что-то в соответствии любой системы, имеет гораздо больше шансов на то, что она будет устойчивой. Женщина очень эмоциональна. Если подумать и сравнить Короля с Ферзем, то очевидным становится то, что ферзь нужен для эмоциональности игры в системе, созданной Королем.
— Кирилл Александрович, и, все-таки, вы это к чему мне говорите?
— Просто хочу подчеркнуть, что наш нынешний рейс более эмоционален, и более интересен, чем те, что были раньше. Вот, вам «мат», Артем Андреевич.
— Отвлекли вы меня, — произнес огорченно Касаткин и протянул руку для пожатия, как признание победителя.
Болотов взял в руку шахматную фигурку ферзя и задумался.
— В девяностых годах, я служил на научно-исследовательском судне «Космонавт Владислав Волков», который предназначался для сбора телеметрической информации с космических аппаратов. Мы из морей не выходили. В наши задачи входило обеспечение контроля Центра управления полётом над ответственными операциями, производимыми на орбитальных пилотируемых станциях, контроль включения разгонных ступеней ракет при запусках геостационарных спутников и спутников с высокими эллиптическими орбитами и многое еще чего. Между рейсами зашли в Северодвинск на завод. Надо было кое-что подремонтировать. Надо сказать, что на судне был у меня друг — Пашка Каляев. Мы с ним, как одна душа на двоих. Пашка был из поморов с Мудьюгского острова в юго-восточной части одного из крупнейших заливов Белого моря — Двинской губы. Остров, вместе с островами Никольская Коса и Голая Кошка, отделяет залив под названием губа Сухое Море, расположенный вблизи устья реки Северная Двина, от остальной части Двинской губы. Там еще бой с англичанами был за Архангельск после революции. Так вот, Пашка мне говорит, поехали ко мне в деревню. Что тут ехать, рукой подать — 30 километров. Ну, а мне то, что, молод, горяч. Капитан отпустил. Поехали. Приезжаем, а там деревня вся собралась. Пашка у них герой! Выучился, да и на каком судне по морям ходит! Никогда я еще такого зрелища в жизни не видел. Столы на улице накрыли. На блюдах чего только нет: пироги, рыба чуть ли не всех сортов, ягоды, кулебяки — глаза разбегаются. Начался праздник. Все веселятся, а я чувствую, что нахожусь под каким-то воздействием. Сидит за столом, напротив меня, девушка и смотрит. Улыбается просто, приветливо так, а я как под гипнозом. Ни пить ни есть не могу. А красоты она — Солнце меркнет … Я думал, что таких и на земле не бывает. Вот, как Анфиса из «Угрюм реки». Праздник разгорается, все уже «навеселе», танцуют, а я сижу, словно жених на свадьбе. К вечеру, когда все стали понемногу расходиться, смотрю, Пашка мой совсем захмелел. Заснул. Мать его в доме уложила. И я , вроде собрался спать, и тут, подходит ко мне эта красавица, берет за руку и ведет за собой. Ни слова не говорит. И я молчу. Подводит к домику, видать охотничий. Заводит. Ночи белые — света не надо. Подходит она ко мне близко-близко и рукой по лицу. А ладонь, как перо птицы. Сползает с нее сарафан. Целует она меня и улыбается. Зубы — жемчуг, а косы травой свежескошенной пахнут… Под утро только в себя приходить стал. Разговорились. Имя у нее необычное оказалось — Славена. Она о себе рассказала: замужем, муж пьет сильно и бьет, морем промышляет. Сама она повитуха, а своих детей нет. Говорит о жизни своей, а сама меня ласкает, да так нежно. Потом прижалась, и тихо так говорит:» Возьми меня с собой, на корабль свой. Увези. Нет сил у меня больше здесь оставаться. Кем хочешь там работать буду. Я все могу. Все выдержу». Я молчу. Не отвечаю. А, что говорить. Женат я уже был. Жену любил свою. И тут она, вдруг, затихла. Все поняла. И, чувствую я, как слезы ее на мою грудь капают. И мои глаза в слезах. К обеду мы уехали.
Касаткин слушал Болотова, не пропуская ни одного оттенка сказанного им слова. Он так ясно представил себе эту встречу, что ему на миг показалось, что это было с ним самим. И это он был в объятиях красивой поморки, от губ которых рождались ласки и нежности.
Болотов замолчал. Понятно было, что история этим не закончилась. Ему требовалось время, чтобы продолжить рассказ. И он продолжил:
— Помотало нас тогда. За год мы были в 14 экспедиционных рейсах: в Центральной и Южной Атлантике, Мексиканском заливе, Карибском море и Индийском океане. Вернулись в Калининград. Встреча с родной землей, домом, близкими. Вроде, и не до разговоров. А, как вернулись на судно, смотрю, а Пашка, что-то сумной ходит. Встречи избегает. Наконец, останавливаю его, спрашиваю: что случилось? Он мне письмо протягивает. Читаю. Где-то полгода назад, пьяный муж избил Славену, да так, что до больницы и не довезли живой.
У Болотова появились на глазах слезы.
— Часто спрашиваю себя: мог я ей тогда помочь? Забрать ее с собой? Мог! Мог! Мне это ничего не стоило. Я отвечал на корабле за многое и за кадровую безопасность. Мое слово имело значение. Да, я был женат. Но я мог просто помочь ей вырваться из ада, в котором она оказалась. Дай ей тогда, хоть маленькую надежду, она босиком по замерзлой дороге пошла бы за мной. Но я испугался. А еще страшнее всего — отстранился. Разве меня тогда касалась эта история? Да, она затронула мое сердце, но я не планировал ничего менять в своей жизни. «Зачем мне эта обуза?», — думал я тогда. Хотя, не было и дня, чтобы внутри себя я не слышал ее нежного голоса, не ощущал бархат ее рук на своей спине. И соленых от слез губ, которыми она касались моих… Через десять лет, у меня обнаружили тяжелую болезнь. Я с ней мужественно сражался. За это время, жена меня оставила и уехала от меня, не подарив мне ни детей, ни счастья.
Болотов сделал паузу.
— Есть женщины, у которых тиара любви у них на голове от Бога. Но, как часто, мы выбираем не их, а тех, для которых надо из кожи лезть в три погибели, чтобы короновать короной из бриллиантов, заполучив которую, они понимают ее ценность не более, чем груду благородных камней, обрамленную дорогим металлом.
От сказанных слов, Касаткин напрягся.
— Тиара любви? — переспросил он.
— Да, тиара. Тиарой не коронуют. Тиара дается по титулу рождения.
Болотов встал и молча ушел к себе в каюту.
И, вот, Артем лежал и думал, стараясь осмыслить все то, что он услышал.
— Значит «тиара» — это головное украшение. «TIARA DE NORTH!», — тиара севера. Так вот, как переводится точно проект нашего дома! Как точно сказано и как красиво!», — с этими словами Артем заснул, уносясь мыслями к маленькому дому, величественно стоящему одиноко на берегу Финского залива…