В рассказе название судна и имена героев полностью вымышленные. Все случайные сходства, прошу считать совпадением . Но история эта, все-таки взята из жизни.
Писателю Виктору Викторовичу Конецкому посвящаю
«Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее
Старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ». Ф. Ляймен (перевод С. Маршак)
Артем Андреевич Касаткин был капитаном дальнего плавания.
Окончил он Государственный университет морского и речного флота имени адмирала С. О. Макарова . Причем, поступил на факультет «Судовождение» с желанием стать капитаном огромного океанского корабля. Никто его особо не агитировал ступать на этот нелегкий путь, да и семейной традиции не было. Отец Артема умер от неизлечимой болезни, когда мальчику еще не исполнилось и десяти лет. По профессии папа был простым учителем физики.
Мама, Анастасия Егоровна, преподавала географию в школе. Конечно, присутствие карт, огромного глобуса, который стоял на столе в гостинной, рассказы о прославленных путешественниках и первооткрывателях, большое количества книг на полках и в шкафах, хранящие в себе зашкаливающую дозу романтики — не могли не повлиять на формирование устойчивой потребности парня к приключениям. А, какая профессия может быть более романтичней, чем профессия капитана дальнего плавания?
Но, было в жизни у Артема ТАКОЕ, что постоянно подталкивало его к выбору нелегкой судьбе моряка.
И, вот это ЧТО-ТО, представляло собой довольно внушительный, красивый и интересный вид, и имело своеобразное название — TIARA DE NORTH .
Но, начнем с самого начала.
Жили мама с сыном в маленьком городке Ленинградской области, в домике деревянного зодчества на берегу Финского залива.
Когда умерла бабушка, дом достался им на двоих, где было внутри достаточно скромно, просто и просторно.
Позже, став старше, Артем узнал, что их дом был построен в конце 1900-х годов, неизвестным петербургским архитектором, по заказу некой вдовы отставного морского офицера, Николая Гордеевича Градмера, капитана первого ранга, служившего на военных кораблях Российского Флота.
Судьба его была непростой за эти сто двадцать лет: революции, войны, перестройки…
Домик был деревянный и не смотря, что он был небольшой, на нем умещались башенки с разными флюгерами, эркеры, шпили и балкончики. Он представлял собой странную смесь швейцарского шале и русского терема. Это придавало ему много загадочности и своеобразной красоты.
Сколько себя помнил, Артем часто фантазировал себе, что найдет в нем какой-нибудь клад, который оставила после себя первая владелица дома.
Периодически он искал его, заглядывая в каждую щель здания, тщательно изучая особенности архитектуры.
— Мама, а зачем столько шпилей и башенок на нашем доме? — как-то поинтересовался мальчик.
— Сынок, шпиль на крыше, в древности обычно служил флагштоком. Резные изображения, флюгера имели сакральное значение. Они защищали дом от злых духов. И, согласись — это красиво. Вот посмотри, сколько современных домов уже построили рядом, а наш самый красивый.
— Очень!
Мама продолжила.
— Я сейчас тебе что-то покажу.
Анастасия Егоровна пошла в свою комнату и принесла от-туда старую большую потрепанную папку. Она открыла ее и Артем ахнул.
— Это оригинальные чертежи нашего дома. Вот смотри, что здесь написано.
Артем посмотрел на место, на который указала мама. Там было написано: «Коньковая крыша по желанию Евдокии Павловны».
— Это кто такая?
— Евдокия Павловна Градмер — заказчица и владелица этого дома.
— А, где же тогда на крыше коньки? Их что, украли?
Анастасия Егоровна рассмеялась.
— Коньковая крыша — от слова «конус». А в свою очередь, оно имеет первоначальный корень «кон», который означает: сопряжение, соединение, связь, важное место в игре, черта, зона, предел. Здесь представлять можно, что угодно: и предел красоты, и связь с пространством неба, и черта статусности и много еще чего. Но, самое красивое, все-таки, на мой взгляд, это сопричастность к «мачте» корабля, которая завершается развивающимся флагом. Так строили русские терема наши предки.
— Значит наша крыша — это почти мачта корабля? Мама, как красиво, — восхитился Артем, навсегда отложив в своем сердце, что живут они под мачтами и парусами в самом красивом доме-корабле.
— Темка, как бы мне хотелось привести этот дом в полный порядок, чтобы он был такой, как его замыслил архитектор и каким он был, когда только его построили. Как бы , сыночек, жизнь не сложилась, постарайся сохранить его. Ты еще не понимаешь многого, но придет время, и сам почувствуешь и поймешь, как важен в жизни каждого человека родной дом, где о нем будут всегда думать, ждать и любить. В таком доме никогда не бывает тесно или одиноко.
В Теминой комнате было необычное окно. Раньше он и не задумывался, почему это оно круглое! Но, после разговора с мамой, догадался, что это был иллюминатор!
Теперь, глядя из него во двор, через застекленное круглое отверстие, виделось воображаемое море и далекая линия манящего горизонта. Возникало предчувствие приключений и невероятных открытий.
Артем часто брал в руки старую папку, которая сохранилась в доме. Рассматривал чертежи, любовался линиями, которые каким-то удивительным образом складывались, пересекались и сочетались в полне понятный план дома. Несмотря , что надписи были сделаны на латинском языке (как объяснила мама), многое было понятным. Но надпись, на титульной обложки папки, была непереведенная — «TIARA DE NORTH». «NORTH» — переводилось , как «север». А, вот с первым словом была запинка. Мама считала, что на папке была допущена ошибка. Скорее всего, говорила она, что архитектор хотел написать «Terra», что значит «земля». Вместе это звучало вполне созвучно и понятно «Северная земля».
Шло время, история с надписью папки забылась со временем и ушла в далекое детство мальчика.
Артем Андреевич Касаткин уже был первым помощником капитана на атомном ледоколе «НОРД»* Мурманского пароходства, когда неожиданно произошло событие, которое вернуло его к истории дома и не только.
К ним на судно, был назначен новый штурман. И не просто штурман, а «штурманиха» — Евдокия Павловна.
Услышав эту новость, Артем Андреевич, честно сказать, обалдел. Во-первых: женщина на корабле … как-то не очень желательно, а во-вторых: имя напомнило первую хозяйку дома — мадам Градмер.
Касаткина вызвал к себе капитан.
— Артем Андреевич, с нами в рейсе будет журналист. Статью будет писать о нас, ледокольщиках. На первых порах присмотрите за ним. Расскажите, что да как, пока не попривыкнет. И еще. Евдокия Павловна, наш новый штурман, задерживается. Она прибудет позже. Можете быть свободным.
Первый помощник был несколько озадачен:» Ничего себе! Евдокия Павловна задерживается! И на сколько, если до ухода в море оставалось не так уж и много времени».
У камбуза с вещими стоял журналист.
» И это еще тут чудо», — подумал Касаткин, взглянув на пассажира, — » Паганель какой-то !».
Паганель — случайное прозвище пристало к журналисту, по случаю реальной похожести с героем Жюль Верна: любопытен, несобран, фантастически рассеян, наивен, добр. В последствии ставший, как и романе » Дети капитана Гранта», неутомимым «двигателем» сюжета. И еще, Паганеля звали Жак. Нашего — звали Женей. Так, что прозвище вполне себя оправдывало.
Паганель стоял радостный до невозможности, улыбка его выражала безумное счастье и восторг одновременно. На нем была легкая куртка, огромный рюкзак и шапка с бубончиком красного цвета.
— Хорошо, что шапочка у вас красного цвета, — обратился к нему Касаткин.
— Да? А я еще думал, может синюю надеть?
— Синий цвет с вертолета не видно, если за борт упадете. А красный — самый раз.
Журналист сконфузился.
— Да, я понимаю. Моряки народ веселый.
— Раньше ледоколы красили в желтый цвет, но с воздуха плохо виден в лучах солнца. Стали красить в ярко красный. Пойдемте, я проведу вас в вашу каюту. Вы в ней будете жить не один.
Поднявшись по трапу, Касаткин и Паганель шли вдоль борта.
— А, что у нас на носу нарисовано? — Паганель начал задавать вопросы, с трудом втискиваясь в проемы со своим огромным грузом за спиной.
— На каком носу? У кого?- Артему Андреевичу уже начинали не нравится вопросы журналиста.
— Ну, как же. На ледоколе » Ямал» — акулья улыбка. А у нас что?
— А, вы об этом? У нас ничего. Мы серьезное судно. Это я уже и не помню в каком году, «ямальцы» возили детей на Северный полюс и решили нарисовать зубы акулы для смеха. Да так потом и оставили. Теперь «зубами» лед крошат.
Они подошли к каюте. Касаткин открыл дверь.
— Располагайтесь. Ваша койка справа. Сосед ваш будет помощник главного механика, Николай Игоревич Фомичев. Моряк бывалый. Бывший подводник. Мы его попросту зовем Фома Неверующий, потому, как все сто раз проверяет. Любит, когда надежно. Вам будет интересно с ним. Уверен.
Паганель осторожно снял рюкзак с плеч и поставил на койку, повернувшись спиной к иллюминатору.
— Только вот что: есть морская примета и всегда соблюдают на ледоколах: нельзя поворачиваться спиной к иллюминатору, чтобы не разозлить море.
Паганель резко развернулся и стал теперь лицом к морю.
— Располагайтесь. А, мне надо по делам. Вот вам папка, в ней все изложено: распорядок, правила, ответственность и т.д. Ознакомьтесь пока. Вопросы записывайте, по возможности буду вам на них отвечать.
Касаткин вышел и направился в штурманскую.
Паганель сел на койку, снял шапочку , открыл папку и стал читать:» Ледоколом управляют три человека. Вахта длится 4 часа, то есть каждая смена несет вахту, например, с 4 дня до 8 вечера и с 4 утра до 8 утра, следующие с 8 вечера до полуночи и с 8 утра до полудня и т.д. Всего 3 смены. Вахта состоит из рулевого матроса, который непосредственно крутит штурвал, Старшего вахты, который отдает команды матросу куда крутить руль и отвечает за весь корабль и вахтенного помощника, который делает записи в судовой журнал, отмечает положение корабля на карте и помогает Старшему вахты…».
По дороге, Артем Андреевич зашел к Главному инженеру ледокола, Игорю Анатольевичу, с которым был в дружеских отношениях.
— Игорь, ты видал нашего журналиста? — спросил Антон, присаживаясь за стол, — Паганель какой-то.
— Ты накаркаешь. Не хватало нам еще в Нову Зеландию попасть.
— Игорь, в этом рейсе все возможно. Не исключено и это. Ты знаешь, кто к нам штурманом назначен?
— И кто?
— Женщина!
Главный инженер поднял взгляд на друга и произнес:
— Вот ты , Темка, не правильно мыслишь по этому поводу. Я говорю тебе, как инженер. «Корабль» на английском языке имеет женский род. В связи с чем всем судам в основном давали женские имена и названия. И вот что бы не возникало у судна «ревности» женщин на его борт не допускали. Посмотри на эту ситуацию теперь по другому. У нас ЛЕДОКОЛ! ЛЕДОРУБ! Icebreaker «Норд»! МУЖЧИНА! И ты представляешь, вот таким красавцем управлять будет женщина!
— Игорь, ты говоришь, как о тигре в цирке. Кстати, эта мадам опаздывает!
— И как ее имя?
— Евдокия Павловна! Если она опоздает к отплытию, как она, интересно мне, догонять нас будет!
— Захочет догнать — найдет способ. Женщины — народ изобретательный. Тема, с точки зрения навигации, мы практически неуязвимы за счет своей маневренности и спектра возможностей работы во льду. Совершить навигационную ошибку при концентрации внимания всех судоводителей и помощников корабля — довольно сложно. Да и ты на что?
— Да, ну тебя! — Касаткин, не получив поддержку друга, направился к себе, — Посмотрим! Может она на вертолете к нам прибудет. Арктика — это не пельмени в холодильнике морозить. Штурман, ведущий ледокол, должен читать ледовую обстановку, как книгу, прокладывать и менять курс в соответствие с этой обстановкой, иначе ему не справиться.
— Успокойся. На зонтике, как Мэри Поппинс! Сейчас только ветер поменяется и прилетит.
Закрывая за собой дверь, Артем Андреевич слышал, как Игорь стал напевать песенку.
«Изменения в природе
Происходят год от года,
Непогода нынче в моде,
Непогода, непогода…».
Закончив в срок все приготовления, атомный ледокол «Норд», начал отход от причала.
Ошвартованного кормой, так как в этом случае кораблю приходится работать машинами вперед. Для отхода от причала корабль, ошвартованный бортом, должен, как правило, отбрасывать корму, работая машинами враздрай, а затем давать задний ход.
Паганель стоял над душой.
— Ледоколы обеспечивают работу транспортного флота в ледовых условиях: прокладывают ледовый канал, по которому за ними следуют не приспособленные к самостоятельному плаванию в тяжелых ледовых условиях суда, — объяснял Касаткин. — Это понятно?
Паганель мало что понимал, но соглашался.
— При этом в зависимости от ледовой обстановки и самого судна решается вопрос, пройдет ли оно за ледоколом самостоятельно или будет взято на буксир. На практике во льдах используют два вида буксировки: на коротком, до сорока метров, тросе и вплотную — когда буксируемое судно стыкуется с ледоколом, заводя свой нос в специальный вырез на корме ледокола. Операция требует ювелирной точности, надо рассчитать скорость, траекторию, чтобы не ударить и не повредить корпус судна.
— И как это происходит?
— Огромный ледокол должен подойти вплотную к форштевню судна — «взять его в кормовой вырез», вахтенный матрос на корме подсказывает знаками «левее», «правее», происходит стыковка, дальше нос буксируемого судна крепят на ледоколе буксирным тросом.
Паганель внимательно слушал, не перебивая рассказчика. И только тогда, когда произошла пауза, неожиданно добавил.
— Моря все имеют свой характер. Например, Карское, где чаще всего приходится работать, холодное, с частыми туманами и штормами, большую часть года покрыто льдами, в Обской губе вообще вода мутная. А вот Баренцево — под цвет аквамарина, хрусталь с бирюзой, но суровое. У каждого моря свой нрав, впрочем, как и у корабля, как и у человека.
— Верно подмечено.
— И льды разные бывают. «Шугу» — это такое ледяное крошево. «Сало» — это круглые такие льдинки на поверхности моря, напоминающие кружочки жира в тарелке с остывшим супом. Крупные круглые льдины называются «блинки». Примерзший к берегу лед – «припай». Сплошной лед образует ледяные поля, многолетние ледяные поля – это «паковый» лед. Встречаются и отдельные льдины, вертикально вставшие, как на дыбы, и вмерзшие в ледяные поля, они называются «ропаками», а если таких льдин много, то это «торосы», которые могут достигать в высоту несколько десятков метров.
— Артем Андреевич, а мне вот, Николай Егорович сказал, что наше судно класса
«Арктика» и это резиновая калоша по сравнению с подводной лодкой.
— Калоша?
Касаткин вышел на связь с ЦПУ .
— Фомичева на связь.
— Фомичев у аппарата.
— Николай Егорович, да что ж так. Мы не умиляем достоинства подводной лодки, но назвать наш ледоруб «калошей»?
— Артем Андреевич, если рассматривать с точки зрения ломки льда, то лодка лед «рубит» шапкой, а ледокол » калошей». Все верно. Лед ледокол не режет, он наползает на него и своей массой давит, ломает и раздвигает собой льдины. Образуется полынья. Пока льды не сомкнутся снова, по этой полынье должен успеть пройти караван. А если не успевает, ледоколу приходится возвращаться и обкалывать лед вокруг судов. А лодка лед крошит и разбрасывает торпедами чтобы всплыть на полном ходу , либо она его медленно и постепенно растапливает инфракрасными пушками. Но быстрее найти полынью.
— Ну, если так рассматривать. Николай Егорович, скучаете за лодкой?
— По лодке, Артем Андреевич. Лодка она, живая. Скучаю по родимой. Там жизнь! А тут — чисто, как в хирургии.
Диалог прервал капитан.
— Артем Андреевич, примите пассажира. Отправьте моторную лодку к приблизившемуся к нам танкеру.
«Началось приключение», — подумал про себя Касаткин отдавая распоряжение, — «Как пить дать, штурманша пожаловала».
И точно.
На палубу вывалились все, кто только мог.
Стоимость просмотра в бинокль (у кого он был), равнялась суточному жалованию. Оно и понятно, всем было любопытно посмотреть, как будет дама с чемоданчиком опускаться по штормтрапу в лодку, и потом на борт ледокола.
«Интересно, она будет в чулочках и на шпильках?», » А юбка у нее с разрезом или будет коротенькой?», «Брюнетка она или блондинка! Или , вообще, рыженькая?», » Ей какой трап подадут: лоцманский, посадочный или обиходный?» — слышались вопросы «зрителей», во все глаза присматриваясь, как нога хрупкой женщины коснется балясина*. «Лоцманский подали! Он покрасивше будет», — слышались голоса рассматривающих, — » В месте крепления лоцманского трапа устанавливается полутрапик, все удобней для дамочки-то будет! У трапа должен находиться спасательный круг с линем, предназначенный для подъема личных вещей».
«Зрители» с биноклями комментировали остальным «непартерщикам», украшая сказанные слова дополнительным морским лексиконом.
«Непартерщики» волновались: «Балясины параллельны уровню воды и плотно упираются в борт судна?»; » Не смещен ли бензель и балясины параллельны ли между собой?».
«Партерщики» успокаивали их, вещая, что все идет как положено. Наконец, кто-то произнес то, чего ждали все :» Шатенка!». Тут же послышались вопросы: » Красива ли? Есть ли обручальное кольцо? Сколько весит?».
— На, Паганель тебе бинокль, мне уже не интересно дальше смотреть. Дамочка в брюках и достаточно спортивна. Не первый день в море, сразу видно, что не раз проверяла осадку судна — Произнес Николай Егорович, покидая свое » VIP-место», уступая товарищу по каюте.
Когда Евдокия Павловна была уже на борту «Норда», впечатленные «зрители» продолжали на нее смотреть, получая эстетическое наслаждение. Паганель первый отреагировал, подбежал и протянул даме руку, помогая ей сделать последнее усилие, чтобы попасть на судно.
Глядя на все это, Артем Андреевич про себя подумал:» Есть теперь кому сплавить этого журналиста. Эта расскажет ему про все трудности службы на атомоходе в красках и деталях. То, что видят женщины, мужчине не увидеть и во сне».
Позже выяснилось, что пока все согласовали в «Атомфлоте», пока оформили все документы, «Норд» ушел в рейс. Вот и пришлось догонять его таким способом.
Вечером этого же дня, Евдокия Павловна приступила к своим непосредственным обязанностям.
Экипаж из сотни человек, приветливо встретил ее, создав атмосферу эмоционального комфорта.
Атомоход шел своим курсом.
(продолжение следует)
© Copyright: Лидия Сикорская, 2022
Свидетельство о публикации №222103001197
Спасибо. Мне очень понравилось!!!