После бессонной ночи и переживаний в связи с отъездом немецких мотоциклистов жильцы дома разошлись по квартирам и забылись в тяжелом сне. Мне не спалось, я вышел на Дерибасовскую и стоял в подворотне нашего дома. И вдруг я увидел солдата в странной форме, шедшего со стороны Польской улицы. Форма была похожа на форму красноармейца, но на плечах были широкие, в отличие от узких немецких, погоны. Когда солдат поравнялся со мной, я его спросил:
– Дядя, ты русский?
– Конечно, русский, ты что, не узнал своих?
– Так у красноармейцев нет погон, а у тебя есть, это что, какие-то особые войска?
– Нет, теперь все военные с погонами, – сказал солдат и пошёл вверх по Дерибасовской.
Я влетел во двор и закричал как можно громче:
– Наши пришли, я видел красноармейца с погонами.
На мой крик жильцы повысовывались из окон и стали меня ругать за то, что не даю им спать, но когда я рассказал им про красноармейца, все стали выбегать во двор и заставили еще раз рассказать о чудесной новости. А потом бросились на улицу, чтобы своими глазами увидеть наших освободителей.
Во дворе осталась большая крытая немецкая машина с неработающим мотором, которую немцы не успели увезти, убегая от налета наших самолетов. В ней лежали вещевые мешки-рюкзаки всей части, подрывавшей Одессу. Вовка, самый старший из дворовых ребят, залез в машину и выскочил из нее с рюкзаком. Его примеру последовали пару мужиков из соседнего двора и, несмотря на увещевания дворника дяди Миши, ушли с рюкзаками. Дядя Миша сориентировался довольно быстро, заперев ворота, чтобы не пропускать во двор чужих, а отец залез в машину и стал раздавать рюкзаки жителям нашего дома – каждой семье по вещмешку. Все оказались наделенными трофеями. Когда машину освободили от рюкзаков, под ними оказалась большая бочка, полная хорошего вина, и каждой семье досталось еще по ведру хмельной жидкости. А мы, мальчишки, вооружились штыками, которые были в машине, противогазами и касками и начали свои мальчишеские игры.
Во дворе был пир горой. Заходивших солдат старались угостить трофейным вином и сами пили вместе с освободителями. Да и мы, дворовая детвора, потихоньку от родных впервые в жизни пробовали винное зелье.
А на улице кипела жизнь. В здании бывшей продуктовой примарии по Дерибасовской, 6 разбили окна и тащили кто что мог. Какой-то дядька вылез из окна с толстенной пачкой ватманских листов чертежной бумаги, но поднять и унести их ему было не под силу. Взяв половину, остальные он бросил. Я тут же ухватился за них и стал тащить волоком. Ко мне обратился интеллигентного вида мужчина, сказал, что он художник, и попросил дать ему пару листов.
– Дядя, забери все, оно мне не надо, – ответил я и залез в окно примарии. В одной из комнат два подвыпивших офицера устроили соревнование по расстрелу портретов Гитлера и Антонеску, которые висели на стене. А я в каком-то кабинете обнаружил красивый механический звонок для вызова секретаря, который при нажатии на кнопку сверху издавал громкий мелодичный звон. Очень довольный своей добычей, я вернулся во двор, а потом вместе с остальными ребятами отправился бродить вдоль домов нашего района.
На каждом перекрестке приходилось обходить взорванные колодцы телефонной связи с уродливо торчащими из куч разбитых кирпичей оборванными телефонными кабелями в свинцовой защитной оболочке. На мостовой напротив дома по Дерибасовской, 9 лежали останки трех сгоревших машин с обугленными телами заживо сожженных раненых немецких солдат. Жандармы фельдкомендатуры облили их бензином и заживо сожгли, чтоб они не попали в плен. Дом с булочной «Попы из Пулоешти» на Ришельевской, в котором мы покупали хлеб, сгорел, от него остались только стены с пустыми глазницами бывших окон. К развалинам домов времен обороны Одессы добавилось несколько новых, но особых свежих разрушений не было.
Наше внимание привлекла колонна солдат, красивым строем шедшая со стороны Оперного театра. Ее с восторгом встречали жители Одессы. Знаменитые фотографии этой встречи можно увидеть во многих альбомах, посвященных освобождению Одессы. Весна, 10 апреля, распускающиеся листья, и радость долгожданной встречи с нашими освободителями.
На следующий день всех жильцов нашего района собрали в просторном зале кинотеатра, который при румынах назывался «Дойна» (Ришельевская угол Греческой улицы). На сцене – несколько офицеров. Старший по званию поздравляет нас с освобождением. Зал на это реагирует очень бурно. Затем нам рассказывают, что в Красной Армии введена новая форма с новыми знаками различия. Гимн «Интернационал», бывший до этого гимном СССР, теперь стал всемирным, а в СССР ввели новый гимн Советского Союза.
На сцену вышел аккордеонист, и под его аккомпанемент один из офицеров хорошо поставленным голосом запел:
Союз нерушимый республик свободных
Навеки сплотила великая Русь.
Да здравствует созданный волей народа
Великий, свободный Советский Союз…
Прослушав новый гимн и поздравления наших освободителей, мы с воодушевлением расходились по домам, а навстречу нам красноармеец вел немецкого военнопленного, который совсем не был похож на тех подтянутых завоевателей, которых мы привыкли видеть. Разорванный китель, без ремня, в помятой фуражке и с испуганным выражением лица.
Это еще раз подтверждало, что страшному времени оккупации пришел конец.
На следующий день отец и мать с утра собрались пойти на Новый базар пополнить продуктовые запасы, и я увязался за ними. Купив самое необходимое на малолюдном и бедненьком рынке, мы пошли домой. Но отец почему-то повел нас не по привычной Садовой, а по параллельной ей Коблевской. У ворот одного из домов по правой стороне улицы стояли люди, кто-то входил во двор, а кто-то выходил с растерянно-озабоченным выражением лица. Заинтересовавшись, мы тоже вошли во двор и увидели там ужасную картину.
Вдоль всего двора в два ряда на земле лежали трупы обугленных людей, застывших в самых различных позах. Все были одеты в немецкую форму. По обручальным кольцам, надетым на левую руку, можно было определить их католическое вероисповедание. Сомнений не было – это трупы немцев. Но кто их сжег и зачем?
Люди заходили в глубокий подвал дома и вскоре выходили оттуда явно пораженные увиденным. Мы тоже заглянули в подвал и увидели картину еще страшнее. Стены и потолок были закопчены явно недавно, и в воздухе стоял запах горелого мяса. На противоположной стенке подвала, под потолком, было зарешеченное окно. На нем, вцепившись в прочные прутья решетки, висел обгоревший труп человека. Спасаясь от огнедышащей струи огнемета, несчастный пытался выпрыгнуть в окно, но не смог выломать решетку…
Кто были эти немцы и почему с ними так жестоко расправились их соотечественники? Чем заслужили они такую ужасную смерть? Этого мы так никогда и не узнали.