Сафаров А. Не смешно

У меня все неприятности со здоровьем случаются 23 января. Уже несколько лет подряд. Родные уже ждут, проскочит эта дата или нет. Вот и на этот раз в этот роковой день, На Губернском рынке встретил я Оксану Юрьевну, бывшего кардиолога нашего госпиталя, у которой я с инфарктом лежал, и с которой у нас возникли разногласия по вопросу подъём на сколько этажей соответствует близости с женщиной.

— Удаётся на девятый этаж по пять раз бегать?- проявила врачебный интерес Оксана Юрьевна, улыбаясь.

— Стараюсь!- поддержал я шутку.

К себе на девятый этаж, в прямом смысле, я поднялся самостоятельно, а через пол часа карета «Скорой помощи» мчала меня в Клинику Самарского государственного медицинского университета с приступом стенокардии, усиленным резким падением давления. Первую ночь мне предстояло провести в коридоре в ожидании, когда освободятся места в палатах. Слегка оклемавшись, я как обычно начал со знакомства с отделением, расположенным этажом выше того где мне делали коронарографию весной прошлого года. Всё было знакомо, но … некоторые отличия занесли меня в женский туалет, где при моём появлении с унитаза попыталась вспорхнуть девушка лет восьмидесяти. Взлететь ей не удалось, застряла в стульчаке, продемонстрировала единственный зуб и не без интереса на меня уставилась.

— Спокойно!- сказал я отступая- Ваша возрастная категория меня не интересует!- а заметив чертовщинку в её глазах, придал себе ускорение.

В коридоре два бытовых холодильника, рядом с каждым табличка «Холодильник для пациентов». Получается этакий миниморг. А еще есть табличка «Рентгеновский аппарат установлен по распоряжению губернатора Титова». Любят наши чиновники, если чего украсть не успели, увековечивать сей факт. Следующую койку в коридоре занимает Серёга Потапов, жизнерадостный музыкант, участник всех Грушинских фестивалей и таксист по совместительству. Он здорово похож на одного врача отделения, что приводит к забавным ситуациям. Дремал я как-то днём, чувствую меня за плечо трясут. Открываю глаза, передо мной Серёга, только в белом халате.

— Как ваша фамилия?- спрашивает.

Я молчу, а он опять за своё:

— Как ваша фамилия?

— Тебе что делать нечего?- интересуюсь. А он всё никак не угомонится, и опять моей фамилией интересуется.

— Не пошел бы Ты на хер?! – говорю и отворачиваюсь.

А минут через тридцать вижу в коридоре двух Серёг, один из которых в белом халате и со стетоскопом на шее. Я аж головой затряс.

— Ты тоже ? – веселится Серёга – Доктора уже трое на хер послали. Он уже привыкать стал.

Вторым с кем я познакомился в коридоре, стал Валера, смуглый и волосатый как представитель средней Азии, любитель рыбалки, в том числе и зимней, и по совместительству водитель маршрутного такси. Я на минуту представил Валеру на льду, и рассмеялся. Оказалось, что не я один заметил сходство Валеры с гастарбайтерами.

— Таджик? – поинтересовался один из пациентов, когда Валера отошел.

— Нет! Русский! На маршрутке работает.

— У нас все таджики на маршрутках работают, и все, если их послушать, русские!- подвёл итог любопытный, и отправился по своим делам скорбным.

А прозвище «Таджик» за Валерой закрепилось. Ну, а мне еще предстояло быть заподозренным в нерусскости , на этот раз меня записали в Узбеки. Но об этом несколько позже.

Валеру готовили к коронарографии, и он очень переживал по поводу густой растительности сплошь покрывавшей его с головы до ног. Не без нашего участия его переживания усиливались, мы наперебой и с искренним желанием помочь на хитрых рожах, предлагали обрить его наголо. Персонал третьего этажа оказался гораздо лояльней своих коллег со второго, и обрили Валере только локтевые сгибы и небольшой участок бедра. Затем я вполне серьёзно описал ему предстоящую процедуру. Поскольку я всё время улыбался, эффект оказался противоположным. Валера решил, что я прикалываюсь, и стал бояться гораздо сильней, чем до моих пояснений.

На следующий день, по ходу коронарографии, Валере поставили два стента и выловили мягкий тромб. Через пару дней обещали поставить еще один стент и выловить оставшийся тромб, для чего перевели в палату №6 Отделения сердечно-сосудистой хирургии, то есть этажом ниже.

— Достоевщина.- веселился Валера, уже понявший, что ничего страшного ему не предстоит – Палата №6 ! Представляешь ?!

Накануне переезда зашел за Таджиком, чтобы перекурить его отъезд. Тут же возник диспут о вреде курения. Когда пришла очередь высказаться мне, я сказал, что во вреде курения не сомневаюсь, но говорят, что бросившие курить прибавляют в весе килограмм пятнадцать, а лучше помереть от никотина чем от ожирения.

— Лучше быть толстым с ногами, чем худым без ног как многие этажом ниже!- подвёл итог тучный мужчина средних лет, а ночью он упал в коридоре и умер. Врачи ничего не могли сделать. Так спор завершился в пользу курения. Не хочу сказать, что вред курения несколько преувеличен, но за два месяца проведённых в больнице заметил, что больше половины больных из некурящих.

Зря Таджик радовался. Ему предстояло познакомиться с суровыми порядками второго этажа. Там его обрили от груди до колен, сделали две клизмы вечером и одну утром, после чего вымазали выбритые участки чем-то желтым , отчего Валера стал похож на знак фирмы Билайн, и только после этого выполнили обещание. Через три дня Валеру выписали. Ну, а мне еще предстояло пополнить славную семью узбеков. Но об этом позже.

Утром меня перевели в палату №14. Палата привилегированная, всего на четыре места, есть телевизор и небольшой холодильник. Все, как и этажом ниже. Лечащих врачей двое: на левой половине молодая привлекательная женщина, с роскошной гривой волос, стройной фигурой, милой улыбкой…и, к тому же, кандидат наук; на правой- молодой, видимо недавно закончивший этот самый СГМУ мужчина. Я, естественно, попал на правую половину. Всегда так. Стоит врачу оказаться молодой и очаровательной женщиной, как я попадаю в руки не столь привлекательного мужика. Все эти умозаключения я, не мудрствуя лукаво, излагаю Елене Александровне, добавляя, что симпатия к врачу играет не последнюю роль в борьбе с болезнью. А для того чтобы вызвать желание взять меня под личное наблюдение, рассказываю о своих впечатлениях по поводу табличек в коридоре. Номер не прошел, хотя над моими наблюдениями она от души посмеялась. Вторую койку на правой половине занимает мужичонка лет семидесяти. Мужичонка потому, что роста он маленького и сложения хилого. Это важно потому, что он утверждает, что когда служил в армии, одним напряжением бицепсов рвал кожаные армейские ремни, а руки у него… сами знаете что у нормального человека толще. Еще он любит рассказывать как вдвоём с братом, таким же здоровяком как он запросто справлялись с двумя десятками уголовников, стоило тем приблизиться на расстояние вытянутой руки. Излишне говорить, что я, не будучи высоким и не обладая длинными руками, мог взять его за грудки и он не мог до меня дотянуться, нелепо размахивая руками сантиметрах в десяти от меня. Пользуясь тем, что дедок глух на одно ухо и плохо слышит другим, я все его враки заканчивал фразой « Ну и врать же Ты здоров!» , при этом дружелюбно улыбаясь, На что он радостно соглашался. А еще он любит петь… исключительно матерные частушки и песни, которых знает великое множество. Слова одной из них он по моей просьбе записал, вдохновлённый перспективой попасть в третью часть «Хождения по мукам». И конечно песня была посвящена морю, то есть мне.

Океан шумит угрюмо

Тихо плещется вода

По волнам несётся шхуна

« Интернедская звезда « ( естественно, что звезда заменила похожее по звучанию слово, что я и

Капитан на ней угрюмый буду, по возможности, делать и в дальнейшем )

Джон кровавое яйцо

Словно жопа крокодила

Капитаново лицо

Сам огромный и заросший,

Нос повёрнут на восток,

Колбасою волосатой

Х… свисает между ног.

А меж тем на полубаке

Старый боцман дядя Сэм

Разорви его собаки

Быль рассказывает всем

Это было лет за двадцать

До Кровавого яйца

Золота пудов так двадцать

Мы забрали у купца.

В трюме там нашли сто сорок

Негритянок молодых

И взорвавшись словно порох

С криком бросились на них

Мне досталася б…дина

Лет под восемьдесят пять

Ни…чего не разбирая

Бросился её е….

Толстожопая б…дина

Х… зажавши между ног

Оторвала половину

Я взревел как носорог

Старый боцман трижды перднул

И пошел в каюту спать

А в команде кто-то начал

Над рассказом хохотать.

Придурки везде одинаковы. Их амплуа показывать, как все им мешают жить и лечиться, а, кроме того, требовать к себе особого отношения. Один такой принялся орать в коридоре, что находящиеся рядом с его палатой мешают ему дышать, и тут же был послан по известному всем адресу. Нужно признать, что это для ему подобных примером не стало. А какие колоритные особи встречаются, не лица, а рожи. Невольно даёшь им прозвища типа «Крикливый карлик», «Шрек»…

И что характерно, чем уродливей особь, тем громче у неё голос, и выше требования к окружающим. Когда они собираются в курилке, их ор слышан по всему корпусу. Причем орут они всё больше матом и исключительно глупости, причем врут беззастенчиво. Крикливый карлик утверждает, что он полковник. При мне он делать это не решается, опасаясь разоблачения профессионала. Мало того что его рост не превышает 150 см на цыпочках, что исключает его принадлежность к военному сословию, но и манера поведения выдаёт человека никогда в армии не служившего. Кажется, в героическом городе Самаре модно присваивать себе воинские звания совершенно произвольно. В моём подъезде живут два таких самозванца: прапорщик Хренов ( это не характеристика, это у него фамилия такая) утверждал, что он майор КГБ, будучи прапорщиком, второй заверил меня, что командовал кораблём первого класса, пришлось сказать ему что кораблей первого класса не бывает, а бывают корабли 1 ранга, и чтобы он врал кому-нибудь другому, поскольку мне совершенно очевидно, что он корабли даже на картинке не видел. Кажется это такая форма закомплексованности, когда, узнав, что я капитан 3 ранга, их неудержимо тянет присвоить себе более высокое звание.

Из нормальных в нашу микрогруппу вошел немец по национальности, и электрик по профессии. Таджик стал называть его Адольфычем, но тот стал обижаться, и никак не мог поверить в то, что Таджик это просто так ляпнул, а не разыскал в интернете, что его прадеда звали Адольф. Чтобы он не обижался, я стал называть его Мыколой, на том простом основании, что по паспорту он Николай. Странно, но мне прозвища не досталось и все называли меня по имени.

Почувствовав себя лучше, я отправился на второй этаж, узнать числюсь ли я в очереди на операцию, или меня уже исключили из списков живых. Торопиться меня заставили две причины: во первых друзья из «Союза военных моряков» развили бурную деятельность, с привлечением депутата Госдумы адмирала Комоедова по требованию к госпиталю Бурденко выполнить свои обязанности перед офицером, прослужившим 28 лет, а заодно спасти для Родины столь ценного человека, каковым друзья меня считали. Они еще предлагали пустить шапку по кругу, как это сейчас часто делается к стыду нашего государства, чтобы собрать в СВМ деньги на платную операцию. Кроме того Александр Покровский предлагал мне помочь оплатить операцию. Оба варианта мне льстили, поскольку говорили о том, что я не зря прожил жизнь, но не устраивали. Не привык я жить за чужой счет, а кроме того, мне очень хотелось хоть раз заставить государство выполнить передо мной свои обязательства, а не только с завидным постоянством меня грабить. Во вторых становилось ясно, что власть не поменяется, а следовательно после выборов президента, медицина станет полностью платной, а таких денег мне до конца жизни не собрать. Разве что продать квартиру, и остаток жизни провести в славные ряды БОМЖей. Медперсонал отделения сосудистой хирургии меня помнил, не зря же я там летом парился. Кардиолог, маленькая, хрупкая и совсем молоденькая Ирина Викторовна, бюрократию разводить не стала, и предложила, как только закончат лечение на третьем этаже, перейти к ним, пока квоты не закончились. А пока я успешно зарабатываю авторитет у персонала, отремонтировав душ и кое какие мелочи сестре-хозяйке. Среди больных я единственный моряк и потому был весьма популярен как эксперт по делам флота и вопросам творящегося в вооруженных силах бардака, пока в отделении не появился бывший водолаз

— Ну шила –то Ты попил вволю?!- полуутвердительно поинтересовался бывший водолаз в курилке, когда ему сказали, что я морской офицер.

— Я никогда не пил корабельное шило!

— Ну, Ты меня разочаровал! – удивился он – Как это, шило не пить?!

-Отвращение к ворам и ворованному у меня с детства, а корабельный спирт не случайно называют ВОРОШИЛОВКА, то есть ворованное шило.- сказал я.

— Ну, если из принципа, то ладно.- сказал он, но было видно, что он со мной не согласен.

Прошло десять дней, я выписался с третьего этажа и прописался на втором. На просьбу поселить меня в уже знакомую 14 палату, выразили готовность пойти мне навстречу при условии, что контингент уже её занимающий меня устроит. Это настораживало. Заглянув в палату, я ретировался с завидной скоростью. Пять девушек в возрасте от семидесяти и старше могли вызвать стойкое заикание. И я отправился туда, куда меня послали, то есть в палату №12. Встретили меня шесть пар настороженных глаз на мрачных лицах. Сразу стало ясно, что царящая здесь атмосфера будет способствовать развитию болезни, и я попытался разрядить обстановку:

— Кто в камере смотрящий? – спрашиваю, а в ответ молчание – Я спрашиваю кто пахан?

— ???

— Коли так, то я буду старшим! Никакой демократии! Она вредна для здоровья!

— Недолго Тебе командовать!- наконец дождался я ответа- Завтра пятеро из нас выписываются.

Несколько удивившись тому, что перед выпиской люди ведут себя как перед расстрелом, я всё же получил надежду, что новички будут менее мрачными. И я не ошибся. Один новичок сразу переоделся в махровый халат, за что немедленно получил прозвище Барин, второй, в очках с толстыми стёклами и телом в шрамах от всех возможных операций на сосудах по фамилии Блинов, стал Блинчиком; третьего звали Геннадием, нога у него была черного цвета и от боли он совсем не мог говорить; четвёртым стал мой тёзка из Тольятти, 44 лет, габаритами крупный, и отличающийся отменным аппетитом и крепким сном; пятое место занял мордвин (так он представился. Оказалось это его национальность, а звали его Сергей.) с постоянным дебильником в ушах; шестую койку сохранил за собой дедок, которого мы прозвали Градусник, за его свойство по нескольку раз в день измерять температуру, забывать при этом о градуснике., вследствие чего ронял и разбивал их исключительно в районе моей койки. За пределами палаты, сразу встречаю Деда, с которым мы летом в 14 палате лежали. Просто удивительно сколько людей меня знают, спрашивают о здоровье и интересуются по какому поводу я опять здесь оказался. Некоторых я совсем не помню. Не знаю, зрительная память меня стала подводить, или меня запоминают на расстоянии. Второе меня больше устраивает, ибо вместо банального склероза, льстит мыслью, что я личность запоминающаяся. Не узнают меня только в очередях, стоит мне хоть на минуту отойти, как меня уже никто вспомнить не может, и фраза «Вас тут не стояло!» давно стала привычной.

Вручаю Ирине Викторовне две книги, в которых есть и мои рассказы, одну ей, другую для хирургов, и высказываюсь в том смысле, что если им понравится то, что я там накропал, то и заштопают они меня с особой тщательностью.

— Мы всех лечим одинаково, и писателей, и читателей!- не принимает она шутку.

Забегая вперёд, скажу, что кардиологи времени прочитать мои байки не нашли, а хирургам, по словам Ирины Викторовны, понравились.

Мимо, создавая завихрения, проносится худощавый мужик небольшого роста и неопределённого возраста в послеоперационном бандаже. Его безуспешно пытается догнать кардиолог, известная стремительностью своих передвижений.

— Остановитесь!- взывает доктор – Всего три дня после операции, а носитесь как угорелый!

— Я всегда так хожу!- возражает спринтер и мгновенно исчезает.

Это Генка из палаты №6. Когда я высказываю удивление его бодростью через такое короткое время после сложной операции, мне рассказывают, что при подготовке к операции, на Генку нацепили прибор Холтера, а он, вместе с Холтером сбежал в самоволку, проделал в городе множество полезных дел, а напоследок заскочил к знакомой и устроил ей два часа бурного секса. Всё отделение очень интересовалось показаниями Холтера, особенно в эти два часа.

Сбор информации продолжился в курилке. Это самое посещаемое место в отделении. Двое безногих на инвалидных колясках разрабатывали теорию отсутствия необходимости бросать курить на том основании, что ноги им уже отрезали. Странный тип согласно качал головой, но казалось совсем их не слушал. Старожилы рассказали, что его еще осенью должны были оперировать, побрили, проклизмировали, уложили голого на каталку, накрыли простынкой и повезли.., а он сбежал, завернувшись в простыню, пока медсестры открывали двери операционного блока. Говорят его искал весь медперсонал во главе с профессором. Теперь он вновь поступил в отделение, и, забегая вперёд скажу, что он опять сбежал. Картину дополнял татарин лет тридцати пяти, очень похожий на Соловья-разбойника из мультфильма о Илье Муромце, в малогабаритном исполнении. Он знаменит тем, что претендует на внесение в Книгу рекордов Гинеса по количеству пройденных подготовительных процедур. Я имею ввиду бритьё и клизму. На момент моего поступления в отделение Наиля, так его зовут, уже пять раз готовили к операции, но в последний момент обнаруживались какие-то противопоказания к операции, и его сгружали с каталки. Счет, полученным им процедур, особенно клизмам (две вечером накануне и одна утром), вело всё отделение. Я присоединился к этому увлекательному занятию и не опоздал. Готовили Наиля через два дня на третий, а прооперировали всего на день раньше меня. Наиль базировался в знаменитой палате №6. Как я уже говорил, в этой палате обитал и Таджик, а когда его выписали, ко мне явилась делегация от палаты и предложила занять его место утверждая, что со мной веселей и время идёт быстрее. Это место мне предстояло занять несколько позже, а пока их желание учтено не было, и место таджика занял человек с квадратной головой по фамилии Иванов. Верхняя часть головы у него была плоская как столешница, и я испытывал непреодолимое желание поставить на неё чашку кофе. Наиль утверждал, что Иванов сочетает в себе качества ворошиловского стрелка и придурка. Перед операцией он жрал, не обращая внимания на рекомендации врачей и советы соседей по палате, мотивируя тем, что после клизмы необходимо желудок заполнить. А когда его выписали, он сел в коридоре и наотрез отказался покидать больницу пока за ним не приедут. При этом звонить родственникам он тоже отказался, предложение лечащего врача вызвать ему такси, оплатить проезд и даже сопроводить его до дома, он просто проигнорировал. Так и сидел в коридоре целые сутки, время от времени пытаясь занять койку, чей обладатель имел неосторожность зачем-нибудь выйти. Когда за ним, наконец, приехали, все вздохнули с облегчением.

Первый вывод который я сделал в больнице – Старость мало кого делает мудрей, а вот хворей и дурости добавляет большинству.

Сестра сообщила, что мне прибыло заказное письмо из налоговой службы. Это им не терпится оштрафовать меня за несвоевременную подачу декларации ,которую я подавать не должен был, на прибыль, которой я не имел. Эту историю я описал в рассказе «Штраф». Совместно с налоговиками мы тогда пришли к вводу, что я не виноват, но штраф всё же заплатить придётся хотя бы в минимальном размере. Иначе придётся признать, что налоговая служба работает непрофессионально, а это, как вы понимаете, совершенно невозможно. Я им тогда в шутку сказал, что Бог не фраер, всё видит и их накажет. Письмо заказное, и на почте выдать его родственникам отказались. Пришлось в субботу сбежать в самоволку. Получил письмо, а штраф не заплатил. В Сбербанке сказали, что в реквизитах налоговики не указали ИНН. Поручил оплату штрафа родне и вернулся в больницу. Целую неделю все скопом пытались дозвониться до Налоговой, но безуспешно, там никто трубку не брал. А потом сестра сообщила, что Налоговая служба моего района сгорела дотла, о чем передали по местному телевидению.

— Хорошо, что Ты в больнице,- добавила сестра- а то оказался бы первым подозреваемым.

Теперь, когда вы познакомились с обитателями палаты, можно приступать к рассказу о том, как мы лечились. На следующий день молодой хирург оптимистично пообещал Геннадию, что ему станет легче, как только ему ампутируют ногу выше колена. Пообещал, и не откладывая ногу оттяпали. Теперь на семерых у нас было тринадцать ног. Жена приезжает к нему два раза в день: утром и вечером, и всегда привозит что-нибудь вкусненькое. Геннадий ничего не ест, зато Саня передачам радуется.

— Как Ты относишься к пирогу с яблоками?- встречает он меня с перекура.

— Нормально.

— Жаль! Придётся делиться.- говорит он и протягивает мне кусок пирога.- Галочка, Вы прекрасно печёте. Привозите почаще, а мы не дадим пропасть.

На эту тираду Геннадий впервые вымученно улыбнулся. А на следующий день Галина привезла огромный курник. Геннадию опять ничего не досталось… кроме сознания, что его в беде не бросят. А тут я еще добавил:

— У Тебя Галина, какая по счету жена?- озадачиваю Геннадия, приканчивая его курник.

-А что???

— Ты врачу говорил, что у тебя было пять инфарктов и три инсульта, или наоборот. Если на каждую жену считать по одному инфаркту, а троим из них еще и по инсульту, то Галина у Тебя шестая, потому что от тех, кто так печет, только толстеют.

После этого Геннадий стал есть, разговаривать, и пошел на поправку. Одновременно выяснилась причина по которой Саня способен спать сутками в любых условиях и обладает отменным аппетитом. Оказывается он учился на пожарника, что многое объясняло, и даже сдал какие-то экзамены, но потом сменил профессию и теперь совмещает труд сапожника и изготовителя ключей к замкам. Шутки шутками, а среди нас он самый тяжелобольной. У него расширение аорты, причем очень большое по размеру, и ему даже не разрешают вставать. Чувствовал он себя хорошо.., пока не решил, что нужно разнообразить сидячий образ жизни и не встал на тренажер «Беговая дорожка». С неё он пересел на каталку и оказался в нашей палате.

— Наверное, не в ту сторону побежал.- говорит Саня- Сидел бы спокойно, может здесь не оказался бы. Транспорт мне противопоказан. Везут меня две тётки на каталке по подвалу, а там уклон. А во мне почти полтора центнера. Ускорение возникает. Тётки уже бегут босиком, тапки с них слетели.., вижу впереди поворот резкий. Ну, думаю кирдык мне. Глаза закрыл и жду, а сам думаю, что врачам работы поубавится, выпишут свидетельство и всё. Вот только что они там напишут? Погиб в ДТП? Но тётки оказались профи. Вывернулись.

В нашей палате курящих всего трое, а у всех кроме меня и тёзки болезнь, которую в простонародье называют болезнью курильщика. По этому поводу Барин возражает жене на её стенания железным доводом: «Для врачей курение- отмазка ! Спросят –Курите?- и получив утвердительный ответ- Чего ж Вы хотите ???

Я уже говорил, что в каждом отделении есть свои придурки и козлы. Главный козёл у нас с бородой. Он утверждает, что не пальцем деланный, и на этом основании лезет всех поучать. Даже профессора. В курилке он громогласно заявил, что профессор ни черта не смыслит в медицине, и свою драгоценную жизнь он ему доверять не собирается. Дальнейшие его умозаключения сводились к обычному трамвайному хамству. Это и послужило причиной первой стычки со мной. Я высказываюсь и даже спорю когда речь идёт о том, в чем я разбираюсь. Если же тема мне мало знакома, то я предпочитаю слушать специалистов и стараться чему-то у них научиться. Поэтому я не сдержался и предложил ему попридержать язык, за что и был зачислен в славное семейство среднеазиатов:

— Понаехали тут Узбеки и нас же учат как жить!- записал меня в Узбеки, кстати, впервые, бородатый козёл.

— Какая у меня универсальная внешность – подумал я- За кого только не принимают!- а для придурка, при общем одобрении присутствовавших, добавил:

— Не знаю, каковы твои заслуги перед Русским народом, но на своём корабле я бы тебе даже гальюны драить не доверил. В отличии от тебя мне уже приходилось с оружием в руках защищать нормальных людей от скотов вроде тебя. Ты их чурками называешь, а сам-то ты кто?! Самый настоящий чурка!!! Ты говоришь, что не пальцем деланный. Ты не пальцем, а грязной шваброй сделан! Врёшь всё беспардонно, и думаешь, что если громко орёшь, то уже и прав. Никакой Ты не глава фирмы, и зам директора крупного предприятия Ты никогда не был! У тебя ПТУ на лбу написано, да и то с первого раза ты по конкурсу не прошел из-за слабого умственного развития! И книг ты всего три прочитал, причем самая серьёзная из них была «Колобок»! А на месте профессора, я тебя и лечить бы не стал! И не возражай! Обычно, когда меня вынуждают говорить правду в лицо, пытаются скулить подванивая. Я в таких случаях имею привычку укладывать оппонента минут на 30 отдохнуть. Сейчас обстановка не позволяет: тебя бить нельзя, и мне резкие движения делать не рекомендуют, а кроме того мне вовсе не улыбается из-за такого мудака как ты из больницы вылететь за нарушение режима. Так что пошел вон, и на глаза мне больше не попадайся!

Не знаю, просто так совпало, или он из моей отповеди выводы сделал, но на следующий день он из больницы исчез. Давно известно, что в нашей стране каждый считает, что он знает как командовать армиями и как руководить футболом, чтобы наши, наконец, играть нормально стали. Футбол вне моей компетенции. Единственное, что мне кажется несомненным в этом вопросе, так это то, что никаких легионеров за огромные деньги нам не нужно, а надо своих спортсменов готовить, и еще, что футболистам нужно платить столько сколько они зарабатывают, то есть в зависимости от сбора с матчей, а не суммы, на которые можно содержать экипажи атомных ракетоносцев. В курилке мои умозаключения оставили без внимания, а вот претезии к вооруженным силам предъявили мне как единственному представителю военного сословия. В частности всех волновал вопрос дедовщины (годковщины) в армии и на флоте.

— Всё зависит от офицеров!- горячился «крупный специалист» в этой области – И за всё с них спрашивать нужно! Сажать их нужно, если среди его подчинённых такое случается!

— Ты случайно не из «Комитета солдатских матерей», этого сборища сексуально неудовлетворённых дам? – интересуюсь я.

Он на несколько минут замолкает, обескураженный моим вопросом, потом надеясь на поддержку окружающих, впадает в истерику.

— Я сам служил! Я знаю, что говорю!!!

— Ну а если служил, то скажи, что Ты отвечал командиру, когда он спрашивал, откуда у тебя фингал под глазом? Небось, говорил, что спросонья в дверной косяк врезался?

— Да! А иначе меня сослуживцы чмырить стали бы!

— Вот, вот! Выходит за твою трусость и круговую поруку среди солдат, сажать в тюрьмы нужно офицеров?! А ведь им, чтобы меры принять, нужны доказательства. А где их взять, если даже пострадавший правду скрывает? Вот и выходит, что солдатские отцы вроде тебя, и солдатские матери воспитывают подонков, которые унижают и калечат тех кто послабей, отправляют их в армию и требуют, чтобы за их грехи отвечал офицер, у которого таких несколько десятков, практически лишенный власти, и требуете чтобы ваших отпрысков офицеры даже на горшок за ручку водили как в детском садике, и сопли и попки им вытирали! По крайней мере, я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь потребовал привлечь к ответственности родителей негодяя. Пускай бы «солдатские матери» организовали в казармах круглосуточное дежурство. Может им понравилось бы когда защищаемые ими «невинные детишки» их по кругу пустят. И большинство присутствовавших со мной согласилось.

Еще в отделении есть две платные палаты. Когда я поинтересовался, сколько стоит пребывание в условиях повышенного комфорта, медсестра ответила, что 1500 рублей в сутки, но даже если мне предложат приплатить эту сумму, то соглашаться не следует, ибо проживающий там деятель способен свести в могилу любого. Вскоре мне представилась возможность в этом убедиться.

— Ко мне обращаться на ВЫ! Разговаривать очень вежливо! Никаких лишних слов, отвечать только на мои вопросы!- заявлял он, и его тут же посылали по известному адресу.

Давно известно, что дураки – одна из бед России, и говорить о них можно бесконечно. Не потому, что они представляют интерес, а потому, что над их выходками можно посмеяться. Поэтому оставим их в покое, по крайней мере, на время, и вернёмся в палату. Пока идёт подготовка к операции, мы коротаем время между чуть ли не ежедневной сдачей крови и обследованиями казалось бы не имеющими отношения к сердцу. Нужно сказать, что обследуют буквально всё, даже зубы, чтобы исключить занесение инфекции при операции. При малейших противопоказаниях операция откладывается, и лечат выявленный недостаток. Чаще всего противопоказания выявляют при гастроэндоскопии (не помню точно, как это произносится, а тем более пишется, но суть исследования заключается в том, что в рот заталкивается до самого желудка какая-то хрень с видеокамерой, а врач на мониторе видит всё что у тебя там происходит. В простонародье эта весьма неприятная процедура называется «глотать кишку»). На этом горят почти все, но безусловным рекордсменом является Наиль.

А еще мы разговариваем. Самый длинный разговор был зафиксирован между Барином и Блинчиком. Начался он после обеда и продолжался до пяти часов утра следующих суток, и выявил, что они из одного села, и даже жили на соседних улицах, учились в одной (единственной) школе, потом закончили тоже единственное ФЗУ ( так в то время ПТУ назывались) после чего расстались почти на пол века. Поэтому их разговор носил примерно такой характер:

— А Ты знал Петрова?

— Конечно! Я с его сестрой в одном классе учился.

А закончился, когда Барин спросил:

— А Блинова знал? Он еще на моей двоюродной сестре женился.

— Так это же я!- сказал Блинчик, и тут Саня, которому духота в палате спать не мешали, а вот бурные выяснения дружеских и родственных связей сокамерников раздражали, неожиданно проснулся и спросил:

— Сколько народу живёт в вашей Большой Глушице? Тысяч пять- десять? Вы пока всех не переберёте, не успокоитесь?! Спать мешаете!

На что Земели резонно возразили, что если бы Саня не выспался днём, то их разговор его не беспокоил бы.

Не зря Саня на пожарника учился, потому что выслушав их доводы, немедленно заснул. Спешить ему было некуда, протез вместо раздувшейся аорты, стоимостью восемьсот тысяч рублей, еще не доставили, а кроме того он не подходил по размеру. Так что пока врачи решали что с ним делать, он отсыпался. Мою операцию назначили на двадцать первое февраля, но накануне удалось прооперировать только одного больного, и Наиля перенесли на следующий день, а меня на двадцать второе.

— У Вас более сложная патология.- поведала Ирина Викторовна – Поэтому Вас будем оперировать одного, чтобы уложиться по времени, день ведь предпраздничный.

— Впервые буду встречать день Советской армии и ВМФ в реанимации.- сказал я, а сам подумал, что лучше пусть режут перед праздником, чем после. Медики ведь военнообязанные, и отмечать наверняка будут. Ирина Викторовна обещала навестить меня и поздравить с праздником.

Двадцать второго, с утра я проехал мимо выстроившихся в коридоре однокамерников и помахал им рукой как Леонид Ильич из правительственной машины.

Очухался я в реанимации, причем все эти рассказы о том, что многие несут всякую чушь, отходя от наркоза, и то, что пришедшим в себя не дают спать в течение двух часов оказались несостоятельными.

— Как ваши дела?- спросил я у реаниматоров когда открыл глаза.

— Это Вы у нас спрашиваете?- видимо приняв мой вопрос за последствия наркоза, интересуются.

— А у кого же? Вы работали, а я просто лежал. Вот я у вас и спрашиваю.- развеял я их сомнения, после чего они решили, что мне в реанимации делать больше нечего.

Ирина Викторовна данное слово сдержала, навестила меня, и, учитывая моё состояние и мнение реаниматоров, забрала в палату №1. Там мне предстоит провести еще сутки, подключенным к приборам, измеряющим давление и еще что-то… Наутро я впервые прокатился в инвалидной коляске до родной палаты. Хотел дойти сам, но врачи не позволили. Покинув столь экзотическое средство передвижения, я немедленно отправился своим ходом в курилку, узнать последние новости. Ничего существенного за время моего отсутствия не произошло.

На первой же перевязке выяснил, что нас не зашивают, а скрепляют места разреза металлическими скобками.

— Степлером работаете? – интересуюсь, и излагаю умозаключение о том, что восстанавливать целостность человеческого тела как листы бумаги- замечательное подтверждение прогресса, но не ясно как теперь называть швы.

Выясняется, также, то, что заживает на мне как на собаке. Единственное, что беспокоит, так это обострение бронхита. Кашель может мешать грудине срастаться. Вот я и обнимаю сам себя со всей возможной страстью, когда соберусь кашлянуть. Но это не помогло. Грудина не срослась, и щелкает при движении или глубоком вдохе. А тольяттинского тёзку прооперировали. Операция продолжалась двенадцать часов, и профессор вышел из операционной мокрый как будто под ливень попал. Из реанимации Сашка не вышел до моей выписки. Я, по возможности, поддерживал его семью, отвлекал от невесёлых мыслей, но уже предчувствовал, что ему не выкарабкаться.

Через 12 дней, 5 марта меня выписывают с весьма приличными показателями. В вестибюле Медуниверситета, при большом скоплении студентов чуть не потерял брюки. Едва успел подхватить. Первая ощутимая польза от операции- я похудел на десять килограмм. Позже я быстро вес восстановил. Сестра по этому поводу сказала, что худею я только когда меня расстреливают или режут. Так что женский день я буду встречать дома. Планирую поздравить женскую часть медперсонала по телефону. Человек предполагает, а Бог располагает. Восьмого марта резко поднялась температура, и говорить я совсем не мог, задыхался на половине слова. Праздник, все отдыхают, участковый врач, под наблюдение которого я выписан еще 5 марта поведала, что всё что мне нужно назначено при выписке, и она не понимает зачем её вызвали… Решил дотянуть до окончания праздника и выходных. В первый же после выходных рабочий день созвонился с лечащим врачем, и сразу был вызван в клинику. УЗИ показало скопление жидкости в плевральной полости, что и могло вызвать ухудшение. Воткнули в спину толстую иглу со шлангом, и откачали жидкость.

— Подождём пару дней, и посмотрим будет ли улучшение.- сказала Ирина Викторовна- Постарайтесь проверить наличие жидкости, если у Вас есть где сделать УЗИ. Вы уже выписаны, и я могу только просить коллег пойти мне навстречу, ведь они загружены обследованием тех кто лежит в клинике.

— Не беспокойтесь. Это не проблема. Я сделаю УЗИ в военной поликлинике.

На следующий день неожиданно позвонил сам профессор. Послушав как я говорю, глотая по пол слова, он сказал, чтобы я не откладывая, завтра же лёг в клинику.

— Вы наш больной, и мы за Вас полностью отвечаем!- закончил он разговор- Жду Вас завтра.

Я решил, что ему доложили об ухудшении моего состояния, и он решил вернуть меня, чтобы завершить лечение. Оказалось всё не так просто. Оказывается моя племянница накатала министру здравоохранения области письмо, в котором высказала возмущение тем, что после такой сложной операции не предусмотрена реабилитация, а больных выписывают домой, что может свести на нет все усилия хирургов. Племянница из нового поколения и считает, что главное поднять шум, привлечь к себе внимание, иначе никто тобой заниматься не будет. О том, что у нас в результате таких действий уже давно страдают те кто дело делает и свой долг до конца выполняет, она не задумывалась. Так я оказался в палате №10. Палата №6 неуклонно приближалась. Прав был Таджик, это достоевщина какая-то. Первые подозрения у меня появились когда я заметил, что Ирина Викторовна как-то изменилась, стала заметно холодней ко мне относиться.

— У Вас что-то случилось?- поинтересовался я при очередном осмотре- Вас кто-то обидел?

— Вы же на меня жалуетесь. Вот у меня и неприятности.

— Кто? Я?

— Вы, или ваши родственники. А мне от главврача досталось.

— Я ничего об этом не знаю, но обязательно разберусь. Поверьте, я никогда не действую исподтишка, никогда не жалуюсь, а если чем-то недоволен, то говорю об этом открыто. Прожив большую часть жизни, единственное чем я дорожу, так это тем, что даже враги не могли упрекнуть меня в непорядочности и нечестности. Меня непьющего обвиняли в алкоголизме, в грубости с начальниками, и еще во многом чего я не делал, но в непорядочности НИКОГДА!

Тут я немного слукавил. Однажды меня обвинили в подлости и лживости. Это сделали люди, которым я ничего плохого не сделал, ни в чем их не обманул и тем более поступил по отношению к ним подло. Просто ситуация сложилась так, что им нужно было либо облить меня грязью, либо признать подлецами себя. В тот же день состоялся телефонный разговор с племянницей. Мне так и не удалось выяснить, что она там написала, и на все мои доводы она отвечала, что на врачей она не жаловалась, а лишь возмутилась тем, что выписывают не до конца выздоровевших из больницы, и что если бы она не подняла шум, то меня никто не стал бы лечить.

— Это хирургическое отделение.- убеждал я её- Здесь делают операции, и они не могут держать больных по три месяца пока у них всё не заживёт. Если бы Ты написала Путину, чтобы он распорядился мадам Голиковой ходить на службу в гестаповской форме, чтобы всем сразу была её сучность, а всем своим холуям прекратить называть его «лидером нации» а обращаться просто МОЙ ФЮРЕР, то я бы Тебя поддержал.

Но видимо молодёжи сумели внушить, что принципы, по которым жили мы, устарели, и с мнением старших считаться не нужно. Я извинился перед Ириной Викторовной и профессором за выходку моей племянницы и хотел сам сходить к главврачу и всё ему объяснить, но профессор сказал, что в этом нет необходимости.

Саша, наконец, стал дышать самостоятельно, и его перевели в палату №1. Мы навещали его по нескольку раз в день, поддерживали как могли. Правда пролежал он там всего несколько дней, и его снова перевели в реанимацию. 19 марта, в День моряка подводника, я, как и предсказывал Таджик, добрался до палаты №6. А дело было так: сидел я на диванчике в коридоре, и вдруг стал переходить в «подводное» положение, мышцы обмякли, и я стал заваливаться на бок. Кто-то из больных поднял шум, примчались обе кардиологши, прикатили каталку…, а я, как сквозь сон слышал : «Скорей его под кислород! В шестую палату! Держись миленький! Сейчас мы Тебе поможем!» и думал, как же две хрупкие женщины будут грузить на каталку мои восемьдесят килограмм плуживого веса. Минут через десять, с кислородной маской на лице я пришел в себя. А вокруг меня хлопотал весь медперсонал отделения: меряли давление, что-то кололи в вену…

Подобные приступы случались у меня и раньше, еще до инфаркта, и именно боязнь упасть на улице заставила меня обратиться к врачам. Симптомы всегда были одинаковы, и я даже почувствовав их, успевал лечь. Но это если приступ случался дома, а если на улице..? Сейчас все пройдут мимо, приняв Тебя за очередного алкаша. Вот и вызвал я в своё время спор между кардиологом и невропатологом о том, чьим клиентом я являюсь. Инфаркт разрешил спор в пользу невропатолога, а причину резкого падения давления до предельно низкой величины установить так и не удалось. Так и провалялся я под кислородом до самой выписки. А через несколько дней позвонила Жена Александра и сообщила о том, что он умер. Это известие уничтожило мои планы описать в жанре трёпа, наблюдения за поведением людей в больнице. Смешно не получалось.

Выполнение совета кардиолога всерьёз взяться за бронхит пришлось отложить, сначала до снятия «бронежилета» (так мы называли послеоперационный бандаж), а потом и до наступления прохлады, потому, что в нашем госпитале даже горячей воды нет, я уже не говорю о кондиционере, и выжить в таких условиях после операции весьма проблематично. В октябре мне предстояло подтверждение инвалидности в четвёртый раз. И тут во всей красе проявлялась нелепость существующих порядков и более чем странное отношение к людям. Все необходимые исследования проводятся в госпитале, а направление на МСЭК оформляют в поликлинике. На этом основании, пока ты лежишь в госпитале карту на МСЭК тебе не оформляют и результаты исследований оставляют у себя для отчетности. Сделать тебе второй экземпляр отказываются, и ты выпрашиваешь у них разрешение сбегать в ближайшее место, где делают ксерокопии. В поликлинике же ничего не делают пока ты из госпиталя не выписался. Так что лечением заниматься некогда. Собрал я необходимые бумаги и стал ждать заседания комиссии.

— Вам необходимо пройти Эхо и спирографию.- обрадовали меня члены комиссии.

— У меня же они есть! И совсем свежие!

— Ничего. Завтра, с утра съездите по этому адресу и там наши специалисты всё сделают!- и добавили, видимо считая, что это важно.- Бесплатно. У Вас раньше не было тромба и аневризма ( за правильность написания не поручусь), вот у нас и возникли сомнения.

— И когда же теперь к вам? Я планировал бронхитом заняться.

— Получите результат, и сразу приезжайте.

На следующий день тромб и аневризм никуда не делись, и несмотря на это, я три часа просидел в очереди желающих встретиться с комиссией. И тут меня начали пугать:

— Не знаем что с Вами делать.- говорят- Работать Вы явно не в состоянии, поэтому мы решили дать Вам вторую группу бессрочно (напоминаю, что год назад они утверждали, что бессрочную дают только после пяти подтверждений), а в карте реабилитации мы ничего писать не будем кроме рекомендации не допускать Вас к работе в качестве командира корабля, а с санаторно-курортным лечением пусть ваши врачи решают в каждом конкретном случае.

Я чуть не подавился от смеха. Пришлось им объяснить, что никому и в голову не придёт проделать такое даже в нашей стране, и, конечно же, не удержался с умозаключением, что бессрочность инвалидности и ограничения в санаторно-курортном лечении воспринимаю как их сомнения в том, что до следующего подтверждения я могу не дотянуть. Не скрывал я и радости от того, что больше с ними не увижусь.

Наконец появилась возможность заняться бронхитом. В поликлинике моё сообщение о том, что я больше не буду отнимать у них время оформлением бумаг для подтверждения инвалидности встретили восторженно, но оптимизма оно не внушало.

— Кому же давать бессрочную инвалидность, если не Вам?! – говорят. И выходит, что мои дела не так хороши как я считал.

В госпитале ничего не изменилось. Еще в приёмном покое, как обычно, меня не узнали те, кто занял за мной очередь, хотя я никуда не отходил даже на минуту. Эта тенденция мне надоела и была прервана спокойно, но не терпящим возражений тоном. Я не стал бы отнимать у вас время если бы не два выходящих за пределы нормального факта. Телевидение показало условия жизни в колонии строгого режима, и сравнивать их с условиями госпиталя для защитников Отечества было бы кощунством. Уголовники жили неизмеримо лучше. А сплошь татуированный солдат- срочник, поведал мне, что моё высказывание насчет того, что из кожи татуированных фашисты в конслагерях изготовляли абажуры, дамские сумочки.., не более чем продолжение коммунистической пропаганды, имеющей целью вызвать у красноармейцев ненависть к немцам, которые ничего плохого не делали.

-у меня многие родственники воевали.- сказал татуированный- Они мне рассказывали.

После того как я поинтересовался на чьей стороне воевали его родственники, солдат «новой россии» смылся.

Выписался из госпиталя я во второй половине декабря, и в последний предпраздничный рабочий день позвонил в клинику медуниверситета, чтобы поздравить медперсонал с наступающим Новым годом.

— Ну а Вы поправились?- выслушав поздравления, спросила Ирина Викторовна.

— Да! На тринадцать килограмм!- бодро ответил я.

Потом она подробно расспросила меня о результатах обследования в госпитале, и заверила, что по связанным с сердцем вопросам я могу обращаться к ней, так как остаюсь пациентом их отделения.

Это совсем невесело когда становишься пациентом навсегда.