Я был в это время командиром БЧ-4 ТАКР «Минск» который сразу после катастрофы перешел в бухту Патрокл. На борту авианосца, находился главком ВМФ Сергей Георгиевич Горшков и сюда стекались все доклады о ходе спасательной операции, по спасению оставшихся в живых членов экипажа. Будучи командиром БЧ-4 (связи), я имел допуск (вольно или невольно) ко всей информации проходившей по каналам связи, и передавшийся в адрес главкома и исходящей от него.
Мне искренне жаль, что сама спасательная операция проводилась весьма бездарно и результатом этого явились потеря связи с подводной лодкой и как следствие этого смерти нескольких подводников, которые и сегодня могли бы жить. Претензий к спасателям наверно нет, а вот организация спасения и руководства спасательной операцией могли бы быть более оперативными, продуманными и действенными.
https://rg.ru/2015/11/30/rodina-34metra.html
Статьи о гибели дизельной подводной лодки С-178 613 проекта 21 октября 1981 год
Интервью с капитаном 1 ранга Сергеем Кубыниным опубликовано в «Российской газете»
Приведены списки погибших моряков
Лубянов А. Таран в заливе Петра Великого
Капитан 1 ранга Сергей Кубынин, старпом подлодки, потопленной в 1981 году, рассказал «Родине» о невероятном спасении 26 моряков.
Россия давно, с момента окончания Великой Отечественной, не вела войн на море. Однако и в мирное время с нашими подлодками случилось два десятка катастроф, закончившихся гибелью всего экипажа либо его части. Информация о большинстве этих трагедий долго хранилась под грифом «Секретно». Вот и о произошедшем 21 октября 1981 года на Дальнем Востоке ЧП с лодкой С-178 стало известно лишь через четверть века. Но подвиг капитан-лейтенанта Сергея Кубынина и сегодня остается не оцененным Родиной… 21 октября 1981 года. 19.45. Таран
Сергей Кубынин
— Вы ведь из семьи военного моряка, Сергей Михайлович? — Можно сказать, у нас династия.
Отец участвовал во Второй мировой, воевал и с Японией, служил главным старшиной на ТОФ — Тихоокеанском флоте. Я родился во Владивостоке, поэтому с первого дня был заточен и обречен. Иная дорога, кроме моря, исключалась.
курсант 1-ого курса ТОВВМУ имени Макарова Сергей Кубынин (из личного архива Сергея Кубынина)
— Появились на свет в тельняшке?
— Во фланельке. Но с гюйсом. Даже фото в качестве вещественного доказательства предъявить могу… В 1975 году окончил минно-торпедный факультет Высшего военно-морского училища имени Макарова и сразу был назначен командиром боевой части (БЧ-3) дизельной подлодки. В 1978 году на С-179 участвовал в стрельбах на приз главкома ВМФ. Мы зарядили шесть торпед под океанский лайнер «Башкирия», на котором находился адмирал флота Горшков. Все прошли точнехонько под целью, как и требовалось. Возвращаемся на берег, и начальник политотдела ТОФ вручает мне ключи от квартиры. Представляете, квартира! Комната одиннадцать квадратов, зато своя. Вскоре вышел приказ, и я стал старшим помощником командира на С-178.
— На ней-то вы и попали в переделку.
— Весь наш экипаж… Был хороший, ясный день. Волнение моря — два балла, видимость отличная. Мы возвращались во Владивосток, откуда вышли тремя сутками ранее для обеспечения глубоководного погружения С-179, на которой я прежде служил. На борту у соседей находился комбриг, у нас — начальник штаба бригады. Таков порядок. С-179 нырнула на сто восемьдесят метров, отработала задачу, и все пошлепали обратно. Когда подходили к дому, нам поступила радиограмма: зайти в 24-й район рядом с Русским островом и замерить уровень шумности лодки. Выполнили, что требовалось, и пошли дальше. Как и положено, двигались в надводном положении, со скоростью девять с половиной узлов.
До базы оставалось полтора часа, когда в одиннадцати кабельтовых от острова Скрыплева нас протаранил океанский «Рефрижератор-13», проделав пробоину в шестом отсеке… Я находился во втором отсеке и собирался подниматься на мостик, чтобы объявить боевую тревогу. Так предписывает устав: на определенных рубежах повышается боеготовность. Лодка ведь шла через входной Шкотовский створ, дальше — пролив Босфор Восточный. Однако туда мы не попали…
На «Реф-13» с утра праздновали день рождения старпома Курдюмова и к вечеру так «наотмечались», что вышли в море, не включив сигнальных огней, хотя уже стемнело. Стоявший на вахте четвертый помощник капитана рефрижератора заметил наш пеленг, но Курдюмов не сменил курс, лишь отмахнулся: мол, не беда, какая-то мелкая посудина болтается, сама дорогу уступит. Проскочим! Но рыбаки-то нас видели, а мы их — нет! Это и в материалах уголовного дела записано.
— Вы могли обнаружить угрозу только визуально?
— Акустик слышал шум винтов, однако вокруг находилось много других плавсредств, они создавали единый гидрошумовой фон. Что там вычленишь? К тому же рефрижератор двигался вдоль берега, со стороны Русского острова. Не ухватишь! У нас на мостике стояли командир лодки, капитан третьего ранга Валерий Маранго, штурман, боцман, рулевой, сигнальщик, вахтенный офицер, матросы… Двенадцать человек. И никто ничего не заметил!
Увидели силуэт корабля, когда тот подошел совсем близко. Сразу даже не поняли, стоит судно или идет. Командир крикнул стоявшему наверху сигнальщику: «Освети его Ратьером». Это такой специальный фонарь, особого устройства. Матрос включил прожектор: мама дорогая! Огромный форштевень перед носом! Дистанция — два кабельтовых, 40 секунд хода! Куда тут увернешься? Рефрижератор шел нам практически лоб в лоб и мог угодить в первый отсек, где находились восемь боевых торпед, а это две с половиной тонны гремучей взрывчатки. Они не выдержали бы прямого удара и наверняка сдетонировали. Рвануло бы так, что и от подлодки, и от рыбаков осталось бы мокрое место.
В буквальном смысле! Был бы вариант «Курска». Огромный атомный подводный крейсер, и тот погиб. А наша лодка в шесть раз меньше…
Командир приказал: «Право на борт!» Если цель слева, и расходиться по всем морским законам надо левыми бортами. Будь «Реф-13» освещен, у Маранго оставался бы выбор, пространство для маневра, а в темноте он действовал наугад. Нам чуть-чуть не удалось проскочить, нескольких секунд не хватило. По сути, мы спасли рефрижератор. Удар получился не лобовой, а под углом. «Реф-13» врезался в шестой отсек, проделав дыру в двенадцать квадратных метров и завалив лодку на правый борт. В три отсека моментально хлынула вода, и через полминуты, зачерпнув около ста тридцати тонн воды, мы уже валялись на глубине 34 метра.
кап. 3 ранга Борчевский, капитан 3 ранга Маранго, Смоляков, Кубынин (из личного архива Сергея Кубынина)
— Что случилось с находившимися на мостике?
— Сильнейшим ударом их выбросило за борт. Одиннадцать человек оказались в воде, только механик капитан-лейтенант Валерий Зыбин успел спрыгнуть в центральный пост. На «Реф-13», видимо, не сразу сообразили, что натворили, с опозданием застопорили двигатели и начали бросать спасательные круги. Подняли Маранго, говорят ему: «Кто такой? Откуда?» Он отвечает: «С подводной лодки. Которую вы, сукины дети, потопили!» Спасли семерых. Выжили командир, штурман, замполит, боцман, врач… К сожалению, погибли три матроса и старший лейтенант Алексей Соколов. Замечательный был парень, с отличием окончил училище, стал лучшим вахтенным офицером бригады. Утонул. Поздняя осень, форма на меху, намокла, потянула ко дну… Тело так и не нашли. Лишь после того, как на рефрижератор подняли первых подводников, на берег сообщили о ЧП. Широта, долгота… Еще через четверть часа дежурный объявил тревогу поисковым силам и спасательному отряду.
19.46. Отсеки — А в это время под водой? — От удара сорвало плафоны с креплений, моментально вырубился свет. Наступила кромешная тьма.
Для меня все могло печально закончиться в ту же секунду: мимо головы просвистела стоявшая на полке пишущая машинка «Москва». К счастью, лишь чиркнула по волосам и врезалась в стенку. Восемнадцать моряков из четвертого, пятого и шестого отсеков не успели загерметизировать переборки и погибли сразу после аварии, в первые две минуты. Мотористы, электрики… У них не было шансов.
— Они знали, что обречены?
— Человек до последнего вздоха надеется на спасение. Парни действовали строго по уставу, задраили переборку в центральный отсек, остались в затапливаемой части лодки и спасли остальных. Иначе не сидел бы я сейчас перед вами…
В седьмом отсеке, самом дальнем, в живых осталось четверо. Это выяснилось позже. А тогда я пулей рванул в центральный пост.
Начальник штаба бригады капитан второго ранга Владимир Каравеков оказался в первом отсеке. Хороший был моряк, командир прекрасный. К сожалению, Владимира Яковлевича подвело слабое сердце, после столкновения лодки с «Реф-13» он свалился в предынфарктном состоянии и не мог руководить спасательной операцией. Даже речь давалась ему с трудом. А действовать надо было быстро. Попытались продуть воздух, чтобы всплыть на поверхность. Бесполезно! Все равно, что Тихий океан перекачать. Мы ведь не знали, что прочный корпус распорот, словно консервная банка. А прибор показывал: лодка на перископной глубине — семь с половиной метров. Потом выяснилось, что глубиномер заклинило от удара. Догадались, что лежим на грунте. Из-за сильного крена на правый борт ровно встать не получалось, мы, как обезьяны, ползали по центральному посту, хватаясь за клапаны, торчащие трубки… Кроме меня в третьем отсеке оказалось еще шестеро. Механик подлодки Валера Зыбин и пять матросов.
Трюмный, молоденький, неоперившийся паренек по фамилии Носков забился в угол и самостоятельно выбраться не мог. Кое-как вытащили за шкирку. Хорошо, что нашли! Отсек-то затапливался, через полчаса вода поднялась до уровня колен. Разве в темноте разберешь, откуда именно подтекает?
Словом, мы оказались в мышеловке, надо было ноги уносить. И тут мне докладывают: во втором отсеке пожар! Произошло замыкание батарейного автомата, питавшего подлодку от аккумулятора. Представляете, что такое пожар в замкнутом пространстве?
так выглядел 1-ый отсек С-178 (из архива С.Кубынина)
— Даже подумать страшно.
— И правильно. Зрелище не для слабонервных. Но ребята-связисты — молодцы, справились. Командир отсека капитан-лейтенант Сергей Иванов дисциплину держал. У него опыта было даже поболее, чем у меня. Да и по возрасту он старше, за тридцать лет против моих двадцати семи… Впотьмах, на ощупь мы кое-как присоединили маленькую лампочку к аварийным источникам питания от радиостанции. Хоть какой-то свет! Во втором отсеке находились восемь человек, итого — уже пятнадцать. А дышать-то нечем. Угарного газа наглотались, стоим, покачиваемся, с трудом соображаем.
Этот спасательный комплекс спас нам жизнь (из личного архива Сергея Кубынина)
— Водолазное снаряжение использовали?
— У каждого была «идашка», индивидуальный дыхательный аппарат ИДА-59, в нем запас воздушной смеси — на полчаса при интенсивной нагрузке. И что мы потом делали бы? Ничего! Некому было бы… — А что та уцелевшая четверка из седьмого отсека? — Часа два парни боролись за жизнь. Все делали правильно, пытались выбраться наружу, но не смогли. Лодку ведь так перекособочило, что выходной люк не открылся. Из первого отсека поддерживали с седьмым внутрисудовую телефонную связь, пока там все не стихло…
Знаете, экипаж считается отличным не только, когда точно стреляет торпедами или ракетами, решает другие боевые задачи, но и при умении правильно выйти из сложной ситуации. Горжусь своими парнями, ни в чей адрес не скажу дурного слова. Все действовали достойно. И спасались вместе, без паники, и погибали мужественно…
В решающий момент спас друзей Валерий Зубин (из личного архива Сергея Кубынина)
22 октября 04.00 Конец связи
— Сколько человек было в первом отсеке?
— Одиннадцать. Когда у соседей начался пожар, они загерметизировались. Так положено.
— Но потом впустили?
— Врать не буду, возникли проблемы. Точнее, непродолжительная заминка. Сначала боялись открывать нам. Но этому есть объяснение: там не было офицера. Командир отсека старший лейтенант Соколов погиб, оставшись наверху.
В соседнем отсеке — пожар, а в первом — сухо и есть спасательные комплекты… — Там же находился начштаба бригады?
— Он не в счет. Говорил вам, что у Владимира Каравекова прихватило сердце, он физически не мог командовать. Когда я оказался в отсеке, Владимир Яковлевич лежал на коечке, бледный, белый, как простыня, и только кивал в ответ на вопросы. Я спросил: «Совсем хреново?» Он прикрыл глаза…
— Никто в экипаже не задергался, поняв масштаб бедствия?
— Все держались молодцом, четко выполняли команды. Правда, через какое-то время ребята начали потихоньку сникать. В отсеке стоял жуткий, смертельный холод. А наша семерка, пришедшая с центрального поста, вдобавок ко всему еще и вымокла до нитки. Мы же в воде барахтались… У меня потом врачи найдут двухстороннее воспаление легких. Помимо шести других диагнозов… Но это было после, а тогда я стал размышлять, как поднять боевой дух.
Первым делом вспомнил про верный, испытанный веками способ. Зашел в свою каюту и достал припрятанную канистру с «шилом».
С-178 после подъема (из личного архива Сергея Кубынина)
— С чем?
— Так на флоте спирт называют. Это все знают — и начальники, и подчиненные. — Чистый, не разбавленный? — Очень на это рассчитывал. Оказалось, перед выходом в море кто-то из бойцов побывал в моей каюте. Опечатанная канистра хранилась в запертом сейфе, все пломбы оставались на месте, тем не менее народные умельцы каким-то образом вскрыли замки и разбодяжили спирт в пропорции один к трем. Сделали все так аккуратно, что я ничего не заметил. Красавцы! Командую механику: «Наливай каждому по двадцать граммов для согрева». Зыбин себе и мне плеснул чуть больше. Выпили и с подозрением смотрим друг на друга. Что это было? Явно не спирт, а какая-то бормотуха для барышень! Градусов тридцать от силы. И смех, и грех…
— А с землей связь была?
— Поначалу. В первые несколько часов я переговаривался со спасателями. Когда лодка легла на дно, из первого и седьмого отсеков мы выпустили два сигнальных буя, они всплыли вместе с кабелем и гарнитурой. Внутри лодки тоже была трубка. Так и общались по радио. Сначала подошло спасательное судно «Машук», потом подтянулись другие. Ближе к полуночи поднялся шторм, и к утру буи сорвало. А потеря связи означает потерю управления. Первый закон… 04.00. Конец связи
— Но вы успели доложить обстановку?
— Пару раз переговорил с начальником штаба ТОФ вице-адмиралом Рудольфом Голосовым, которого главком ВМФ Сергей Горшков назначил руководителем спасательной операции. Сам адмирал флота прилетел на следующий день, расположился на борту БПК «Чапаев». К тому времени все на ушах стояли…
Я сообщил, что для самостоятельного выхода на поверхность нам не хватает десяти спасательных комплектов ИСП-60.
Предложил: выпускаю шестнадцать человек, а с оставшимися жду помощи. Но в итоге решили, что рядом с нами на грунт ляжет специальная спасательная лодка «Ленок», выйдем все вместе, а водолазы переведут нас на «Ленок». Третий и четвертый торпедные аппараты на лодках нашего типа обычно использовались для ядерных боеприпасов, но в тот раз они оказались свободны, и это, строго говоря, спасло нас. Иначе не выбрались бы наружу, остались бы там, внутри…
Договорились, что через третий аппарат нам подадут недостающие ИСП-60, мы затопим отсек и будем выбираться по трое. Я — последним, передо мной — Валера Зыбин, механик.
17.00. Награждение
— Словом, надо было набраться терпения и ждать?
— Ну да, алгоритм, в общем-то, понятный. Ладно, сидим, трясемся от холода и прислушиваемся. Сутки проходят — никакого движения. Ни водолазов, ни спасательных комплектов. И связи нет. Еще полдня в неведении. Снаружи по-прежнему тишина. Смотрю, ребята носы повесили… Опять на выручку пришел сейф из моей каюты. Там лежали знаки отличия — «Специалист 1-го класса», «Отличник ВМФ», «Мастер ВМФ»… И печать тоже у меня хранилась.
Говорю механику: «Личному составу приготовить военные билеты. Будем награждать». Очередные звания присвоил: одному — мичмана, другому — старшины первой статьи. Все по уставу, в зависимости от должности. Так это потом и осталось, никто не посмел пересмотреть или отменить.
А тогда парни повеселели, настроение у них поднялось.
— Свет в отсеке так ведь и не появился?
— Постепенно глаза привыкают к темноте. К тому же приборы на лодке со светонакопителем. Конечно, не ночник у кровати, но минимальный источник освещения, позволявший ориентироваться в пространстве.
— А с едой как?
— Продукты хранились в провизионке в центральном посту, но его быстро затопило. Во втором, жилом, отсеке стоял чайник с компотом да лежали два вилка капусты. Плюс дембеля достали из заначек шоколадки, которые приберегали к увольнению со службы. Разделили их поровну. Вот и вся трапеза. Это не самое страшное.
Хуже, что дышать с каждым часом становилось труднее и труднее. Ну, и неизвестность давила на психику.
Когда вторые сутки перевалили через середину, я отправил наверх двоих связных. Командира БЧ-4 Сергея Иванова и трюмного Александра Мальцева. Чтобы доложили обстановку на лодке. Время идет, мы лежим на дне морском, а силы заканчиваются.
Не те карты на руках, в прикупе — только шестерки. Чтобы Иванов с Мальцевым могли подняться, выпустили пробковый буй-вьюшку. Он когда всплывает, тянет за собой специальный трос — буйреп со светящимися мусингами. За него держишься и потихоньку подбираешься к поверхности. Если бы на борту хватало комплектов ИСП-60, мы и спасателей не ждали бы, сами выбрались на волю.
— Встретили наверху ваших гонцов?
— Да, приняли на «Машуке» с распростертыми объятьями. Правда, начальство, слетевшееся к тому времени из Москвы и Питера, ни о чем расспрашивать их не стало. Вот совсем! Видимо, адмиралы, которых прибыло не меньше десятка, сами знали ответы. Как говорится, без наших подсказок…
— Странная история.
— Более чем! Александр Суворов любил повторять фразу, что в военном деле генерал должен обладать мужеством, офицер — храбростью, а солдат — бодростью духа. И тогда, мол, победа за нами.
На С-178 у солдат (в данном случае — матросов) и офицеров с перечисленными Александром Васильевичем качествами был полный порядок, а вот выше… Видимо, присутствие главкома сковывало волю адмиралов. Позже, узнав, что нашим связным не задали никаких вопросов, я окончательно все понял. Хотя, признаюсь, особо и не удивился. А тогда, под водой, некогда было разбираться, почему не выполняется оговоренный с начальником штаба ТОФ Голосовым план.
Кто же мог предположить, что в него закралась большая ошибка, связанная с решением привлечь к операции спасательную подлодку? Сама по себе идея выглядела здравой. И корабль был хороший. Но не нашлось смельчака, который рискнул бы погонами и сообщил главкому Горшкову пренеприятнейшее известие: «Ленок» не готов к выполнению поставленной задачи.
23 октября. 15.45. «Ленок»
— То есть?
— Его нельзя было отвязывать от пирса! Лодка оказалась абсолютно неисправной. Срок эксплуатации аккумуляторной батареи давно истек, она почти полностью разрядилась, а ведь предстояло погружение на дно и работа там продолжительное время. Кроме того, на «Ленке» вышел из строя гидроакустический комплекс. Лодка ложилась рядом с нами вслепую! Вот все так коряво и получилось: вместо нескольких часов понадобилось почти двое суток, чтобы приступить к спасательной операции. Для определения наших точных координат пришлось спускать водолазов, те цепляли специальные шумовые маяки…
Ну ладно, час, два, пять, но не сорок же часов искать лодку на глубине 34 метра, правда? Бред! Кроме того, водолазы с «Ленка» никогда прежде не спасали людей под водой. Работали с железом, поднимали со дна части затонувших кораблей или самолетов, но, что называется, с живым материалом не сталкивались. А тут нужно было вывести столько народу… Плюс не укомплектованность личным составом: из трех штатных врачей на борту находился один, водолазов элементарно не хватало, чтобы работать в две смены, без пауз подменяя друг друга. У меня шесть человек погибли из-за этого. Из тридцати двух. Вот цена нерешительности наверху!
Когда на вторые сутки стало ясно, что спасатели не слишком торопятся, я отправил наверх троих самых слабых членов экипажа. Двух матросов и старшину. Они самостоятельно всплыли по буйрепу, их заметили с кораблей, стоявших вокруг, но не успели поднять на борт. Шторм, то да се… Пока собирались вытаскивать, все трое нахлебались воды и пошли ко дну. Тел до сих пор нет. Это первые необязательные жертвы.
Ладно, у начальника штаба сердце не выдержало, но матрос Петр Киреев погиб у нас на глазах. Мы уже затопили отсек, подготовились к выходу, собрали последние силы в кулак. Никакой очистки воздуха ведь не было, в отсеке находились только боевые торпеды и люди, мы дышали бог знает чем, уровень вредных примесей давно шагнул за критический. И в этот момент вдруг выяснилось, что нас замуровали!
22.00. Ловушка
— Кто?
— Водолазы! Сначала они передали недостающие спасательные комплекты ИСП-60, а потом по личной инициативе, без предупреждения, забросили в торпедный аппарат резиновые мешки с продуктами. Мы об этом не просили и о «подарке» ничего не знали! Более того, я подавал сигнал, что начинаем выходить и нам ничего не надо. В результате люди идут, а там тупик!
Первым шел Федор Шарыпов. Я же расписал всех в определенном порядке. Слабый — сильный, слабый — сильный… Чтобы тот, кто покрепче, помогал, подстраховывал. А замыкающими — механик Зыбин и я.
Вдруг Федор возвращается: «Там закладка. Не выбраться! Шайтаны!» Петя Киреев услышал новость — как стоял, так и упал. Все, не стало человека! Организм ведь работал на пределе. Отсек затоплен, помощь не окажешь… Потом на суде про Петю «утку» запустили, будто он отказался из лодки выходить. Так сказать, решил геройски умереть. Ну, бред ведь! А мы даже тело Киреева не смогли вытащить, оставили внутри С-178. Как и начштаба Каравекова. Он не сумел пройти торпедный аппарат, начал пятиться, тут сердце и остановилось… Чтобы вы понимали: длина аппарата — восемь метров 30 сантиметров, диаметр — 53 сантиметра. Попробуйте втиснуть в такую дыру взрослого мужика в спасательном снаряжении ИСП-60, с дыхательным аппаратом ИДА-59 и двумя баллонами… Еще добавьте дифферент на корму. Ползти приходилось вверх, с усилием и сопротивлением. Представили, да? Тут и бугай взвыл бы, а каково тем, кто просидел более двух суток под водой в холоде и темноте?
— Вы все выбирались через один аппарат?
— Через третий. Четвертый использовать не могли, лодка лежала на правом борту с креном 32 градуса. И единственный путь к спасению нам законопатили мешками! Что делать? Я решил отправить вперед механика Зыбина. Сказал: «Валерий Иванович… Валера, затащи внутрь эти чертовы мешки или наружу пропихни. Сможешь выбраться, уходи. Только меня предупреди, сигнал подай».
Проходит время, слышу три удара. Значит, аппарат свободен. Победили! И заработал конвейер. Мои люди пошли. Снаружи их встречали водолазы с «Ленка». Вшестером. Плюс трое на подстраховке. Итого — девять. А у меня народу-то много! Ведь главная задача состояла в том, чтобы не давать людям сразу всплывать на поверхность, иначе почти верная смерть. При резком подъеме после двух с лишним суток на глубине был большой риск летального исхода, а кессонная болезнь гарантирована.
Мой экипаж должны были перехватывать и отводить в трехкаскадный барокомплекс «Ленка», рассчитанный на 64 человека. Чтобы по таблицам декомпрессии постепенно снижать содержание азота в крови до приемлемых показателей. Водолазы встретили только первых шестерых, остальных уже никто не ждал у торпедного аппарата.
Вот и начали мои ребята вылетать наверх, как пробки от шампанского. Чудо, что остались живы, погиб лишь один. Матрос Леньшин вышел из лодки вместе со всеми, я самолично помог ему залезть в аппарат, а потом он пропал. В буквальном смысле, как в воду канул. Его не оказалось ни на борту «Ленка», ни среди тех, кого подобрали спасатели на поверхности моря. Бесследно исчез человек! Лишние потери, бессмысленные…
22.50. Выход
— Последним покидали лодку вы?
— Разумеется. Отсек представлял собой мрачную картину, прямо скажем. Поначалу я вспоминал все спокойно, но с каждым годом становится страшнее и страшнее. Сейчас понимаю, там был настоящий ад. И в нем несколько раз все висело на волоске. Начиная с центрального поста, когда ребята из четвертого отсека успели загерметизироваться и спасли жизни другим. Еще один звонок прозвучал в момент пожара во втором отсеке. Ну, и потом: водолазы то выход забаррикадируют, то встретить забудут… Меня тоже никто не ждал. Предвидел такой поворот событий и заранее решил, что попробую подняться на надстройку лодки, держась за леер, пройду до рубки, оттуда заберусь к перископу. Все-таки на десять метров ближе к поверхности, давление воды не такое сильное.
— А почему к «Ленку» не пошли?
— Откуда я знал, где он лежит? В темноте по дну шарить? Мы договаривались, что спасатели привяжут трос к третьему торпедному аппарату, через который мы выходили. Чтобы, значит, сориентироваться. Но водолазы прицепили трос с другого борта. Наверное, им так было удобнее… Больше скажу: когда я выбрался из лодки, «Ленок» уже всплыл.
Потом разбирался, спрашивал: что же вы, ребята, так не по-товарищески? Бросили меня и ушли. А командир лодки отвечал: «Серега, мы сами чуть не утопли! У нас же аккумуляторы сдохли!» Они сутки сидели в темноте, чтобы хоть как-то сэкономить заряд батарей и подняться потом на поверхность. Можете себе такое вообразить?! Командир «Ленка» мне рассказывал: «Думали, у тебя кислород кончился, и ты того… навеки остался в лодке».
Словом, я правильно сделал, решив выбираться самостоятельно. Одного не учел: что сознание потеряю, когда буду к перископу карабкаться… Говорил вам, что к дыхательному аппарату ИДА-59 прилагались два баллона: в одном — смесь азота, гелия и кислорода, во втором — литр чистого кислорода. Использовал последний в лодке, когда начинал «вырубаться». Чтобы запихнуть парней в торпедный аппарат и придать им ускорение, приходилось изрядно поднатужиться. Дыхание учащалось, отравление углекислым газом, окисью углерода и хлором усиливалось. Когда в глазах начинали скакать чертики, промывал легкие чистым кислородом, что, в действительности, тоже не очень полезно для организма. Но на минуту хватало. Поработаешь, пока опять все не поплывет, еще разок глотнешь. Так и выпускал экипаж короткими перебежками, точнее, передышками. А на собственное всплытие запаса воздуха в баллонах не хватило. Добрался до рубки и… все, дальше ничего не помню. Меня автоматически выбросило на поверхность.
— Хорошо, что выловили!
— Мои пацаны предупредили спасателей, что старпом идет последним…
Очнулся через несколько часов в барокамере спасательного судна «Жигули». Сначала даже не понял, где я, что со мной. По режиму декомпрессии приходил в себя пять суток, затем перевезли в госпиталь и начали ставить диагнозы. Кроме пневмонии, о которой говорил, отравление углекислым газом, баротравма легких, пневмоторакс, кессонная болезнь… Даже гематома языка! Когда терял сознание на лодке, прикусил его. Есть такая физиологическая особенность у человека. Занес инфекцию, началось заражение. Язык распух, пришлось резать.
Если бы врачи знали, что начну потом болтать им без меры, может, откромсали бы под корешок. Лишили бы последнего слова!
3 августа 1982 года. Приговор
— Задавали неудобные вопросы?
— Вот именно! После госпиталя меня на двадцать четыре дня направили в санаторий в подмосковный Солнечногорск.
Возвращаюсь во Владивосток и узнаю: следствие развернулось на 180 градусов.
Старпома Курдюмова с «Реф-13» сразу заковали в наручники, дали потом пятнадцать лет колонии.
Но и нашему Валерию Маранго «десяточку» вкатили. С отбыванием в зоне общего режима в райцентре Чугуевка. Есть такой в Приморском крае.
— За что ваш командир-то сел?
— И я интересовался. По официальной версии, за нарушение правил кораблевождения, приведшее к гибели людей.
— Вас допрашивали, Сергей Михайлович?
— Вы — да, а тогда — нет. Был у следователя один раз. Перед отъездом в санаторий. Состоялся формальный разговор. Мол, о чем тебя спрашивать, если в момент аварии ты находился в каюте, а потом трое суток лежал на дне и ничего не видел? Но я знал, почему погиб начштаба бригады Каравеков, матросы Леньшин, Киреев… Это, похоже, никого не волновало. Мне даже не сообщили, что судебный процесс начался. Сам пришел в военный трибунал ТОФ, сказал, что хочу дать показания. Ответили: не надо!
Ведь и вахтенный журнал исчез, который я до последнего момента вел на лодке.
— В том аду?
— Да. Аккуратно записывал все наши действия, шаг за шагом, час за часом. Когда связь пропала, когда замуровали, когда выходить стали…
Ребята рассказывали: я всплыл без сознания, спасатели багром зацепили за гидрокостюм, к ялику подтянули, закинули в него. Первыми ко мне бросились особисты, раньше врачей. Распахнули одежду, вытащили из одного кармана кителя корабельную печать, из другого — вахтенный журнал и лишь после этого подпустили ко мне лекарей.
Я спрашивал потом на процессе у судьи подполковника юстиции Сидоренко: «Где основные вещдоки?» Не было ничего, говорит… Хотя печать потом вернули. И часы, полученные от главкома Горшкова за успешные торпедные стрельбы. Правда, они стояли, раздавило под водой…
Из-за того что много лишних вопросов задавал, отношение ко мне резко переменилось. В госпитале навещал начальник политотдела бригады, похлопывал по плечу, говорил: «Крути дырку на кителе, капитан-лейтенант. Представление о награждении тебя орденом Ленина ушло в Москву».
Я отвечал: «Вот будет указ, тогда и прокручу». Еще обещали, что после выздоровления назначат командиром на новый корабль. Если, конечно, буду хорошо себя вести. Как они себе это представляли. И все — ни лодки, ни пряников…
Я написал кассационную жалобу, требуя пересмотра приговора Маранго. Ведь ни один пункт обвинения не был доказан документально.
Вот тут меня во второй раз и вызвали в компетентные органы. Прокурор флота полковник юстиции Перепелица собственной персоной.
Начал без прелюдий: «Слышал, новую лодку скоро получишь, на учебу в академию поедешь… Но сперва кассацию забери».
Я спросил: «А если не сделаю?» Перепелица тут же на два регистра повысил тон: «Значит, сядешь рядом со своим командиром на нары!»
Ну, я и ответил в том духе, что не продаюсь, торг со мной неуместен. Сказал даже резче, повторять не буду, все равно не напечатаете… Молодой был, горячий.
На этом моя карьера на флоте закончилась.
— Жалеете, что не сдержались?
— Ни капли. Если бы промолчал, перестал бы себя уважать. Примерно, как вышел бы с лодки не последним, а за спиной своего «бойца». Обидно иное: кассации не помогли.
Все инстанции отказали, включая Верховный суд. Вот, собственно, и вся история. Рассказ закончен.
Сентябрь 1985 года. Командир
— Не торопитесь, Сергей Михайлович, у меня осталась пара вопросов. Как сложилась судьба экипажа?
— Нас всех зачистили, чтобы глаза не кололи. Одних сразу убрали, остальных — чуть погодя. Я единственный, кто дослужился до звания капитана первого ранга. Лишь по той причине, что ушел в другую систему.
Долго занимался гражданской обороной, с отличием окончил Военно-инженерную академию имени Куйбышева.
В 1995 году меня перевели в центральный аппарат МЧС, где и прослужил до 2003-го, пока не уволился в запас. Командовал поисково-спасательным отрядом, был старшим механиком спасательного судна «Полковник Чернышов» на Москве-реке. Не так давно окончательно сошел на берег, сейчас работаю в инспекции департамента ГО ЧС правительства Москвы.
— А с командиром С-178 потом виделись?
— Встречал его из зоны. Года через четыре Маранго перевели на поселение, то, что в народе называют «химией». Вот туда я и приезжал. Тяжелая история, конечно.
Валерий Александрович не успел доехать до колонии, а его уже бросила жена. Наталья вышла за однокурсника Маранго Михаила Ежеля, который тогда командовал сторожевым кораблем, а после распада Советского Союза быстро перекрасился, вспомнил, что родом из Винницкой области, присягнул на верность Украине и даже стал министром обороны незалежной. До недавнего времени был послом в Белоруссии. И Наталья с ним.
А сына от Маранго оставила на Дальнем Востоке своей родной сестре. Андрей — инвалид с рождения, прикован к креслу, хотя голова умная, светлая. В прошлом году я был во Владивостоке, навещал его.
Раньше часто в родные края летал, сейчас здоровье не позволяет. Вот опять операцию надо делать. Восьмую по счету… А Валерия Александровича уже нет. Умер в 2001 году. Давно… Трагедия с лодкой подорвала здоровье. Он принимал все близко к сердцу, переживал. Да и колония сил не добавила. Прекрасный был человек, порядочнейший, интеллигент до мозга костей, настоящий русский офицер. И то, что наш экипаж в трудную минуту оказался сплоченным и готовым к испытаниям, заслуга Маранго. На море ведь по-всякому бывает.
Через два года после ЧП с С-178 на Камчатке затонул атомоход К-429 с личным составом. Большинство спаслось, но пока лодка лежала на дне, на борту был саботаж, часть офицеров отказалась выполнять приказы командира Николая Суворова. У нас подобную анархию даже представить невозможно. Исключено!
Октябрь 2015 года. Мемориал
— За 26 спасенных жизней никого из офицеров С-178 так и не наградили? Вроде бы адмирал флота Владимир Чернавин хлопотал о присвоении вам звания Героя России?
— Похоже на анекдот, но медаль «За спасение утопающих» получил Сергей Шкленник, единственный врач, оказавшийся во время спасательной операции на борту «Ленка». И еще один водолаз. Вот и все.
Считаю, могли отметить хотя бы погибших ребят. За Родину жизни отдали…
Тем, кто уцелел на С-178, назначили стандартную пенсию, без всяких надбавок. Мы с трудом пробивали инвалидность для мужиков, которым это жизненно необходимо…
Про меня последний главком ВМФ СССР Владимир Чернавин действительно писал… Ответ был такой: сведений о характере и причинах аварии С-178 в архивах не обнаружено, как и ходатайств о награждении старпома Кубинина. Мол, необходимо документальное подтверждение обстоятельств гибели лодки, а также заслуг офицера.
— Круто! Значит, вам надо самому что-то доказывать?
— Ну да. Только как это сделать, если даже в моем личном деле следы подчистили? Там отсутствуют любые документы, связанные с С-178. Если почитать бумаги, ни лодки не было, ни мужественного поведения экипажа. Все это наши выдумки. Не ясно только, откуда взялись тридцать два погибших и могилы моряков на кладбище во Владивостоке.
Когда лодку подняли со дна, рубку срезали и поставили на пьедестал, а вокруг буквой П — захоронения. В 90-е годы бронзовые таблички кто-то сорвал, видимо, унес в скупку цветных металлов. Тогда ведь везде беспредел творился. Могилы стали безымянными.
Сильно мне это не нравилось. Прилетев в очередной отпуск во Владивосток, я пошел к тогдашнему мэру Юрию Копылову. Он тоже из моряков, капитан дальнего плавания. Сразу все правильно понял. Через три дня к мемориалу проложили новый асфальт, заменили парапет, сделали мраморные таблички, навели красоту и порядок.
Штабом флота командовал мой однокурсник по училищу Константин Сиденко. Прислал почетный караул, оркестр. Все прошло по высшему разряду. До сих пор мемориал в лучшем виде. Я настоял, чтобы сделали надгробия и тем шестерым членам экипажа, чьи тела не отыскали. Они ведь до сих пор в походе. Мы вышли на катере командующего ТОФ в место, где затонула лодка, набрали морской воды, запаяли в гильзу и замуровали в основание монумента. Леша Соколов, вахтенный офицер, о котором я рассказывал, местным был, из Владивостока. Мама его приходит к плите с именем сына, чтобы поплакать…
21 октября на кладбище обязательно проводится траурный митинг. Каждый год. Вне зависимости, есть я в городе или нет. Это уже традиция. Спасибо Морскому собранию и Дальневосточному клубу ветеранов-подводников.
А в 2006-м в прокуратуре мне наконец выдали на руки приговор Валерия Маранго. До того отказывали. Ясно, что и материалы по лодке никто не уничтожил, лежат где-то в архиве, но показывать их не хотят, хотя и снят гриф секретности. Со мной даже разговаривать боятся!
— Теперь-то что, через столько лет?
— Не знаю! Но не оставляю усилий, продолжаю бить в одну точку, хочу очистить честное имя нашего командира. Считаю, это мой долг перед ним.
— А что спасенные члены экипажа? С ними связь поддерживаете?
— Шутите? Они всегда со мной. На тридцать лет собирались. Слетали во Владивосток. Командующий флотом дал катер, положили венки на воду, почтили память…
И недавно, 8 ноября, встречались. Здесь, в Москве. По приглашению телеканала «Звезда». Больше скажу: дети моих бывших матросов пишут мне и SMS шлют. Из Сибири, с Урала… Хотите, для примера прочту что-нибудь из телефона? Вот сообщение с Алтая от Андрея Костюнина, сына рулевого сигнальщика Александра Костюнина:
«Сергей Михайлович, сидим всей семьей, отмечаем праздник. Большое вам спасибо за то, что отец с нами».
Дети замполита Володи Дайнеко всегда встречали меня в аэропорту Владивостока, когда прилетал туда. Хотя Ване и Ане надо было ехать из Находки. К сожалению, жизнь жестока: Володиных детей сегодня уже нет с нами. Но мы все, как родственники.
Семьи Олега Кириченко, Саши Зыкова… Вот самая высокая награда, других и не нужно. Честно!
Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт! Ждут моряков с моря их жены, дети, родные и близкие
На подводной лодке С-178 погибло 32 моряка-подводника. Тела 16 захоронены на кладбище во Владивостоке, по месту жительства отправлены тела 10 подводников и захоронены там и тела : подводников не найдены (их приняло море).
Вспомним их поименно: http://shturman-tof.ru/Morskay/kniga_pamyti/kp_25_spisok_s178.htm
- капитан 2 ранга Каравеков Владимир Яковлевич — начальник штаба бригады подводных лодок
- старший лейтенант Соколов Алексей Алексеевич — командир БЧ-3 (тело не найдено)
- старший матрос Адьятулин Ергали Нурмуханович — командир отделения электриков торпедных (тело не найдено)
- старшина 2 статьи Ананин Дмитрий Савельевич — старшина команды трюмных (тело не найдено)
- матрос Аристов Владмир Аркадьевич — электрик (похоронен по месту жительства)
- старшина 1 статьи Астафьев Александр Владимирович — старшина команды мотористов (похоронен во Владивостоке)
- матрос Балаев Александр Сергеевич — моторист (похоронен во Владивостоке)
- старшина 2 статьи Демешев Сергей Алексеевич — кок-инструктор (похоронен во Владивостоке)
- старшина 2 статьи Емельянов Владислав Павлович — командир отделения электриков (похоронен по месту жительства)
- старший матрос Ендюков Валерий Анатольевич — командир отделения мотористов (похоронен по месту жительства)
- старший матрос Журилкин Александр Васильевич — старший моторист (похоронен во Владивостоке)
- матрос Иванов Геннадий Александрович — электрик (похоронен во Владивостоке)
- матрос Киреев Петр Федорович — рулевой-сигнальщик (похоронен по месту жительства)
- старший матрос Киреев Шамиль Рауфович — старшина команды — старший баталер (похоронен во Владивостоке)
- матрос Коснырев Виктор Викторович — командир отделения радиотелеграфистов ОСНАЗ (похоронен во Владивостоке)
- матрос Костылев Вячеслав Валентинович — командир отделения машинистов трюмных (похоронен во Владивостоке)
- старший матрос Ларин Николай Александрович — старший рулевой-сигнальщик (похоронен по месту жительства)
- матрос Леньшин Виктор Иванович — радиотелеграфист ОСНАЗ (тело не найдено)
- курсант Лискович Александр Васильевич — курсант учебного отряда УКОПП (Кронштадт), дублер старшины команды мотористов (похоронен во Владивостоке)
- мичман Лысенко Виктор Леонидович — старшина команды электриков (похоронен во Владивостоке)
- старший матрос Медведев Иван Иванович — торпедист (похоронен по месту жительства)
- старший матрос Пашнев Олег Владимирович — командир отделения радиотелеграфистов (тело не найдено)
- матрос Плюснин Александр Михайлович — моторист (тело не найдено)
- матрос Рябцев Алексей Анатольевич — дублер радиотелеграфиста (похоронен по месту жительства)
- старший матрос Сергеев Сергей Михайлович — командир отделения электриков штурманских (похоронен во Владивостоке)
- старшина 2 статьи Смирнов Владимир Степанович — старший специалист СПС (похоронен во Владивостоке)
- старшина 2 статьи Соколов Иван Иванович — командир отделения мотористов (похоронен во Владивостоке)
- старший матрос Степкин Анатолий Николаевич — торпедист (похоронен во Владивостоке)
- матрос Тухватулин Вагиз Самигуллович — старший моторист (похоронен по месту жительства)
- матрос Шомин Виктор Александрович — машинист трюмный (похоронен во Владивостоке)
- матрос Хафизов Салиф Вахизович — командир отделения рулевых (тело не найдено
- матрос Юрин Олег Геннадьевич — старший радиотелеграфист ОСНАЗ (похоронен по месту жительства)
Спасибо за такие Настоящие откровения