Обеспечение Ялтинской конференции
Выбор резиденции Сталина и Молотова был обусловлен не красотой дворца, а наличием огромного винного подвала, вырубленного глубоко в скальном грунте. Подвал после небольшой переделки стал бомбоубежищем, недоступным для любых бомб люфтваффе. На авиатрассе от порта Бургас до крымского побережья у Сак были расставлены десятки кораблей, катеров и даже подводных лодок Черноморского флота, для того чтобы в случае аварии самолета немедленно приступить к спасению пассажиров. ПВО района Ялты в ходе проведения конференции обеспечивали 76–85-мм зенитных пушек, 120 зенитных автоматов калибра 40–37 мм, 99–2,7-мм пулеметов. Любой самолет, появившийся над районом проведения конференции, должен был немедленно сбиваться.
Стоянкой американских и английских кораблей и судов стал Севастополь, где были созданы запасы топлива, питьевой и котельной воды, приведены в должное состояние причалы, маяки, навигационное и противолодочное оборудование, проведено дополнительное траление в бухтах и по фарватеру, подготовлено достаточное количество буксиров. Аналогичные работы были проведены в ялтинском порту.
На внешнем рейде Ялты все дни проведения конференции стоял крейсер «Ворошилов». Нужды в нем особой не было. Но он демонстрировал мощь Черноморского флота и оживлял унылый зимний морской пейзаж…
1 февраля 2020 года на Первом Севастопольском канале ведущий, комментируя обеспечение флотом Ялтинской конференции, оговорился, назвав вице-адмирала Горшкова командующим флотом. Не станем комментировать уровень исторических знаний работников местного телевидения, не знающих, что до мая 1948 года флотом командовал адмирал Октябрьский, а вице-адмирал Горшков с ноября 1944 года был командуюшим Черноморской эскадрой. Оговорку телеведущего можно оправдать лишь тем, что, действительно, обеспечение Ялтинской конференции было поручено командующему эскадрой, потому и основные инструкции по обеспечению этого серьезного мероприятия были подписаны вице-адмиралом С.Г. Горшковым.
О предполагаемом визите в Севастополь англо-американской эскадры на флоте стало известно в начале декабря 1944 года. Командир 2-го дивизиона эсминцев вызвал дивизионного связиста и приказал ему начать интенсивное изучение международной флажной связи и сигнализации. Когда стало очевидным, что эскадра союзников прибудет в Севастополь, командующий эскадрой приказал устроить проверку знаний международной флажной связи и семафора нашими связистами и сигнальщиками.
По воспоминаниям Чверткина: «проверка показала, что на эскадре международные флажные сигналы и семафор отлично знают только на кораблях 2-го дивизиона эскадренных миноносцев. Поэтому, когда Октябрьский запросил у Горшкова, кому он поручит встречу гостей в море и обеспечение их безопасного прихода в Севастополь, то я оставался единственной кандидатурой».
В конце декабря Чверткина вызвали в штаб флота, и начальник штаба вице-адмирал Басистый поручил ему встречу флагманского корабля американского флота с четырьмя миноносцами и обеспечение их проводку через минные поля в Севастопольскую гавань.
«…Выходить в море для встречи союзников на румынских миноносцах было неприличным, поэтому я вышел на «Незаможнике». В пятидесяти милях от Севастополя мы обнаружили американскую эскадру. Подойдя на дальность флажной связи, я поднял приветственный сигнал и получил ответ: «Благодарим». Пройдя вдоль строя американских кораблей на встречном курсе, обогнул их, вышел в голову и поднял сигнал: «Прошу следовать в кильватер», но они продолжали следовать в сильном уступе, то справа, то слева от нас. Может быть, они хотели показать, что знают наши минные фарватеры, и что я им не нужен. А может, хотели уточнить ширину фарватера и ждали, как я отреагирую самовольность. Я отвечал за их безопасность, поэтому мне пришлось вторично поднять сигнал «Прошу держать в кильватер». Но и на этот раз они никакого внимания на мой сигнал не обратили. Я разозлился и поднял третий сигнал: «Ширина фарватера четыре кабельтова!» Этот сигнал они исполнили немедленно, вышли в кильватер и в продолжении остального движения до самого прихода в Севастополь вели себя очень аккуратно. Они стали на приготовленные для них бочки и пробыли в Севастополе до середины января…».
Если до ноября 1944года минно-тральные силы флота активно участвовали в борьбе с минной опасностью в районах базирования флота, и, прежде всего, при подходах к Севастополю, то теперь один из двух дивизионов тральщиков был направлен на траление маршрутов движения судов между Ялтой и Севастополем.
В связи с приходом эскадры союзников в Севастополь, основной задачей нашей эскадры стали «показушные» мероприятия, на случай посещения кораблей американцами.
Вспоминает Чверткин:
«…Шефствовать над американским дивизионом миноносцев поручили мне. На второй день прихода в Севастополь, я отправился с визитом к командиру дивизиона. Его я помню туманно, кажется, Браун, но звал я его просто Фред, а он меня Джо. Я посидел в его каюте с полчаса и, когда собрался уходить, он меня деловито спросил: «Have a drink?», то есть, не хочу ли я выпить? И повел меня кают-компанию, где к тому времени собрались все офицеры миноносца. Фред представил меня, как того самого офицера, который заставил их держать строго в кильватер. Меня пригласили к столу, на котором стояли бесчисленные бутылки с ромом, джином, и, конечно, с ирландским виски, и каждый наливал себе, что ему нравится. А я так не привык. У нас наливают хозяева, и обязательно должна быть закуска. Фред удивился, что я не выпил, и услышав о наших обычаях, сказал, что когда они придут ко мне в гости, то тоже будут следовать нашему уставу. На этом мы и примирились, и я тоже стал пить. Ром я не любил, джин мне просто не понравился, а шотландское виски мне по вкусу, но я немного переборщил и здесь же поклялся отомстить.
В кают-компании говорили одновременно и только о пустяках, никто никого не слушали в этих условиях никакого разговора и быть не могло. Меня проводил до трапа сам комдив Фред и я передал ему приглашение всей кают-компании прийти завтра на «Незаможник» к обеду и сказал Фреду, что я угощу его и его подчиненных «по-русски». Следующий день я был занят составлением меню и подбором вин, чтобы не ударить лицом в грязь перед представителями самой богатой в мире страны. Для этой цели из отделения тыла базы флота нам доставили «представительские» продукты и вина. Несмотря на военное время и нехватку самого необходимого, ассортимент выданных продуктов превосходил наши ожидания, но я решил не придавать значения всяким деликатесным закускам и винам, имевшимся в нашем распоряжении, а решил, что центром нашего угощения должна стать «русская водка», а в качестве закуски – селедка, прикрытая на блюдах лучком и залитая подсолнечным маслом, и к этому блюду, конечно отварной картофель, отваренный крупными клубнями.
Фред пришел первым, задолго до обеда, и я пригласил его к себе в каюту. На этот раз у нас имелось время поболтать, но общие темы о войне и мире его мало интересовали. Он был морским офицером и его интересовали вопросы чисто прагматические, например, сколько я получаю в качестве командира дивизиона миноносцев, в каком городе мой дом, есть ли у мены загородный дом, достаточно ли сбережений у меня на счету в банке. Я тогда и представить себе не мог, что первый раз в жизни открою счет в банке в 1990 году здесь в Хайфе…
Фред рассказывал о себе, причем, не скупился на подробности. У него в Сиэтле семья, жена и дочь одиннадцати лет. Кроме того, в Нью-Джерси у него второй дом, который он получил в наследство от своих родителей. Кроме того, его дочь стала наследницей родителей жены, у которых был дом и ценные бумаги в банке, и он, Фред, назначен ее опекуном. Кроме того, у жены тоже крупный счет в банке. В качестве командира дивизиона он получает в месяц 2700 долларов. В дополнение к основной зарплате он получал еще за выход в море (плавающие), за каждую атаку с воздуха, которой он подвергался, за атаку подводной лодки, за каждое выполнение боевой операции, за конвоирование транспортов.
Он показал фотографии жены и дочки, делился планами на будущее, и все прагматично, деловито, все только о деньгах, как будто передо мной сидел не офицер – военный моряк, а типичный американский делец.
Наконец, стали прибывать американские офицеры, их встречал командир «Незаможника» Володя Романов и провожал в кают-компанию. Когда мне доложили, что все собрались, туда направились мы с Фредом. Первое, что обратило на себя внимание, это восхитительный запах селедки с луком, политой подсолнечным маслом. Тогда казалось, что ничего более соблазнительного наша отечественная кухня не приобрела. По-иному отнесся к этому запаху и закуске мой гость. Он покрутил носом и спросил, неужели я собираюсь угощать селедкой?! У них селедку едят только негры. Я не обиделся, и напомнил ему его обещание следовать у нас в гостях нашему уставу.
Мы сели за стол, и мои вестовые стали наливать гостям водку, накладывать селедку и цельные клубни отварного картофеля. Первая проба прошла без особого энтузиазма, вторая, и, особенно, третья порция была принята восторженными возгласами «О кей». Мои вестовые так старались, а водка и закуска так понравились гостям, что после каждого тоста они показывали пальцами знак «О кей». Селедка, которую в Америке едят только негры, произвела на них такое впечатление, что все остальные деликатесы остались нетронутыми. Все мои гости до того упились, что пришлось выделить особую команду во главе с боцманом, чтобы погрузить пьяненьких американцев в катер и развести по миноносцам. Комдив Фред не захотел в таком виде показываться своим подчиненным и остался в моей каюте попить черного кофе. Он был явно тронут приемом в его честь и признал, что наш «устав» лучше, и обещал, что не останется в долгу…».
Я не исключаю, что читатели, ждущие от меня каких-то особых подробностей по ходу боевой подготовки кораблей эскадры в первые послевоенные годы, особенностей во взаимоотношении офицеров и командования той поры, будут несколько разочарованы тем, что я и кстати, и некстати, привожу целые блоки информации из воспоминаний ветерана эскадры отставного капитана 1 ранга Иосифа Абрамовича Чверткина.
Что касается взаимоотношений офицеров и моряков на кораблях той поры, или подробностей выходов кораблей на выполнение учебно-боевых задач, то сохраняется возможность, за неимением лучшего, использовать материалы, изложенные в книге «Матросы» не доброй памяти бытописателя послевоенной поры Аркадия Первенцева. Несмотря на солидное звание капитана 1 ранга, присвоенное Первенцеву по ходатайству Главного политуправления флота, всю его книгу, посвященную послевоенному флоту от начала и до конца можно назвать коротким и емким словом – «чухня». Именно поэтому, я признаю более информативными и близкими к фактической обстановке на Черноморском флоте той поры воспоминания Иосифа Чверткина.
Оторопь берет при одном взгляде на книгу мемуаров уважаемого на флоте адмирала Уварова, командовавшего кораблями в военный период, и Черноморской эскадрой в середине 1950-х годов. Пройдя через все инстанции издательского «решета», «воспоминания» Петра Васильевича Уварова, озаглавленные «На ходовом мостике», в главах, посвященных боевой деятельности автора в качестве командира эскадренного миноносца «Незаможник» и лидера «Харьков» превратились в подобие подборки передовиц «Красного Черноморца» середины 1940-х годов.
Не следует забывать о требованиях к публикациям в периодической печати, и тем более, к военной мемуаристке той поры. Достаточно вспомнить проблемы маршала Жукова при подготовке к печати двухтомника его мемуаров, озаглавленных «Воспоминания и размышления». Несмотря, на, казалось бы, высочайший авторитет маршала в военных кругах и всенародную признательность, рукопись дважды отправляли на «доработку» и «корректуру», выхолостив из нее информацию, по разным причинам, не нравившуюся редакционному совету Воениздата, состоявшего в основном из политработников высокого ранга, стоявших на страже политкорректности своего ангажированного верховной властью издания. С учетом приведенных мной фактов, продолжим цитирование воспоминаний Иосифа Чверткина.
«…Когда закончилась Ялтинская конференция, меня вызвал к себе Басистый, который тогда замещал командующего флотом, и приказал мне отправиться вместе с ним на широкий мол, на котором во время эвакуации раненых и гражданского населения в июне 1942 года разыгрывались драматические события. Там мы должны были встретить Рузвельта, возвращавшегося на американский корабль после Ялтинской конференции. На Угольной стенке мы прождали пару часов и совсем замерзли, пока, наконец, мы увидели виллис, на котором было установлено кресло, и в кресле – сам Рузвельт. К этому времени наступила темнота, и мне не удалось рассмотреть лица президента. Машина остановилась у начала мола, и Басистый в сопровождении только меня подошел к машине. Я вышел немного вперед сказал, что рядом со мной стоит командующий Черноморским флотом. Рузвельт пожал нам руки и сказал, что Ялтинская конференция прошла хорошо, и что он очень доволен самим ходом переговоров и результатами. Затем спросил меня, какие разговоры о нем ведутся среди флотской общественности, какие ходят анекдоты? Я был удивлен этим вопросом, но ненадолго.
В этот момент я вспомнил анекдот о британских министрах: приходит такой министр домой и жалуется супруге, что последнее время газеты перестали печатать о нем анекдоты, значит, он потерял популярность, и его скоро снимут. Поэтому, я сказал Рузвельту, что матросы называют его «товарищ Рузвельт». Это ему понравилось, и он рассмеялся. Рузвельт попросил продолжать, и я рассказал ему несколько анекдотов, один из них я запомнил. О том, как называют американский яичный порошок, который нам изрядно надоел, «порошком Рузвельта». Когда смысл этого анекдота дошел до него, и он понял, что «Eggs of Roosevelt», это его принадлежности, он захохотал как сумасшедший, и обещал, что, возвратившись в Америку, расскажет все анекдоты своей супруге Элеоноре».
Оценив чувство юмора американского президента и находчивость Иосифа Чверткина, имевшего в запасе несколько злободневных анекдотов, я понял свою хоть и отдаленную, но все-таки, сопричастность к исследуемой мной эпохе. Я вспомнил анекдот, имевший хождение в 50-х годах, когда сохранялся дефицит продуктов, и не нужно было объяснять происхождение яичного порошка. Покупатель, выбив в кассе чек на покупку яиц, стоял в очереди к прилавку, когда в магазин привезли привычный с военной поры яичный порошок, который отпускался без предъявления продовольственных карточек. Мужчина, бросился к кассе с воплем – «Девушка – перебейте мне яйца на яичный порошок!».
Из воспоминаний Чверткина: «…Но тут подошел какой-то деятель, собственно, он не подошел, а неотступно был при Рузвельте, бесцеремонно оттеснил нас с Басистым от машины, дал знак двум дюжим морским пехотинцам, те подняли кресло с президентом и понесли его к катеру, стоявшему у пристани. Оттуда катер доставил Рузвельта на флагманский корабль, который стоял на штатных бочках нашего линкора. Церемония встречи и проводов президента Соединенных Штатов была закончена, остается добавить, что на следующий день командир флагманского корабля пригласил на борт командующего эскадрой Горшкова и старших офицеров. Меня Серега держал в качестве переводчика и офицера связи. Когда президент пригласил Горшкова в салон, то узнал меня и пожал руку. У меня сохранилась фотография, на которой запечатлён наш визит на флагманский корабль Соединенных Штатов Америки…».
Приходится признать, что при тех комплексах, которые были присущи автору воспоминаний, избыточной скромностью он не страдал: «…В период, когда я был комдивом-2, мною проделано удивительно много, несравненно больше любого другого офицера эскадры. Помимо меня, в разное время дивизионами эсминцев командовали Пархоменко, Годлевский, Варков и другие, но на особо важные, рисковые или просто опасные операции посылали всегда меня».
Пообещав не изменять ни слова, ни буквы и не единого знака препинания в цитируемых мной воспоминаниях Чверткина, я вынужден отметить, что Иосиф Абрамович, пользуясь своим «авторским» правом, при написании фамилий своих сослуживцев не отказал себе в удовольствии, свое отношение к ним, выразить в некоторой корректуре этих фамилий. Так Годлевкий стал «Гадлевским», Подсиорин – «Подсеориным», Ворков – «Варковым»… После такого уточнения можно познакомиться с характеристиками, которые он давал этим офицерам. Для начала будем давать информацию из официальных документов, а затем, в качестве альтернативы, – характеристики, что дает этим офицерам Иосиф Чверткин, воевавший вместе с ними…