Состояние оборонительной линии Южной части Севастополя с суши
К высадке союзников по антироссийской коалиции оборонительные сооружения включали в себя: цепь временных укреплений, воздвигнутых на возвышенностях, отделённых одна от другой глубокими балками (оврагами). Эти укрепления имели орудия небольшого калибра (12, 18 и 24-фунтовые), предназначенные лишь для удержания первого натиска неприятельского десанта. У Килен-балки на месте бастиона №1 появились батареи, перед завершённой в июле Малаховой башней были проложены траншеи.
Вооружение Южной стороны несколько увеличилось (на 27 орудий), спустя две недели после высадки неприятеля и составляло уже 172 орудий. Половина из них была расположена на земляных батареях, а другая стояла за каменными завалами и стенками и в оборонительных казармах. Из этой половины орудий только 55 действовали чрез амбразуры.
Большая часть этого вооружения состояла из пушек 24, 18 и 12 ф., единорогов ½ пуд. и пушек-карронад 24 ф., т.е. из орудий незначительного калибра и досигания.
По обширности оборонительной линии, имевшей до 7-ми вёрст длины, вооружение было везде слабо и не представляло нигде огня, достаточно сильного для отражения неприятеля.
Поставить «Ягудиил» у пересыпи с единственной целью ‒ встретить открытую атаку врага картечью из своих 36 ф. орудий, но не иметь возможности противодействия английским батареям на Воронцовской горе (на пределе дальности и невозможности увеличить угол возвышения…) ‒ сознательно превратиться в отличную цель, что и произошло в действительности при первой же бомбардировке
С объявлением 14 сентября Севастополя на осадном положении были начаты работы по возведению укреплений вдоль всей дуги до 7 вёрст, опоясывающей Городскую и Корабельную стороны Севастополя и превращения её в сплошную оборонительную линию от Карантинной бухты с запада до Килен-балки на востоке. В оборонительную линию включались сооружения, возведённые ещё по проекту Грейга, хотя они не были рассчитаны на обстрел артиллерийскими средствами середины XIX века.
Работы производились безостановочно днём и ночью; в них участвовали все войска гарнизона, все вольные мастеровые и рабочие, городские обыватели, женщины и даже дети.
Утром выходило на работы от 5-ти до 6-ти тысяч человек; вечером они сменялись другими, не в меньшем числе, которые работали всю ночь. В тоже время с флота свозили орудия со станками и снарядами ко всем трём пристаням: Екатерининской, Павловской и Госпитальной; там они выгружались и везлись на батареи матросами с помощью крепостных передков, или, по недостатку их, даже просто на станках, по крутым подъёмам в гору на высоту до 300 фут [100 м.]. При этой тяжёлой работе матросы отличались необыкновенною сметливостью и ловкостью”. (Тотлебен Э.И. «Описание обороны Г, Севастополя» СПб 1863 тип. Н.Тиблена Ч I стр. 251)
“Штурм можно было отбить только в таком случае, если бы артиллерия оборонительной линии, уже значительно усиленная к этому времени, успела бы своевременно, т.е. с дальнего расстояния, открыть огонь по штурмовым колоннам и меткими выстрелами сильно ослабить их, прежде чем они дошли бы до избранных пунктов атаки и вступили бы в рукопашный бой. Но такое успешное действие нашей артиллерии трудно было рассчитывать в случае штурма на рассвете, когда неприятель мог приблизиться скрытно по оврагам”. (Тотлебен «Описание…. Ч I стр. 264).
В первые же дни оккупанты проводят конными разъездами рекогносцировки с целью определить рубежи обороны Севастополя и наметить наиболее выгодные места для своих лагерей и осадных позиций. И они не ошиблись, заняв в итоге все господствующие возвышения над едва обозначавшейся к тому времени нашей оборонительной линией. “осадные батареи имели вообще над нашими батареями значительное командование, а именно от 50-ти до 150-ти фут (от 16 до 49 м), что доставляло им возможность обнаруживать почти всё пространство позади наших укреплений, внутренность которых могла быть дефилирована высотою бруствера большей частью только на длину платформ” (Тотлебен «Описание обороны г. Севастополя…» Ч I стр. 326)
“Каким же образом случилось, что избранные для бастионов № 1,2, 3 места были как раз у подошвы окружающих их на ружейный выстрел высот, т.е. в местах самых невыгодных для обороняющихся? К чему приписать этот выбор?”―вопрошает в своих воспоминаниях адъютант командира ЧФ адмирала Берха капитан-лейтенант Д.В.Иль-инский. (Ильинский Д.В. «Из воспоминаний и заметок севастопольца» Русский Архив 1893, кн. 1, стр. 66)
Проекты оборонительной линии составлялись в эпоху, когда артиллерия ещё не достигла в своём развитии разрушительной силы и дальности выстрелов, какими они оказались к середине XIX века. Поэтому сплошная стена высотой в 2 сажени и толщиной в её половину из хрупкого известняка могла защитить город от нападения туземцев или явится средством изоляции при эпидемиях. И, исходя из реальных условий, следовало возводить укрепления, соответствующие возросшим угрозам.
Союзники решали эти проблемы, возводя искусственные защитные укрепления из мешков с землёй, турами. Они привезли с собой сотни тысяч мешков с этой целью. Даже при высадке на берег недалеко о Евпатории они везли с собой уже набитые песком мешки на случай, если их на берегу встретит засада.
В Севастополе впоследствии вынуждены стали повсеместно использовать мешки, израсходовав все запасы различных тканей, включая и парусину. Всего удалось изготовить и применить до 1,5 миллионов штук. Неприятель использовал до 5 мл.
А в сентябре 1854 г., когда многие горожане ещё раздумывали, оставлять ли им Севастополь, можно было при желании собрать и организовать изготовление мешков в значительном количестве. А на деле даже тех 40.000, затребованных Тотлебеным для первой потребности было совершенно незаметно на бастионах.
Так на 4-м бастионе, который Эдуардом Ивановичем считался ключевым в обороне города, к 5 октября на двух фасах его люнета было установлено 27 24-фн. пушек – карронад, снятых с различных судов. “Высота бруствера от банкета была аршина два. Чтобы скрыть внутренний вид бастиона и стрелков, расставляемых для стрельбы через бруствер, по всему брустверу были расставлены большие рогожные кули, набитые сеном. В первый день бомбардировки на люнете продольными выстрелами вырвало достаточно прислуги у орудий; кули с сеном были размётаны по бастиону”. (Скаловский М.Д. « Воспоминания о Черноморском флоте 1851-1855 годов» Отдельный оттиск из «Морских Сборников» №№ 10-12 1901 и № 1 1902 тип. Мор. Министерства стр.16-17). Кули с сеном не идут ни в какое сравнение с мешками с землёй…
Такая же история с турами, плетёными из веток высоких корзин без дна. Только в конце ноября, как утверждал Тотлебен, появилась возможность заготовлять прутья и ветки для их производства?! И не удивительно, что на фотографиях бастионов, исполнен-ных вошедшим в Южную часть Севастополя неприятелем, защитные брустверы наших укреплений представляют, как правило, беспорядочное нагромождение туров, мешков с землёй на зыбкое основание, отсыпанное из окружающего грунта.
“Утром 20 сентября кн. Меншиков, не бывший в Севастополе с начала своего флангового движения, начал осмотр оборонительной. Сопровождаемый начальником гарнизона генерал-лейтенантом Моллером и генерал-адъютантом Корниловым, он успел доехать только до 6-го бастиона, как получил известие, будто неприятель атакует Малахов курган. Кн. Александр Сергеевич поскакал туда, но известие оказалось ложным: неприятель только подвинулся несколько к северо-востоку.
Объехав всю линию укреплений, кн. Меншиков видел, что защита города с сухой стороны много подвинута вперёд, что она усилена значительно, но всё-таки было много таких мест, которые имели слабые укрепления, или оставались вообще без обороны.
Так, побывав на Малаховом кургане, осмотрев окружающую местность и распо-ложение неприятеля, кн. Меншиков заметил, что курган имеет слабую защиту и что пространство между курганом и бастионом № 1 оставлено вовсе без обороны, а самый бастион с правого фланга был совершенно открыт.
Малахов курган был действительно ключом всей оборонительной линии, а между тем представлял одну из слабейших частей нашей позиции. Светлейший приказал тот час же принять меры к обороне этой местности, и сам уехал на Северную сторону.
Часть города, писал он оттуда Корнилову, ‒ от бастиона № 3 до Килен-балки (собственно III-е отделение обороны) или Ушаковой балки, есть слабейшая и наименее укреплённая искусством и составляет ключ Севастополя, ‒ и кто будет владеть госпиталями и казармами Лазаревскими, тому покориться и город.
Чтобы усилить Корабельную сторону пришлось назначить в последствии в главный резерв значительно большее число войск, чем на Городской стороне. На первой было поставлено 9 батальонов численностью около 5.500, а на Городской ‒ 5 батальонов, силою в 3.500 чел.” (Дубровин Н.Ф. «История Крымской войны и обороны Севастополя» СПБ 1900 тип. «Общественная польза» Т II стр. 22-24).
Корнилов просит 20 сентября командира Севастопольского порта М.Н.Станюковича:
1) купеческие суда, находящиеся в Инкермане, взять под надзор порта, дабы уничтожить предлог свободному плаванию вольных яликов;
2) пригласить хозяев хуторов на Бельбек начать подвоз в город капусты, зелени и сена, и для обеспечения доставления этого на Южную сторону ‒ устроить казённый перевоз;
3) арестантов Морского ведомства переместить с блокшифа «Ифигения» в казематы Николаевской батареи и употребить их для поддержания чистоты в городе.
4) учредить на Северной стороне кладбище на случай затруднения погребения умерших на Южной стороне; (Западное кладбище, переименованное позже в Михай-ловское по названию расположенной поблизости Михайловской батареи. Застроено жилыми домами в середине 1980-х);
5) павший скот топить посредине бухты, для чего и иметь суда от порта.
(Жандр А.П. «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова… СПБ 1859 стр.248)
По некоторым оценкам в Севастополе тогда выпустили из острога и плавучих тюрем до 9 тыс. арестантов, число, достигавшее половины состава ЧФ! (Скаловский М.Д. «Воспоминания о Черноморско флоте 1851-1855 годов» «Морской Сборник» Отдельный оттиск из №№ 10-12 1901 и № 1 1902 гг. стр. 16)
Корнилов фактически подтверждает бездействие командира порта вице-адмирала М.Н.Станюковича и его невозмутимую отстранённость от проблем осаждённого города.
А идея Корнилова топить падший скот посередине главной бухты имела весьма дурные последствия. К трупам животным сборщики падали стали добавлять трупы противников, погибших в вылазках на контролируемую нами территорию и отходы от деятельности госпиталей… В марте 1855 г. полуразложившаяся плоть начала всплывать и прибиваться волнами к берегам бухт, отравляя воздух города. Павел Степанович вынужден был просить Петербург прислать “Ждановскую жидкость”, и только тогда этот смрад удалось одолеть.
“Когда инженерами был разбит план бастиона № 1 над Килен-бухтой, для возве-дения бруствера этого бастиона, высылалось несколько дней человек сто команды с корабля «Гавриил», 37 флотского экипажа, в первый же день работы оказалось, что сухая сыпучая земля не могла дать определённого угла уклона наружной отлогости бруствера; тогда находчивые матросы, чтобы удержать осыпающуюся землю в должном положении, испросили у меня разрешения вырвать траву «дикая полынь», растущую поблизости, и, обращая её корнями внутрь, густо перекладывать её землёю. Работа пошла успешно, и цель была достигнута превосходно. Впоследствии я слышал от командира1-го бастиона, капитан-лейтенанта А.В.Ершова, что одежда эта была самая прочная, не разрушалась от бесчисленных неприятельских выстрелов ядрами, а во время штурма сильно затруднила атаку”. (Скаловский М. Д. «Воспоминания о черноморском флоте 1851-1855 годов» Отдельный оттиск из №№ 10-12 1901 и № 1 1902 г. «Морских Сборников» тип. Морского Министерства стр. 13-14).
А вот у их соседей на 2-м бастионе дела оказались неважными: о качестве оборонительной стены, точнее, насыпного вала, говорит сохранившееся забавное свидетельство, когда “инженерный офицер обратился с рапортом к коменданту города, призывая его принять зависящие от него меры против козла местного священника, который уже в третий раз, в разных местах, на правом фланге Малахова кургана, рогами разносит оборонительную стенку”. (Дубровин Н.Ф. «История Крымской войны и обороны Севастополя» СПБ 1900 тип. «Общественная польза» Т II стр. 54).
Если до 14.09.1854г. на оборонительной линии стояла исключительно крепостная артиллерия, и не было совсем мортир, то к 5.10. было установлено и 3-ые пудовые крепостные (5), 68-ф. корабельные (5), самая массовая тогда корабельная 32 ф. пушка. 30 ф. крепостные были сняты, но у французов, кажется, такие были, и при дефиците ядер можно было их собирать и повторно использовать.
“Прислуга наших орудий, большей частью стоявших за каменными завалами или действовавших через банк, могла быть скоро перебита неприятельскими стрелками. Даже для резервов не имелось мест, скрытых от выстрелов и взоров неприятеля, который мог занять командующие высоты”. (Тотлебен «Описание …» Ч I стр. 243).
Да, с этим нельзя не согласиться»: 1-ый, 2-ой и 3-й бастионы были как на ладони у английских артиллеристов, расположившихся на Ворнцовой горе и Зелёной горке за высоченными штабелями мешков с песком. А что предлагал Тотлебен и где оказались затребованные им 40.000 земляных мешков?
Известно, что Корнилов в узком кругу, включавшем полковника кн. В.И. Васильчикова, подполковника Э.И.Тотлебена, не раз высказывал мнение, что Севастополь не продер-жится более 3-х дней. Причём. Васильчиков слышал это ещё при первом знакомстве с Корниловым, когда на один день 4 октября приезжал в Севастополь. (Васильчиков В.И. «Записки князя В.И.Васильчикова» Русский Архив 1891 кн. II, стр. 213). И если эта упорная мысль пришла Владимиру Алексеевичу с высадкой десанта в Евпатории, заставила его писать завещание 7 сентября и не покидала до рокового 5 октября, то это многое объясняет в его лихорадочной активности с печатью обречённости, которая не могла долго продолжаться и не иметь негативных последствий для принимаемых им не всегда адекватных решений.
Складывается впечатление, что Тотлебен разделял убеждение Корнилова в том, что Севастополь продержится не более 3-х дней и все приготовления ‒ пустая трата сил перед неминуемым крахом…
Пусть весь Севастополь выходит на отсыпку укреплений из сухой земли. Это не сдержит атаку неприятеля, да и в артиллерийской дуэли при занятии ими господст-вующих высот, у нас нет шансов им противостоять… К тому же и сам Тотлебен, размес-тившийся по приглашению Корнилова в его штабе в доме Волохова, всякий раз пробуж-даясь утром в эти дни будто бы спрашивал у окружающих: “мы в плену или ещё свободны?” (Хлебников К.Д. «Записки Константина Дмитриевича Хлебникова» «Русский Архив», 1907, кн. 1, стр.443) Таким безнадёжным казалось ему тогда положение Севастополя.
“Утром 27 сентября замечено было, что англичане возвели две батареи: одну над правым берегом Лабораторной балки, за подъёмом Воронцовской дороги, в расстоянии 1200 сажень от 3-го бастиона, а другую от Килен-балки, в расстоянии 1050 сажень от Малахова кургана. В Севастополе полагали, что батареи эти, заложенные на таких громадных расстояниях, имели назначение только оборонительное: обстреливать Лабораторную балку и Килен-балку и обеспечивать английские лагери от наших нападений”. (Тотлебен «Описание… Ч I стр. 269). Ну как наш доблестный подрывник отстал от того, что поступало на вооружение британской армии и флота?
И непонятно, кому адресует Эдуард Иванович в «Описании обороны Г. Севасто-поля», составленного под его руководством, своё мудрое заключение о том, что в Севастополе полагали отнести возводимые англичанами мощные батареи исключи-тельно к оборонительным средствам. Ведь он сам, приняв на себя функции Начальника инженеров Севастопольского гарнизона, отвечал, в первую очередь, за адекватное восприятие всего, что предпринималось противником на его огневых рубежах и предло-жение конкретных мер необходимой защиты и эффективного противодействия.
Это были правая и левая Ланкастерские английские батареи. Правая из них получит у защитников название “пятиглазая” по числу амбразур в казалось несокрушимом фасе из земляных мешков, да ещё и углублённая в грунт.
Даже обстрел ещё 17 сентября приморской батареи № 10, произведённый с неприя-тельского парохода с дистанции 2,7 км., двумя остроконечными бомбами, обнаруживший необычайную в сравнении с гладкоствольной артиллерией точность на значительном расстоянии, не привлёк должного внимания Тотлебена к очередной новинке в артил-лерийской отрасли. (Бабенчиков П.А. «Атака Севастополя англо-французским флотом в 1854 г. …» MILITARY КРЫМ 2011 № 3 стр. 29). Подобная индифферентная позиция «выдающегося военного инженера XIX века» не раз откликнется Севастополю напрас-ными людскими потерями, исчислявшимися сотнями и тысячами жертв.
Показательна также история с так называемыми французскими минами: “в конце октября месяца по городу разнёсся тревожный слух, что неприятель ведёт мины, которыми думает взорвать на воздух бастионы и город. “Я и два артиллерийских офицера решились отправиться к Тотлебену, чтобы узнать, на сколько, можно доверять этому слуху. Тотлебен выслушал нас, объявив с полной уверенность, что при каменистом грунте, на котором стоит Севастополь и его окрестности, минные работы невозможны; а потому он просил нас слуху не верить”. (Щербачёв Г.Д. «Двенадцать лет молодости. Воспоминания Г.Д.Щербачёва» Русский Архив 1890 I,18 стр. 271).
Тотлебен безапелляционно заявлял так тогда, когда кучи глины, извлечённой из подземных ходов в нескольких местах французских траншей, стали уже различимы невооружённым взглядом. Только передача Меншиковым Тотлебену в декабре литогра-фированного в Париже плана осады Севастополя, где была означена французская минная галерея на капитали 4-го бастиона окончательно убедила самонадеянного Тотлебена в ведении французами минных работ. (Тотлебен Э.И. «Описание обороны Г. Севастополя. Минная война в Севастополе в 1554-1855 гг.» СПб 1868 тип. Н.Тиблена Ч II стр. 11).
В результате нами было потеряно два месяца только на то, чтобы убедить Тотлебена приступить в середине ноября к закладке пробного колодца во рву батареи № 13 глубиной 16 фут (5,3 м.), затем к началу декабря второго на 15 фут (4,8 м.), и устранить сомнения в возможности прокладывать подземные ходы в слое жёлтой глины толщиной от 4 до 5 фут (1,2 ‒ 1,5 м) под скальной известковой породой толщиной до 5 м. И лишь после этого Тотлебен распорядится устроить перед 4-м бастионом обширную контрмин-ную систему. (Тотлебен Э.И. «Описание обороны Г. Севастополя. Минная война в Севастополе в 1554-1855 гг.» СПб 1868 тип. Н.Тиблена Ч II стр. 5-6) Пришлось в авральном порядке рыть свои встречные контр-минные галереи. Наши героические сапёры прорыли под землёй на подступах к работам французов более 7 км. галерей, французы прорыли всего 2,3 км. Первый наш взрыв с целью помешать французским работам произведён 18 января 1855 г. образовавшаяся воронка позволила защитникам приостановить продвижение французских параллелей на этом направлении.
Утром 2 октября Корнилов распорядился о выводе наших судов из Южной бухты и размещении их по усмотрению Павла Степановича на другие места, где бы они были бы более защищены от неприятельских выстрелов. Нахимов поставил корабли по створной линии, начиная с «Вел. Кн. Константина» от Куриной балки вглубь рейда. За ними встали в линию фрегаты, корветы, бриг, яхты и транспорты ‒ в Корабельной бухте.
В ночь со 2 на 3 октября «Бессарабия» и «Громоносец», стоявшие на позиции у Александровской батареи, всю ночь изредка бросали ядра, бомбы и гранаты по работам французов. В прошедшую ночь англичане работали в траншеях с фонарями, и это стало причиной частой стрельбы с 3-го бастиона.
3 октября: и англичане также увеличивают свои работы и поднимают насыпи, употребляя фашины и мешки.
У нас поставлены 4 трёхпудовые пушки на 6-м бастионе, две на 5-м и ставят мортиры на 5-м и 4-м.
Утром 4 октября на 5-м бастионе заметили, что в неприятельском валу, к северу от противолежащего бастиону французского укрепления, устроены 8 амбразур, заложенных земляными мешками. Также замечено было, что французы распространяют траншейные работы вправо, т.е. к юго-востоку от своего укрепления для соединения своей параллели с английской; новый окоп тянулся на значительное расстояние и был обложен сверху земляными мешками для прикрытия стрелков.
И наступило 5 октября день первой массированной бомбардировки Севастополя с суши и моря. Неприятель ставил своей целью разрушить превосходящим артиллерий-ским огнём наспех возведённые наши укрепления, чтобы затем бросить войска на штурм.
И преуспели лишь на участке обороны, контролируемым 3 бастионом, что оказалось не достаточным, и штурм был отменён…
Наши людские потери оказались значительными… Погиб, сражённый вражеским ядром на Малаховом кургане и начальник штаба гарнизона Севастополя генерал-адъютант, вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов… Его перемещение с казаком по оборонительной линии, видимо, внимательно отслеживалось неприятелем, и когда они прибыли на привычное место у правой кремальерной батареи Малаховой башни, то несколькими выстрелами по заранее пристреленному месту 24-фн. пушкой поразили Корнилова и его лошадь…
Незлопамятный Павел Степанович в этот же день лично известит ближайшего приятеля погибшего Корнилова: “Николай Фёдорович! Владимир Алексеевич не сущест-вует. Предупредите и приготовьте Елизавету Васильевну. Он умер как герой. Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него ‒ и на флоте, и в деле на берегу.
У нас без Владимира Алексеевича идёт безначалие…
Отправляется к вам с курьером шкатулка с секретными бумагами В.А. за моей печатью, которая положена при свидетельстве Попова и Шестакова. Передайте её его семейству. Что будет завтра, и кто будет жив ‒ не знаю.
Вам Бог дал ловкий разум. Если захотите, вы облегчите удар семейству покойного. Ещё раз повторяю ‒ потеря для России незаменима. Ваш П.Нахимов . (Нахимов П.С. письмо Н.Ф.Метлину Севастополь 5 октября. Архив Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН Ф. 265, Д. 2, Л. 1) Да, этот жулик с ловким разумом постарается и себя не забудет!
На этом отношения П.С.Нахимова и В.А.Корнилова трагически прервались…
Со смертью Корнилова оборона города была возложена на вице-адмирала Станю-ковича. Командующим же войсками в Севастополе оставлен по-прежнему генерал Моллер, начальником штаба к которому назначен был, присланный из Петербурга полковник Попов. (Н.Ф.Дубровин «История Крымской войны» Т II стр. 89)
Вице-адмирал Нахимов сохранил в своём подчинении эскадру остающихся на плаву 9 кораблей, 5 фрегатов и паровых судов.
“9 0ктября 1854 г. Говорят, что после смерти Корнилова, генерал Моллер обратился к Нахимову, прося его занять место покойного адмирала, который одно время официально исполнял обязанности начальника штаба гарнизона и распространял свою власть на флотские и армейские команды, временно вступавшие в состав гарнизона. Но Нахимов отказался, сказав: “Что касается до флота, то будьте покойны ваше превосходительство, всё будет как при покойном Владимире Алексеевиче, на счёт солдат ‒ отказываюсь, это уже ваше дело”. (Ухтомский Л.А.Из дневника Л.А.Ухтомского 9 октября 1854 г.)