Глава 1. Северодвинск
- Загадочная связь между музыкальным слухом и морзянкой
Северодвинск встретил нас сыростью, мокрым снегом, а ещё ветром. Очень сильным, холодным, пробирающим до костей. Северным. Он летел с моря, и пах морем. Но не южным – тёплым и ласковым, а мрачным, ледяным. С пятнами мазута на чёрных скалах, с грубым, покрашенным в серое, железом военных кораблей, с низким небом.
Мы, выбравшиеся из поезда призывники, ещё вчера казавшиеся себе свободными и независимыми, толпились на привокзальной площади, а наши сопровождающие – старшины и мичманы, похмельные и злые, сверяли списки.
Что-то там у них не получалось, что-то не сходилось, не совпадало, поэтому «покупатели» непрестанно матерились, по пятому разу устраивали переклички, потрясали друг перед другом мятыми бумагами и были похожи на контуженных вояк из разбомбленного «мессершмидтами» эшелона времён Великой Отечественной.
(покупатель – представитель воинской части, посланный командованием за молодым пополнением).
— А пить надо меньше! – злорадно прокомментировал эту суету мой новый приятель – Олег, с которым мы, всю предыдущую ночь, под стук вагонных колёс, рассуждали о том, куда нас везут, и что там с нами собираются сделать.
— Меньше – скучно, — проворчал я, чувствуя, как сквозь подошвы моих изрядно раздолбанных летних ботинок (ну, не брать же на службу новую обувь!), просачивается ледяная жижа. – Холодно, чёрт!
— Не то слово! – кивнул мой товарищ по несчастью.
Тут с грязного серого неба налетел очередной снежный заряд, и стало совсем уж кисло.
— Во, приехал кто-то, — сообщил Олег, кивая на остановившийся посреди площади УАЗик. – Начальство, судя по всему.
И действительно. Из машины вылез коротышка в огромной фуражке и с тремя большими звёздами на погонах, который тут же принялся на всех орать. Не особо разборчиво, но грозно. «Покупатели» засуетились и потянулись к командованию – показывать свои бумажки.
— Сейчас этот полковник всех уестествит! – злорадно пробормотал приятель, быстро переступая с ноги на ногу. Ему было ещё хуже чем мне, поскольку он поехал защищать родину в резиновых сапогах, которые теперь, в месиве из полурастаявшего снега и ледяной воды, выполняли роль морозилки.
— На флоте не полковники, на флоте капитаны первого ранга! – заметил я.
— Нет, это – именно полковник! – проявил неожиданную осведомлённость Олег. – Видишь, у него окантовка погон красная? Значит, служба обеспечения. Бербаза.
Я состроил пренебрежительную гримасу.
— Сапог!
— Угу. Только у них срочники на год меньше нашего служат.
— Да и хрен то с ними!
— Построиться! – вдруг, неожиданно громко завопил полковник, и вчерашние «гражданские» изобразили некое шевеление.
— На ле-во!
Мы повернули налево. По крайней мере, большинство из нас.
— Я сказал – налево! – заорал коротышка. – Шагом марш!
Колонна двинулась вперёд.
— М-да, — протянул Олег, оглядывая окрестности. А именно – гигантский пустырь, поросший прошлогодней травой и продуваемый всеми ветрами. – Весёленькое место! Тут вешаться хорошо.
— Только не на чем.
— Ну, почему?! Вон дерево, и вон ещё….
— Это не деревья, это кусты – мутанты. Радиация же кругом!
Приятель посмотрел на меня с тревогой.
— С чего ты так решил?!
— А помнишь, что в поезде старшина говорил? В Северодвинске подводные лодки ремонтируют. В том числе, и атомные.
— И чего?
— Да ничего! Исправный атомный реактор ремонтировать никто не будет! То есть здесь они как раз – неисправные. С утечками всякими.
Мой товарищ тяжело вздохнул, затем его мысли приняли более практичное направление.
— Интересно, когда нас кормить будут?
— Не знаю, — помотал я головой. – Но, по идее, должны, — Да и обмундирование получить бы неплохо! Шинель там, шапку… обувь…. Особенно – обувь.
— Ага, — согласился, поёжившись, Олег. – Я когда из дома уезжал, на градуснике двадцать три градуса было! А здесь сколько? Как ты думаешь?
— Где-то около нуля.
— Кошмар.
Повалил совсем уж густой снег, и нам стало не до разговоров.
«Зараза!» — подумал я, пытаясь натянуть воротник свитера (хорошо хоть свитер с собой догадался взять!) чуть ли не на глаза. «Предупреждать же надо! Хотя…. Знал же куда везут. На север. Как и обещали».
Трудно, конечно, в это поверить, и вряд ли кто-нибудь поверит, но на флот, на лодки, я попросился сам. У нашего военкома Ёлкина шарики за ролики заехали, когда он своими глазами увидел призывника, желающего служить не два, а три года, и не где-нибудь, а под водой!
А всё объяснялось довольно просто. Дядька у меня служил на севере, на том самом подводном, ракетном, атомном, много чего рассказывал интересного, но дело даже не этом. Вот, говорят, есть «кризис среднего возраста», когда сорокалетние мужики начинают всячески чудить, срываются с насиженного места, бросают семьи, налаженную жизнь, запивают. Потому-как кажется им, что ничего они не добились, не ту профессию выбрали, не на той женились. Потом это проходит, и всё возвращается на круги свои, но бывает, бывает….
У меня же случился, если хотите, «кризис юного возраста». С теми же симптомами, за исключением, разумеется «не на той женился». В общем, надоело всё. Бабы, пьянки, заочное отделение универа и очная работа на стекольном заводе. Шлифовщиком. Никаких внятных перспектив я не видел, а русскому человеку, если без перспектив, то либо в тюрьму, либо на срочную службу. Я выбрал срочную службу.
А тут и дядька подвернулся со своими рассказами. Короче, когда в очередной раз меня выдернули в военкомат и чисто формально поинтересовались – где бы я хотел служить, я возьми да ответь: на Северном флоте, дескать. Моряком. Три года. На атомных ракетных подводных лодках стратегического назначения. Тут то они все и охренели.
И понеслось.
….Наша колонна свернула направо, прошла через распахнутые стальные ворота с красными звёздами, и оказалась на огромном плацу, окружённом серыми одноэтажными бараками. Так и хочется сказать: лагерными. Даже вышки по периметру имелись. С автоматчиками.
— И чего дальше? – поинтересовался Олег, разглядывая появившихся из двухэтажного здания с флагом офицеров. – В столовую поведут?
— Не в столовую, а на камбуз, — буркнул я, энергично шевеля замёрзшими пальцами на ногах. – Но это вряд ли. Скорее – очередную перекличку устроят.
И точно. Вновь началось:
— Лиходеев!
— Я!
— Лосев!
— Я!
— Магомедов!
— Здесь!
— Здесь ты будешь у мамки на диване! Отвечать, как положено!
— Ну, я….
— Головка от х…! Мазаев!… Мазаев, мать твою!
Олег пихнул меня локтём. Я спохватился.
— Тут. То есть – я!
«Покупатель» – здоровенный, под два метра ростом, старшина первой статьи (сержант по-армейски), в бушлате с поднятым воротником, и в «неуставной» шитой бескозырке посмотрел на меня долгим, многообещающим взглядом. Впрочем, плевать я на него хотел. Всё равно нам вместе не служить, поскольку товарищ уже явно «гражданский». А я пока даже не карась. Дух.
(Для справки: в те годы моряки — срочники делились на своеобразные касты, соответствующие времени службы на флоте: до присяги – дух, от присяги до полутора лет – карась, от полутора до двух лет – полторашник, от двух – до двух с половиной лет — подгодок, от двух с половиной лет – до приказа о демобилизации – годок, от приказа и до отбытия домой – гражданский. Соответственно, и неуставные отношения на флоте назывались не дедовщиной, а годковщиной).
Наконец со списками разобрались и последовала команда: «вольно, разойтись, оправиться».
— Кормить значит, пока не будут, — резюмировал Олег.
— Не, — подтвердил я. – Пока наоборот.
— Чего – «наоборот»? – не понял он.
— Ну, ты же слышал: оправиться! Интересно, а где у них тут гальюн?
Мы отправились искать отхожее место и вскоре нашли.
М-да. Такого я ещё не видел, хотя видел всякое. В том числе – и толчки на полузаброшенных железнодорожных станциях. Однако здесь имело место нечто монументальное: огромное помещение, напоминающее, скорее вестибюль какого-нибудь Дворца Культуры, только без паркетного пола и люстр на высоких потолках. Потолок тут был низким, пол глиняным, а вдоль стен, на небольшом возвышении – штук семьдесят «посадочных мест». То есть дыр в полу. С соответствующим ароматом. Я с ужасом подумал об участи тех молодых матросиков, которых припахивали убирать этот, с позволения сказать, санузел.
Невольно попятившись, я толкнул того, кто, похоже, этих матросиков и припахивал – квадратного старослужащего, с большими рыжими усами и злобной мордой.
— Охренел, дух?! – прорычал он, отпихивая меня плечом. – Служба раем показалась?! Так я тебе сейчас устрою веселье! Ты у меня тут всё языком вылежишь!
Я совсем растерялся, но тут вмешался Олег.
— А мы, тебе не подчиняемся, — процедил он, смотря на усатого с вызовом. – И вообще, мы моряки, а ты кто? Бербаза?
Старослужащий выпучил глаза.
— Че-го?! Оборзел, дрыщ (одно из пренебрежительных обращений к карасям)?! Ну-ка, пошли со мной!
В общем, неизвестно, чем бы всё это кончилось, но тут в гальюн заглянул «наш» старшина и рявкнул:
— Из пятьсот семнадцатой команды! Выходить – строиться!
Это была наша команда, поэтому мы развернулись и ретировались обратно на плац.
Там нас снова построили, а потом незнакомый капитан – лейтенант, с толстой папкой подмышкой, задал странный вопрос:
— Кто на гитаре играть умеет?
— В полковой оркестр народ набирают! – убеждённо проговорил кто-то сзади.
Офицер обвёл строй взглядом.
— Ну?
Я поднял руку. Как в школе, на уроке.
— Можно вопрос?
Капитан-лейтенант глянул на меня с удивлением.
— Задавайте.
— Вы набираете людей в музыкальный коллектив?
Он хмыкнул.
— Нет. А почему вы спрашиваете? Умеете играть?
— Умею. Но в оркестр не хочу. Меня, вообще, к лодкам приписывали.
— Во идиот! – в ужасе прошептал всё тот же голос за спиной.
— Но лодках и будете служить, — кивнул офицер. – Выйдите из строя.
— Я вышел.
— Кто ещё умеет?
В нашей команде таковых не оказалось, а вот в соседних мастера бить по струнам и ставить аккорды нашлись. Нас построили в колонну и повели к каким-то палаткам, стоящим слева от бараков. Палатки были большими и мокрыми. Снег к тому времени сменился дождём, а вот ветер, кажется, стал ещё холоднее. От него стыли руки и немели лица.
— Если сейчас попросят чего-нибудь сбацать, — недовольно пробормотал волосатый тип, усиленно дыша на покрасневшие кисти, — я ни одного аккорда не возьму!
— Я тоже, — согласился второй «музыкант». – Дубак страшный!
Наконец, нас завели в палатку, где стояли несколько столов с аппаратурой.
— Так, — обратился ко мне сундук (сундук – ироничное название мичмана. В армии соответствующая обзывалка по отношению к прапорщикам – кусок), — садись сюда. Видишь вот эту хреновину?
Я поглядел на «хреновину» и тут же узнал ключ, которым радисты в фильмах отстукивают азбуку Морзе.
— Вижу.
— Сейчас я буду давать такой же хреновиной сигнал, а ты – повторять. Понял?
— Понял.
— Поехали.
Он отстучал довольно сложную композицию из длинных и коротких сигналов и посмотрел на меня.
Я повторил.
— Угу! – кинул мичман. – Молодец. Давай ещё.
Снова сигнал, снова – мой повтор, а вскоре я догадался, в чём тут дело. Правильно повторить некую звуковую фразу может лишь человек, обладающий музыкальным слухом. А умение ставить аккорды и бить по струнам предполагает наличие этого самого слуха, который, как вскоре выяснилось, имелся не у всех. Из нас шестерых двоих забраковали, хотя кажется, эти двое хотели просто – устроиться на тёплое место – в «полковой оркестр». Вот и решили изобразить из себя гитаристов.
— Меня, чего, — поинетерсовался я у сундука напоследок, — на радиста учить будут?
Он помотал головой.
— Скорее – наоборот.
— Наоборот, это как?
— Узнаешь. Поедешь в Киев в учебку, и начнут тебя там гонять, как сидорову козу! И учить. А вот когда домашние пирожки окончательно из жопы выйдут, и ты станешь специалистом, тогда всё и поймёшь. Уразумел?
— Нет.
— Ну, это и не важно. Иди, вон, стройся.
По прежнему, теряясь в догадках, я выбрался из палатки, встал в строй, и когда нас повели обратно, решил всё-таки уточнить.
— Товарищ капитан, — обратился я в всё к тому же офицеру, который искал гитаристов, — а что это было? Ну, в палатке.
Он нахмурился.
— Во-первых, боец, не «капитан», а «капитан-лейтенант»! Мы не в армии! Во-вторых, когда обращаетесь к старшему по званию, надо разрешение спрашивать, а в-третьих, в палатке вы проходили отбор по специальности.
— По какой специальности?
— Радиоперехват. Вы признаны годным к обучению. Теперь в барокамеру, потом в Киевский учебный отряд и, — тут офицер усмехнулся, — добро пожаловать в ОСНАЗ!
(ОСНАЗ, в котором служил и я – это отряд особого назначения, на подводном флоте занимающийся радиоперехватом. Относится к так называемым «люксам», то есть, как бы к «белым людям», не лазающим по трюмам по уши в масле. Кроме непосредственного командования, мы подчинялись ещё и флотской разведке, что часто вызывало конфликты разной степени тяжести, о которых Мазаев упоминает ниже).