В 1908 году, выступая в Государственном Совете по вопросу воссоздания Российского флота, Петр Николаевич Дурново сказал: «Лучшие годы моей жизни прошли на палубе военного корабля в дальних плаваниях почти по всем морям земного шара, и потому понятно, что я более чем кто-либо не мог без сердечной боли наблюдать, как на глазах всей России происходили частью умышленные, частью преступно легкомысленные попытки разрушить наш флот. Разрушить не в смысле погибели кораблей, а разрушить службу, дисциплину, военный порядок, традиции, т.е. разрушить все то, без чего флот существовать не может. Возьмите другие государственные инструменты: армию, железные дороги, почту, телеграф. Разве можно сравнить сложность их устройства и жизни со сложностью и устройством жизни флота? Тесная жизнь на корабле среди постоянной опасности, среди беспрерывной борьбы с грозными и капризными морями развивает в плаваниях между командиром и офицерами и матросами почти семейное общение и духовную связь. Эта духовная связь, основанная на взаимном доверии, воспитывая военную доблесть, и есть фундамент всей морской службы. Без этой духовной связи, без взаимного доверия военный корабль жить не может. Матрос и прежде, и теперь, при более сложных кораблях в особенности, без офицера не может и не умеет ступить ни одного шага. Мы, мичмана и лейтенанты старого времени, сознавали, что капитан наш носит в своей часто суровой голове что-то верное и важное, тот опыт, до которого нам еще далеко. Мои дорогие товарищи вместе со мною сознавали и верили в опытность наших дорогих командиров. Конечно, в кают-компании не обходилось иногда без скромной критики, но старший офицер добродушно и живо приводил критика в порядок
Петр Иванович Дурново родился 23 ноября 1842 года в Твери в доме бабушки Веры Петровны Львовой, в семье Олонецкого губернатора Николая Сергеевича Дурново и Веры Павловны Дурново, урожденной Львовой.
Семья Дурново была большая. Дети: Вера (1839), Елизавета (1841), Петр (1842), Мария (1843), Николай (1845), Любовь (1845), Варвара (1849), Александр (1851) – умер в 1857 году.
По отцу фамилия Дурново происходила от Микулы Федоровича Толстого по прозвищу Дурной, бывшего внуком Василия Юрьевича Толстого. Толстые известная русская фамилия, Петр Андреевич Толстой стал соратником Петра Великого, и получил от него графский титул и потомками которого стали многие графы Толстые, в том числе и великие русские писатели Лев Николаевич Толстой, Алексей Константинович Толстой, Алексей Николаевич Толстой. С другой стороны, из этой же семьи вышли графы и князья Васильчиковы, произошедшие от правнука того же Толстого Василия Юрьевича по имени Василий Федорович по прозвищу Василек. Председатель государственного совета и комитета министров, генерал от кавалерии Илларион Васильевич Васильчиков был пожалован Императором Николаем I в графское достоинство. Он же был немного позднее пожалован в княжеское достоинство.
Мать Петра происходила из семьи Алексея Фёдоровича Львова — русского композитора, скрипача-виртуоза и дирижёра, автора музыки государственного гимна Российской империи «Боже, Царя храни»; музыкального писателя и общественного деятеля; директора придворной певческой капеллы (1837—1861); тайного советника, обер-гофмейстера, сенатора.
Родство семьи Дурново по женской линии матери было с братьями-адмиралами Лазаревыми (Андреем, Михаилом, Алексеем), которые иногда бывали в доме Дурново. Михаил Петрович – командир линейного корабля «Азов», участник Наваринского сражения, один из первооткрывателей Антарктиды, много рассказывал о своей службе. Рассказы адмирала о флоте и дальних морях, кораблях и сражениях определило выбор сыновей Николая Сергеевича Петра и Николая. Уже с детства они бредили кораблями и морями.
Великий князь Константин Николаевич, заведующий морскими делами в память о заслугах адмирала Лазарева приказал директору корпуса устроить сыновей Дурново в Морской кадетский корпус. В 1855 году 13-летний Петр Дурново, блестяще сдав экзамены, был определен сразу в средний кадетский класс.
На черных мраморных досках в церкви Корпуса с именами убитых и умерших от ран бывших выпускников Морского корпуса Петр нашел имена дяди своего лейтенанта Алексея Петровича Львова и четвероюродного брата мичмана 34-го флотского экипажа Василия Александровича Дурново, погибших при защите Севастополя. А всего до Петра Морской корпус окончили десять Дурново, один учился вместе с ним и четверо — после него.
Среди однокашников и друзей П.Н. Дурново оказались известный художник-баталист В.В. Верещагин, сидевший с ним за одной конторкой, и барон Врангель Ф.Ф. койка которого стояла рядом, прославившийся при изучении русского севера. Хорошая учеба помогла юному Петру найти себе приработок — с 15-ти лет он подрабатывал тем, что переводил для одного издательского дома популярную французскую и британскую литературу.
Продуктивной учебе воспитанников и, особенно развитию их творческих способностей, во многом способствовала «своеобразная постановка учебного дела и распределение дня:
побудка: 6:30;
утренняя гимнастика: 7:15-7:30;
утренний чай: 7:30-7:45;
первый урок: 8:00-9:25;
второй урок: 9:30-11:00;
завтрак и свободное время: 11:00-11:30;
строевые учения: 11:30-13:00;
третий урок: 13:00- 14:30;
свободное время: 14:30—15:30;
обед: 15:30-16:00;
свободное время: 16:00—19:00;
приготовление уроков: 19:00-21:00;
вечерний чай: 21:00-21:15;
желающие ложиться спать: 21:15
всем ложиться спать: 23:00.
Вставать кадетам можно было и ночью, чтобы готовится к занятиям.
В Корпусе строго следили за чистотой и здоровьем: «Белье меняли каждую неделю. В баню водили каждую неделю. Существовали постоянные медицинские осмотры».
Была отлично поставлена аттестация. «Экзаменовали не преподаватели, а экзаменационная комиссия из офицеров флота. В комиссии этой полная справедливость. Записки с фамилиями кадет опускались в особые урны и исключительно от воли судеб зависело у кого приходилось экзаменоваться.
Вообще положительной чертой Морского корпуса был, как общее правило, царивший в нем дух глубокой справедливости и полного беспристрастия, как в глазах начальства, так и среди товарищей, удельный вес каждого определялся личными его качествами. Ни знатность, ни связи, ни богатство не давали никаких привилегий. Существовало полное равенство.
Чувство товарищества было очень сильно в Морском корпусе». По кадетским правилам, «с другом обязательно следовало делиться всем поровну».
Среди воспитанников презиралось фискальство. «Это нехорошо», считали они. Начальство того времени, преподаватели и воспитатели не поощряли «жалобы кадет друг на друга», на доносы не реагировали, доносчиков прогоняли.
Однако нещадная порка, служившая едва ли не главным элементом воспитания будущих моряков. Телесные наказания были злом неизбежным: «между воспитанниками встречались дети, на которые можно было воздействовать одним страхом. Иногда из провинции привозили детей совершенно невоспитанных, грубых нравом и с дурными наклонностями. Немудрено, что корпусное начальство для исправления безнравственных принуждено было прибегать к самым строгим мерам.
Верещагин вспоминал, что в корпусе процветала грубость во взаимоотношениях и языке и что «наказания употреблялись очень строгие», указывает на следующие: стояние «под часами» «иногда в продолжение многих дней, даже недель»; оставление без обедов и ужинов, без отпуска домой; арест («сажали за всякую шалость, и две арестантские каморки, нечто вроде собачьих конур, были расположены в таком темном, лишенном воздуха углу, что кадеты, просидевшие под арестом несколько дней, выходили из них побледневшими, с мутными взглядами — ослабленные нравственно и физически»), сечение розгами.
Спектр наказываемых проступков был достаточно широк: ослушание офицера и унтер-офицера, курение папирос, порча казенных вещей, нерадение к фронту и службе, уход без спросу из роты, беспечность, шалость в лагере, фронте, классе, дурное поведение в классе, драка, невежливость, игра в карты, неприличные поступки в лагере, постоянная леность, отлучка из классов, дерзость против учителя, обман, грубость против фельдфебеля, побои каптенармуса и служителя, беспорядок в роте, отделении, столовой зале, лазарете, уклонение от учения, ветреность, невежливый ответ. В корпусе существовала махровая годковщина, называемое в корпусе «старикашеством».
В корпусе кормили хорошо по воспоминаниям кадетов и гардемаринов: на завтрак— кружка чая и свежая булка («вкусная, горячая»); в 11 — два тонких ломтя черного хлеба; обед из трех блюд: суп, щи с кашей или горох, жареная говядина или котлета, слоеный пирог (с мясом, капустой и вареньем) по праздникам прибавлялось четвертое блюдо, черный хлеб и превосходный квас; на ужин — суп и макароны или каша.
Отличившихся «нравственно и успехами в науках» поощряли не только яблоками: заносили их имена на «красные доски», покупали билеты в театр, назначали на суда, идущие в заграничное плавание, производили в фельдфебели, унтер-офицеры и ефрейторы, увольняли в отпуск с большими льготами сравнительно с другими, нанимая для них ложи в театрах, трижды в год — январе, мае и сентябре — раздавали книги по военно-морской тематике, дважды в год составлялись особые выписки со всеми баллами за учебное полугодие, при этом хорошие выдавались на руки, «дурные» отсылались родственникам.
Годы учебы Петра Дурново в Морском кадетском корпусе приходятся на директорство А.К. Давыдова и контр-адмирала С.С. Нахимова.
В 1859-1860 учебном году в Корпусе была 22-часовая неделя во всех семи отделениях— от приготовительного до старшего гардемаринского; преподавалось 29 предметов.
Из них на изучение специальных предметов (теоретическая механика, навигация, астрономия, теория кораблестроения, корабельная архитектура, морская съемка, практическая механика, морская артиллерия, военно-морская история, физическая и морская география, фортификация, морская практика) отводилось 32 часа в неделю.
На математику (арифметика, алгебра, геометрия, плоская и сферическая тригонометрия, аналитическая геометрия, начертательная геометрия) — 35 часов.
Языки изучались на протяжении всех лет обучения: русский — 16 часов, французский и английский — по 15 часов.
География изучалась 5 лет— по 9 часов.
История — 4 года — по 8 часов.
На физику, законоведение и черчение — по 2 часа.
Рисование преподавалось первые 4 года — по 6 часов.
Закону Божию отводилось по часу в неделю на протяжении всех лет обучения — 7 часов.
И на чистописание в первые 2 года отводилось по 5 часов.
В Корпусе была библиотека, музей, обсерватория, модели кораблей; хранились реликвии и трофеи русского флота; мраморные доски увековечивали имена воспитанников, погибших в Крымскую войну; бережно сохранялись корпусные традиции; его стены украшали картины А.П. Боголюбова и И.К. Айвазовского.
Воспитанники, оставившие воспоминания, с благодарностью отмечают, что Корпус приучил их к строгой дисциплине, выносливости, к чрезвычайной экономии своего времени, к точности в работе, к доброжелательному товарищескому отношению к людям, что в Корпусе закалилось их здоровье, развивалось и укреплялось мышление, дисциплинировалась воля, развивались трудолюбие, работоспособность, большая производительность, копились силы для жизненной борьбы, формировались решительность, твердость, самостоятельность в решениях, желание бескорыстно служить Отчизне.
24 августа 1857 года Петр Дурново был произведен в гардемарины и получил унтер-офицерский чин вместе с Верещагиным и Врангелем, а год спустя, «за хорошее поведение и успехи в науках», был назначен командовать старшим унтер-офицером во 2-ю кадетскую роту. Во время обучения в Морском кадетском корпусе Петр Дурново числился в числе 12 лучших учеников и за успехи в учебе его взяли в заграничное плавание на паровом фрегате «Камчатка».
13 июля 1859 года группа гардемаринов была назначена в заграничное плавание на броненосце «Гангут». Свои впечатления о заграничном плавании, гардемарин Петр Дурново опубликовал в «Морском сборнике» под заглавием «Письма гардемарина с корабля «Гангут».
В связи с введением на флоте строевого звания «гардемарин флота», звание «гардемарин» было упразднено, а роты переименованы. Гардемаринская рота стала 1-й кадетской, ее старшее отделение было в 1860 г. выпускным. Высочайшим повелением от 29 февраля 1860 г. воспитанников Корпуса стали выпускать не в офицеры, а в гардемарины флота. Они должны были прослужить (непременно плавая) 2 года до мичманского чина.
3 марта приказом Генерал-адмирала была сформирована экзаменационная комиссия под председательством адмирала Ф.П. Литке. К выпуску подлежало 59 воспитанников, однако 37 из них находились в заграничном плавании (в их числе и П. Дурново). Сообщая об этом в Инспекторский департамент Морского министерства, и.д. директора МКК ответил положительно на заданный ему вопрос о возможности произвести в гардемарины флота находящихся в плавании теперь же, без особого экзамена, «на основании имеющихся в Корпусе данных по успеваемости.
П. Дурново в этом списке по успеваемости стоял первым, «со средним выводом экзаменационных баллов 1859 года»— 11,2. Однако в приказе Генерал-адмирала о производстве кадетов старшего курса 1-й роты в гардемарины флота от 3 апреля 1860 г. 1-е место отдано В. Верещагину, набравшему на выпускных экзаменах 210 баллов (в списке 1859 г. он был 4-м), а П. Дурново — 4-е место (153 балла – так как не сдавал выпускные экзамены). Очевидно: к определению старшинства подошли формально, не усматривая различия между суммой баллов 1859 г. и суммой баллов на выпускных экзаменах. Есть все основания предполагать, что П. Дурново не уступил бы 1-го места, имей он возможность сдавать выпускные экзамены.
Так 1860 году Дурново блестяще завершил свое образование в Морском кадетском корпусе, откуда был выпущен в 19 флотский экипаж гардемарином флота без сдачи экзаменов с жалованием 300 рублей в год.
Почти 16 с половиной лет (22,5%) жизни П.Н. Дурново было связано с военно-морским флотом: неполных 13-ти лет он был помещен в МКК (морской кадетский корпус) и на 30-м году определен был «к статским делам». Собственно военно-морская служба П. Дурново — от окончания МКК и производства в гардемарины флота 3 апреля 1860 г. и до причисления 6 октября 1870 г. к Главному военно-морскому судебному управлению — длилась 10,5 лет, из них в плаваниях прошло около 8-ми (около 75%); при этом более 4-х лет— с 17 октября 1860 г. по 31 октября 1864 г.— П. Дурново плавал без перерыва, переходя с одного корабля на другой.
1850-1860-е годы продолжалось освоение Дальнего Востока. Большую роль в этом сыграли военные моряки. В 1858—1859 гг. морская экспедиция Н.Н. Муравьева-Амурского вдоль побережья Уссурийского края открыла и назвала многие заливы и острова. В 1859 г. началось изучение побережья Японского моря кораблями Тихоокеанской эскадры капитана I ранга А.А. Попова. В 1860 г. гидрографическая экспедиция В.М. Бабкина составила навигационно-гидрографическое описание бухт и островов залива Петра Великого. Исследовались реки и озера, был основан Владивосток, разрабатывался уголь для судов, началось судостроение, основывались селения, строились порты.
Экипажи военных кораблей рубили просеки — будущие улицы, производили съемку побережья, делали промеры глубин, перевозили различные грузы, составляли карты, называя улицы, острова, бухты, полуострова, мысы именами кораблей и офицеров.
На плечи моряков легла и защита дальневосточных владений России: корветы и клипера Балтийского флота должны были посменно нести службу в Тихом океане. В 1857 г. из Кронштадта в Николаевск-на-Амуре ушел 1-й Амурский отряд судов под командованием капитана I ранга Д.И. Кузнецова. В 1858 г.— 2-й Амурский отряд капитана I ранга А.А. Попова. В 1860 г.— 3-й Амурский отряд капитана I ранга И.Ф. Лихачева. Моряки основывали посты на материковом побережье и на острове Сахалин, формировали их команды.
17 октября 1860 г. П. Дурново назначен на клипер «Гайдамак», шедший под командованием капитан-лейтенанта А.А. Пещурова на Дальний Восток4. Переход был долгий, трудный, опасный (от «желтой горячки» умерли мичман Меньшиков и унтер-офицер Недович), но и интересный: почти на две недели задержались в Плимуте (клипер вооружался, отделывался; загружали уголь, живность, зелень), заходили в Порто-Гранде, Рио де-Жанейро, Гонконг и порты Китая. 31 июля 1861 г. «Гайдамак» бросил якорь в заливе Посьета.
В заливе Петра Великого клипер нес крейсерскую службу, экипаж участвовал в описанных и гидрографических работах. 27 июля 1861 г. дожди и туманы не позволили команде описывать бухту Врангеля и вести астрономические наблюдения, и клипер укрылся в бухте, еще не обозначенной на карте; ее исследовали и назвали в честь своего судна — «Гайдамак».
26 августа «Гайдамак» пришел к посту Дуэ за углем, когда с ним произошла катастрофа. Вот как она описана А.К. Де Ливроном: «Через 2 дня после прихода «Гайдамака» в Дуэ, слабо дувший дотоле NW стал ночью вдруг крепчать, и клипер должен был по указаниям лоции немедленно сняться с якоря и уходить в море; пока он собирался, стали налетать жестокие шквалы, разведшие сразу огромное волнение. Клипер немного дрейфовало к берегу, и вследствие этого, в ожидании возвращения баркаса с командой, ездившей в баню, приказано было бросить второй якорь; шквал за шквалом налетал с неимоверной силой, и канаты вытягивались в струну, между тем как якоря понемногу ползли. Наконец баркас возвратился, его подняли, а к этому времени поспели и пары. Чтобы удержаться на месте, дали полный ход машине, но ничто не помогало. Клипер наконец коснулся камней, и от сильных ударов о грунт ему вышибло с места раму с винтом; руль также получил повреждение. У одного из становых якорей, равно как и у запасного, лопнули цели, и тогда капитан, предвидя неизбежную гибель судна, решился прибегнуть к последнему средству — выброситься на берег. А.А. Пещуров выказал в этом случае полное хладнокровие и мужество.
Взяв рупор, он лично скомандовал: «Паруса ставить!» «марсовые на марс!» Стакселем заворотил клипер, отклепал канат и направил нос судна в небольшую песчаную лощину и под зарифленными марселями врезался в мягкий берег рядом с небольшою каменною грядою, несколько выступавшей из общего очертания береговой линии».
На следующий день разобрали машину, разгрузили судно. «Люди работали лихо, предвидя, что их скоро вывезут с этого негостеприимного, каторжного острова. Офицеры и команда были помещены в бараках местного гарнизона, а для хранения выгруженных с судна предметов возле самого клипера был выстроен большой дощатый сарай».
Через 3 дня в Дуэ зашел адмирал И.О.Лихачев на пароход-корвете «Америка». Был составлен акт, которым «Гайдамак» признавался уже совершенно непригодным для дальнейшей службы судном, причем предполагалось превратить его в блокшив и оставить на этом месте догнивать свой бесславный век. В таком смысле было составлено и донесение в Петербург.
П. Дурново оставался на «Гайдамаке» до 4 октября 1861 г., когда был переведен на транспорт «Японец». Полтора месяца плавал гардемарин флота П. Дурново на транспорте «Японец» под командой капитан-лейтенанта Н.Я. Шкота у берегов Восточной Сибири.
18 ноября 1861 г. П. Дурново переведен на клипер «Наездник» под командой капитан-лейтенанта Ф.Н. Желтухина. Здесь он впервые встретился с юнкером А.А. Бирилевым, ставшим впоследствии его товарищем по Совету министров и Государственному Совету.
С 6 мая по 16 августа 1862 г. П. Дурново на корвете «Посадник» под командою флигель-адъютанта Н.А. Бирилева в плаванье у берегов Китая и Японии.
С 16 августа по 7 ноября 1862 г. П. Дурново на лодке «Морж» под командою лейтенанта А.М.Линдена в плавании у берегов Китая и Японии.
27 августа приказом по флоту 19-летний П. Дурново произведен в мичманы (он стал получать 340 рублей жалования и 114 руб. 30 коп. квартирных). Здесь он познакомился с мичманом Ф.К. Авеланом, будущим адмиралом (1905) и членом Государственного Совета (1914).
7 ноября 1862 г. мичман П. Дурново назначен вахтенным офицером на корвет «Калевала» под командой капитан-лейтенанта Ф.Н. Желтухина. Здесь он опять встретился с юнкером А.А. Бирилевым. Корвет заходил в Нагасаки, на два месяца его ставили в док в Шанхае. В таких случаях команда сходила на берег.
«Нагасаки, — пишет А.К. Де Ливрон,— был всегда нашим излюбленным портом. Близ этого города через залив, в углу рейда, находится небольшая японская деревня Инаса, куда обыкновенно свозились команды на прогулку. Там все, не исключая детей и женщин, довольно сносно объяснялись по-русски. В Инасе еще жил тогда старик Сига, бывший бонза местного храма, и наши поставщики».
И сразу вспоминаешь Валентина Пикуля «Три возраста Окини-сан» и знаменитых масимушек из Инасы.
После Шанхая «Калевала» ушла во Владивосток, а весной 1863 г. команда корвета в составе экспедиции подполковника корпуса флотских штурманов В.М. Бабкина занималась исследованиями залива Петра Великого. На карте появились гидрографические названия по именам судов Тихоокеанской эскадры и в честь ее офицеров. Поздравил и Ф.Н. Желтухин своих офицеров: три рядом стоящих из островов Римского-Корсакова получили имена мичманов, служивших тогда на «Калевале»— Я.А. Гильтебранта, А.К. Де Ливрона и П.Н. Дурново. (Легко представить, какие чувства переполняли молодых офицеров от сознания своей причастности к большому русскому делу— закреплению и освоению обширного богатого края.)
18 июля 1863 г. «Калевала» вышла из Хокодате в море с полными запасами угля и продовольствия. В середине августа корвет был уже в Гонолулу, где простоял целый месяц, а 6 октября пришел в Сан-Франциско. Здесь уже были корвет «Богатырь» под флагом контр-адмирала А.А. Попова и клипер «Гайдамак», через неделю подошли корвет «Рында» и клипер «Абрек».
Отряд кораблей зашел в Санкт-Франциско во время Гражданской войны севера и юга. Экспедиция русских эскадр к американским берегам имела большое значение: предотвратив интервенцию Англии и Франции в Соединенные Штаты, способствовала победе Севера в Гражданской войне; главное же — расстроила их планы вмешательства в русские дела.
10 февраля 1864 г. мичман П. Дурново был переведен на корвет «Богатырь» под командованием капитан-лейтенанта К.Г. Скрыплева. Корвет нес флаг командующего эскадрой.
Плавание в составе эскадры и особенно пребывание на флагмане имело для П. Дурново большое значение. Здесь он не мог не испытать влияния А.А. Попова, «плодотворная деятельность которого, — по словам А.Н. Крылова, — принесла огромную пользу русскому флоту. Командуя эскадрой, Попов был истинным учителем офицеров флота».
Мичман П.Н.Дурново и кадет С.О.Макаров были на «Богатыре» одновременно более двух месяцев (с 10.02. по 21.04.1864).
21 апреля 1864 г. П. Дурново переведен на клипер восстановленный стараниями Попова «Гайдамак» под командованием старого знакомого А.А. Пещурова, а гардемарин А. Бирилев — с «Гайдамака» на «Богатырь»: здесь он сдаст экзамен и 1 июня будет произведен в мичманы. На «Гайдамаке» П. Дурново плавал у берегов Северной и Южной Америки до конца июня. Здесь он снова встретился с Ф.К. Авеланом, теперь уже лейтенантом.
27 июня 1864 г. П. Дурново перешел на корвет «Рында» под командованием лейтенанта Н.А. Фесуна и вернулся в Кронштадт и с 25 ноября ушел в первый, шестимесячный, отпуск с сохранением содержания; вернулся из отпуска раньше срока.
1 января 1865 г. П. Дурново награжден орденом св. Станислава III ст., а 4 апреля произведен в лейтенанты (получать он стал 400 руб. жалования и 171 руб. 60 коп. квартирных).
С 8 апреля по 16 августа 1865 г. лейтенант П. Дурново плавает в Балтийском море на мониторе «Ураган» под командою Н.А. Фесуна, затем по 1 января 1866 г.— на берегу (Кронштадт, 2-й флотский экипаж).
С 18 августа 1866 г. по 14 июля 1867 г. П. Дурново в плаваниях по Атлантическому океану и Балтийскому морю на фрегате «Светлана» под командою капитан-лейтенанта Я.М. Дрешера. Фрегат был знаком: 8 лет назад П. Дурново в группе гардемарин, будучи в Бордо во время своего первого заграничного плавания, ходил на вооружение и отделку строящегося там фрегата. Плавание было учебным: кроме 99 гардемарин и кондукторов в состав команды фрегата было послано из разных экипажей 90 рядовых нижних чинов, отобранных по способностям, нравственным и служебным качествам для подготовки из них унтер-офицеров для флота. Среди гардемарин старшего выпуска был Григорий Чухнин (1848-1906), будущий Главный командир Черноморского флота и портов Черного моря.
10 июня 1867 г. П. Дурново был награжден орденом св. Анны III ст.
16 сентября 1867 г. лейтенант П. Дурново идет в такое же учебное плавание с корабельными гардемаринами и снова под командою Я.М. Дрешера, но уже на фрегате «Дмитрий Донской» по маршруту Кронштадт— Нибург — Плимут — острова Зеленого мыса — Рио-де-Жанейро — мыс Доброй Надежды — Плимут— Киль— Кронштадт. П. Дурново этого времени характеризуется как «очень сведущий и умный офицер». Среди его подопечных — старый знакомый С. Макаров, произведенный 14.07.1867 г. «за выслугу лет и по экзамену» в гардемарины. Во время плавания проходили экзамены. С. Макаров получает высшие оценки по всем предметам. Командиры отделений характеризовали гардемарин. П. Дурново дал С. Макарову следующую: «Морское дело знает очень хорошо; по службе очень исправен и распорядителен. Поведения отличного. Знает английский язык».
По окончании плавания фрегат стал в док, команда разместилась в казарме; лейтенанты посуточно дежурили; П. Дурново еще и член комиссии по контролю за заготовкой провизии (засолка мяса, квашение капусты, выпечка сухарей и т. п.) и ее приему.
И еще одно учебное плавание лейтенанта П. Дурново в качестве начальника отделения гардемарин на том же фрегате «Дмитрий Донской» под командой Я.М. Дрешера, теперь уже капитана II ранга, с 17 сентября 1868 г. по 28 мая 1869 г. по маршруту: Кронштадт— Киль— Шербур— Лиссабон— Мадейра — острова Зеленого мыса — Бахия — Рио-де-Жанейро — Плимут— Киль— Кронштадт. Среди гардемарин— ставшие в будущем известными А.С. Кротков, М.О. Меньшиков, З.П. Рожественский, П.П. Ухтомский, С.О. Макаров.
В 1868 г. П. Дурново аттестован следующим образом: «Все, относящееся до своего звания, знает прекрасно и к службе вполне достоин. Усерден и справен». Нравственности — «отличной».
В 1869 г.: «Сведущий и любящий службу и дело офицера. Очень усерден и исправен». Нравственности— «отличной».
9 июня 1869 г. П. Дурново награжден орденом св. Станислава II степени.
12 августа 1869 г. лейтенант П. Дурново откомандирован на Черное море для учебных плаваний с гардемаринами. С 1 октября 1869 г. по 22 апреля 1870 г. он в плавании по Черному и Средиземному морям на корвете «Память Меркурия» под командою капитан-лейтенанта Д.Ф. Юрьева.
6 июля 1870 г. П. Дурново возвратился из командировки. 15 июля награжден годовым окладом жалования (400 рублей).
Большую часть своей службы Петр Дурново провел в дальних плаваниях, побывав у берегов Китая и Японии, Северной и Южной Америки. В 1863 году, в ходе одной из экспедиций, в честь Петра Николаевича был назван один из островов в Японском море и ныне носящий название острова Дурново. За это время П.Н. Дурново зарекомендовал себя как «очень сведущий и умный офицер».
В 1870 году Петр Дурново принимает решение оставить корабельную службу. Возможно решение пришло и раньше. Есть несколько версий причин, побудивших его это сделать: 1. жалование офицеров флота всегда было относительно низким, а нахождение в море в отрыве от берега и семьи значительным; во-вторых, сложность продвижение по карьерной лестнице — честолюбивый П. Дурново не мог с этим смириться. 3. В отпуске он познакомился с прекрасной девушкой Екатериной Григорьевной Акимовой с которой планировал связать свою судьбу и дальнейшие нахождение на кораблях, уходивших в дальние плавания на несколько лет, видимо его не удовлетворяло.
В августе 1870 г., выдержав с успехом сразу одновременно вступительный, переходной и выпускной экзамены в Военно-юридической академии, 27-летний лейтенант 1-ого флотского экипажа П. Дурново был постановлением Конференции Совета академии сразу же занесен в списки окончивших академию по первому разряду и получил права и преимущества окончившего полный курс военно-юридической академии и право на ношение установленного академического знака.
Это был блестящий итог целеустремленной работы на протяжении видимо ряда предшествующих лет. В данном случае П. Дурново реализовал возможности, созданные военно-судебной реформой, когда было срочно признано необходимым назначать постоянных членов военных судов из числа офицеров, получивших юридическое образование. По Положению, в Военно-юридическую академию стали принимать и сразу же выпускать офицеров в чинах не выше штабс-капитана гвардии или капитана других родов войск, прослуживших не менее 4-х лет в офицерском звании.
8 сентября П.Дурново выпущен из Военно-юридической академии в чине штаб-ротмистра юридической службы и принят с другими выпускниками академии в Царскосельском дворце Императором Александром III.
pulse.mail.ru
6 октября 1870 г. П. Дурново был причислен к Главному военно-морскому судебному управлению с прикомандированием к 8-му флотскому экипажу, а 21 ноября назначен помощником прокурора при Кронштадтском военно-морском суде (он стал получать 900 рублей жалования, 900 столовых и 450 квартирных). По сравнению с тем, что он получал на корабле это было весьма значительной суммой.
Дела у П. Дурново пошли совсем неплохо (1.01.1872 г. награжден 400 рублями), однако, не проработав и полутора лет помощником прокурора.
Но видимо работа во флотских судах не удовлетворяло Петра Дурново, и он был уволен 1 апреля 1872 г. по личному прошению, с производством в чин коллежского асессора, для определения к статским делам. Что соответствовало VIII классу табеля о рангах и приравнивалось к чину капитан-лейтенанта на флоте и капитана в армии.
3 апреля 1872 г. приказом по министерству юстиции П.Н. Дурново назначен товарищем прокурора Владимирского окружного суда.
«Переход Дурново на гражданскую службу совпал с введением в действие судебных уставов 1864 года, — пишет В.И. Гурко. — Вместе с целой плеядой талантливых сверстников он содействовал, состоя в рядах прокуратуры, созданию нашего нового суда, отличавшегося твердой законностью и независимостью от воздействия административной власти.
В этих условиях П.Н. Дурново, сделал относительно быструю карьеру: с 1 июня 1873 г. он переведен товарищем прокурора Московского окружного суда (приказ по министерству юстиции от 4.06.1873 № 28), 28 августа 1875 г. назначен прокурором Рыбинского окружного суда (приказ от 7.08.1875), 27 ноября 1875 г. переведен прокурором Владимирского окружного суда (приказ от 27.11.1875), а 4 июня 1880 г. назначен товарищем прокурора Киевской судебной палаты; дважды награждался орденами (св. Анны II ст. 31.12.1876 г. и св. Владимира IV ст. 1.01.1880); произведен (за выслугою лет) в надворные (26.07.1876) и коллежские (2.07.1880) советники.
28 октября 1881г. 39-летний П.Н. Дурново был назначен управляющим Судебным отделом МВД, созданном при Департаменте государственной полиции для ведения дел по дознаниям о государственных преступлениях. Директором Департамента полиции был В.К. Плеве. «Это был человек далеко не заурядный, широко образованный, проведший лучшие свои годы на службе по судебному ведомству вплоть до должности прокурора Петербургской судебной палаты. Обязанный в своей служебной карьере только своим способностям, В.К. Плеве был назначен директором Департамента полиции одновременно с упразднением III отделения с. е. и. в. канцелярии, ведавшего до тех пор всею деятельностью Корпуса жандармов.
П.Н. Дурново и В.К. Плеве были почти ровесники (первый старше на 3,5 года); в одно время служили в прокуратуре (Плеве — с 1867 г., Дурново — с 1870); географически близко, а иногда — в одних и тех же местах (Москва, Владимир, Киев), правда — в разное время; прошли одни и те же ступени служебной лестницы (товарищ прокурора, прокурор) и, хотя пути их не пересекались, они, несомненно, знали друг о друге и, возможно, были знакомы лично. К началу их совместной службы Плеве был действительным статским советником, Дурново же— коллежским советником.
Через полгода, 18 февраля 1883 г., П.Н. Дурново назначен вице-директором Департамента полиции с окладом уже в 5 тысяч рублей и тут же, 22 февраля, по предложению министра на него возложено исполнение юрисконсультских обязанностей по Министерству внутренних дел (исполнял до 3.12.1884). 15 мая 1883 г. произведен по докладу министра, «за отлично усердную службу», в действительные статские советники и получил бронзовую медаль в память коронования Александра III.
В 1883 г. министр возложил на вице-директора Департамента полиции «обозрение настоящего состояния и деятельности С.-Петербургской полиции». Поручение это было «исполнено им вполне успешно».
26 апреля 1884 г. П.Н. Дурново откомандирован в государства Западной Европы «для ознакомления с устройством полиции в многолюдных городах и с теми приемами, путем которых достигается в них надзор за беспокойными и вредными элементами населения, дабы эти приемы применить у нас с соответственным изменением в устройстве полиции» (Ордер министра внутренних дел от 7.04.1884 г. за № 1426). Результатом было обозрение полицейских учреждений Парижа, Берлина и Вены при рапорте от 12 июня 1884 г. При этом обозрение учреждений Парижа, подчеркнул П.Н. Дурново, «составлено на основании моих личных наблюдений».
С уходом В.К. Плеве в Сенат (21.7.1884) П.Н. Дурново вступает в должность директора Департамента полиции, а 23.08 назначается и.д. директора Департамента и быстро закрепляется на этом месте: с 1 января 1885 г. он уже директор. В связи с этим, по распоряжению тов. министра, из секретных сумм Департамента ему выдано 3 тысячи рублей на наем и содержание квартиры. П.Н. Дурново шел 42-й год, для статского служащего в России такого уровня — возраст молодой.
Департамент полиции был важнейшим в министерстве внутренних дел. Это определялось как стоящими перед ним задачами (охрана общественной безопасности и порядка, предупреждение и пресечение преступлений), так и все более усложняющейся внутриполитической ситуацией в империи (образование и деятельность «Народной воли», распространение марксизма, зарождение организованного рабочего движения). Объектом его деятельности были политические организации, партии, общества, культурно-просветительские учреждения, российские подданные за границей. Департамент ведал полицией (городской, уездной, речной, фабричной), охранными отделениями, адресными столами, пожарными командами; тесно взаимодействовал с Отдельным корпусом жандармов. Курировал работу Департамента товарищ министра, бывший одновременно и командиром корпуса жандармов.
Плодотворная деятельность П.Н. Дурново была по достоинству оценена и вознаграждена: 1 января 1886 г. он получил орден Станислава I ст.; 9 марта 1887 г. ему назначено «вместо аренды»21 по 2 тыс. рублей ежегодно с 05.04.1887 г. в продолжение шести лет; 19 марта 1887 г. объявлено «Высочайшее Е.И.В. благоволение за отлично примерное исполнение лежащих на нем служебных обязанностей»; 1 января 1888 г. он произведен за отличие по службе в тайные советники; 1 января 1890 г. награжден орденом Анны I ст.; 12 июля 1890 г. объявлена монаршая благодарность «за отличное руководство им настоящим (т. е. «парижским».— А. Б.) делом и весьма дельное ведение его»; 1 января 1892 г. пожалован орденом Владимира II ст.; 7 августа 1892 г. французское правительство наградило его Большим офицерским крестом ордена Почетного Легиона.
В начале 1893 г. блестящая карьера была прервана любовным скандалом. Перлюстрируя переписку бразильского посольства П.Н.Дурново обнаружил, что его любовница является по совместительству любовницей секретаря бразильского посла. Последовало бурное объяснение; та пожаловалась на Дурново секретарю бразильского посольства. Тот обратился в министерство иностранных дел России; история с письмами и любовными приключениями лиректора департамента Полиции дошла до Александра III. Император Александр III был сторонником семейных ценностей и П.Н. Дурново по его приказу убрали с департамента полиции в Сенат. Жалование ему было сохранено, арендное производство на снятие квартиры дважды продолжено, однако перспектив служебного роста он лишился, судя по всему, навсегда. Как говорил он сам, «с этого места в министры не попадают».
По званию сенатора П.Н. Дурново полагалось содержание в 10 тыс. рублей в год и 2 тыс. рублей «вместо аренды», назначенные ему в 1887 г. на 6 лет (15 марта 1893 г. «аренда» была продолжена еще на 4 года). При этом излишне выданные столовые «за время с 3 сего февраля по 1 будущее марта, в количестве 228 руб. 66 коп. по расчету из 3 000 руб. годовых», однако позже были удержаны из жалования его как сенатора.
П.Н. Дурново пробыл в Сенате 7 лет; 15 декабря 1893 г. он был переведен в I департамент, в 1894 г. и 1895 г. временно присутствовал в соединенном присутствии I и Кассационного департаментов. Это было время политического «небытия» П.Н. Дурново, «даже о нем мало и говорили». Вместе с тем опыт деятельности в Сенате и шестилетнее сотрудничество с Сенатом в качестве товарища министра позволили П.Н. Дурново весьма компетентно и с большой пользой участвовать в законодательной работе Государственного Совета.
1 января 1900 г. он, уже как сенатор, награждается орденом Белого Орла, а 25 февраля, с учреждением должности третьего товарища министра внутренних дел, его назначают на эту должность с оставлением сенатором. Ему положили 12 тыс. рублей содержания, 3 тысяч рублей столовых и казенную квартиру; через год аренда, при возобновлении, была увеличена до 5 тысяч рублей. В этой должности П.Н. Дурново останется и после убийства Д.С. Сипягина — при министрах В.К. Плеве (04.04.1902-15.07.1904), князе П.Д. Святополк-Мирском (26.08.1904-18.01.1905) и А.Г. Булыгине (20.01- 22.10.1905).
Возвращение П.Н. Дурново к активной деятельности связано с С.Ю. Витте. Впервые они встретились в конце 1899 г. или в начале 1900-го (С.Ю. Витте пишет: «в начале министерства Сипягина»): сенатор просил приема у министра финансов. «Я его принял, — вспоминал С.Ю. Витте в августе 1909 г., — и он сразу, в первый раз меня увидавши, отрекомендовавшись мне, просил меня выручить его из большой беды. Он играл на бирже и проигрался; чтобы его выручить, ему нужно было безвозвратно шестьдесят тысяч рублей. Я ему ответил, что сделать это не могу и не имею никакого основания просить об этом Его Величество. Он спросил, а как я поступлю, если ко мне обратится с подобною просьбою м[инистр] внутренних] д[ел] Сипягин. Я ему ответил, что, несмотря на наши добрые с Сипягиным отношения, я ему откажу и советую ему, если он — Сипягин — обратится к Его Величеству, тоже меня оставить в стороне, ибо я буду противиться и государю. На другой день я встретился с Сипягиным, и он меня спросил, как я отношусь к П.Н. Дурново; я ему сказал, что к деятельности его в Сенате я отношусь с уважением, как к деятельности толкового и умного человека, а так, вообще, я Дурново не знаю. Он меня спросил, что я думаю, если он его, Дурново, пригласит в товарищи; на это я ему ответил, что Дурново должен отлично знать министерство, что ему— Сипягину— необходимо умного и дельного, и опытного товарища». П.Н. Дурново был назначен товарищем министра, а деньги ему были выданы из сумм департамента полиции.
Со временем, однако, соотношение сил менялось. П.Н. Дурново в качестве товарища министра «заведовал ближайшим образом почтами и телеграфом, а следовательно, и всей перлюстрацией, потому знал многое из того, что другие не знали.
В телефонном их разговоре 19-го октября П.Н. Дурново назывался как «фактически назначенный уже» заместитель А.Г. Булыгина. На следующий день после увольнения А.Г. Булыгина, 23 октября 1905 г., П.Н. Дурново был назначен «временно-управляющим Министерством ВД с оставлением в занимаемой должности» товарища министра.
Однако провести П.Н. Дурново на пост министра ВД оказалось делом непростым и не потому, что против его кандидатуры решительно выступали многие общественные деятели, с которыми в это время С.Ю. Витте вел переговоры (П.Н. Дурново воспринимался ими как человек, тесно связанный со старым режимом, с весьма сомнительной к тому же моральной репутацией. Против был даже Император – его смущала подмоченная репутация Дурново. Только после троекратного ходатайства С.Ю. Витте удалось получить согласие Николая II, да и то условное: «Хорошо, но только не надолго»; и не министром, а лишь временно управляющим министерством.
Революция оказывалась сильнее всех противников П.Н. Дурново. «Нужны были те затруднения во внутренней политике, которые возникли после 17 октября 1905 г., чтобы забыть все это и призвать к управлению Министерством П.Н. Дурново, который был известен как человек твердой воли, дисциплины и умевший осуществлять власть». «Лишь бы дело делал», — махнули рукой те, кто были против его назначения, напуганные размахом революции.
Как только назначение состоялось, так П.Н. Дурново «тотчас смело, решительно и толково принялся за подавление революции».
Как глава МВД П.Н. Дурново начинал в крайне неблагоприятных обстоятельствах. Во-первых, почти неподвластная правительству обстановка в стране: стачка почтово-телеграфных служащих, всеобщие политические стачки в Петербурге, Ростове-на-Дону, Харькове, Риге, забастовка в Донбассе; бунты и восстания воинских частей (в Кронштадте, Владивостоке, Свеаборге, Ташкенте, Ашхабаде, Баку, Севастополе, Батуме); беспорядки запасных в Иркутске и Чите; революционные эксцессы в провинции (многолюдные манифестации— в Оренбурге и Перми во главе с захваченными губернаторами Цехановецким и Наумовым, захваты тюрем, освобождение арестованных, требования передать полицейскую власть милиции); крестьянские волнения в Московской, Тверской, Нижегородской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Самарской, Саратовской, Киевской, Харьковской, Черниговской, Екатеринославской, Минской, Пензенской и других губерниях, на Дону, в Прибалтике, Закавказье — крестьяне жгут и грабят помещичьи усадьбы, захватывают скот и хлеб, рубят леса и фруктовые деревья, отказываются платить подати, исполнять повинности, возникают крестьянские комитеты; в Петербурге с 14 октября действует Совет рабочих депутатов (обращается непосредственно к председателю Совета министров, уведомляет градоначальника о незаконных действиях полиции, учреждает в рабочих районах милицию, проводит почтово-телеграфную забастовку, организует помощь забастовщикам через городскую думу, открыто собирает деньги на вооруженное восстание), возникают Советы рабочих депутатов в Москве, Твери, Луганске, Саратове, Самаре, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Киеве, Одессе, Николаеве, Новороссийске, Красноярске, Чите и других городах; сепаратистское движение в Прибалтике (латышские вооруженные отряды), Царстве Польском (стачки, уличные беспорядки, убийства чинов полиции и земской стражи); в Россию возвращаются политические эмигранты, выпущены из тюрем почти все политические, идет открытая продажа нелегальных изданий, возникают революционные издания в России, издаются легальные революционные газеты, хлынула волна революционных плакатов, листков, брошюр, сатирических журналов, высмеивающих всех и вся; появляются признаки проникновения разложения в армию; повальные грабежи (лавок, касс, имений, почты) и нарастающий ком убийств представителей власти; 2 ноября Петербургский совет рабочих депутатов объявляет всеобщую забастовку: столица без света, телефона, газет, трамваев, хлеба; бастуют рабочие, парикмахеры, прислуга ресторанов и гостиниц, разносчики газет, приказчики магазинов; в учебных заведениях — митинги.
«Растерянность власти, которая имела место еще перед 17 октября и дошла до небывалых размеров после этой исторической даты. Ведь это было нечто прямо невообразимое, никто из властей предержащих не разбирался в происходящем и никто не знал, что ему делать», — подтверждает И.И. Толстой. Жандармы перестали работать: «Общая растерянность, разноречивые толкования и непонимание направления правительственной политики привели в конце концов к тому, что жандармское управление мало по малу прекратило всякую деятельность. Находившиеся в производстве дознания оказались за амнистией ненужными, новых не возникало, хаос был всеобщий. Нашлись офицеры в жандармском управлении, которые попросту уничтожили свои дознания. Мы собирались, обсуждали слухи и …ничего не делали!». Но … «Прежде всех забастовало само Самодержавие, устранив от себя должные репрессии, т. е. практическое обуздание начавшегося буйства и убийства высоко поставленных лиц», — справедливо заметил И.Е. Забелин. Более того, началось разложение власти: «Правительственные чиновники стали высказывать свое несогласие с мнением начальства, а суды стремились выказать свою независимость, присуждая лиц, замешанных в освободительном движении, к самым легким наказаниям, а то и вовсе их оправдывая. Полиция усмотрела в происходивших событиях основание для усиления взяточничества».
В таких условия Дурново П.Н. и возглавил Министерство внутренних дел. Однако П.Н. Дурново, «которого я близко наблюдал, — продолжает Д.Н. Любимов, — особенно первое время, нисколько не был этим угнетен. Напротив, он как-то сразу воспрял духом. Он стал говорить как-то громче, как-то даже выпрямился, так что это производило впечатление, — по крайней мере на меня — точно он стал выше ростом». Сразу стал подтягивать все подразделения министерства. Сам работая «с раннего утра до поздней ночи», жестко потребовал такой же работы других.
Начал он с главного: надо было во что бы то ни стало поднять авторитет власти. «В этих видах, — вспоминал В.И. Гурко, — он сразу прекратил издание таких распоряжений, которых власть по обстоятельствам времени не была в состоянии исполнить, а принялся бить по местам наименьшего сопротивления. Здесь он выявил ту последовательность и даже беспощадность, которые должны были внушить населению уверенность, что власть не играет словами и осуществляет принятые ею решения до конца».
Сменил нерешительных начальников департаментов на более решительных и готовых идти с ним до конца. П.Н. Дурново развернул формирование полицейских команд; увеличил оклады полицейским, отличившимся в борьбе с революционными изданиями (обнаружение, конфискация) околоточным надзирателям ввел ежемесячные надбавки в 10-15 рублей; отличившихся при переводе в провинцию повышал в чинах. Были увеличены силы и средства полиции в ряде городов; в Москве кроме конного жандармского дивизиона была образована коннополицейская стража; отличившиеся полицейские получили награды «на общую сумму 5 000 000 рублей».
Скоро он приобрел и доверие Николая II. «Отношение Государя к Дурново к концу ноября сильно изменилось к лучшему». «Помню, — продолжает Д.Н. Любимов, — как Дурново волновался, когда ехал на свой первый всеподданнейший доклад». Это было 2 декабря. «Но вернулся чрезвычайно довольный — видимо, доклад был успешный. Это окрылило Дурново. С этого дня Дурново, заслоняя собою премьер-министра графа Витте, стал распоряжаться еще более властно и решительно, особенно в тяжелые дни первой половины декабря.
Более других неготовым к борьбе с революцией оказалось судебное ведомство. С мест потоком шли жалобы военных и полицейских на то, что их усилия в борьбе с революцией не находят поддержки судебной власти. «Главный военный суд почти сплошь состоял из лиц, уже не способных к работе; в числе председателей окружных судов были тоже старые и напуганные люди. Министр юстиции С.С. Манухин, по словам П.Н. Дурново, был теоретичен, не умел и даже не хотел «внушить не только судьям, но и прокуратуре нужную строгость и быстроту в преследовании и наказании лиц, замешанных в политические и аграрные преступления и проступки».
В заседании Совета министров 18 ноября 1905 г. под председательством Николая II С.Ю. Витте поддержал П.Н. Дурново: «Правительство не находит поддержки в судебной власти, которая освобождает политических преступников от всякого преследования»; прокуратура стала бы «более энергичною, если бы министр юстиции побуждал ее к этому». Тут же Министром юстиции, вместо С.С. Манухина, по предложению Дурново был назначен энергичный М.Г. Акимов – брат жены Дурново. С первых дней управления министерством М.Г. Акимова, вспоминал один из его подчиненных, «все почувствовали, что твердая рука прикоснулась к власти». Остался доволен и Николай II: «Мне очень нравится новый министр юстиции Акимов.
Борьба с революцией была развернута на основе закона 14 августа 1881 г., который позволял министру внутренних дел и генерал-губернаторам вводить состояние «усиленной охраны», что существенно расширяло пределы власти административных и полицейских органов, а правительству — состояние «чрезвычайной охраны», что позволяло прибегать к «исключительным мерам». Генерал-губернаторы могли предавать преступников военному суду, а в губерниях, где первых не было, предание военному суду могло быть по соглашению министров внутренних дел и юстиции.
По предложению П.Н. Дурново Совет министров принял дополнения Правил об охране государственного порядка и общественной безопасности и Правил о полицейском надзоре, что позволило существенно усилить репрессии со стороны полиции и местной власти.
Что касается подавления московского восстания, то здесь роль П.Н. Дурново была, без сомнения, решающей. Вследствие распоряжения П.Н. Дурново были арестованы главные руководители забастовки почтово-телеграфных служащих; были проведены обыски. Были арестованы и руководители «Всероссийского крестьянского союза».
Есть другие свидетельства руководящей роли П.Н. Дурново в подавлении вооруженного восстания в Москве. Он «очень беспокоился, благополучно ли пройдет отправка [Семеновского] полка из Петербурга в Москву. Были приняты экстренные меры охраны. Все опасные места были заняты железнодорожными батальонами и жандармскими командами — как это полагается при проезде царя». По совету А.В. Герасимова предоставил генералу Мину, по сути, свободу рук: «Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3-5 человек. Не останавливайтесь перед применением артиллерии. Артиллерийским огнем уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами».
«Севастьянов присутствовал при разговоре Дурново с Дубасовым по телефону насчет начавшихся беспорядков в Москве. Дурново, узнав, что 12 тысяч революционеров заперлись в «Аквариуме», приказывал Дубасову никого оттуда не выпускать, а если их нельзя взять живьем, то чтобы истребить огнем, 4 тысячи войска окружили «Аквариум», но не сумели распорядиться, чтобы они все были взяты: пока по два человека выпускались из «Аквариума» и попадали в руки полиции, остальные все успели бежать другими ходами. Дурново требовал их всех уничтожить».
По мнению С.Е. Крыжановского, подавление вооруженного восстания в Москве, как и в других местах, — заслуга П.Н. Дурново, именно он «рядом энергичных действий быстро ликвидировал бунты, как Московский, так и в других местах вспыхнувшие».
Терроризм как важнейшее в арсенале средств борьбы революционеров был обоснован основоположниками марксизма: «Существует лишь одно средство сократить, упростить и сконцентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества, только одно средство — революционный терроризм». «Только при помощи самого решительного террора можем мы оградить революцию от опасности» — В.И. Ленин в июне 1905 г. писал о необходимости разделаться «с монархией и аристократией «по-плебейски», беспощадно уничтожая врагов свободы, подавляя силой их сопротивление», а в октябре призывал «учиться у японцев», которые, преуспев в производстве и применении взрывчатых веществ, «перешли также к ручной бомбе, которой они великолепно пользовались против Порт-Артура». Тогда же он считал, что «каждый отряд революционной армии» должен быть немедленно готов к таким операциям, как «убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания».
Жертвами революционного террора с февраля 1905 г. по май 1906 г. стали: городовые (346 человек — 27% от общего числа жертв), стражники (257 — 20,2%), околоточные надзиратели (125 — 9,8%), гражданские чины (85 — 6,7%), приставы и их помощники (79— 6,2%), урядники (57 — 4,5%), жандармские нижние чины (55 — 4,3%), фабриканты и старшие служащие на фабриках (54 — 4,2%), представители сельской власти (52 — 4,08%), землевладельцы (51 — 4%), банкиры и крупные торговцы (29 — 2,27%), полицмейстеры, уездные начальники и исправники (21 — 1,65%), агенты охраны (18— 1,4%), духовные лица (12 — 0,95%), жандармские офицеры (8 — 0,63%), генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники (8— 0,63), строевые офицеры (7 —- 0,55%), вице-губернаторы и советники губернских правлений (5 — 0,4%), генералы (строевые) — 4 (0,31%), — всего 1 273 человека. Сам П.Н. Дурново был объектом постоянной охоты террористов, «революционеры травили его как дикого зверя».
В декабре 1905 г. были проведены аресты главнейших революционных деятелей, при обысках в их помещениях были изъято большое количество оружия и взрывных устройств. Циркуляром от 24 декабря 1905 г. П.Н. Дурново, ссылаясь на ст. 17 Положения об охране и п. 1-й указа от 29 ноября 1905 г., обязал губернаторов и градоначальников все дела о лицах, изобличенных в убийстве и покушении на убийство должностных лиц, «передавать на рассмотрение военного суда для суждения виновных по законам военного времени с применением наказания по ст. 279 Устава о наказаниях». П.Н. Дурново предложил дополнить Положение об усиленной охране постановлением о наказании за изготовление и хранение взрывных снарядов и веществ с целью употребления их для преступлений против жизни должностных или других лиц или для уничтожения сооружений.
Да, вешатель, да сатрап, не демократ. Но он защищал не столько царя, а саму Россию. И благодаря его решительности, смелости, непоколебимости, веры в свои силы и правильности действий и умению действовать в сложнейшей ситуации, царский строй в России устоял, а Россия не развалилась во время революции 1905-1907 года (что могло случиться, к радости, многих недоброжелателей и врагов) и началась стабилизация обстановки.
Длительный конфликт Дурново с премьером (которого он обвинял в потворстве революционной деятельности) стал одной из причин отставки и Витте 22 апреля 1906 года, а вслед за ним и всего кабинета, включая и самого министра внутренних дел, уступившего свой пост П. А. Столыпину.
Однако со Столыпиным Петр Николаевич Дурново не сработался и подал в отставку. Царь, не хотел себя связывать с вешателем, отставку утвердил. При отставке Дурново получил звание статс-секретаря е.и.в., а 25 апреля 1906 года был назначен к присутствию в реформированном Государственном совете.
Монархисты прославляли Дурново, то революционеры люто возненавидели решительного министра. Эсер Б.В. Савинков вспоминал, что «Центральный комитет решил, что боевая организация предпримет одновременно два крупных покушения: на министра внутренних дел Дурново и на Московского генерал-губернатора Дубасова, только что «усмирившего» Москву». На Дурново началась настоящая охота, приведшая к тому, что министру, по словам жандармского генерала Герасимова, пришлось настолько стеснить свободу своих передвижений, «что часто он бывал вынужден отказываться от выезда даже на самые интимные свидания». Революционеры рассчитывали подловить Дурново на Царскосельском вокзале, откуда министр часто ездил на аудиенции к Царю. Для этой цели у вокзала был поставлен наблюдатель В. Смирнов, устроившийся для усыпления бдительности властей распространителем черносотенной газеты «Русское знамя» и однажды даже столкнувшийся лицом к лицу с Дурново, взявшим у него газету. Но поскольку у наблюдателя оружия с собой не было, «Смирнову ничего не оставалось делать, как смотреть вслед удаляющемуся министру». «Этот случай подтвердил то мнение, которое стало слагаться у нас, — вспоминал Савинков. — Мы давно уже предполагали, что Дурново, вместо открытых выездов в карете, пользуется новой для министров и старой для революционеров тактикой, — выходит из дому пешком и в пути принимает все меры предосторожности. Итак, наблюдение нашей группы не дало никаких результатов. Кроме случая со Смирновым, когда Дурново купил у него газету, еще всего раз мы усмотрели его». В дальнейшем террористы выдвигали планы взорвать либо дом, где жил неуловимый П.Н. Дурново, либо поезд, в котором он ездил к Царю, однако всем этим планам не суждено было осуществиться. «…К созыву Государственной Думы, т.е. к сроку, поставленному центральным комитетом, мы оказались не в состоянии совершить крупный террористический акт, — признавал Савинков. — Я был склонен приписывать тогда эти неудачи трем причинам: во-первых, ограничению срока нашей работы, во-вторых, устарелостью метода наружного наблюдения, в чем убеждала меня неуловимость Дурново, и, в-третьих, недостаточной гибкостью и подвижностью боевой организации».
Революционеры пытались убить Дурново, даже когда он уже ушел с должности Министра внутренних дел. По поручению эсеров-максималистов Т. Леонтьева «выследила» бывшего главу МВД в Швейцарии и во время завтрака расстреляла из браунинга сидящего за соседним столом пожилого человека, пребывая в уверенности, что перед нею Дурново. Однако жертвой покушения стал лечившийся на швейцарском курорте французский рантье Мюллер, к несчастью своему имевший сходство с ненавистным революционерам русским министром.
Между тем репутация П.Н. Дурново как крайнего реакционера, убежденнейшего консерватора и «борца с прогрессивными идеями», которая закрепилась за ним в 1905-1906 годах, была далека от действительности. До революции 1905 года Дурново отличался довольно-таки либеральными взглядами. В.И. Гурко вспоминал, что перед самой революцией, когда Дурново был товарищем министра внутренних дел, он «настолько отмежевался от реакционной политики Плеве, что даже приобрел в верхах репутацию либерала-прогрессиста, репутацию, чуть было не помешавшую ему занять должность министра внутренних дел в 1905 г. в кабинете Витте». А во время руководства МВД придерживавшимся либеральных взглядов князем П.Д. Святополком-Мирским Дурново, как его заместитель, выступал за ряд послаблений общественным требованиям, рисовал «целую картину русского бесправия и произвола администрации», выступал с критикой «Положения об усиленной охране» и, «выказывая определенный либерализм», заявлял, что «так дольше государство жить не может, что правительство представляет каких-то татар, живущих в вооруженном лагере».
В частном разговоре с членом Государственного Совета А.Н. Наумовым Дурново как-то заметил: «Меня все считают за заядлого монархиста, реакционного защитника самодержавия, неисправимого «мракобеса»… и не предполагают, что я, может быть, по своим взглядам являюсь самым убежденным республиканцем, ибо я, на самом деле, считаю наиболее идеальным для всякого народа такое положение вещей, когда население может иметь во главе управления им же самим избранного достойнейшего гражданина президентом. То есть можно понять, что он защищал не царя, а Россию.
Последние 9 лет жизни П.Н. Дурново были связаны с Государственным Советом, где экс-министр вскоре вновь обратил на себя внимание общества как лидер правой группы. Правая группа сформировалась практически сразу же после реорганизации Госсовета. 29 апреля 1906 года граф К.И. Пален и А.А. Половцов собрали в Мариинском дворце около 30 членов верхней палаты, перед которыми выступил П.Н. Дурново, склонивший их на свою сторону. Правая группа не имела программного документа, и сплочение вокруг консервативных идеалов носило неформальный характер. Членов правой группы сплачивало ясное понимание своих интересов, вполне определенная позиция по основным вопросам государственной и общественной жизни, а также наличие воли их отстаивать. В числе основных пунктов этой незарегистрированной программы условно можно выделить следующие: неприятие революции как абсолютного зла; неверие в возможность умиротворения общества либеральными реформами; вера в природные преимущества самодержавной монархии; критическое отношение к Манифесту 17 октября.
Первым председателем правой группы стал С.С. Гончаров, но уже через два года его сменил 65-летний П.Н. Дурново, умело управлявший правой группой почти до самой своей кончины в 1915 году. Дурново активно участвовал в деятельности различных комиссий верхней палаты, выступал против проведения «никому не нужных» либеральных реформ, решительно отстаивал прерогативы Императора, требовал полного подчинения государственной политики в религиозных вопросах интересам Православной Церкви, стоял на страже интересов военного и морского ведомств, был сторонником программы военного судостроения. В одной из своих речей Дурново так объяснял свою позицию: «В моих глазах все так называемые культурные потребности отступают на второй план пред насущными нуждами, от которых зависит само существование России как великой державы. Управление государством дело суровое, и приходится мириться, если, например, в городских училищах плохи учебные пособия, когда рядом с этим для военного корабля нужна хорошая пушка, для которой необходимо истратить деньги».
Дурново руководил правой группой «властной и твердой рукой», умея немедленно наводить в ней порядок. Член правой группы Д.С. Арсеньев, в свою очередь, отмечал: «Лидер наш Петр Николаевич — надо отдать ему полную справедливость — ведет свое дело отменно и очень умно!» И таких характеристик, данных П.Н. Дурново коллегами, довольно много.
Руководство правой группой неожиданно прервалось в 1911 году, когда П.Н. Дурново вступил в конфликт с П.А. Столыпиным, с политикой которого он во многом не соглашался и, по словам Л.А. Тихомирова «старался (но тактично) низвергнуть Столыпина, т.е. потрясти конституцию». Выступив решительным противником столыпинского проекта, предполагавшего проведение в западных губерниях под флагом русского национализма фактически бессословного земства, Дурново вместе с В.Ф. Треповым добились его отклонения Госсоветом. Столыпин расценил это как «интригу», направленную лично против него, и добился от Императора права распустить Думу и Совет на 3 дня, в течение которых провел закон о земстве по 87 статье, позволявшей издавать срочные законы в перерывах между сессиями законодательных палат.
Обладая незаурядным умом и большими аналитическими способностями, П.Н. Дурново не питал никаких иллюзий относительно реального положения дел в стране, отдавая полный отчет тому, что монархическая государственность находится в глубоком кризисе и будущее России не предвещает консерваторам ничего хорошего. «Мы находимся в тупике, — говорил он А.Н. Наумову, — боюсь, что из него мы все, с Царем вместе, не сумеем выбраться!» Не меньшую прозорливость проявил Дурново и перед самым началом Первой мировой войны, составив для Императора аналитическую записку, в которой представил наиболее трезвое, аргументированное и удивительно точное обоснование катастрофичности для России военного столкновения с Германией.
Записку эту называют «пророческой».
П.Н. Дурново, предельно четко обозначив расстановку сил, предупреждал, что при начале военного конфликта, который неминуемо разразится из-за соперничества Англии и Германии, а затем перерастет в мировой, в случае вовлечения в него России, приведет к тому, что ей придется выступить в роли оттягивающего пластыря. «Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война при современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем сколько факторов будет против нас и сколько на них нам придется потратить сил и внимания», — предупреждал правый политик. Предвидя целый ряд осложнений в результате войны, Дурново констатировал: «Готовы ли мы к столь упорной борьбе, которой, несомненно, окажется будущая война европейских народов? На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно». При этом Дурново указывал, что союз между Англией и Россией не открывает перед последней абсолютно никаких выгод, но сулит явные внешнеполитические проблемы. «Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении Англии, — открытие проливов, но, думается, достижение этой цели едва ли требует войны с Германией. Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Черного моря», — справедливо замечал он.
Рассматривая внешнеполитические цели Российской Империи и возможности их достижения, Дурново приходил к заключению, что «жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства двух государств». Поэтому, считал он, ни труднодостижимая победа над Германией, ни тем более поражение от нее не сулили России никаких благ — ни во внутреннеполитической ситуации (ослабление монархического начала, рост либеральных и революционных настроений), ни в экономике (развал народного хозяйства и большие долги по займам), ни во внешней политике (естественное желание союзников по Антанте ослабить Россию, когда в ней уже не будет нужды). Вывод из «Записки» следовал такой: «С Англией нам не по пути, она должна быть предоставлена своей судьбе, и ссориться из-за нее с Германией нам не приходится. Тройственное согласие — комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последней Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японией».
Далек Дурново был и от мечтаний русских националистов присоединить австрийскую Галицию, некогда бывшую частью Древнерусского государства, к Российской Империи. По его мнению, «явно невыгодно во имя идеи национального сентиментализма присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь». «Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? — писал в преддверии войны правый политик. — Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров».
«Политические предсказания хороши, когда они совершенно конкретны. Конкретно было предсказание, сделанное за несколько месяцев до Первой мировой войны бывшим министром Дурново, и я это предсказание считаю лучшим из всех мне известных, да и, прямо скажу, гениальным: он предсказал не только войну (что было бы нетрудно), но совершенно точно и подробно предсказал всю конфигурацию в ней больших и малых держав, предсказал ее ход, предсказал ее исход».
Начало Первой мировой войны, которую он считал катастрофой для России, П.Н. Дурново встретил без всякого энтузиазма, но с готовностью выполнить свой патриотический долг перед Царем и Родиной. По свидетельству С.Д. Шереметева, о военных действиях Дурново высказывался сдержанно и, вопреки общественному мнению, предсказывая тяжелую и затяжную войну. Вместе с тем Дурново принял финансовое участие в формировании членами Госсовета подвижного лазарета Красного Креста, а его сын Петр, окончивший в 1914 году по первому разряду Николаевскую военную академию, в чине капитана непосредственно участвовал в военных действиях.
Из всего этого понятно, что Дурново был прежде всего государственным человеком, патриотом своей страны.
1 сентября 1915 года Петр Николаевич скончался от паралича сердца. Похоронили П.Н. Дурново в усадьбе Трескино Сердобского уезда Саратовской губернии (ныне — Колышлейский район Пензенской области) в ограде церкви во имя Рождества Христова.
Судьбы его семьи: его дочь Надежда (р. 1886) проживала после смерти отца в Петрограде вместе с матерью Екатериной Григорьевной (1852-1927), где они обе и встретили революцию. Из собственной квартиры им вскоре пришлось перебраться в коммуналку, а после смерти матери Н.П. Дурново поступила на работу машинисткой в библиотеку Академии Наук. В 1930 году ее арестовали и приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей, в 1937 году последовал вторичный арест и приговор — восемь лет ИТЛ, после чего следы Н.П. Дурново теряются. Иначе сложилась судьба сына Дурново — Петра (1883-1945). Февральскую революцию он встретил в чине капитана, летом 1917 года был произведен в подполковники и служил старшим адъютантом штаба гвардейского кавалерийского корпуса. После прихода к власти большевиков, П.П. Дурново принимал участие в деятельности петроградской монархического офицерской организации, затем оказался в русской Западной армии, где получил назначение на должность товарища военного министра Западного правительства. Закончив Гражданскую войну в должности начальника штаба русских войск в Германии, П.П. Дурново перебрался в Югославию. В годы Второй мировой войны он поступил на службу к немцам, возглавив сеть Абвера в Югославии, и к 1945 году числился командиром 1-й восточной группы фронтовой разведки особого назначения. Жизнь П.П. Дурново и всей его семьи оборвалась во время бомбардировки союзной авиацией Дрездена.
Только по прошествии многих лет, мы пережившие распад своей страны СССР и безвременье конца 80-х и 90-х годов можем понять, как важная крепкая власть в стране, способная биться за существование своей страны и оценить важность на руководящих постах таких людей как бывший моряк — немного романтик, как и все мы, Петр Николаевич Дурново.
Литература:
Бородин А. Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус. Москва. Алгоритм 2013 год.
Дурново Петр Николаевич. Википедия. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BE,_%D0%9F%D1%91%D1%82%D1%80_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87
Версия для печати «Государственный русский человек» Военное обозрение. https://topwar.ru/83593-versiya-dlya-pechati-gosudarstvennyy-russkiy-chelovek.html?ysclid=lpwst4pfob229204739
Пророчество о революции, которому не вняли https://dzen.ru/a/YcTJmrWR9hKAhD-E
П.Н. Дурново: умеющий брать на себя всю… https://nbfnasledie.ru/antismuta/p-n-durnovo-umeyushhij-brat-na-sebya-vsyu-otvetstvennost/?ysclid=lpwu00684a549101639
Петр Николаевич Дурново http://www.hrono.ru/biograf/bio_d/durnovo_pn.php?ysclid=lpwu0sazgf351536941
Что, если бы Николай II послушал Петра Дурново https://diletant.media/articles/44048511/?ysclid=lpwu1dykdt309121553
Петр Дурново: один из неуслышанных пророков https://politconservatism.ru/articles/petr-durnovo-odin-iz-neuslyshannyh-prorokov?ysclid=lpwu3dyyne860175843
Очень интересная и познавательная статья.