Осада Карса military-history.fandom.com
Русско-турецкая война 1827-1829 года стала следствием борьбы за сферы влияния между великими державами, вызванной греческой войной за независимость (1821—1832) от Османской империи. Грекам Пелопоннеса, восставшим против османского господства весной 1821 года, помогали Франция и Англия. Россия при царе Александре I занимала позицию невмешательства, но была в союзе с первыми по договорённостям Аахенского конгресса. С воцарением Николая I в декабре 1925 года, позиция России по греческому вопросу стала быстро меняться. Но между союзниками, особенно между Британией и Россией начались разногласия по поводу раздела владений Османской империи. Россия хотел получить турецкую Армению и Константинополь, а также содействовать получению независимости славянами на Балканах.
Османская империя, рассмотрев все варианты, объявила себя свободной от всех договорённостей с Россией, в том числе отказалась от Аккерманской конвенции 1826 года, выслала русских дипломатов, захватила в Константинополе русских купцов и их товары, запретила русским судам вход в Босфор. Турецкий султан понимал, что в одиночку победить Россию сложно, пригласил персидского шаха вместе продолжать войну с Россией. Султан Махмуд II решил для подъема сопротивления внутри России среди мусульман, придать войне религиозный характер; желая встать во главе освободительного войска якобы на защиту ислама и во славу Аллаха — газават. Он даже перенёс свою столицу в Эдирнэ (Адрианополь), приказал срочно укрепить все дунайские крепости и увеличить их гарнизоны.
Россия стремилась добиться не только подтверждения условий Бухарестского мира и Аккерманской конвенции, но и расширение своего присутствия в Причерноморье и на Кавказе, обеспечить безопасность новых регионов (Грузии и Армении) от набегов турок и их вассалов, а также укрепление своего влияние на Балканах среди славян, валахов и молдаван. Конечной целью Россией ставилось нанесение стратегического поражения противнику и принуждение Турции к миру на условиях России.
Император Николай I в ответ на недружественные шаги султана 14 (26) апреля 1828 года объявил туркам войну, и приказал своим войскам, стоявшим до тех пор в Бессарабии и на Кавказе, вступить в турецкие владения. Основным театром военных действий Императором были определены Балканы, Кавказ считался вспомогательным. И основные силы русской армии отправлялись именно на Балканы. Русская армия, как и во времена Суворова и Потемкина планировала перейти Дунай, продвигаясь в Добрудже у побережья Черного моря, чтобы не провоцировать Австрию на враждебные действия. Задачей максимум было форсировать Балканский хребет и выйти к Адрианополю и Константинополю. Силам флота ставились задачи захватить турецкие порты на Черноморском побережье Болгарии, блокировать Черноморские проливы и Константинополь с двух сторон (со стороны Черного и Эгейского морей). Эскадре кораблей в Средиземном море была поставлена задача вытеснения турецких гарнизонов с островов Эгейского моря.
Турция выбрала на Балканах оборонительную стратегию, рассчитывая задействовать силы своей новой регулярной армии (созданной французами и британцами) для сдерживания наступления русских войск в низовьях Дуная с опорой на стратегический четырехугольник крепостей Силистрия – Шумла – Варна – Рущук.
В Закавказье русско-турецкая граница проходила от Поти вдоль реки Риони, и далее по Сурамским горам до Месхийских озёр к ущелью реки Арпа-Чай. Но на пути русских находились крепости Анапа, Ахалцихе, Батум, Карс, а множество различных фортов и укреплений.
В Закавказье Турция планировала перейти в наступление на Эривань, захватить ее и, в случае успеха, вторгнуться в Грузию и наступать на Батуми и Тбилиси и в конечном итоге вытеснить Россию из Закавказья.
Задачей русской армией на Кавказе было пресечение связей турок с мятежными горцами Кавказа, овладение крепостью Ахалцихе, откуда постоянно лезгины осуществляли набеги на грузинские княжества и освобождение западной турецкой Армении.
На Балканах Россия располагала 95-тысячной Дунайской армией под командованием П. Х. Витгенштейна. Им противостояла турецкая армия общей численностью до 150 тысяч человек.
Состав турецкой армии на Кавказе на начало войны: гарнизоны Батум — 2000 чел., Поти — 2000 чел., Анапа — 5000 чел., Ахалцихе — 10 000 чел., Ацхур — 1000 чел., Ахалкалаки — 1000 чел, Баязет — 2000 чел. В Эрзеруме и Карсе дислоцировалось около 40 000 чел. Для обороны города Ван были мобилизованы около 5000 чел. Общая численность войск составила 50 тысяч. Также турки располагали значительным количеством орудий, однако часть из них была сильно устаревшей, и имелся сильно ограниченный запас пороха к ним.
Россия в Закавказье располагала 25-тысячным отдельным Кавказским корпусом под командованием генерала И. Ф. Паскевича. Состав сил был следующим: 51 батальон пехоты, 11 эскадронов кавалерии, 17 казачьих полков, 154 орудия, всего — 60 000 человек. Непосредственно в активных боевых действиях предполагалось участие 36 батальонов пехоты, 8 эскадронов, 13 казачьих полков и 112 орудий.
На Кавказе состоялась морская экспедиция к Анапе Черноморской эскадры вице-адмирала А. С. Грейга. 12 июня русская армия взяла Анапу, после чего флот был направлен на Балканы к Коварне и, высадив находившиеся на судах войска, направился к Варне, против навал действовать, помогая армии
По итогам года, русские войска на Дунае не добились значительных успехов, русская армия стояла у крепостей Рущук, Силистрия, Шумла, при этом, понесла при попытках штурма значительные потери.
Бои на Кавказском фронте начались несколько позже, чем на Балканах. Основной удар Паскевич планировал нанести по Карсу — первоклассной крепости в форме неправильного многоугольника, окружённой двойной высокой стеной. Взятие этой цитадели позволило бы отрезать турецкие силы от их основной базы снабжения — крепости Эрзерум.
14 июня русские войска пересекли реку Арпа-Чай и обошли Карс с юга. Уже через 3 дня Кавказской армии удалось перекрыть стратегически-важную дорогу Эрзерум — Карс. На следующий день начался артиллерийский обстрел крепости Карс. Часть турецкого гарнизона (несколько тысяч человек во главе с командующим), сдались уже 23 июня, сразу же после захвата русскими частями восточных пригородов. Русские войска также овладели 150 турецкими орудиями.
Дальнейшие планы русских и турок расходились. По замыслу турецкой стороны, следующей целью Кавказской армии должен был стать Эрзерум, и они концентрировали силы в районе Саганлугского хребта (по дороге в город) для атаки русских, однако Паскевич принял иное решение — идти в другом направлении, по высокогорью Акбаба, на востоке озера Чилдир, и захватить Ахалцихе.
Оставив 6 батальонов с артиллерией для защиты Карса, Кавказская армия, преодолев более 130 километров, уже 25 июля начала штурм Ахалкалаки, где столкнулась с серьёзным сопротивлением защищавшего её гарнизона. В итоге, потери турок составили более 70 % личного состава. В начале августа Паскевич подошёл к Ахалцихе. К тому времени, части русской армии под командованием генерала Гессе, уже взяли Хертвис и Поти. Россия устанавливала прямую связь Закавказья с портами Крыма через Черное море.
Турки начали стягивать войска под командованием Кёзе Мехмета к Ахалцихе, готовясь к масштабному сражению. Всего у них было 35 000 человек при нескольких десятках орудий. Численность армии Паскевича на данном участке (включая подошедшее подкрепление из Тифлиса) составляла 10 500 человек при 30-40 орудиях. 7 августа частям Кавказской армии удалось отрезать турок от ещё одной базы снабжения — войска Паскевича перерезали Ардаганскую дорогу, одновременно с этим начался штурм турецких позиций. Не выдержав натиска, турецкие силы в количестве около 5000 человек отступили в крепость, а более 6000 погибло в самом сражении при её обороне. Через неделю, 14 августа, русские войска вступили в город, где завязались ожесточённые уличные бои. Продержавшись трое суток, турки капитулировали. Однако они смогли договориться о выводе из города 4000 человек оставшихся в живых. Кавказской армии досталось огромное количество продовольствия и скота.
Следом, без боя пала крепость Ацхур, а оставленные Паскевичем для обороны Карса части под командованием генерал-майора Берхмана, захватили Ардаган. Подкрепление под командованием генерала Чавчавадзе совместно с армянскими добровольческими отрядами, подошедшие из Эривани через Агры-Даг, овладели крепостью Баязет, Диадином и Алашкертом, тем самым, была перерезана ещё одна важная транспортная артерия Эрзерум — Тебриз. К осени, части Кавказской армии стояли в 60-ти километрах от Эрзерума.
С наступлением зимы, боевые действия на Кавказе полностью прекратились в виду истощения людских и материальных ресурсов, множества болезней и трудности подвоза фуража. Кавказское командование устраивало, на каких позициях остановилась на зиму русская армия.
В течение всего периода затишья зимой, турки пытались пополнить армию свежими силами. Наибольшее число солдат удалось набрать из высокогорья Аджарии грузи н-мусульман, правителям которой, в случае своей победы, турки обещали отдать и всю область Ахалцихе. Среди курдов подобной поддержки Махмуда II не было, и турки смогли собрать минимальное количество рекрутов. Курды не желали воевать за интересы турок и курдские аги максимально противились любым мобилизациям. Успех набора имел среди лазов – грузинского племени мусульманского вероисповедования
Русские же уделяли внимание пополнению Дунайской армии и Паскевичу приходилось довольствоваться тем, что у него было. План Паскевича заключался в следующем: проведение совместно с силами Черноморского флота операции по нанесению одновременного удара по Трапезунду с дальнейшим выходом на Сивас. Основной же целью кампании, Паскевич видел в захвате армянского Эрзерума и всего армянского нагорья. Однако, для осуществления этих планов, были необходимы как человеческие, так материальные ресурсы и вооружение, а пополнение Кавказкой армии в начале года составило всего 20 000 человек.
В феврале, турки, силами 12 000 лазов и аджаров, а также 3000 турок, под командованием Ахмет-бея, предприняли наступательные действия, целью которых был захват Ахалцихе. Город защищало всего три батальона с четырьмя орудиями, весь гарнизон русской армии укрылся в стенах крепости. Под удар смешанной турецкой армии попали и мирные жители, жившие вне крепости, в основном армяне: «Торжествующие лазы вырезали всех армян». После двух дней обороны, к русской армии подошло подкрепление в составе двух батальонов пехоты и полком казаков с шестью орудиями, которым удалось снять осаду. Ещё до подхода русского подкрепления к Ахалцихе, турецкие силы в количестве 7000 человек, начали наступление из Батума, однако были разгромлены силами генерала Гессе в районе Кобулети с захватом последнего.
В конце апреля, Салих-паша неудачно атаковал силы русской армии в районе Дигура (совр. Пософ), однако это не помешало ему продолжить свои наступательные операции. Он смог сосредоточить значительные (в том числе нерегулярные) силы под турецкими знамёнами в количестве около 50 000 человек в между Эрзерумом и Соганлугским хребтом, и чтобы поддержать лазов, перешёл силами корпуса Кягьи-паши в наступление из Аджарии по направлению к Ардагану и Ахалцыху, в которых почти не осталось русских гарнизонов.
В это время передовые отряды Кавказского корпуса под командованием генералов Бурцева и Муравьева выдвинулись против наступавших турок и начали ожесточённое сражение в районе Дигура: турецкие войска Кягьи-паши были разбиты; более 8000 человек дезертировало.
Но главной целью турок на Кавказе оставался Карс, и русское командование понимало это. В районе крепости Паскевич сосредоточил силы в составе 18 батальонов пехоты, 12 казачьих полков и конных горцев с 70 орудиями (всего около 18 000 человек). Турки на этом направлении имели около 50 000 человек регулярных и нерегулярных войск.
К середине июня передовые силы турок занимали следующие позиции:
— около 20 000 человек регулярных и нерегулярных войск с 24 орудиями во главе с Хакки-паши укрепились на перевале Мелидуз, близ Саганлугской горы;
— около 2000 человек под командованием Осман-паши контролировали тропу, шедшую из Еникёя в Зивин;
— соединения под командованием того же Хакки-паши в количестве 20 000 человек с 20 орудиями обосновались в самом Зивине.
Паскевич располагал достаточно точными разведданными о позиции противника и планировал действовать мобильно, внезапно и одновременно по нескольким направлениям:
— отряд Бурцева в количестве 2000 человек должен был атаковать войска Хакки-паши в Мелидузе;
— отряд Муравьева в количестве 5000 человек и кавалерией должен был продвигаться вперёд по направлению к Еникёю и Караургану;
— третье направление — продвижение основных русских частей во главе с Паскевичем по основной дороге, соединяющей Сарыкамыш и Еникёй (дорога проходила между перевалом Мелидуз и Саганлугскими горами).
Штаб Кавказской армии также получал информацию, что отряды Салих-паши и Хакки-паши не имеют прямой связи между собой, так как их позиции разделяет глубокое ущелье Хани-чай. Паскевичь решил этим воспользоваться и разбить армию турок по частям
Первые боестолкновения произошли утром 14 июня в районе Мелидуза, в них участвовали соединения Кавказской армии во главе с генералом Бурцевым. На следующий день, передовые отряды русских войск во главе с генералом Муравьёвым, нанесли тяжёлое поражение туркам в районе Бардиза. К 16 июня русская армия, потеснив турецкие части, сосредоточилась на плато, расположенном к северо-западу от Саганлугских гор.
По полученным разведданным, Паскевичу стало известно о сосредоточении турок в районе Зивина, и он принял решение изменить первоначальный план, и ударить по ещё несформированной группировке войск противника следующим образом:
— одна колонна во главе с Муравьёвым (4 батальона пехоты, 1 казачий полк, мусульманский полк при 20 орудиях) должна была двигаться к Зивину через Караурган;
— отряду Панкратьева (7 батальонов пехоты, 3 драгунских и казачьих полка при 24 орудиях) ставилась задача перерезать возможные пути отступления в Караурган отряду Хакки-паши;
— отряду Бурцева (3 батальона пехоты, 1 казачий полк и 1 мусульманский полк) необходимо было как можно дольше удерживать силы турок у Мелидуза, для недопущения их переброски к Зивину на помощь другим частям.
18 июня произошли столкновения отряда Муравьёва с передовыми частями турецкой кавалерии севернее Караургана, а отряд под командованием Паскевича и Панкратьева, в тот же момент, вошёл в Караурган с востока. Одновременно с этим, кавалерийские соединения турок ударили по частям Бурцева в районе Мелидуза, но были отброшены назад, в том числе и благодаря своевременной поддержке отряда Панкратьева. Продолжив наступательные действия, части русской армии овладели Зивином и прилегающими высотами, вынудив турок отступать к Эрзеруму по Пасинской долине. В руки Паскевича попало огромное количество артиллерии, боеприпасов и различного снаряжения турецкой армии.
Русское командование начало сосредотачивать силы для удара по остаткам армии Хакки-паши западнее Зивина. Основная ударная группировка Кавказской армии насчитывала 9000 человек пехоты, 5 000 кавалеристов при 56 орудиях: левый фланг прикрывался отрядами Бурцева и Панкратова; в центре, на основной тропе, связывающей Караурган с Мелидузом, находился отряд Паскевича; правый фланг прикрывался силами Муравьёва на тропе Зивин-Мелидуз; а на крайне правом фланге Паскевич расположил кавалерийские отряды. К вечеру того же дня, 20 июня, русская армия нанесла серьёзное поражение частям турецкой армии и захватила более 1 500 человек пленными и 20 полевых орудий. Турки были деморализованы и начали беспорядочное отступление.
23 июня турки были вынуждены оставить крепость Гасан-Кала, а на следующий день Кавказская армия взяла Эрзерум с его огромными продовольственными и военными запасами. Также, в результате этих двух сражений, русской армии досталось 30 полевых и 150 крепостных орудий турок. Армянское население, проживающее в восточных вилайетах Османской империи, восприняло русскую победу как свою собственную.
6 июня паша Вана, силами в несколько тысяч человек курдской кавалерии с 6 орудиями и отрядами низамов, смог взять в окружение небольшой гарнизон русской армии в Баязете. После продолжительных боёв, подкрепления, отправленные Паскевичем, смогли временно снять осаду и обратить турок к бегству, но позднее, туркам удалось вновь осадить русский гарнизон.
Между тем, пока ванский паша осаждал Баязет, главный русский корпус Паскевича 19 июня разгромил сераскира Гаджи-Салеха под Каинлами, 20 июня нанёс сокрушительное поражение Хакки-паше под Милле-Дюзе, а 27 июня русскими войсками окончательно был взят Эрзерум. Получив известие о падении последнего, ванский паша тут же снял осаду с Баязета и, бросив свой лагерь со всем имуществом, 1 июля двинулся в сторону Вана для защиты своего пашалыка. Через 2 дня Баязетский санджак был полностью покинут неприятелем, а казаки установили пи кеты на границах занятого русской армией пашалыка.
В первых числах июля, после 130-километрового марша, силами русской армии под руководством Бурцева, был взят древний армянский город Байбурт, имеющий важное стратегическое значение и открывающий прямой путь на Трапезунд, который Паскевич планировал сделать главной морской базой для дальнейших военных действий.
Победоносное движение русской армии на Кавказе заставило расслабиться русских военачальников. И возмездие наступило незамедлительно.
Турки и лазы нанесли поражение отряду генерала Бурцева у Бейбурта и сам Бурцев погиб в сражении. Вот как описывает это поражение русского отряда В.А.Потто в книге «Кавказская война».
За Бейбуртом начинается уже земля, обитаемая воинственным племенем лазов, о неимоверной храбрости которых молва наполняла всю Азию, и даже перешла в пословицу, гласившую, что лаз за маленьким камешком высидит пять дней и отобьется от пятерых противников.
Уже из этой характеристики населения, жившего за Бейбуртом, ясно как важно было для русских занятие этого пункта, стоявшего на рубеже Лазистана, где впоследствии могли образоваться против нас сильные ополчения из среды воинственных горцев. Бейбурт в русских руках обеспечивал безопасность не только Арзерума и правого фланга, опиравшегося в то время на побережье Черного моря в Гурии, но и угрожал самому Трапезунду оружием, более страшным, чем пушки,– моральным влиянием, которое он мог приобрести на окрестное население лазов.
Самый Бейбурт – город очень старый, современный, как полагают, первому грузинскому царю Фарнаозу, в древности назывался Исперети, что значит “город крайнего предела”, так как здесь оканчивались владения Грузии. Жители его и до сих пор говорят между собой по грузински, а около города сохранилось небольшое село, которое турки называют Гурджи Богаз, то есть “последнее гнездо грузин”.
Когда Бурцев подходил к Бейбурту, город был еще занят пятитысячным турецким отрядом Кягьи бека, отступившим сода почти из под стен Арзерума. Вызванный сераскиром из Ольты, Кягья несколькими часами опоздал предупредить падение Арзерума и должен был уклониться на трапезундскую дорогу, где рассчитывал собрать остатки разбитых турецких войск, поручить подкрепление от трапезундского паши и образовать новые силы, которые могли бы противостоять дальнейшим успехам русского оружия.
Быстрое движение Бурцева расстроило эти планы. Подкрепление, направленное из Трапезунда, было еще далеко и не могло поспеть ранее, как на третьи сутки, а отряд Бурцева уже подходил к медным заводам, лежавшим всего в двух часах пути от Бейбурта. Там стоял небольшой отряд, собранный из жителей. Но Кягья не рассчитывал на слишком большую стойкость греков, из которых он был составлен и, не желая рисковать последними, еще кое как державшимися кадрами турецкой армии, разделил свои войска на несколько частей и отступил с ними в горы.
Между тем Бурцев с небольшим отрядом из Херсонского гренадерского и второго конно мусульманского полков, с шестью орудиями, и на рассвете 7 числа приблизился к медным заводам и овладел ими почти без сопротивления. Отсюда Бурцев двинулся дальше и на пути к Бейбурту был встречен депутацией, поднесшей ему городские ключи. В три часа пополудни Бейбурт был занят, и русское знамя развилось над стенами его обветшавшей уже цитадели.
В Бейбурте русским достались четыре пушки, знамя, большие запасы пороха и провианта. Кроме того, при осмотре города, в подвалах старого замка найдена была замечательная по своей археологической древности коллекция оружия, очевидно составленная большим знатоком и любителем дела. Это был сбор оружия почти всех времен и народов, начиная с допороховой эпохи и кончая образцами ружей со всеми их видоизменениями почти до последнего времени. Куда девалась потом эта замечательная коллекция – нет никаких сведений, но надо думать, что она бесследно погибла позже, во время военных гроз, разразившихся тогда над Бейбуртом.
Мирное занятие таких опорных пунктов, как Хныс и Бейбурт, позволило Паскевичу стать твердой ногой в завоеванном крае и достойно увенчало торжество русского оружия в этот период кампании, начатой в предгорьях Саганлуга и оконченной в стенах Арзерума.
Турецкие войска, удалившиеся в горы в первую минуту появления Бурцева, теперь опять сосредоточивались на полпути к Трапезунду у селения Гюмюш Хане. Там производилась усиленная вербовка соседних горцев, туда являлись волонтеры, подходили свежие войска из Трапезунда, и, наконец, приехал сам Осман Чатыр оглы, прошлогодний защитник Анапы, принявший теперь под свое начальство войска, вновь формировавшиеся в Лазистане. В распоряжении его находилось уже от семи до восьми тысяч пехоты при двух полевых орудиях. С каждым днем силы турок росли, а вместе с тем росла на неприступных утесах Гюмюш Хане и грозная позиция, в которой, как в каменном гнезде, прочно засели турки, обезопасив себя крутизною скал и крепкими завалами от всякой случайной попытки со стороны Бейбурта.
Близость неприятельского корпуса тотчас же отразилась и на поведении окрестных жителей. Поставленные между двух огней, и не видя более в малочисленном русском отряде того Дамоклова меча, который еще так недавно страшным призраком висел над их головами, жители мусульмане не только сочувственно отнеслись к сбору турецкого отряда, но и фактически готовы были оказать ему помощь с оружием в руках. Правитель Испирского санджака и старшины Офского округа, ранее других вступившие в миролюбивые сношения с русскими, теперь видимо избегали всякого повода к сближению с Бейбуртом. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Бурцева. Опасаясь дробить и без того малочисленный отряд для охраны обширной территории, он предложил, чтобы жители сами защищали свои границы от покушений турецких партий, но старшины безусловно отказались от этого требования, ссылаясь на страдную пору, которая заставляла их спешить с уборкой бейбуртских полей, засеваемых ими по найму.
Между тем, 17 июля, из Бейбурта были замечены большие толпы народа, стекавшиеся в деревню Харт, лежавшую верстах в двадцати от города. Конные разъезды, высланные мусульманским полком по тому направлению, открыли в деревне присутствие неприятельской пехоты и немедленно дали знать Бурцеву. От старшин потребовали объяснений. Те ответили, что в Харте неприятеля нет, а что сбор вооруженных людей производится единственно для охраны жатвы. Объяснению их, разумеется, не поверили и в Бейбурте приняли все меры осторожности, так что, когда на следующий день неприятель внезапно бросился на русские пикеты, войска встретили его уже наготове и отразили нападение.
Измена жителей теперь не подлежала сомнению, и положение Бурцева с каждым днем становилось опаснее. Правда, он имел приказание уклоняться от боя с сильнейшим противником, а в случае надобности требовал войска из резерва, для чего был даже выдвинут в деревню Ашкалу особый отряд Муравьева, но события складывались так неожиданно, развивались так быстро, что просить указаний или требовать помощи почти за сто верст было уже не время. И Бурцев, под обаянием постоянных успехов, личной отваги и глубокой веры в несокрушимую силу русского солдата, решился действовать один, чтобы рассеять замыслы неприятеля прежде, чем они успеют окрепнуть.
18 июля, как только глубокая ночь спустилась на землю, войска вышли из Бейбурта двумя колоннами: главная – три роты херсонских гренадер, рота эриванцев, второй конно мусульманский полк и четыре орудия, под личным начальством Бурцева,– направилась по большой дороге на Харт; другая – под командой майора Засса, две роты Херсонского полка и три орудия,– пошла окольным путем через горные ущелья, чтобы напасть на деревню с тыла.
Казалось, время для движения обеих колонн рассчитано было верно, но, к сожалению, как это часто бывает в подобных случаях, расчеты не оправдались на деле. На рассвете 19 июля Бурцев уже стоял перед Хартом, а Засса еще не было – дурные дороги задержали его в горах, и он опоздал. Бурцеву, таким образом, предстояло решить вопрос – ожидать ли прибытия вспомогательной колонны и тем дать время неприятелю изготовиться к бою, или атаковать деревню немедленно, рассчитывая лишь на внезапность и быстроту удара. И Бурцев, не колеблясь, остановился на последнем.
Селение Харт, раскинутое на крутых высотах, охранялось несколькими башнями, которые, ютясь по крутизнам, обстреливали перекрестным огнем все подступы; самое селение было обнесено бревенчатым завалом и колючей засекой, а низкие, углубленные в землю грузинские сакли, недоступные пожару, представляли собою такой лабиринт беспорядочных азиатских построек, в котором четыре русские роты легко могли совершенно затеряться. Мертвая тишина царила в деревне и давала мысль, что неприятель застигнут врасплох. Но едва роты бросились на приступ, как лазы, давно уже бодрствовавшие, встретили их почти в упор таким метким ружейным огнем, что потеря на первых же порах оказалась весьма значительной. Тем не менее, войска ворвались, и удар их был так стремителен, что роты, выбив неприятеля из крайних домов, проникли почти до половины деревни. Но тут успехи их остановились: бой пошел одиночный, и войскам посреди узких, глухих переулков, на каждом шагу преграждаемых саклями, пришлось вести десятки отдельных штурмов. Напрасно гренадеры, прикладами выбивая двери, врывались в эти подземные жилища, лазы перебегали в другие, и солдаты опять встречали перед собой те же преграды, ту же отчаянную защиту. Бурцев скоро убедился в невозможности овладеть селением с теми слабыми силами, которые находились в его распоряжении, но отступать не хотелось – все еще мелькала надежда вот вот появится колонна Засса. Но проходили часы, Засс не являлся, а жестокий огонь, направляемый из бойниц в упор, не давал между тем солдатам ни шагу подаваться вперед. Роты стали расстраиваться. Офицеры напрягали все силы, чтобы привести их в порядок и поддержать в них мужество. Сам Бурцев, находившийся в передних рядах, время от времени брал в руки ружье, и, выстрелив без промаха, говорил солдату: “Вот, братец, как надо стрелять!” – и солдат с любовью глядел на начальника, наравне со всеми подвергавшего себя опасности. Всем памятна фигура старого священника Херсонского полка Николая Шиянова, явившегося в эти минуты с крестом в руках, чтобы подкрепить слабевшие силы людей высоким словом молитвы. Но если человеческому духу нет на земле пределов, то физические силы имеют свои границы, и три слабые роты, самоотверженно смотревшие в глаза неминуемой смерти, все таки не могли сломить отчаянной защиты тысячной массы врагов, гнездившихся небольшими кучками в каменных подвалах. Напрасно артиллерия громила селение: легкие снаряды ее не пробивали стен, а сама она, между тем, несла большие потери. Орудия стали стрелять все реже и реже и скоро замолчали совсем, когда прислуга их почти вся была перебита. Бой, хотя уже безнадежный, все еще продолжался, как вдруг около десяти часов утра показались большие неприятельские толпы, которые, огибая деревню, стали заходить в тыл русским. Теперь, в случае дальнейшего упорства, отряду грозила неминуемая гибель, и Бурцев приказал отступать. С трудом, штыками прокладывая путь, выбирались солдаты из переулков и строений, но неприятель наседал так горячо, что большую часть раненых пришлось оставить в руках разъяренных лазов.
Выходя из деревни, Бурцев приказал армянской сотне конно мусульманского полка, случившейся у него под рукой, броситься в сабли, чтобы задержать преследование. Сотня тронулась, но тотчас же остановилась. Заметив колебание, Бурцев сам подскакал к армянам, ободрял, упрашивал, грозил им – все было напрасно; а тем временем лазы стеной валили вперед и уже овладели русской пушкой. Подоспевшая рота херсонцев выручила ее штыками, и отряд, после пятичасового боя, отошел на старое татарское кладбище, лежавшее в двухстах саженях от деревни. Здесь, под охраной каменной ограды и частых могильных памятников, представлявших собой лабиринт не хуже хартовских улиц, отряд по крайней мере мог отдохнуть и оправиться.
Был уже полдень. Положение Бурцева становилось критическим, так как вновь подходившие лазы все гуще и гуще занимали высоты, лежавшие влево от Харта и, казалось, готовились штурмовать кладбище. К счастью, в эту то роковую минуту показалась, наконец, вдали давно ожидаемая запоздавшая колонна Засса. Приближение свежих сил воодушевило всех новым мужеством. К Зассу тотчас поскакал офицер с приказанием заходить в тыл неприятелю, занявшему высоты; пехота Бурцева двинулась туда же с фронта, от стороны кладбища, а весь конно мусульманский полк на рысях стал огибать правый фланг неприятеля. Взятые с трех сторон, лазы засели в оврагах, в расщелинах скал и защищались отчаянно. Ожесточенные невиданным после Ахалцихе сопротивлением, гренадеры никому не давали пощады, и неприятель, не выдержав наконец этой страшной резни, стал отступать. Защитники Харта, выславшие на подкрепление прибывших лазов большую часть своих сил, теперь уже не могли рассчитывать удержать за собою деревню и, покинув ее, торопливо уходили в неприступные горы.
Бой уже затихал. Страшно надорванные несколькими часами рукопашной свалки, силы борцов истощились; отступающие толпы редели, слабо меняясь выстрелами с русской цепью. “В это время,– рассказывает очевидец,– гренадеры заметили, что один старик с белой по пояс бородою и с большим значком в руках стал отставать от толпы. Бурцев, как всегда находившийся впереди, видя, что добыча ускользает от усталых солдат, дал шпоры своей лошади и наскочил на лаза; пугливый конь, однако, бросился в сторону и удар пришелся по воздуху. В это время фельдфебель Князьков, бежавший у стремени Бурцева, хотел ударить лаза штыком, но тот увернулся, и Князьков дал промах. Бурцев занес во второй раз саблю, но в это время лаз выстрелил из пистолета почти в упор, и хотя Князьков в то же мгновение поднял его на штык, но уже поздно для Бурцева: пуля пробила ему грудь, и дрянной пистолет убитого лаза достался печальным трофеем Князькову”.
В ту минуту, когда Бурцев упал, возле него находился только один денщик его, Максим Пономарев. Видя, что лазы с диким ревом уже бегут на место катастрофы, чтобы добить раненого генерала, он схватил его на руки и успел отнести к отряду. Главнокомандующий высоко поставил самоотвержение верного денщика и в пример другим пожаловал ему знак отличия Военного ордена.
Смертельная рана Бурцева остановила преследование и вырвала победу из рук гренадер. У всех, как говорит очевидец, опустились руки. К неприятелю, между тем, подходили подкрепления из Гюмюш Хане, и лазы остановились на крепкой позиции в версте от деревни. Командир артиллерийской роты подполковник Линденфельд, принявший команду после Бурцева, не решился продолжать атаку; он потребовал из Бейбурта роту Херсонского полка, и, когда она прибыла, отряд стал отходить назад эшелонами. Неприятель не преследовал, и войска двадцатого числа возвратились в Бейбурт.
Кровавый день девятнадцатого июля стоил русским одного генерала, тринадцати офицеров и более трехсот нижних чинов.
Бурцев не пережил раны и, после тяжких мучений, скончался в Бейбурте 23 июля, в пять часов утра. Тело его было набальзамировано, залито воском и отправлено в Гори, где жило семейство покойного. “Надо было видеть,– рассказывает один современник,– горе и уныние Херсонского полка, чтобы судить, насколько Бурцев был любим своими подчиненными”.
Как ни был огорчен Паскевич исходом и последствиями Бейбуртской катастрофы, он не высказал и тени упрека достойной памяти погибшего генерала. От постоянных успехов дух самоуверенности был сильно развит в войсках Кавказского корпуса, и это настроение Паскевич ценил даже при его злоупотреблении.
Так, подобно вечернему метеору, ярким светом блеснул и исчез на горизонте Кавказской войны храбрый и даровитый Бурцев. Он оставил по себе память человека высокообразованного, умного, храброго до дерзости, и, главное, человека в высшей степени сердечного. Воспитанник известной в то время муравьевской школы колонновожатых, он начал службу в 1812 году в свите Его Величества по квартирмейстерской части, а потом был адъютантом у начальника штаба Второй армии генерала Киселева. Быстро подвигаясь по ступеням военной иерархии, он в 1823 году уже произведен был в полковники, а в 1824 получил в командование Украинский пехотный полк, в одной дивизии с Пестелем и в одной бригаде с Абрамовым. Всем известна та выдающаяся роль, которую играли оба эти лица в декабрьских событиях 1825 года, и печальная участь, постигшая их, не могла косвенным образом не отразиться на Бурцеве, бывшем с ними в близких и тесных отношениях. У него взяли полк и перевели на Кавказ под команду младшего.
В персидскую кампанию, несмотря на свое приниженное положение, Бурцев своими блестящими способностями обратил на себя внимание Паскевича, который приблизил его к себе и предоставил ему более широкую деятельность. Под Карсом Бурцев заслуживает Георгиевский крест; на штурм Ахалцихе он ведет пионерный батальон и, когда был убит Бородин, принимает команду над штурмовой колонной. Георгиевское знамя первого Кавказского саперного батальона и георгиевские трубы Ширванского полка добыты ими под начальством Бурцева. С этого же времени начинается и перемена в его служебном положении к лучшему. Он снова получает в команду Херсонский гренадерский полк, с которым рядом блистательных дел ознаменовывает себя в кампанию 1829 года. Ему два раза обязан своим спасением Ахалцихе в такое время, когда всякая помощь из Грузии казалась немыслимой; ему принадлежала в начинавшейся кампании честь первых побед – Дигур и Чаборио; его искусным маневром пользуется Паскевич, чтобы спокойно подняться на Саганлугский хребет, и на его же плечах выносится вся тяжесть боя 19 июня. С производством в генералы, казалось, перед ним опять разворачивалась широкая будущность, но судьба судила иначе, и бейбуртский поход является последним, заключительным эпилогом его славных подвигов: он пал во главе своих гренадер и был нелицемерно ими оплакан.
В самый день похорон, утром 25 июля, в Бейбурт вступили главные силы действующего корпуса, и с ними прибыл Паскевич. В это время гроб Бурцева выносили из квартиры в походную церковь. Главнокомандующий принял участие в печальной церемонии и, сопровождая гроб, со слезами сказал офицерам Херсонского полка: “Господа! Вы хороните фельдмаршала!” Так высоко ценил Паскевич военные дарования Бурцева.
Внутри православного собора города Гори, у левой стены его, видна небольшая гранитная колонна, увенчанная мраморным крестом, а перед нею – такая же гранитная гробница, окруженная железной решеткой. Под этой гробницей покоится прах храброго Бурцева, а под колонкой, в особой урне, погребено его сердце, которое билось при жизни горячей любовью к отчизне и замерло в последнем импете с сознанием свято исполненного долга.
Над гробницей, на медной дощечке, выбита надпись:
“Господь, Спаситель мой, кого убоюся?”
Смерть генерала Бурцева и катастрофа, постигшая его отряд в штурме Харта, хотя и носили на себе характер лишь частной неудачи, но, тем не менее, они ослабили в турках тот нравственный гнет, который вселили в них русские войска своим победоносным шествием к Арзеруму и, как увидим дальше, вызвали такие осложнения в операциях, которые не только замедлили движение вперед, но и совершенно изменили предначертания главнокомандующего.
“Всем было жаль храброго Бурцева,– говорит Пушкин в своих записках об арзерумском походе,– но это происшествие могло быть печально и для всего нашего малочисленного войска, зашедшего далеко в чужую землю и окруженного неприязненными народами, готовыми восстать при известии о первой неудаче”.
И эти слова постороннего участника похода, служившие отголоском лишь мнения большинства военных людей, скоро нашли себе в грядущих событиях полное оправдание. Теперь уже нечего было мечтать о быстром покорении Трапезунда, Сиваза или Токата, а являлась необходимость прежде всего упрочить шаткое положение правого фланга. И Паскевич тотчас двинул к Бейбурту весь отряд Муравьева, стоявший в Аш Кале, а вслед за ним выступил туда же и сам с гренадерской бригадой, двумя казачьими полками и восемнадцатью орудиями.
Последний курьер только что повез государю донесение главнокомандующего о том, что дела в азиатской Турции идут успешно и что во всех санджаках распространяется покорность русскому правительству, – как вдруг, в два три дня, обстоятельства переменились так резко и так неожиданно!
Преувеличенные слухи о неудачном исходе Бейбуртской экспедиции, электрической искрой облетевшие край, вызвали повсюду несбыточные мечты и надежды. Сплотившиеся уже отчасти турецкие войска стали быстро расти, усиливаясь лазами. Ванский паша, устрашенный сначала поражением турецкой армии, теперь вторично шел к Баязету и находился от него в пяти переходах. Весь Мушский пашалык волновался и значительные массы курдов двигались уже к нашим границам. Беспокойные люди готовы были возжечь дух возмущения в самой столице Анатолии, а возмущение в таком многолюдном городе, как Арзерум, могло поставить русских в опасное положение. Такова мрачная картина, начертанная самим Паскевичем в письме его к государю.
Перед началом войны австрийские войска под предлогом манёвров были сосредоточены в Трансильвании. Российское командование опасалось, что эти манёвры закончатся вторжением в Валахию. Поэтому для обеспечения тыла русской Дунайской армии потребовалось сформировать в Царстве Польском обсервационную армию под командованием великого князя Константина Павловича в составе польских войск, 2-х пехотных армейских корпусов, гвардейской пехоты, 2-х сводных и 2-х резервных кавалерийских корпусов.
Однако Пруссия и Франция категорически отказались поддержать Австрию. Французский король Карл X заявил своему послу в Лондоне князю Ж.-О.-А.-М де Полиньяку, что объявит Австрии войну в случае её нападения на Россию.
2 (14) сентября 1829 года между двумя сторонами был подписан Адрианопольский мир:
К России перешла большая часть восточного побережья Чёрного моря (включая города Анапа, Суджук-кале, Сухум, важнейший порт Поти) и дельта Дуная.
Османская империя признавала переход к России Картли-Кахетинского царства, Имеретии, Мингрелии, Гурии, а также части Восточной Армении (Эриванского и Нахичеванского ханств), переданных Персией по Туркманчайскому мирному договору.
Территориальные изменения по Адриапольскому мирному договору, подписанному 2 сентября 1829 года
Османская империя подтверждала принятые по Аккерманской конвенции 1826 года обязательства по соблюдению автономии Сербии.
Молдавии и Валахии предоставлялись автономии, и на время проведения реформ в Дунайских княжествах могли оставаться русские войска.
Османская империя отказывалась от любых притязаний на Черкесию. То есть вся Черкесия — Закубанье стала навсегда российской. Крепость Анапа стала Российской крепостью
Османская империя согласилась также с условиями Лондонского договора 1827 года о предоставлении автономии Греции.
Османская империя обязывалась в течение 18 месяцев уплатить России контрибуцию в размере 1,5 млн голландских червонцев.
Положения Адрианопольского мира уже в 1833 году после Босфорской экспедиции были скорректированы Ункяр-Искелесийским договором.
В честь победоносного окончания войны, в Санкт-Петербурге, у Московской заставы, в 1834—1838 годах, по проекту архитектора В. П. Стасова, были сооружены Московские триумфальные ворота.
По традиции на воротах была помещена посвятительная надпись, составленная императором Николаем I: «Победоносным Российским войскам, в память подвигов в Персии, Турции и при усмирении Польши в 1826, 1827, 1828, 1829, 1830, 1831 годах».
Очень жаль, что в русской истории исчезли упоминания о славных русских генералах, офицерах и солдатах, в том числе и о сложившем голову генерале Бурцеве. Вспомним о нем. Это человек положивший свою жизнь на алтарь своей родины – России. Он не был женат, не имел детей, Всю жизнь провел в войнах, боях и сражениях.
Иван Григорьевич Бурцев (Бурцов) родился в 1794 году погиб 23 июля 1829 — русский генерал, член декабристских организаций, участник Русско-турецкой войны 1828—1829 годов.
Происходил из дворян Пронского уезда Рязанской губернии. Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе. Числился на службе с 1802 года, участник Отечественной войны 1812 и заграничных походов, 30 июля 1812 года Бурцев, имея 18 лет от роду, поступил в армию с чином прапорщика. 6 февраля 1813 года был определён в свиту Его Императорского Величества (впоследствии Генеральный штаб) и вскоре за тем с корпусом войск графа П. А. Толстого выступил участником сражений с французскими войсками при Дрездене, Донау, Кайтице и Плауене, а в 1814 году нёс службу близ города Гамбурга.
Отличные способности, выказанные Бурцевым в этой кампании, обратили на него особенное внимание. 1 августа 1814 году был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и переведён в Гвардейский Генеральный штаб. Далее Бурцев последовательно был произведён в подпоручики (6 марта 1816), поручики (12 августа 1817) и штабс-капитаны (30 августа 1818). 12 марта 1819 года Бурцев был переведён в лейб-гвардии Московский полк с назначением адъютантом к начальнику штаба 2-й армии П. Д. Киселёву; 10 декабря 1819 года получил чин капитана, а 28 июля 1822 года произведён в полковники. 19 марта 1824 года назначен командиром Украинского пехотного полка.
Был членом декабристских организаций Священной артели, Союза спасения и одним из руководителей Союза благоденствия. Знал о существовании Южного и Северного обществ. В самом восстании 14 декабря 1825 года участия не принимал, но 11 января 1826 года был арестован и заключён в Петропавловскую крепость с предписанием «посадить по усмотрению и содержать строго». 18 марта высочайше повелено отрешить от должности, заключить на 6 месяцев в Бобруйскую крепость и отправить потом на службу без лишения чина. 19 июля 1826 года получил прощение и обращён на службу без лишения чина. Был отправлен на Кавказ, где служил в полках: Колыванском, Тифлисском и Мингрельском и был комендантом Тавриза.
В 1828 году Бурцев с особенным отличием участвовал в делах: при осаде и взятии Карса, Ахалкалаки и Ахалциха, 12 августа того же года назначен командующим Херсонским гренадерским полком; 16 ноября 1828 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.
Кампанию 1829 года Бурцев открыл первый. В день получения графом Паскевичем решительных известий о намерении турок овладеть Ахалцыхом, Бурцеву было поручено, с семью ротами пехоты, полком казаков и пятью орудиями, двинуться на освобождение крепости, блокированной неприятельскими войсками, под предводительством Ахмет-Бека Аджарского. Быстро двигаясь, Бурцев 26 февраля достиг реки Куры, выдержал у переправы двухдневный бой с превосходным в силах неприятелем, 1 марта перешёл на правый берег и, наступая искусным фланговым движением к Ахалцыху, с отрядом, составлявшим авангард корпуса генерала Муравьёва, понудил Аджарского хана снять осаду; вечером же 5 марта Бурцев вступил в освобожденную крепость. 14 апреля, за отличие, он был произведен в генерал-майоры и назначен командиром 2-й бригады 21-й пехотной дивизии.
После этой двойной победы был послан с отдельным отрядом к деревне Ардосу для увеличения в неприятеле страха, произведенного решительным поражением; 27 июня участвовал в покорении Эрзерума и 7 июля занял без боя город Байбурт. Там, узнав, что турки в числе до 12000 человек собрались на дороге к Трапезунду, в г. Гюмиш-Хане, и рассчитывая предупредить их нечаянным нападением, Бурцев, в ночь с 18 на 19 июля, выступил против них с пятью ротами пехоты и с конно-мусульманским полком. Подойдя к селению Харт, он нашёл его занятым превосходящими силами неприятеля, однако повел свой отряд в атаку, лично став во главе мусульманского полка; в пылу битвы, увлекшись преследованием неприятельского знаменщика, был им смертельно ранен в грудь навылет из пистолета и на четвёртый день скончался в Байбурте, похоронен в городе Гори.
Военные чины:
Прапорщик (30.07.1812)
Подпоручик (06.03.1816)
Поручик (12.08.1817)
Штабс-капитан (30.08.1818)
Капитан (10.12.1819)
Полковник (28.07.1822)
Генерал-майор за отличие (14.04.1829)
Награды:
Орден Святого Владимира 4-й степени с бантом (01.08.1814)[4]
Орден Святой Анны 2-й степени (1820)
Алмазные знаки к Ордену Святой Анны 2-й степени (1823)
Орден Святого Георгия 4-й степени (16.11.1828)
Орден Святого Владимира 3-й степени (29.11.1828)
Русско-турецкая война 1828-1829 года. Художник Суходольский Януарий. en.m.wikipedia.org