Кулинченко В. Подводники. По трапам скользким, вертикальным

По достижении зрелого возраста, тем более пожилого, становится стыдно писать беллетристику, выдумывать то, чего не было. В нашей жизни бывало такое, что и без выдумок тянет на острые сюжеты.

По прошествии более полувека во сне, как наяву, являются мне события и люди, особенно сокурсники, с которыми мне и после выпуска приходилось соприкасаться по службе….

В прошлом году на встречу в Питер приехали немногие – возраст, болезни, да и из 123-х братьев сокурсников в живых осталось 39 человек. «Не густо!» — так бы сказал незабвенный адмирал флота Георгий Михайлович Егоров, оставивший добрую память о себе у многих подводников времён «холодной войны». Но что поделаешь  — жизнь не остановишь и против природы не попрёшь! У каждого человека своя судьба, на которую накладываются и судьбы страны, а она для нашего поколения была нелёгкой, а старость вообще досталась печальной.

Мы пришли в училище подводного плавания в послевоенные годы, в основном мальчишки из глубинки, которые не то что подводную лодку, но и паровоз видели впервые. Но через 4,5 года из стен училища под грифом «Войсковая часть 62651», это потом оно станет именем Ленинского комсомола, мы вышли бравыми лейтенантами подводного флота страны. Напутствуя нас, начальник училища, герой – подводник, вице-адмирал Николай Павлович Египко говорил: «Служба ваша опасна, но почётна…». Так оно и было – опасностей было много (в подводном флоте они есть всегда), а вот почёта-то никто и не заметил.

Вот я уже капитан 3 ранга, помощник командира атомохода. Западная Лица, секретная база нашего атомного флота. Здесь уже не одна дивизия, у причалов лодки разных проектов и разных поколений. И в каждой дивизии есть мои сокурсники, конечно, уже на разных должностях.

Полярная ночь, экипажи спокойно спят в казармах, на лодках бдят дежурные смены. И вдруг, по флотилии объявляется – Боевая тревога!

Всё приходит в движение. К причалам устремляется чёрный поток людей, извивающийся, словно гигантский удав. Я бегу рядом со своим сокурсником Львом Каморкиным, который служит на лодке первого поколения, он командир БЧ-3, не последний человек на торпедной лодке. Наши субмарины стоят у одного причала. На бегу мы рассуждаем, чтобы значила эта боевая тревога. Проверок вроде бы не намечалось, неужели война? Вот  и наши красотки, доблестные лодки. Он на свою, а я на свою. Здесь всё отработано до автомата – не зацепиться не за один предмет, когда по скользким поручням скользишь в чрево субмарины. У люка ногой – раз. Согнулся, рукой цепко схватился за крышку люка, и второй ногой на трап – два. Двумя руками за поручни вертикально стоящего трапа схватился – три, и ты уже на уровне нижнего рубочного люка. Спиной об открытый нижний рубочный люк навалился, и… здесь опять комингс. Не дай Бог в спешке на комингс люка, на зеркало его наступить. Это вырабатывается на уровне рефлекса у каждого подводника. Комингс люка на лодке – это жизнь. Комингс протекает, не плотно пригнана резина, или руковица забыта на нём, или шнур от переноски – и всё.  Можешь утонуть со всей командой. Не дай Бог на комингс… — четыре, схватился руками  за поручни трапа центрального поста – отсека и молниеносно на своём боевом посту. Всё дело заняло полторы – две секунды. Не успел отскочить – и на голову тебе уже падают остальные. Но ты уже даёшь команду – Подводную лодку к бою и походу приготовить!

В голове роятся шальные мысли. Нас готовили к войне – и вот она! Настоящая война! Мы выполним свой долг. Наш долг, я знал это точно, как и другие, состоял в том, чтобы беспрекословно выполнять все приказы командира лодки, точно и профессионально работать с целью и, в конечном итоге, поражать противника….

Нам повезло – «война холодная» тогда не переросла в войну горячую, и мы никого не утопили. Теперь я думаю, что случись худшее, мы бы работали на пределе сил, выполняя свой воинский долг….

Через полгода после этой боевой тревоги наша атомная ракетная подводная лодка ушла на боевую службу в Средиземное море. О том, что мы идём в Средиземное море, узнали только, выйдя в море, погрузившись и начав поход, когда вскрыли пакеты. Штурман заготовил карты на весь мировой океан. Этот район ещё не был освоен нашими атомоходами. Мы были первыми, и как первым нам пришлось решать многие вопросы впервые.

Но главное, в июне 1967 г. мы оказались в центре мировых событий – началась арабо – израильская война. На никакие уступки Израиль не идёт. И опять мир стоит на пороге войны горячей, а мы гаранты мира. Сегодня об этом мало кто помнит, человечеству свойственно забывать уроки истории, а нам это стоило здоровья и нервов. Как пишут американские авторы: «Как только началась арабо – израильская война, командиру «К – 131» было приказано в течение 15 часов подготовить лодку к нанесению ракетно-ядерного удара по Тель–Авиву.

  Командир был ошеломлён. Он вовсе не хотел стрелять по Тель-Авиву, но знал, что не может не выполнить приказ…».

Одно дело писать, видя бой со стороны, другое – пережить его. Но, слава Богу, обошлось и тот раз. Только одним своим присутствием атомоход сумел погасить накал страстей. Мы выполнили свой долг, но не были отмечены наградами. Обиды не держим – это наша работа. И знаем истину – На фронте орденов не дают.

По возвращении в базу после 92 суток похода началась повседневная, изматывающая рутинная работа, где мы были уже не главные. Во всём бал правил береговой чиновник, прикрывшийся морем, словно одеялом….

Через полмесяца после возвращения я встретил в посёлке Заозёрный своего сокурсника Льва Каморкина. Он гулял со своей малой дочкой, а я со своей. Пока дети знакомились, мы разговорились. Он сказал мне, что их подлодку направляют на боевую службу в Средиземное море, а у него нет желания идти в эту автономку.  Я ответил ему, что знаю об этом, так как их командир Степанов приходил к нам за нашим опытом похода в СРМ, так моряки называют этот морской театр. Лев сетовал на то, что у него из-за этого похода срывается учёба на офицерских классах по минно-торпедной специальности. Он категорически был против командирской карьеры.

Он любил минно-торпедное оружие, но не любил его применение, от него гибло сразу много людей. Мы вспомнили с ним одну горькую истину, которую высказал когда-то в шутку один из уважаемых наших преподавателей. Мы называли его «папа Лонцих». Приставку «папа» он получил, наверное, за чисто домашний, неофицерский и нестроевой вид. «Напьясно («папа» картавил) мы готовим из вас убийц массового масштаба». Это по поводу «отключившегося» на занятиях минного факультета курсанта. Мало кто задумался над этой шуткой тогда всерьёз…. Как и не думали мы тогда с Каморкиным, что это была наша последняя встреча. Остались, только воспоминая о нём.

Мы дружески расстались, полные оптимизма и надежд на будущее.

Лев Фёдорович служил на знаменитом нашем первенце – атомоходе «К- 3», который уже и на полюсе побывал, а теперь, летом 1967 года, направлялся в субтропические воды.

После похода на полюс в июле 1962 года атомоход попал в полосу фавора – о нём писали в газетах, одна за другой на борт следовали разные делегации, а члены экипажа стали обязательными представителями многочисленных конференций и съездов. До боевой ли подготовки? Измученные командиры тихо спивались и без огласки снимались с должности. В таком «темпе» прошло пять лет, а тут понадобилось заткнуть дыру в плане боевой службы, и вспомнили о «К-3».

Срочно назначили нового командира капитана 2 ранга Степанова, доукомплектовали экипаж офицерами и сверхсрочниками с других подводных лодок, и вытолкнули на боевую службу. Каморкин был самым опытным своим офицером. Экипажу пришлось срабатываться в процессе похода. Несмотря на все недостатки в подготовке к автономке, экипаж и лодка справились с поставленными задачами. Они возвращались домой, когда последовал приказ из Москвы – задержаться на Фареро – Шетландском противолодочном рубеже и провести его до разведку. И это тогда, когда экипаж на пике усталости! Не из-за  таких ли необдуманных вводных с дополнительными задачами уже при возвращении в базу погибла АПЛ «Скорпион» (США) в мае 1968 г. и «К – 8» (СССР) в апреле  1970 года?

8 сентября 1967 года пришло радио – прекратить разведку и следовать в базу. А в четыре часа начался пожар в первом отсеке, причины неясны до сих пор.

Люди спали, кроме вахты, и всё началось неожиданно. Лев, в отличие от механика и замполита бросился из второго отсека в горящий первый, а не от него….

Пожар в первом отсеке! Что может быть страшнее этого на подводной лодке, где первый отсек торпедный арсенал – два десятка торпед, в их числе и ядерные. Это понимал Лев Каморкин, который не считаясь со своей жизнью, аварийно затопил отсек. За этот героический подвиг он был удостоен посмертно ордена Боевого Красного Знамени и забыт. Все офицеры моего поколения знали, что орденов  на «фронте» не дают, их больше вручают кабинетным военным. Таков кульбит жизни, и особенно военной. Что толкнуло Льва Каморкина на такой поступок? Это трудно понять сегодня, но не тогда….

Почему это знаю, потому что Лев был моим однокурсником – братом, и я по свежим следам изучал эту трагедию. Таких братьев у меня более сотни. Теперь, когда я знаю, кого из нас готовили, я бы назвал наш большой кубрик в училище на всех, цехом завода по производству пушечного мяса. Но тогда из нас никто не догадывался о нашем истинном предназначении, мы готовились защищать нашу страну от врагов, и, действительно, были большой семьёй. Хотя это и трудно, мои братья за 60 лет разбрелись по свету, но я стараюсь следить за их судьбами. Многие погибли в «холодной войне», умерли от болезней и непредвиденных событий…, жизнь не стоит на месте.

Я бы мог много поведать случаев трагичных, а иногда и комичных, из своей жизни и жизни своих сокурсников, подводная служба изобилует такими, но рамки материала не позволяют сделать этого. Можно сказать одно – наша жизнь была связана с судьбою нашего поколения. И то, что Лев Фёдорович  Каморкин погиб, выполнив честно и бескомпромиссно свой долг, за это ему вечная слава.

Хочу закончить пожеланием нынешнему и будущим поколениям подводников, этому элитарному мясу войны, что они должны служить и рисковать не во имя победы в войне, а во имя мира на планете! Пусть головы будут  всегда полны порядочных мыслей, а не как в той прибаутке –

По трапам скользким,

вертикальным

Летишь с лицом

многострадальным,

Пустой рискуя головой….

3 комментария

Оставить комментарий
  1. На К — 131 служил мой близкий товарищ — управленец с К-104 Кабанов Александр. Переведен с К-104 на К-131, встречался с ним в г. Полярном, последующая его судьба мне неизвестна. Замполитом там был кап.3 ранга Мирный, о котором В.Кулинченко мог бы тоже рассказать много интересного. Я могу лишь впомнить краткое знакомство с ним, когда он, разыскивая Сашу Кабанова, забрел ко мне в квартиру в Заозерном в гости и не ушел, пока последняя капля из моего запаса спиртного не исчезла в его бездонном организме..

    1. Приятные воспоминания. Помню поздно вечером в Североморске, возвращаясь с корабля домой, встретил рядом с причалом капитан-лейтенанта-инженера опоздавшего на последний катер в Полярный. Он выглядел, как выброшенная из дома собака, какой-то взъерошенный, с потухшим взглядом.
      — Катер ушел перед самым носом. Я махал, но он не вернулся — объяснял он мне потом.
      Я подошел к нему и он поведал мне свое несчастье. Я жил один, так как жена уехала к родителям, и пригласил его к себе домой. Это было нормально в том Североморске. И мы всю ночь с ним рассказывали другу другу различные истории из своей службы, жизни и выпили все спиртное. А утром пошли на службу он на катер в Полярный, а на свой авианосец.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *