Кобец В. Исповедь

Больше всего на свете я люблю море. Не абстрактное какое-то, а моё, Азовское. Называю я его Морька. И оно меня любит. Я точно знаю, что любит. Каждый раз, когда я подхожу к нему, мысленно говорю «привет!». Спрашиваю, как у него дела, не скучало ли без меня. Оно скучало.

Наверное, нет человека, который не любит море. По крайней мере, я таких не встречал. Море любят даже те, кто его никогда не видел реально, не ходил на моторке, не купался и не загорал на пляже.
 А пляжи я не люблю. Морька тоже их не любит, потому, что они – главный источник мусора. К мусору у Морьки особенно негативное отношение. Морька постоянно борется с ним, но мусор добавляется и добавляется. Морька злится, штормит и выбрасывает мусор далеко на верхний берег, потом успокаивается и некоторое время отдыхает. Когда Морька отдыхает, оно похоже на кота. Ленивого, пушистого кота, распластавшегося на солнышке.

Ещё Морька ненавидит бракош. Ненавидит он их лютой ненавистью и старается делать им всякие гадости. Сети уносит, лодки переворачивает, а иногда и топит их. Да-да, именно топит. Такое оно, Морька.

Оно требует к себе уважения. Не поддельного подобострастия, а самого настоящего уважения, потому, что не уважающий море человек не должен к нему приближаться, а тем паче ходить морем. Рано или поздно море припомнит ему неуважение. Бракоши говорят с морем «на вы». Потому, что уважают, несмотря на то, что море их ненавидит.

Вот такие сложные отношения между морем и человеком. А я хочу рассказать вам о том, как море спасало нас в трудные времена и чем мы его отблагодарили.

                Бракоши.               

Браконьеры на море были всегда. У нас даже есть поговорка такая – «есть вода – есть браконьер». При совке бракош было очень мало, это были полулегальные рыболовные базы, которые снабжали сильных мира сего балыком и чёрной икрой. После перестройки всё изменилось. На море появились бригады, курируемые бандитами, продажными инспекторами и теми же сильными мира сего. Именно тогда море стало умирать.

Моя деревня стоит на берегу Сиваша, известного в народе под неприглядным именем «гнилое море». Назвали его так незаслуженно, потому, что залив этот изобиловал рыбой, был изумрудного цвета и ничуть не гнилой. Здесь водился крупный бычок, камбала, пиленгас, судак… Деревня не курортная, прибыли от курортного бизнеса здесь нет. Кроме того, она находится в тупике, дальше – только вода и нет ни трасс, ни пляжей. В общем, в то время деревня пришла в упадок. Заработать денег было негде, и мужики ударились  в браконьерство. К их чести хочу сказать, что до этого в нашей деревне не было ни одного браконьера.

 Итак, начало. Промысел наш на начальном этапе носил характер весьма дилетантский, сети вязать никто не умел, особых навыков мореходных тоже не было. Дело спасало обилие рыбы. Появились скупщики рыбы, которых мы называли «каинами». Они приезжали из городов —  Джанкоя, Симферополя, Севастополя… На карте Госкомприроды наша деревня была взята в красный кружок, что означало «браконьерский угол». Есть спрос – есть предложение. Рыба у нас была самая дешёвая, а в городах перекупщики поднимали цены и легко обогащались.  Мы ловили рыбу, инспекция ловила нас, штрафовала, отнимала сети, затем продавала их нам же и мы снова ловили рыбу. Такой вот круговорот был на начальном этапе. Потом, чуть позже эти отношения перешли в новую фазу. Мы стали платить ежемесячную мзду. Мзда эта была для всех одинаковая, с лодки – сто долларов в месяц и лови себе спокойно. Как-то всё наладилось потихоньку, в деревне появилась хоть какая-то работа. Люди чистили от морской травы сети, «выбивали» (вынимали из сетей) рыбу, «набирали» сети(готовили сетки к лову), «садили» сетки, плели ряжи, дели, в общем, работали у рыбаков. Рыбаки платили им деньги.
 Но, как известно, жадность человеческая не имеет пределов. Мы наращивали «производство», добавляли сети, потому, что ста долларов инспекции становилось мало, они сверх требовали «рыбки», «на сигареты инспектору», «за билет» и т. д. Поборы росли, количество бракош росло пропорционально количеству продажных инспекторов, а количество рыбы стремительно уменьшалось. Мы уже с трудом стали сводить концы с концами и постепенно влились в ряды красноловов, т.е. перешли рыбачить в Азов.

 Чтобы попасть в Азовское море, нужно моторкой перейти Сиваш (5 миль), потом пятьсот метров Арабатской Стрелки и вот оно, море. В море рыбалка веселее. Ловили мы осетра аханами – крупноячеистыми сетями из корда. Цена на осетрину была примерно два доллара за килограмм. Икра была дороже. Осетровых в Азове было несколько видов. Каины брали рыбу, которая весила не менее десяти кил. Мельче – не брали, а мы – не ловили. Так было в девяностых. Сейчас покупают даже килограммовую рыбку.
 Затем на море стали появляться частные сейнеры. Это был совершенно другой уровень и другие масштабы. Если бракоши ловили сетями, то сейнеры – тралами и драгами, которые уничтожали всё живое на дне. Мелких браконьеров вытеснили «бригады», которых развелось великое множество и которые работали «под крышей» разного рода организаций, легальных и нелегальных.  В море было столько сетей, что после шторма они лежали на берегу буквально через каждые пятьдесят метров. Море боролось, как могло, но  оно проиграло эту войну. Сейчас в море почти нет осетров. В России выращивают малька, но он, к сожалению,повзрослев, не даёт потомства. И его до сих пор успешно уничтожают браконьеры. Остался пиленгас, да и то в небольшом количестве. Но варварский лов продолжается и скоро в море рыбы не станет совсем.

Я понимаю, что это мало кому интересно, мне просто захотелось написать об этом. Покаяться, что-ли… Рыбачил я тринадцать лет, угробил  много рыбы и своё здоровье. Денег не нажил. Буду потихоньку вспоминать разные случаи, имевшие место в бытность мою браконьерскую. Хочу по возможности оправдать людей, волей судьбы затянутых в водоворот событий лихих девяностых. Среди браконьеров было много личностей колоритных и необычных. Некоторых уже нет. Но остались рыбацкие байки и воспоминания.