Воскресный читальный зал. Орлов А.Ю. Осень 93-его года: Черные стены Белого дома

https://royallib.com/book/orlov_andrey/osen_93go_chernie_steni_belogo_doma.html

Есть события, о которых писать трудно, но что-то внутри подсказывает: надо! Прежде всего, потому, что о событиях этих уже мало кто помнит, а из нынешнего поколения мало кто знает. Разумеется, кроме тех, кому довелось быть участником всего того, что происходило в Москве осенью 1993 года, а также тех, кто стал невольным свидетелем происходящего.

Октябрь 1993 года отделяет от нас уже два десятилетия, но и сегодня даже вдумчивый и внимательный человек вряд ли может сказать, что он в полной мере понимает, что же тогда произошло, каковы были причины столь трагических эпизодов новой российской истории и как отразились они на судьбе нашей страны. До сих пор среди политиков, историков и политологов идут споры о том, можно ли было избежать ожесточенного противостояния, превратившегося в кровавое столкновение, правильно ли поступали те или иные люди, облеченные властью, насколько адекватна была реакция общества на происходящее. Наверное, прошло слишком мало времени, чтобы дать объективные оценки и сделать окончательные выводы. Как всегда, история сама расставит все на свои места.

Несмотря на то что мне довелось узнать о событиях 1993 года не понаслышке, соприкоснуться с некоторыми их непосредственными участниками и быть свидетелем отдельных драматических эпизодов, я ни в коей мере не претендую на полноту освещения того, что произошло, и делюсь с читателем тем, что пережил сам. При этом я старался быть предельно точным в изложении своих впечатлений, подкреплять их документальными материалами и свидетельствами очевидцев, а также вплетать в ткань повествования собственную интерпретацию событий и фактов. Некоторые обстоятельства нуждались в своего рода реконструкции и изложении авторской версии. Кроме того, в ряде случаев я посчитал уместным изменить имена и фамилии участников происходившего в те дни.

Надеюсь на то, что книга поможет читателю хотя бы немного приблизиться к пониманию трагических событий двадцатилетней давности, сформировать свое мнение о них и людях, которые выполняли свой долг в непростых условиях становления новой российской государственности.

Орлову казалось, что он уже однажды видел все это — то ли в кино, то ли в реальной жизни: покрытые копотью стены, рухнувшие перекрытия, зияющие проломами перегородки, пустые глазницы окон… И еще… стойкий запах гари, которая наполняла все пространство внутри здания. Нет, не той, к которой привыкли москвичи городских окраин, когда весной жгут траву и сизый дым стелется на свободных пространствах, и не той, которую приносит ветер с подмосковных торфяников и болот на беду задыхающихся от нее астматиков, детей и стариков.

Едкий дым, будто впитавшийся в сами стены, напоминал Орлову о пожарах, виденных им наяву еще в детстве. Один из них произошел, когда Андрей был еще совсем маленький. Они тогда жили в деревянном домике в военном лагере, располагавшемся в самой настоящей тайге у реки Белой в Иркутской области. Отец Андрея, офицер-танкист, как и все мужчины, редко бывал дома — то учения, то боевая подготовка, то какие-нибудь сборы. А жены военнослужащих вместе с детьми целыми днями были предоставлены сами себе. Они готовили еду на железных печках, стирали белье, собирали грибы и ягоды, хлопотали по хозяйству и часами сидели на лавочке, о чем-то долго беседуя. Детям все это было неинтересно, и они играли в свои игры — мальчишки — в войну, а девочки — в дочки-матери.

Однажды, это был, наверное, выходной день, несколько офицеров с женами собрались за столом рядом с домиком, где жили Орловы. Взрослые смеялись, пели песни, а дети крутились где-то поблизости практически до самых сумерек. Расходились все неохотно, а поскольку света, кроме как от керосиновых ламп, в домиках не было, скоро и дети и взрослые утихомирились и легли спать. Единственная комнатка в доме была буквально микроскопической, не более восьми квадратных метров, папа с мамой спали на топчане, который стоял вдоль окна, а Андрюша, обняв плюшевого мишку, — на маленькой железной кроватке у самой двери.

Уже глубокой ночью, когда все спали, мальчик проснулся. Он почувствовал какой-то странный запах и закричал: «Нюхить! Нюхить!» Взрослые вскочили и тут же поняли: пожар! Комнатка быстро наполнялась едким дымом, не оставляя времени даже на то, чтобы одеться.

Мама подхватила сына, папа схватил первые попавшиеся вещи, и они буквально вылетели на улицу. Крыша уже вся была объята пламенем. Еще несколько мгновений, и деревянный домик вспыхнул как факел, разбрасывая искры в ночном лесу. Из ближайших домов повыскакивали соседи, но сделать уже было ничего невозможно. Хотя в бочках у каждого дома и была вода, но заливать пожар было нечем. На глазах у всех домик Орловых превратился в груду дымящихся ушей, а полуодетых погорельцев разместили у себя соседи. Потом еще долго все вспоминали это происшествие, подчеркивая при этом, что именно благодаря маленькому Андрюше все обошлось без тяжелых последствий. Незанятых домиков в военном лагере было много, и вскоре Орловы обжили новый, почти такой же маленький. Вещей у родителей Андрея было немного, и жалеть почти ни о чем не приходилось. Единственное, о чем горевал мальчик, была его любимая игрушка — серый плюшевый мишка, которого не успели спасти от пожара. Каждый раз, когда Андрюша проходил мимо обугленного остова их прежнего жилья, таза его наполнялись слезами. Он всматривался в нагромождение черных головешек, все еще надеясь увидеть своего плюшевого друга.

Потом был еще один пожар, когда сгорел пустующий деревянный дом в самом начале Сиреневого бульвара. Андрей возвращался из школы, когда услышал вой сирены и увидел клубы дыма прямо напротив своего дома. Пока пожарники разматывали шланг и искали воду, дом превратился в гигантский костер, тушить который не имело никакого смысла. Вокруг собралась толпа, большую часть которой составляли школьники — было время окончания уроков первой смены. Пожарники еще долго заливали пепелище водой, ворошили обугленные бревна, растаскивая их баграми, а затем уехали. Еще несколько дней в воздухе висел запах гари. Посреди обгоревших бревен виднелись искореженные огнем спинки железной кровати да остатки кирпичной печки с раскрытыми настежь дверцами. Через пару недель остатки пожара вывезли на двух самосвалах, а спустя год на этом месте уже ничто не напоминало о стоявшем когда-то здесь деревянном домике.

Все это пронеслось в голове Орлова, только он оказался рядом с обугленной громадой здания на Краснопресненской набережной, которое еще недавно именовалась Домом Советов, а теперь представляло собой жалкое зрелище, олицетворяющее весь ужас происходившего в последние дни, глубину падения и позор некогда великой страны.

Предъявив на входе в восьмой подъезд удостоверения сотрудников министерства безопасности, Орлов и Жуков, не без труда преодолевая кучи мусора, скопившиеся в холле, наконец, оказались внутри Белого дома …

… Если снаружи здание производило впечатление обгорелого остова гигантского форта, отбитого у неприятеля, то внутри все выглядело как катакомбы Брестской крепости или цеха прекратившего работу завода, разгромленного и разграбленного войсками противника. Света, разумеется, нигде не было. В полумраке можно было едва разглядеть, что пол усеял каменной крошкой и осколками стекла. Повсюду валялась разломанная мебель — столы, стулья, банкетки, шкафы и вешалки. В мрачной глубине вестибюля виднелись горы какого-то тряпья или одежды, пустых подсумков и военного обмундирования, мотки проводов и куски арматуры, сваленные в кучу ящики, разодранные картонные коробки и множество опустошенных пластиковых бутылок. Пол был залит по щиколотку водой, кое-где были брошены доски, балансируя по которым, можно было преодолеть затопленные места. Повсеместно валялись рваные газеты, листовки и бумаги, превратившиеся в лужах воды в раскисшее грязное месиво.

— Проходите! — безразлично буркнул солдат в каске и серой замызганной шинели, поверх которой был надет бронежилет. На ремне через плечо у него висел автомат, опущенный дулом вниз. Рядом с ним в дверях стояло еще человек пять-шесть, также одетых в шинели с бронежилетами. На больших диванах, которые были сдвинуты друг к другу, вповалку лежали бойцы, порождая в воображении Орлова странные ассоциации. Ему на миг показалось, что он находится в поверженном Берлине в вестибюле немецкого железнодорожного вокзала, только что взятого штурмом нашими солдатами, которые, как только появилась небольшая передышка после ожесточенного боя, в изнеможении повалились на пол и заснули мертвым сном. И здесь повсюду стоял стойкий запах гари, смешанный с запахом паленой резины и отвратительной вонью нечистот.

— Как тут лучше подняться наверх? — спросил Орлов у солдатика, хотя раньше неоднократно бывал в Белом доме и неплохо ориентировался в его коридорах. Но сейчас, в полутьме помещений, он не был уверен, что легко найдет переход в центральную часть здания.

— Лестница там! — солдат указал на дверной проем с распахнутыми двухстворчатыми дверями. — Только вы там вряд ли пройдете! Там сплошной завал! Попробуйте!

Офицеры министерства безопасности с большим трудом преодолели баррикаду из стульев и кресел, которая преграждала путь, и стали подниматься по лестнице на пятый этаж. Окна, выходящие на лестничную клетку, были в основной своей массе разбиты, расположенные вдоль них металлические ограждения погнуты, а кое-где даже смяты. На этажах царило полное запустение, здесь также было много мусора и грязи, которые покрывали едва различимые под ними ковровые дорожки. Стены лестничной клетки в некоторых местах были испещрены пулевыми отверстиями и осколками.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…К моменту моего прибытия в Белый дом его состояние было следующим: Только по цоколю и первому этажу насчитывалось 48 проломов. Большинство дверей кабинетов, хранилищ, складов выломаны. В кабинетах и коридорах здания было много мусора, большая часть компьютеров, факсов, ксероксов, телефонных аппаратов и другой оргтехники повреждена и в беспорядке разбросана по помещениям, валялись боеприпасы, противогазы, оружие. В большом количестве в комнатах здания находилось спиртное, продукты питания.

Долго плутая по темным коридорам, натыкаясь то и дело на группки вооруженных автоматами солдат, милиционеров и гражданских лиц, неизвестно что делающих здесь, Орлов с Жуковым, наконец, достигли «стакана», как называли центральную часть здания, и выбрались на лестницу, ведущую к верхним этажам. Здесь было достаточно оживленно. Повсюду сновали какие-то люди в рабочей одежде, на многих были респираторы. Как и в крыле восьмого подъезда, здесь было много военных и милиционеров, вдоль лестничных маршей были проложены пожарные рукава и шланги, кабели и провода. Во всем здании не было света, естественно, не работали лифты, отсутствовала вода в кранах и не функционировала канализация. Сверху постоянно капала грязная жижа, растекавшаяся по паркетным полам, делающая ступени скользкими и липкими.

Чем выше Орлов с Жуковым поднимались по лестнице, тем явственнее чувствовался едкий запах гари. Когда они достигли той части «стакана», которая еще несколько дней назад полыхала ярким факелом на фоне темного московского неба, стало понятно, что они добрались до эпицентра недавнего пожара в самом центре Москвы, вызванного не нарушениями правил противопожарной безопасности или неожиданной искрой в результате короткого замыкания, и даже не преднамеренным поджогом, совершенным злоумышленником. Причиной пожара было попадание в здание снарядов из танков, стоящих на Калининском, или как его теперь называли Новоарбатском мосту, которые стреляли прямой наводкой по Дому Советов — согласно Конституции — высшему законодательному органу Российской Федерации.* * *

Как стало это возможным? Почему произошло то, что трудно было допустить даже в страшном сне? Что случилось со страной и людьми, еще недавно живущими общими радостями и бедами?

Орлов смотрел на то, что еще совсем недавно именовалось зданием Верховного Совета Российской Федерации, и не мог поверить своим тазам. Перед ним — громадные, сгоревшие, источающие зловоние развалины, обугленная коробка с черными глазницами окоп, разгромленные, загаженные коридоры, холлы и кабинеты некогда белокаменного ажурного дворца на набережной Москвы-реки рядом с домом в виде раскрытой гигантской книги.

— Смотри-ка, Андрей! — Жуков указал на пачку стандартных машинописных листков, лежащих на полу и присыпанных штукатуркой. Они были повернуты обратной стороной вверх так, что текста не было видно. — Давай поглядим, что это.

Юра поднял листки, стряхнув штукатурку и известковую пыль. На слегка смятой странице снаружи отчетливо был виден отпечаток солдатского сапога. Жуков перевернул пачку, провел по ней рукой, счищая налет грязи. В правом верхнем углу стоял строгий гриф …

— Ого! — Юра даже присвистнул. — Это в коридоре! А что делается в кабинетах!

Прочитав наименование многостраничного документа, чекисты многозначительно переглянулись: документ был чрезвычайно серьезным, посвященным крайне важным вопросам обороноспособности страны, и, само собой разумеется, не должен был валяться на полу, где любой мог запросто сунуть его себе в карман и бросить в кучу мусора.

Андрей аккуратно убрал документ в папку, и они продолжили путь наверх. Навстречу им все чаще попадались рабочие, которые несли в руках или на носилках большие бумажные мешки, наполненные мусором и каменным крошевом.

— Так они выбросят на свалку все документы! — с тревогой в голосе проговорил Андрей. — Что потом делать будем?

Юра только усмехнулся в ответ.

Поднявшись чуть выше, они оказались в сплошном месиве рухнувших межкомнатных перегородок и потолочных перекрытий, железной арматуры и труб, спутанных кабелей, гор разбитого кирпича и обломков бетона. Все это было перемешано какой-то гигантской силой, расплавлено и обуглено, покрыто черной копотью и известковой пылью. От всех этих останков бывших помещений исходил отвратительный запах смеси горелого дерева, пластмассы и резины, обильно залитых водой, которая и здесь кое-где стояла в лужах, струйками стекала вниз по лестнице. Все, что они видели, напоминало кадры военной кинохроники — превращенные в руины дома, внутренности зданий, ставшие после бомбежки и артобстрела свалками мусора и обломков. Трудно было поверить в то, что они находятся в центре Москвы, в одном из правительственных зданий столицы.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…По словам технических работников «Белого дома», срочно вызванных на работу 9 октября, в здании были пробиты пулями все стены комнат напротив дверей и коридоров, мебель, двери, трубы отопления, лестницы, подвальные помещения, места, не простреливаемые снаружи. По характеру пробоин было видно, что штурмующие без разбора поливали впереди себя все автоматными очередями… На полу у дверных проемов оказалось огромное количество отстрелянных гильз.

В комнатах среди битого стекла валялись фуражки разного вида, окровавленные бинты и многочисленные тряпки, пропитанные кровью… Ковровые дорожки, покрывавшие бесконечные коридоры «Белого дома», оказались местами пропитаны кровью, водой и мочой…» (И. Иванов. Анафема. Москва, 2003 год.)

Андрей, с трудом преодолев один из завалов, не без опаски подобрался к оконному проему. От рам и внутренних отделочных панелей не осталось и следа. Из закопченных стен лишь торчали какие-то металлические штыри, напоровшись на которые можно было серьезно пораниться.

— Ты куда? — с удивлением спросил Юра. — Смотри, не свались!

Окна действительно были довольно низко от пола, а после того как его усеяли груды обломков, вообще превратились в опасные проломы, куда время от времени осыпались обугленные куски штукатурки.

Здесь вовсю гулял ветер, в воздухе кружились хлопья пепла и едкая пыль, которая бывает на месте больших пожарищ.

Открывающийся с пятнадцатого этажа вид на столицу казался нереальным, даже в чем-то фантастическим. Разум не мог соединить вместе два взаимоисключающих образа — громадную обугленную руину и живущий, как ни в чем не бывало, большой город. Казалось, что окно-пролом — это всего лишь гигантский экран, на котором демонстрируется какая-то совершенно другая жизнь, никак не связанная с многоэтажным зданием бывшего Верховного

Совета. В этой жизни — спешат по своим делам пешеходы, двигаются друг за другом автомобили, нетерпеливо гудящие перед долго незажигающимся светофором или замешкавшимся водителем впереди стоящей машины. И им всем нет никакого дела до покрытого копотью дома, который всего несколько дней назад именовался Домом Советов.* * *

Нереальность окружающей обстановки повергла Орлова в состояние, похожее на оцепенение, — он вроде все видел и слышал и в то же время как будто пребывал во сне. События последних недель буквально перевернули в голове Андрея восприятие действительности, опрокинули представления о допустимости происходящего, потрясли его до глубины души. Возможно, сходные чувства испытывали и его коллеги, которым довелось уже побывать внутри, а также многие тысячи людей, проходящие мимо закопченных стен здания на Краснопресненской набережной.

В восемь часов вечера 21 сентября президент Ельцин издал указ, который тут же был оглашен всеми средствами массовой информации.

ДОКУМЕНТ: «…В Российской Федерации сложилась политическая ситуация, угрожающая государственной и общественной безопасности страны.

Прямое противодействие осуществлению социально-экономических реформ, открытая и повседневно осуществляемая в Верховном Совете обструкция политике всенародно избранного Президента Российской Федерации, попытки непосредственного осуществления функций исполнительной власти вместо Совета Министров со всей очевидностью свидетельствуют о том, что большинство в Верховном Совете Российской Федерации и часть его руководства открыто пошли на прямое попрание воли российского народа, выраженной на референдуме 25 апреля 1993 года…

Съезд и Верховный Совет предпринимают систематические и все более активные усилия узурпировать не только исполнительную, но даже и судебную функции…

В сложившихся условиях единственным соответствующим принципам народовластия средством прекращения противостояния Съезда, Верховного Совета, с одной стороны, Президента и Правительства, с другой, а также преодоления паралича государственной власти, являются выборы нового Парламента Российской Федерации…

Стремясь к ликвидации политического препятствия, не дающего народу самому решать свою судьбу;

учитывая не удовлетворяющее парламентским стандартам качество работы Верховного Совета и Съезда народных депутатов Российской Федерации;

принимая во внимание, что безопасность России и ее народов — более высокая ценность, нежели формальное следование противоречивым нормам, созданным законодательной ветвью власти; в целях:

сохранения единства и целостности Российской Федерации;

вывода страны из экономического и политического кризиса;

обеспечения государственной и общественной безопасности Российской Федерации;

восстановления авторитета государственной власти;

основываясь на статьях 1, 2, 5, 1215 Конституции Российской Федерации, итогах референдума 25 апреля 1993 года,

постановляю:

1. Прервать осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функций Съездом народных депутатов Российской Федерации и Верховным Советом Российской Федерации. До начала работы нового двухпалатного парламента Российской Федерации — Федерального Собрания Российской Федерации — и принятия им на себя соответствующих полномочий руководствоваться указами Президента и постановлениями Правительства Российской Федерации.

Конституция Российской Федерации, законодательство Российской Федерации и субъектов Российской Федерации продолжают действовать в части, не противоречащей настоящему Указу…

8. Полномочия представительных органов власти в субъектах Российской Федерации сохраняются.

9. Заседания Съезда народных депутатов Российской Федерации не созываются…

Сотрудники аппарата Верховного Совета Российской Федерации и обслуживающий персонал направляются в отпуск до 13 декабря 1993 года с сохранением содержания…

14. Министерству внутренних дел Российской Федерации, Министерству безопасности Российской Федерации, Министерству обороны Российской Федерации принимать все необходимые меры по обеспечению государственной и общественной безопасности в Российской Федерации с ежедневным докладом о них Президенту Российской Федерации…

17. Настоящий Указ вступает в силу с момента подписания…

Выражаю надежду, что все, кому дороги судьба России, интересы процветания и благополучия ее граждан, поймут необходимость проведения выборов в Государственную Думу Федерального Собрания для мирного и легитимного выхода из затянувшегося политического кризиса.

Прошу граждан России поддержать своего Президента в это переломное для судьбы страны время…» (Из Указа Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» от 21 сентября № 1400.)

Столь радикальные решения требовали и радикальных действий. В связи с этим было важно, в какой степени силовики готовы поддержать курс президента на конституционную реформу и роспуск Верховного Совета.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Во вторник собрал нас Голушко. Нас пригласили к одиннадцати или к десяти, сейчас точно не помню… Мы знали, что уже подписан указ… Мы, все руководители подразделений министерства безопасности, нас было двадцать семь человек. Николай Михайлович говорит:

— Двадцать первого подписан Указ Президента № 1400, касающийся конституционной реформы…

Он зачитал текст …

… Мы были ошеломлены. Все понимали — это война…

Голушко спрашивает:

— Вопросы есть?

Тишина. Вопросов нет.

Министр тогда говорит:

— Скажу о том, что нас касается. Нам надо контролировать обстановку и своевременно докладывать руководству страны… — И еще сказал фразу:

— Тот, кто не согласен с этим указом, может написать рапорт и уйти со службы.

После этого мы разошлись…» (Из воспоминаний Е.М. Бойкова, в 1992–1993 годах — начальника управления министерства безопасности.)

Реакция Верховного Совета на указ Ельцина последовала незамедлительно. Спустя два часа после оглашения президентского указа о роспуске парламента высший законодательный орган принял постановление, которое также как и указ президента было распространено всеми средствами массовой информации.

ДОКУМЕНТ: «В связи с Указом Президента Российской Федерации «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» от 21 сентября 1993 года № 1400, которым прекращены деятельность законно избранных Съезда народных депутатов Российской Федерации, Верховного Совета Российской Федерации, а также полномочия народных депутатов Российской Федерации, Президиум Верховного Совета Российской Федерации постановляет:

1. На основании статьи 121-6 Конституции Российской Федерации считать полномочия Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина прекращенными с момента подписания названного Указа.

2. Названый Указ в соответствии с частью второй статьи 121-8 Конституции Российской Федерации не подлежит исполнению.

3. Согласно статье 121-11 Конституции Российской Федерации признать, что вице-президент Российской Федерации Л.В. Руцкой приступил к исполнению полномочий Президента Российской Федерации с момента подписания Указа.

4. Созвать 22 сентября 1993 года внеочередное заседание Верховного Совета Российской Федерации с повесткой дня «О государственном перевороте в Российской Федерации…» (Из Постановления Президиума Верховного Совета Российской Федерации от 21 сентября 1993 года № 5779-I «О немедленном прекращении полномочий Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина»).

Появление этих противоречащих друг другу документов высших органов государственной власти отдаленно напоминало Орлову то, что творилось в августе 1991 года, когда Государственный комитет по чрезвычайному положению, куда входило большинство высших должностных лиц СССР, пытался отрешить от власти тогдашнего президента страны Горбачева, а Ельцин, заявив, что происходит государственный переворот, объявил членов ГКЧП преступниками и заговорщиками. Тогда, казалось, Ельцин и Хасбулатов, а также их сторонники были сплоченной командой, которой в три дня удалось кардинальным образом изменить обстановку и, по существу, перехватить власть у Горбачева. Именно в те дни был подписан смертельный приговор Советскому Союзу и положено начало тотальному развалу всего того, что составляло богатство и достижения великой державы.

ВЫСТУПЛЕНИЕ: «…Верховный Совет как государственный институт находится сейчас в состоянии политического разложения. Он утратил способность выполнять главную функцию представительного органа— функцию согласования общественных интересов. Он перестал быть органом народовластия.

Власть в российском Верховном Совете захвачена группой лиц, которые превратили его в штаб непримиримой оппозиции.

Безопасность России и ее народов — более высокая ценность, чем формальное следование противоречивым нормам, созданным законодательной властью, которая окончательно дискредитировала себя. Наступило время самых серьезных решений…» (Из Обращения Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина к гражданам России 21 сентября 1993 года.)

ДОКУМЕНТ: «…президент пошел на крайние, заранее запланированные действия по свержению конституционного строя и свертыванию демократии. В России совершен государственный переворот, введен режим личной власти президента, диктатуры мафиозных кланов и его проворовавшегося окружения. Мы являемся свидетелями преступных действий, открывающих путь к гражданской войне, в которой не будет победителей и побежденных. Может стать реальностью кровавая трагедия миллионов людей…

Основываясь на Конституции Российской Федерации, Президиум Верховного Совета объявляет о введении в действие ее статьи 121-6 об отрешении Б.Н. Ельцина от должности Президента Российской Федерации в связи с приостановлением им деятельности официально избранных органов власти как инициатора государственного переворота…» (Из Обращения Президиума Верховного Совета Российской федерации. 21 сентября 1993 года.)

Все, что происходило потом, казалось страшной фантасмагорией — руководители ветвей власти поливали друг друга грязью, обвиняя во всех смертных грехах, призывали полностью дезориентированных граждан поддержать ту или другую сторону. В истеричный хор противоборствующих лагерей включились известные писатели, ученые, артисты, музыканты…

Объявив высший законодательный орган распущенным, президент назначил выборы в Федеральное Собрание и поручил разработать новую Конституцию, в которой уже не было места Верховному Совету. Новое государственное устройство должно было предусматривать образование двухпалатного парламента, состоящего из Государственной думы и Совета Федерации.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Сергей Александрович (Филатов. — Авт.) человек спокойный, уравновешенный, его трудно чем-либо вывести из себя. Но в этот раз он горячо и эмоционально стал убеждать меня отказаться от этого плана. Говорил, что указ никто не поддержит, что мы обрекаем себя на противостояние со всеми регионами России, что такой антидемократический метод решения конфликта властей страны Запада не поддержат, что мы окажемся в полнейшей международной изоляции… Сергей Александрович — умный, честный, добросовестный, симпатичный мне человек, по я видел, что он сейчас не чувствует политическую ситуацию …

… Он остался в прошлом, в том пространстве компромиссов и уступок, в котором и я находился до последнего времени…» (Б.Н. Ельцин. Записки Президента. Москва, 1994 год.)

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Мы не рассчитывали на абсолютное принятие Указа № 1400 окрепшей под крышей Белого дома оппозицией, к тому же нашедшей уверенную опору в лице Председателя Конституционного суда Зорькина В.Д. Но об углублении тупиковой ситуации взаимоотношении между властями на многих съездах народных депутатов и сессиях Верховного Совета говорил именно этот депутатский корпус… Указ и звал к новым выборам депутатов в высший законодательный орган — Государственную Думу, открывал перспективу принятия новой Конституции.

В общем-то расчет был на разумное восприятие и народными избранниками и оппозицией действий высшего должностного лица страны…» (С.А. Филатов. На пути к демократии. Москва, 1995 год.)

Верховный Совет в качестве ответных мер отрешил Ельцина от должности, возложил исполнение его обязанностей на вице-президента Руцкого и назначил новых ключевых министров — обороны, внутренних дел и безопасности, что, по существу, привело к образованию двух центров власти — в Кремле и в Доме Советов.

Большинство граждан страны, разумеется, не могли разобраться в существе происходящих событий. Каждый воспринимал их через призму собственного опыта и отношения к политическим лидерам. Кому-то правился Ельцин, в конце восьмидесятых годов активно выступавший против партийной номенклатуры и проявивший решительность в противодействии ГКЧП в 1991 году. Кто-то, уже почувствовав на собственной шкуре плоды распада Советского Союза и деградацию экономики, отдавал предпочтение депутатскому корпусу, видя в нем защитников интересов трудящихся. Кто-то не мог терпеть скрипучий голос Хасбулатова и презрительно именовал депутатов «дерьмократами», считая, что только сильная власть может навести порядок в стране, охваченной вихрем разрушения и криминальными разборками.

После объявления «указа четырнадцать два нуля» события приняли характер обвала. В ночь с 21-го на 22 сентября Конституционный Суд после ожесточенных споров большинством голосов принял решение в пользу Верховного Совета.

ДОКУМЕНТ: «Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, заместителя Председателя Н.В.

Витрука, секретаря Ю.Д. Рудкина, судей Э.М. Аметистова, Н.Т. Ведерникова, Г.А. Гаджиева, А.Л. Кононова, В.О. Лучина, В.И. Олейника, Н.В. Селезнева, О.И. Тиунова, Б.С. Эбзеева, рассмотрев в судебном заседании действия и решения Президента Российской Федерации… пришел к заключению:

Указ Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина от 21 сентября 1993 г. № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» и его Обращение к гражданам России 21 сентября 1993 года не соответствуют части второй статьи 1, части второй статьи 2, статье 3, части второй статьи 4, частям первой и третьей статьи 104, абзацу третьему пункта 11 статьи 121-5, статье 121-6, части второй статьи 121-8, статьям 165-1, 177 Конституции Российской Федерации и служат основанием для отрешения Президента Российской Федерации Б.Н …

… Ельцина от должности или приведения в действие иных специальных механизмов его ответственности в порядке статьи 121-10 и 121-6 Конституции Российской Федерации…» (Из Заключения Конституционного Суда Российской Федерации о соответствии Конституции Российской Федерации действий и решений Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина, связанных с его Указом от 21 сентября 1993 года «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» и Обращением к гражданам России 21 сентября 1993 года».)

После такой мощной поддержки со стороны Конституционного Суда Верховный Совет стал принимать одно постановление за другим: о возложении обязанностей президента на Руцкого, о замене силовых министров — министра безопасности Голушко на Баранникова, министра обороны Грачева на Ачалова, министра внутренних дел Ерина на Дунаева, об освобождении от должности руководителя Администрации Президента Филатова…

ВОСПОМИНАНИЯ: «…Руководство Верховного Совета и сам Руцкой находились в состоянии эйфории. Они уже делили шкуру Ельцина и его безграничную власть. Жажда политической мести и чисто человеческая мелочность застилали им глаза. В итоге, как я и предупреждал, поспешные кадровые решения Руцкого лишили Верховный Совет поддержки со стороны руководства армии и милиции. Перепуганные силовики взяли сторону Кремля. Это и предрешило исход схватки…» (Д. О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год.)

Президент Ельцин в ответ на решения парламента нанес ответный удар— объявил любые указы Руцкого «незаконными и не подлежащими исполнению», а для того, чтобы привлечь на свою сторону депутатов, издал специальный указ.

ДОКУМЕНТ: «С целью обеспечения государственных гарантий социальной защиты народных депутатов Российской Федерации созыва 1990–1995 годов и в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от

21 сентября 1993 г. № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» постановляю:

1. Народным депутатам Российской Федерации созыва 1990–1995 годов предоставляются следующие социальные гарантии:

а) до начала работы Федерального собрания Российской Федерации народные депутаты… не могут быть привлечены к уголовной ответственности, арестованы или подвергнуты мерам административного взыскания, налагаемого в судебном порядке, без согласия Президента Российской Федерации;

б) народные депутаты… осуществлявшие депутатскую деятельность в Верховном Совете Российской Федерации или его органах на постоянной основе, и члены Верховного Совета Российской Федерации получают единовременное денежное пособие в размере годовой заработной платы из расчета их месячной заработной платы на момент прекращения депутатских полномочий (21 сентября 1993 г.);

в) народные депутаты… не осуществлявшие депутатскую деятельность в Верховном Совете Российской Федерации или его органах на постоянной основе, получают единовременное денежное пособие в 12-кратном размере ежемесячных расходов, связанных с депутатской деятельностью, на момент прекращения депутатских полномочий…» (Из Указа Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина «О социальных гарантиях для народных депутатов Российской Федерации созыва 1990–1995 годов» 23 сентября 1993 года № 1435.)

ВОСПОМИНАНИЯ: «Я с помощью одного нашего сотрудника, который был в хороших отношениях с одним депутатом, установил практически постоянный контакт с Баранниковым, находящимся в Белом доме. И тот сотрудник пару раз по моей просьбе ходил в Белый дом… И как-то в два часа ночи мне звонит Баранников:

— Коля, видишь, какая ситуация!

Я ему отвечаю:

— Что ж, вы влипли! Теперь это ударило и по престижу министерства безопасности, которое ты сам создавал!

— Коля, я здесь, чтобы война не началась!

Я говорю:

— Знаешь, Виктор Павлович, у тебя не очень хорошее здоровье, сердце. Мое предложение — завтра в восемь часов утра подойди к оцеплению… Мы тебя выкрадем! Отправим тебя в санаторий «Семеновское»… Ну, куда ты полез?!

Он мне перезвонил и говорит:

— Все, в восемь часов утра вот в таком-то месте буду.

— Я назначен министром безопасности и хочу приехать в министерство.

А я ему:

— Во-первых, кто тебя пустит в здание? А во-вторых… — Тут я ему довольно резко ответил.

25 сентября в Белом доме была отключена телефонная связь, через некоторое время прекратилось водоснабжение, перестала работать канализация, выключился свет. С внешней стороны Белый дом был оцеплен двойным кольцом сотрудников милиции и ОМОНа. Внутри Дома Советов решали вопрос о повсеместной выдаче огнестрельного оружия и противогазов. В Москве проходили воинственные митинги в поддержку той и другой стороны. По территории Российской Федерации прокатилась волна раздрая и ожесточения. Ситуация, казалось, вот-вот выйдет из-под контроля. В воздухе опять, как и в августе 1991 года, запахло гражданской войной.* * *

Орлов, еще раз бросил взгляд на улицы, как ни в чем не бывало запруженные машинами, и задумчиво сказал:

— Жизнь берет свое. Странно, еще неделю назад здесь был настоящий бой, а теперь…

Юра только кивнул в ответ. И только потом, когда Андрей отошел от оконного проема и поравнялся с ним, чуть ли не шепотом, проговорил:

— Да, мы еще долго будем ломать голову, что это было. Ясно лишь одно — произошло то, что в принципе не могло… не должно было произойти! Это же надо! Расстрелять собственный парламент! В центре столицы! На глазах всего мира! Я не знаю, были ли подобные прецеденты в истории…

— Ладно, Юра, сейчас нам не до того! Потом разберемся. Надо срочно докладывать наверх. Иначе может случиться непоправимое. Ты же видишь, сколько здесь бумаг буквально под ногами. Л сколько еще по кабинетам! Ни я, ни ты не можем исключить, что найдутся люди, для которых эти документы могут представлять особый интерес.

— Да, я уже слышал, что несколько иностранных корреспондентов добиваются, чтобы их пустили в сюда… Готовят, так сказать, репортажи о предотвращении попытки государственного переворота! Да некоторым депутатам уже разрешили взять из своих кабинетов личные вещи.

— А сколько тут разных ремонтников, рабочих и всякого технического персонала! Скоро прибудут турецкие рабочие. Решение о том, что Белый дом будут восстанавливать турки, по-моему, уже принято.

— Да, я знаю, — согласился Юра. — Пошли, мне здесь все ясно! Только учти, Андрей, докладывать — тебе! Мои начальники сейчас в это дело ввязываться не будут.

— Это и мне понятно …

… Я вчера разговаривал с… — Андрей назвал имя одного из заместителей министра безопасности. — Так он сказал мне, чтобы я не втягивал его в «это дело». Мол, в Белом доме все в порядке, а «кому нужно, тот и займется документами». Я, честно говоря, удивился, кто еще кроме нас может решать задачи обеспечения безопасности и сохранности государственных секретов. Тем более что там вообще нет наших сотрудников!

— Понимаешь, Андрей, — Юра серьезно посмотрел на Орлова, — чекистов столько раз подставляли за последнее время, что уже никто не хочет рисковать и становиться «козлом отпущения»!

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «В последние годы органы безопасности не раз оказывались «стрелочниками», ответственными за те или иные просчеты или недальновидность властей. В советское время их бросали на борьбу с диссидентами и провалами в экономике, в девяносто первом разрывали между двумя центрами, дающими взаимоисключающие команды — ГКЧП и Президентом России. То же произошло и в девяносто третьем, только вместо ГКЧП был Верховный Совет. Будучи законопослушными исполнителями установок власти, чекисты оказывались в трудном положении выбора, поскольку каждая сторона конфликта стремилась привлечь их на свою сторону.

Прокатившиеся по странам Восточной Европы революции конца 80-х, больше похожие на гражданские войны, сделали ответственными за массовые беспорядки и гибель людей именно сотрудников органов безопасности, превратили многих из них в изгоев и даже преступников. Те, кто служили государству верой и правдой, в условиях крушения этого государства становились виновниками всех бед, на которых толпа вымещала свою ненависть». (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

— Ты прав. Поэтому придется «этим делом» заниматься нам. Поехали на Старую! Надо немедленно написать и доложить записку Филатову. Завтра может быть уже поздно!

Они снова преодолели завалы и кучи мусора, прежде чем достигли лестницы. Лифтовый холл, зияющий чернотой шахт, был растерзан и выглядел как подвал имперской канцелярии в Берлине в 1945 году. Во всяком случае, Андрей именно так представлял себе последнее пристанище гитлеровской верхушки.

Спускаясь по лестнице, засыпанной кусками бетона и известковой пылью, которая превратилась под воздействием стекающей воды в хлюпающую под ногами грязь, они добрались до основной части здания и не без труда вышли к холлу восьмого подъезда. Наталкиваясь в темных коридорах на завалы из мебели и мусора, они несколько раз сбивались с пути, поцарапали руки и набили себе синяки, ударяясь об острые углы столов и каких-то ящиков. Оказавшись на улице, Андрей и Юра посмотрели друг на друга и… чуть не рассмеялись.

Несмотря на весь драматизм и серьезность обстановки, нельзя было иначе реагировать на то, как они стали выглядеть после двухчасового блуждания по этажам Белого дома. У обоих волосы стали белыми от пыли, лоб и щеки были вымазаны в саже, как будто они работали кочегарами, плащ Андрея и Юрина куртка, а также брюки обоих выглядели, словно ими долго вытирали грязный пол. Кроме того, на одной из брючин Андрея был вырван лоскут ткани, оголяя колено. В общем, своим внешним видом они никак не тянули на офицеров контрразведки, а скорее походили на двух бомжей, проникших в здание, чтобы чем-нибудь поживиться. Впрочем, немногочисленные рабочие, встречавшиеся им на пути, выглядели не лучше.

— Сергей Александрович, если не принять немедленные меры… Белый дом буквально нашпигован документами. Они сейчас не просто бесхозные. Все гораздо хуже — все брошено, некоторые сейфы вскрыты, даже под ногами валяются бумаги с грифом…

— Так уж под ногами?! — раздраженно отреагировал на тираду Орлова руководитель Администрации.

Сергей Александрович Филатов был одним из самых влиятельных государственных деятелей начала 1990-х, человеком, практически в любое время вхожим к президенту Ельцину, обладающим непререкаемым авторитетом для многих чиновников-руководителей, политиков и представителей интеллигенции. Для многих, но не для всех. Относившиеся к ближнему кругу президента его первый помощник Илюшин и глава Службы безопасности Коржаков, мягко говоря, недолюбливали Филатова, видели в нем конкурента в части влияния на первое лицо государства. А Ельцин, искусно использовавший принцип «сдержек и противовесов», не мешал этой конкуренции.

— Я думаю, вы преувеличиваете.

— Нисколько! Если мы немедленно не предпримем самые экстренные меры… может быть нанесен непоправимый ущерб безопасности страны! — Орлов, почувствовав излишний пафос своей тирады, смутился. — Сергей Александрович, надо срочно направить в Белый дом опергруппу. Записку и предписание на этот счет я уже подготовил.

Андрей вынул из папки два листа бумаги и протянул Филатову.

В здании началось проведение ремонтно-восстановительных работ с привлечением большого числа отечественных и иностранных специалистов. В кабинетах и других служебных помещениях сохраняется положение, при котором значительные массы документов разбросаны в беспорядке на полу, лежат во взломанных металлических шкафах и сейфах, в письменных столах и т. д.

Все это создает реальную угрозу бесконтрольного выноса служебных документов из здания и может привести к утечке информации и нанесению ущерба государственным интересам России.

В связи с этим полагаю целесообразным незамедлительно поручить группе специалистов Администрации Президента Российской Федерации организовать и провести с участием МБ России мероприятия по… поиску… документов и материалов, наделив их сотрудников соответствующими полномочиями (проект предписания прилагается).

Прошу рассмотреть». (Из записки А.П. Орлова руководителю Администрации Президента Российской Федерации С …

.. А. Филатову.)

ДОКУМЕНТ: «…Поручается сотрудникам Администрации Президента Российской Федерации и Министерства безопасности России:

Орлову Андрею Петровичу Жукову Юрию Михайловичу Спирину Юрию Васильевичу…

…провести проверку наличия… документов и материалов… а также организовать поиск и определить местонахождение недостающих материалов.

Наиболее важные из найденных документов изъять с целью обеспечения их надежного хранения и определения дальнейшего использования.

Предоставить право указанным сотрудникам провести обследование помещений бывшего Дома Советов, в которых могут находиться документальные материалы, а также вывоза изъятых материалов из здания. Должностным лицам, обеспечивающим охрану здания, содействовать решению задач, возложенных на упомянутых сотрудников Администрации Президента Российской Федерации и Министерства безопасности России.

Руководитель Администрации Президента Российской Федерации

С. Филатов». (Из предписания, выданного опергруппе А.П. Орлова.)

Сергей Александрович, пробежав глазами по тексту, нахмурился.

— И что же, вы этим составом хотите все решить? Справитесь?

— Справимся. Я попрошу Голушко выделить еще несколько человек.

— Не спешите, я сначала переговорю с президентом. Подождите в приемной.

Андрей вышел из кабинета, но не успел даже присесть на стул, как раздался резкий звонок вызова.

Секретарь Филатова подняла трубку.

— Проходите! — кивнула она Орлову.

Филатов продолжил разговор с Орловым, будто тот и не выходил из кабинета.

— Борис Николаевич дал согласие на вашу работу в Белом доме и подчеркнул ее особую важность. Ни один документ не должен пропасть! Мне позвонить Голушко?

— Не надо, Сергей Александрович. Я сам.

Филатов взял ручку и что-то написал на переданной ему Андреем записке. Протягивая ее Орлову, сказал:

— Докладывайте мне постоянно, как будет идти работа! Президент тоже просил держать его в курсе. Имейте в виду: ни один документ не должен попасть в чужие руки!

Уже выйдя из кабинета, Орлов еще раз взглянул на «Предписание», только что подписанное Филатовым.

«Похоже на мандат эпохи Гражданской войны!» — с горькой иронией подумал Орлов.

Предъявив у входа в здание удостоверения, группа сотрудников Министерства безопасности и Администрации Президента в составе семи человек прошла внутрь. Вооруженные автоматами спецназовцы в тяжелых бронежилетах никакого интереса не проявили к предъявленному Орловым мандату, безразличным взглядом скользнув по бумагам и даже не пытаясь сверить фамилии в списке с новоявленными посетителями. В последние дни в громадное опустошенное здание с закопченными стенами приходило немало бывших сотрудников аппарата Верховного Совета, депутатов, их помощников, сотрудников правоохранительных органов, рабочих и уборщиков территории.

Кто-то приходил забирать свои личные вещи, кто-то убедиться, что они на месте, кто-то, возможно, поживиться в хаосе и беспорядке, царившем на этажах еще совсем недавно местопребывания высшего органа законодательной власти России.

На Орлова теперь навалилась большая ответственность — ему предстояло обнаружить в темных коридорах и разгромленных кабинетах, среди руин и гор мусора тысячи документов, ценой которых могли стать безопасность и престиж страны. Как бы это громко ни звучало, но Орлов вместе со своими людьми должен был лечь костьми, но решить эту задачу.

Для начала следовало найти место, где мота бы дислоцироваться опергруппа, то есть подобрать несколько свободных помещений, оснастить их необходимой техникой, средствами связи, шкафами и сейфами. Сделать это оказалось непросто, прежде всего потому, что разместиться надо было в относительно недалеко расположенном от улицы месте, на одном из шести этажей нижней части здания. Но именно здесь несколько дней назад развернулось вооруженное противостояние, здесь коридоры и холлы были перегорожены баррикадами из мебели и подручных средств, именно здесь большинство окон были частично или полностью разбиты. В связи с этим помещения с фасадной стороны здания в районе 1, 2 и 25-го подъездов, а также 20-го подъезда с тыльной части здания совершенно не подходили для размещения опергруппы. Оставалась лишь часть здания Верховного Совета в районе 8-го подъезда, именовавшаяся зоной «Б-2».

ВОСПОМИНАНИЕ: «Мне всегда казалось странным видеть среди наименований достаточно мирных объектов, таких как здание Верховного Совета или Московский государственный университет на Ленинских горах, чисто уголовное «зона». Кто-то, когда я еще учился в МГУ, рассказал мне историю о том, что названия типа «зона» пришли со времен строительства университета, в котором якобы принимали участие заключенные. Так ли это или это досужий вымысел, своего рода легенда, я не знал. Но факт оставался фактом — наименование «зона» стало в МГУ привычной, даже естественной. «Я пошел в зону Б», «Надо пройти через зону В» — говорили студенты, аспиранты и преподаватели. И всем было понятно, что это. Поэтому я особенно не удивился, что здание Дома Советов было, также как и МГУ, разбито на зоны». (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Вопрос с дислокацией опергруппы решился неожиданно быстро …

… Дело в том, что на четвертом этаже уже разместилась следственная бригада Генеральной прокуратуры, которая начинала расследование событий 3–4 октября. Следователи, их было несколько человек, заняли два больших смежных кабинета неподалеку от лифтового холла.

— Да, мы тут уже все просмотрели, пока нашли себе кабинет! В общем, они все приличные, по существу, не пострадали от обстрела. Занимайте любой, рядом будет веселее! Ключи найдете в ящике у поста охраны в цокольном этаже, — добродушно подсказал один из следователей, к которому Орлов обратился за советом.

Действительно, буквально через пару кабинетов по коридору обнаружился небольшой, но уютный кабинетик, в котором стоял письменный стол с двумя телефонными аппаратами, книжный шкаф и двухъячеечный сейф, именно такой, какой был нужен опергруппе. Все в кабинете создавало впечатление, что хозяин вышел на минутку, а потом почему-то не вернулся. На столе лежала стопка рабочих документов, письменный прибор с вставленными в него ручками, в пластмассовом поддоне — чистая бумага, бумажки для записок в виде кубика, несколько шариковых ручек. Правда, совершенно не соответствовали «бюрократическому» характеру кабинета несколько противогазных сумок, аккуратно сложенных в углу.

Сейф был полупустой. В нем находились лишь телефонные справочники, несколько бланков одного из комитетов Верховного Совета и… наполовину початая бутылка армянского коньяка со стопкой, на дне которой виднелись застывшие разводы от наливавшегося в нее благородного напитка.

— Вот это да! — воскликнул Юра Спирин. — Петрович, теперь не пропадем! Сегодня же и отметим начало нашей работы, а?

Андрей строго посмотрел на товарища и, обведя взглядом всех присутствующих, неожиданно резко сказал:

— Сейчас не до этого! Да и вообще, думаю, введем здесь сухой закон. Чтобы к нам не было никаких претензий…

— Петрович, ты что! — прервал его Спирин. — Мы же загнемся в этой холодрыге! Знаешь, какие сейчас вечера холодные! А здесь, между прочим, еще не скоро будут топить! И без рюмки здесь никак нельзя! Хочешь, чтобы все слегли?!

— Ладно, Юра, не дави! — раздраженно ответил Орлов. — Пока мы еще не наработали на рюмку!

Орлов подошел к окну, из которого открывался вид на прилегающий к западному крылу Белого дома сквер и серый жилой дом сталинской постройки. В стекле в двух местах зияли круглые отверстия от пуль с расползающимися в стороны мелкими трещинками. Андрей попытался проследить взглядом возможную траекторию пули и увидел рваное отверстие в потолке. Пробив декоративные панели, смертоносный кусок железа застрял где-то там наверху среди сплетения электрических кабелей и металлической арматуры.

— А телефоны-то не работают! — Подняв трубку, Жуков пощелкал по рычажкам сначала одного, а затем другого аппарата.

— Конечно, ведь связь отключили еще в сентябре.

Андрей заметил на стене календарь с изображением Кремля. Ползунок даты замер на 25 сентября. Это, наверное, был последний день, когда хозяин кабинета, установив дату, вышел из него, чтобы не вернуться сюда. Возможно, уже никогда.* * *

Телефонную связь в Доме Советов действительно отключили 25 сентября 1993 года. К тому времени Белый дом находился в осаде уже четыре дня. Рано утром подходы к нему были блокированы спецназом, облаченным в бронежилеты. Некоторые солдаты держали в руках резиновые палки, другие были вооружены автоматами. Депутаты и работники аппарата, в том числе обслуживающий персонал, могли входить в здание и выходить из него.

В этом им никто не препятствовал. Достаточно было предъявить пропуск или удостоверение на входе, и милиционер пропускал любого.

Орлову запомнился тот день одним эпизодом, который в какой уже раз ставил его в состояние нравственного выбора. К вечеру в кабинете Орлова на Старой площади собрались четверо — все его коллеги по Управлению кадров Администрации Президента. Было уже около двадцати, на приставном столике появилась бутылка коньяка, пачка печенья и кулек шоколадных конфет. Повод был какой-то незначительный, о нем сразу все забыли, поскольку в центре внимания были, разумеется, события в Белом доме. О противостоянии президента и парламента говорили практически во всех кабинетах и холлах, столовых и буфетах, курилках и коридорах Администрации. Кто-то шепотом высказывал сомнения в жестких действиях Ельцина, кто-то громко поносил «белодомовских сидельцев», кто-то выдвигал свою версию дальнейшего развития событий.

ВОСПОМИНАНИЯ: «В Администрации я работал уже полгода. Но за это время моя жизнь изменилась кардинальным образом. Это было связано не только с масштабом возложенных на меня задач и грузом проблем, решение которых фактически не оставляло времени на отдых, увлечения и даже на общение с семьей. Работа на Старой площади делала меня заложником принимаемых решений. И при этом никого не интересовали мое мнение по тому или иному вопросу, моя позиция и мои оценки, хотя все это могло быть вполне уместным и востребованным. Впрочем, вхожесть в кабинеты сильных мира сего, прежде всего Филатова, открывала передо мной возможность хотя бы донести свою точку зрения или предложения до лица, принимающего решение.

Правда, несколько раз возникали ситуации, когда мне приходилось состоять в переписке с самим собой. Странно? Тем не менее такие удивительные вещи происходили. Например, я, получив в «альма матер» некую важную информацию, докладывал ее руководителю Администрации. Тот, ознакомившись с ней, нес президенту. Борис Николаевич нажимал кнопку звонка руководителю «альма-матер» и поручал разобраться в вопросе. Тот в свою очередь вызывал меня и просил подготовить докладную записку по информации, которая затем двигалась в обратном направлении и снова попадала ко мне, но уже через Филатова. Круг замыкался …

.. Это повторялось неоднократно при разных руководителях, а тогда, в 93-м, первый раз столкнувшись с этим информационно-бумажным кульбитом, я был немало удивлен…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Компания, собравшаяся в кабинете № 763, очень быстро пришла в состояние расслабленного и веселого возбуждения, когда рабочий день уже закончился и все дневные заботы отошли на задний план, а натягивающаяся весь день пружина вдруг получала свободный ход, превращавшийся в шутки, смех и другие проявления беспричинного веселья. Только Орлов отказывался снять напряжение коньяком. Он ждал вызова к Филатову и не мог себе позволить явиться к руководителю Администрации с запахом алкоголя.

— Андрей Петрович, выпей рюмку! Посмотри на часы: скоро уже девятый час. Не вызовет тебя Филатов. Расслабься! — Петр Васильевич, статный мужчина с седыми волосами, в определенной степени формально являвшийся начальником Андрея, уговаривал его примкнуть к общему веселью.

— Конечно, надо немного выпить, снять напряжение! — вторил ему Вячеслав Иванович, заместитель начальника Управления кадров, человек уравновешенный и доброжелательный, с которым у Орлова сложились теплые отношения.

Орлов, как мог, отнекивался, время от времени поглядывая на телефон прямой связи с руководителем Администрации. Но звонка все не было. А за столом тем временем шло эмоциональное обсуждение текущего момента.

— Слушайте, этот сбитый летчик, этот сапог с усами, возомнивший себя президентом… Его и близко нельзя было подпускать к власти! Как Борис Николаевич ошибся! — говорил один из участников «дискуссии».

— До он-то что! Пешка! Вы на Хаса посмотрите! Два года назад клялся Ельцину в преданности, а сегодня сыплет угрозами! А как говорит! «Президентская сторона наносит удары ниже пояса, и все по законодательному органу!»

— Вы посмотрите на этих… Съезд устроили! Все решения Бориса Николаевича объявляют не имеющими юридической силы, угрожают привлечь к уголовной ответственности всех, кто не будет исполнять постановления Съезда!

— А эти! Ачалов — министр обороны, Дунаев — министр внутренних дел, а Баранников… — говоривший посмотрел на Орлова, — твой, Петрович, между прочим, начальничек… снова министр безопасности! Ты теперь кому подчиняешься, Голушко или Баранникову?

Человеку непосвященному, наверное, трудно было понять, о чем идет речь. Но эти люди в силу своих служебных обязанностей и статуса находились в центре событий, при этом, разумеется, являлись сторонниками президента Ельцина и поэтому оправдывали все его действия.

Конфликт между президентом и парламентом зашел теперь уже так далеко, что становился необратимым. На состоявшемся в ночь с 24 на 25 сентября заседании X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов было принято постановление, в котором действия Ельцина, направленные на роспуск парламента и закрепленные в Указе № 1400, были признаны государственным переворотом. Его президентские полномочия прекращались, а вся полнота власти переходила к новому «президенту» Руцкому и Верховному Совету, во главе которого стоял Хасбулатов.

Заместитель министра обороны Кобец направил в Белый дом ультиматум с требованием в течение суток распустить всех депутатов и освободить от должности силовых министров, а его непосредственный начальник министр обороны Грачев тут же дезавуировал это заявление, подчеркнув, что «ультиматум» Кобеца — это его личная инициатива. При этом президент Ельцин накануне встречи глав-государств стран СНГ, которая проходила в «Президент-отеле», сообщил журналистам, что в отношении Дома Советов никакие силовые меры со стороны органов исполнительной власти применяться не будут.

Бурное обсуждение событий последних дней прервала резкая трель телефонного звонка прямой связи с руководителем Администрации. Все сразу умолкли, устремив взгляды на Орлова. На часах было 21.35.

— Андрей Петрович, срочно зайдите ко мне. Для вас есть важное поручение.

Через сколько будете?

Орлов мельком взглянул на часы, прикинув, за сколько он может дойти быстрым шагом от Старой площади до Кремля.

— Я буду через пятнадцать минут, — сказал Андрей и положил трубку.

— Ну что, Андрей Петрович? — спросил кто-то.

— Не знаю пока. Задание какое-то.

Когда за Орловым захлопнулась дверь, Петр Васильевич многозначительно сказал:

— Вот ведь, позвонил Филатов. Хотя время-то!

А в это время Орлов уже стремительно шел по Ильинке в сторону Кремля. Привычным путем через КПП у Спасской башни, затем вдоль четырнадцатого корпуса до Ивановской площади и направо до самого входа в президентский первый корпус.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Я поражался работоспособности Филатова. По внешнему виду он не казался очень крепким, физически сильным, скорее наоборот. Но рабочий график, которому он следовал, был по плечу только очень выносливому человеку. По двенадцать — четырнадцать часов в сутки с одним только днем отдыха, а иногда и без него, выдержит не каждый. А ведь нужно вникать в сложнейшие вопросы, принимать десятки людей, постоянно ходить на доклады к президенту, уворачиваться от ударов со стороны интриганов, недоброжелателей, завистников…

А в те дни всеобщего кризиса надо было еще находить в себе силы и мужество искать компромиссы, которые позволили бы избежать трагедии. Но делать это ему было все труднее и труднее, поскольку президент Ельцин склонялся к жестким решениям и любую попытку мирно договориться о чем-то расценивал как слабость…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

В приемной ожидало человек пять, но секретарь Филатова сразу указала Андрею на дверь:

— Заходите, уже спрашивал.

Сергей Александрович выглядел крайне усталым и чуть-чуть подавленным. Он только что провел совещание с узким кругом самых доверенных лиц из Администрации Президента, где обсуждал шаги, которые следовало предпринять в условиях нарастающей напряженности и жестких установок президента Ельцина.

ВОСПОМИНАНИЯ: «…Загадкой остается появление и вызывающее поведение в расположении Верховного Совета отряда боевиков «Русского национального единства» во главе с их вожаком Александром Баркашовым. На фоне общей инертности «парламентских сидельцев», потерявших всякую связь с внешним миром, молодые нацисты демонстрировали завидную гиперактивность. Они охотно позировали перед телекамерами, вскидывая руки в «римском приветствии», проводили смотры и маршировали на автостоянке у Верховного Совета, короче, формировали довольно агрессивный и устрашающий образ защитников Конституции. Естественно, попустительство саморекламе крайне правых не добавило симпатий и уважения Верховному Совету — ведь это все происходило на глазах Руцкого и Хасбулатова…» (Д …

… О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год.)

Чувствовалось, что Филатов очень переживает происходящее и пытается найти выход из политического капкана, в который угодили не только парламент и президент, но вся политическая элита России, вынужденная выбирать из двух зол меньшее. Кто знал доподлинно, как это скажется на будущем страны.

— Я позвал вас по конкретному поводу. Вы знаете, что Руцкой с подачи Хасбулатова незаконно объявил себя президентом. И тем самым совершил уголовное преступление. Ему придется отвечать за это. Генеральная прокуратура получила уже соответствующее поручение. Борис Николаевич дал указание освободить кабинет Руцкого здесь, в Кремле. А заодно и посмотреть, что там у него хранится. Наверняка сохранились какие-то записи против президента. А может быть, даже планы государственного переворота! Вам поручается возглавить специальную комиссию, которая будет уполномочена все это сделать. Задача понятна?

Сначала Орлов не мог понять, куда клонит руководитель Администрации. Но последние слова Сергея Александровича не оставляли никаких сомнений — Орлова намереваются тянуть в сомнительное с юридической стороны дело, которое может обернуться для него самым плачевным образом. Андрей, еще не успев продумать свою реакцию на поручение, произнес то, что первым пришло ему в голову:

— Сергей Александрович, вы же говорите, что Генеральной прокуратуре поручено… Пусть она и проводит досмотр кабинета вице-президента!

— Бывшего вице-президента! — поправил Филатов.

— Это не меняет дела. Прокуратура наделена законом…

— Андрей Петрович, вы, наверное, меня не поняли. Это — поручение президента.

И возлагается оно именно на вас. Я согласовал это с Борисом Николаевичем. Понятно? Можете включить в состав комиссии кого хотите, вплоть до моих заместителей. Завтра к вечеру жду доклада о результатах осмотра кабинета Руцкого.

Заметив, что Орлов хочет еще что-то возразить, резко ответил:

— Все, идите!

Этот эпизод двухнедельной давности промелькнул в памяти Андрея в тот самый момент, когда он рассматривал настенный календарь с изображением Московского Кремля.* * *

С радиостанциями и аккумуляторными фонарями было сложнее. Орлову пришлось пройти по вертикали руководящего звена министерства безопасности от самого министра до начальника отдела соответствующего управления, прежде чем удалось добиться результата. Но лишь только на следующий день опергруппа смогла получить необходимые технические средства и приступить к обследованию этажей Белого дома.

В тот первый день работы 11 октября 1993 года Орлов со своими коллегами провел своего рода рекогносцировку. Сначала они пробирались по темным коридорам четвертого этажа в центральную часть здания, то и дело натыкаясь на завалы из мебели и горы мусора. Ковры, устилавшие ранее пол, кое-где были сняты, под ногами похрустывали куски штукатурки и битое стекло. Временами попадались большие лужи, возникшие то ли от протечки водопровода, то ли от давших течь пожарных гидрантов и дырявых шлангов, переплетающихся словно змеи в мрачном подземелье.

Иногда навстречу попадались солдаты в одетых поверх шинелей бронежилетах и касках, сотрудники милиции, рабочие в комбинезонах, какие-то штатские с сумками и портфелями в руках. Скоро они достигли лестницы, ведущей на верхние этажи «стакана» — центральной части здания.

Орлов, мельком взглянув на часы, согласился. Без фонарей и радиостанций пока нечего было делать. А они будут получены только завтра.

— Хорошо. Только его кабинет, по-моему, на третьем этаже.

Они спустились этажом ниже и сразу оказались в большом, погруженном во мрак холле. Отсутствие света крайне осложняло дальнейшее движение. Орлов помнил, что в некоторых местах лифтовые шахты не закрыты дверями и можно было легко угодить в зияющую глубину колодца.

— Осторожнее! Держитесь за стены! — предупредил он коллег.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Когда в первый день, преодолевая завалы и обрушения, мы пробирались по мрачным коридорам Белого дома, я невольно вспомнил годы юности. Дело в том, что нечто подобное я испытал в период работы Калининградской геолого-археологической экспедиции, которая занималась поисками Янтарной комнаты и других культурных ценностей, вывезенных фашистами с оккупированной территории СССР. Только тогда это были подземные коридоры и казематы замка тевтонских рыцарей, громадная руина которого стояла посреди города, а также многочисленные катакомбы фортов и укреплений в самом Калининграде и за его пределами. Те же рухнувшие перекрытия, те же кучи щебня и мусора, те же опасные провалы в полу и обрушенные лестничные марши. Правда, там все было чужое, несущее на себе печать враждебности …

… Здесь же, в Доме Советов, было все наше, советское и российское, что еще совсем недавно я видел во всем его великолепии» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Опергруппа буквально на ощупь стала продвигаться по узкому коридору, преодолевая препятствия в виде сломанных кресел и тумб от письменных столов. Неожиданный поворот коридора привел их прямо к дверям приемной Хасбулатова. Свет, едва проникающий через приоткрытую дверь парикмахерской, размещенной в одном из кабинетов напротив приемной, дал возможность рассмотреть повнимательней место, куда они пришли. Массивная дверь, надпись бронзовой табличке: «Председатель Верховного Совета Российской Федерации ХАСБУЛАТОВ РУСЛАН ИМРАНОВИЧ».

Рядом с дверью на деревянном ящике, похожем на тару для бутылок, сидел солдат, одетый, как и все остальные военнослужащие, находившиеся в здании, в шинель с бронежилетом. Правда, каску он положил рядом с собой на пол, а автомат прислонил к деревянной стенной панели.

— Вам чего? — нехотя спросил он и, не дожидаясь ответа, строго сказал: — Туда нельзя!

Орлов предъявил ему служебное удостоверение и уже собрался показать предписание за подписью Филатова, на котором были сделаны соответствующие отметки вновь назначенным комендантом здания об оказании всемерного содействия работе опергруппы, но солдат закачал головой:

— Не-е! Я никого не знаю. Я сейчас позову товарища лейтенанта… Если он разрешит…

— Зови!

Через минуту в дверях появился заспанный офицер, почти мальчишка. Он пробежал тазами «мандат», повертел в руках служебное удостоверение каждого из членов опергруппы Орлова и безразличным тоном сказал:

— Проходите!

Они прошли в приемную, больше похожую на зал с огромными окнами. Рабочие столы помощника и секретарей, круглый стол с креслами для посетителей, устланный красными коврами паркетный пол… И повсюду — на столах и креслах, на полу и полках шкафов — кипы документов, отдельных бумаг, газет, листовок, конвертов, каких-то свертков. Початые бутылки воды и пакеты соков, а также вскрытые консервные банки странным образом дополняли пейзаж приемной главы парламента России.

В рабочем кабинете Хасбулатова, куда была распахнута дверь, письменный стол был также захламлен бумагами, повсюду лежали картонные коробки, какие-то тряпки, одеяла, мужская одежда, посуда с остатками еды. Нелепо выглядели торчащие рядом с большим комнатным растением рычаги велоэргометра. Через разбитые стекла в окнах, завешанных в кабинете Хасбулатова шторами, а в приемной вертикальными жалюзи, в помещения проникал холодный воздух. От дуновения ветра жалюзи, цепляясь друг за друга, издавали глухой скрип, дополняя непривычными звуками картину полного запустения.

Все увиденное в кабинете бывшего руководителя Верховного Совета России казалось настолько неестественным, нереальным, что у Андрея возникли странные ассоциации: будто опергруппа Орлова перенеслась во времени в бункер имперской канцелярии в Берлине, ще нацистская верхушка доживала свои последние дни в весенние дни сорок пятого.

На захламленном столе, между массивным письменным прибором и небрежно сложенной пачкой документов в миниатюрной ажурной деревянной визитнице стояла стопка визитных карточек.

— Петрович, возьмем и эти на память! — предложил Спирин, указывая на карточки.

Каждый взял себе по одной. Андрей тоже протянул руку к визитнице, чтобы вытащить из стопки одну карточку, как вдруг его точно током ударило. Он даже непроизвольно отдернул руку. Орлову почудилось, что все, что его окружает, он уже видел когда-то, причем совсем недавно. И письменный стол, и стоящее перед ним кресло, и даже эти карточки, аккуратно вставленные в миниатюрную визитницу. Но Андрей точно знал, что в этом кабинете он никогда не был. И, разумеется, не мог видеть этих предметов.

«Но я точно помню, как держал в руках такую же визитницу с карточками! — пронеслось у него в мозгу. — Что за наваждение! Может быть, это призрак Хасбулатова присутствует в кабинете, в то время как его хозяин сидит на нарах в Лефортово!»

И тут Орлов вспомнил.

Это было в кабинете Руцкого, к тому времени уже освобожденного от должности вице-президента России.* * *

На следующий день после поручения Филатова возглавить комиссию для осмотра кабинета Руцкого, пять сотрудников Администрации, среди них был заместитель Филатова Майков, которого все за глаза именовали «человеком-горой» из-за его громадного роста и массивной комплекции, подчиненный Орлова Женя Владимиров, сам Андрей и еще двое, пришли в Кремль. Это еще не был официальный осмотр помещения, а всего лишь ознакомление с предстоящим «фронтом работ».

Не без смущения Орлов вошел в кабинет человека, который, несмотря на то, что был временно отстранен Ельциным от должности вице-президента, все еще оставался вторым человеком в государстве. Более того, в ночь с 21-го на 22 сентября Верховный Совет прекратил президентские полномочия Ельцина и заявил о переходе власти к вице-президенту Руцкому, который потребовал от всех властных структур исполнять только его указания. Л кто, дескать, не будет этого делать — «понесут соответствующую уголовную ответственность в установленном законом порядке». И это все было поддержано Конституционным Судом! Таким образом, получалось, что группа из пяти человек, по существу, без всяких на то правовых оснований входила в кабинет главы государства!

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «Самым необъяснимым в той ситуации для меня было поведение самого Руцкого. Вместо того чтобы попытаться принять на себя исполнение обязанностей президента страны, он решил «окопаться» в Доме Советов. Кем он там собирался руководить, кроме буфетчиц, непонятно. Общественное мнение и закон в тот момент были полностью на его стороне. Имея «в кармане» решение Конституционного суда и Верховного Совета об отстранении от власти главы государства и будучи законно избранным вице-президентом страны, Руцкой согласно Конституции вступал в должность президента. Приняв всю полноту власти в свои руки, после приведения к присяге он должен был немедленно выехать в Кремль и занять президентский кабинет. Кто бы его остановил? Комендант Кремля?

Представить себе, что Руцкого могли арестовать верные Ельцину офицеры спецслужб, сложно. В той ситуации Александр Владимирович обладал намного большей легитимностью, чем Борис Николаевич. Вряд ли какой-нибудь командир спецподразделения, памятуя события двухгодичной давности, попытался бы взвалить на себя такую гигантскую ответственность…» (Д. О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год …

… )

Кремлевский кабинет Руцкого был небольшим, похожим на другие кабинеты первого корпуса, сохранившие свой вид со сталинских времен — обшитые деревянными панелями стены, строгие книжные шкафы с белыми шторками за стеклянными дверцами, длинный стол для заседаний с рядами стульев, массивный письменный стол с креслом, множество телефонных аппаратов с изображением герба посередине номеронабирателя, бронзовая лампа под зеленым стеклянным абажуром, российский флаг в напольном флагштоке.

Было полное ощущение, что хозяин кабинета покинул его всего несколько минут назад: на столе рядом со стопкой документов лежала кожаная красная папка с надписью: «На доклад», из которой выглядывал краешек правительственной телеграммы, рядом ручка с отложенным в сторону колпачком, фломастеры, аккуратно оточенные карандаши в черном пластмассовом стаканчике… На углу стола — белая чашка с тонкими синими узорами и высохшими остатками чая.

Но когда Андрей увидел висящий на спинке кресла генеральский френч Руцкого — погоны с синим кантом, пять рядов орденских планок, золотую звезду Героя Советского Союза — у него перехватило дыхание. Он почувствовал себя настолько гадко, что уже не мог рассматривать лежащие на столе предметы. У него было такое чувство, что он каким-то воровским способом проник в чужой дом и бесстыдно шарит по личным вещам. У Орлова возникло только одно желание — немедленно покинуть кабинет, ничего в нем не трогая и не рассматривая.

По-видимому, не у одного Андрея возникло чувство неприятия происходящего. Вот и Женя Владимиров, сотрудник отдела Администрации, подчиненный Орлова, выглядел как-то особенно бледным, а, встретившись взглядом с Андреем, только едва заметно покачал головой. Как-то притихли и сникли остальные, будто придавленные обстоятельствами, занесшими их в этот кремлевский кабинет. И только «человек-гора» бесцеремонно разглядывал вещи Руцкого. По существу, всем стала очевидной неуместность дальнейшего нахождения в кабинете бывшего вице-президента, и вся группа как-то сразу стала перемещаться ближе к двери.

Вот тогда-то и сказал Женя Владимиров, увидев на столе миниатюрную визитницу из дерева:

— Андрей, возьмем по визитке на память. От вице-президента.

Именно это мгновение и всплыло в памяти Андрея, когда они осматривали кабинет Хасбулатова в разгромленном Доме Советов. Тогда, наверное, за неделю до штурма Останкино и танкового расстрела Белого дома, еще можно было все изменить, остановить сползание ситуации к кровопролитию, предотвратить один из самых позорных эпизодов новейшей российской истории. Но этого сделано не было.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Руцкой отчаянно призывал рабочий класс на всеобщую всероссийскую забастовку. Его клич не возымел никакого действия… Руцкой звонил по военным округам и требовал выполнения приказов нового президента и нового министра обороны. У него, конечно же, были связи с военными, были и дружеские, личные отношения…

Они оказались в вакууме. Вот что было самое главное. И в человеческом, и в информационном, и в политическом. Я думаю, это стало потрясением для Хасбулатова, Руцкого и компании. Все последние месяцы они жили в иллюзии, что стоит только подтолкнуть, и вся страна, весь народ рванется за коммунистическим, большевистским парламентом назад, в прошлое…» (Б.Н. Ельцин.

Записки Президента. Москва, 1994 год.)

Тогда, осознавая явную незаконность решения о досмотре кабинета Руцкого, Орлов сначала обратился к начальнику Управления кадров Румянцеву:

— Дмитрий Дмитриевич, этого делать никак нельзя! Пока вопрос не решен в законном порядке и Руцкой остается вице-президентом, ни в коем случае нельзя открывать его кабинет и лезть в его личные вещи!

Дим Димыч, как называли Румянцева сотрудники управления, явно нервничал, понимая справедливость сказанных Орловым слов и достаточную убедительность приводимых им доводов. Превозмогая себя, он все-таки набрал телефон заместителя Филатова Майкова:

— Андрей Иванович, тут мои мужики-юристы предлагают подождать с проверкой кабинета…

В ответ в трубке прозвучал такой поток негодования, что Орлов услышал его даже на расстоянии. Румянцев положил трубку.

— Спрашивает, кто это мне предлагает подождать? На кош они работают? Может, они против политики президента? Уволить их немедленно! Юристы! Умники! Понял, что говорит Майков? Филатов будет реагировать еще жестче! Все, иди Андрей! Готовь распоряжение о комиссии.

По всему было видно, что Румянцев жалел о своем звонке Майкову. Но Орлову все-таки удалось убедить Филатова в том, чтобы тот освободил его, сотрудника министерства безопасности, от исполнения незавидной роли человека, копающегося в чужом белье. Это вызвало явное неудовольствие Сергея Александровича, но не привело к каким-либо негативным последствиям для Андрея. Хотя он не исключал даже освобождения от должности по мотивам «политической неблагонадежности».

Коллега Орлова Женя Владимиров, человек исключительно законопослушный, сам в прошлом работник прокуратуры, так переживал, что может быть втянут в сомнительное дело, что на следующий день слег с сердечным приступом.

Орлов так и не узнал, выполнили остатки опергруппы указание свыше или нет. Ему было доподлинно известно, что распоряжение о комиссии так и не было подписано, а все ограничилось какой-то рукописной запиской, исполненной самим Майковым. Уже на следующий день Орлова закрутил вихрь событий, который, в конечном счете, и забросил его в обугленный остов бывшего Дома Советов.

Человек в грязной, покрытой известковой пылью куртке, и брюках, заправленных в резиновые сапоги, в упор разглядывал большую карту СССР, вырезанную из дерева. Она была помещена как бы в пишу и смотрелась на голубом фоне очень эффектно. В верхней левой части конструкции рядом с гербом РСФСР выделялись рельефные ордена Ленина, Октябрьской Революции и еще один какой-то, незнакомый человеку орден. Снизу прерывистой дугой были прикреплены часы, символизировавшие, по-видимому, разные часовые пояса. Вся карта была испещрена мелкими разноцветными лампочками и миниатюрными надписями, состоящими из выпуклых букв золотистого цвета. Над картой почти под самым потолком красовалась надпись: «РОССИЙСКАЯ СОВЕТСКАЯ ФЕДЕРАТИВНАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА».

ВОСПОМИНАНИЯ: «После грязных коридоров и превратившихся в темные туннели коридоров меня поразило, что этот «Кабинет советской работы» казался совершенно нетронутым, будто не было пожара, стрельбы по окнам и лагеря осажденных, превращающего любое помещение в караван-сарай. Все было на своих местах, даже шторы аккуратно прикрывали окна. Только по едва заметному дуновению ветерка и шороху жалюзи можно было предположить, что оконные стекла имеют бреши, скорее всего отверстия от пуль. Первое, на что я обратил внимание — портрет Ленина в круглой рамке на облицованной деревом стене …

… Ильич, как всегда, смотрел с прищуром и, казалось, спрашивал: Что же вы натворили?» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

«Недолго коммунякам осталось. Теперь-то уж точно их всех прижмут к ногтю!» — подумал человек в куртке. — Надо, наконец, вытравить эту социалистическую заразу, чтобы ни у кого и никогда не возникло желания разделить все поровну! Дураку ясно, что всего на всех не хватит, да и чего кормить бездельников! Вот американцы! Они давно поняли, как надо обустроить мир, чтобы быть на высоте положения. Великая держава! Не в пример этой гнусной и пищей стране! Ничего, осталось только добить…».

Мысли человека в куртке прервал слабый стук в дверь, затем еще один, более настойчивый.

— Входите! — громко произнес он.

Через миг дверь распахнулась, и в кабинет вошел парень в комбинезоне с большой сумкой в одной руке и длинными пластиковыми трубками, скрепленными между собой скотчем, — в другой.

— Матвеич, привет! Еле нашел этот чертов кабинет советской работы! Ну и придумал же ты! Кругом темень, ничего не видно, я раза три уже чуть не скопытился! Так можно звездануться и в лифтовую шахту! Или ты решил меня здесь замочить?

— Ладно, Леня, не до каламбуров. Принес?

— Притаранил. Только пока всего две штуки.

— Показывай!

Парень, которого человек в куртке назвал Леней, раскрыл сумку, покопался среди водопроводных кранов, резиновых прокладок и мотков пакли, достал сложенную вчетверо газету и протянул ее Матвеичу. Внутри лежали два листка с текстами. Оба на бланках каких-то учреждений. На каждом документе красовалась надпись: «Для служебного пользования».

— Где нашел-то?

— На четырнадцатом этаже. Там много этого добра. В некоторых кабинетах весь пол усыпан бумагами. Принесу еще. Только, как с наваром, Матвеич? Я что, навальняк горбатиться должен?

— Пока ты, Леня, еще ничего не успел заработать. Этими двумя листками можешь подтереть себе задницу! Я сказал, что нужны документы с грифом. А это фунт дыма! Тебе это понятно?

— Ну?

— Что, ну? Платить тебе будут только за стоящие бумаги, а не за эту макулатуру.

— Ага, я буду тут ершить на глазах легавых, а вы меня кинете на чернуху! Матвеич, за риск надо платить! Давай аванс! Или разбежались, базара не было! Я и сантехником зарабатываю ништяк!

— Не суетись, Леня. Еще два-три дня и здесь делать уже будет нечего.

Станешь ремонтировать свои унитазы! Это сейчас здесь людей еще мало, а скоро сюда нагонят тысячи лепил, а бумаги все сожгут или соберут. Торопиться надо!

— Давай аванс, Матвеич! Или я валю отсюда! — Леня взял сумку в руку, демонстрируя серьезность своих намерений.

Матвеич поморщился, достал портмоне, порылся в нем, и протянул Лене пять стодолларовых купюр.

— Это тебе на перспективу! Получать будешь за каждую хорошую бумагу по сотне!

— Ого! Это совсем другое дело! Вот теперь понятно, за что корячиться буду. И, между прочим, рисковать! Думаешь, я не усекаю, кому нужны эти документы. Я все секу…

— Ладно, хватит гонять порожняк! Понимаешь, так прикуси удила! В твоих же интересах.

— Матвеич, все! Годится! Такие бабки! Ну, я пошел?

— Подожди, куда? Мы же не договорились, как будешь передавать нам бумаги!

— «Вам»?

— Не придирайся! Мне! Думаешь, я буду тут тебя здесь все время ждать?

— А как?

— Держи шлюзы! — Матвеич передал Лене связку ключей. — Это дубликаты от всех этих кабинетов.

— А на кой ляд мне они?

— Будешь приносить их сюда под видом того, что проверяешь, не текут ли трубы. Или нет ли какой-либо другой протечки. Иди за мной! — Матвеич повернулся к двери в смежную комнату. Они обошли большой эллипсообразный стол с поникшей зеленью в нишах, пересекли зал с книжными стеллажами и наклонными ящиками с блестящими металлическими ручками, круглым журнальным столиком и угловым диванчиком перед ним. Через мгновение они оказались в погруженном во мрак служебном помещении с высокими металлическими стеллажами с аккуратно подвешенными к ним пластиковыми папками и контейнерами. На каждом из них виднелись таблички с названиями республик, краев и областей Российской Федерации.

Легко выдвинув один из контейнеров, Матвеич открыл его, демонстрируя Лене, что в нем достаточно места.

— Вот сюда будешь класть документы. А мы… А я, — поправился он, — буду забирать их в удобное для меня время. Если не хватит места — клади в другие контейнеры справа от этого. Больше здесь мы с тобой встречаться не будем. Понятно?

— Матвеич, а мне опять не ясно, как я получу деньги за работу. Или ты будешь оставлять их здесь же?

— Об этом и не думай! С тобой рассчитаемся за все сразу. Как только завершим эту работу.

— Но…

— Все, хватит! Я думаю, мы все обговорили. Пока нас с тобой тут не замели, расходимся!

Через минуту дверь за ними захлопнулась …

… Кабинет советской работы, расположенный на одном из верхних этажей Белого дома, который пощадили пожар и снаряды, выпущенные из танковых орудий, ожидал своей участи в связи с предстоящими ремонтно-восстановительными работами. Но перед этим некие тайные силы намеревались использовать его помещения в своих преступных целях, отводя им роль «почтового ящика», через который сведения государственной важности должны были перекочевать в сейфы заморских недругов нашей страны, послужить детонатором дальнейшего развала мировой державы.

— Андрюша, что-то ты сегодня долго. Одиннадцатый час уже. Работы много? Устал? — Жена встретила его, как всегда, у лифта. В ее взгляде угадывалось беспокойство.

Андрей только еле заметно усмехнулся.

— После всего, что произошло, я боюсь за тебя! Опять ты оказался в самом пекле! — Оля прижалась к нему и тут же отстранилась. — Ой, какой ты опять грязный! Весь испачкался! Где же ты ходишь, горе мое! Такое впечатление, что ты был на стройке!

— Олечка, правильное впечатление! — Андрей улыбнулся. — Только не на стройке, а в развалинах.

— Где же ты их нашел в Москве? Развалины, — с удивлением посмотрела она на мужа и тут же осеклась. — Ты был там!

Андрей посмотрел на жену очень серьезным взглядом, помедлил немного. Потом сказал:

— Да, я был именно там. И скорее всего ближайшие три месяца проведу в стенах Белого дома.

— Ой, Андрюшка, а зачем? Ты знаешь, всякое сейчас рассказывают про то, что там произошло. Говорят даже, что…

Орлов перебил жену, не желая даже слышать ее рассуждения о том, что рассказывают о событиях недельной давности. Он и сам знал, что повсюду идут разговоры о том, что в Белом доме «лежат горы трупов», что сейчас кто-то якобы тщательно «заметает следы работы снайперов», что здание бывшего Дома Советов буквально нашпиговано оружием. И так далее и тому подобное.

Несмотря на то что Орлов сам был потрясен совсем недавними событиями и не мог найти разумных оправданий того, что произошло, согласиться с циркулирующими домыслами он не мог. Конечно, его шокировал вид Белого дома снаружи. Еще более тягостное впечатление произвели на него опустошение и разгром, царящие в еще совсем недавно бывшей резиденции парламента страны. Пробитые стены, рухнувшие перекрытия, дотла сожженные помещения, завалы из мебели и техники — все это напоминало откуда ни возьмись появившиеся картины апокалипсиса. Но никаких «гор трупов» и «залежей оружия» ни Орлов, ни прибывшие с ним сотрудники Администрации Президента и министерства безопасности не увидели. Может быть, они и были, но к появлению опергруппы Орлова их, естественно, уже убрали.

Следы боестолкновений были, испещренные пулями и осколками стены — тоже, даже бурые пятна, от одного взгляда на которые подкатывала тошнота, встречались. Но все-таки это не соответствовало масштабам слухов и домыслов, с неимоверной скоростью распространявшихся по стране после памятных событий начала октября 1993 года.

— Оля, не слушай никого! А лучше даже, если ты не будешь ни с кем поддерживать разговоры про это! Понятно?

— А я и не говорю ни с кем. Вот сосед наш, Володя, сегодня утром говорит: «Правильно сделали, что урыли этих уродов! Нечего было их вообще выпускать оттуда. Надо было всех сжечь там, гадов!» Представляешь, что говорит?

— Представляю! Вот из-за этой злобы, которая охватила всех, мы можем и страну потерять! Ладно, потом об этом. Есть хочу смертельно!

Орлов снял пиджак, расстегнул подмышечную кобуру, положил свой ПМ на прикроватную тумбочку.

— Ребята уже спят?

— Конечно, время-то!

— Да, так вот и вырастут без меня!

Оба одновременно вздохнули и от этого рассмеялись. За четырнадцать лет совместной жизни они, казалось, успели не только изучить друг друга, но и научились одинаково реагировать на некоторые ситуации.

— Там действительно грязища! — Оля поняла, что Андрей говорит о Белом доме.

— Теперь его снесут? Ведь там все сгорело. Да и снаряды, наверное, все разнесли…

— Что ты! Кто его снесет! Ремонтировать будут! Рабочих, знаешь, сколько нагнали! Правда, бестолковщина полная! Все слоняются из угла в угол, не зная, чем заниматься.

— А депутаты? Кого-нибудь видел?

— Нет там никаких депутатов! По крайней мере, я ни одного не видел. Вот военных много! Внутренние войска, милиция, спецназ…

— Л как же его восстанавливать будут? Не развалится потом?

— Нет, я слышал, что все расчеты уже сделали. Пришли к выводу, что ничего страшного не произошло — стоять будет. Скоро несколько тысяч иностранных рабочих привезут. Вот тогда и начнется.

— Иностранных? — переспросила Оля. — Это еще зачем? У нас что, своих нет? Вон сколько людей без работы!

— Безработные вряд ли помогут. Приедут ведь опытные строители, специалисты, которые строили и восстанавливали не один дом.

— Откуда?

— Из Турции. Фирма «Венка». Очень крупная строительная фирма с миллиардными оборотами…

— Чего им у нас надо? Зачем вообще иностранцев приглашать для восстановления Белого дома. Чтобы смеялись над нами, что мы сами расстреляли свой парламент?! Унизительно все это!

— Согласен, но… такое решение приняли наверху. — Орлов указал куда-то пальцем чуть правее кухонного светильника …

— Понятно.

Они помолчали некоторое время, потом пошли на кухню. Есть Орлову не хотелось, хотя с обеда у него не было маковой росинки.

— Надо поесть все-таки! — Оля сочувственно посмотрела на Андрея. — Вижу, устал!

— Нет, не устал. Просто…

— Я понимаю.

— Можно, я махну стопку? — как-то немного виновато улыбнулся Андрей.

— Конечно! Клюковки?

Оля достала из холодильника початую бутылку ярко-красной настойки. Такой цвет приобретала отвратительная водка, которую Орлов получал в ежемесячных продуктовых наборах для сотрудников министерства безопасности, после того, как в нее на целую неделю засыпалась давленая клюква. Без этого совершенно невозможно было выпить и рюмки, поскольку водка отдавала каким-то противным техническим привкусом, попахивала не то бензином, не то скипидаром. Да в том месте, куда достигала поверхность жидкости, образовывался грязно-белый ободок. Другое дело — с клюквой. Это уже был настоящий напиток, в котором от первоначального вкуса и запаха не оставалось и следа. Так, наверное, выходили из положения многие семьи в 1993 году, когда масштабы распространения алкогольной отравы достигли гигантских размеров.

Андрей опрокинул одну стопку, налил себе еще и тут же выпил вторую. Только после этого приступил к ужину. По телу разливалось приятное тепло, и чуть-чуть стала кружиться голова. Но одновременно с этим куда-то стала уходить тяжесть, накопившаяся за день. После многочасового напряжения наступило заметное расслабление, почти покой.

— Ты знаешь, Оля, я не ожидал, что в нашем обществе накопилось столько злобы и ненависти. Я не мог себе представить, что люди с таким остервенением готовы рвать друг друга в клочья…

— Я тоже не ожидала. Даже наши родственники… некоторые… Что говорят! Их как будто подменили за эти два года. Проклинают прошлое, а сами… Выучились, работали на хорошей работе, получили от государства квартиры! А теперь — хают все подряд! Были инженерами… Ну, да, получали немного… А теперь что? Дежурят в какой-то подсобке!

— Наверное, их это устраивает! Вот, тетя Шура, например.

Сколько ей сейчас? Скоро семьдесят! А как она говорит: «Мое время пришло, а годы-то ушли!» Ты же знаешь, она и раньше умела «провернуть» любой вопрос. Сначала жили в маленькой квартирке в пятиэтажке на Рижской, потом обменяли ее, с кем-то договорились, доплатили и — пожалуйста, две квартиры в Очаково! Потом еще обмен — и шикарные квартиры у ВДНХ. Жилплощадь при этом каждый раз увеличивалась. Умеет тетя Шура из ничего сделать конфетку! Жилка у нее предпринимательская есть! И в этом смысле действительно настало «ее время»!

— Андрюша, но не все так могут. Большинство, думаю, вряд ли смогут! Вот все сейчас носятся с чеками этими, ваучерами! Говорят, их надо вложить куда-то, чтобы потом получить большие деньги! Но куда? Кто скажет? Жалко, если пропадут. Ведь на него, как говорит Чубайс, я сама слышала, можно приобрести часть государственной собственности!

— Рассчитываешь стать совладелицей заводов и пароходов? — Андрей с ехидцей посмотрел на жену. — Даже не надейся! Я тебе про «красную ртуть» рассказывал?

Жена кивнула.

— Так вот, афера с «красной ртутью» это были еще цветочки! А ваучеры — это уже ягодки! На этих бумажках кое-кто о-о-очень сильно обогатится!

— И это говоришь ты, сотрудник органов госбезопасности! Что у вас там не знают про это? Или знают, но не могут ничего сделать?

Андрей ничего не ответил, но лицо его стало серьезным. Он как будто натолкнулся на незримое препятствие, через которое не мог переступить даже в разговоре с самым близким человеком.

— Понимаешь, — Андрей посмотрел на Олю отчужденным взглядом. В его голосе она уловила нотки горечи и недосказанности. — Понимаешь, то, что произошло неделю назад… Это случилось потому, что никто из них — ни те, что были в Белом доме, ни президентская сторона — не хотели ни в чем уступать друг другу. Более того, они были уверены в полном своем праве идти до конца. Невзирая ни на что! Одни готовы были во что бы то ни стало снести власть «антинародного режима», другие — применить самые жестокие меры для подавления бунта «красно-коричневых». Уже за несколько дней до расстрела Белого дома мне стало ясно, что ни Ельцин, ни Хасбулатов с Руцким на перемирие не пойдут!

— Но по телевизору передавали все время, что в каком-то монастыре с участием Патриарха идут переговоры. Вот-вот договорятся о чем-то! От президента там Филатов твой был!

Да, действительно, когда стало ясно, что противостояние Верховного Совета и президента зашло слишком далеко, и в воздухе впервые после 1991 года снова запахло гражданской войной, такие переговоры состоялись. Патриарх Алексий, отправившийся в конце сентября в США, прервал визит и срочно возвратился в Москву. Он выступил с инициативой сесть за стол переговоров и обсудить все спорные вопросы, чтобы избежать эскалации конфликта. 30 сентября и та и другая стороны подтвердили свою готовность к переговорам. Поздно ночью представители противоборствующих сторон подписали соответствующее соглашение.

ДОКУМЕНТ: «…Полномочные представители сторон в составе: Филатова С.Л., Сосковца О.Н., Лужкова Ю.М., Соколова B …

… C., Абдулатипова Р.Г. в целях снятия остроты противостояния согласились реализовать следующие меры:

1. В целях обеспечения безопасности, сбора и складирования внештатного оружия, находящегося в Доме Советов, осуществить его сбор и складирование в Доме Советов и взятие под охрану совместных контрольных групп, организованных из сотрудников ГУВД г. Москвы и департамента охраны Дома Советов. Для этого незамедлительно включается электроэнергия и теплоснабжение, а также необходимое количество городских телефонов для оперативной связи. Одновременно реализуются согласованные меры по сокращению потенциала сил и средств наружной охраны Дома Советов…

Подписи: Филатов, Сосковец, Лужков, Абдулатипов, Соколов». (Из Протокола № 1, опубликованного в сборнике «Тишайшие переговоры». Москва, 1993 год.)

Но зафиксированным в протоколе намерениям не суждено было сбыться. Лишний раз история подтвердила народную мудрость: «Бумага все стерпит». То, что было скреплено подписями лиц, уполномоченных Верховным Советом и президентом, как оказалось, было чистейшей воды блефом. Иначе через пару дней не произошло бы то беспрецедентное событие в российской истории, окончательную оценку которому дадут лишь будущие поколения.

Мало кто ожидал самого худшего варианта трагической развязки конфликта между ветвями власти, поскольку казалось, что в конце двадцатого века в столице крупнейшего государства мира уже невозможно разворачивать военные действия для разрешения политических споров. Но действительность оказалась удручающей и противоречащей здравому смыслу, что свидетельствовало только об одном — двуличии политиков всех мастей, заявлявших о своем стремлении к мирному выходу из кризиса, а на деле стремившихся обострить ситуацию до крайности, когда такой выход уже станет невозможным.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «Народный депутат Иван Шашвиашвили рассказывал мне впоследствии, что еще задолго до произошедших в октябре событий понял: исполнительная власть пойдет на самые крутые меры, но не даст Верховому Совету противодействовать курсу на тотальную приватизацию государственной собственности и природных ресурсов страны. Те, кто уже вкусил прелести обладания богатством, ни за что не захотят расстаться ним. Любая помеха на этом пути будет сметена и уничтожена. Последующие годы только подтвердили эту его уверенность…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «В отличие от нынешней Государственной думы Верховный Совет РСФСР обладал реальными полномочиями. Верховный Совет мог воспрепятствовать плану узурпации государственной собственности и передачи ее без выкупа нарождавшейся олигархии. Он мог отстранить любого проворовавшегося министра от должности и инициировать судебное разбирательство в его отношении…» (Д.

Продолжение следует

Читать он лайн: https://knigogid.ru/books/447971-osen-93-go-chernye-steny-belogo-doma/toread?update_page

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *