Субботний читальный зал. Хасимото Мотицура. Потопленные

Отчаянная борьба подводной лодки «I-176»

sovpl.forum24.ru

В начале войны лейтенант Араги служил в качестве штурмана вместе со мной на подводной лодке «I-24». Впоследствии он стал минером на «I-176», которая доставляла грузы в район Лаэ. Ниже приводятся его записи о боевой деятельности этой лодки.

«19 марта 1943 года подводная лодка «I-176», выполнявшая задачу по доставке боеприпасов и продовольствия в район Лаэ, под покровом ночи всплыла на поверхность примерно в 400 м к западу от назначенного места выгрузки. Командовал лодкой капитан 3-го ранга Танабэ, известный всему флоту офицер, потопивший американский авианосец «Йорктаун» во время боя у о. Мидуэй. Команда была специально подобрана после переоборудования лодки в мае 1942 года. «I-176» первой из лодок успешно произвела доставку грузов на о. Гуадалканал; 20 октября 1942 года она потопила в этом же районе американский линейный корабль типа «Техас»[1]. Лодка и в дальнейшем отличалась в действиях по снабжению гарнизона о. Гуадалканал.

С самого начала действий по доставке предметов снабжения на о. Гуадалканал большинство подводных лодок, находившихся в этом районе, перестало выполнять свои боевые задачи и полностью было занято выполнением заданий по перевозке личного состава, боезапасов и продовольствия. Команды подводных лодок также были полностью осведомлены о серьезной обстановке, в которой нам предстояло действовать. Перед тем как сообщить нашим подчиненным о нежелательных задачах, которые нам предписывалось выполнять, мы несколько сомневались в том, смогут ли они правильно реагировать на услышанное. Однако команды лодок, как оказалось, полностью осознали военную обстановку и побороли свои естественные чувства, целиком отдавшись делу выполнения новых задач, несмотря на то, что приходилось часто слышать плохие вести о судьбе подводных лодок. От личного состава подводной лодки «I-176» никогда нельзя было услышать слов: «Не можем».

Командование береговой базы в Лаэ, с нетерпением ожидавшее подводную лодку, выслало десантные катера еще до получения условного сигнала. Катера приближались. Команда подводной лодки находилась на боевых постах, ожидая приказа начать разгрузку.

Наконец, десантные катера были ошвартованы у борта лодки, и по приказу командира началась выгрузка груза. Команда была специально расписана для выполнения этой задачи, и работа шла организованно. Для людей на берегу мешки с рисом, доставленные лодкой «I-176», были средством существования, и эти люди смотрели на нас, как на спасителей.

Темнело, выгружена была лишь половина груза, когда с берегового сигнального поста взвилось несколько ракет, вслед за этим началась непрерывная пулеметная стрельба. Командир отдал приказ о погружении, и я поспешно опустился вниз. Но нам не удалось уйти от атаки трех средних бомбардировщиков. Как только мои ноги коснулись палубы центрального поста, раздались звуки пулеметных очередей и взрывы бомб. Одним из взрывов лодку подбросило вверх, и она начала крениться на левый борт. Я ухватился за переборку отсека центрального поста, чтобы удержаться на ногах, на мгновение у меня захватило дыхание. Дальнейшее, что я услышал, был приказ: «Продуть главную балластную цистерну левого борта!» Лодка задрожала и затем медленно стала выпрямляться. Оглушаемая взрывами падающих бомб, под пулеметным огнем команда поспешно спускалась в лодку. Стрелка глубиномера двигалась очень медленно. Пулеметные пули осыпали рубку, как бы преследуя спасающуюся команду. Одна пуля попала в затылок стоявшему на руле старшине-рулевому, он умер, не сказав ни слова. Во время этого смятения некоторые из находившихся в кормовом отсеке матросов приумолкли. Я попытался заговорить с ними, и увидел, что они умирали.

Кто-то крикнул: «В лодку поступает вода!» Осмотр показал, что вода проходит через верхнюю часть рубки с левой стороны. Затем последовало сообщение, что вода проникает и в радиорубку. Был отдан приказ: «Задраить водонепроницаемые переборки».

Вода поступала через пробоины в подволоке вплоть до центрального поста. Когда я оглянулся вокруг в поисках командира, то увидел его сидящим за зенитным перископом и что-то шептавшим слабым голосом, ему, казалось, было трудно дышать. Наконец старшина сигнальщиков задраил крышку люка. Лодка погружалась, открыв клапаны вентиляции главных цистерн.

А в это время команды десантных катеров, которые рассеялись во всех направлениях, наблюдали всплески воды и вспышки, вызванные взрывами бомб и пулеметным огнем противника, на мгновение окутавшие всю лодку, особенно при взрыве бомбы, попавшей в ее кормовую часть. Затем, казалось, лодка все больше начала крениться на левый борт, все время погружаясь, и наблюдавшие с катеров думали, что она потонула. Позднее с эскадренного миноносца был перехвачен сигнал о потоплении лодки. Противник, вероятно, полагал, что выполнил свою задачу. Для нас было большой удачей, что он не повторил атаку, однако ущерб, уже причиненный нам, был и без того значительным. Сигнальщик и старшина-рулевой были убиты, командир лодки и другой сигнальщик — тяжело ранены, в прочном корпусе имелись пробоины. На левой стороне рубки и радиорубки имелись пробоины диаметром 5 см. Трубы воздушной магистрали низкого давления во многих местах были перебиты, дифферентные цистерны затоплены, главная балластная и топливная цистерны также имели во многих местах пробоины.

Собрав личный состав лодки, мы разъяснили опасное положение, в котором находились. Нам угрожала гибель.

Посредством непрерывного продувания главной цистерны левого борта нам, наконец, удалось ликвидировать крен лодки и приостановить ее погружение. Но для этого пришлось израсходовать большое количество воздуха высокого давления, и не исключена была возможность того, что мы были бы не в состоянии дальше производить продувание цистерн. Плавучесть лодки понижалась, так как воздух из главных цистерн и воздушной магистрали быстро исчезал, и лодка становилась тяжелее. Вода все еще поступала через рубку. Она поступала в лодку и через сальники перископа. Аварийная партия отчаянно пыталась заделать пробоины ветошью и всем, что попадало под руку, в то время как другие готовили деревянные пробки из аварийных распорок.

Радиоприемники оказались частично поврежденными, ремонт задерживался из-за сборки запасных частей. Поскольку командир лодки был тяжело ранен, командование перешло ко мне как старшему по званию. Таким образом, судьба лодки находилась в моих руках.

Мне предстояло решить, оставаться ли лодке и дальше под водой или надо всплывать. Учитывая приток воды в лодку, я понял, что дальнейшее пребывание под водой могло нас погубить. В то же время мне казалось, что из-за недостатка воздуха высокого давления нельзя обеспечить нормальное всплытие лодки. Даже если мы и смогли бы всплыть на поверхность на короткое время, нас снова мог атаковать противник, а это означало сдать ему лодку собственными руками. Я ломал себе голову в поисках решения, затем почти интуитивно сказал: «Командир, мы выбросимся на берег и произведем необходимый ремонт». Командир кивнул головой, соглашаясь. Это, несомненно, было самым правильным решением. Если бы, выбрасываясь на берег, лодка оказалась притопленной, то есть имела значительную осадку, мы смогли бы без особых трудностей сняться затем даже при очень большом отливе. Находясь на грунте, мы могли бы сосредоточить все силы и средства на выяснении повреждений и ремонте их и выполнить эту работу скрытно от противника, будучи несколько прикрыты тенью от тропических деревьев, растущих на берегу. Если же осадка будет недостаточной, лодка при отливе окажется вся на виду, мы должны будем постоянно беспокоиться о ее устойчивости и, более того, сможем выполнить только часть работы. Надо было рискнуть, хотя лодка могла навсегда остаться на побережье у Лаэ.

С момента атаки противника действия команды стали автоматическими, инстинктивными. Люди не потеряли самообладание, что объясняется либо незримым покровительством богов, либо проявлением наших внутренних сил и выносливости в критических обстоятельствах.

Пробираясь по воде, я добрался до перископа, чтобы произвести наблюдение. Кроме темных пятен, которые могли быть отражением берега или неба, ничего не было видно. Несколько сосредоточившись, мне удалось рассмотреть вход в устье какой-то реки. Морское дно в южных морях усеяно коралловыми рифами, полностью полагаться на морские карты нельзя. В этом я убедился на собственном опыте, ведя разведку у пункта Буна, когда мы запутались в лабиринте рифов и нам с большими трудностями удалось выбраться из них. Если предстояло выброситься на берег, то нам ничего не оставалось делать, как направиться к устью реки.

Я отдал команду, и лодка медленно, как бы блуждая, направилась к устью реки. Стрелка глубиномера, слабо освещенная единственной лампочкой в темном центральном посту, медленно двигалась от отметки 7,3 м к отметке 8,2 м. Я понимал, что все взгляды устремлены на нее. Затем стрелка начала медленно двигаться в обратном направлении — кризис миновал по мере того, как мы приближались к отмели. Вода перестала поступать через пробоины. «Течь прекратилась, все в порядке», — мой голос дрожал от радости.

По мере приближения тень от берега увеличивалась. Команды: «Малый назад», «Стоп», «Полный назад» быстро чередовались одна за другой, лодка с легким сотрясением коснулась грунта. Она остановилась, имея лишь небольшой дифферент. Находившиеся в центральном посту вздохнули с облегчением. Слова: «Оба двигателя остановлены» репетовались по всей лодке, затем стихли. Напряжение ослабло, и после короткой паузы мы начали думать об опасности, в которой в данный момент находились, и о трудностях, которые нам предстояло преодолеть. Самым важным фактором было время. В момент, когда лодка села на грунт, был как раз отлив. Нам нужно было подняться на палубу, произвести необходимый ремонт, чтобы с наступлением прилива своевременно сняться с мели и затем выполнить нашу основную задачу.

Прежде всего следовало убедиться о том, что ходовой мостик находиться над водой, С этой целью ослабили немного задрайку люка. Вода не протекала внутрь лодки. Полностью открыв люк, я вышел на мостик и в бинокль осмотрел окрестности. Ничего подозрительного не было видно, вокруг стояла тишина. Над водой выступали только носовая часть лодки и ходовой мостик. Я выставил на мостике наблюдателей, достал и зажег дрожащей рукой сигарету. Кажется странным, однако мое курение вселило уверенность в окружавших меня людей, по крайней мере, так мне потом говорили. Необходимо было поднять лодку еще немного из воды, чтобы начать работу по ремонту. Я приказал продуть главные балластные цистерны, и вскоре из воды показались верхняя палуба и були. Я приказал прекратить продувание и закрыть кингстоны. Расход воздуха высокого давления был очень большим, и мы использовали уже большую часть его запасов. Находившаяся в готовности в центральном посту аварийная партия поднялась на верхнюю палубу, осмотрела повреждения и приступила к ремонту.

Включили компрессор воздуха высокого давления. В корпусе лодки было обнаружено много пробоин. Для того, чтобы удобнее было осматривать корпус лодки с верхней палубы, приходилось снимать некоторые листы надстройки. Во время этих работ на мостик поднялся главный механик и сообщил, что при наличии обнаруженных повреждений трудно будет возвратиться в Рабаул, а потом спросил, не лучше ли нам высадиться на берег? Большой крен лодки имеет огромный психологический эффект, и я знал, что команда уже пережила его после последней атаки бомбардировщиков. Я объяснил обстановку главному механику и сказал: «Лодка получила очень серьезные повреждения, но это еще не значит, что она вышла из строя. Я уверен, что мы сможем возвратиться в Рабаул, после того как закончим необходимый ремонт. Я твердо намерен довести его до конца, даже если мы подвергнемся атаке противника». Уверенность, с какой я произнес ему эти слова, еще больше укрепила мою решимость.

Воспользовавшись свободной минутой, я спустился вниз, чтобы навестить командира в его каюте. Его лицо вследствие большой потери крови было смертельно бледным, он был в полубессознательном состоянии. «Если мне суждено так умереть, то лучше пуля прикончила бы меня сразу», — сказал он. Я сообщил ему, что попробую с наступлением прилива и после пробного погружения уйти отсюда до рассвета, даже если ремонт не будет окончен. На это он заметил, что лучше было бы провести весь следующий день на месте и полностью убедиться, что лодка действительно годна к плаванию.

И хотя все мы желали как можно скорее возвратиться в базу, учтя совет командира, я пришел к заключению, что лучше провести день на грунте, убедиться в мореходности лодки и дать возможность личному составу отдохнуть.

Усилиями команды заделывалась одна пробоина за другой. При ремонте использовались только тряпки, деревянные клинья и заглушки. Этого было достаточно, чтобы после заделки всех пробоин лодка могла погрузиться. Но пробоин было очень много, некоторые достигали 26 см в диаметре и заделывались с помощью заплат, большинство же имели диаметр около 5 см, и потребовалось много времени, чтобы изготовить для них деревянные заглушки. Первая партия приготовленных заглушек была быстро израсходована. При осмотре повреждений с палубы была обнаружена пробоина в главной цистерне левого борта диаметром 10 см, других повреждений цистерн не было. На кормовой части палубы было нагромождение контейнеров с рисом, казалось, что вражеская бомба взорвалась как раз над ними.

Личный состав десантного катера очень удивился, заметив лодку, выбросившуюся на пляж, поскольку полагали, что она была потоплена. Катер подошел к борту. Мы попросили принять боезапасы, медикаменты и продовольствие, оставшиеся еще на подводной лодке, а также двух раненых. Я сказал командиру, что мы не имеем возможности организовать за ним надлежащий медицинский уход на лодке, и, поскольку обратный переход в Рабаул будет опасным, предложил перенести его на берег, но он категорически отказался. Тела двух убитых, раненые и некоторое количество боезапасов были переправлены на десантный катер, и он отошел, провожаемый взглядами команды лодки.

Затем прибыли еще 4 десантных катера, которые приняли с лодки остальной груз оружия, боезапасов и продовольствия. Наша задача, таким образом, была выполнена. Офицер с десантного катера пожал мне руку и пожелал спокойного плавания до Рабаула. Наконец начался прилив, и к полночи лодка, носовая часть которой была обнажена так, что видны были крышки торпедных аппаратов, оказалась по ватерлинию в воде. Из воздушной магистрали низкого давления в лодку был пущен воздух, чтобы установить, не осталось ли еще незаделанных пробоин. Были проверены результаты аварийного ремонта, законченного практически к началу прилива. Баллоны воздуха высокого давления были наполнены, аккумуляторы заряжены, и лодка снова была в порядке. Теперь можно было попытаться сняться с мели. Включили моторы на полный ход назад, но лодка не двигалась, вероятно, она зарылась довольно глубоко в песок. Тогда я попытался раскачать лодку, заставив команду перебегать с одного борта на другой, моторы продолжали работать на полную мощность, посылая струю от винтов под днище лодки. Такая мера постепенно вызвала покачивание корпуса лодки и освободила ее от грунта. Я приказал запустить дизели, дал полный ход назад, и лодка, наконец, сдвинулась с места. Команда ликовала, выражая криками свое одобрение и выбегая на мостик с поздравлениями.

На рассвете мы погрузились, однако вопреки нашим предположениям плавание оказалось не столь спокойным. Мы легли на грунт на глубине 36 м. Дно, вероятно, было неровным, поскольку образовался дифферент 15°. Вода не просачивалась через недавно заделанные пробоины, однако в каждом отсеке я поставил наблюдателей, чтобы следить за возможным поступлением воды. Личный состав, свободный от вахты, получил заслуженный отдых. Шатаясь от усталости, я прошелся по лодке, осматривая каждый отсек, и обнаружил, что уровень в водомерном стекле одной из дифферентных цистерн постепенно поднимался. Несомненно, где-то осталась незаделанной пробоина, розыск которой пришлось оставить до возвращения в Рабаул, где судоремонтники базы могли произвести детальный осмотр лодки. Я очень устал и, едва добравшись до койки, погрузился в глубокий сон, а когда проснулся, часы показывали время захода солнца. Мы провели целый день на фунте без каких-либо неприятностей, но когда всплыли, мне показалось, что лодка была необычно тяжелой. Возможно, где-то была течь, которую мы не заметили, пока спали. Наблюдение в перископ подтвердило наступление сумерек.

Я приказал личному составу занять посты согласно расписанию по погружению и направился из бухты со скоростью 18 узлов.

Ночь с 20 на 21 марта прошла без происшествий. На рассвете мы снова погрузились. Если бы этот период пребывания под водой прошел спокойно, оставался еще один ночной переход до подходов к Рабаулу. Меня несколько беспокоило то обстоятельство, что вода в поврежденной дифферентной цистерне постепенно прибывала, и на всем пути должна была беспрерывно работать водоотливная помпа. Около полудня мы обнаружили, что цистерна, использовавшаяся нами в качестве уравнительной, оказалась сухой. Что было делать? В случае всплытия на поверхность мы, естественно, были бы обнаружены патрульным самолетом противника. Можно было перекачать горючее из топливной цистерны в главную балластную цистерну, но возникало опасение, что соляр мог вытекать через пробоины, имевшиеся в главной балластной цистерне. Мы также могли выстрелить торпеды или освободиться от какого-либо другого тяжелого груза, но я мог это сделать лишь в крайнем случае.

В качестве временной меры мы продули среднюю цистерну главного балласта правого борта, а затем выровняли дифферент, приняв воду в дифферентную цистерну. Продувание цистерны строго контролировалось с целью предотвратить возможность утечки воздуха на поверхность воды, что выдало бы наше местонахождение. Вследствие продувания балластной цистерны правого борта лодка получила крен 3° на левый борт, который, однако, не причинил неприятностей. Эта процедура повторялась 2 или 3 раза в течение второй половины дня и таким образом мы смогли удерживаться под водой до захода солнца и всплыли лишь в темноте.

Была ясная, звездная ночь и спокойное море. Такой ночи мы долго ждали. Дизели работали ровно и, несмотря на большую скорость (18 узлов), не дымили. Вообще говоря, настроение у нас было бодрое, хотя не было и намека на ослабление бдительности. Лодка шла вдоль побережья Новой Британии, личный состав стоял на боевых постах, велось тщательное наблюдение, когда внезапно послышался крик: «Самолет противника!» Мы сбавили ход, в направлении, указанном наблюдателем, можно было видеть летающую лодку противника. Вскоре он открыл огонь из пулеметов. Я приказал открыть ответный огонь по самолету из спаренного 13-мм пулемета. Для лодки было бы гибелью погружаться на глазах у противника, лучше было сражаться. Самолет пролетел над лодкой и исчез. Я приказал прекратить огонь, резко изменил курс и лодка продолжала следовать дальше. Вероятно, противник имел радиолокатор, он появился снова и почти сразу же за кормой лодки взорвалась бомба. Опасность возрастала, и мы снова открыли стрельбу из пулемета; верхняя палуба лодки была усеяна гильзами. Личный состав электромеханической части пытался принести на мостик винтовки, чтобы обстрелять противника. Я сказал, что стрельба из винтовок бесполезна, и направил их на подноску боезапаса. Пули противника ложились вокруг нас, но, к счастью, не причинили вреда.

Вскоре самолет улетел, вероятно, не выдержав боя, но надо было полагать, что он вернется. Так и произошло. На этот раз атака была несколько иной, самолет вел беспорядочную стрельбу и спустя некоторое время удалился, так и не приблизившись к лодке. Мы не смогли сбить самолет, однако организовали хорошую оборону, от чего поднялось настроение команды, укрепилось чувство уверенности. Мы приближались к своей базе, и общая обстановка в лодке улучшилась. Наконец наступил рассвет. Это был прекрасный рассвет, подобного которому мы не видели в течение долгого времени. Подводная лодка вошла в порт Рабаул утром 22 марта, наши трудные действия по доставке грузов закончились.

Шла битва за Лаэ. Подводная лодка «I-176» прошла ремонт в водах метрополии. Повреждения, причиненные пулеметным огнем самолета противника, были устранены. Она вторично вернулась в Рабаул с новым командиром капитан-лейтенантом К. Ямагути и вновь попала в трудное положение на обратном переходе из Лаэ. Лодка следовала в надводном положении ночью, когда над ней внезапно разорвался осветительный снаряд. Командир отдал приказание: «Срочное погружение!» В момент, когда верхняя палуба только что скрылась под водой, что-то тяжелое ударило в мостик. Не оставалось времени для того, чтобы уточнить, что же произошло.

Когда мы находились на глубине 13,5 м, что-то взорвалось над нами, но для бомбы это был слишком слабый взрыв. Испытывая некоторое беспокойство, мы продолжали погружение и остановились лишь на глубине 27 м. Поскольку лодка была довольно тяжелой, срочное погружение шло без остановок. Некоторое время мы находились в подводном положении, затем в дневное время всплыли, полагая, что вышли в зону действия своих сил охранения. К нашему изумлению, мы обнаружили, что носовая часть ограждения ходового мостика сильно выгнута, нактоуз магнитного компаса свалился на мостик, рядом с ним в образовавшейся вмятине лежал довольно длинный цилиндрический предмет. Осмотр показал, что это была глубинная бомба, что подтверждалось также надписью на английском языке на корпусе бомбы. Ходовой мостик был покрыт каким-то грязно-желтым веществом. Это было не что иное, как взрывчатое вещество из глубинной бомбы.

Бомба, сброшенная с вражеского самолета, упала в воду как раз над мостиком погружавшейся лодки и разломилась. Взрывчатое вещество вымывалось соленой водой из корпуса бомбы. На заданной глубине взрыватель бомбы сработал, однако взрыва не вызвал. Это был счастливейший для нас случай.

Мы доставили глубинную бомбу в базу и передали ее по назначению.


[1] Согласно американским данным, 20 октября был торпедирован подводной лодкой «1-176» американский крейсер «Честер» на полпути между о-вами Эспириту-Санто и Сан-Кристобаль. При этом у крейсера было повреждено машинное отделение № 1, но корабль смог дойти до Норфолка, где его отремонтировали. Крейсер возвратился в состав Тихоокеанского флота к моменту начала действий у о-вов Гилберта.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *