Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая картофельная ботва.
Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги – все говорило о том, что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но демобилизация, неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, и капали, капали в побитое темечко.
Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, и все его мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол ее величества мадам демобилизации.
Дверь – в нее, конечно же, постучали – открылась как раз в тот момент, когда все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант, очнувшись и оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта, стоящего тут же, вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.
– Прошу разрешения, – в двери возник заношенный старший лейтенант, который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, – вот, товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор…
Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять минут, а десять.
– Пьешь? А, воин-созидатель? – комендант, тоскливо скуксившись, уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть явные признаки среднего образования.
«Скотинизм», – подумал комендант насчет того, что ему не давали демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку: слуховые чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.
– Москва? Министра обороны… да, подожду… Помощник коменданта – свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант – со страхом удивился, – так бывает с людьми, к которым на лавочку, после обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек подсаживается умалишенный.
– Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор Носотыкин… Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!.. Да… Каждый день… Прошу разрешения… Есть… Есть расстрелять… По месту жительства сообщим… Прошу разрешения приступить… Есть…
Комендант положил трубку.
– Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она… Так… фамилия, имя, отчество, год и место рождения… домашний адрес… национальность… партийность… Так, где у нас план расстрела?
Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда пистолет, передернул его и положил рядом.
Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней – гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.
– …Так… планируемое мероприятие – расстрел… участники… так, место – плац, наглядное пособие – пистолет Макарова, шестнадцать патронов… руководитель – я… исполнитель… Помощник! Слышь, лейтенант, сегодня твоя очередь. Привыкай к нашим боевым будням! Расстреляешь этого, я уже договорился. Распишись вот здесь. Привести в исполнение. Когда шлепнешь его…
Комендант не договорил: оба тела дробно рухнули; впечатлительный лейтенант – просто, а солдат – с запахом.
Комендант долго лил на них из графина с мухами.
Его уволили в запас через месяц. Комендант построил гауптвахту в последний раз и заявил ей, что, если б знать, что все так просто, он бы начал их стрелять еще лет десять назад. Пачками.
ПМ — 16 патронов? -8 в одной обойме!?! А в целом хороший рассказ. Жаль коменданта. Но жизнь у военных далеко не всегда оказывается «сладкой»!Я ЗНАЮ! С уважением.
Все правильно Александр Покровский написал. На дежурство выдавался ПМ с 2 обоймами.
Нам тоже 2 обоймы выдавали. ПМ — индивидуальное оружие офицера выдавали, лучше АКМ. . Один патрон в нагрудный карман, чтоб в Чечне в плен не попасть — застрелиться.
Две обоймы и дежурному по кораблю и дежурному по части. Одна в пистолете, вторая в специальном кармашке в портупее. Дежурил на эсминце на севере зимой. С пистолетом бегать очень неудобно. Тяжелый. Лучше с рулоном туалетной бумаги в кабуре. Удобнее. И еще на эсминце неудобно было дежурить в шинели. Она длинная, а трапы более вертикальные, чем на других больших кораблях. Путается в ногах, задевает за грязный трап. Предложил командиру дежурить или в бушлате или канадке. Того аж чуть падучая не забила от этого предложения. Как это дежурный по кораблю и без шинели. На эсминце матросы БЧ-5 в нижнем кубрике делали ловушку от внезапного прибытия дежурного по кораблю. На трапе ведущем аж на две палубы вниз выкручивали лампочки, а на одну из ступеней трапа наверху ставили обрез с водой. Наступишь ненароком, не заметив и поедешь сразу в обрезе (тазике) вниз до самого кубрика и с шумом въедешь сразу в кубрик под крик дневального «Смирно» и улыбки матросов. Я не попадался ни разу, а вот были дежурные попадали. Шум несущегося по ступенькам трапа, обреза с дежурным по кораблю слышался на весь корабль. Как еще ничего себе не ломали — странно. Но это было.
Интересно. У наших сухопутных шинели были, а как же.НО на полаж шинели был крюк. На ПХД, на бег …. Полы шинели крюком за ремень. Ноги свободны…. Тепло и комфортно. Сейчас куртки…