Воскресное чтиво. Царь Грозной Руси. Шамбаров В. Ливонская проблема (глава из книги)

Васнецов. 1897 год Царь Иван Грозный. zen.yandex.com

Пока Россия вела войны на востоке, западные соседи не вмешивались. Но и назвать их “безучастными” наблюдателями было трудно. Сигизмунд II кисло поздравлял Ивана IV по поводу “христианских побед” над “общим” врагом, а сам подталкивал хана к нападениям на Русь и отправлял в Крым возы с деньгами (деньги-то были не бумажными, а металлическими, их в буквальном смысле слова перевозили на телегах). А шведский король Густав I развил бурную дипломатию, предложив Польше, Дании, Ливонии и герцогу Прусскому создать коалицию против России и окоротить ее “усиление”. Узнав, что связи с нашей страной установили англичане, Густав немедленно обратился к ним, убеждая прекратить эти контакты, “несогласные с благосостоянием Швеции” и запретить торговлю, дающую русским дополнительные ресурсы.

               Но британцев-то благосостояние шведов занимало в последнюю очередь. С чего они стали бы отказываться от барышей? Поляки были не прочь повоевать, но магнаты Литвы были настроены более осторожно, опасаясь русских ударов по своим владениям. Датчанам лезть в драку было и вовсе не с руки. Они с русскими не граничили, и их гораздо больше тревожило усиление Швеции. Зато Ливонский орден антироссийские призывы горячо поддержал. За полвека он успел забыть уроки, полученные от Ивана III. А договоры действовали только до тех пор, пока Россия подкрепляла их силой. Когда прибалтийские лютеране начали было крушить православные церкви, Василий III строго предупредил их: “Я не папа римский и не император, которые не умеют защитить своих храмов”. При Елене Глинской ливонцам пришлось еще раз напомнить о неприкосновенности храмов и свободе торговли для русских, причем в договоре недвусмысленно пояснялось: “Аще кто преступит клятву, на того Бог и клятва, мор, глад, огнь и меч”. Но в период боярского правления ливонцы перечеркнули все соглашения.

Были разорены церкви, русские “концы” и подворья в прибалтийских городах. Орден вообще запретил транзитную торговлю через свою территорию. Все приезжие должны были заключать сделки только с местными купцами, которые диктовали свои цены и наживались на посредничестве. Мало того, орденские власти взялись сами решать, какие товары пропускать на Русь, а какие нет. Наложили эмбарго на медь, свинец, олово, серу, селитру, запретили проезд западных специалистов, желающих поступить на царскую службу. Ливонцы писали императору, что “Россия опасна”, поставка ей военных товаров и допуск ремесленников “умножит силы нашего природного врага”. Но враждебные выходки зашли еще дальше. Местные власти под жульническими предлогами грабили русских купцов, конфисковывая товары, бросали их в тюрьмы. И даже живыми удавалось выбраться далеко не всем. Автор того времени Михалон Литвин писал: “У ливонцев их (русских) убивают, хотя московитяне и не заняли у них никаких областей, будучи сосединены с ними союзом мира и соседства. Сверх того, убивший московитянина кроме добычи с убитого получает еще от правительства известную сумму денег” [102, 105].

               С 1503 г. между Россией и орденом существовал не мир, а состояние перемирия, которое периодически продлялось. Очередной срок его подтверждения наступил в 1550 г. На переговорах от ливонцев потребовали строгого выполнения прежних договоров, но они отказались. Тогда Москва официально предъявила претензии. Указывалось на “гостей новгородских и псковских бесчестья и обиды и… торговые неисправленья”, на запрет пропускать в нашу страну товары, “из Литвы и из заморья людей служилых и всяких мастеров”. Предлагалось созвать посольский съезд и рассудить эти вопросы перед третейскими “вопчими судьями”. Только на таких условиях Россия соглашалась продлить перемирие. Но орден требования проигнорировал и демонстративно подтвердил все торговые ограничения.

               И в 1554 г., на следующих переговорах с ливонцами, на них решили оказать давление. Для этого был использован вопрос о “юрьевской дани”. Когда он возник, неизвестно. Новгород и Псков неоднократно вели с соседями собственные войны. В одной из них псковичи разгромили епископа Дерпта (Юрьева, ныне Тарту), и он обязался платить победителям. Дань упоминалась в договорах между Псковом и епископом в 1460-1470-х гг, а в 1503 г. ее включили в договор между орденом и Россией. О ней уже успели забыть, но Висковатый и Адашев откопали этот пункт в старых документах и, ко всему прочему, истолковали его по-своему.  В ХI в. Эстонию покорил Ярослав Мудрый, основавший города Колывань (Ревель, Таллин), Юрьев. Позже их захватили крестоносцы. Но Адашев и Висковатый интерепретировали историю иначе и объявили ливонцам: предки царя разрешили немцам поселиться на своей земле при условии выплаты дани. Показали грамоту 1503 г. и потребовали “недоимку” за 50 лет.

На попытки возражать Адашев жестко отрезал – если не заплатите дань, государь сам придет за ней. Послы струсили, пошли на уступки по всем требованиям. Ливония обязалась разрешить свободную торговлю, восстановить разрушенные православные храмы в Дерпте, Ревеле, Риге. Как и в прошлых договорах, обещала не вступать в альянс с Литвой. Дерптский епископ должен был заплатить дань, а великий магистр и архиепископ Рижский – проследить за этим. На сбор денег давалось 3 года. Когда дипломаты привезли такой договор правителям ордена, те ошалели. Сумма набежала огромная, за каждый год “по немецкой гривне с головы” дерптского населения. И дело было не только в деньгах. По правовым нормам XVI в. плательщик дани считался вассалом того, кому платит.

Но и гнев Москвы навлечь на себя не хотелось. Поэтому ливонские власти решили выкрутиться. Приехавшему к ним послу Терпигореву они все же принесли присягу, что все выполнят, но оставили себе лазейку – заявили, что договор не имеет силы без утверждения императора, поскольку орден является частью Германской империи. А выполнять подписанные соглашения Ливония даже не подумала. Здешние купцы очень хорошо зарабатывали на посредничестве, поступаться доходами не желали, и городские магистраты оставили в силе все ограничения для русских. И уж тем более никто не желал собирать какую-то дань или за свой счет восстанавливать церкви. Россия все еще вела войны с казанцами, астраханцами, крымцами, значит, пока не ударит. А дальше видно будет.

               В целом же политика рыхлого и аморфного ордена получилась глупой и легкомысленной. С договорами он не считался, но и воевать не готовился – авось как-нибудь само пронесет. На армию купцы и города раскошеливаться тоже не хотели. Орденский магистр, епископы, фохты, командоры жили самостоятельными князьками, грызлись между собой. А рыцари, потомки блудных связей крестоносцев, кичились друг перед другом “славой предков”, богатством замков, гаремами крепостных девок, и на попойках хватались за ржавое оружие, висевшее по стенам. Пусть только сунутся русские!… Но слабостью ордена первыми воспользовались не русские, а Сигизмунд II. Он вступил в тайные переговоры с Рижским архиепископом Вильгельмом. Обещал покровительство, приплатил, и архиепископ назначил своим коадъютором (заместителем и преемником) ставленника поляков Кристофа Мекленбургского. А впоследствии, когда он займет место Вильгельма, Кристоф должен был преобразовать архиепископство в княжество, зависимое от Польши.

Об этих планах кто-то проболтался, разразился скандал. Великий магистр Фюрстенберг возмутился предательством, собрал рыцарей, напал на архиепископа и захватил его в плен вместе с Кристофом. И тут же обжегся. Сигизмунд двинул на него войска. Фюрстенберг объявил мобилизацию, но на нее откликнулось лишь несколько рыцарей. Одно дело проучить своего архиепископа, другое – воевать всерьез. Ливония оказалась беспомощной. 13 сентября 1556 г. магистр вынужден был публично извиниться перед польским королем и подписать договор, который он продиктовал. Вильгельму вернули архиепископство. Орден предоставил Литве свободу торговли, заключил с ней союз против России и обязался не пропускать в нашу страну военные товары и специалистов. Таким образом, все условия русско-ливонского перемирия были уже официально перечеркнуты и отброшены.

Однако самыми нетерпеливыми врагами нашей страны оказались шведы. Они сочли, что Россия совсем увязла на востоке, дела ее плохи, и уже настал момент поживиться за ее счет. С 1555 г. они принялись захватывать русские приграничные земли, сенокосы, рыбные ловы. Крестьяне пробовали дать отпор – шведы стали жечь их деревни. Несколько детей боярских, посланных на границу навести порядок, были убиты, одного из них посадили на кол. На севере, в Лапландии, шведские отряды нападали на погосты, на монастырь св. Николая на Печенге. Наместник Новгорода князь Палецкий направил своего чиновника Кузьмина в Стокгольм для предъявления претензий. Но его даже не допустили к королю, арестовали. Густав I заявил, что не желает иметь дела с наместником, будет объясняться лишь с самим царем.

               Вопрос, кстати, был серьезным. Сейчас это может показаться “мелочью”, но в XVI в. было не так. Речь шла о ранге монархов. Существовала определенная иерархия королей, герцогов, князей, и на этом строилась вся дипломатия того времени. Считалось очень важным, кто в договорах указывается первым, а кто вторым, чьи послы во время приемов садятся “выше”, чьи “ниже”, кого позволительно называть “братом”, а кого нет. От этого зависел престиж как самой венценосной особы, так и всего государства. Поэтому, например, Сигизмунд II упрямо не признавал за Иваном IV титул царя – несмотря на то, что литовским послам показывали грамоты, где другие короли титуловали нашего государя “императором”. Ну а шведский король вообще не был “природным”, потомственным. Когда Швеция принадлежала Дании, ее наместники сносились с наместниками Новгорода. И за Густавом, которого возвели на трон повстанцы, Москва сохранила тот же уровень. В праве переписываться с царем ему отказали и назначили время и место, чтобы прислал делегацию для переговоров.

Но в Стокгольме возобладали воинственные настроения. Ходили слухи, что Россию одолевают татары, что Иван Васильевич то ли погиб, то ли его свергли, и началась смута. Шведы гипнотизировали сами себя такими “радостными известиями”, желаемое выдавалось за действительное, и вместо посольства в Финляндию отправился король во главе войска. Новгородские отряды, вышедшие на границу, были разбиты. В Карелии, как сообщают документы, неприятели “делали ужасные неистовства, … не только жгли, убивали, но и ругались над церквами, крестами и иконами”. А адмирал Багге с 20-тысячной армией, флотом и артиллерией осадил Орешек. Но байки о катастрофическом положении России не оправдались. Орешек стойко оборонялся, а царь выслал на помощь рати Ногтева и Шереметева. Они с разных сторон прижали Багге, он понес большие потери и бежал. Позже пытался хвастаться хотя бы тем, что ему с остатками подчиненных удалось унести ноги.

К зиме 1556 г. в Новгороде собралось большое войско. Государь еще раз попытался урегулировать конфликт, предъявил Швеции ультиматум – наказать виновных и прислать делегатов для переговоров. Но у нее вдруг нашлись союзники. Сигизмунд II и Ливония пообещали Густаву всяческую помощь, и он царские предложения высокомерно отверг. Хотя его “союзники” оказались липовыми. Они как раз и добивались, чтобы шведы продолжили войну. Никакой поддержки Густав не получил, а русские больше церемониться не стали. Царские полки вторглись в Финляндию. Шведскую армию, занявшую выгодные позиции под Выборгом, обошли и разгромили, пленив все командование. Сильную крепость Выборг осаждать не стали, только подвергли бомбардировке. Разорили города Кивен, Нейшлот, села, угнали множество пленных – летописец отмечал, что “продавали человека за гривну, а девку за пять алтын”.

Тут уж Густав взмолился о мире. Иван Васильевич строго выговорил ему за все, что натворили шведы в России, но счел, что они наказаны достаточно. В феврале 1557 г. начались переговоры. Сошлись на том, что восстанавливается старая граница, шведы без выкупа отпускают всех захваченных русских, а своих пленных им было разрешено выкупать, “у кого их найдете”. Короля ткнули носом и в его “надменность”. Отписали, что иметь дело с Новгородом для него “не бесчестье, а честь”, потому что пригороды Новгорода “больше твоего Стокгольма”, а наместники – “дети и внучата государей литовских, казанских и русских”. Шведский же король, “не в укор, а единственно в рассуд… давно ли торговал волами?” Густаву пришлось проглотить и это, абы русские не передумали и не всыпали ему еще.

Вот тогда-то пришла пора забеспокоиться и ливонцам. На печальном примере соседей они увидели силу России. Увидели и то, что спускать обид кому бы то ни было царь не намерен. А срок выплаты “юрьевской дани” истекал. Орден очередной раз попробовал оспорить ее, но его послов в Москве даже слушать на стали, отправили назад “без дела”. После этого Иван Васильевич прекратил торговлю с Ливонией, запретил ездить туда псковским и новгородским купцам. Окольничий Шестунов и дьяк Выродков начали востанавливать напротив Нарвы крепость Ивангород, построенную еще Иваном III, но пришедшую в негодность. На западной границе стали сосредотачиваться войска.

Правда, у ордена теперь имелся союзник, Сигизмунд II. И к тому же, Россия продолжала войну на юге, против Крыма. В 1557 г. Девлет-Гирей получил помощь от султана – янычар, войска молдавского и волошского господарей. Их бросили против казаков Вишневецкого, обустроившихся на Хортице. После тяжелых и затяжных боев запорожцам пришлось отступить с острова, Сечь была разрушена. Но идти на Русь хан уже не отважился. Слишком дорого ему обошлись прошлые набеги. А поскольку его воинам требовалось “подкормиться”, да и работорговцы уже три года сидели без свежего “товара”, Девлет-Гирей обрушил свои орды на Подолию и Волынь. Сигизмунд нападения совершенно не ожидал, он только что отослал в Крым положенную плату. Магнаты, как водится, попрятались по замкам, и татары беспрепятственно разграбили обширный край. Теперь украинские мужчины и женщины переполнили восточные рынки, украинские девочки потекли в восточные гаремы. Но неужто продавцам и покупателям была какая-то разница, с Волыни они или с Рязанщины?

               А Ивану Васильевичу хан предложил заключить мир, старался лишь получить за это мзду побольше. Писал: “Для тебя разрываю союз с Литвой: следовательно, ты должен вознаградить меня”. Пепрепуганные ливонцы тоже направили в Москву новое посольство, они уже соглашались платить дань и просили лишь о об одном – уменьшить сумму. Доказывали что для Дерпта она непосильна. Все, вроде бы, соглашались мириться. Но на деле перед русским правительством встала чрезвычайно сложная задача. Обе проблемы, ливонская и крымская, были для нашей страны насущными и болезненными. Торговля через Балтику имела для нее огромное значение – даже большее, чем 150 лет спустя, при Петре I, когда в России будут открыты свои месторождения меди и других важных материалов. С Запада, в оплату за свои товары, Россия получала и золото, серебро. Ливонцы обрезали этот приток, перекачивая его в свои карманы. А верить в их уступчивость не приходилось. В Москве хорошо знали, что они нарушат обещания, как только сочтут возможным. Доверять “миролюбию” хана тем более не имело смысла. В этом русские успели убедиться много раз.    

               Но и воевать на два фронта было тяжело и опасно. Иван III, Василий III, Елена Глинская всегда старались избежать такого развития событий. Искали тонкие политические ходы, пытались временно примиряться с теми или иными противниками, хотя бы для видимости, играть на их противоречиях. Правительство “избраной рады” решило иначе: одновременно вести две войны, причем обе наступательные. В исторической литературе с какой-то стати бытует версия, будто Иван Грозный был сторонником удара на Ливонию, в то время как советники тянули его в другую сторону – против Крыма. Ничего подобного. Никаких споров, никаких разногласий не было. Одни и те же Адашев, Сильвестр, Курбский и примыкавшие к ним бояре выступали за наступление как на запад, так и на юг [138].

               Сейчас установлено, что Сильвестр был лично заинтересован в ливонской войне. Потому что он сам и его сын Анфим вели крупную торговлю в Прибалтике, и партнером “святого человека” являлся бургомистр Нарвы Крумгаузен [138]. А клевреты Адашева получали награды и обогащались трофеями в операциях против крымцев. Князю Вишневецкому временщик вскружил голову надеждами, что его сделают удельным князем на завоеванных землях, может быть и в самом Крыму. Почему бы и нет? Для этого оставалось “всего лишь” прогнать хана и превратить Крым в христианское княжество. 

               Ну а царя советники убедили, что война в Ливонии будет легкой и скоротечной – как против Швеции. Одна карательная экспедиция, и орден согласится на любые уступки. А чтобы не вмешалась Литва, временщики разработали весьма “хитрую” комбинацию: в качестве компенсации предложить Сигизмунду союз против Крыма. Ханство досаждало обеим державам, его разгром всем принесет облегчение. А за это благодарный король, конечно же, признает интересы русских в Прибалтике. И “избранная рада” принялась действовать по своему плану так уверенно, будто договоренность с Литвой уже достигнута.

               Переговоры с крымцами и ливонцами Адашев фактически сорвал. С прибалтийскими послами уже удалось достичь соглашение, что Дерпт вместо “поголовной” дани заплатит по тысяче венгерских золотых за каждый год, а орден – 45 тыс. ефимков за военные издержки. То есть, за то, что он так долго упирался, и пришлось его подталкивать, собирая рати. Но когда оставалось только подписать договор, Адашев вдруг придрался, что посольство не привезло с собой денег (хотя об этом и раньше было известно, ведь оно ехало торговаться). Всесильный лидер “избранной рады” объявил: если нет денег, значит ливонцы опять обманывают. Дают обещания лишь для того, чтобы царь отменил мобилизацию. А коли так – война…

               Что же касается обращения Девлет-Гирея, то Адашев и Висковатый вообще не стали его рассматривать и выносить на обсуждение Думы. На Днепр были отправлены Вишневецкий и дьяк Ржевский с 5 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков. Им ставилась задача “воевать Крым”. Кроме того, они получили приказ отбивать литовских подданных, которых татары угоняли с Украины, и Сигизмунду II сообщили об этом. Дескать, Россия по собственному почину берется помогать ему и его людям. Через некоторое время в Вильно поехала русская делегация, повезла предложение о союзе – чтобы совместными силами разгромить и напрочь сокрушить ханство. Татары и впрямь настолько терроризировали Литву, что шляхта и население восприняли инициативу Москвы с огромным восторгом. Наших послов носили на руках, в их честь устраивались пиры и праздники.

Мало того, Россия выражала готовность заключить “вечный мир”. А эта проблема тоже была давней и непростой. Польские короли все еще считали “своими” русские земли, отобранные у них предками Ивана Васильевича. Но и московские монархи, приняв титул государей Всея Руси, объявляли себя преемниками великих князей Киевских. То есть, выступали наследниками земель Древней Руси, захваченных поляками и литовцами. По данному поводу шли постоянные споры, и именно из-за этого между Россией и Литвой заключались только временные перемирия. Теперь же было объявлено, что царь ради братского союза готов “поступиться своими вотчинами”, отказаться от наследственных прав на Белоруссию и Украину. Это предложение также вызвало среди литовцев немалую радость. Устранялся повод к конфликтам, можно было не опасаться грядущих русских вторжений.

Король, казалось, был просто счастлив. В Москву поехали ответные делегации. Произносились пылкие речи о “христианском братстве”, о родстве народов двух стран. Сигизмунд в своих письмах к Ивану Васильевичу рассыпался в выражениях любви, соглашался на союз, обещал прислать полномочное посольство для его заключения. Но это было не более чем ложью. И ложью преднамеренной. Как выяснилось чуть позже, король был вовсе не заинтересован в крушении Крыма. Ханство считалось необходимым противовесом России (литовские вельможи проболтались об этом русским послам) [138]. Да, татары разоряли Литву. Но они угоняли простых мужиков, баб, девок – а много ли стоят судьбы каких-то крестьян в большой политике? Зато татар можно было использовать против русских. Уступать царю Ливонию Сигизмунд и подавно не собирался. Его послы в Москве всего лишь убаюкивали бояр, пускали пыль в глаза. Приезд полномочных делегатов для заключения союзного договора откладывался под разными предлогами – а в это же время король заключил тайный союз с Девлет-Гиреем.

Велись секретные переговоры с ливонцами, шведами. К альянсу примкнул германский император – он согласился отдать Ливонию “под защиту” Сигизмунда. Активную дипломатическую поддержку королю оказал папа римский. А эмиссары Ватикана в Литве и Польше принялись готовить почву для их полного объединения. Это сулило двойную выгоду – Литва, где большинство населения исповедовало Православие, попадет под контроль католиков-поляков, а царь столкнется с общими силами выросшей державы. Против нашей страны составлялся грандиозный международный заговор. А в случае наступления на Крым по планам Адашева и Сильвестра в войну втягивалась еще и Турция. По сути Россия шла в расставленную для нее ловушку! Что это было со стороны “избранной рады”? Головокружение после прошлых побед? Легкомыслие? Грубые дипломатические ошибки? Или…?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *