Дорошенко предупредил Ромодановского и царя, что султан уже считает себя властителем Украины, и капитуляция гетмана ничего не значит. Турки назначат другого, и под предлогом его поддержки пошлют армию. А король Ян Собесский, заключив мир с Османской империей, как ни в чем не бывало поучал русского посла Тенкина: “Пиши к царю, что следует ему немедленно послать более войска в украинские города, в Киев и Чигирин, и особенно инженеров и артиллерию, турки сильны умением действовать пушками и осаждать крепости”.
Фазыл Ахмет Кепрюлю после подписания договора с Польшей скончался, но пост великого визиря занял муж его сестры Кара-Мустафа. Такой же умный, энергичный и воинственный. Политику он не изменил, прогнозы Дорошенко оправдал. В плену у турок сидел в Семибашенном замке Юрий Хмельницкий. Ему предложили гетманство, и он без раздумий согласился, получил титул “князя Малороссии”. Но аппетиты Стумбула не ограничивались Украиной. Вовсю обсуждались проекты времен Ивана Грозного – подчинить Северный Кавказ, Поволжье, восстановить Астраханское и Казанское ханства, подвластные султану. А Россия должна платить дань Крыму, преемнику Золотой Орды. Вспомнили и давние претензии к донским казакам.
В Москву прибыло посольство султана и огласило требования – отступиться от Украины и изгнать казаков с Дона. Федор Алексеевич выдержкой Тишайшего отца не обладал и ответил по-юношески запальчиво: “Казаков не выгоню, Азов возьму и все земли по Днестру постараюсь покорить”. Впрочем, отвечать он мог уже как угодно. Было известно, что в Стамбуле война решена. В апреле 1677 г. турки начали переправу через Дунай. Командовал армией Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. По разным источникам, у него насчитывалось 15-20 тыс. янычар, 20-40 тыс спагов и прочей турецкой конницы, 20-30 тыс. молдаван и валахов, 35 орудий, огромный обоз. «Войско» Юрия Хмельницкого состояло всего лишь из 150 проходимцев-перебежчиков. Но его хозяев это не смушало, Юрию отводилась другая задача. Он начал рассылать “универсалы”, обещал, что турки не тронут украинцев, признавших его гетманом.
Но готовились и царские рати. В Курске собралась армия Ромодановского, 42 тыс. воинов, 126 орудий, в Батурине 20 тыс. казаков Самойловича. Разведку вели запорожцы, в июне они доложили, что Ибрагим-паша переправляется через Днестр, а крымский хан Селим-Гирей привел к нему 40 тыс. всадников. Численность вражеских полчищ достигла 100 – 140 тыс., не считая обозных, слуг, землекопов. Зато с разведкой у них было плохо. Они исходили из ошибочных данных, что в Чигирине находятся 1,5 тыс. русских воинов и 3 тыс. казаков, а Киев к обороне не готов, там мало пушек и припасов. Поэтому планировали за одно лето овладеть всем Правобережьем.
Опять же, турки общались с изменниками, с поляками, и приняли за чистую монету утверждения, будто украинцы враждебны царю. Полагали, что воевать придется только с русскими. На взятие Чигирина отводилось всего 3-4 дня – ожидали, что казаки перейдут под знамена Хмельницкого, а горстка русских перед лицом огромной армии должна будет уйти за Днепр. После чего останется взять Киев. Удары царских войск с Левобережья считались нереальными – попробуй-ка форсировать такую реку, если надежно прикрыть переправы! Янычарам заранее объявили, что их распустят по домам “ко дню Касыма” (26 октября), на Украине останутся зимовать казаки Хмельницкого, а обратно на фронт янычар соберут в “день Хозыра” (23 апреля) следующего года – завоевывать Левобережье [41].
Воеводы не знали точных планов неприятеля. Ромодановский и Самойлович выдвинулись к Сумам и Ромнам – сохраняли возможность повернуть туда, куда нацелится Ибрагим, к Чигирину или Киеву. А в Чигирин послали генерал-майора Трауернихта с подкреплениями. Еще недавно крепость была очень сильной. Она состояла из трех частей, «замка», «нижнего города» и посада. Часть укреплений была каменной, часть деревянной, с трех сторон их прикрывал приток Днепра р.Тясьмин. Но во время осад войсками Ромодановского посад был сожжен и больше не восстанавливался. На его месте остался вал и пустырь – и как раз с этой стороны, с юга, крепость не была прикрыта рекой. От бомбардировок пострадали и стены, горели. А зимой 1676 г., уже после взятия Чигирина русскими, случился пожар (возможно, это была диверсия), стены получили значительные повреждения.
Полностью исправить их не успели. Артиллерия насчитывала 5 мортир и 45 пушек. Но из них только 14 тяжелых, а остальные – картечницы или легкие полевые. Часть орудий после прошлых боев была неисправна, не имела лафетов. Боеприпасы завезли, но мало было бомб для мортир, ручных гранат всего 800. Командование принял Афанасий Трауернихт – немец, целиком связавший себя с Россией и перешедший в Православие. Он деятельно взялся ремонтировать укрепления, к пушкам изготовлялись недостающие лафеты. В июле казаки сообщили – Шайтан-паша идет на Чигирин. Вскоре налетели передовые татарские отряды, захватили на лугах стада и 150 пастухов. Комендант слал донесения в Москву и Ромодановскому, и буквально под носом у врага в крепость проскочили еще 4 полка. Гарнизон составил 17 тыс. человек. В западной части крепости, «замке», заняли оборону 8 тыс. солдат и стрельцов, в восточной, «нижнем городе», 9 тыс. украинских и донских казаков.
Турки появились 2 августа. По-хозяйски разъезжали квартирьеры, выбирая места для стоянки, за ними выплескивались массы войск, затопив окрестности. Укрепились у старого посадского вала, он стал готовым прикрытием. Рыли окопы, возводили батареи. Один из корпусов Ибрагим-паша отрядил к Днепру, взял под контроль переправы, а к гарнизону обратился с посланием. Писал, что султан покорил Украину “своею саблею и силою”, а вы, мол, “московские люди”, когда законный гетман Дорошенко “ушел”, заняли “пустой” Чигирин. Теперь же султан прислал Хмельницкого, “властного дедича… чтоб он властвовал над всей Украиною”, а войско пришло “его на гетманство посадить”. Русским предлагалось уйти без боя, сохранив за это жизнь и имущество, а не послушаете – пеняйте на себя. Хмельницкий не преминул забросить «универсал» казакам, убеждал сдать город ему, наследнику отца. Трауернихт созвал всех командиров на совет, и было решено: “Отвечать не иначе, как пушками”.
5 августа турки начали приближаться к стенам зигзагообразными траншеями и апрошами. Комендант всячески старался мешать им. Стрельцы и казаки ходили на вылазки, подбирались к траншеям, забрасывали ручными гранатами, бросались “в секиры и дротики” (штыков военная наука еще не знала), обращали неприятелей в бегство. Но враг усиливал охранение и продолжал работы. Строил новые батареи, поближе к стенам, загремели залпы. На укрепления посыпались ядра, 80-фунтовые бомбы. Часть орудий прицельно била по русским пушкам. Артиллеристы у турок были отличные, в короткий срок сбили 17 орудий. В стенах и брустверах возникали многочисленные проломы. Защитники исправляли что получится, но заделать все бреши не успевали, начали ставить возле них часовых. А потом в крепость перебежал невольник-негр. Сообщил, что турки роют три минных подкопа. Назвал места, которые предполагалось взорвать. Трауернихт приказал строить на этих участках внутренние укрепления. А для того, чтобы ослабить действие мин, выкапывались большие ямы.
17 августа Ибрагим-паша назначил штурм. Батареи открыли ураганный огонь. Была взорвана мина под равелином, разрушила вал. Защитники отступили, и турки захватили пролом. Но стрельцы и солдаты кинулись в контратаку, закидали врага гранатами и выбили вон. К вечеру перебежал молдаванин, рассказал, что две мины обвалились от сотрясений, производимых при стрельбе русскими пушками. Предупредил, что роется еще одна. Турки взорвали ее 18 августа. Однако помогла уловка с ямами – взрыв прошел под землей, пробил себе канал через яму и не причинил вреда укреплениям. Зато турецкая артиллерия в этот день опять добилась успехов, вывела из строя 4 пушки.
А неприятельские саперы довели траншеи до рва замка. Теперь врагов в этих траншеях не получалось достать из пушек, а для мортир, бивших навесным огнем, не хватало бомб. Приспособились стрелять камнями. Турки завалили один из участков рва вязанками хвороста, ворвались в передовой равелин замка и заняли его. Начали кидать фашины и бревна в ров на других участках. Стало известно и о том, что они снова роют мины.
Но на выручку Чигирину уже двигалась армия Ромодановского. Чтобы поддержать защитников, воевода выслал вперед несколько отрядов. Сперва в крепость пробрались 500 казаков, потом два полка, драгунский и казачий, высмотрели слабое место во вражеском оцеплении, внезапным броском прорвали его и по плотине через Тясьмин подошли к городу строем, с развернутыми знаменами. Их встретили общим ликованием, они доставили письмо Ромодановского и Самойловича – помощь близка, надо продержаться лишь несколько дней.
Турки занервничали, заспешили. Рванули свои мины. Первая разрушила часть каменного редута, но он упал наружу, на янычар, сосредоточившихся для атаки. А с участка, где готовилась вторая, комендант загодя отвел защитников. В глубине построили полевые укрепления, там укрылись добровольцы, 300 донских казаков. Когда стена взлетела на воздух, они сразу заняли пролом, отчаянно встали в полный рост. На штурм поднялись 36 турецких рот, но увидели, что казаки готовы встретить их, и смешались, откатились назад.
А тем временем войска Ромодановского вышли к Днепру у Бужинской пристани. Правый берег был занят врагом. Янычары укрепились окопами, шанцами, выставили пушки, их фланги прикрывала крымская конница. Передовую позицию турки выдвинули на остров посреди реки. Было ясно – как только Ибрагим-паша узнает о приближении русских, он направит к Днепру подкрепления. Но Ромодановский не позволил противнику опомниться и отреагировать. Операцию по форсированию реки он разыграл четко и стремительно. С ходу развернул на берегу артиллерию и открыл по острову такой огонь, что расположившиеся там враги не выдержали, бежали на правый берег.
В ближайшую же ночь остров заняли русские, перевезли туда несколько батарей и замаскировали их. А отряд казаков переправился через Днепр выше по течению, двинулся в тыл неприятелям. День 26 августа прошел тихо, но всем полкам было приказано делать из хвороста фашины и туры, подтягивались понтонные парки. Ромодановский находился на батареях, съездил на остров. Распределил между артиллеристами цели, орудия засветло навели на турецкие позиции. В третьем часу ночи солдатские полки полковника Версова, подполковника Воейкова и казачьи полки Левенца и Барсука ринулись на лодках через реку.
Янычары заметили их, начали стрелять, и тут-то их накрыл шквал русского огня. Массированный ночной обстрел по заранее выверенным целям еще не практиковался ни в одной армии, Ромодановский применил его впервые. Противник был ошарашен. В темноте на него сыпались ядра, крушили и поражали. А десант уже достиг берега, дружным натиском захватил окопы. Татары попытались сбросить переправившиеся полки обратно в реку, пока они еще не закрепились, лавина конницы среди ночи развернулась в контратаку. Ее встретили залпами мушкетов, дальнобойные пушки с левого берега и батареи с острова открыли заградительный огонь, а с тыла, стараясь наделать побольше шума, ударили казаки, забравшиеся туда накануне.
Крымцы и турки смешались, покатились прочь. Русские овладели плацдармом, потеряв при этом всего 8 человек! А Ромодановский отправлял за Днепр свежие части. Руководил переправой лично – каждый полк на правом берегу должен был занять оборону, огородиться фашинами и турами, и лишь после этого воевода высылал следующий полк. К утру на плацдарме находилось 4-5 тыс. воинов под командованием генерал-майора Аггея Шепелева. Под их прикрытием саперы принялись наводить три понтонных моста.
Ибрагим-паша опомнился. Спешно снимал войска с осады города, перебрасывал к Днепру. Они подоспели во второй половине дня 27 августа и сразу устремились в атаку. Гордон вспоминал, как янычары вышагивали “под белыми знаменами с красными краями и полумесяцем посередине”. Но они чуть-чуть опоздали. Мосты уже были наведены, по ним потекли гвардейцы генерал-майора Матвея Кравкова. Врага встретили ружейной пальбой из-за туров и фашин, картечью из легких пушек. Тех, кто прорывался к укреплениям, отбрасывали в рукопашной. За янычарами с криками “Алла!” покатились массы крымской конницы. Их тоже расстреливали и отражали. Ибрагиму-паше доложили, что атаковать больше “мочи нет”, убит сын крымского хана, много мурз и старших офицеров.
На Днепр направлялись новые контингенты, к 28 августа там собралось 40 тыс. неприятельской пехоты и конницы. Но и у русских на плацдарм успело переправиться 15 тыс. человек, общее командование принял генерал-поручик Григорий Косагов. Враги снова полезли в атаки, устилая трупами прибрежные луга и холмы. А когда их повыбили и измотали, царские ратники и казаки поднялись в общую контратаку. Турки и крымцы сломались – и побежали… Ромодановский доносил в Москву: “Знатную одержав победу над неприятелем, многих побили, гоня их на 5 верст от Днепра”.
Когда известия о разгроме дошли до осадного лагеря, оставшиеся там части заметались, запаниковали. Турецкий историк Фундуклулу писал: “Силы Ибрагим-паши… истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блестяще отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары”. Был созван военный совет, и хан Селим-Гирей высказался за то, чтобы “пойти прямо по спасительному пути отступления”. Предложение “было признано благоразумным, кади-аскер составил протокол”. Всю ночь противник вел огонь, стараясь замаскировать отход, а под утро зажег свой лагерь. Из крепости выслали разведку и обнаружили, что траншеи пусты, в одной нашли спящего турка, которого товарищи забыли разбудить. Бросили не только спящего, но и немало вооружения, имущества, сразу было видно, уходили в изрядной спешке. Казаки снарядили погоню, “убили несколько сот человек и заставили бросить много повозок, буйволов и разных вещей”.
Наши части на Днепре тоже обнаружили уход турок. За лесом, в стороне Чигирина, поднимались клубы дыма, и Ромодановский отправил туда отряд рейтар. Они встретили русского офицера, сообщившего, что “турки сняли осаду и отступили в большом беспорядке, оставив много бомб и осадных орудий”. Выступать в преследование всеми силами было невозможно – враг разорил местность, в округе не было ни продовольствия, ни корма для лошадей. Вдогон послали 3 тыс. конницы, она привезла пленных и доложила, что турки удирали ускоренными маршами, даже без ночевок, а татары повернули в Крым.
Чигирин и его окрестности представляли жуткое зрелище. Предполье было изрыто окопами, стены разрушены, под них подведены многочисленные подкопы, почти все крепостные пушки были повреждены. У гарнизона оставалось всего 28 бомб и 23 бочки пороха. Ромодановский приказал срочно восстановить крепость. Пехотным полкам назначили засыпать турецкие траншеи и срыть батареи, кавалерийским – заготовить и привезти 15 тыс. бревен. В Чигирине разместили свежий гарнизон, выслали отряды рейтар и казаков по правобережным городам, остальные войска возвратились на Левобережье.
В сражении на Днепре наша армия потеряла 2.460 человек убитыми и около 5 тыс. ранеными. В гарнизоне Чигирина погибло 998 человек, раненых “было очень много”. Потери неприятеля оказались не в пример больше. Русские агенты в Стамбуле получили доступ к секретным спискам и доносили, что только убитыми выбыло из строя 25 тыс. янычар и турецкой кавалерии, а урон татар, молдавских и румынских войск никто не считал. Султан встретил Ибрагима очень сурово. Кричал: “Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя, войска, что ли, было мало? Или у тебя не было пушек и снарядов? ” Ибрагима заключили в тюрьму, хана Селим-Гирея за “благоразумный совет” отступить низложили с престола и сослали на Родос, вместо него поставили Мурад-Гирея.
Россия торжествовала блестящую победу. Все участники кампании были награждены. Офицеры – повышениями в чинах, соболями. Стрельцы, солдаты, казаки – прибавками к жалованью, “портищами сукна” и “золочеными копейками”, специально выбитыми по этому случаю (их в то время носили, как медали). В Стамбул отправили посольство Афанасия Поросукова. Оно вручило султану грамоту о восшествии на престол Федора Алексеевича, передало “укоризну” за посылку войска под Чигирин, напомнило об “исконной прежней дружбе”. Но надежды на то, что неудача заставит турок одуматься, не оправдались. Великий визирь категорически заявил – если царь не откажется от Украины, война продолжится.
Поросуков был не только дипломатом, но и хорошим разведчиком, подкупил переводчика великого визиря, собрал сведения через сочувствующих христиан и разузнал, что уже готовится новый поход. Возглавить его намеревался сам Мухаммед IV, но приближенные отговорили султана. Главнокомандующим стал великий визирь. Молдавский воевода Антоний получил приказ заготавливать для армии сено, хлеб, овес. Уточнились и планы – Мухаммед IV и визирь выступят на войну 22 апреля. Кара-Мустафа пойдет под Чигирин, а султан останется на Дунае, будет формировать вторую армию и двинется на Украину после взятия крепости: развивать успех, пожинать победные лавры. Но боевые действия возобновились уже в марте. Юрий Хмельницкий собрал банду сторонников, к нему присоединились татары Мурад-Гирея, прокатились страшными опустошениями вокруг Переяславля. Назревала решающая битва…
РОМОДАНСКИЙ ШЛЯХ.
3 мая 1678 г. армия великого визиря двинулась через Дунай. Она была гораздо больше, чем в прошлом году. Собрались войска из Турции, Сирии, балканских стран, Египта, крымский хан привел всю орду. Под знаменами Кара-Мустафы насчитывалось 180 тыс. человек, везли с собой 142 орудия, из них 50 тяжелых. 4 пушки были такими, что их тащили по 32 пары волов, а 6 мортир стреляли 120-фунтовыми бомбами. Были приглашены опытные французские инженеры, специалисты по вобановским “красивым” осадам и минной войне.
У Ромодановского было в строю около 50 тыс. воинов, у Самойловича – 25 тыс. казаков. Но в предшествующей кампании царь доверился своим военачальникам, предоставил им полную свободу действий. А теперь окружение Федора Алексеевича вообразило себя великими полководцами, тоже захотело поучаствовать в войне. Увлекло юного государя, и Ромодановскому выдали подробные инструкции. В военных вопросах эти деятели абсолютно не разбирались, директивы получились запутанными и противоречивыми. Указывалось, что сдавать Чигирин “никоими мерами невозможно”, предписывалось быстрее идти к крепости и опередить врагов. Но если опередить не получится, требовалось… город разрушить, а гарнизон вывести в Киев. Кроме того, воевода сперва был должен вступить в переговоры с великим визирем, попробовать уладить дело миром, и только в случае отказа начинать боевые действия.
Московские стратеги озаботились и численным превосходством турок. Наметили увеличить русские силы. Самойловичу, кроме его казаков, велели мобилизовать ополчение из крестьян и горожан, по 1 ратнику от 3-5 дворов. Вместо прежней тактики отвлекающих ударов на Крым, донских казаков отправили в главную армию. А Каспулата Черкасского послали собирать калмыков, кабардинцев и терских казаков. Пока он не подойдет, Ромодановскому запретили вступать в сражение.
Но призванные от сохи мужики могли лишь ослабить войско, их все равно пришлось оставлять в гарнизонах городов, сбор ополчения только задержал армию. Задержала ее и нехватка продовольствия – Украина была разорена войной, немало хлеба пожег Хмельницкий с татарами, и Самойлович не сумел вовремя заготовить запасы. Полкам Ромодановского и гетмана пришлось двигаться с остановками, ждать подвоза хлеба, подтягивать отставшие обозы. Воевода выслал вперед Косагова с 12-тысячным корпусом, поручил занять плацдарм на правом берегу Днепра. 27 июня русские пехотинцы и донские казаки атаманов Фрола Минаева и Михаила Самаринова переправились через реку, начали строить укрепленный лагерь, отправили подкрепления в Чигирин.
Гарнизон крепости возглавляли воевода Иван Ржевский и полковник-инженер Патрик Гордон. Они многое сделали для подготовки к осаде, лихорадочно завершали работы по ремонту укреплений. Пороха завезли 2 тыс. пудов, свои запасы имелись и в полках. Но бомб было доставлено мало, всего 500, ручных гранат 1200. Артиллерию довели до 86 стволов, но привезли в основном такие пушки, которые легче транспортировать, 4 самых больших орудия стреляли 14-фунтовыми ядрами, 6 – ядрами по 8-10 фунтов, остальные были полевыми. Из 6 мортир были исправными 4.
Ждали армию Ромодановского, она уже начала выходить к Днепру. Но турки приближались быстрее. 8 июля под Чигирином показались их авангарды. Их отгоняли вылазками, стрельбой из пушек, однако подтягивались все новые войска, защитников загоняли в крепость. Ржевский произвел разнарядку гарнизона. «Замок» держали 5,5 тыс. солдат и стрельцов, «нижний город» 7 тыс. казаков наказного атамана Павла Животовского. Вся равнина покрылась неприятельскими кострами и палатками, для Кара-Мустафы установили огромный шатер с пятью башнями, рядом высились шатры его помощников Каплана и Османа-пашей. Турки привезли в обозах вязанки соломы, хвороста, мешки, набитые шерстью. Прикрываясь ими от пуль, начали рыть окопы, загремели батареи, в крепости появились первые убитые и раненые.
Для великого визиря оказалось неприятной неожиданностью, что русская полевая армия находится уже по соседству. Ее численности Кара-Мустафа не знал, послал 10 тыс. крымцев ликвидировать плацдарм на правом берегу Днепра. Драгунские полки Венедикта Змеева в жестокой рубке отогнали татар. Но у турок было достаточно сил, чтобы воевать на два фронта. К Днепру выступил 20-тысячный корпус Каплана-паши. 13 июля он яростно атаковал русских. Однако и на плацдарме было уже много войск, руководил ими сам Ромодановский. Враг навалился на левый фланг, смял драгун Змеева. Ромодановский и командующий артиллерией Семен Грибоедов выдвинули в первую линию полевые пушки, осадили янычар и крымцев картечью в упор. Драгуны перегруппировались, бросились в контратаку. Их поддержали другие полки, турок опрокинули. Ромодановский доносил: “Гнались и их рубили на версту и больше. И тех воинских людей побили и в полон поимали многих, знамена турские наимали многие ж”.
15 июля произошло второе сражение. Каплан-паша попытался нанести неожиданный удар конницей, навстречу вылетели рейтары и казаки, одолели неприятеля и «гнали до бора». На плацдарм постепенно перебралась вся русская армия. За Днепром оставили только часть обоза и несколько полков под началом полковника Ронаера. Но Ромодановского по рукам и ногам связывал царский приказ – дождаться подмоги Каспулата Черкасского. А Каплан-паша был опытным воякой. Оценил, что русских больше, скинуть их в реку не получится. Что ж, тогда он оседлал гряду высот и Стрельникову гору между Днепром и Чигирином. Под прикрытием кавалерийских атак начал строить там позиции, чтобы не пропустить Ромодановского к крепости.
А тем временем под Чигирином строились все новые батареи, турки все ближе подбирались траншеями к рвам и стенам. Гарнизон отчаянно отбивался. Ромодановский послал к Ржевскому стрельца Андрея Иванова “за достоверными вестями”. Он благополучно вернулся. Комендант докладывал, что обороняется успешно, посылает подчиненных на вылазки и “многих турок побил”. Гонец и сам поучаствовал в трех вылазках, рассказал, как врывались в траншеи, брали пленных. С Ивановым казачий полковник Карпов передал письмо Самойловичу, оно тоже было бодрым. Казаки заверяли, что если им пришлют тысяч десять пехоты, “хоте нашей, хоте московской”, то “пойдем не токмо на шанцы, но и на наметы везирские”. Писали, что у противника настроение неуверенное, “зело боятся турки”, и при подходе русской армии наверняка снимут осаду.
Но бомбардировка становилась все более ожесточенной. Если 15 июля на крепость упало около 800 ядер и бомб, то 27-го 1200. Кара-Мустафа выслалал войска на северный берег р.Тясьмин, полностью окружив город. Связь с Ромодановским прервалась. 28-го турки дошли траншеями до рва и вала. Пальба стала непрерывной, ядра прошибали бревенчатые стены. Несколько раз они загорались, и их тушили под огнем. Возник пожар и в городе, пламя охватило несколько кварталов. Гордон пишет: “Жар был так силен, что в нескольких местах казаки не могли устоять на валу”. И все равно в этом аду гарнизон сражался! Вечером начался штурм, турки лезли на полуразрушенный вал, но все атаки были отбиты.
Штурм продолжался и в следующие дни. 29-го и 30-го неприятель взорвал три мины, они сотрясали “весь замок подобно землетрясению”. Взлетали на воздух тучи земли, россыпи бревен. К проломам бросалась турецкая пехота. Но искалеченные стены и равелины оживали, отвечали меткой пальбой. О подготовке взрывов русские догадывались заранее, за проломами каждый раз оказывались построены полевые ретраншементы. Солдаты, стрельцы и казаки встречали врагов пулями, контратаками. Турки, в свою очередь, подтаскивали пушки, завязывалась перестрелка через проломы, и ворваться в крепость противник не смог.
А к Ромодановскому наконец-то подошел Черкасский. Однако он привел всего 4 тыс. калмыков, горцев и казаков. Имело ли смысл столько времени ждать его? Как бы то ни было, 30 июля армия выступила к Чигирину. Но на крутой Стрельниковой горе дорогу перекрывали позиции Каплана-паши «с многочисленными пушками». Он постарался максимально задержать русских еще на подступах. Два дня выпускал на вылазки то конницу, то пехоту. Их отражали, “загнали на гору”. А Кара-Мустафа в это же время пытался взять крепость. Теперь на нее падало за день по полторы тысячи бомб и ядер, было взорвано еще четыре мины, турецкие воины устилали развалины своими трупами без какого-либо результата.
Ну а Ромодановский попробовал захватить Стрельникову гору внезапной ночной атакой. Несколько солдатских и казачьих полков пробрались по склону, проникли в расположение противника, подняли переполох, но турки опомнились и выбили их. Утром 3 августа был назначен общий приступ. Воевода построил войска двумя эшелонами. В первом на правом фланге расположились «выборные» (гвардейские) полки генерал-поручика Шепелева и генерал-майора Кравкова, в центре – 9 стрелецких полков, на левом опытные пограничники, солдаты Белгородского и Севского округов. Второй эшелон, резервный, составила конница. Командиры лично вели в бой подчиненных. Легкие пушки выдвинули в первую линию, их “везли перед каждым пехотным полком”. Войскам выдали и переносные заграждения, «испанские рогатки».
Турки встретили наступающих шквалом огня. Сталкивали навстречу повозки, наполненные гранатами с зажженными фитилями, они взрывались с оглушительным грохотом. Но русские упорно карабкались вперед. Первым пробился на гору полк Шепелева, его сбросили контратакой, генерал-поручик был ранен. Лишь 500 солдат удержались. Их отрезали от своих, а они огородились рогатками, отстреливались из ружей и двух пушек. Многие из этих храбрецов погибли, но они отвлекли на себя врага, и на центральном участке прорвались стрельцы.
Турки перенацелились на них, но стрельцы, как описывал Гордон, “твердо став на взятой позиции, окружили себя испанскими рогатками и, непрерывно стреляя из многих бывших при них полевых орудий, удерживали неприятеля на некотором расстоянии”. А Ромодановский ввел в сражение резервы. На помощь окруженным солдатам Шепелева подоспел генерал Змеев с тремя драгунскими полками. Снова двинулась вперед отступившая пехота. Турки стали пятиться, бросили на позициях 28 пушек. Хотя смять их не удавалось, они отступали в полном порядке, строем. Кинувшуюся в преследование русскую конницу отогнали огнем.
Но Ромодановский был мастером артиллерийских ударов. Приказал срочно втащить на гору тяжелые орудия, их ядра полетели по отходящим колоннам противника. Там поднялась паника, порядок сломался, турки толпами ринулись к мостам через Тясьмин. На них снова налетела кавалерия, рубила бегущих. На мостах началась давка, сбившуюся массу людей расстреливали пушки с горы. Каплан-паша испугался, что русские форсируют реку на плечах турок и велел поджечь мосты, обрекая отставших на истребление. В сражении на горе его корпус потерял 500 человек – в побоище у реки полегло 8 тыс., был ранен и попал в плен Осман-паша, третье лицо в турецкой армии.
А великий визирь старался в этот день все-таки дожать Чигирин. Грохотала бомбардировка, “в старом и новом замках не было ни одного места, которое было бы защищено от бомб, камней и стрел”, под стеной замка взорвали очередную мину. Воевода Иван Иванович Ржевский поспешил месту приступа и недалеко от своей квартиры был убит, осколком бомбы ему оторвало челюсть. После двухчасовой драки противника отбросили, но комендант крепости, душа ее обороны, был мертв. Командование принял Гордон.
4 августа показалась армия Ромодановского, встала за Тясьмином, в 4 км от Чигирина. Тем не менее, Кара-Мустафа не ушел. У турок сохранялось значительное численное преимущество, и атаковать через болотистую реку укрепленный лагерь было безумием. Но полной блокады крепости больше не было, враг отступил с левого берега Тясьмина. С осажденными можно было сообщаться, посылать подкрепления, измотать неприятеля и заставить снять осаду. Такую тактику и выбрал Ромодановский. Направил значительную подмогу гарнизону, а от Гордона потребовал действовать активно, совершать вылазки, разрушать позиции турок и срывать их планы.
Но… полковник Гордон оказался явно не на своем месте. Он растерялся, паниковал. Посылал воеводе предложения, чтобы с турками сражалась полевая армия, чтобы в Чигирин ввели всю пехоту – хотя на небольшом пятачке крепости масса войск не смогла бы ни укрыться, ни развернуться, только попала бы под артиллерийский расстрел. По специальности Гордон был военным инженером, но напрочь проиграл минную войну. Никаких мер противодействия больше не предпринималось. Турки теперь взрывали что хотели – три мины сработали 4-5 августа, две мины 7 августа, неприятели сумели захватить часть стены замка. К счастью, в это время в Чигирин подоспело очередное подкрепление, полк Кравкова, гвардейцы с марша кинулись в контратаку и вышибли врага.
Бомбардировка заметно ослабла, великий визирь развернул часть артиллерии в сторону армии Ромодановского. На город падало по 300-400 бомб и ядер в день. Но вылазок Гордон боялся, доказывал, что “делать вылазки без большой опасности нельзя”. Ромодановский настаивал, а комендант отговаривался, что укрепления турок слишком сильные. Сокращал количество воинов, которые ему предписывалось направить на вылазки. Высылал по несколько сот, а потом вообще по 150 солдат. Конечно, серьезного вреда туркам они причинить не могли, врывались в передовые траншеи, их выбивали назад. Но и солдаты стали понимать, что эти слабенькие демонстрации – дело гиблое и бесполезное. Отказывались участвовать их, переставали слушаться такого коменданта.
8 августа к Ромодановскому приехал их Москвы стольник Хрущов. Привез благодарность царя за одержанные успехи и новые инструкции. Федор Алексеевич приказывал оборонять Чигирин, оказывать помощь “осадным людям”. Но опять требовал воздерживаться от решающего сражения – поскольку к армии идут свежие силы, татарская конница касимовского царевича Василия Араслановича и рать окольничего Щербатова. А 9 августа перебежал поляк, сообщил, что великий визирь созывал военный совет. Большинство начальников высказалось за то, чтобы снять осаду. Но Кара-Мустафа заупрямился. Решили еще раз штурмовать, а если уж не получится, то отступить. Казалось, последнее усилие – и все…
Но опять загрохотали турецкие мины, возобновились атаки. Гордон взывал к Ромодановскому, раз за разом требовал подкреплений. Их отправили уже предостаточно – полк за полком в крепость прибывали солдаты, казаки. Наконец, воевода послал целый 15-тысячный корпус генерала Вульфа. Написал, что надеется, этим будет положен предел жалобам. Категорически приказал сделать вылазку и разрушить вражеские шанцы, вплотную подступившие к городу. Но Вульф атаковал один, Гордон своими войсками его не поддержал. Как он сам писал, “счел излишним подвергать солдат такой очевидной опасности”. А турки, естественно, заметили подход корпуса, были настороже, остановили русских жестоким огнем и контратаками.
11 августа взорвались еще две мины. Сперва пролом заняло лишь 20 турок. Но среди множества разнородных частей, набившихся в Чигирин, царила нерахбериха. Немедленной контратаки никто не организовал. К стенам уже спешили янычары, стали вливаться в «нижний город». Подоспели резервы, Курский и Озерский пехотные, Ахтырский и Сумской казачьи полки, столкнулись с неприятелем на базарной площали и обратили в бегство. Но от проломов двигались новые части, стали теснить русских. Турки хлынули по улицам и проулкам, грабили, зажгли дома. Среди защитников пронесся слух, что город уже взят, началась паника. Общее руководство Гордон наладить так и не смог. В «нижнем городе» казаки и солдаты дрались еще полтора часа. “Значительно побили турок”, то очищали площади и улицы, то неприятель отбрасывал их. Другие части ошалели, побежали по мельничной плотине за Тясьмин, устроили давку, воины бросались в реку, тонули. Третьи откатились в замок, перемешались между собой.
Ромодановский узнал, что в Чигирине беда. Колонны стрельцов и солдат выступили на выручку. Но и великий визирь был предусмотрительным, выслал наперерез всю крымскую и турецкую конницу. Они навалились на русских, им пришлось встать в каре и отбиваться от наседеющих врагов. Лишь к вечеру три стрелецких полка прорвались к городу. Навстречу ударили казаки Чигиринского полка, перебили и разогнали врагов, занявших было путь по плотине. Но по крепости распространялось пламя пожара, охватывало кварталы «нижнего города», перекинулось на деревянные стены. Сухие дубовые и сосновые бревна занялись, как порох, тушить было некому.
Гордон вообще утратил управление войсками, не представлял, что творится вокруг. Что ж, тогда командовать пришлось непосредственно Ромодановскому. Он получал доклады командиров, опрашивал бойцов, выбравшихся из города. Оборонять полыхающие развалины стало уже бессмысленно. Это значило только погубить людей. Воевода послал распоряжение генералу Кравкову, стрелецким полкам Карпова, Карандеева и чигиринским казакам – во что бы то ни стало удерживать плотину. А к коменданту и гарнизону отправил стрелецкого барабанщика с приказом: под покровом ночи покинуть город. Взять с собой все что можно и поджечь пороховой погреб.
Противоречивые царские инструкции предусматривали такой вариант, и когда иных возможностей не осталось, Ромодановский исполнил его. Защитники потянулись по плотине. Потрепанные, дезорганизованные, но командиры восстанавливали порядок, подчиненные разбирались по полкам. Уходили непобежденными, со знаменами, вывезли казну, все легкие орудия. А турки, полезшие в брошенный замок и грабившие город, нашли там свою смерть. Взорвался пороховой погреб, и погибло более 4 тыс. человек.
Гарнизон благополучно соединился с основными силами. Но и вся русская армия той же ночью собирала свои шатры, упаковывала грузы на телегах. Оставаться возле Чигирина для нее было больше незачем. Наоборот, следовало побыстрее отойти за Днепр, прикрыть Левобережье, перебросить помощь Киеву. Ночь провели в бою и на ногах, а передышки воевода не дал ни малейшей, на рассвете 12 августа войска оставили лагерь, двинулись назад к переправам. А вот великий визирь пришел в бешенство. Он понес огромные потери, а захватил всего лишь груду головешек! Нет, такая «победа» Кара-Мустафу не устраивала. Он повелел поднимать свою армию, идти следом за русскими. Прижать их к Днепру, уничтожить – вот это и впрямь был бы успех, вся Украина лежала перед турками беззащитной, «на блюдечке».
Но и Ромодановский представлял, что враг организует погоню. Он разработал особый порядок движения. Все полки, и пешие, и конные, сомкнулись в один огромный прямоугольник, его окружили возами, как подвижными укреплениями. Ощетинились ружьями, легкими пушками. В арьергарде шли лучшие части – Кравкова, Шепелева, Вульфа, московские стрельцы. Турки и татары сопровождали по пятам, но вклиниться в строй им не давали, осаживали ливнями пуль и картечи. Ползли медленно, зато безопасно. 13-го подошли к Днепру и заняли свои старые укрепления – они были построены полукругом, оба конца упирались в реку.
И все-таки Кара-Мустафа упорно не желал выпускать русских из своих лап. Следом подтягивалась турецкая армия. Разворачивалась на прибрежных лугах, ставила батареи. По лагерю загремел огонь. Переправляться в таких условиях было самоубийством, Ромодановскому ничего не оставалось делать, кроме как принять бой. 14-го царские войска построились на поле, ринулись в решительную атаку. Захватили неприятельские шанцы и часть орудий, в сече погиб турецкий военачальник француз Делафер-паша (фамилию графа де Ла Фер Дюма использовал для своего Атоса). Но и враги перегруппировались, навалились на фланги, вынудили солдат и казаков отойти обратно в лагерь.
Несколько дней шла перестрелка, на поле конница сшибалась в мелких стычках. Турок потрепали сильно, они не нападали. А части Ромодановского отдыхали после чигиринских боев и переходов. Из обозов, оставленных за Днепром, пополнили боеприпасы. 19 августа русская армия снова вышла на поле. Кара-Мустафа тоже вывел все силы, закипела кровопролитная битва. Она шла с переменным успехом. Неприятеля стали теснить, турки откатывались к своим траншеям и шанцам. Их поддержала артиллерия, остановила наших воинов, и Ромодановский скомандовал отбой, вернул армию в лагерь. Намеревался возобновить битву на следующий день.
Однако в ночь на 20-е с турецкой стороны послышался сильный шум. Воевода поднял воинов – предполагал, что готовится ночная атака. А утром вдруг обнаружилось, что противника… нет. Позже выяснилось, что великий визирь понес колоссальные потери. С начала кампании они достигли 60 тыс. человек – полегла почти половина его армии. Историк Фундуклулу писал, что в этой войне “турки выбились из сил”. На военном совете полководцы в один голос объявили – продолжать войну невозможно. Скрепя сердце, Кара Мустафа повелел отступать…
К царю полетело донесение: “Встретив крепкое и мужественное стояние и в своих войсках уроны великие… турского султана везирь с пашами с турскими и иных земель с войсками из окопов своих и хан крымский с ордами побежали назад…” В Москве сперва даже не поверили, требовали разузнать, нет ли “в том какова лукавства?” Но «лукавства» не было. Наши войска простояли еще неделю на правом берегу. Выслали разведку, она сообщила, что неприятель бросил развалины Чигирина, спешно уходит за Буг. Лишь после этого армия переправилась на Левобережье. Она полностью сохранила боеспособность, ее урон был вдесятеро меньше, чем у турок. В гарнизоне Чигирина погибло 1300 человек, в полевой армии 3.287 и 5.400 было ранено [41].
На Правобережье неприятель оставил несколько отрядов. Юрий Хмельницкий со своей бандой и татарами захватил Корсунь и Немиров, расположился там как «гетман». Крымские загоны разграбили и сожгли Канев, Черкассы. Появились и под Киевом, хватали по селам полон, но к городу соваться не осмелились, хотя у воеводы Михаила Голицына было всего 106 солдат. А Ромодановский уже выслал к нему Вульфа и Ротерта с 6 тыс. солдат и драгун, и Киев прикрыли понадежнее. Ну а султан, собиравший на Дунае вторую армию, сообразил, что блестящих и легких успехов не предвидится, так и не выступил. Планы завоевания Украины провалились…
Тем не менее, при дворе были недовольны Ромодановским. Почему все-таки не удержал Чигирин? Впрочем, была и иная подоплека. Воевода был другом опального Матвеева, близок к Нарышкиным. А теперь предоставился удобный повод придраться. На него покатили бочки Милославские. Подключился Гордон, пытаясь свалить на него собственные грехи. Искали клеветников на Украине – одним из них стал Мазепа. Дошло даже до обвинений в измене – дескать, сын Ромодановского Андрей находится в плену у татар, вот и сговорились освободить его за сдачу Чигирина. Воевода и сам не захотел больше служить в такой атмосфере, подал прошение “о смене его и сына его князя Михаила” с военной службы. Царь принял отставку, однако недоброжелатели не успокоились, разошлись пуще прежнего.
Но Федор Алексеевич знал правду – в том, что армия опоздала к Чигирину, виноват не Ромодановский, а его собственные приказы. Конечно, он не мог открыто признать это, но воевода придумал для защиты своей чести оригинальный ход. Подал царю челобитную, что предки Ромодановских были удельными князьями Стародубскими, и попросил восстановить старую родовую фамилию – Ромодановские-Стародубские. Федор Алексеевич был совестливым человеком, и показал, что не даст воеводу в обиду. Пожаловал его почетной фамилией, назначил служить при дворе. Недруги сразу прикусили языки. Увы, история не только в XX в. была конъюнктурной наукой. Последующие властители России воевали с турками гораздо хуже, чем Ромодановский, и восхвалявшие их борзописцы старались не вспоминать о его успехах. Саму войну замалчивали, не включали в исторические труды. Никаких памятников не осталось. А над местами былых сражений и могилами павших героев растеклись мутные воды Кременчугского моря. Но в народной памяти имя Ромодановского жило. Под Лубнами, на том месте, где он размещал свой лагерь, возникло селение, его так и нарекли – Ромодан. А дорогу, которую проложила армия в походах к Чигирину, украинцы назвали Ромоданским шляхом.