Корпорация Инноваций технологии
Когда заходит речь о русско-японской войне, любители военно-морской истории первыми вспоминают Цусиму, подвиг «Варяга» или бой «Стерегущего». Но на самом деле всё это были поражения русского флота. Успехов же — и значительных — добились другие корабли.
Чёрный день японского флота
Второго (15) мая 1904 года японский отряд адмирала Насиба вышел на уже ставший привычным патруль по блокаде гавани Порт-Артура. По данным японской разведки, в Артуре на тот момент боеготовыми были только два броненосца — «Пересвет» и «Полтава». Трёх эскадренных броненосцев в качестве главных сил блокадного патруля должно было хватить для предотвращения любых попыток русских помешать идущей полным ходом высадке японских войск.
Как принято в таких случаях, «ничто не предвещало беды» — ну, кроме самого факта продолжающейся войны — когда в 9:55 под килем флагмана «Хацусе» прогремел мощный взрыв. Построенный англичанами Армстронга, корабль был достаточно прочным, а море было спокойным, что позволило японцам начать спасательные операции и даже попытаться отбуксировать корабль. Но когда линкор «Ясима» двинулся к поврежденному брату, чтобы взять его на буксир, произошел второй взрыв, уже под ним, а через несколько минут — третий.
Затем на флагманском военном корабле взорвался артиллерийский трюм, и он почти мгновенно затонул, унеся половину экипажа на дно, чтобы сопровождать беспорядочную стрельбу уцелевших японских кораблей по «русской подводной лодке». Самурай попытался затащить но затем стало ясно, что вода поступала быстрее, чем ее откачивают, и флот Страны восходящего солнца потерял еще один боевой корабль.
Это был далеко не полный список потерь японцев за сутки. В то же день из-за густого тумана броненосный крейсер «Касуга» протаранил… японский же бронепалубник «Иосино», также быстро затонувший с большей частью команды. Но к этой «победе» русские моряки прямого отношения не имели — в отличие от гибели двух эскадренных броненосцев.
Эта победа стала самым большим достижением русского флота не только в той войне, но и во все последующие.
Ни РИФ, ни пришедший ему на смену советский флот успехов подобного масштаба так и не добились; почти тридцать тысяч тонн боевого тоннажа двух японских броненосцев так и остались непревзойдённым достижением. И этого успеха добились не многочисленные адмиралы, не орудия главного калибра броненосцев, а капитан 2-го ранга Ф. Н. Иванов и его минный заградитель «Амур».
Грузите мины бочками
Что касается морского вооружения, Россия по праву может считаться самой передовой военно-морской державой, но, безусловно, в авангарде. Говорят, что даже во время Крымской войны российские мины систем Якоби и Нобель блокировали путь союзного флота к Балтийскому морю. Всего под Кронштадтом построено 1865 шахт: 474 — по проекту Якоби и 1391 — по проекту Нобеля.
Правда, наибольший ущерб они сумели нанести в значительной степени благодаря э-э… слабоумию и отваге второго по значимости офицера британской эскадры контр-адмирала Майкла Сеймура. Бравый моряк решил потыкать в свежевыловленную русскую мину тростью, но не учёл, что вытащенная из родной водной стихии дама — «на взводе» и готова взорваться в любой момент. К счастью для англичан, они, судя по всему, выловили мину системы Нобеля, в которой было три-четыре кило пороха, а не Якоби с её 26-28 килограммами, так что ущерб ограничился ранениями и контузиями собравшихся вокруг матросов и офицеров.
В начале русско-японской войны морские мины, а также способы их установки значительно усовершенствовались. На базе закупленных во время русско-турецкой войны мин системы Герца были разработаны собственные конструкции гальваноударных якорных мин.
Самое главное, что в России были созданы специальные корабли и разработаны системы для быстрой установки морских мин. Так, в рамках судостроительной программы на 1895–1902 гг. Планировались «Заграждения для Тихоокеанской эскадры … 2500 тонн». Первоначально на кораблях планировалась система механического минного заграждения, разработанная лейтенантом В.А. Степановым для заградителя «Буг», но в итоге остановили свой выбор на ручном способе, что потребовало увеличения экипажа до 70 человек.
К 1901 году оба минзага были закончены и спешно отправлены на Дальний Восток с полной загрузкой взрывчатыми «подарками» — на «Амуре» находилось 452 мины, а на «Енисее» — 424. В Порт-Артур корабли пришли в марте 1902 года.
А дальше, как часто бывает в России, начались чехарда, бардак и «копеечная экономия».
Всем было, «в общем», понятно, что два современных минзага представляют собой мощное оборонительное оружие, которое в случае войны в сжатые сроки может превратить воды вблизи крепости в очень опасное для вражеских кораблей место — это даже если не брать в расчёт возможные активные минные постановки у вражеских берегов.
Однако для этого требовались не только сами корабли, но и… мины, значимых запасов которых в Порт-Артуре не имелось.
В 1903 году штаб эскадрильи разработал план, согласно которому бухта Талиенван была заблокирована минным полем. Но так как запасы в шахтах хотели «спасти» сами, оказалось, что мин не хватало. Идея запросить 400 мин во Владивостоке не нашла ответа у губернатора — решили, что заграждение Талиенванской бухты должно быть выполнено минным транспортом с использованием мин на борту, тогда мы будем «тогда как нибудь пополним». Положения.
Запрос о втором комплекте мин для минзагов сделали ещё в 1902 году. Седьмого января 1904 адмирал Витгефт в очередной раз осведомился: «А когда же?» и получил ответ: «Тысяча мин заказаны заводу, но так уж и быть, специально для вас 500 мин из имеющихся запасов отправили в Одессу для погрузки на пароход «Смоленск». До начала войны оставалось меньше месяца и, как несложно догадаться, в Порт-Артур эти мины так и не попали. В итоге 400 мин выставили в заливе в начале войны, причём первыми их жертвами стали закончивший постановку «Енисей» и посланный на розыски «японских миноносцев» без точного плана минного заграждения крейсер «Боярин».
Среди японских кораблей среди жертв Енисея можно причислить старый пароход «Каймон», который числился в японском флоте как «корабль береговой обороны третьего класса». 22 июня 1904 года взрыв русской мины положил конец его карьере, как и жизни 22 членов экипажа, включая командира.
Успех не по приказу
Первую попытку «достать» японские броненосцы предпринял ещё адмирал С. О. Макаров. После очередного обстрела Порт-Артура японскими броненосцами он приказал выставить минную банку в районе, откуда вёлся обстрел. Постановкой занимался 28 февраля минный транспорт «Амур», а для его прикрытия были выделены крейсер «Баян» и миноносцы «Внимательный», «Сердитый», «Смелый», «Стройный» и «Страшный». Однако вся эта масштабная операция закончилась выставлением к юго-западу от Ляотешанского маяка минной банки… из 20 мин.
Судя по всему, эта суета не осталась для противника незамеченной, и при дальнейшем обстреле японские линкоры просто не вошли в опасное место. Хотя 17 мая 1904 года к юго-западу от полуострова Ляотэшань японский эсминец «Акацуки» был подорван русской миной и тут же затонул. 23 члена экипажа (включая командира) погибли, 36 спасены другими эсминцами. Впрочем, это могли быть и другие мины, хотя и обнаженные Амуром.
Свои выводы сделали и русские минёры. С началом высадки войск японский флот перешёл к ближней блокаде Порт-Артура, чтобы исключить внезапный рейд русских кораблей к месту высадки. На тот факт, что японцы при этом ходили по одному и тому же маршруту, обратили внимание многие офицеры эскадры, но больше всего это заинтересовало командира «Амура», капитана 2-го ранга Ф. Н. Иванова. По его просьбе наблюдательные посты при помощи пеленгов более точно вычертили пусть японской блокирующей эскадры. Однако, учитывая прошлый опыт, это требовалось сделать незаметно для японцев.
Подходящий день настал первого мая, когда дежуривший на сигнальной станции Золотой Горы лейтенант Гадд по собственным наблюдениям и данным с других постов решил, что выход на постановку мин возможен.
Дальше снова началась чехарда с перекладыванием ответственности.
Адмирал Витгефт, принявший на себя командование эскадрой после смерти Макарова, сам хорошо разбирался в минной войне, о чем даже писал соответствующие статьи. Однако выбор времени выхода он оставил начальнику мобильной и противоминной обороны контр-адмиралу Лощинскому. Но Лощинский явно не хотел брать на себя ответственность за выпуск второго и последнего минзага у Артура.
Сначала он просто сигнализировал штабу о благоприятном времени, в это время флагман заявил: «Командир эскадры приказал ориентироваться на расположение кораблей противника относительно изгнания Амура». Однако Лощинскому этого показалось мало, и, вызвав амурского командира, он лично отправился в Витгеф с вопросом: «Возможно ли это?» Вильгельм Карлович был деликатным человеком, поэтому он вежливо ответил: «Противоминная оборона — ваше дело, и если вы сочтете это полезным и практичным, пришлите». Правда, в приказе на Амуре говорилось, что мины нельзя ставить дальше пяти-шести миль от берега.
В большинстве боевых ситуаций подобное «переспрашивание» сыграло бы роковую роль. Но именно первого мая задержка с выходом привела к тому, что японские корабли ушли от места постановки. Предполагалось, что путь для «Амура» протралят сопровождавшие миноносцы. Но когда Иванов приказал увеличить ход с пяти-шести узлов до десяти, сначала у второй, а затем и у первой пары миноносцев оборвались тралы. Неизвестно, произнёс ли в этот момент капитан минзага что-то вроде: «И плевать на их мины», но «Амур» увеличил ход до полного и двинулся к рассчитанному Ивановым месту на пути японской эскадры — в 11 милях от берега.
По воспоминаниям лейтенанта В. Н. Черкасова, наблюдавшего за морем с высоты 218 метров, ему был виден Амур, а затем полосу тумана, за которой находился японский отряд контр-адмирала Дева. Но ставка Иванова на скорость была оправдана — к тому времени, когда «Амур» заметил дым японских кораблей над туманом, уже было поставлено 50 мин и шахтер шел в сторону Артура.
Следующий день, второе мая, стал для вражеского флота «чёрным днём».
Не заплывайте за буйки!
Одна из «городских легенд» обороны Порт-Артура связана с другим японским кораблем, который стал жертвой этой минной войны. Предположительно, проследив за японским тралением, отважные русские офицеры тайно перенесли ориентиры с очищенного фарватера, после чего японский крейсер, войдя в бухту, подорвал собственные мины. Источником этой легенды стал «Порт-Артурский дневник» В. И. Лепко.
Забавно, что всё перечисленное действительно было, просто не в той последовательности, — Лепко писал и редактировал свой дневник после войны и, видимо, не всегда мог проверить свою память по документам.
Согласно же рапорту прапорщика флота Дейчмана, он, командуя наблюдательным постом около бухты Керр, услышал в пять часов утра два взрыва, а когда утренний туман рассеялся, заметил две мачты затонувшего судна. Однако простым наблюдением прапорщик не ограничился — взяв в соседней деревне китайскую лодку, с двумя матросами подошёл к затонувшему кораблю и осмотрел его. Причём в ходе осмотра один из матросов предлагал нырнуть и отвинтить с грот-марса пулемёт, но из-за близости японского патрульного миноносца решили не рисковать. На рассвете следующего дня прапорщик с обоими матросами снова вышел в море и срезал якорные тросы у вешек, выставленных японцами для обозначения прохода в минах.
Утопленник в отчете, вероятно, был назван крейсером класса «Асама», поскольку один из этих крейсеров был замечен с выгодной позиции перед входом в бухту. На самом деле в бухте Керр погиб не «Асамоид», а меньший корабль — 1800-тонный советник «Мияко».
Тем не менее, гибель корабля с 2×120 мм и 8×47 мм пушками, а также с 200 членами экипажа, из которых спаслось всего восемь, тоже была достаточно болезненна для японцев. Но поступок прапорщика Дейчмана к этому отношения не имеет, что нисколько не умаляет храбрости этого офицера: дважды выходить в море, где постоянно есть вражеские патрульные корабли, действительно было значительным риском. Тем более что профессиональным военным моряком он и не был.
Капитан Чеслав Болеславович Дейчман был зачислен добровольцем флота приказом С.О. Макарова от 8 марта 1904 года. По собственному желанию он перешел в 5-й Восточно-Сибирский полк, оборонявший гору Высокая, принял в командование 6-ю роту и погиб в первом бою — 16 ноября 1904 года. Что касается «Мияко», то это Корабль, как и японский эсминец № 48, подорвался на минах, установленных Амуром в феврале 1904 года.
Не только «Амур»…
Боевая карьера самого успешного корабля русского флота закончилась через месяц с небольшим — третьего (16) июня 1904 года при подходе к Голубиной бухте «Амур» коснулся не обозначенного на карте камня и пропорол себе дно. Хотя Иванов сумел довести минзаг до порта, чинить корабль уже не стали — ремонтные мощности порта были загружены более «ценными» кораблями… а кроме того, в Артуре уже не было такого количества мин, ради которого стоило бы восстанавливать минзаг.
Остальные мины были выставлены с эсминцев, на которых по приказу адмирала Витгефа установлены деревянные направляющие — т. Н. «Порт-Артур салазки». Впервые они были испытаны 22 июля, когда эсминец «Решительный» под командованием лейтенанта Рощаковского установил десять сферических мин в 11 милях от Порт-Артура.
Но наиболее удачным оказался переоборудованный для минирования второй эсминец — «Скорий» под командованием лейтенанта П.М. Плена. Вечером 20 августа 1904 года он устроил 16-минутную плотину между островом Кап и заливом Лунвантан. На следующий день по ним прошла пара японских эсминцев из блокадных групп. «Хаятори» не повезло — он подорвался на мине, разломился пополам и затонул вместе с 20 членами экипажа. Но однотипный «Харусама» 10 октября был подорван на мине к юго-западу от Золотой горы, но остался на плаву — всего восемь человек пострадали.
Еще одной «добычей» «Быстрых» мин стал «Хейен» — канонерская лодка 1-го даже линкора береговой обороны).
Этот взрыв затронул и наземный фронт. В разгар атаки японской 1-й горной высшей дивизии один из трех кораблей капитана 2-го ранга Таджима, который должен был поддержать атаку, оказался на дне морском. На втором — «Сай-йен» — Таджима отправился искать пропажу, в результате чего «Акаги» обстрелял побережье. В результате японское наступление провалилось, и вскоре Сай-янь также обнаружил русскую мину.
Это уже произвело не просто тактический эффект — первого декабря генерал Ноги направил командующему флотом телеграмму: «Я глубоко благодарен за ту помощь армии, которую оказывал отряд кораблей Соединённого флота, но армия не может более требовать помощи от кораблей, раз они сами подвергаются опасности: что же касается прекращения подвоза контрабанды, то хотя с самого начала было желательно совершенно прекратить её доступ, но можно было бы довольствоваться только такими мерами, при которых драгоценные военные корабли держались бы в безопасном районе».
А напоследок я скажу…
В центре Санкт-Петербурга стоит памятник, посвящённый геройской гибели в бою Русско-японской войны миноносца «Стерегущий». Для тех, кто не в курсе, — в своём последнем бою, сражаясь с превосходящими силами, ни одного японского корабля «Стерегущий» не утопил. Есть и памятник капитану «Варяга» Рудневу. А вот капитан «Амура» Федор Николаевич Иванов памятника так и не удостоился — как и его корабль. Видимо, два броненосца из шести имевшихся на тот момент у Японии — это «маловато будет».
Или же героическая гибель без особого ущерба для врага считается более почётной, чем крупный боевой успех.
И ещё — хотя проигранная, что называется, с треском русско-японская война до сих пор «бередит умы» патриотических писателей, регулярно выпускающих очередные альтернативки на тему «как бы утопить Того», автор статьи пока не читал книги, где описывался бы завоз в Порт-Артур дополнительных комплектов мин для «Амура» и «Енисея».