Разведывательные корабли не выживут, нужны лёгкие крейсера вместо них

Сосредоточимся далее строго на военно-технической составляющей.

С момента, когда ВМСУ впервые применили брандеры для атаки наших баз, стало очевидно, что они когда-нибудь направят их против кораблей и судов.

С момента, когда они атаковали «Хурс», было ясно, что наряд сил, который они бросают в атаку, координация действий между катерами и мастерство планирования будут только расти. И так и вышло. На «Приазовье», если верить нашему МО, шло вдвое больше катеров, чем на «Ивана Хурса», но у «Приазовья» не пулемёты, а пара «металлорезок» АК-630, пусть и с очень неоптимальными секторами обстрела, и он отбился. «Хурс» вполне мог бы не отбиться.

Как утверждается, кадр из видео отражения атаки брандеров ВМСУ, снятого с «Приазовья». Фото – кадр из видео Минобороны РФ

Подобная угроза, как и её эскалация, ставит перед командованием ЧФ ряд задач, которые оно, это командование, должно сначала осознать, а потом решить. Сама угроза от брандеров и то, как на неё реагировать, были ранее разобраны в статьях «Для атаки на Севастополь Украина использовала методы парусной эпохи» (по итогам нападения на Севастополь) и «Как «Иван Хурс» отбил групповую атаку украинского флота» (по итогам боя «Ивана Хурса»). Военно-технические рекомендации там даны, что делать в ближней перспективе ясно.

Но есть перспектива не ближняя. Как бы не пошла СВО на Украине, существование России из-за неё, скорее всего, не прервётся (хотя, на наш взгляд, до нового 1917 года в принципе доиграться вполне возможно, как и до ядерной войны. Но будем надеяться на нашу удачу).

В средне- и долгосорчной перспективе мы должны задать себе вопрос о том, а правильно ли то, что мы строим очень дорогие, ценные, сложные и незаменимые разведывательные корабли с минимумом оружия на борту.

Проблемы «разведчика»

Сформулируем проблему – разведывательные корабли в том виде, в котором они есть у ВМФ, малоприменимы в условиях реальной войны или даже в ходе какого-то военного инцидента, но при этом та информация, которую они добывают, очень нужна, и другими способами её не добыть.

Начнём с последнего.

С момента краха СССР наша страна осталась без зарубежных военно-морских и военно-воздушных баз (исключением является только Тартус и Хмеймим, потенциал которых полностью не используется), почти исчезли (по современным меркам) разведывательная авиация и спутниковая разведка – всё это осталось в следовых количествах.

Нет специальных бесплотников типа Global Hawk или ему подобных для ведения разведки на большой дистанции. Нет договорённостей с третьими странами о пропуске наших летательных аппаратов для ведения разведки, как это практикуется союзниками и вассалами США.

В таких условиях для России значение морской разведки значительно выше, чем для стран Запада – у нас просто нет другого инструмента с гарантированной глобальной досягаемостью, кроме кораблей.

Но традиционные для нас разведывательные корабли только что показали непреодолимый «потолок» своих боевых возможностей – самооборона от кучки катеров.

В чём проблемы с применением «разведчиков» в реальной войне?

Рассмотрим их по порядку.

1. Эти корабли безоружны. ВМСУ в обоих случаях атаковало разведывательные корабли брандерами, и неуспешно (пока), но наличие у Украины даже самых примитивных ракетных катеров вкупе с умением скрытно ими маневрировать изменило бы ситуацию кардинально. И «Хурс», и «Приазовье» легко могли бы быть в этом случае уничтожены.

Аналогично этим кораблям нечего делать у берегов Украины, где они могут подвергнуться ударам с воздуха или ракетной атаке с использованием ПКР.

Ещё хуже ситуация становится, если вместо Украины оказывается более-менее развитый в военном отношении противник, с ударной авиацией, имеющей возможность применения ПКР, боевыми кораблями или катерами и подлодками, то наши разведывательные корабли вообще без мощного охранения действовать не смогут. Их нужно будет защищать ракетными кораблями.

2. Эти корабли медленные. Делаем следующий шаг в нашей вводной – охранение есть, но тот же разведывательный корабль перехватил сообщения о готовящемся массированном авиаударе по нему самому и кораблям охранения. Такой удар ПВО отряда не отразит.

Теперь нужно уходить, и на предельной скорости. У того же фрегата проекта 11356 она превышает 30 узлов, а у «Ивана Хурса»? Максимум 20.

За каждый час с момента получения информации о будущей атаке такая разница в скорости означает от 18 километров разницы в дистанции между охранением, выходящим из-под возможного удара, и самим разведывательным кораблём.

Например, если исходить из того, что с момента, когда авиационное подразделение противника получило приказ подготовить атаку по морской цели и провести её, и до самого мгновения выхода ударной авиагруппы на рубеж пуска по отряду кораблей своих ракет должно пройти 4 часа (вполне реальная для такой вводной цифра), то это разница в 72 км, что уже много.

3. Эти корабли требуют почти столько же личного состава, как и боевые, и дорого стоят. Нет никаких сомнений в том, что для России, с её демографической ямой, набор личного состава на флот однозначно станет проблемой в самой ближайшей перспективе, особенно в свете информации об увеличении армии и аж целого нового военного округа.

Специальный разведывательный корабль будет иметь экипаж на 25–30 % меньше фрегата, хоть и меньшую, но сравнимую стоимость, при этом все его возможности в ходе реальной войны останутся нереализованными – он будет неприменим. То есть речь идёт о не рациональном с точки зрения боевой эффективности расходовании средств – впереди долгая эпоха бесконечных войн, безоружные корабли всё чаще будут вещью в себе.

При этом, если не считать Китая, у которого нет недостатка ни в деньгах, ни в людях, ни в верфях, у России больше специализированных разведывательных кораблей, чем у всего остального мира вместе взятого. И все они могут применяться только при нулевом противодействии противника.

Да, наш флот не только очень слабый. Он ещё и очень большой, многочисленный (не за счёт боевых кораблей) и дорогой, при всей своей слабости.

Фактически разведывательные корабли в том виде, в котором их строят, уже сейчас применимы только в мирное время или, как в случае войны с Украиной – вне зоны поражения ударных средств противника.

То есть с минимумом пользы или вообще без неё.

Более того, у нас есть два «модельных» примера того, что бывает, когда разведывательными кораблями начинают заниматься всерьёз. Правда, это не наши примеры, а американские, но от этого они не становятся менее ценными.

Чужие ошибки и чужие выводы

Первый инцидент, о котором идёт речь, произошёл с американским разведывательным кораблём «Либерти» (USS Liberty) во время Третьей арабо-израильской войны, т. н. «Шестидневной войны» 1967 года.

В начале июня «Либерти» вёл разведку радиопереговоров к северу от побережья Синайского полуострова. С началом боевых действий корабль несколько раз облетали израильские самолёты.

8 июня 1967 года тройка израильских «Миражей» (Dassault Mirage III) атаковала корабль с помощью неуправляемых ракет и пушек. Нанеся кораблю существенные повреждения и израсходовав боекомплект, «Миражи» улетели, после чего их сменила пара истребителей-бомбардировщиков «Супер Мистэр» (Dassault Super Mystère), тоже французского производства, которые поразили корабль напалмовыми баками и обстреляли из пушек.

После того, как по кораблю отработали «Мистэры», с ним сблизились три израильских торпедных катера.

В этот момент израильские пилоты уже опознали корабль как не враждебный и, возможно, американский, атака прекратилась. Но, в силу проблем с установлением связи между израильскими торпедными катерами и американским экипажем, бой возобновился – американский матрос дал короткую очередь по катерам, в ответ корабль был обстрелян и по нему было выпущено пять торпед.

Подробности этого инцидента легко находятся в Интернете, вместе с фото и даже кое-какими видеоматериалами, поэтому разбирать инцидент, включая все конспирологические теории, которые его окружают, здесь смысла нет.

«Либерти» после атаки, сфотографирован с борта подошедшего на помошь ракетного крейсера «Литтл Рок». Пожары в основном потушены, но дым кое-где идёт, работает спасательный вертолёт. Фото: Greg Knowles.

Сосредоточимся на ключевом сравнении «Либерти» с нашим «Иваном Хурсом».

Как и «Хурс», «Либерти» фактически являлся кораблём радиоэлектронной разведки. Как и «Хурс», либерти был вооружён несколькими крупнокалиберными пулемётами. Как и «Хурс», «Либерти» не мог уйти ходом от надводных единиц противника – его максимальная скорость, которую он кратковременно мог достичь, составляла 21 узел (у «Хурса» максимальная – 20).

В каком-то смысле инцидент с «Либерти» является «модельным» – попади «Хурс» под удар, результат в лучшем случае был бы таким же, потому что оборонительные возможности «Хурса» такие же, как и скорость.

В случае с «Приазовье» и его систершипами ситуация была бы чуть-чуть получше – против катеров и самолётов из 60-х его пара 30-мм АК-630 смогла бы что-то сделать.
Но сейчас не 60-е. И атаковать противник будет не неуправляемыми ракетами, а совсем другими средствами и с другой дистанции.

На «Либерти» погибло 34 моряка и был ранен 171. Корабль ушёл своим ходом, но был списан, так как его восстановление оказалось экономически нецелесообразным.

Звучит цинично, но с разведывательными кораблями могут происходить вещи похуже, чем десятки погибших и сотни раненых.

Такое событие произошло немногим позже, на другой стороне планеты, но тоже с американским разведывательным кораблём – «Пуэбло» (USS Pueblo).

В январе 1968 года «Пуэбло» выполнял различные разведывательные задачи вблизи Цусимского пролива и побережья КНДР, ведя разведку против предполагаемых сил ВМФ СССР и радиоэлектронную разведку против КНДР.

16 января «Пуэбло» приступил к переходу вдоль кромки территориальных вод КНДР, собирая разведывательную информацию.

20 января после обнаружения северокорейских рыболовных траулеров его начал преследовать северокорейский малый противолодочный корабль (по американским данным – модернизированный МПК советского проекта 122бис), к которому затем присоединились торпедные катера, истребители МиГ-21 и другие единицы.

Северокорейцы открыли предупредительный огонь из артиллерийского орудия, требуя остановиться.

Помощи от американского флота командир «Пуэбло» не дождался. Под угрозой расстрела и потопления корабля его командир сдал его северокорейцам.

Опять же, подробности этой истории доступны в Интернете, углубляться не будем, скажем самое важное.

Корабль был захвачен, уничтожить большую часть секретной документации и оборудования экипаж не успел.

Корабль достался противнику почти исправным, всё высокотехнологичное (по крайней мере, с точки зрения КНДР, КНР и СССР) оборудование с него попало в руки противника и было им внимательно изучено. Туда же попали документы с корабля.

Это – удар по национальной безопасности, покруче 34 погибших специалистов.

И это – тоже последствие того, что использовался специализированный невооружённый (не считая двух 12,7-мм пулемётов) и тихоходный корабль, неспособный не только постоять за себя, но и даже уйти от преследования ходом (против авиации и ПКР это бы не помогло, но даже и такой возможности американцы не имели).

Сам корабль был превращён в музей и символ северокорейского торжества над американским флотом, в чём для США тоже нет ничего хорошего.

«Пуэбло» в Пхеньяне, наши дни. Фото: «Википедия»

Американцы сделали из этих случаев правильные выводы.

Со временем из состава их ВМС были выведены все специальные разведывательные корабли. Задачи по ведению разведки были возложены на боевые корабли с ракетным оружием, подлодки (на последние они и раньше возлагались), авиацию, как палубную, так и базовую патрульную, космические аппараты и разбросанные по военным базам всего мира комплексы радиоэлектронной разведки, как стационарные, так и мобильные, быстроразвёртываемые.

На сегодня специальных разведывательных кораблей в ВМС США нет, за исключением небольшого количества кораблей гидроакустической разведки, которые в силу тактической модели применения могут быть защищены передовыми силами ВМС, и кораблей мониторинга ракетных испытаний, которые в военных действиях априори не применяются, служат для шпионажа только за цивилизованными странами типа России и Китая, и которым поэтому вообще не нужна никакая боевая устойчивость или оружие на борту. Это чисто силы мирного времени, и их мало.

Правильное ли это решение? Да. И оно обусловлено реальным боевым опытом, потерями, провалами в противостоянии с реальным противником (КНДР).

Можем ли мы его повторить? Нет. У нас нет ни баз, ни патрульной авиации, разведывательная в следовых количествах и, в отличие от американцев, связана «поводком» боевого радиуса. Нет у нас на самолётах-разведчиках ни систем дозаправки в воздухе, да и заправщиков большой дальности нет, и не будет в обозримой перспективе в нужном количестве.

Парадоксальным образом нам, якобы «сухопутной державе» (что бы этот оксюморон не значил), легче строить корабли для разведки.

Но какие?

Два типа. И оба наша страна или может осилить прямо сейчас или сможет при минимальных усилиях.

Малые вооружённые разведчики

Нам нужна новая реинкарнация того, что сейчас прячется под разными названиями, не совсем отражающими суть, например «гидрографического судна».

Речь идёт о необходимости иметь специализированные, но вооруженные, недорогие и массовые разведчики, с учётом экзистенциальных угроз для нашей страны – с гидроакустическими комплексами.

В начале июня 2023 года ВМС США вывели в море все ПЛАРБ Атлантики (шесть единиц) и минимум две (одна не идентифицирована, вторая «Мэн») на Тихом океане. Вместе с ними в северной части Тихого океана находится ПЛАРК «Мичиган» со своими 154 «Томагавками». И это только то, что есть в открытых СМИ.

В принципе, этих сил хватит на успешный обезоруживающий ядерный удар по РФ – мы навсегда перестанем существовать как значимая в историческом масштабе сила, а наш ответный удар не причинит американцам серьёзного вреда.

О том, как такие вещи делаются, написано в статье «Мировая война 2030-х. К чему нам готовиться и какой будет роль ВМФ». О том, как стратегическая обстановка выглядит для нашей страны на середину июня, можно прочитать вот по этой ссылке, с поправкой на то, что «Западная Вирджиния» уже вышла в море и готовится к учебной стрельбе, а какая-то из лодок, наоборот, зашла в базу.

Американцы даже не скрывают, что это отработка глобального удара – наступательной ядерной войны. И понятно, против кого (основной удар с Атлантики не оставляет никаких вариантов, кроме одного, и этот один – не Китай).

В российских СМИ на эту тему просто могильная тишина, все госструктуры усиленно делают вид, что они «в домике», и всё под контролем. На самом деле у них ничего не под контролем, от сгорания в ядерном пламени нас всех сейчас отделяет только палец Байдена на условной кнопке, и на той стороне Земли почти никто не сдохнет, отправляя нас в рай, это будет победа почти всухую. Основная масса наших ракет не взлетит, не успеет просто.

Ответ наших властей на это удивил даже тех, кто уже ничему не удивляется – они сделали вид, что ничего не происходит. В принципе, это удобно, да и не в первый раз уже…

Но допустим, в будущем мы не захотим давать врагам таких возможностей.

Зададим себе вопрос – а чем нам контролировать районы боевых служб или хотя бы выходы из баз американских ПЛАРБ? Океан огромен…

Ответ есть – малый массовый корабль гидроакустической разведки, имеющий способность себя защитить от каких-то точечных, не массированных атак, и при этом меньше, проще и дешевле, чем те же корабли проекта 18280 («Юрий Иванов» и «Иван Хурс»).

Чем может быть вооружён подобный корабль?

Артустановкой 76-мм, ЗАК «Палаш», комплексом «Пакет» с антиторпедами для самообороны и четырьмя – шестью 14,5-мм пулемётами, из которых минимум два должны быть в составе дистанционно управляемых стабилизированных модулей, а у остальных должны быть тепловизионные прицелы.

При работе таких кораблей в группе должны быть обеспечена возможность совместного применения оружия.

При грамотно подобранных радиолокационных станциях и средствах РЭБ, а также при обученном экипаже и при «оптимизированной» цепочке докладов в боевой обстановке, такой корабль сможет отбиться от нападения, которое чуть не привело к гибели американский фрегат «Старк» в Персидском заливе или привело к гибели ракетный крейсер «Москва» в Чёрном море.

Его основным средством разведки должна быть буксируемая гидроакустическая станция с ГПБА – гибкой буксируемой протяжённой антенной, вспомогательной – опускаемая низкочастотная ГАС. В носовом бульбе или под килем можно разместить противоминную ГАС для действий в опасных районах типа Персидского залива конца восьмидесятых.
Всё пространство на корабле, которое только будет доступно, помимо общекорабельных систем, оружия, гидроакустики и т. д., нужно отдать под средства радиоэлектронной разведки.

Надо сразу сказать – втиснуть в небольшой 1 000–1 500-тонный кораблик столько же аппаратуры, сколько несут проекты 18280 или 864, не получится, характеристики кораблей в части радиоэлектронной разведки будут намного ниже, чем у «больших» разведывательных кораблей.

Но, во-первых, они будут дешевле, а значит, их можно будет построить много – вспоминаем, что океан , и единичек с ГАС нужно много.

А во-вторых, с таким кораблём не поступить ни как с «Либерти», ни как с «Пуэбло», наряд сил для атаки должен быть больше, чем был выделен для «Москвы», как минимум вдвое. Подорваться, как «Робертс» на мине, тоже будет сложно – противоминная ГАС покажет опасность прямо по курсу, если не со стопроцентной, то, по крайней мере, со значительной вероятностью.

Такие корабли могут в мирное время контролировать участки Мирового океана, через которые американцы выводят свои ракетоносцы на боевые службы, преследовать их, пока позволяет скорость, потом передавать контакт тем жалким остаткам противолодочной авиации, которые у нас есть, а какие-то другие «разведчики» в другом районе смогут потом получить «контакт» от авиации.

Это само по себе ничего не гарантирует, но как минимум мы создадим для них проблемы и «свяжем руки».

Насколько эффективен такой корабль при выполнении задач по ведению гидроакустической разведки?

Цитата из статьи «Противолодочная оборона: корабли против подлодок. Гидроакустика»:

Надо сказать, что авторы поскромничали и не расшифровали, что такое «издалека» – а это были сотни миль. По тихой «Уле». ГС-31, кстати, очень маленькое судно.

ГС-31

Сейчас можно сделать значительно лучше, и даже меньше.

Понятное дело, что один такой кораблик массированный ракетный удар не переживёт, но его и фрегат не переживёт, и что толку, что на «разведчика» нужно будет только два ударных самолёта с ПКР, а на фрегат например восемь?

Но и беззубым он не является, может защитить себя от очень большого спектра угроз, на него не будут тратиться деньги, сравнимые со стоимостью полноценного боевого или большого разведывательного корабля.

Его скорость также не позволит ему полноценно маневрировать с большими кораблями, и этот недостаток неустраним, с другой стороны, такие единицы будут в основном работать далеко в море, где их трудно обнаружить и почти невозможно поразить с берега – или же у нас под берегом.

Но что если задача требует наличия большого количества оборудования для радиоэлектронной разведки, которому нужны большие объёмы и которое имеет большую массу и требует большого корпуса для размещения?

Сейчас Россия и Китай делают ставку на специализированные разведывательные корабли, американцы с их боевым опытом «размывают» разведывательные средства по другим единицам и силам, но у нас стоит задача всё-таки запихнуть всё в корабль, по описанным выше причинам.

Возвращение лёгкого крейсера

Так как корабль, действующий в условиях, когда он может подвергнуться нападению, должен быть боевым, хорошо вооружённым и способным постоять за себя, а корпус должен быть большим, чтобы вместить и разведывательное оборудование, и оружие, то мы неизбежно приходим к разведывательно-боевой единице, способной действовать самостоятельно, в отрыве от основных сил флота, в том числе в условиях противодействия противника.

В старые времена такой корабль назывался термином «крейсер». Но в последние 90 с небольшим лет это понятие было искажено.

Изначально само слово «крейсер» (голландск. kruiser от kruisen – крейсировать, плавать по определённому маршруту) означало корабль, действующий самостоятельно, зачастую в отрыве от основных сил флота, например, в качестве рейдера.

В конце XIX – начале ХХ века паровые крейсеры представляли собой быстроходные легковооружённые корабли, выполнявшие такие задачи, как набеги, разведка на большом удалении от баз, охранение эскадр, демонстрация флага, поддержка экспедиционных действий против слабых противников, блокада, борьба с торговлей противника, защита своей торговли от крейсеров противника и т. д.

Относительно лёгкие и не самые дорогие, но достаточно быстрые и имеющие немалый, а зачастую просто большой запас хода корабли, стали главным инструментом контроля за колониями и заморскими территориями со стороны великих держав.

У той же Великобритании основой военно-морского могущества считалась возможность строить по два крейсера на каждый один крейсер, построенный двумя следующими странами-соперниками (на конец XIX – начало ХХ века это Франция и Россия, объединённые флоты которых англичане должны были превосходить в силах – и превосходили).

Типичным крейсером тех времён можно считать крейсера типа «Диана», один из представителей которых – «Аврора», стоит в качестве корабля-музея в Санкт-Петербурге.

«Аврора», тип «Диана». Пример классического крейсера для классических крейсерских задач. Как видно, ни тяжёлого оружия, ни больших размеров тут нет.

Если вспомнить отечественный боевой опыт, то в рамках проигранной Русско-японской войны действия владивостокского отряда крейсеров смотрятся совсем иначе, чем остального флота.

В дальнейшем, однако, традиционные задачи крейсеров стали выполняться другими силами, в частности подлодками и авиацией, а сами крейсера стали привлекаться для боя в составе отрядов боевых кораблей и эскадр, что потребовало наращивать на них броню и усиливать артиллерию.

Кроме того, после Вашингтонской конференции 1921 года для многих стран т. н. «Вашингтонский крейсер» стал максимальным по мощи боевым кораблём, который можно было строить сверх оговорённых квот на более мощные корабли.

В итоге в 20–40-е годы крейсера «эволюционировали» в «просто артиллерийские корабли меньше, чем линкор».

После Второй мировой войны слово крейсер в надводном кораблестроении было девальвировано полностью и теперь повсеместно означает просто большой и мощный боевой корабль.

Так, например, с классической точки зрения, ни американские крейсера типа «Тикондерога», у которых ярко выражена функция ПВО и ПРО, ни наши ракетные крейсера проекта 1164, с мощным «креном» в противокорабельные ударные задачи, крейсерами считать нельзя, они крайне неоптимальны для самостоятельных действий и даже имеют критические недостатки при применении в таком качестве.

Фактически сегодня в мире крейсерами являются многоцелевые атомные подводные лодки – это они используются для самостоятельных действий в отрыве от основных сил (хотя и не только для них).

Из надводных кораблей, квалифицирующихся как крейсера, самостоятельно способны действовать тяжелые атомные крейсера проекта 1144, так как имеют мощное ударное, противовоздушное и противолодочное вооружение, самую мощную на сегодня в мире (по массе залпа в единицу времени) артустановку, гидроакустический комплекс «Полином», противолодочные ракеты и аж три вертолёта, а если использовать безангарное базирование, то и четыре можно.

При этом у корабля высокая скорость и неограниченная дальность хода. Крейсер как он есть, ещё и тяжёлый и атомный – классификация точна.

Правда, по мнению западных теоретиков, эти корабли ближе к «линейным крейсерам», почему иностранцы и называют их battlecruiser. И это, в общем, тоже не ошибка.

Но такие корабли строить смысла просто нет, они не оправдывают себя экономически. Имеющиеся атомные крейсера надо поддерживать в боеспособном состоянии как можно больше, но строить что-то такое же сейчас нет смысла, и нет денег. Тем более для задач разведки.

Сформулируем то, какой корабль должен придти на смену большим и дорогим разведывательным кораблям.

Это боевой корабль, имеющий развитый комплекс оборудования для радиоэлектронной разведки, гидроакустический комплекс, включающий в себя как подкильную (или бульбовую), опускаемую, так и буксируемую (последняя с ГПБА) гидроакустические станции, артиллерийскую установку калибра 100 или 130 мм, зенитно-ракетный комплекс и запас зенитных ракет на борту для отражения максимально возможного для одиночного корабля воздушного или ракетного удара, запас беспилотных летательных аппаратов для разведки, как над сушей, так и над морем, два или три (предпочтительно) вертолёта. Его ударное наступательное оружие должно позволять уничтожить крупный боевой корабль, хотя бы ценой расхода всех ракет.

На борту должны быть быстроходные катера для обеспечения действий подразделений спецназначения или иных задач, например, буксировки противоминной ГАС бокового обзора (так ищут мины американцы) или гидроакустического низкочастотного излучателя для поиска подлодок. Должны быть места для размещения походных штабов, пунктов управления другими силами, отрядов спецназначения и т. д.

Скорость корабля должна превышать 30 узлов и быть такой, чтобы ни один из строящихся сейчас больших надводных кораблей наших врагов не мог бы вести за ним слежение своим ходом, и он должен быть в состоянии поддерживать её длительное время. Должна быть обеспечена длительная автономность и максимальный запас хода.

На первый взгляд это нереализуемые требования, но это не так. С этого года интенсифицировались работы по полностью газотурбинной главной энергетической установке для кораблей МА7, обеспечивающей работу на валолинию маршевой газовой турбины М70ФРУ и форсажной М90ФР.

Фактически речь идёт о необходимости сделать редуктор и собрать установку для совместной работы, так как обе газовые турбины – серийные.

Создание этой энергоустановки позволит России строить корабли с водоизмещением в районе 6 000–7 000 тонн, скоростью хода как раз те самые 30+ узлов и длиной по ватерлинии примерно 140–150 метров.

Бульбовая ГАС, радиолокационный комплекс, зенитно-ракетный комплекс, комплекс «Пакет-НК», системы РЭБ, артиллерийские системы ПВО ближней зоны – отработаны на фрегате проекта 22350.

Фактически наш корабль, который существенно больше, чем 22350, получив именно эти корабельные системы от 22350, будет иметь ещё немало свободного внутреннего пространства для размещения как разведывательного оборудования, так и всего остального, например, большого ангара для трёх вертолётов и беспилотников.

Фрегат проекта 22350 послужит донором ЗРК, оружия и массы других систем.

При этом так как наш корабль в основном предназначен не для ударных задач, то у него может быть сокращённый состав ударного вооружения, например, если «маленький» по сравнению с крейсером 22350 имеет четыре пусковых установки 3С97 ЗРК «Редут» с 8 зенитными ракетами каждая (всего 32) и две (поздние корабли в классе будут иметь три) пусковых установки 3С14 для крылатых, противокорабельных и противолодочных ракет, то нашему большому кораблю стоит иметь 5 пусковых «Редута (40 ЗУР) и 1–2 пусковых УКСК 3С14.

В качестве компенсации можно иметь по две пусковых установки комплекса «Уран», плюс которых в том, что их можно перезаряжать прямо в море, с плавкрана, причём очень быстро, а ракеты существенно дешевле «Калибров» или «Ониксов».

Примером кораблей, у которых можно заимствовать некоторые архитектурные решения, являются японские вертолётные эсминцы типов «Харуна» и «Ширанэ». Эти корабли показывают, что размещение большого числа оружия и трёх вертолётов на корабле умеренных размеров может быть вполне возможно.

Пример корабля, способного нести 3 вертолёта и обеспечивать подъём двух из них. Либо двух и большого числа беспилотников для разведки.

При этом, будь такой корабль оснащён установками вертикального пуска ракет, их могло бы поместиться на нём довольно много.

Вид сверху. Ясно, что если убрать поворотную пусковую установку противолодочных ракет и вторую 127-мм артустановку, то места для вертикальных пусковых установок высвободится очень много. Но надо будет ещё найти место для воздуховодов и газоходов ГЭУ, у «Ширанэ» она котлотурбинная, столько воздуха не надо, столько места под его подачу – тоже. Для сравнения рядом газотурбинный эсминец. Наша ГЭУ тоже будет газотурбинная

Пример того, как можно компактно разместить пусковые установки ракетного комплекса «Уран», даёт размещение ПКР «Гарпун» на ракетных крейсерах типа «Тикондерога» ВМС США.

Компактное размещение ПУ Mk.141 для ПКР «Гарпун» на ракетном крейсере «Принстон» типа «Тикондерога». Можно оценить и другие компоновочные решения корабля

В нашем случае нужно ещё разместить разведывательное оборудование, в том числе обеспечивая электромагнитную совместимость, разнесение антенн по длине корабля, требуемые длины волноводов и т. д.

Такая задача не прорабатывалась пока никем, но и не решаемой её тоже нельзя назвать.
В плюсе для проектантов то, что корабль большой и на нём есть чем пожертвовать ради свободных объёмов, например, можно отказаться от 130-мм артустановки в пользу 100-мм, а может быть, даже 76-мм и т. д.

Такой корабль, как фрегат типа «Оливер Перри», показывает, как нетрадиционное размещение артустановки, высвободило большие объёмы в носовой части корабля и позволило сделать большую, объёмную надстройку. Ограниченный сектор обстрела артустановки по итогам боевого применения «Перри» (а это неплохо повоевавший класс кораблей) проблемой не стал.

Непрерывная надстройка от мостика до ангара и артустановка на надстройке сверху – характерные признаки фрегатов типа «Оливер Перри». При необходимости разместить большое количество разведывательного оборудования на борту можно прибегнуть к похожим решениям.

Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что постройка такого корабля реальна. Особенно с учётом того, что большая часть его систем может быть взята с серийного проекта 22350, включая зенитно-ракетный комплекс «Полимент-Редут», а ГЭУ создаётся прямо сейчас для «большого» фрегата, и тоже будет серийной.

Имея большой запас хода и скорость, такой корабль станет проблемой для потенциальных противников – им для парирования создаваемой им угрозы придётся держать на том ТВД, где он развёрнут, большой наряд сил, проводить комплекс мер по сокрытию работы своих радиоэлектронных средств и систем связи, усиливать противоподводнодиверсионную и противодиверсионную оборону, постоянно держать в боевой готовности авиацию.

В реальной войне такой корабль, за счёт наличия большого числа беспилотников, вертолётов, с РЛС, пригодных для разведки и в будущем способных нести противокорабельные ракеты, возможности применять ПКР «Оникс» и «Циркон», будет создавать угрозу, которую ни один противник не сможет игнорировать, а скорость и запас хода сделают борьбу с ним очень трудной.

В условно мирное время он сможет выполнять задачи разведывательного корабля не хуже, чем настоящий разведывательный корабль, но попытки атаковать его с воздуха небольшими силами или использовать против него ракетные катера, дизель-электрические подлодки или другие корабли может закончиться очень большими потерями для атакующего.

В мирное время такой корабль будет выполнять задачи по разведке, включая гидроакустическую, радиоэлектронную, воздушную (с БПЛА), наземную (пешими разведгруппами, высаженными с вертолётов или катеров), «демонстрировать флаг», использоваться как корабль присутствия в важных регионах, защищать торговый флот под Российским флагом или с российскими грузами (что особенно актуально в свете тех трудностей, которые Запад создает нашей торговле нефтью и зерном).

В военное время также сможет применяться для разведки, противолодочной борьбы, ПВО корабельных соединений и конвоев, рейдов против надводных сил или плавтыла противника, ракетных ударов по надводным и наземным целям, борьбой против лёгких надводных сил противника, блокадными действиями, наблюдением за воздушной обстановкой, борьбой с торговлей.

На нём можно разместить всё необходимое для ведения так называемой «кибервойны» – взлома компьютерных сетей, получение информации из них, внедрение в сети и системы управления тактическими единицами противника вредоносного программного обеспечения и т. д.

Постройка такого корабля вполне реальна, а по своим свойствам он одновременно заменит сразу и разведывательный корабль, и фрегат, причём с опциями в виде большого числа вертолётов на борту и способностью выполнять задачи на значительной дальности без танкера снабжения. О том, какое значение имеет наличие вертолётов на борту корабля и насколько важно их количество, хорошо объяснялось в статье «Воздушные бойцы над океанскими волнами. О роли вертолётов в войне на море».

Таким образом, использование таких кораблей позволит ещё и экономить деньги на содержании флота, так как один такой корабль заменит минимум два, один из которых (дополнительный фрегат) можно будет не строить, а другой (разведывательный корабль) вывести в резерв или, если получится, продать.

Название же «лёгкий крейсер» является самым точным для того, чем такой корабль будет являться и какие задачи будет способен и должен выполнять. В свете того, что в пользу этого типа кораблей говорит и наш боевой опыт СВО, и американский боевой опыт, то возможность их постройки должна быть изучена самым внимательным образом.

И конечно, нет никаких оправданий попыткам продолжать строить разведывательные корабли – а такие планы и были и есть. Боевой опыт говорит о том, что этот класс кораблей изжил себя.

Впрочем, бюджетные и санкционные ограничения, возникшие в ходе СВО, эти планы скорректируют.

Вопрос в том, чтобы вместо них начали приниматься правильные решения.