Недавно в Книге рекордов Вооружённых Сил Российской Федерации появилась новая запись. Она гласит, что обладателем наибольшего количества боевых наград стал полковник запаса ВКС России вертолётчик Игорь Родобольский.
Он награждён звездой героя России, двумя орденами Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооружённых силах СССР» 3-й степени, тремя орденами Мужества, орденом «За военные заслуги». Есть ещё медали, но они не в счёт.
Немного об этом человеке — в интервью с ним.
— Игорь Олегович, почему вы выбрали вертолёты? Вроде бы в те годы, когда вы начинали путь в небо, все мальчишки мечтали о полётах на сверхзвуке.
Игорь Родобольский: А вот я не мечтал об истребителях. После витебского аэроклуба ДОСААФ, который в те годы давал первичную подготовку пилота вертолёта, я мечтал только об этих машинах. Помнится, когда прошла первая оторопь от полётов и я стал обращать внимание на что-то кроме приборов и ручки управления, посмотрел через остекление кабины и ахнул: какая наша Земля красивая! И ещё тогда я почувствовал ни с чем не сравнимую радость полёта, которая осталась на всю жизнь.
Короче говоря, в аэроклубе я заболел небом в тяжёлой форме. Поступил в Сызранское высшее военное авиационное училище лётчиков, в 1983 г. с отличием его закончил. Стал пилотом вертолёта Ми-8. Можно сказать, что я выбрал эту машину, а можно — что она выбрала меня. Ми-8 — многоцелевой вертолёт, который может всё: бомбить, стрелять, перевозить грузы, высаживать десанты, эвакуировать раненых… Именно этим я и мои вертолёты занимались все последующие годы, до того, как в 2013-м уволился в запас, сначала в Афганистане, потом в Чечне.
— В Вооружённых силах вы остаётесь человеком-легендой. И не только из-за количества наград, но и потому, что в одних источниках про эпизоды вашей боевой работы сказано одно, а в других — другое. Есть, например, легенда про то, как вы посадили вертолёт на 2 точки опоры…
— Во-первых, это не легенда. Во-вторых, такое я и другие пилоты проделывали не раз. Но с одной поправкой: вертолёт не стоял на двух точках, а висел — несущий винт (это который сверху) вовсю месил воздух. Хорошо помню обстоятельства, при которых однажды проделал этот трюк. Это было весной 2001 г. при эвакуации, окружённой под Центороем группы российского спецназа. Ребята сидят на горе, а сесть негде. Тут всё просто: ставишь колесо (бывало, что вообще одно) на землю и ждёшь, пока ребята запрыгивают в вертолёт. При этом по вертолёту, как правило, с земли лупят из всего, что стреляет, но с этим уже ничего не поделаешь.
— А то, что во время войны в Чечне вы на вертолёте смогли увернуться от выпущенной по вам ракеты, тоже не легенда?
— И это было. Правда, не в Чечне, а гораздо раньше, в Афганистане. У меня туда было две командировки. Первая — в 1986-1987 гг. Тогда моджахеды, которых мы неполиткорректно называли душманами, были слабо вооружены, а подготовлены ещё хуже. Когда вернулся через год, у них уже и инструкторы были, и американские переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) «Стингер». Один раз я действительно увёл вертолёт от его ракеты, когда засёк на земле вспышку от пуска. Тут в общем-то тоже ничего особенно сложного нет. Просто за 5-8 секунд надо так вывернуть вертолёт, чтобы головка самонаведения ракеты, которая реагирует на тепло работающего двигателя, его потеряла. С ранними ПЗРК такие фокусы ещё проходили. Позднее, в Чечне, когда у боевиков откуда-то появились более совершенные российские комплексы «Игла», уже нет…
— А правда, что однажды вы ухитрились посадить вертолёт, у которого отстрелили лопасть винта?
— Ну, если бы отстрелили всю лопасть, я бы с вами, скорее всего, не разговаривал. Дело было так: во время второй кампании в Чечне, в январе 2002 г., я вёл четвёрку Ми-8 со спецназовцами на базу боевиков в районе Шаро-Аргуна. После того как десант высадили, мне из гранатомёта действительно попали в несущий винт и отстрелили крайнюю секцию одной из лопастей. Дело в том, что вертолётный винт, чтобы держать машину в воздухе, должен быть идеально сбалансирован. Когда баланс нарушился, затрясло так, что у всех, кто был на борту, зубы едва не раскрошились, но дотянуть до ближайшей российской части всё-таки удалось.
— Это случилось в тот раз, когда вы, согласно ещё одной легенде, вызвали огонь на себя?
— Можно и так сказать, хотя этой самой фразы я в эфире не произносил, это вам не кино. На самом деле, когда мы высадили на высоте человек 60 спецназовцев, у них там внизу начался бой. Кто-то по ним стреляет, а кто — они понять не могут. Запрашивают авиаподдержку (с нами была пара ударных вертолётов Ми-24), но сверху тоже ничего не разберёшь. Тогда я говорю: пойду разведаю, что там у них, а вы смотрите в оба, потому что второго захода точно не будет. Так и получилось: над местом высадки по мне, как долбанули! Про лопасть я уже рассказывал. Ещё осколок в левую руку попал. Иногда пишут, что пуля, но это был осколок. Причём повезло: во-первых, он сперва броню, борт вертолёта и развешанный внутри (на всякий случай) бронежилет прошил, так что был на излёте. Во-вторых, по руке плашмя пришёлся, но рука всё равно до самой посадки плетью висела. Зато вертолёты огневой поддержки засекли цели и врезали по ним из всего бортового вооружения.
— Всезнающая Википедия числит за вами 1700 боевых вылетов, 4800 часов налёта, 500 вывезенных раненых…
— Вылетов чуть больше, часы за пять тысяч перевалили, подсчитать число раненых не возьмусь. Кстати, куда тяжелее, чем раненых, возить «груз 200», то есть убитых. Помню, как вывозил из Грозного то, что осталось от солдат Майкопской бригады после неудачной попытки штурма города в ночь на 1 января 1995 г. Трупов в вертолёт загрузили до самого потолка. Мне-то проще, я к ним спиной сидел. Вот уж кому было точно не до смеха, так это тем, кто убитых в вертолёт складывал. Хотя на войне для всех смешного мало.
Смешное было потом, в Кремле, когда президент Путин мне звезду героя вручал. Мне перед этим рассказали, как выйти, как подойти, что сказать. Вот вызывают меня, я строевым шагом, поворот налево, поворот направо, «Товарищ Верховный главнокомандующий, подполковник…» А фамилию-то свою забыл! Стою, как дурак, ем Путина глазами, а он всё понял и тихо так говорит: «Нормально, не волнуйся, всё хорошо». Ну тут у меня в голове что-то щёлкнуло, и я продолжил: «…Родобольский для вручения государственной награды прибыл!»
Александр Покрышкин, 1942 год. Ахтунг, Покрышкин! Легенды и мистика сопровождали летчика с самого рождения
— Как вы узнали, что стали самым титулованным российским военным?
— Я никогда не стремился к наградам и званиям, просто выполнял свою работу. Быть может, чуточку лучше, чем другие. А узнал от друзей, которые начали звонить и поздравлять. Но тут надо сделать оговорку: меня признали самым награждённым из числа ныне здравствующих военнослужащих. До Кожедуба и Покрышкина с их тремя Героями Советского Союза на каждого мне и моим современникам далеко. Нет такой войны, на которой такие награды можно заслужить. Нет и, слава богу, не предвидится.
Сергей Осипов, АиФ
Ну только если у артиста или артисточки какой или депутатика или депутатки, спортсмена допингиста.
Восхищаюсь мужеством и квалификацией этого человека!