В марте 1976 г. Коля Левушкин поднялся по огромных размеров трапу на палубу тяжелого авианесущего крейсера «Киев», который проходил госприемку в Николаеве, с последующим перебазированием в Севастополь. Сказать, что Николаша обалдел, попав на эту махину, значить ничего не сказать.
Ну, видел Левушкин, представитель не густо позолоченной молодёжи, большие корабли – крейсер «Киров» проекта 26, кучу крейсеров проекта 68-бис, на которых ему пришлось побывать, но такое чудо….
А чего Вы хотите – 273 метра вдоль, 46 метров поперек, и ко всему прочему водоизмещение… почти, как у трёх «Октябрин» — целых 43200 тонн.
Коля по нему ходил, как провинциал из глубинки при первом посещении культурной столицы России. При этом он крепко сжимал потной ладошкой суровую руку тамошнего командира Дивизиона Живучести, у которого ему предстояло дублироваться, т.е. вникать во все премудрости службы на таком монстре.
Вообще-то, изучить этого «крокодила», как стали называть этих монстров на флотах, за такое короткое время чисто физически не представлялось возможным. За два месяца, что Коля, со товарищи, были на нем, можно только напугаться до икоты от свалившегося на них счастья. Но это было только начало ужаса…
«Киев» был принят госприёмкой, а чего бы ему не быть принятым, если этой госприемкой руководил упомянутый выше «пьяный с бритвой», т.е. вице-адмирал Волобуев. Корабль спокойно попылил в сторону Краснознаменного Северного флота, а этих, бедолаг для собрата «Киева» «Минска», стали от безысходности пинать с места на место — сначала в Севастополе, потом в Николаеве.
В общем, всё более-менее для Левушкина «устаканилось» в 1977 году. Бедолаги осели на ПКЗ на Черноморском судостроительном заводе, где и строился их «крокодил», дабы принимать непосредственное и активное участие в этом благородном деле.
И все бы было хорошо, НО! …
В 1978 году экипаж «Минска» стали комплектовать до полных норм, а делали это всё на КСФ, который выступал в качестве приемника-распределителя. Ну, полбеды – это когда личный состав командами прибывает к месту службы. Дело, в общем-то, житейское. Но вот «огромный ляп» североморские кадровики совершили, когда весь выпуск, 1977 года, Кронштадтской школы мичманов, а это порядка ста с лишним человек, отправили, дружным коллективом, служить на «Минск».
Хотя… можно так сказать — якобы на «Минск».
А что это значит? А значит это следующее — эти пацаны около года «валяли дурака» в Североморске, исправно получая северную зарплату, и НИЧЕГО не делали! Порядочный человек в таких условиях просто ОБЯЗАН развратиться. А поскольку молодые мичмана такими и являлись, то они и развратились. И когда эту стаю целиком и полностью пригнали в Николаев, старший лейтенант-инженер Николай Михайлович Левушкин сразу вспомнил замечательный фильм «Оптимистическая трагедия».
Помните — к основному отряду революционных моряков прибыло анархическое пополнение. Как там говорил Эраст Петрович Гарин, сыгравший Вожачка: «Смотри, братан, каких орлов я тебе привел — Варфоломеевские ночки делать!». А в его голове звучали слова адмирала Геннадия Антоновича Радзиевского: «Начальник отдела кадров, у меня такое впечатление, что вы специально себе пальцы чернилами мажете перед совещаниями, чтобы все думали, что вы много работаете».
Вот они, эти «валятели дурака», примерно, так все и выглядели – «орлами».
И такого счастья старлею Левушкину отвалилось в количестве шести душ, и началось …
Ребята они все были свободолюбивые и на службе находились только тогда, когда у них не было денег на береговое отдохновение. Но были и такие, которые вставали на полное половое довольствие у николаевских разведенок – вот тут-то Коля их только и видел.
А поскольку пребывание мичмана вне службы является преступлением для его командиров, то и поимка оного является их (естественно командиров) первостепенной задачей. О строительстве корабля Николай Михайлович тогда и не вспоминал, т.к. выполнял более ответственную задачу – лежал в бурьяне, с группой захвата, у дощатого гальюна типа «Ме и Жо», в частном секторе Николаева, и ждал, когда искомый задрыга выйдет туда справлять нужду. Вот тогда-то они, Левушкин и «группа захвата», его и брали. Тепленького и изумленного до невероятности. А всё потому, что в дом его пассии они (Левушкин и «группа захвата») вторгаться не могли — private property (частная собственность).
Ну, как было написано на кольце царя Соломона: «И это пройдет!». Вот оно как-то и прошло после того как экипаж переехал с ПКЗ непосредственно на авианосец. И матросы перестали в самоволки бегать, и от части, уж самых свободолюбивых мичманов, крейсер избавился, взяв им на замену еще неиспорченных кронштадтских мальчишек, направленных на крейсер слегка поумневшими флотскими кадрами.