Сколько не придумывали бы, или изобретали на флоте различных правил и наставлений, все равно о них вспоминают только тогда, когда «…тебе на голову нагадит чайка» или оживет призрак господина Мэрфи со своим ни с чем несравнимым «адмиральским эффектом» ….
Однажды старший лейтенант Коля Левушкин удостоился чести замещать на борту эскадренного миноносца «Скромный» сразу всех механиков. Надо заметить, что такое бывало и с автором сего повествования, особенно летом….
Коля обрадовался, что можно отдохнуть «на барском ложе» командира БЧ-5, куда он взгромоздил свое тело после принятия флотского обеда.
Он попытался забыться таким им любимым «адмиральским часом», но тут вдруг случился такой им нелюбимый «адмиральский эффект» незабвенного господина Мэрфи.
На пирс влетает черная «Волга», и из неё вылетает (так и было, именно вылетает) вице-адмирал Волобуев, которого на флоте величали не иначе, как «пьяный с бритвой».
В то далёкое время он значился в кадрах Северного флота, как Первый заместитель Командующего КСФ.
И вот Первый зам и вице-адмирал требует подать пред его светлые очи «…этого сраного механика с этого сраного и нахального корыта, которому, по недосмотру пидарастической комиссии по топонимике ВМФ, было присвоено такое же, пидарастическое, наименование «Скромный», лучше бы назвали «Девственный».
Коля, естественно в миг, слетает с той самой барской койки в ОДНОМЕСТНОЙ каюте командира БЧ-5, где, как уже сообщалось ранее, грешным делом, припухал после обеда, и чертиком из табакерки предстал пред упомянутыми выше светлыми очами такого крупного знатока флотской топонимики товарища Волобуева.
Далее состоялся, примерно, такой диалог:
— Товарищ вице-адмирал, ВРИО командира БЧ-5 старший лейтенант Лёвушкин по Вашему приказанию прибыл!!! (вот честное слово — столько восклицательных знаков и было).
— Старлей, — рыкнул вице-адмирал, — Вы сегодня за свой сраный борт смотрели?
— Никак нет, товарищ вице-адмирал! («А чего я там нового увижу, по большому счёту?» — это Коля так сподобился подумать.)
— Это чьё дерьмо в таком количестве плавает у Вашего правого борта? («Ну, вот — почему им всё время интересно интересоваться классовой принадлежностью этого самого дерьма?» — это Коля опять так подумал.) Коля подошел к борту и, конечно, глянул в полглаза («А чего я там не видел? – снова подумал Левушкин).
Там плавала какая-то коричнево-рыжая, с проблесками заката, субстанция из кинофильма «Солярис».
— Не моё, товарищ вице-адмирал! («А что я – самоубийца?» — это у ВРИО К-5 Левушкина мысль такая мелькнула).
— Старлей, ты ППЗМ-74 читал, или, ну, на худой конец, Ваш сраный заместитель Комэска по ЭМЧ Феоктистов читал его тебе на ночь?
— Так точно, товарищ вице-адмирал! Изучил, законспектировал и сдал зачет по его знанию заместителю командира 7 ОПЭСК по ЭМЧ капитану 1 ранга Феоктистову! – командирским голосом отрапортовал Николай Михалыч.
— Ну, коли ты такой умный и подкованный, выбирай из предложенных тебе Уголовным кодексом вариантов: Статья 252 УК. За загрязнение морской среды — 3 года строгого режима за потраву окружающей среды или 10 тысяч рублей штрафу, — помолчал и рыкнул, — Выбирай, лишенец!
С момента подачи вопроса до ответа «лишенца» прошло всего 3,5 секунды:
— Разрешите доложить? Выбрал, товарищ вице-адмирал!
— Ну?
— Тюрьма!
— Это ты с чего, засранец, так себя и жену не любишь?
— Так ведь 10 тысяч рублей у меня всё равно нет, и даже если наши мужики со «Скромного» скинутся и меня откупят, так ведь в долгах ходить не приучен. А Таня моя будет мне сухари сушить и носить. Вот как-то так.
— Ну, ты и наглота, как тебя…, Лёвушкин. Ладно, два часа тебе времени – найти, откуда гадость эта и мне лично доложить. Как понял?
— Есть два часа времени, товарищ вице адмирал!
А сам Николаша себе вопрос задал: «И как я эти концы с субстанцией найду?»
Ну, Волобуев упылил, явно довольный тем, как командование флота
ППЗМ-74 (Правила предупреждения загрязнения морей 1974 года) в жизнь претворяет, а ВРИО К-5 старший лейтенант Левушкин, понурый, поплелся на борт этого «сраного и нахального корыта». Правда, долго он в унынии не сидел и, подстегнутый элементарным страхом за свою тонкую старлейтскую шкуру, развил бурную деятельность.
Взял анализы той самой апокалипсической субстанции, что прибилась к борту его корабля, взял понемножку от всяких ГСМ, что были на борту, произвёл органолептический анализ, т.е. всё обнюхал и облизал, и понял – ну, не «ЕГО» эта гадость. Заактировал сие псевдонаучными словами. Сходил к соседям на другую сторону пирса и под крестное знамение вырвал у них аналогичный акт.
Время прошло уже много, и оно постоянно уменьшалось. Был отлив, и Коля с добровольцами ломанулся на осушку (это такое место у уреза воды, которое образуется, когда вода отступает во время отлива).
Есть Бог на свете! Нашел Левушкин эту трубу, которая впадала из города Североморска в Кольский залив, и выплёвывала из себя «левушкинскую трагедию».
Весело звеня пробиркам и потрясая актами он, с неимоверной гордости выражением лица, вторгся в кабинет Волобуева к указанному сроку.
— Нашёл, товарищ вице-адмирал!!! (вот опять три восклицательных знака)
— Ну, и дурак! Так бы я тебя посадил в тюрьму, расписал бы в приказе по всему флоту какой ты гад, и какие мы законопослушные, дабы другим неповадно было. А теперь придётся опять искать крайнего. … Пшел отсюда!
Сказать, что оставшийся за всех в БЧ-5 ЭМ «Скромный» старший лейтенант Николай Михайлович Левушкин, вылетел оттуда, как пробка из бутылки «Шампанского» – бледное сравнение!
А пробирки Коля, так себе, «нечаянно», забыл в кабинете Волобуева….
