Блытов В. После вахты. Бандиты (продолжение полувоенного романа)

На девять дней со дня смерти Володи Никифорова, собралось гораздо больше народа, чем на похороны. Прилетели питерцы, севастопольцы, калининградцы и даже был один представитель с Дальнего Востока. Миша Морозов, летевший с Питера от родителей и перед этим заезжавший к Никифоровым. Он приехал на поминки прямо с самолета.

Настроение было весьма грустное.

— Там все было нормально, никаких вопросов — горячился Миша Молотков — он был выпившим и выпал сам на дорогу. мы переговорили с этой женщиной, которая его сбила. Не причастна. Случайность. Мне самые ответственные люди гарантировали, что никаких проблем. Я заплатил им.

Галя, услышав это заплакала и ушла из-за стола в ванную.

После того, как все разъехались, в доме остались только Миша Морозов и Галя. Миша договорился с друзьями, что переночует у Гали, тем более она сама пригласила его. Дома остались Галя, Миша и сын Володи Андрей – курсант морского корпуса имени Петра Великого.

Галя с Андреем пошли убирать и мыть посуду на кухню, а Миша пообещал, что сейчас придет и обязательно поможет. Сам же он из туалета тенью скользнул в кабинет Володи. Надо срочно забрать копии, а то Гале может не поздоровиться. Он прошел в кабинет, сел в черное кресло, включил настольную лампу, выдвинул нижний ящик стола и достал из тайника заветную коричневую папку. Папка была пуста. Спрашивать Галю о документах он не решился. Свои экземпляры Миша один отправил прямо с почты на Дальний Восток двумя бандеролями своим друзьям, которые должны его дождаться на Дальнем Востоке.

И не найдя ничего он пошел помогать Гале на кухню мыть посуду. А потом они сидели в комнате и просто разговаривали. Всю ночь Галя плакала и на кухне рассказывала Мише свои сомнения и просила обязательно приехать к ней еще. Она рассказывала о своей жизни, об их любви, коротких встречах, иногда виновато улыбалась. А Миша понимал, что ей надо выговориться и внимательно слушал. Андрей уже спал в гостиной на диване. Мише Галя постелила в Володином кабинете. Но он так и не прилег ни на минуту. Они проговорили всю ночь и Миша не знал как утешить Галю, что ей сказать.

***

Утром Миша вызвал такси, и потрепав по голове Андрея, попросил теперь оказывать матери особое внимание. Галю он просто обнял во дворе их высотного дома на Рублевке.

Такси летело как птица к аэропорту Домодедово. Ярко светило солнце, и день был летный.  8 часов полета и Владивосток, а там работа, Вика и маленький Сашка. Скорей бы из этих столиц.

Он не обратил внимания, как по крайней левой полосе неслась вслед за ними вереница из трех черных джипов. Не обращая внимания на гудки и сигналы других машин – они догоняли Мишкино такси.

Когда джипы поравнялись с такси, в головном джипе открылось стекло, показался плотный улыбающийся бритоголовый парень с «пистолетом Макарова» в руке и левой рукой стал махать вниз, давая сигнал шоферу такси остановить.

Таксист перетрусил страшно:

— Сейчас нас убивать будут. Я же всем заплатил. За что?

И он, показав сигналом, стал съезжать к обочине.

— Если изнасилование неизбежно, то расслабься и наслаждайся – подумал невозмутимо Миша.

Такси остановилось у обочины. Таксист выскочил и бросился в ноги вышедшему из черного тонированного Джипа бритоголовому парню:

— Отпустите меня, все отдам, машину отдам.

Тот брезгливо, ногой оттолкнул таксиста и направился к вышедшему с другой стороны Мише:

— Ты парень вот что давай с вещами на выход – и затем, обращаясь к таксисту — если где что болтанешь, найдем и убьем.

— Я буду нем, как рыба – закричал таксист и стал помогать Мише, выгружать его сумки.

— Тебе теперь в это такси – сказал бритоголовый, Мише. Вокруг дружно загоготали такие же бритоголовые в черных костюмах парни.

Миша загрузился в передний джип. Джип развернулся прямо поперек автобана, за ним последовали другие машины и разгоняя в разные стороны все, шарахающиеся от них машины, помчались назад в сторону Москвы.

— Ну, вот и не улетел. А все это видимо Володькино дело. Черт его побери, маразматика старого. Хотя о мертвых или ничего или хорошо. Но я-то чего взялся? Зачем? Он хотел как лучше. Теперь ему хорошо. А мне? – думал Миша между двумя крупными парнями и даже не запоминал дороги.

В бок ему упирался явно пистолет, находившийся в кармане у одного бойца. Нет, не то чтобы он страшно испугался. Просто было неприятно на душе, хотя и понятно за что:

— Может попробовать отодрать пистолет у этого придурка. Это шанс. Пострелять этих, а там будь что будет. Нет не шанс, а так. Сколько их в двух машинах человек шесть. Слишком неравные силы. Или подождать, узнать, что хотят. Если не убили сразу – значит, я им нужен. Жаль Кузьмы Гусаченко нет, или Сан Саныча Лебедева рядом.

Джипы влетели в какой-то элитный поселок, окруженный высокой каменной стеной, и влетели во двор красивого особняка. На доме стояли видеокамеры, въезд и выезд преграждали раздвижные ворота.

— Да уж залетел во вражье гнездо – подумал Миша.

— Ну что паря приехали. К смерти готов?

— Всегда готов!  — ответил пионерским приветом Мишка и все парни вокруг захохотали.

— Бери лопату и иди копай себе яму на той клумбе — скомандовал бритоголовый, а когда все парни вокруг загоготали , а Миша взяв стоявшую у дома лопату действительно направился к клумбе, тут же отменил свое приказание. – Ладно, шучу! Бери свои вещи и в дом по той лестнице. Давай, давай быстрее иди, из тебя теперь Николаевич барышню делать будет.

Миша направился в сторону указанной лестницы. Один из парней толкнул его в плечо. Вещи его вывалили из машины и стали вытаскивать из сумок и перетряхивать мордатые парни. Это у них вызвало взрывы смеха.

— Веселятся сволочи! Значит, пока поживем, раз не сразу кончили.

***

В доме было весьма прохладно, видимо кондиционеры поддерживали температуру в районе 18 градусов. Шикарные кресла и диваны, на одном из которых сидел знакомый по «Бресту» начальник охранников по фамилии Баргузин в джинсах и светлой рубашке. Бицепсы выпирали из рубашки, в уголках рта играли желваки.

— Ну что, Миша узнал меня? – спросил Баргузин, закуривая длинную и тонкую сигарету – По глазам вижу, что узнал. Здорово ты меня тогда там меня сделал, а заодно и Бекаса со Снегирем. А правдоподобно ты притворялся с этим аппендицитом. Я поверил, так натурально, что сегодня скажу тебе, что в тебе пропадает великий артист. Но что было – то было, как говорят у нас ближе к телу!  Мы тут собрали некоторые сведения о тебе. Ты ударник капиталистического труда – специалист высшей квалификации по продаже компьютеров. Твоей сети, могут позавидовать здесь. Так это? Отвечай как на духу.

— Ну, есть немного — сморщился Мишка – так вас интересуют мои деньги?

— Не совсем деньги, хотя затронутая тобой тема приятна моему слуху. У нас к тебе другая проблема. Ты был у Никифорова?

— Какого Никифорова?

— Не валяй Мишка дурочку. Твоего бывшего командира с «Бреста». Того, что на Рублевке живет.

— Жил – поправил Баргузина Миша, уже поняв направление разговора.

— Вот и хорошо, что вспомнил. Он тебе показывал документы по продаже кораблей?

— А чего это вам, сухопутным людям, так интересны эти документы по продаже кораблей.

— Бизнес у нас такой Миша, а кто-то пытается нам помешать, как это сделал ты тогда на «Бресте» Так что ты наш должник и тебя с твоим Никифоровым вполне можно было давно ставить на счетчик по нашим понятиям. Ну ладно об этом потом, сейчас пока  расскажи нам про Никифоровские документы.

— Ну что сказать, документы, как документы, а что вас так испугало? Володька-то погиб! А документов нет, Одна папка осталась на месте – ответил Мишка. Он уже решил, что врать лучше не надо.

— Копии документов есть? – резко спросил Баргузин – Рассказывай, как на духу и не кочевряжься.

— Я посоветовал Володе их уничтожить и плюнуть на все. Время прошло, корабли не вернуть. Копии он мне не показывал и я не знаю, есть они или нет. Я их не видел.

— Что ты посоветовал их уничтожить – это мы знаем – сделал грозное лицо Баргузин – Но то, что ты хороший артист мы тоже знаем. Если копии есть, то Галя могла отдать их только тебе. Давай сученок бумаги сюда! Кроме тебя им не у кого больше быть.

— Я помочь вам ничем не могу. Галя ни про какие бумаги ничего, по моему не знает. Я спрашивал ее.  Я думаю, что документы пропали у Никифорова, когда он попал под машину. А может, их Володька уничтожил, послушался моего совета — а? Как вы думаете?

Баргузин задумался, затем более мягко произнес:

— Ты, знаешь, Миша у меня на совести много плохого и в советские времена и сейчас. Одним плохим делом больше, одним меньше – разница небольшая. Схожу в церковь, поставлю свечку, исповедуюсь, дам некоторые средства на восстановление Храма, глядишь мне и проститься еще один мой грех. Так что жить тебе или умереть – решать сегодня мне. И все это зависит только от тебя. Будешь врать — зацементируют тебя в подвале, и никто не узнает. Подумай – прежде, чем мне отвечать — нет.

— Я понимаю это, как мне вас называть? – спросил Миша, понимая, что попал в нехорошую ситуацию.

— Называй Иван Николаевич, парни меня «батей» зовут.

— Так вот Иван Николаевич ничем я тебя обрадовать не могу и даже не понимаю, чего вы вцепились в эти бумаги. Ну что и кто сумеет против вас и ваших начальников доказать, даже имя эти бумаги? И потом с чего вы взяли, что эти бумаги могут находится у меня?

— Кроме тебя в последнее время никого не было у Никифоровых. Они не очень-то впускали знакомых в свой дом. И мы точно знаем, что он тебе показывал эти бумаги и советовался с тобой, что с ними делать дальше.

— Прослушку поставили? – спросил, вздохнув Миша.

— Конечно, поставили и скрытую видеокамеру поставили? Нам же надо все знать, что делается против нас! Мы его давно засекли, когда он документы у Коноваленко взял.

— Так вот, вы слово в слово слышали, что я сказал Володе и еще оказывается видели все. Тогда вы знаете, что я сказал, чтобы он забыл про эти бумаги, уничтожил их, жил нормально, занимался бизнесом, хотел взять его в свой бизнес, сказал ему, чтобы он прекратил издеваться над своей женой, помнил, что у него  есть сын, которому нужна будет его помощь. Разве, что-то не так? 

— Про сына ничего сказано не было – нахмурился Иван Николаевич.

— Я не помню точно, насчет чего я там говорил, но я помню, что просил уничтожить эти бумаги. Мы  получили тогда хороший урок с «Брестом» и лезть в эти дела нам не надо было. Я думаю, что Володя все-таки  послушался меня и уничтожил все бумаги.

— Да нет, не уничтожил, а пытался передать их в Прокуратуру.

—  Понятно – протянул Миша – теперь расклад мне понятен окончательно. Прокурор ваш человек?

— Наш конечно. Ты думаешь, мы к нему кого-нибудь со стороны подпустили бы?

— Тогда Николаевич я понимаю, что шансов у меня никаких на жизнь нет. Ты сказал мне, что гибель Володи – это не несчастный случай. И кто был причастен, я тоже понимаю. Не дурак. Так что давай не будем разводить антимоний. Зря конечно, ты это все мне сказал! Ну, ты знаешь что делаешь и для чего.

— Погодь спешить милый! Туда всегда успеешь. Ты мне нравишься, а это дорогого стоит! Не крутишь, не юлишь, не просишь сохранить жизнь. Это редко для сегодняшнего дня – закурил снова длинную сигарету Николаевич и поморщился. Усы его встали торчком.

Дым клубочками поднимался вверх.

— Давай так! Команды убивать тебя, у меня нет. А самому проявлять инициативу с тобой я не хочу. Моя задача найти копии, если они есть. И я думаю, что ты мне поможешь с этим, если конечно жить хочешь. Иначе мы твою Вику и твоего сына Сашку на кусочки порежем, сам понимаешь. Мне нужны копии – жестко сказал Николаевич.

— Если они есть, а может это все плод вашего возбужденного воображения. Я не знаю чем вам помочь. У Гали копий точно нет. Да и Володька был слишком идеалистом. Я сам посмотрел тайник, который он мне показал.

— Так посмотрел все-таки? Молодца. Мы тоже посмотрели – копий там не было – Николаевич откинулся на спинку дивана и заулыбался.

— Молодец Володька. Только где действительно его копия? – подумал Миша — А вы что думаете, что я поверил в аварию? Все было понятно, когда он показал эти злополучные документы. Поэтому я и уговаривал его все уничтожить.

— Ладно, давай так помозгуем, были ли копии? А если были то где они и у кого могут находится? Мог он оставить себе или передать кому из ваших сослуживцев? Мог ли отправить по почте кому-нибудь? Ну, должен он был оставить хоть экземпляр на случай провала и утраты. Он же не дурак?.

— Он то, был не дурак, но то, что за это бы дело взялся, значит — полный дурак – Мишка тоже откинулся и расслабился и улыбнулся – Николевич, попроси чаек принести. Так лучше думается с сахарином. Я люблю черный с сахаром, желательно кусковым!

Николаевич заулыбался:

— А ты парень не промах хотя и нахал. Неужели не боишься, что я передумаю? Сейчас кликну и порежут тебя на кусочки.

— А мне что трястись надо, что бы ты поверил? Ползать у тебя в ногах. Нет, я лучше чай попью, если есть возможность и немного успокоюсь. Ты же понимаешь, что боюсь, конечно больше, не за себя, а за Вику с Сашкой. Они вообще-то, при самом полном раскладе совсем не при чем. А чаю хочется даже если за этим  последует смерть! Давай чаю!

— А закурить хочешь – спросил с улыбкой Николаевич, протягивая пачку сигарет.

— Слышал, значит, как мы выходили «покурить» с Володькой. Ну что ж тогда поиграем дальше – подумал Мишка и потянулся, как кот:

— Незадача Николаевич. На корабле, я не курил. Потом занялся бизнесом, обстановка заставила. Нервы с этими деньгами большие, а дым успокаивает. А сейчас был в Питере дома, мама взяла слово, что я курить больше не буду. А слово матери всегда для меня святое – поэтому извини, завязал! Хотелось после гибели Володи, но пересилил себя.

— Ну, это точно, что слово данное матери святое. Ладно, тогда пей чай!

Он нажал какую-то кнопку под столом. В комнату вошел, тот же мордатый парень, в черном костюме и с галстуком:

— Что, батя?

— Вещи все осмотрели?

— Все чисто, ничего нет! – почти шепотом произнес парень, нагнувшись к уху Николаевича.

— Ну, это понятно. Бекас давай чаю сюда черного, с кусковым сахаром два стакана и моими любимыми сухариками. Кстати ты узнал своего крестника?

Тот не поворачивая головы, в сторону Миши, со злостью ответил:

— Как его увидел, так и узнал его Николаевич. Отдай его мне – я его на кусочки порежу. Ты тогда с нас всю премию из-за этого гада снял.

— А ведь порежет – сказал Николаевич, улыбаясь Мише – Только, если я ему это разрешу это сделать.

Миша тоже посмотрел внимательно на Бекаса и узнал в нем старшего из охранников, сопровождавших его в госпиталь.

— А Снегирь где? – вспомнил Миша кличку, второго охранника.

Николаевич потемнел, а Бекас бросил злобный взгляд на Мишу.

— Зря ты спросил про Снегиря. Нет его, ушел от нас навсегда.

— Понятно. На войне, как на войне.

— Это точно. Или мы или нас? Зверьки положили Снегиря и еще пару парней, когда мы с ними из-за одного рынка сцепились.

— Ладно, давай не будем, о плохом. Лучше скажи, что ты от меня хочешь? И какие мои гарантии? Если конечно ты не раздумал, и не будешь убивать меня  —  спросил Миша.

— Гарантии простые – твоя семья. Если что не так, то они ответят за тебя. Не дай Господь, если появятся где эти бумаги. Тогда пощады не жди. И ищи среди своих, чужих знакомых, всех кому мог передать Никифоров. Нам туда не проникнуть, а ты помня, что твоя семья под ударом – работай на совесть!

— Ну, вот и завербовали в агенты. Подписывать, что надо? Я где на Востоке, а документы где здесь? — с улыбкой спросил Миша, осматривая комнату.

— Надо будет, когда я скажу, но не чернилами, а кровью! – вспылил Николаевич и потемнел лицом – На Востоке ищешь ты с Бекасом, а мы здесь. Да и потом за наши труды с тебя пять сотен кусков зеленью на первый раз. Бекас, где чай? Давно жду!

— Несу, батя! – вошел в комнату с подносом Бекас.

— Ну, давай по чайку Миша, можно тебя так называть?

— А как еще иначе?

— Ну, «аппендикс» например, в память о твоих подвигах – рассмеялся Николаевич.

— Дурак, ты Николаевич, что убрал Никифорова, не узнав, предварительно есть ли копии и не забрал их. Теперь нам всем лишний гемарой  Миша, размешивал сахар в знакомом стакане, перевитом гвардейской ленточкой с надписью «Брест», которую принес Бекас.

Миша взял стакан, посмотрел его на свет:

— Вы чего и стаканы наши, из кают-компании поперли?

— Ну, не оставлять же косоглазым. Красиво сделано И серебро, с позолотой все же.

— Понятно – Мишка разглядывал стакан – А мне не подаришь один, на память.

Николаевич опять закурил сигарету.

— Комплект подарю – шесть штук, если сделаешь дело и найдешь эти злополучные копии. А по поводу Никифорова. Дурак не я, а этот урод, которому я поручил дело. Команды убирать Никифорова я не давал и не хотел. Нам же нужны были только бумаги. Так получилось – случайность. Он сам по неосторожности выпал на дорогу. Отдал бы документы и ушел бы живым. А он? – Баргузин махнул рукой и задумался — Но что сделано, то сделано. Надо исправлять. Давай Миша попей чайку с моими любимыми сухариками. А может по коньячку за упокой души твоего Никифорова — он встал, подошел к бару, достал две рюмки и бутылку Хенесси. Одной рукой поставил рюмки на стол и разлил.

— Безрукие тогда у тебя помощники Николаевич – сказал, размешивая сахар Миша.

Николаевич посмотрел на него, но ничего не сказал по этому поводу. Он поставил перед Мишей, наполненную коньяком рюмку:

— Давай за твоего командира. И что бы мы решили все ребусы, которые он нам задал.

Выпили. Баргузин закусил конфетой лежавшей в вазочке, а Миша взял в руки стакан с чаем. Мысли расплывались. Миша глотнул чаю и почувствовал, как куда-то проваливается. Лицо Николаевича расплылось и исчезло в тумане.

***

Пришел в себя в темном подвале полностью голым. Сильно саднило плечо, и руки были связаны вокруг большой скамьи. Открыв глаза, Миша понял, что лежит привязанным к скамье в бане. На плече была наложена марлевая повязка, сквозь которую проглядывала кровь.

— Это, ты кровью расписался, что будешь нам, верно служить Мишаня – сказал Баргузин, срывая марлю с плеча Миши – Бекас развяжи его.

 Бекас ножом разрезал пластмассовые стяжки, которыми были связаны руки Миши вокруг скамьи.

— Иди — любуйся на свою картину  —  толкнул, он потиравшего руки Мишу к зеркалу.

На плече довольно хорошо были изображены татуировкой женская и детская головки в автоматном прицеле, сквозь синие линии сочилась кровь.

— Посмотришь, нас вспомнишь! Бекас поедет с тобой на Дальний восток. Устроишь в свою фирму личным шофером вхожим в твой дом. Ему и передашь указанные мной деньги. Заодно и посмотрит за тобой, чтобы ты нас не обманул.

Бекас довольно засмеялся.

— Ну и твоя жизнь и жизнь твоей семьи будет зависеть от тебя полностью. Билеты на самолет с Бекасом, то есть Юриком Никоновым лежат на столе. Все Миша собирайся. И помни, что меня интересуют только копии. Так, что пока ребята – сказал Баргузин и ушел вверх по лестнице.

Бекас смазал Мишино плечо какой-то мазью

— Чем это вы меня? Известно чем клофелином в чае. После коньяка знаешь как классно получилось.

— Понятно. Могли  и так разложить и наколоть, если приспичило.

— Да так, батя решил, а его слово для нас закон.

— А зачем мне шофер, я и сам вожу свою «Тайоту». Подозрительно это. И потом у нас все машины с левым рулем, к ним еще привыкнуть надо. Как плечо болит – черт! Полегче, нельзя было?

— Полегче, нельзя! Память не та будет! А так посмотришь в зеркало и …….. глядишь и нас вспомнишь теплым словом! – с улыбкой сказал Бекас и стал подниматься наверх – Рубаху пока не одевай, а то будет вся в крови.

Миша стал подниматься по лестнице вслед за ним. В комнате сидел в кресле Баргузин и смотрел телевизор.

— Какой чай был вкусный. Черт вас побери – не дали допить. А теперь голова трещит, да и плечо болит – рубашку не одеть.

— Плечо заживет, голова пройдет – ты молодой. Ладно, не привередничай и вечером с Бекасом с богом на самолет! – сказал Баргузин, закуривая сигарету – Можешь пока на солнышке посидеть.

Миша вышел из дома и сел на крыльце, накинув на спину рубашку. Солнце брызнуло ярким светом в глаза. Во дворе прохаживались у джипов группа парней. Охрана у ворот была с десантными автоматами АК. Миша оглядел весь двор и с удивлением заметил в дальнем углу песочницу и детские качели, покрашенные в красивые яркие цвета. В песочнице ковырялась совочком маленькая девочка лет пяти.

Рядом с Мишей сел Бекас.

— Слушай Бекас – я понял здесь уголовные в основном.

— Да нет, не только — разной твари по паре. Есть из органов, вот Николаевич – бывший полковник, есть менты, есть из разведки, ну и наш брат из лагерей. Николаевич каждого подбирает лично.

— А Никифорова ты? Ты видел, как он?

— Видел, но я страховал из машины. Сам он упал. Не хотел отдавать портфель, а у нас этому каратисту из бывших афганцев поручили. Вот и получилось все не так.

Из дома вышел Баргузин, маленькая девочка бросилась бегом к нему.

Николаевич поднял ее на руки и вышел на середину большого двора:

— Ну, привет  Танюшенька,  привет доченька любимая и самая дорогая моя!

— Здлавствуй папочка! Я хотю на машинке покататься!

Вид недавнего отъявленного бандита, вернее полковника специальных служб ставшего бандитом, загубившего явно не один десяток жизней совсем не вязался с этим чудом в красном платьице и с косичками, заплетенными красными широкими лентами с большими бантами.

— Потом покатаемся с мамулькой доченька моя дорогая – Николаевич прижал ее к груди, и как бы извиняясь за свою слабость, сказал – Ну все чего глазеете. Давайте с Богом. Скоро самолет. Да и у тебя вроде плечо прошло. Если что Бекас перевяжет бинтом.

Бекас сорвался с места за бинтом.

Сборы были недолгими.

— Э да у Николаевича тоже есть Ахидесова пята и глядя на маленькую Танюшку – подумал Миша, садясь в черный джип, который практически сразу сорвался с места.

Сзади Николаевич напутственно махал рукой с девочкой, сидящей на другой руке.

***

— Бекас, а кто меня так разукрасил? – спросил Миша, глядя в окно

— Я – самодовольно ответил Бекас – Я на зоне знаешь, какие портреты рисовал. Мне даже там кликуху приклеили тогда – «Рембрандт», но «Бекас» мне больше нравиться, а так «Рембрандт» как-то по-еврейски звучит не по-нашему.

— Понятно! А девочка эта Таня у вас все время живет?

— Да нет, она с матерью, женой Бати на время из Испании прилетела, там у Николаевича вилла с граблями на берегу моря – и он сам расхохотался своей шутке – Знаешь какая вилла классная? Мы там были и купались в теплом море. Век бы не улетал оттуда.

Миша промолчал и только немного насупился. Плечо саднило даже под бинтом:

— Ничего, посмотрим как там они в Приморье будут. Там наша земля. Там свои законы и свои понятия и московских гостей там издревле не любят, как впрочем и по всей России. И там Лебедев, который всегда подставит плечо и поддержит, если что.

Впереди показались сооружения аэропорта Домодедово, послышался гул взлетающих и садящихся самолетов.