Блытов В. На вахте . Глаз тайфуна

На «Бресте» было принято, что при стоянке корабля на якоре, бочках и у причала командир, не собирает лично командиров боевых частей (своих помощников по специальностям и направлениям). Это полная и безусловная прерогатива старпома (старшего помощника командира).

Старпом хозяин и бог на корабле на якоре, бочках  и у причала. Командир корабля, живет как Бог на Олимпе в недосягаемости взоров экипажа, лишь изредка появляясь перед прочими «смертными» (то есть перед экипажем). Появляется на якоре или бочках командир перед экипажем только один раз в сутки — на подъем флага, как всегда собранный, в идеальной форме одежды и немногословный.

Изредка в салон командира вызываются некоторые смертные, чтобы получить персональные задания или получить неудовлетворение командира за просчеты в организации службы. Каждый раз, когда офицеры слышали такой вызов по громкоговорящей связи, то шутливо называли такие приглашения «на палку чая». Все на корабле знали, что просто так командир к себе никогда никого не вызывает, значит появилась причина, что она не будет приятной для вызываемого.

В семь часов утра команда по кораблю (по громкоговорящей связи), вырвала еще досматривающих последние сны командиров боевых частей и начальников служб, из сладких сновидений.

— Командирам боевых частей и начальникам служб прибыть в ходовую рубку к командиру корабля!

Сон на корабле понятие относительное и всегда в дефиците. Выспаться положенных по уставу военнослужащему восемь часов на военном корабле весьма сложно. Значительная часть матросов и старшин спали не более четырех часов в день и так за всю службу, каждый день.

Недаром выдающийся флотский писатель Леонид Соболев, в своем замечательном произведении «Капитальный ремонт» описал двадцать четыре вида сна на корабле. Но официальных, указанных в распорядке дня, было два. Первый с двадцати двух часов и до шести утра, а второй с тринадцати часов и до пятнадцати часов, так называемый адмиральский час. Вроде должно хватать. Но никто не учитывал, что есть такое понятие, как вахта. Несмотря на то, что во всех книгах корабельных расписаний вахты бывают только трехсменные, реально на кораблях большинство корабельных вахт были двухсменные. А это означало, что одна смена спит с двадцати трех часов до трех ночи, а вторая с трех ночи до семи утра. А пересменка как минимум занимала полчаса туда полчаса назад. Надо проснуться, помыться, не забыть исполнить прочие надобности. И так же после смены тоже. Матросы еще ходили по ночам в расходные подразделения чистить картофель. Это минимум четыре часа. И те, кто стояли двухсменные вахты ночами не спали вообще. Поэтому каждый час сна на боевом корабле был на вес золота. Выше было только по значимости сход на берег. Здесь можно было пожертвовать, даже положенным сном.

Мне возразят, скажут, а днем можно же было бы выделить время. Куда отцы командиры смотрели? Зачем, тогда они нужны, если их подчиненные не высыпаются? К сожалению все это не так. Офицеры для сна подчиненных делали все что могли, но не все было в их возможностях. На корабле существует корабельный распорядок. В восемь подъем флага. Это свято для всех. По понедельникам начинаются занятия политические, на которые ни один начальник не имел права посягнуть и все обязаны присутствовать от адмирала до матроса, в другие дни занятия по специальности, по общей подготовке и так далее. Тренировки, учения. И так до позднего вечера все дни недели расписаны, кроме воскресенья. А есть и учебные тревоги по отработке тех или иных действий (минимум три в день). То есть реально матросу или старшине спать некогда. И поэтому он, где прислонится, там и спит. Плохо, если спят на вахтах. Но спали, а что делать, молодые организмы все же требовали сна. А против природы сложно. Команды различные, вызовы, построения, вызовы, приборки в которых должен участвовать весь экипаж корабля делали сон как бы вне закона.

У многих офицеров и мичманов сон также был весьма ограничен. Занятия, тренировки, учения, ночные проверки корабля, дежурства, вахты, учения, тренировки, контроль выполнения распорядка дня подчиненными, техника которую приходилось периодически обслуживать и даже ремонтировать – больше некому. Тоже, досыпали по возможности. Даже пять-десять минут сна были роскошью для флотского офицера  или мичмана. И поэтому именно на кораблях, родилась притча, которой руководствовались флотские офицеры и мичмана: если хочешь спать в юте – отдыхай в чужой каюте. То есть спать там, где тебя никто не потревожит и не найдет.

Как учил молодого гардемарина бывалый офицер в романе Леонида Соболева — офицер обязательно должен быть выспавшимся, на случай войны. Поэтому не сон должен искать тебя, а ты его, и обязан спать, при первом возможном случае. Пять минут там, десять минут там. Так и жили.

Личный состав срочной службы уже поднят в шесть часов и к этому времени уже вернулся с физзарядки. Матросы и старшины после утреннего моциона занимаются утренней приборкой, проветриванием помещений и приведением корабля в порядок после ночи. Приборка контролируется офицерами и мичманами обеспечивающей смены. Отдыхающая смена имеет еще некоторое время еще понежиться в постелях, если не сошли на берег.

На кораблях ВМФ несколько приборок. Все они делятся на большие и малые. Утренняя приборка перед завтраком, официально называется малой. Малая приборка проводится также перед обедом и ужином. Во время малой приборки драиться с водой и мылом швабрами палуба, протирается пыль на всех выступающих частях, драиться до блеска медь, мелятся резиновые уплотнители дверей, люков, горловин, пожарных шлангов и медных пожарных стволов.  Большая приборка проводиться по субботам и ей отводиться минимум 4 часа, а также перед прибытием на корабль вышестоящего командования. На корабле должно все блестеть и сверкать. Это же военный корабль! И он блестит, сверкает медью, сверкает сталью.

У каждого матроса на корабле, есть свое  заведование, за чистоту и порядок на котором он отвечает. Весь корабль разбит на заведования. Эти заведования записано у каждого матроса, старшины (командира отделения), мичмана (старшины команды) в книжке боевой номер, которую всегда положено всегда иметь при себе в нагрудном кармане робы (рабочая одежда в которой матросы ходят на корабле). Все положения и разделы книжки боевой номер, каждый матрос, старшина или матрос обязаны знать наизусть.

Сегодняшний вызов командиров боевых частей и начальников служб к командиру корабля был некоторым исключением из общих правил. Они докладывали о замечаниях и происшествиях, за ночь старпому и время доклада еще не пришло, так как было после завтрака.

По опыту службы командиры боевых частей и начальник служб уже знали, что такие сборы не сулят  нам ничего хорошего. Или внезапный выход в море, или инструктаж по поводу внеочередного прибытия какого-либо начальства, или очередные указания штаба флота, а возможно бери выше ВМФ, или еще какие неприятности с кем-то или чем-то, о чем с утра даже думать не хотелось, не то что слышать. Но командир корабля – Царь, Бог, владыка всего и вся на корабле и его право в любое время, оторвать от любых дел, даже самых важных и вызвать к себе своих первых помощников.

Надевая на скорую руку брюки и рубашки, галстуки и полуботинки (в повседневных условиях кают-компанию разрешалось посещать без галстуков и даже в «морских дырявых» тапочках, как их официально называли снабженцы «тапочки подводника»), но к командиру корабля надо идти по полной форме и схватив записные книжки (прибывать к командиру корабля без записной книжки, предназначенной для записи указаний считалось невозможной дерзостью).

Хлопая дверьми в своем отсеке, командиры боевых частей и служб гурьбой понеслись, как антилопы к водопою, в ходовую рубку выслушивать внеочередные ЦУ (ценные указания). Издалека видно, как закрывают свои двери, находящиеся в другом отсеке командиры БЧ-2 и БЧ-5.

Что поделаешь – это служба и таковы правила. Не рекомендуется офицеру, опаздывать на совещание к командиру корабля. Не принято.

Бледный от периодических недосыпаний и озабоченной внезапной вводной командира, временно исполняющий обязанности старпома капитан 3 ранга Клинцов – бывший главный штурман корабля с блокнотом в руке пробежал наверх прыгая через две ступеньки трапа.

Клинцов очень стремился отбросить приставку временно исполняющий и стать полноправно исполняющим обязанности старпома, а далее и стать командиром корабля. Надо сказать, что бывший старший помощник капитан 3 ранга Белорус стать полноправным старшим помощником, так и не смог и даже не был допущен к управлению кораблем на ходу. Это было головной болью командира корабля, который стремился назначить на должность бывшего штурмана.

Но у командования тихоокеанской эскадрой по этим вопросам, видимо были свои резоны, и оно внезапно назначило на «Брест» на должность старшего помощника авианосца, командира аж целого ракетного крейсера «Адмирал Эссен» капитана 2 ранга Колесова. Видимо с перспективой, что он со временем сменит командира корабля капитана 1 ранга Гиоева. Отличный офицер, великолепный в прошлом командир, аж целого ракетного крейсера, попав в непривычные для себя условия авианосца, внезапно запил. Нет сначала он старался, что-то сделать, проводил учения, тренировки, занимался экипажем. Его энергии хватило всего на две недели, но потом в нем видимо что-то надломилось и он запил. Запил сильно, пил всегда один. Запирался в  своей каюте и целыми днями и даже ночами не выходил из нее. Обязанности старпома вольно или невольно приходилось выполнять штурману, единственному кроме командира корабля, допущенному к управлению авианосцем на ходу. Командир смирился с таким состоянием, но все чаще и чаще задавал вопрос наверх, как служить в такой обстановке? Как оставить авианосец на пьяницу. В конце концов Колесова убрали в госпиталь лечиться или проверяться и к временному исполнению обязанностей приступил уже официально бывший штурман. Но эта задержка с назначением, задержала продвижение целой цепочки. И целая группа офицеров корабля ходила с приставками ВРИО.

Неопределенность с назначением штурмана старпомом оказывала влияние и на него. И он тоже стал иногда употреблять горькую. В отличии от бывшего старпома Клинцова он не пил в одиночку и всегда приглашал к себе своих бывших собратьев — командиров боевых частей. Как правило, в повседневных условиях, он собирал в дни, когда на борту не было командира корабля, и когда у него  требовала этого его душа. По кораблю для этого давалась команда:

— Командирам боевых частей и начальникам служб прибыть в каюту старшего помощника с записными книжками.

Все знали, что если к старпом приглашает к себе по корабельной трансляции с записными книжками, то надо брать свои стаканы и быстро идти к нему. В случаях, когда старпом вызывал без записных книжек, значит, он собирает всех по делу и записные книжки должны быть с собой априори. Закуска и боезапас, как правило, в таких случаях уже были готовы. Оставалось только собраться и старпому объявить причину сбора. А без причины он никогда не собирал. Она могла быть абсолютно разной. Надо отдать должное будущему старпому, что застолье у него не было критическим и допоздна. Сто грамм и не более. Причем тех, кто не хотел или не мог пить по различным причинам, никто не неволил. На «Бресте» вообще не было в традициях заставлять пить силой или напиваться в хлам. Тяжелая корабельная служба, связанная с огромнейшими нагрузками, а порой и перегрузками на организм, порой требовала своего выхода. Но головы в таких случаях никто не терял и всегда был способен выполнять свои обязанности. А старпом всегда следил за этим. И тем у кого он замечал после таких сборов нестандартное поведение он больше никогда не наливал.

Такими незамысловатыми были корабельные секреты. Но этому были свои причины. С приходом «Бреста» в бухту Руднева одним из самых нерешенных вопросов, был сход офицерского и мичманского состава на берег к своим семьям. Об увольнении личного состава в поселок Тихоокеанский вообще речи не шло. Отсутствие плавсредств, способных переводить одновременно более сотни человек, привело к тому, что сходы, особенно в сложный осенний период, порой вообще не проводились и многие офицеры и мичмана месяцами не видели своих семей, находясь даже в месте якорной стоянки. Это уже потом, после первого года базирования командование флотом озаботилось вдруг таким состоянием дел и приказало штабу флотилии выделить два стареньких ПСК, для доставки сходящей смены на берег и возвращения ее на авианосец. А в первый год действительно было сложно и многие офицеры и мичмана стремились уйти с авианосца, писали рапорта и не желали служить в подобной обстановке.

В штурманской рубке, вызванные внезапно командиром корабля, командиры боевых частей и начальники служб рассаживались на кожные диваны и на свободные стулья, приносимые из метео поста. ВРИО старпома Клинцов проверил наличие всех командиров боевых частей и начальников служб, скомандовал «Товарищи офицеры» и когда все встали доложил, сидевшему в кресле за большим штурманским столом командиру и что-то писавшему в свой блокнот.

Командир встал, посмотрел на всех собравшихся помощников, улыбнулся и скомандовал  — Товарищи офицеры! Перед ним на столе лежал блокнот и метеокарта на электрохимической бумаге, на что все офицеры сразу обратили внимание.

— Что повоюем немного товарищи офицеры? — озадачил он всех своей необычной фразой.

Повоюем, могло означать в такой формулировке весьма многое. От наведения порядка на корабле и до настоящего боя с вероятным противником.

— Вероятные сходы на берег к семье опять накрываются медным тазиком! — пронеслись в наших головах командиров боевых частей невеселые первые мысли – чего только Тихоокеанский флот придумывает на  наши многострадальные головы.

 Почему-то не любили на Тихоокеанском флоте огромный корабль, пришедший на флот с северным экипажем, и старались всячески это показать. Тогда в штабе еще не понимали, что авианосец, отличается от простого корабля даже самого большого ранга не только своими размерами, но способом боевого применения, организации и спецификой службы.  Подход к нему все же должен быть немного другим, чем это описано в корабельном уставе и других руководящих документах. А приказания разнообразные сыпались со штаба флота и других руководящих штабов одно за другим. И одно глупее другого. Так думали командиры боевых частей, отдых которых напрямую зависел от выполнения этих приказаний.

Несколько месяцев назад перед этими сборами командира корабля, командиры боевых частей по приказу штаба Тихоокеанского флота разрабатывали график шестидесятисуточного приготовлению к боевой службе авианосца, почасовой график персонально на каждого члена экипажа. То есть на все две тысячи человек надо было составить полноценный график, что он должен делать каждый час на протяжении шестидесяти суток. Как объяснили тогда сверху, чтобы можно было проверить, кто из экипажа в какое время, чем занимается в период подготовки к боевой службе. Если не занимается тем, что написано в графике, то приготовление идет неправильно и можно наказывать. Безусловно, планирование любых мероприятий необходимо, но не до таких же маразмов. Времени давалось два дня на приготовление подобного графика. После первого дня командиры боевых частей понимая, что им не выполнить такую сложную работу просто банально все бросили и напились. Впоследствии было дано два месяца и графики были подготовлены, красиво переплетены и отправлены в штаб флота. Четыре экземпляра тридцатитомных почасовых графиков приготовления к боевой службе, составленных на каждого матроса, старшину, мичмана и офицера. Они были сначала положены в секретную часть на самую дальнюю полку, а потом просто уничтожены установленным порядком.

Ничего хорошего от приказаний штаба Тихоокеанского флота или штаба эскадры командиры боевых частей не ожидали и всегда были готовы пойти туда не знают куда и принести то, не знают что.

Командир не стал рассказывать об очередных приказаниях, поступивших из вышестоящих штабов, а показал всем метеокарту, которая лежала у него не столе. А потом  спросил всех присутствовавших своим негромким и как всегда спокойным голосом:

— Про «Ирвинг» слышали?

— Что, что? Не понял товарищ командир – переспросил командир БЧ-2 плотный и невысокого роста капитан 3 ранга Бондаренко.

— Про тайфун «Ирвинг» слышали? – спокойно повторил командир.

Умел наш командир очень правильно, четко и не обостряя ситуацию говорить о главном, не размениваясь на посторонние вопросы и замечания.

 Все слышали из новостей, передаваемых по радио, что тайфун с таким названием, зародился где-то в экваториальной части Тихого океана, и уже натворил в районе Филиппин и Индонезии много бед, связанных с гибелью людей, кораблей и судов, разрушением домов, поселков и даже городов. Но где эти Филиппины с их филипинками, а где Приморье, думали многие командиры боевых частей, в недоумении глядя на командира.

Будучи штурманом корабля Клинцов, как-то рассказывал, что на Атлантике тайфуны, числящиеся там ураганами называть женскими, а тайфуны, суть те же ураганы, на Тихом океане называются мужскими именами.

Не ожидая ответа на свой вопрос, командир как бы немного задумавшись, тихо сказал, так что каждое его слово проникало в душу каждого присутствовавшего:

— Надо подготовить корабль к его приходу! Подготовить корабль к плаванию в штормовых условиях. Всем командирам боевых частей и особенно старпому, штурману, механику, помощнику ставлю боевую задачу — готовить корабль к плаванию в штормовых условиям. Всем  по своей части, необходимо материальную часть, ее исправность и готовность к работе в экстремальных ситуациях. Закрепить все имущество, оборудование, ЗИПы в жилых, подсобных и вспомогательных помещениях и на боевых постах по штормовому. Помощник, старпом особенно обращаю внимание на закрепление катеров и баркасов. Помните, как на Азове во время штормовых испытаний вырвало баркас вместе с креплениями и устройством ПОУ.  Помощник по снабжению на вас все камбуза,  столовые, кают-компании, кладовые, склады. Дорогие мои помощники надо подготовить людей к плаванию в особо сложных штормовых условиях. Обратите внимание не к встрече тайфуна в бухте, а при выходе в море в условиях сильного шторма. Здесь в бухте засада, капкан, нас просто разобьет о скалы или выбросит на берег. Не просто в шторма, штормы мы с вами видели и пережили не один. И именно в условиях тайфуна, урагана. Это не совсем то, с чем нам приходилось сталкиваться ранее. Это не просто шторм и сильный ветер. Это очень сильный шторм, очень сильный ветер, порой со смерчем, способным перевернуть и уничтожить любой корабль, разрушить постройки, снести мосты, уничтожить целые города.

Командир немного помолчал, давая возможность всем прочувствовать сказанное им и продолжил:

— Механику предстоит самая сложная работа – он посмотрел на механик, который вежливо привстал — один эшелон машин был в планово-предупредительном ремонте и практически разобран для профилактики, а на втором эшелоне движения у нас произошла авария ГТЗА (главного турбозубчатого агрегата), часть деталей, вчера отправили в ремонт в Дальзавод. В строю у нас остались только два эшелона. По флотским нормам приказам и наставлениям это очень мало для выхода авианосца в море тем более в сложных штормовых условиях. Резерва у нас нет и если что, то надеяться нам не на что. Буксировка авианосца в штормовых условия, не под силу даже нескольким мощным буксирам. Рядом скалы и камни, которые тянуться вдоль всего побережья и мели.

— Мы не сумеем вывести эшелон из планово-предупредительного ремонта за сутки — доложил старший механик, опытный капитан 2 ранга Пономарев Владимир Михайлович – это физически сделать товарищ командир невозможно.

— Знаю, что невозможно, знаю, что времени не хватает, но нельзя и не сделать — ответил командир голосом, не терпящим возражений, и добавил голосом немного грустным, но твердым — ты Владимир Михайлович, пожалуйста прямо сейчас начни работы по введению в строй первого эшелона. Времени у тебя есть сутки, думаю не более. Обеспечь бесперебойную обязательную работу двух эшелонов, которые в строю. Сам понимаешь, что ситуация требует это сделать. Напряги максимально своих. Помни, что это жизнь корабля и людей. Никому будут не нужны твои эшелоны, если корабль погибнет – жестко закончил командир свою речь.

— Выходить в море в шторм на двух эшелонах? Но это же невозможно, это противоречит всем флотским документам и корабельному уставу — вмешался в разговор командира и механика ВРИО старпома. Ему согласно кивнул любитель уставов и службы, помощник командира Леша Коноваленко, по кличке «Лоша», за свою неутомимость и несгибаемость в любых вопросах, особенно связанных с применением физической силы.

— Мы сделаем, товарищ командир все, что возможно и все, что будет в наших силах. Я понял сложность ситуации. Сразу сейчас и начнем —  сказал механик, записав полученное приказание в свой блокнот.

— Сделайте Владимир Михайлович. Пожалуйста, сделайте. Это жизнь корабля и тысяч людей и всем нам надо помнить это. Не ради эполетов, наград и благодарностей, ради нашей страны, радии наших людей мы просто обязаны сохранить этот замечательный корабль – закончил командир – вопросы есть товарищи командиры боевых частей?

— Есть товарищ командир – сказал внезапно ВРИО старпома – может, мы все же не будем выходить в море, пороть горячку. Отстоимся здесь на якорях и бриделе, и все будет нормально. Бухта все же как-то прикрывает от ветра и волн.

— Не отстоимся уважаемый Борис Михайлович – ответил командир, оглядывая всех – ветер и волны такие, каких мы с вами до сих пор не видели. Не факт, что выдержат наши якорные цепи и бридель. Скорее всего, не выдержат. Парусность у корабля огромная. Понесет. А здесь мы с вами как в ловушке. С одной стороны и хода дать не можем, как следует, из-за неисправности одного ГТЗА и ППР целого эшелона и кругом скалы и мели. Можем не вытянуть на двух эшелонах. Скорее всего, что не вытянем.

— Но в штабе-то думают об этом, у них же опыт прохождения тайфунов есть здесь.

— Возможно и думают, но они не знают корабль так как знаем его мы – опять тихо сказал командир – но они не представляют, как наш корабль будет вести себя на ветре. Думают что мы как крейсер встанем по ветру так и простоим. А мы уже с вами знаем, что у нас неравномерные обводы корабля. Спонсон полетной палубы, уходящий значительно влево, будет создавать дополнительную площадь для воздействия ветра и нас начнет водить на ветре влево и потом вправо. В крайних точках, когда мы окажемся к ветру бортом, усилия ветра будут воздействовать на корабль во всю ширину борта. А это в два или даже три раза сильнее, нежели просто в обтекаемую носовую часть. А эти дополнительные усилия обязательно приведут к разрушения якорь цепей и бриделя, которые просто не рассчитаны на такие усилия. Их просто порвет Борис Михайлович. Я доходчиво объясняю?

— Так точно товарищ командир – ответил бывший врио старпома.

— Я боюсь, что завтра, кроме себя и пары буксирчиков, нам рассчитывать больше не на кого. Запомните  товарищи офицеры никакие буксиры, якоря и бридель не удержат наш корабль на сильнейшем ветре силой до 50 метров в секунду и более. Помните «Азов на более слабом ветру сорвало с бриделя и посадило на мель в бухте Окольной. Нам при усилении ветра более 30 меров в секунду все же надо суметь выйти море. Там штормовать не так опасно. Я бы вышел уже сейчас, но начальник штаба флота категорически против. Он надеется, что тайфун пройдет стороной, что даже если заденет нас боком, то мы отстоимся на бриделе и якорях.

Командир еще раз оглядел всех и продолжил:

— А я не надеюсь на авось и небось. Не приучен. Это мое право и моя обязанность, для сохранения корабля и жизней людей. Я, как ваш командир, уже сегодня принял решение готовить корабль к выходу в море. Боюсь, что нерешительность командования и его надежда на пресловутые авось, заставят нас выходить в море, в очень сложных условиях. При ветре и шторме и всего на двух работающих эшелонах. Я понимаю, что когда у нас порвет якоря и бридель, нам удерживаться будет нечем. Дрейфование по бухте займет очень мало времени, чтобы что-то запустить. Все вы знаете, что по закону флота бутерброд падает маслом вниз, а по закону Мэрфи, если что-то может плохого произойти, то оно обязательно произойдет. Поэтому мы как моряки должны быть всегда готовы к любому развитию ситуации, даже самому плохому. И здесь нам механик, ой как помог бы еще один эшелон. Понимаете?

— Понимаю – ответил механик, делая еще какую- то запись в своем блокноте.

— Тогда у меня все – подвел итоги командир корабля — всем после подъема флага начать приготовление материальной части и имущества к выходу в море и плаванию в штормовых условиях. Настройте людей, чтобы даже при самом негативном развитии ситуации не было паники. Помните, что при таком шторме возможны отказы техники. Но надо подготовиться бороться и побеждать. Ведь мы моряки – улыбнулся командир. Командир БЧ-6 (авиационная боевая часть). Все летательные аппараты закрепить по штормовому. Не просто закрепить, а предусмотреть двойные, тройные, если надо крепления, чтобы ничего не сорвало, не разбило и не покалечило людей. Вопросы есть.

Все, опустив глаза молчали.

— Товарищи офицеры – скомандовал старпом, когда командир приказал взглядом ему командовать и все сразу встали, вырвавшись из тесных объятий кожаных диванов и кресел

—  А вы старпом, механик и помощники – продолжил командир — постарайтесь не подкачать. От вас, вашей энергии и распорядительности очень многое завтра будет зависит – командир тяжело вздохнул — доклад о готовности мне в двадцать один час. В случае проблем прибывать немедленно. Я буду здесь в ходовой рубке — подытожил он совещание. Обойдите лично все заведования.

— В двадцать один час или через двадцать один час. Это же в четыре часа утра? — спросил слегка задумчивый и очумевший и успевший в уме просчитать возможное «время Ч» начальник химической службы и душа офицерской кают-компании Сергей Огнинский.

— Ты Сережа (командир называл так ласково по имени только одного начальника химической службы) лично можешь прибыть ко мне еще и в 3 часа ночи для доклада, если тебя не устраивает в двадцать час – улыбнулся командир — если не успеешь подготовить свои противогазы и УСВЗ (универсальная система водяной защиты) до двадцати одного часа?

— Ага, сам напросился на доклад в три часа ночи и не мог бы этот тайфун задержаться часиков на восемь, к примеру — тоже улыбнулся химик.

— Зам ты где? — начал искать глазами замполита командир.

— Да он с утра как всегда своих политбойцов собрал в парткоме. Инструктирует по проверке политинформации на завтра — доложил всегда бывший в курсе всех дел, ВРИО старпома.

Все уже привыкли к тому, что замы, так называли заместителей командиров разных уровней, как представители партии и ее Центрального комитета,  как правило игнорируют общие сборы командиров боевых частей. Надо будет, что от них- потом расскажут.

— Старпом вызови его ко мне в ходовую рубку большого зама после завтрака со всеми его  замами. Надо его проинструктировать, чтобы своими политическими мероприятиями, они не мешали экипажу готовить корабль, а сами активно направили свою энергию на решение первоочередных задач.

Командиры боевых частей и начальники служб не уходили из ходовой рубки, стопились в районе двери и слушали командира.

— Товарищи командиры боевых частей все свободны. Особо не спешить, но к ночи все было готово к плаванию в штормовых условиях — с шуткой и улыбкой закончил совещание командир.

Помощник тут же уже все просчитавший добавил:

— Товарищи командиры боевых частей прошу задержаться и записать. В связи с предстоящими событиями и указаниями  зачитываю изменение графика заступления на ходовую вахту. Вахтенным офицером в ходовую рубку в двадцать часов заступит капитан-лейтенант Никифоров, в ноль часов капитан 3 ранга Шеломов, в четыре часа капитан-лейтенант Гусаченко, в восемь утра старший лейтенант Джингалиев. Лейтенанты, которые должны были заступать в указанное  время, пусть заступают на подвахту к старшим товарищам. Этого требует обстановка. Дежурным по кораблю сегодня готовиться заступить капитану третьего ранга Мягкову с БЧ-7 вместо старшего лейтенанта Огневича. В бой идут одни старики – закончил помощник и улыбнулся.

Командиры боевых частей записывали указания помощника, а командир лишь кивнул головой, одобряя его решение.

По корабельной трансляции раздалась команда:

— Команде руки мыть.

Озадаченные командиром «бычки» (жаргонное наименование на кораблях командиров боевых частей и начальников служб) направились с шутками вниз завтракать.

— Связист – задержись! — вдруг приказал командир капитан-лейтенанту Асланбекову, когда офицеры уже покидали штурманскую рубку.

Асланбеков пропустил всех идущих на выход и остался в штурманской рубке.

Как бы подчеркивая особую ответственность связиста, командир любил давать ему некоторые задания, не касающиеся других, персонально. Командиры боевых частей привыкли к тому, что связисту даются персональные задания, и даже иногда подшучивали над этим.

— А вы Мюллер останьтесь – подколол связиста начхим  и все оставшиеся  в ходовой рубке засмеялись.

Командир лишь покачал головой и не стал ничего говорить.

А начхим уже с трапа громко прокричал:

— Тебя Манечка (так называли на корабле иногда Мансура близкие друзья) ждет персональная палка чая. Получай, догоняй, а то в кают-компании ничего не оставим.

Крикнул начхим и скатился вниз по трапу. По трапам вниз на кораблях не ходили пешком, по ним скатывались, держась только двумя руками за поручни и скользя до самого низа, поднимая ноги вверх.

Асланбеков знал из телеграмм и метеосводок, проходивших через экспедицию корабля, что информация об этом тайфуне, со странным названием «Ирвинг» и с флота и с эскадры поступала  уже третьи сутки. Только вот Приморье не значилось в предполагаемом маршруте этого тайфуна. По всем сводкам он должен был уйти через Японию к Камчатке и Курилам. Но Мансур знал, что Гиоев командир от Бога и просто так ничего не скажет и не сделает. И если он говорит, то значит так и случиться. Должна быть у настоящего командира чуйка, базирующаяся на его опыте и знаниях. Как тогда у побережья Мозамбика, когда налетевший шквал чуть на разбил корабль о огромный танкер, а командир его спас. Станцевал краковяк на месте, пропустив в нескольких метрах от кормы, несущийся с огромной скоростью танкер с нефтью, сорванный с якорей.

Он внимательно посмотрел на командира и тот, как бы поняв его мысли озабоченно сказал:

— Чувствую, что этот «Ирвинг» развернется над Японией и пойдет на нас. Видишь, как ветра расположены сейчас. А вот карта пятилетней давности, специально запросил с флота за все время. Видишь, здесь повернуло на Приморье  – он показал на старой карте направление движение тайфуна – не может этот пойти иначе мимо нас, если тот пошел пять лет назад по этому маршруту. Во всяком случае, мы должны быть к этому готовы. На юге Японии он уже принес много проблем. Окинава и Кюсю сильно пострадали, а что будет у нас, только Бог знает.

Командир немного помолчал, положил карты на стол и продолжил:

— Мансур Умарханович от работы качественной связи будет зависеть безопасность нашего корабля. Держи постоянно связь с АСС (аварийно-спасательной службой флота и флотилии), связь с управлением вспомогательного флота, Обязательно запроси на утро, к четырем часам пару буксиров, а к десяти еще пару. Знаю, что не дадут. Если тайфун пой            дет все же через нас, всем буксирам придется срочно вытаскивать корабли из Абрека и расставлять в заливе в безопасных местах. На первое время, нам хватит и двух буксиров. Обеспечь, чтобы «Рейд» работал здесь постоянно и продумай на всякий случай резервные каналы, Мало ли «Рейд» откажет в самый неподходящий момент. Все может случиться.

— Рейд еще ни разу не отказывал, но каждый раз мы подстраховываемся и у вахтенного офицера на обоих бортах, на сигнальных мостиках  будут обязательно заряженные радиостанции «Причал», имеющие ту же международную волну, что и «Рейд» и одна радиостанция будет в ходовой рубке у вахтенного офицера.

 «Рейд» название радиостанции, которую Мансур, с огромным трудом, выбил на Черноморском флоте перед отправлением корабля в дальний переход. Начальник связи флота, который вынужден был отдать последнее радиостанцию из резерва Черноморского флота, на уходящий на другой флот корабль был в гневе. Он в бешенстве пообещал снять Мансура с должности.

Мансур вспомнил об этом и усмехнулся.

— С четырех часов утра будешь рядом со мной – продолжил командир — вопросы есть?

— Никак нет, все понятно товарищ командир — с некоторым волнением ответил Мансур.

Он понимал, что командиру виднее, тем более, что он никогда не ошибался и обладал как  казалось Мансуру даром предвидения. В этом он убедился на многих случаях при совместном плавании и в Средиземном море, Атлантике, Индийском океане и в других местах со сложными условиями плавания.

Мансур побежал в каюту, где умылся, побрился, привел себя в порядок и только потом спустился в кают-компанию. В кают-компании было весьма весело. По трансляции играла музыка в исполнении Аллы Пугачевой, шумели принимавшие завтрак офицеры. Дежурный замполит, стоя посредине кают-компании с некоторым пафосом поздравлял кого-то из лейтенантов с днем рождения м вручал памятный адрес. Коки вручили имениннику положенный торт, и тот улыбался во весь рот. С лейтенантского конца стола призывно звали вместе с тортом, видим планируя праздник.

За отдельным столом сидели и над чем-то смеялись киношники из Министерства обороны, снимавшие документальный фильм о «Бресте» по заказу министерства обороны.

Настроение у всех было хорошее. Завтра суббота, выходы в море не планируется, и многие офицеры рассчитывали сойти на берег и провести свой заслуженный отдых в кругу семьи. Информация командира еще не дошла до всех, и только за столами командиров боевых частей царило сдержанное молчание.

В  семь пятнадцать экипаж построили на полетной палубе для подъема военно-морского флага. У флагштока стояли два сигнальщика, держа за углы бьющийся на ветру флаг, Их робы на ветру трепетали. Погода утром стояла хорошая, светило солнце, туч не было видно, и только довольно сильный теплый ветер развевал ленточки матросских бескозырок. Ни что не предвещало появление тайфуна.

Подъем военно-морского флага на кораблях это священное действо, которое проходит по строго утвержденному корабельным уставом регламенту. Никто не имеет право пропустить утренний подъем военно-морского флага. На подъем флага выходит даже командир корабля. А экипаж строиться на полетной палубе с двух сторон палубы навстречу друг другу. Посредине, ближе к корме стоит старший помощник и дежурный по кораблю. На правом фланге построен оркестр. Все ждут командира корабля.

— Как думаешь? Командир хочет перестраховываться? — шепнул Мансуру, стоявший рядом с ним командир второго дивизиона Женя Гвезденко.

Мансур посмотрел на него и ничего не ответил.

— Экипаж смирно. Равнение на середину — скомандовал старпом, увидевший вышедшего на палубу командира и строевым шагом пошел навстречу командиру.

Офицеры взяли под козырек, отдавая воинскую честь, матросы приняли стойку смирно и повернули в сторону, вышедшего между двух строев командира.

Командир корабля строевым строем пошел навстречу старпому, приложив руку к козырьку фуражки.

Где-то на середине строев, стоявших лицом к лицу они встретились и остановились в пяти шагах друг о друга.

Старпом громко доложил:

— Товарищ командир! Экипаж авианосца «Брест» для подъема военно-морского флага построен. Доложил врио старшего помощника капитан-лейтенант Клинцов.

Командир пожал руку старпома и направился строевым шагом к началу строя, где рядом с микрофоном стоял дежурный по кораблю с сине-бело-синей повязкой, называемой на кораблях «рцы» на рукаве темно-синего кителя.

— Да и бог с ним с этим Ирвингом, сход может накрыться завтра. А мы запланировали шашлыки и футбол на своей полянке! А будет или не будет тайфун не наша забота. Пусть у командира голова болит – шепчет Мансуру слегка раздраженный Женя, знавший уже видимо от Сергея Юровского, полученную от командира информацию.

На флаг и гюйс смирно, — громко скомандовал дежурный по кораблю.

Весь экипаж замер по стойке смирно. Горнист, стоящий рядом с дежурным по кораблю, заиграл медленную и такую знакомую каждому моряку мелодию.

Утро, тишина. На полетной палубе стоят, построенные в две шеренги каждая напротив  друг друга, почти две тысячи человек. Ближе к корме стоит сверкая медными отблесками в лучах солнца инструментами стоит оркестр. Перед ним вскину вверх палочку стоит замерев военный дирижёр. Темно-синие кителя офицеров и мичманов, как бы разделяют строй белых роб с синими воротниками матросов. Ветер развевает по ветру ленточки матросских бескозырок и колышет сине-белые гюйсы, поднимая их вверх. Целую минуту, горнист выводит над рейдом красивую мелодию. Каждый думает о своем, слушая эту мелодию целую минуту. Офицеры стоят приложив руку к фуражкам, отдавая честь, матросы и старшины радуются, что впереди выходные и можно будет отдохнуть и выспаться.

— Та – тата – тата – звучит мелодия горна, разносясь далеко над рейдом, разливаясь по окрестностям и достигая даже удаленных мест на пляже Тин-Кан и на острове Путятин.

— Внезапно мелодия резко прерывается. На полетной палубе устанавливается тишина.

По трансляции раздается знакомое пиканье радиоканала «Маяк».  Пи-пи-пи-пи-пи-пи.

Флаг и гюйс поднять – командует командир, вставший в строй офицеров и мичманов рядом со старпомом и прикладывает руку к козырьку, вслед за ним это делают все офицеры и мичмана корабля. Матросы принимают стойку смирно.

— Флаг и гюйс поднять – репетует дежурный по кораблю.

Дирижер взмахивает палочкой и оркестр торжественно исполняет гимн Советского Союза.

У флагштока сигнальщик, удерживая на всякий случай ленточку бескозырки в зубах начинает подъем флага. Флаг медленно ползет вверх. Вот он поднялся до середины флагштока и второй сигнальщик отпускает углы. Флаг распрямляется на ветру и как птица взмывает до самого верха флагштока. Дирижер взмахивает руками и оркестр резко затихает. Горнист горном выдавив из себя двойное пиканье дает тем самым сигнал отбой.

— Вольно — командует командир и направляется к середине между строев, там где стоит микрофон на подставке и стоит дежурный по кораблю.

— Вольно – повторяет команду дежурный по кораблю.

Командир что-то сказал дежурному по кораблю и тот скомандовал:

— Начать инструктаж по приготовлению корабля к бою и походу. Начать инструктаж.

Все переглянулись между собой. Суббота, а здесь приготовление.

— Командир, что объелся грибочков — спросил Мансура Женя Гвезденко.

— Подбирайте пожалуйста слова Евгений Святославович. Здесь же всё слушают матросы – попросил тихо заместитель командира БЧ-4 по политической части старший лейтенант Игумнов.

Гвезденко смутился и начал оправдываться:

— Да я что? Сход пропадает, а столько планов было.

— Еще реализуете их. А обсуждать приказы командира, не позволено никому – строго сказал Игумнов.

Гвезденко замолчал. Командиры боевых частей вышли перед строем и начали инструктаж.

Все утро на корабле готовили к плаванию в штормовых условиях корабля. Крепили имущество по штормовому, проверяли работоспособность материальной части. Командиры обходили каждый пост и проверяли действия личного состава.

После обеда потихоньку с юго-востока начало натягивать тучки. Но служба службой, а адмиральский час по расписанию.

Часам к  пяти тучами совсем закрыло небосвод, слегка потемнело и мысли уже стали, не такими приземленными, как были ранее.

— А может командир прав? – задумчиво спросил Мансура Женя Гвезденко, когда они вышли проветриться после обеда на кормовой сигнальный мостик.

Все приказания командира с утра уже выполнялись неукоснительно и везде на корабле суетились матросы, мичманы и офицеры – готовящие свою материальную часть к бою и походу, крепящие все имущество по штормовому. На верхней палубе раздавались приказания боцмана, помощника и старпома. Где-то внизу боролись со своими «вахлаками» механики, которым наверно было сложнее, чем всем остальным.

В шестнадцать часов с эскадры поступила команда «Ветер-3» и приказание подготовить корабли к плаванию в штормовых условиях. «Ветер-3» — это команда, по которой необходимо провести некоторые мероприятия, связанные с усилением ветра.

А в семнадцать часов пришла команда «Ветер-2». По этой команде находившиеся на берегу офицеры и мичмана вызываются на корабль, отменяется сход на берег и увольнение команды, запрещается движение баркасов и катеров по рейдам и гаваням. Ветер усилился до 20 метров в секунду, при этом ветре авианосцу «Брест», единственному из кораблей эскадры, стоявшему на внешнем рейде по причине отсутствия причала, надлежало сниматься с якорей и бриделя и уходить штормовать в назначенный полигон Уссурийского залива.

Командир запросил по радио разрешения на выход в Уссурийский залив, но начальник штаба эскадры категорически запретил выходить на двух машинах.

— Отстоитесь на рейде, ничего страшного не предвидится. Ветер чуть посильнее, да и дождь небольшой. Вы что там намокнуть боитесь? А еще моряки! — веселым голосом спросил он у командира.

  Но шутка начальника штаба эскадры не вызвала веселья у командира. Он вызвал старпома и приказал при увеличении ветра более 25 метров в секунду готовить корабль к выходу в море. А Мансуру приказал вызывать буксиры не на 4 часа утра, а на  час ночи.

В двадцать один час к командиру корабля, находившемуся постоянно в ходовой рубке и контролирующему обстановку, стали прибывать на доклады командиры боевых частей.

Командир повернулся в своем кресле к прибывшим и по очереди выслушал всех о к готовности к выходу.

— Механик что у тебя?

— Стараемся товарищ командир. Но ранее полночи не сможем.

— Старайтесь. Вот смотрите, и командир в руке показал карту погоды, принятую штурманами – Видите Ирвинг, как я и предполагал, развернулся в сторону Приморья и теперь с огромной скоростью идет на нас. Подход Ирвинга ожидается по моим подсчетам около пяти утра. Связист вызывай буксиры на час ночи. Всем быть в готовности к съемке. Я решение принял уйти штормовать в море. Пока меня сдерживает командир эскадры и начальник штаба флота. Перестраховщики. Сейчас выйти не сложно и можно, но выйти после трех часов ночи будет уже опасно для корабля. А они как-будто этого не понимают. Вот так и губят корабли – с горечью закончил командир.

Все командиры боевых частей молчали. Они верили своему командиру и знали, что даром их командир паниковать не станет и каждое решение его продумано до мельчайших деталей.

Ветер и волны продолжали усиливаться. После 23 часов стало 22 метра в секунду, затем буквально  сразу перепрыгнуло 24 метра в секунду.

Старпом, нервно ходил в канадке по левому сигнальному мостику и курил. Пошел мелкий, но довольно сильный дождь. А ветер все еще держался рядом с установленной командиром граничной отметкой в 25 метров в секунду, никак не переходя через нее.

После двадцати четырех часов командир вызвал в ходовую рубку опять всех командиров боевых частей. Прибыли все кроме помощника командира, механика и командира авиационной боевой части подполковника Пинчука, взявших разрешение не прибывать, а заниматься приготовлением своих заведований.

Гидрометеорологи постоянно докладывали о тенденциях усиления ветра. Ночью из бухты Абрек стали выходить корабли от причалов на внешний рейд. Недалеко от «Бреста» встал на якоря крейсер управления «Адмирал Спиридов» под флагом командира эскадры, немного подальше встали красавцы большие противолодочные корабли, недавно прибывшие на Тихоокеанский флот «Свирепый» и «Строгий». Под прикрытием острова Путятин встал на якоря гвардейский ракетный крейсер «Адмирал Эссен».

Скоро у причалов в бухте Абрек никого не осталось. Буксиры работали в полную силу, оказывая помощь кораблям в постановке в назначенных командиром эскадры местах.

К часу ночи, как и запросил Мансур к «Бресту» прибыли два буксира и командир приказал им одерживать корабль против ветра.

Получив доклад от гидрометеорологов, об усилении ветра до 25 метров в секунду командир снова запросил по радио разрешения у начальника штаба эскадры выходить в море и снова получил категорический отказ.

Корабль начало водить на ветру, разворачивая то одним бортом, то другим.

— Если бы обводы корабля были одинаковые с обоих бортов, то мы бы стояли как другие корабли носом к ветру. А так нас водит и угрожает порвать бридель – говорил командир как бы себе, но все командиры боевых частей слышали его сомнения и сочувствовали ему.

Из носовых швартовых устройств прошел доклад боцмана:

— Товарищ командир бридель и якорь цепи натянуты, как струнки. Даже звенят. Но корабль водит то влево, то вправо и их может перехлестнуть. Могут не выдержать. Мне кажется может порвать

Боевая тревога. Экипаж по боевым постам. Мансур вызывай еще два буксира, эти не справляются! — несмотря на полученный отказ, приказал командир.

Прозвучал по трансляции сигнал звонком и горном:

— Боевая тревога. Корабль экстренно к бою и походу приготовить!

Послушался где-то внизу топот тысяч ног членов экипажа, хлопали и задраивались двери и горловины. Люди разбегались по своим боевым постам и командным пунктам.

Мансур вышел на связь с оперативным Приморского флотилии:

— Прошу срочно прислать дополнительно два буксира, так как эти два не справляются и нас водит, может порвать якоря и бридель.

— Это вы преувеличиваете Брест. Бридель рассчитан и на большие нагрузки – поучил Мансура оперативный дежурный – буксиров больше нет. Все обеспечивают выход на рейд кораблей эскадры и подводных лодок 10-ой флотилии из бухты Семеновской. Используйте пока эти. Если что будет, мы вам сразу пришлем. Но придется ждать.

Надо сказать, что у «Бреста» уже несколько раз обрывало перед этим якорь цепи и бридель при меньших ветрах и к обеспечению безопасности корабля и всем запросам командира там относились все с должной ответственностью. Но если лишних буксиров нет, так значит нет.

Командир нахмурился:

— РТС следить постоянно за положением корабля относительно берега, любые изменения  сразу докладывать. Может повести корабль и на якорях и бриделе. Вон «Азов» вместе с бочкой и якорями выкинуло на мель в бухте Окольной на Севере и при более слабом ветре.

Начались доклады  о готовности боевых постов и командных пунктов по боевой тревоге.

— После получения всех докладов командир скомандовал:

— скомандуйте отбой боевой тревоги, но всему личному составу находиться на боевых постах.

Ветер продолжал усиливался. Отклонения корабля от курса стали достигать  40 градусов. Бридель натягивался в моменты выхода в крайние положения, как ниточка.

— Боцман докладывать, каждые пять минут положение и состояние бриделя. Якоря приготовиться выбирать — скомандовал в носовые швартовые устройства командир. Чувствовалось, что командир немного нервничает, что за ним никогда не наблюдалось.

Другие корабли стояли, как вкопанные против ветра с сильно натянутыми якорными цепями. Прожектора на всех кораблях освещали якорь цепи для их контроля.

Командир задремал в своем кресле. На ходовом всем распоряжался ВРИО старпома капитан 3 ранга Клинцов.

В три часа ночи на мостик поднялся наш начхим Сергей Огнинский доложить командиру, что химическая служба к плаванию в штормовых условиях готова.

Командир проснулся и спросил Сергея:

— Ну что Сережа противогазы готовы к плаванию в штормовых условиях?

— Так точно, товарищ командир! Противогазы готовы и служба химическая тоже! — ответил, как всегда с улыбкой и шуткой начальник химической службы.

— Молодец вовремя. А когда, наконец, сдашь на ходового вахтенного офицера? — так же улыбкой ответил командир.

— Правила рейдовой службы изучаю и огоньки эти ночные, будь они неладны, для меня все они почему-то на одно лицо — отшутился начхим.

Надо сказать, что поставить начальника химической службы стоять вахтенным офицером была давняя мечта командира. На таком же авианосце «Азов лучшим вахтенным офицером был именно начальник химической службы. Командир знал об этом и очень хотел, чтобы начхим «Бреста» тоже стоял ходовую вахту. Сергей же упирался всем ножками и ручками, чтобы не стоять эту вахту.

— Ракетчиков и минеров хватает, а для меня это лишний геморрой — разъяснял он всем свою позицию в каюте.

Командиру так он ответить не мог, поэтому при каждой сдаче зачетов на вахтенного офицера запускал, так называемую «дурку». Командир раз в месяц собирал вахтенных офицеров в ходовой рубке на проверку знаний правил предупреждения столкновения судов и правил рейдовой службы. Задавал вопросы, показывал контрольные карточки и по кругу и спрашивал значение огней кораблей в море. Каждый раз, когда доходила очередь начхима тот на полном серьезе отвечал:

— Рыбак, товарищ командир!

— Ну что же ты Сережа? Это не рыбак, а судно более 45 метров следующее влево — укоризненно говорил командир и шел дальше по кругу. И когда возвращался опять к начхиму, тот на полном серьезе снова говорил «Рыбак!». Все уже привыкли к этому и улыбались, предчувствуя бесплатный концерт. Командир ценил юмор Огнинского и дружески подыгрывал ему в этом.

И вдруг, как-то, когда в очередной раз дошла Сергея, командир показал ему карточку, которую специально подготовил для него

И тот ничуть не сомневаясь даже не глядя на карточку ответил, как всегда:

— Рыбак, товарищ командир!

Командир посмотрел на карточку, там действительно были огни рыбака:

— Молодец, правильно! Ну, ведь можешь выучить, если захочешь! Старпом подготовить приказ о допуске начхима к несению ходовой вахты — серьезно сказал, не улыбаясь, командир.

Начхим покрылся потом и чуть не со слезами на глазах выкрикнул:

— Товарищ командир, они для меня они все рыбаки! Извините, не глядя, ответил и случайно попал. Я не знаю эти огоньки, будь они  не ладны. Е идут они мне в голову.

Ответ начхима встретил смех собравшихся офицеров. Командир тоже смеялся вместе со всеми.

Так начхим ходовым вахтенным офицером не стал, но командир любил подтрунивать над ним за это.

Ночь прошла практически незаметно. Стал мазать светом рассвет. Подошел еще один небольшой буксирчик и начал удерживать корму от вождений. Но маленькому буксиру это было практически не по силам. Он упирался в корму давал самый полный ход, но его вело, как и два других буксира вместе с кораблем. Уж очень велика была масса авианосца.

В ходовой рубке стоял полумрак и лишь зеленоватым светом светились приборы. Команды подавались вахтенным офицером на боевые посты полушепотом. Командир сидел в своем кресле,  и было непонятно, то ли он дремлет, то ли думает. Но иногда из командирского кресла раздавались команды или замечания вахтенному офицеру, которые показывали, что командир всегда в курсе всех дел.

Все офицеры и вахтенные ходили по ходовому, таким образом, чтобы не побеспокоить командира, обходя его кресло подальше и старясь шуметь как можно меньше. Скоро рассвет. Потихоньку начал усиливаться дождь, в темноте угадывались силуэты кораблей, стоявших на рейде залива Стрелок. Светились их далекие огоньки.

В четыре часа ночи заступил на вахту капитан-лейтенант Гусаченко и вполголоса доложил о заступленные на вахту командиру

— Товарищ командир капитан-лейтенант Гусаченко вахту принял исправно.

 В это же время на ходовой поднялся экспедитор ЗАС мичман Орловский с телеграммой ЗАС.

— Товарищ командир, разрешите доложить! — обратился экспедитор к командиру. Командир, включив небольшой свет у маленького столика, быстро прочитал телеграмму.

 — Что я вам говорил Ирвинг идет на нас — объявил громко командир всем на мостике – связист связь с эскадрой, начальника штаба на связь!

Не успел Мансур дойти до пульта связи командира корабля, как пульт командира корабля сам проснулся:

— Внимание всех, на связи начальник штаба, командиров кораблей прошу на связь.

Корабли по очереди тактических номеров докладывали присутствие командиров на связи. Первым отрепетовал Брест. И получив все доклады начальник штаба продолжил:

— Командиры, этот Ирвинг. Будь он неладен. Идет на нас. Всем приготовить корабли к плаванию в штормовых условиях, доложить в течение часа готовность и наличие на корабле личного состава.

Командиры кораблей по очереди тактических номеров подтвердили получение сигнала.

Гиоев взял в руку микрофон и сказал начальнику штаба эскадры:

— Авианосец «Брест» к плаванию в штормовых условиях уже готов! и добавил — прошу разрешения сниматься и следовать в полигон номер семнадцать штормовать.

— Ты что командир? У тебя же два эшелона не в строю, а выход в море даже с одним неисправным категорически запрещен по корабельному уставу. Стоять в бухте Руднева это одно, выходить в море с двумя неисправными эшелонами – это совсем другое. Вы стоите на бочке на мертвом якоре, скоро к вам подойдет еще один буксир и все будет нормально — опять ответил отказом, вроде даже с какой-то обидой начальник штаба эскадры.

— Перестраховщики! Загубят корабль — обратился как бы в пустоту командир, но по связи ответил: — есть! Понял, но в сильный ветер с нами не справятся и пять буксиров! Вы же видите, как нас водит. А это еще слабый ветер, а что будет, когда он станет сильным. Бридель и правый якорь уже на грани. Сколько они продержаться?

Офицеры опускали глаза, ибо понимали, что командир корабля прав.

— Сниматься запрещаю. Стоять в бухте Руднева Виктор Александрович. Все будет хорошо. Это я вам обещаю – сказал через пульт связи командира корабля злым голосом начальник штаба эскадры.

Командир помрачнел еще более, встал из кресла, взял протянутый ему микрофон вахтенным офицером  и по громкоговорящей связи передал в пост энергетики и живучести:

— Механик будь готов любой момент дать ход! Готовность даю полчаса и все. Далее как получиться.

— Есть дать ход! Механики не подведут! – раздался бодрый голос командира дивизиона движения.

— Где командир БЧ-5 – спросил командир.

— Он в машине, я за него.

— Как придет пусть свяжется сразу же со мной.

В ходовую рубку поднялся веселый как всегда замполит командира корабля капитан 2 ранга Попов.

— Ну что у нас тут с тайфунчиком? Идет? Как хорошо идет вахтенный офицер? — спросил он с некоторой усмешкой — вот помню я у нас на Черном море в 1972 году — начал он вспоминать какую-то давнюю историю.

Но командир, поморщившись, прервал его монолог:

— Олег Николаевич. Ты бы по постам прошел, проверил, как там люди? Проинструктировал, посмотрел, что там к чему, провел бы партийную работу! Как это положено в сложные моменты. Поощрил передовиков, наказал нерадивых.

— Товарищ командир вы смеетесь? – спросил, прищурив левый глаз замполит.

— Нет, я очень даже серьезно. Это очень сложный момент в жизни нашего корабля. Прошу вас тоже с полной серьезностью момента вникнуть и включиться в работу.

— Да, тогда я сейчас соберу в парткоме замов и проинструктирую — с некоторой обидой за то, что его не дослушали, ответил Олег Николаевич и подойдя к пульту корабельной трансляции и аккуратно включив кнопки всех линий объявил:

— Замполитам боевых частей, дивизионов, секретарю парткома, секретарю комитета комсомола, начальнику клуба, редактору корабельной газеты прибыть в помещение парткома.

— Ну, я их всех сейчас настрою на Тайфун! — весело улыбнувшись, Олег Николаевич, покинул ходовой.

А из метеопоста доложили, что ветер усилился до 28 метров, а порывами достигает 31 метра в секунду. Да было видно, что усилился и дождь. Струи стали почти горизонтальными. Из носовых швартовых устройств доложили, что бридель натягивается, как ниточка и начинает трещать.

Командир сразу отправил туда в помощь боцману помощника командира

Подошел еще один буксир и командир по радиостанции «Рейд» проинструктировал командира буксира, как и где ему одерживать корабль.

Теперь в корабль по левому борту со сторону берега в борт корабля упирались сразу четыре буксира. НО корабль как водило, так и продолжало водить вместе с буксирами.

В ходовую рубку поднялись белорусские военные «киношники», снимавшие фильм о корабле по заказу министерства обороны, и попросили командира разрешения побыть в ходовой рубке и посмотреть на действия команды. Командир разрешил, но попросил, чтобы они не мешали. И «киношники» затихли, как мыши во втором штурманском помещении за занавеской, рядом с прокладочным столом вахтенного офицера, на котором как всегда колдовал командир электронавигационной штурманской группы старший лейтенант Ведьмин.

В семи часам утра ветер усиливался порывами до 35-40 метров в секунду и командир снова запросил штаб разрешения на выход в море.

— Ведь порвет бридель и оторвёт правый якорь, могут быть проблемы! А на левом однром не простоим и десяти минут при таком ветре — пытался он уговорить начальника штаба эскадры.

— Командир ты здесь первый раз, а у нас в августе и сентябре каждого года такое твориться. Не первый раз отстоимся — заверил, успокоил командира и наверно больше самого себя, начальник штаба эскадры.

К 12 часам ветер усилился в порывах до 45 метров в секунду, из носовых швартовых устройств раздался по трансляции мат боцмана и прошел нервный доклад:

— Товарищ эх….., бридель порвало! Правый якорь не держит.

Командир бросился к иллюминатору. За ним все остальные. Было видно, как корабль уже проносит мимо бочки вместе с упиравшимися в борта из всех сил всеми буксирами.

— Товарищ командир корабль несет на подводную лодку, стоящую в миле от нас, ближе к берегу, атомную подводную лодку. Да и до ближайших скал и пляжа Тинкан было рукой подать – доложил сигнальщик левого борта

— Боцман! Отдать левый якорь! — спокойно, как на учениях, скомандовал командир.

Через включенную ГГС в носовых швартовых устройствах раздался характерный шум отдающихся якорей. Корабль опять развернуло опять против ветра.

— Связист доложи обстановку на эскадру — скомандовал спокойно командир.

Спокойствие в его голосе вселяло надежду.

С эскадры на доклад Мансура опять попытались успокоить:

— Ничего страшного командир держитесь на якорях, сейчас ветер начнет стихать!

— Правый якорь не держит. По корме атомная подводная лодка, до нее три кабельтовых. Мы ее просто раздавим.

— Спокойствие командир. У вас четыре буксира и они вам помогут. Мы докладываем на флот и ищем решение – приказал начальник штаба эскадры.

И внезапно действительно ветер стал стихать и даже почти прекратился дождь. Метеорологи доложили, что ветер стих до 17 метров. Наступил почти штиль по сравнению с тем, что нам пришлось перед этим пережить.

— Товарищи офицеры! — обратился к командирам боевых частей повернувшись командир – вы видите уникальное явление. Мы сейчас находимся в так называемом глазе Тайфуна. Такое увидеть и пережить дано не каждому.

Мансур удивлялся, как это командир еще в такой момент умудрялся нас учить морским премудростям.

— В нулевой точке были, теперь побываем в глазу — как всегда пошутил химик, откуда-то из-за занавески.

— Вахтенный офицер скомандуйте в ПЭЖ, чтобы были готовы немедленно дать ход! Сейчас нас здорово тряхнет. Задний фронт тайфуна более сильный.

И действительно через минут 20-30 ветер опять стал резко усиливаться и на корабль вновь обрушился ливень. В стекла ходового почти невозможно было ничего разглядеть, кроме ракетных пусковых.

— Ветер порывами до 50 метров! — доложили из метеопоста.

— Ну, сейчас порвет якоря — размышляя как бы сам с собой, сказал тихо командир.

И действительно из носовых швартовых во время одного из порывов ветра устройств раздался хриплый голос боцмана:

— Товарищ командир……….. Порвало оторвало левый якорь!

Корабль опять стало разворачивать бортом к ветру вместе с упершимися в борта буксирами.

Командир встал из кресла, подошел к машинным телеграфам и тихо сказал:

— Снимаемся! Боцман, выбирать правый якорь! Механик самый малый вперед! Связист, доложите на эскадру. Порвало левую якорь цепь, снимаюсь, выхожу штормовать в море!

В это время в предбаннике ходового раздался слегка истерический голос Клинцова:

— Прекратить съемку! Товарищ командир эти киношники тут все снимают!

— Борис Михайлович! Вы наверно немного устали, идите отдохните в каюту! — спокойно сказал командир.

И как бы извиняясь перед киношниками сказал:

— Он не спал всю ночь и немного нервничает. Извините! У нас здесь такая нервотрепка.

С флагманского «Адмирала Спиридова» на доклад по обрыву левого якоря и съемку корабля раздался нервный голос начальника штаба:

— Командир, ну что ты паникуешь? Не как начальник штаба, а как такой же командир как ты прошу, не выходи! Отстоишься стоять на одном якоре! Я тебе еще два буксира сейчас пришлю. Выйдешь, погубишь на скалах корабль и людей! У тебя же всего два эшелона в строю. Этого мало.

Но командир спокойно передвинул машинные телеграфы на «малый вперед» и с усмешкой как бы себе сказал:

— А если порвет и правый якорь, на чем прикажите стоять товарищ контр-адмирал?

Мансур держал в руке трубку связи  и смотрел на командира:

— Что ответить?

— Передай, чтобы не мешали.

— Каскад я Брест, командир просил не мешать ему во время выхода.

В ответ раздался мат.

Но командир стал гораздо спокойнее. Он принял решение и отменить его не мог больше никто:

— Рулевой, штурман! Курс на боновые ворота! Буксирам передать спасибо за обеспечение! Мансур отпустите буксиры.

— Корабль не слушает руля! — вдруг доложил рулевой – нас несет. Ветер не дает развернуть корабль.

— Ничего, сынок! Давай понемногу! Все будет хорошо — успокоил рулевого командир.

К рулевому подбежал командир электронавигационной группы Ведьмин  и стал что-то тихо говорить и помогать.

— Курс на боновые ворота 135 градусов — вдруг раздался с сигнального мостика спокойный голос, недавно отправленного отдыхать командиром, ВРИО старпома Клинцова.

— Борис Михайлович! Молодцом! Докладывать пеленга на боновые ворота с обоих бортов каждую минуту! — спокойно ответил командир, как бы успокаивая старпома и извиняясь за предыдущую резкость.

Но корабль несло. Нос никак не хотел разворачиваться в сторону боновых ворот, несмотря на помощь оставшихся буксиров и упиравшихся изо всех сил.

Внезапно громко дзинькнули машинные телеграфы.

Мансур похолодел. Не дай господь что- то встало в такой момент. Это же катастрофа.

— Работает третий эшелон, Светиться телеграф – доложил торжественным голосом капитан-лейтенант Гусаченко.

— Малый вперед – скомандовал, как ни в чем не бывало командир.

Опять дзинькнули машинные телеграфы и на третьем эшелоне стрелки отработали на малый вперед. 

Включилась громкоговорящая связь и командир БЧ-5 доложил:

— Товарищ командир третий эшелон в строю. Готовы работать.

— Молодчина механик. Заслуживаешь, минимум орден, и твои люди награды – сказал тихо командир, но его все услышали.

— Служим Советскому Союзу и «Бресту» – тихо ответил механик.

Нос корабля внезапно двинулся вправо и начал выходить на боновые ворота. В ходовой рубке, воцарилась полная тишина, что было слышно журчание приборов и легкий стрекот камеры белорусских киношников.

— Дает командир! Ну, молодец! – подумали, командиры боевых частей стоявшие рядом с ним и видевшие воочию все что творилось в ходовой рубке.

— Подходим к боновым воротам – доложил сигнальщик правого борта.

— Подходим к боновым воротам – доложил сигнальщик левого борта.

Раздался звонок оперативного телефона.

— Штаб флота командующий – протянул трубку командиру Мансур.

— Командир авианосца «Брест» капитан 1 ранга Гиоев – доложил командующему командир.

Все напряженно слушали результаты разговора.

— Нет, товарищ командующий, ввернуться уже не могу. Не на чем стоять. Порывы ветра до сорока метров в секунду. Мы не войдем и не встанем. Бридель порван. Что бы его достать требуется работа крана и водолазов. Понял полигон номер семнадцать. Занимаем. Есть находиться там до улучшения погоды – слышали обрывки переговоров все находившиеся в ходовой рубке.

Командир посмотрел на всех и увидел десятки глаз смотрящих на него.

— Не унывать, все нормально. Командующий дал разрешение занять полигон номер семнадцать. Штурман курс на полигон номер семнадцать.

— Есть курс на полигон номер семнадцать – послышался от прокладочного стола голос Вальтера Фоншеллера.

Распахнулась дверь на ходовом, и появился сияющий замполит, с кобурой на боку:

— Товарищ командир внизу все в порядке! Трусы и паникеры не замечены! Замполиты доводят линию Коммунистической партии, ее Центрального комитета и Советского Правительства до каждого матроса.

— И лично ее генерального секретаря….. — добавил шепотом Сергей Огнинский.

Командир улыбнулся, и заулыбались все присутствующие на мостике.

— Замполит еще проблемы не кончились. Мы вышли в море вопреки желанию и приказаниям командира эскадры и штаба флота. Но мы спасли корабль от неминуемой гибели в бухте Руднева, которая могла стать смертельным капканам для всех нас. Это понятно?

Замполит растеряно моргал глазами. Они никак не мог понять, как можно что-то сделать вопреки приказаниям вышестоящих штабов и партийных органов. Как можно нарушить приказы?

— А что делать товарищ командир?

— Писать представление на механика к награждению орденом и на медали людям, которых он представит к награждению. Эти люди спасли корабль и достойны награждения. А зачем ты зам кобуру нацепил?

— Как зачем. Мера воспитания. Я всем говорил, что трусов и паникеров будем расстреливать на юте.

Командир махнул рукой, чтобы не рассмеяться отвернулся.

— Иди отсюда зам. Все тебе сказал.

— А я что помогает это товарищ командир. Вы же сами учили, что все должно делаться показательно и убедительно. А пистолет это показательно и убедительно – и замполит достал из кобуры пистолет.

— Убери зам – чуть не корчась от смеха, сказал командир – иди работай.

Через час «Брест» занял назначенный штабом флота полигон номер семнадцать. Трое суток авианосец отштормовал в море при сильнейшем шторме и всего на трех работающих эшелонах. Надежные корабли все же строили наши кораблестроители. Низкий поклон им.

Мало кто даже в штабе флота до конца понимал, что командир авианосца практически спас от гибели единственный на Тихоокеанском флоте авианосец, спас жизни двум тысячам людей. Сохранил для родины такой корабль. Главное это было невыполнение приказа.

Никто на корабле не получил ни благодарности, ни наград за тот несанкционированный выход в море. Отношение Бреста со штабом флота и штабом эскадры было испорчено окончательно. Появилась лишь некоторая затаенная неприязнь со стороны всех штабов к авианосцу и командиру. Проводившееся расследование причин обрыва бриделя и якорь цепи, ни к чему не привело. Корабль был цел, а это главное. А строптивость командиров кораблей на флоте ломается через колено.

Бывшие на берегу жены офицеров и мичманов рассказывали о том ужасе, который они пережили при этом разгуле стихии. Маленький и спокойный ручей вышел из берегов и превратился в бурную горную реку. Стекла домов угрожающе дрожали при сильных порывах ветра. Казалось, что постройки «героических» военных строителей должны рассыпаться. как карточные домики. Мимо домов в разлившимся потоке бывшего ручья проносило смытые деревья, дрова, трупы животных, части каких-то построек и массу мусора.

В Приморье были смыты десятки мостов, размыто и уничтожено сотни километров дорог, утонули некоторые суда, не успевшие укрыться в бухтах, была разрушена инфраструктура некоторых городов и поселков, попавших под тайфун.

Это был итог прохождения тайфуна «Ирвинг» через Приморский край.