… и из собственной судьбы Я выдергивал по нитке … (Булат Шалвович Окуджава)
Посвящается ПВВ и ЛВВ — старым товарищам по службе — в ОВРе Загрядья, Когда все только начиналось…
Северное лето. Не просто белая, а белая-белая ночь. А знаете ли вы, что вот то, что чванливые питерцы называют «белой ночью» по сравнению с нашей — это как галогенная лампа и сальная свечка! Точно говорю… Вот у нас в Заполярье… да, что там — сами знаете!
А сегодня… впрочем и вчера так было и, наверное, будет и завтра — и день серый, и ночь такая же…
И тащит, и тащит трудолюбивый ветер, заботливый и суетливый, как начинающий старпом, к нам прямо из «мокрого угла» хмурые, темно серые тучи — с промозглой мрачной моросью, с дождем, со снежной крупой. А то и снегом присыпает — невзирая на календарь. Но так бывает не всегда! И нам достается и яркое солнце и тепло и даже — загар. Не сказать, чтобы уж как-то часто… но все же лето!
Не горюй, моя мама, что бледный!
Моих щек не коснулся загар!
И у нас как-то выпало знойное лето!
Я ж все лето на вахте в тот день простоял!
Примерно так оболтусы шутили тогда — сами над собой. Это — по-нашенски!
Зато летом в море есть чему глазу порадоваться — от кораблей был полный аншлаг. И корабли всех классов, и подводные лодки, как большие киты, идут в полигонах с чувством собственного достоинства — предостерегающе размахивая своей желтой «мигалкой» над ограждением рубок. Над нами стрекочут вертолеты, из-за облаков слышны раскаты громов реактивных двигателей самолетов морской авиации. Учения! Надо же показать, чему научились за этот год! И показывали… И эмоции и чувства разные обуревают тобой — если еще и в этот день море не горбатое! Вот такая ностальгия иногда накатывает! Было дело… Когда-то давным-давно.
Глава 1. «На бочке»
По УКВ слышны азартные голоса командиров, вдохновляющие пожелания и эмоциональные взрывы возмущений в соленых, как море, выражениях.
Дивизион МПК, «рабочих лошадок флота», как их называл легендарный бессменный Главком, завершив свои дела, возвращался в родную базу ровным строем кильватерной колоны.
Тут же, походя, один из кораблей «завернули» в точку дозора для несения боевого дежурства. Предстояло встать на одинокую «бочку», болтавшуюся на бриделе у самого входа в длиннющую глубокую губу, где и располагалась бригада кораблей ОВР.
Командир и экипаж были морально готовы к такому повороту дел, но, все-таки, надеялись, что войдут в базу — хоть на короткое время. Надо было пополнить запасы пресной воды, получить свежий хлеб, то да сё… Да и сгонять бы в магазин за сигаретами и чем-нибудь вкусненьким, и особенным, не из приевшегося корабельного рациона — тоже дело не лишнее… Люди на кораблях молодые и о всяком холестерине и избыточном сахаре даже в кошмарном сне не помышляли. Еще… все еще впереди!
Однако, добрый и отзывчивый комбриг решил по-своему… Ворча себе под нос разные нелицеприятные пожелания бестолковому и бессердечному начальству, командир корабля Коля Жеребчиков, скомандовал вахтенному офицеру и развернул «свою загнанную лошадку» на курс к той самой бочке, известной ему до каждой царапины. И, вообще, — не бочка это а — ДОЗК-13, так вот называлось это пристанище дозорного корабля. Удобно, конечно — раз — ты уже врубил главные и летишь через 15 минут, куда надо, туда, где чего-то «горит». По-военному! А то, по-ка-а еще выползут, раскачиваясь, собратья из жерла узкости, а мы уже работаем… Или нас уже утопили — мрачно добавил Жеребчиков к своим же измышлениям.
Все прошло как обычно. С минимумом маневров и телодвижений встали на бочку, закрепив конец «серьгой». В случае чего — достаточно просто отдать конец с борта и дать задний ход, быстро-быстро выбирая его на вьюшку, а там давай себе полный ход и иди, куда надо, да. А сколько стоять, зачем стоять…. Да так, на всякий «а вдруг». Пока этих самых «а вдруг» было мало… Так на то и дежурство, чтобы «не вдруг».
Но — все серьезно и все — без игрушек… Минеры заряжали свои РБУ «полным числом бомб», комендоры вывесили красный флажок на орудии — снаряды, мол, на линии заряжания… Вращался «лопух» РЛС, «глухари» вовсю пищали гидролокатором — демонстрировали свою работу.
Кстати, проверить бы надо, боевое дежурство — есть боевое дежурство, это не действие, а состояние, и никто не скажет вам, обойдется ли сегодня просто учениями или чего поинтересней будет? Оно — на всякий случай, а случаи бывают такие, что… а за нарушение правил боевого дежурства в УК есть статьи и по каждой из них — от трех лет. Жеребчиков уже сам себе язык отбил, напоминая об этом своей ОВР-овской бесшабашной братии.
Вот здесь командир вздрогнул, и оглянулся по сторонам, в поисках подходящего куска дерева. Он решил, что фанерный ящик, где сигнальщики хранили запасные флаги, и лакированная доска на его крышке вполне подойдут. Стараясь быть незамеченным, трижды постучал по дереву — чтобы не сглазить. А то… да ну его на фиг! И украдкой сплюнул через левое плечо.
Помощник расписывал вахту по якорному, инструктировал штурмана, вахтенных офицеров.
Приближалось святое время обеда и «адмиральского часа» Из вентиляционных грибков даже на ходовом вкусно пахло жареным мясом и луком. Да так, что голодный желудок громко и недовольно заурчал… В суете и переживаниях утра он как-то даже забыл о привычных и даже — обязательных, чаях и бутербродах. Вот, поди ж ты — бывает и такое!
«Собаку бы съел!» — подумал Жеребчиков, еще раз вслушался в себя и
честно добавил: «вместе с будкой»! А тут как раз принесли пробу прямо на ходовой — сподобились в кои-то веки. Распустились, подзабыли… А, сам виноват — давно надо было изодрать пома с садизмом — а уж он-то и до остальных доберется… со своим пионерским задором-то!
Зазвенели звонки колокола громкого боя — «Боевая тревога». Командир объявил, что корабль заступил на боевое дежурство, дал команду сделать соответствующие записи в журналы. Статус службы да и самого корабля менялся…
Ну, вот и все — все штатные мероприятия выполнены, время пошло… но как-то не спеша, спотыкаясь о каждую цифру на циферблате и, как будто, останавливаясь поговорить с ней. Сколько еще этого дежурства — спроси у моря! Или у комбрига… с тем же успехом!
А дома сейчас… Нет, об этом лучше не думать! И ведь надо же — всего-то полчаса среднего хода… Старая загадка: «Дом видишь — а домой не попадешь? Что это?». На флоте ответ известный и единственный: — ОВРа! Ну, именно тут дом-то не увидишь, но теоретически… два колена губы, да с километр старой, но свежелатаной, с месяц назад, дороги меж сопок… Нет, все-таки — иду на обед, это самая реальная радость на текущий момент — заключил командир могучей дежурной боевой единицы.
Но тут комбриг все-таки вспомнил о дозорном МПК и проявил заботу — загрузив на борт разъездного катера свежий хлеб, картошку и мясо, о чем оперативный и оповестил Жеребчикова. «Во счастья-то подвалит!» — саркастически огрызнулся в микрофон Николай, влив в эту фразу, по своему мнению, весь накопившийся яд.
После ужина помощник разрешил экипажу порыбачить с борта — надо дать народу отдохнуть. А что может быть лучше рыбалки, когда все внимание сосредоточено на ожидании поклевки, когда рыба дернет наживку или блесну? И тогда все мысли о службе, о покраске корабля и о всякой другой ереси спокойно идут к чертовой матери, понемногу прихватывая вместе с собой накопившиеся стрессы. Это у тех, кто о них знает…
Ветер — тишь, море — гладь, видимость — отсюда и аж туда… сто на сто, как говаривали сигнальщики. И теплынь! И у нас бывает лето! Только вот угораздило с бочкой. Так и простоишь рядом с ней, и — как раз — всё лето!
Чуть севернее и мористее, у Заячьих островов, просматривался силуэт пограничного корабля.
«Хоть не одни даром мучаемся!» — удовлетворенно заметил командир и несколько повеселел. Если тебе — хреново, а кому-то еще — тоже, а, может быть — еще и хуже, то на сердце как-то теплеет.
— Ага! — заметили и там метаморфозу с одинокой бочкой и их командир вступил в разговор с Жеребчиковым в закрытой связи. Так — ни о чем, обстановка, погода, планы, сроки, док, ЗИП, то да сё…
Но через некоторое время командира потребовал на связь оперативный и сказал, что у него две новости для Жеребчикова — и обе хорошие. Первая — к дозорной точке уже идет катер с горячим хлебом и свежим мясом, а вторая — на неопределенный период ПСКР заходит в базу на пополнение запасов и для профилактики кое-каких вовремя подломавшхся механизмов и обязанности по охране рубежей и ключи от замка морской госграницы отдает Жеребчикову.
— Все ясно? Вопросы? — спросил далекий оперативный сквозь хрипы старого динамика.
— А почему — это хорошая новость? — удивился Николай.
— Так ты же становишься полновластным хозяином большого куска границы о-о-огромной страны! — издевательски хмыкнули «с того конца» радиоволны.
— Уроды, садюги, мать вашу! — сказал Жеребчиков заткнувшемуся динамику. Впрочем, без особого энтузиазма и изобретательности. Так, дежурное ругательство — оперативный, конечно, виноват тут меньше всего. Фортуна такая! Нагрешил где-то! Только вот где, интересно? Месяц почти с мостика не слезаю! Видно, ТАМ (он глянул в высокое небо), свои критерии и счетчики…
Но, тем не менее, Жеребчиков тут же построил на ходовом посту всех рулевых сигнальщиков и изодрал их с садизмом. Чтобы знали… а что они… а бдительность это…
Бодро и весело, на полном ходу рванулся ко входу в длиннющую губу довольный «погранец», как его злорадно еще называли рыбаки, «зеленая собака» — за вредность и дотошность. Раздались свистки «захождения» и корабли обменялись положенными приветствиями — с салютом флагами. Бобровский довольно отметил, что сигнальщикам тренировки не прошли даром, у погранцов дело вышло чуть хуже.
— Ага! Ишь как рванули, бурун — выше юта! Довольные, как слон в сезон дождей! — завистливо сказал штурман. Ему-то предстояло торчать в этой самой «точке» еще, как минимум, неделю, а там как Бог комбригу на душу положит… а что положит? Найдет — что!
Тут из-за мыска с финским названием выполз, весь в чаду от своих старых дизелей и белом пару от их треснувших «холодильников», небольшой катер, и уверенно взял курс на бочку.
— А вот и наш хлеб едет! — заключил помощник и началось: — Сигнальщик, «добро» с левого борта… шкафутовые… расходное подразделение… — рычала ГГС по верхней палубе.
Тем временем катерок подбежал и сразу уверенно ткнулся в предусмотрительно вываленные кранцы, аккуратно оплетенные сезалем. Матросы этого рейдового «подкидыша» ловко подали концы на борт корабля.
«В такой момент чувствуешь даже какое-то удовлетворение!» — подумал капитан-лейтенант Жеребчиков, глядя на болтающийся под бортом катерок: «Все-таки, мой корабль хоть кого-то, но больше!» и хмыкнул.
Матросы корабля и катера стали передавать друг другу мешки с хлебом и другим продовольствием, коробки с фильмами.
Тут на палубу легко перепрыгнул заместитель командира по политической части с соседнего корабля с тощим пластиковым портфелем-«дипломатом» в руке. По выражению его лица не было видно, что он хотя бы как-то был рад увидеть экипаж «братского» корабля.
— Вот, к вам на период дежурства прикомандировали! — по-фрондерски умышленно игнорируя установленную форму доклада сказал он, здороваясь за руку с Жеребчиковым.
— Ага, поздравляю — тебя и себя, приписной, значится! Давно не виделись! — буркнул тот в тон «командировочному». У обоих настроение соответствовало моменту и вспышке любви к окружающим не способствовало.
— Прислали б водки лучше! — насмешливо приветствовал его помощник старший лейтенант Дмитрий Бобровский избитой фразой из древнего кинофильма.
— А пошел ты! — беззлобно парировал гость.
— Что, Серега, поймали? — «сочувственно» спросил его командир. Их «собственный» штатный зам находился на какой-то учебе, а дозор — это, все-таки, боевое дежурство… оно обязывает… на всякий случай. Короче, Васильцева, только что вернувшегося с «морей» на своем корабле, и предвкушавшего некоторые береговые мирные радости, поймали на самом выходе с дивизиона и… привлекли.
— Сам виноват! — не унимался Бобровский. — Надо было — избегая недреманный взгляд командования, передвигаться короткими перебежками, используя складки местности и естественные укрытия! Как учили в школе… А ты… а ты — расслабился, а у нас — сам знаешь, как только расслабишься — так сразу и… Как написано на танковых воротах? «Североморец, не щелкай клювом!»
— Ага, конечно, но некоторых шибко умных отловили вместе с кораблем прямо в море и привязали к бочке — чтобы, значит, не утекли куда подальше!
— А куда же мы денемся от всей службы берегового наблюдения?
А час назад, в здании штаба, окна которого выходили (как будто специально) на единственную дорогу между причалами и поселком, в кабинете капитана 2 ранга Брюханова шла задушевная беседа
— Ты пойми, Сергей Константинович — проникновенно увещевал «отловленного» Васильцева краснолицый начальник политотдела, — у тебя — все равно жена в отпуске, а у Маринцева — она вот— вот родит, одну не оставишь, когда Куликов приедет — это еще вопрос, Нешевелин грызет гранит науки на классах, Крымцеву надо хоть раз за три года в отпуск летом попасть… А я с Жеребчиковым договорюсь — тебе лучший прием и даже баню прямо в море организуют! — пообещал капитан 2 ранга.
Васильцев промолчал, а про себя подумал: «Вот с Колей Жеребчиковым я и так договорюсь, без тебя, благодетель! Конечно, добрый дядя — отправил все политотдельских бездельников в летние отпуска, сам за всех остался, амбразуры закрывать, «Александр Матросов» нашелся, с широкой грудью! Тудыт его в ёперный театр! Еще бы, политотдельские отпуск в любое другое время — кроме июля, воспринимают как личное оскорбление или даже — наказание за тяжкое преступления! А мы, сирые… мать иху…» А в слух сказал: — Мне бы в «деревню», сигарет закупить, выкурили всего в море орлы наши, до последней!
— Да, пожалуйста — вон мой «Уазик» стоит с обормотом Зинкиным, который там сидит прокладкой между рулем и сиденьем и читает какой-то бред — пусть сгоняет в магазин и тебя на причал прямо к катеру закинет!
— Ага, чтобы я, не исхитрился, не сбежал!
— Куда?
— А в госпиталь, например! Ну, это я так! Разрешите идти?
— Идите! — сказал мудрый начпо, а про себя подумал: «И тебе, родной, — всего того же самого!». Будучи офицером с большим опытом службы на всех ее ступенях, он-то точно знал, какие убийственные пожелания шлет ему прямо сейчас Сергей Васильцев, осыпанный прахом собственных разбитых надежд.
«Плавали — знаем! Хорошо еще, что нет в нем силы мистической, у записного-то атеиста! А то… одной диареей бы не обойтись… после всего вот этого!» Тут начпо довольно хмыкнул и потянулся, освобождаясь от некоторой стылой боли в области крестца. Кабинет начальника — тоже место повышенного риска — а для подчиненных, так особенно!
«А что делать — надо!» — усмехнулся он своим мыслям и довольный ходом событий, опять устроился в старом, добром, уютном кожаном кресле. Потом подтянул к себе стопку еще не разобранных служебных телеграмм, вчитался в первую из них, удивленно присвистнул и изобретательно, со знанием дела, выругался, что-то подчеркнув красным фломастером — для будущей работы.
Не только начпо, оказывается, удивлял своих офицеров — были и у него начальники, которые удивляли и его самого…
Выйдя из кабинета начпо, расстроенный Васильцев решил завернуть к политотдельцу Сане Мигунову, стрельнуть сигаретку и заодно обругать его начальника, надеясь на сочувствие и солидарность. Толкнув дверь, он увидел как Мигунов, разложив на двух столах какие-то таблицы, щелкает кнопками на здоровенном калькуляторе и вписывает в квадратики таблиц какие-то цифры.
Указав взглядом на открытую пачку «Ленинграда», и получив разрешающий кивок от Сани, Сергей вытащил из нее сигарету, и с удовольствие понюхал табак.
С курением надобно повременить – курить в кабинетах комбриг запрещал строго-настрого, а ослушников бил чем ни попадя – рублем, приказом и отпуском зимой … Однако схватить сигарету и сбежать – это неприлично, поэтому надо было ляпнуть пару фраз – для светской беседы с политотдельцем. Авось, и комсомолец сгодится как-нибудь да на что-нибудь… На безлюдье – и комсомолец – человек!
- И какую такую стратегическую мысль ты загоняешь в гранит, ваяя сию таблицу? – витиевато загнул Васильцев свой светский вопрос.
- Да тут из «управы» телегу кинули – дай им там разную статистику – национальности там, коммунисты-комсомольцы, рабочие-колхозники-служащие, десятиклассники, студенты … и всякое такое … в процентах, в промилях и в абсолюте …
- И когда надо-то? – поинтересовался корабельный замполит.
- Вчера! – буркнул Мигунов, — а телега только сегодня пришла!
- Н-да-а-а! Как обычно! – посочувствовал Сергей коллеге, а про себя подумал: «И точно как у вас – школа – одна, и кормушка – тоже одна!
- Ай, да ничего – справимся! Палуба – подволок-калькулятор! И интерполируем ….
Вот фигню просят – фигню даем! – беспечно отмахнулся Саня и вновь погрузился в цифровую бездну.
Пожав плечами, Васильцев пошел к «Уазику», на ходу размышляя: «А вот интересно – те, кто пытается анализировать и прогнозировать, знают, что они получают заведомую фигню? И на каком уровне недостоверность данных превышает все мыслимые пределы? Да уж, фигню просят – фигню даём! Не хотите фигню – не просите ничего с бухты-барахты! Или вообще – ничего не просите!
Сами, вон, сидите и пишите – не сходя с места … Немного стоят такие диссертации, материал для которых собирает наша управа … А потом будут удивляться – лет через двадцать – наврала, мол, что-то наша социология!»
Вот так Сергей Васильцев и «загремел» на дежурство, прошвырнувшись на потрепанном, второго срока службы, «русском джипе» по поселку, заглянув в магазины и к себе домой, прихватив свежие рубашки, блок сигарет «БТ» и курево попроще — для — бойцов, пригодится. Затем в машину всунули и пару банок с новыми кинофильмами, полученных «по блату» на кинобазе — под честное слово. Свои люди — сочтемся!
Он был вправе рассчитывать на благодарность со стороны экипажа и офицеров, которые уже заездили вдоль и поперек имевшиеся в запасе собственные фильмы. Знакомая история! Сергею же как-то, случайно, но — не упустив случая, что важно, удалось «прикормить» работников кинобазы и закрепить на себя положительный рефлекс. Вот теперь все только что поступившие новые фильмы его экипаж смотрел в числе первых. В два счета лихой автоковбой Зинкин подбросил на дивизион, прямо под борт загружающемуся «подкидышу» — разъездному рейдовому катеру, который целыми днями мотался по гавани, на береговые посты и «подкидывал» кого-то или чего-то по необходимости, наматывая десятки миль на свой лаг.
Место это называлось: «Там, где кончается асфальт». Когда-то ни финнам, ни немцам чего-то не хватило, чтобы соединить поселок и топливный причал. А у наших тоже — за последующие полвека, видимо, всё тоже − недосуг… Так и осталось это место у причалов дивизиона без асфальта… только голая пыльная галька.
— Ну, ты и гоняешь! — упрекнул Васильцев водителя.
— А что? Ни ВАИ, ни ГАИ здесь нет даже близко! — оправдывался Зинкин. Мысль о том, что люди медленно и аккуратно ездят по каким-то другим причинам, кроме как опасаясь служителей этих почтенных организаций, даже не посещала его стриженную «под ноль» голову. Попался он как-то комбригу не в добрый час — и до сих пор сверкал лысиной.
— Вот попрут тебя с шоферов — я тебя к себе заберу и отдам в трюмные. То-то научишься «родину любить» — пообещал ему Васильцев, прощаясь. Через несколько минут «подкидыш» трижды звонко вскрикнул, дал задний ход, развернулся и рванул к дозорному кораблю.
(продолжение следует)