Как-то при очередном нашем «перекуре» флагарт прицепился к слову «флотское гостеприимство» и рассказал вот такую историю: − Нет, гости на корабле – это хорошо! – начал он издалека: − Для них, для гостей! Я думаю, думающих иначе – нет? Если есть, то вы еще ни разу не были ответственными за их прием на вершине международных стандартов.
С одной стороны, конечно. С другой стороны, они всегда ломают устоявшиеся порядки и распорядки, генерируют беспорядки. Вот уж хотят они того, или нет, но так получается, и в этом их прелесть и беда. Прием гостей для экипажа – это как для лошади свадьба, по поговорке. Вот-вот, голова в цветах, а все, что наоборот – то в густом обильном мыле собственного производства. Только принимающий гостей старший начальник — может быть — выскажет потом мягкие критические замечание или снисходительную благодарность. И тут же забудет об этом!
− А, вот говорят, что женщины, даже кратковременные гости, на корабле – к несчастью? – спросил кто-то из молодых офицеров.
− Да ну, ерунда, − отмахнулся он рукой со стаканом в блестящем подстаканнике. Флагарт, однако, умудрился не полить, при этом, чаем свой рукав, скатерть и своих соседей: − Вон, американцы и даже англичане, старая морская нация, давным-давно допустили к службе на военных кораблях женщин даже офицерами, и, причём, даже в святую святых флота – в подплав, где всякие традиции чтут, как Конфуций – ритуал.
Подводники кое-какие собственные суеверия втихую уважают и соблюдают, так, как нигде! Ну, может быть, ещё и у лётчиков. Потому что и те, и другие каждый день очень близко ходят у самых ворот ада или рая. Это без красивых слов! Они нормальные, современные люди, только лучше не пробовать их достоверность. Стыжусь, но я с ними солидарен! Имел тому в жизни наглядные и весьма впечатляющие примеры! Они стараются не нарушать всяких там примет и условностей. Они, эти приметы, традиции и условности у тех, и у других вот так, прямо Луны не падали, а накапливались в опыте поколений! На всякий случай!
— Во как я вам мудро и неотразимо завернул! – похвастался флагарт.
— Кстати, а ещё каких-то 30 лет назад считалось, что женщина не сможет служить на лодке чисто по физиологическим причинам. Доктора спросите – он знает!
− Вот это придумали сами бывалые хитрые подводники, чтобы под благовидным предлогом не пустить женщин на свои лодки, не нарушив их общечеловеческие права! Какое-то время они держали оборону, но суфражистки и им подобные, все-таки ее взломали! Говорят, у них и командиры ПЛ есть – для примера. Нам на полном серьёзе об этом в академии преподавали. Как положительные результаты якобы научных исследований. Ещё бы, столько трогательной заботы о здоровье дам и защите их права на материнство! Только потом выяснили, что это обычная конъюнктурная подтасовка! – вставил корабельный «доктор», наконец, прожевавший свой бутерброд.
− Может быть, может быть – подозрительно легко согласился флагарт, − а вот я знаю один очень интересный случай, когда женщины стали причиной неприятностей у очень значительного количества матросов и офицеров. Даже у целого лёгкого крейсера, попавшего из-за них, нежно любимых, в насмешливый флотский фольклор. Это не считая «мелких брызг», вроде «фитилей» всякому начальству.
Вообще, для справедливости ради — по части общения с дамами, у офицеров флота был традиционный приоритет – ещё с времён русского императорского флота, о чем ходили анекдоты, в том числе и такие, что при нашем рождении они уже имели бороды, как у сказочного Черномора, ну такая длинная, на которой он ещё Руслана над Русью, как на вертолёте катал.
Папа — Мишка оглядел слушателей, и удивился, не встретив горячей, понимающей поддержки.
— Что, не слышали? –удивился он, — Что вы вообще в училищах делали? А? Нам, так еще на второй недели КМБ раз десять старшекурсники и курсовые офицеры поведали эту балладу – как пример… М-да-а! Ну – по моим теперешним нравам, анекдотец нудный, и весь его смысл и содержание в трёх последних фразах. Образно, в двух словах это выглядело так: Повёз свитский генерал-лейтенант свою дочь на первый балл во дворец кого-то из тогдашних вельмож. Это были неформальные регулярные смотрины, о которых все знали. Заботились о поддержании аристократической породы – как сейчас знатных сучек возят к знатным кобелям.
— Фу, как пошло! – фыркнул доктор, делая приличный вид.
Папа-Мишка кивнул и продолжал тему: -А для дочек знати приглашались в кавалеры для танцев молодые офицеры гвардейских столичных полков и даже юнкера и гардемарины элитных военных училищ.
И вот эта девушка успела перетанцевать с лейб-гусарами, Конногвардейцами, Преображенцами, с Павлонами, – все не то – ржут, как жеребцы, притом, не там, где бы надо. Сплошь и рядом наступают на бальные туфельки, цепляют шпорами, которые снять не захотели или забыли … Но — все не то, хоть плачь! Настроение у девочки – на нуле! А это – первый бал, как у Наташи Ростовой! Тут папенька резко извернулся, хвать молодого, нафуфыренного мичманка, маневрирующего у него на траверзе – и представил дочке. Мичман, не будь дураком, сразу понял – что требуется, и пригласил даму.
Стали они танцевать – один танец, второй тур … В перерывах то крюшон преподнесёт, тот разносчика шампанского подтянет … Щебечут то по-французски, то по-английски… Восторг и у девочки, и маменьки!
Генерал диву дался, задумался, хвать за рукав, к столику, хлопнули по фужеру «шустовского» и сатрап пытает молодца – Где, мол, нахватался? Как это у вас поставлено на флоте? – А польщённый мичман и отвечает:
— Ваше высокопревосходительство! А у нас, на миноносцах всегда так строго, не забалуешь! Командир — змей, старший офицер – тигр, все видит, все знает! Кто с женщинами обращаться не умеет, говорить на светские темы не горазд, непечатными словами как по печатному без оглядки шпарит, не надушен, не наглажен – так запросто – сразу за …хм-хм, скажем — форкоп, и – нах… за борт. Во как!
Говорят, что автором этого анекдота был сам Бухар Эмирский, старший артиллерист с канлодки «Эмир Бухарский», Бухаром его не зря назвали, любил он это дело, стопки мимо рта не проносил, но и головы не терял. У него даже работы научные были по баллистике А стрелял он так, что за 15 кабельтовых вторым снарядом попадал в плавающий артельный бак – кастрюля такая, литров на 10! На спор, за ящик «шампани», не раз и не два! Дед моего друга – однокурсника его ещё лично знавал!
Задремавший в тепле, под монотонный звук вентиляторов начальник штаба проворчал: — Михаил Сергеевич, уж больно издалека заходишь для боевого галса-то! Не надейся – не разойдёмся, тревога скоро!
— Ну, тогда внимайте! – хмыкнул флагарт и, допив свой чай, решительно отставил стакан в сторону.
— Давным-давно, (Боже, действительно, просто ужас, настолько давно! Неужели я уже такой замшелый?) попали мы на крейсерскую практику на Черноморский флот. Там вся дивизия крейсеров стояла на рейде прямо посреди бухты, а вокруг неё лежал вальяжно-разморённый на солнышке южный город. Условия проживания на крейсере, да ещё прикомандированных курсантов-первокурсников, были самые спартанские. Точнее говоря – кошмарно-романтические. Кубрики мы честно делили со стадами крыс, чешуйчатые хвосты которых нагло свисали с кабельных трасс. Это – отдельная история!
Так что, эти последние классические лёгкие крейсера вполне заслуженно назывались в курсантской среде, скорой на всякие точные, клейкие, как к заду банный лист, иронически-юмористические прозвища, «тюрьмой народов». Был тогда такой пропагандистский штамп, означающий агрессивно-загнивающий империализм. Из всех развлечений у нас было – если везло — разглядывание в визир или в бинокль гуляющих туристов, и купающихся у набережной представителей местного населения. Меня повергала в дрожь одна только мысль об их беспечности и не брезгливости, так как экипажи на множестве кораблей, успешно перерабатывали флотскую калорийную пищу… А продукты этой переработки так же успешно, без замечаний, стекали в эту бухту со всех боевых и вспомогательных единиц. А они, эти туристы и жители, туда восторженно ныряли и во всем этом плавали и резвились! Вот тебе и «самое синее в мире»! Б-р-р!
А попали мы тогда по расписанию в дивизион универсального калибра. Это были такие двухорудийные башни со 100-мм пушками. По три с каждого борта! Отдельное внимание – постам наводки! Именно туда я был расписан по тревоге. Все счётно-решающие приборы состояли из каких-то шестерёнок, кулачков и ещё чего, и очень напоминало разросшийся арифмометр. Однако, должен сказать, на его работу никакие компьютерные вирусы и всякие штучки РЭБ никак подействовать не могли на его 152 и 100 миллиметровые снаряды. Сплошная голая механика. Логарифмическая линейка! Это факт!
Командир дивизиона, капитан-лейтенант, выпускник нашего родного училища, занимался с нами по специальности лично. Он был далёк от мысли, что нас угораздит попасть на таких вот «бронтозавров», но справедливо считал, что лишних знаний не бывает.
Теперь-то я тоже так думаю, но тогда …
Представьте себе: блеклое море, жара, духота, запах перегретого металла и машинного масла, а в паре-другой кабельтовых полуобнаженные красотки дефилируют по набережной, загорая. А тут тебя всякие садисты насильно пытаются заставить запомнить калибры и дистанции, гироплощадки, всякие дурацкие переменные и постоянные математические величины. Плюс разные типы снарядов да способы стрельбы! А нам так хотелось отдохнуть от «тяжёлых боев» недавней сессии и морально подготовиться к первому военному отпуску!
Поэтому, против такой информации размякшие от жары наши мозги отчаянно сопротивлялись и активно ставили помехи попыткам этих знаний закрепиться в памяти, прячась среди размякших извилин и загогулин.
Наконец, комдив сжалился над нами и второй час занятий решил провести в тени одной из башен главного калибра. Отлично понимая наше нерабочее настроение, в конце занятия он рассказал нам историю, в которой убедительно показывалось, что излишние усердие на службе может привести к непредсказуемым последствиям.
− А дело было так: на одном из наших черноморских лёгких крейсеров экипаж встречал своих шефов. Как обычно шефы привезли с собой в качестве подарков много нужных вещей, даже новые, сияющие радостным солнечным цветом свежей меди, инструменты корабельному оркестру.
А самое главное − ещё они привезли с собой какой-то профессиональный ансамбль песни и пляски своей областной филармонии, да ещё, преимущественно, женский. Что и взбудоражило весь военный коллектив, особенно матросов. Каждый хотел посмотреть на их выступление! Да вот беда: даже на палубе крейсера невозможно разместить и сцену, и зрителей.
Поэтому, дали команду связистам подготовить трансляцию концерта по внутренним помещениям по корабельной громкоговорящей связи, чтобы все могли, если не увидеть, то, хотя бы, услышать концерт приезжих артистов.
Тогда на ют, за четвертую башню притащили и банки из кубриков, и стулья из кают-компании, даже кресла из салона командира для особо почётных гостей. Среди них были, и секретарь обкома партии от шефов, какой-то бонза из Севастопольской верхушки и так, по мелочам…
И начался концерт! Честно говоря, артисты не халтурили и от души демонстрировали своё уменье морякам. По кубрикам, каютам и боевым постам вовсю звучали народные и эстрадные песни, музыка к танцам, шутки конферансье. Все было здорово! Час концерта пролетел незаметно.
Настало время командиру поблагодарить артистов. Им вручили традиционные подарки: матросские тельняшки, бескозырки, значки и сувениры, а руководителю ансамбля расчувствовавшийся командир подарил свою знаменитую на всей дивизии белую фуражку севастопольского пошива, с полями, по фасону, чуть-чуть меньше вертолётной площадки.
И, наконец, по традициям флотского хлебосольного гостеприимства, командир пригласил артистов и гостей в кают-компанию на «лёгкий флотский обедо-ужин», часто угрожающий перерасти и в завтрак для более узкого круга чиновников.
Младшие офицеры, заранее расписанные по маршруту, провожали девушек из ансамбля в кают-компанию, помогая преодолевать высокие комингсы броневых дверей и крутые трапы. При этом, они отчаянно старались не заглядывать под широкие концертные юбки своих сопровождаемых, старательно отгоняя собственные взгляды на всякие там маркировки дверей и люков.
Офицерская галантность плюс крейсерская организация! Красота! В это время дежурный по кораблю вывел расходное подразделение на ют. Матросы этого подразделения должны были побыстрее разнести по местам банки и стулья, как это у нас называется: «привели ют в исходное». Организовав их на трудовой подвиг, офицер занялся своими неотложными делами, которых у дежурного по крейсеру всегда непочатый край.
В кают–компании крейсера в это самое время уже вовсю пошли взаимные поздравления и тосты. Слово взял командир корабля, и начал своё красивое эмоциональное выступление, дополняя его стихами. Он к нему готовился сам лично, причём, долго и с чувством. Рояль в кустах, корочке!
И в это самое-самое время на опустевшем юте командир расходного подразделения подошёл к леерам, с сожалением и завистью разглядывая население Севастополя, мирно гуляющее на набережной.
Но оставшиеся без командирского присмотра молодые матросы, (а именно они попадают в расходные подразделения, особенно на праздник, хоть ты дерись с командирами боевых частей), не дремали и тут же начали дурачиться, резвиться и носиться друг за другом. И тут один из них, маленький, рыжий и конопатый, подбежал к неубранному ещё микрофону.
Кривляясь и пародируя конферансье, рыжий загнусавил, вцепившись в микрофон обеими руками: «Здрасьте, ребятишки, черные штанишки! Сейчас тут будет выступать медведь, он будет гири чем-то там вертеть» И так далее, а потом звонко запел деревенские матерные частушки.
Но именно вот этот самый микрофон радисты по своей природной тяге к длительной раскачке ещё не отключили! И весь «бенефис» этого конопатого обормота полностью прослушали по всему кораблю! И в кают-компании, между прочим, — тоже. Частушки как раз напрочь заглушили попытку командира красиво завершить свой тост. Раздались подавляемые смешки, слышались зачатки рыданий, неумолимо назревала неловкость. А быстрый, красный, как пожарная машина в сугробе, замполит метнулся к двери, не дожидаясь указаний командира. Но там, как раз, находился в ожидании старпом – мало ли чего! И он махнул рукой заму – понял, оставайся, сам, мол, справлюсь.
Как и положено, гроза корабельных бездельников и негодяев решительно взял инициативу на себя и резво побежал к юту, закипая по пути благородной местью. Добежав до юта, даже не переводя дух, он начал:
− Ага, вот тут кто куролесит, едрит-дрит-дрит-дрит! Командир расходного подразделения! Вы тут ушами сено стрижёте, а ваша шайка деклассированных бабуинов в белых робах засыпала весь крейсер и его окрестности миазмами похабной матершины, мать в перемать, в холодный вас дизель и многоцветную верблюжью колючку на геморрой в самый дейдвуд.
Забрав ветра в паруса, старпом продолжал:
— Полный корабль … (допустим, блондинок – прим. автора), а вы тут ругаетесь исключительно похабным матом! Вон, посмотрите, по набережной даже все местные … (опять же – блондинки) разбегаются, зажав ручками свои хорошенькие ушки. А ну, чтоб через десять минут ют был в исходном! А не то…! − старпом перевёл дух, забрал новый ветер и продолжал:
− А ты, хренов рыжий рифмоплет, будешь завтра после отбоя учить Пушкина наизусть, до посинения, стоя у меня под каютой! Чтоб до тебя, мать-в мать-перемать, тудыт ее в плазменные двигатели и шаровые опоры, наконец-то дошло, какой язык ты, мать твою так и разэдак, в загробные рыдания, позоришь! Сегодня … (кое-чем) принесло высоких гостей, а вы тут все хренами позасеяли! Теперь они про нас всю правду подумают! А все из-за вас! – он многозначительно оглядел всех, у кого не хватило ума или скорости куда-то дематериализоваться.
— А они же должны считать, что флот — эта самая образованная и культурная часть наших доблестных Вооружённых Сил, и что у нас за матерные слова − так сразу за этот самый пещеристый фаркоп — и за борт!», как всегда было на славном русском флоте!
Ну, и так далее по тому же курсу…
И вот тут появились связисты, да ещё в тапочках на босу ногу. Очень вовремя, к самой раздаче! Вот только этого и не хватало ревнителю Корабельного устава и флотских традиций! По сравнению с этим вальяжным выходом связистов – да красный плащ тореро для быка – так это ещё леденец с валерьянкой! Не более того! Особенно, по сравнению с тем, когда порядочный старпом видит бойца на верхней палубе гордого крейсера, обутого в милые, уютные домашние тапочки в красно-чёрную клеточку
Да, именно – тапочки! В радиорубке, на КПС, в сапогах или ботинках очень дискомфортно, даже просто долго не высидеть. И крохотное, прогреваемое помещение от аппаратуры… Можете представить запах от обуви, коли так. Форменных «тапочек с дырочками» тем, кто не ходил на боевые службы на Юг не выдавали, вот они и доставали сами, где могли и что могли. Он тут же закипел, как старый ржавый радиатор, разбрызгивая в разные стороны пену, и забрал прямо из космоса вдохновения для благородного гнева: − А – А –А! — закричал он, победно бросаясь на бедных связнюков, как крестоносец на сарацин: − Явились бойцы вечно неслышимого фронта! Какого вы … шланга до сих пор не поубирали свою аппаратуру! Я сейчас эти ваши микрофоны и кабели знаете куда вам засуну? (Бойцы знали). А вашему командиру и колонку вот эту лично на голову одену! А ну…
И все вокруг быстро-быстро забегали, сделав за пять минут все то, и даже больше, что пытались сделать целых полчаса до этого.
Крейсерский порядок и личный статус-кво старпома были быстро восстановлены. А он сам, переведя дух, довольный собой, с чувством исполненного долга, двинулся обратно к кают-компании, поправляя сияющие юбилейные медали на тщательно наглаженной белой тужурке. В небольшом холле перед ней стояли молодые офицеры, с трудом подавляющие смех. Некоторые собирали слезы и сопли в накрахмаленные свои платки.
А из самой кают- компании слышались странные хрюкающие звуки и прорывающийся откровенный «гомерический» хохот!
«Интересно, что там такое смешное рассказывают! Опять чего-то интересное пропустил! Эх, служба чёртова! Вот ужо, наверстаю, вот стану когда-то, наконец командиром … » − сокрушённо-мечтательно подумал старпом. Мы всегда откладываем хорошее, плохое и приятное на момент достижения более высоких ступеней служебной лестницы.
Старпом довольно заглянул за дверь. Зрелище его сразу потрясло. Все, находившиеся там, буквально, лежали на столах или сползали со стульев от смеха. Из глаз «главного шефа», секретаря обкома партии, ручьями текли скупые мужские слезы. Он уже не мог смеяться, а просто икал. Веселились все − кроме командира крейсера, начпо дивизии и замполита корабля. И хоть они тоже прослушали пламенную, красочную тираду старпома, усиленную корабельными динамиками, но смеялись как-то скупо, без аппетита, разве что из вежливости – так сказать, для поддержания компании.
− Да, ты навёл порядок, − медленно процедил командир. Интонация его предвещала неприятный разговор для старпома tet-a-tet, обучение этикету и протоколу, а также долгую душеспасительную беседу с начпо дивизии, который может, в связи с этим, несколько отдалить его чудесное превращение в командиры…
«Да, придётся, бабочке — «адмирал» побыть ещё не вылупленной куколкой!» – заумно посочувствовал сам себе героический старпом.
Но возникшую неловкость быстро замяли, ведь гости юмор ситуации понимали, чему способствовали и хлебосольство хозяев, и состояние благодушия, определяемое нашим народом как «навеселе» после примерно пяти тостов. Праздник!
Вот тогда меня сняли с дежурства, отстранили от вахт, лишили допуска, и старпом принимал все зачёты у меня лично, с пристрастием первой степени… − завершил наш словоохотливый комдив. «Вот и проболтался!» − поняли мы.
− Ну, должен же был бы кто-то в этом виноват! Как и что досталось старпому – история умалчивает. Он сам не хвастался, а командир с нами, понятное дело, не делился. Это основной постулат военно-морской системы управления – во всем должен быть найден кто-то хоть как-то виноватый! — завершил свою историю наш рассказчик.
Вдруг, комдив и сам понял, что нечаянно проболтался. Улыбнувшись, он сказал: — Только сами не проболтайтесь нечаянно, особенно при старпоме, это ему как красным сапогом между ног, он тут и офицеров-то съест без соли за это напоминание, а уж вас-то… — закончил свой рассказ наш комдив.
Вот такие вот трудности экипажу создают даже хорошие гости. Хотя и говорят, переделывая широко известную крылатую фразу, что человек сам проектировщик и успешный искатель собственных неприятностей…
После, уже в годы своей длительной, прямо-таки, бесконечной офицерской службы, я слышал нечто подобное от подводников, с других флотов … Но – по-моему, история комдива − ближе к оригиналу! – завершил флагарт свой рассказ, и взглянул на часы.
А вот ещё был случай… начал было он, да тут раздался протяжные звонки учебной тревоги. − Ну, что, товарищи офицеры, по местам! Продолжение следует!
Замечательный рассказ.. И вполне реалистичный…
Очень реалистично. Вспоминаю свою службу в 1960г на крейсере Адмирал Ушаков, когда он был еще на СФ.
Шефом крейсера был (если мне не изменяет память) Обком комсомола. И вот однажды, в какую-то памятную дату
на крейсер с визитом на экскурсию приехали шефы, в основном девушки- комсомолки. Их водили по кораблю, знакомили с службой и бытом экипажа. Решили показать им и машинное отделение. А спуск в машинное отделение № 2 был по почти вертикальному трапу метров 10-12 высотой. В те времена мало кто из девушек носил брюки и, естественно все были в нарядных платьях. И вот как только одна за другой они стали спускаться по вертикаль-ному трапу хулиганистый матрос из машинной команды запустил вентилятор. Картина на трапе была достойна кисти большого художника — в мгновение ока платья девушек задрались у них на головах, обнажив нехитрые в те времена нижние детали женского туалета. Визг девиц заглушил рев мощного вентилятора. Экскурсия в машину сорвалась. Матросика — виновника не нашли.
У нас на Минске был замполит, который собрал в Севастополе работающих на корабле женщин и попросил носить брюки, так как матросы сидят под трапами и подсматривают, когда начнут спускаться женщины в юбках или платьях. А женщин после выхода из завода было на корабле очень много — инженеры, настройщицы, регулировщицы, малярши, изолировщицы и так далее. И одна из женщин, таких крупногабаритных встала и с улыбкой сказала заму — Да нехай смотрют. Не развалимся чай, а нашим мальчикам приятно сделать, что-то хорошее во время этой службы. Во море уйдете и посмотреть будет не на что и не на кого. Зам возмутился — говорит как вы можете так говорить? Вы же комсомолки, советские женщины. Разве такое может быть приятно? Может — заверили его женщины — даже и не такое.