Цмокун В. Порядок в танковых войсках

Слышал, как – то в детстве военную песню про танкистов с таким вот припевом. Но, отслужив после окончания военно-морского училища к 1987году почти десять лет на флоте, меньше всего думал, что однажды, сентябрьской ветреной ночью, этот припев будет прокручиваться в моей голове раз за разом, заглушая все остальные эмоции и чувства. Впрочем, изложу все по порядку.

Был вечер субботы в нашем гарнизоне, именовавшемся в некоторых документах как РТБ флота «Реттиховка». Парко–хозяйственный день в части закончился. Офицеры и мичманы, за исключением дежурных и обеспечивающих, уже ужинали в кругу семей, для матросов в клубе части крутили фильм. Погода была по- осеннему прохладной, но очень радовало то, что шедший дня два или три подряд мелкий дождик под утро, наконец, прекратился. В казармах и домах офицерского состава было тепло. Отопление матросских кубриков и жилых домов в гарнизоне всегда работало хорошо, так как было закольцовано в систему отопления ракетных цехов и хранилищ.

От предвкушения наступающего выходного дня было особенно приятно находиться в тёплой квартире, читать с дочкой какую-то то детскую книжку, заниматься какими-то то мелкими домашними делами…

Я служил тогда помощником командира по материально- техническому обеспечению, если коротко – пом по МТО. Накануне мой начальник продслужбы, капитан–лейтенант Косолапов заехал с бочкой бензина, выделенной начальником автослужбы, к нашему деловому партнёру, как сказали бы сейчас — председателю одного небольшого колхоза.

Колхоз находился где – то на полпути между нашей частью и городом Спасск-Дальний, километрах в сорока — пятидесяти. В него входили две или три небольшие деревеньки. Как жители этих деревушек выживали в своём колхозе, не знаю, не об этом речь.

Было у них, недалеко от дороги, в низинке, большое картофельное поле. Часть этого поля по договорённости с председателем засевалась и выкапывалась силами нашей части в обмен на бочку бензина. В конце дня уборки картошка в ящиках загружалась на машину и все ехали домой. Под это дело всегда выделялся огромный двенадцатитонный КРАЗ–255, с тремя ведущими мостами и широкими колёсами повышенной проходимости. Места в кузове хватало и для людей, и для картошки.

В эту субботу с погодой для сбора картошки повезло. Дождь прекратился. Дул прохладный ветерок, иногда даже солнце проглядывало. С утра, согласовав все с командиром базы и получив «добро» на отправку людей, я принял от командиров технической роты и роты охраны 20 матросов, старшим назначил, как обычно, мичмана — начальника столовой и проверил, получили-ли бойцы сухой паек на день. Все было нормально. Каждый получил по несколько банок тушёнки и каши, сахар для чая. Под присмотром мичмана матросы загрузили в машину ящики для картошки, лопаты, а ещё — ведра и чайники, чтобы на костре можно было и запечь свежую картошку, и чай вскипятить. Конечно, лопаты загрузили с запасом, на случай поломок. В общем, не в первый раз ехали. Сборы были недолгими и вскоре КРАЗ с бойцами и ящиками в кузове выехал через КПП части. Возвращение этого продовольственного отряда я ожидал часам к 19.00.

День пролетел быстро. За окнами стемнело. Наконец, где-то около восьми часов вечера в прихожей, где после назначения меня помощником по МТО висел установленный по приказанию командира телефон, раздался звонок.

— Ну, наконец-то! — подумал я с облегчением и снял трубку.

Но вместо бодрого голоса мичмана, докладывающего о приезде и сдаче ящиков с картошкой в овощехранилище я услышал озабоченный голос командира части, полковника Виталия Ильича Протаса.

— Такое дело, помощник! Только что дежурному по части позвонил дежурный по железнодорожной станции из Реттиховки. До них дозвонился наш друг-председатель из деревни, передал, что машина наша у поля засела, надо вытаскивать!

— Как это КРАЗ – вездеход может засесть, товарищ командир? — удивился я.

— Вот и я не понимаю. Короче – садись на дежурную машину, сейчас к дому подъедет, и дуй на помощь. Разберись там, в чем дело и приезжайте! — ответил командир части и положил трубку.

Я понимал, что на ночь глядя, в поле, обстановка будет далека от парадной. Поэтому собирался основательно. Надел тёплые носки под свои старые офицерские брюки, резиновые сапоги. Под китель- тёплую тельняшку, наверх — свой старый корабельный альпак (чёрную нейлоновую куртку с капюшоном и с подкладкой из тонкого войлока). Немного подумав, решил вместо фуражки взять тоже свою корабельную пилотку, в ней ездить гораздо удобнее. В общем, экипировался.

Выходя из квартиры, услышал на улице приглушенный шум двигателя. Машина уже ждала у подъезда. Это был бортовой ГАЗ-66, тоже хорошая двухосная машина повышенной проходимости. Мелькнувшую мысль о том, что она почти в четыре раза легче засевшего КРАЗА, я по глупости отогнал. В голове не укладывалось, как это КРАЗ–255, который у нас использовался в качестве ракетного тягача и мог преодолевать реки глубиной до полутора метров, может застрять в хорошую погоду возле какого – то поля! На всякий случай спросил матроса – водителя, есть- ли у него буксирный трос. «Да, взял стальной трос на всякий случай.» — ответил матрос. «Хотя, если КРАЗ и в самом деле засел, мы -ж его на нашей машине не вытащим!» — добавил он и вопросительно посмотрел на меня. – «А ты представляешь, где там можно засесть? — спросил я. «Да нет.» — ответил он. – «Ну и ладушки! Поехали, посмотрим!» — оптимистично сказал я и мы поехали.

Как я уже говорил, стемнело. Фонарей, естественно, на дороге не было, поэтому ехали не очень быстро и аккуратно. Где- то в десятом часу доехали до деревни и свернули на дорогу, ведущую к полю. Через несколько сот метров сквозь деревья увидели отблески костра.

— Вон они, наши! — обрадовался матрос.

Подъехали ближе. Нас тоже увидели, к машине подошла группа матросов и мичман. Остальные сидели вокруг двух небольших костров на поляне, недалеко от стоящего на этой же поляне КРАЗа. Чуть поодаль стояли сложенные в штабель ящики с собранной картошкой. Судя по измазанным грязью матросам, времени даром они не теряли. Форма мичмана тоже была вся в сырой земле.

— Ну, рассказывай! — сказал я ему.

Матросу-водителю моей машины я приказал чуть подъехать и осветить фарами засевший КРАЗ, а сам с мичманом подошёл к нему вплотную. В общем, осмотр меня не порадовал. Машина вошла в землю до половины своих огромных колёс. Фактически, огромный грузовик-вездеход лежал на своих трёх ведущих мостах, зарывшись в сырую землю. Видно было, что водитель пытался выбраться из ловушки, но, по неопытности, только глубже зарылся.

Мичман поведал мне, что, приехав к полю, решил поставить машину поближе и высмотрел эту полянку недалеко от ручья. Поставил машину, выгрузили инвентарь пошли на поле. Водитель, как обычно, завалился в кабине спать и даже не чувствовал, что машина оседает на слабом грунте. Видно, шедшие несколько дней дожди настолько напитали землю влагой, что за несколько часов стоянки тяжёлая машина вошла в болотистую почву.

 — Почему не отъехал на дорогу? — спросил я матроса-водителя.

Тот виновато молчал.

За него ответил мичман: — Да он, товарищ капитан 3 ранга, проснулся, когда мы пришли с поля обедать! Попробовали, конечно, лопатами откопать – воды много, только глубже засел!

— А чего сразу не сообщили в часть?

— Так хотел дозвониться из председательской конторы – связи не было! Я и вернулся на поле, а председатель обещал дозвониться, когда связь будет! — ответил мичман.

В общем, выходило так, что надо было принимать решение – или оставлять машину, забирать картошку и людей и ехать в часть, или пытаться как- то машину вытащить. Я знал, что в деревне, да и у нас в части нет тяжёлого трактора, которым можно было – бы засевший КРАЗ вытянуть. Но ведь у меня под рукой была своя машина! Вот тут – то у меня и возник план, который я изложил мичману. Спросил, осталась ли еда у бойцов.

— Да тушёнки я с запасом взял, товарищ капитан 3 ранга! Хлеб ещё остался. У костров тепло, не пропадём. Только бы с машиной вернуться! — ответил он.

И я рванул к ближайшей деревне. Подъехали, осмотрелся. Было около одиннадцати часов. В большей части домов света уже не было, но кое-где окна ещё светились. Мы подъехали к одному такому дому, я прошёл во двор и постучал в дверь. Прошла пара минут. Наконец, на соседнем с дверью оконце отодвинулась занавеска и чьё-то лицо внимательно меня изучило. Потом я услышал шевеление за дверью и вопрос:

— Ты кто такой и чего надо?

Судя по голосу, человек был старше меня.

Ответил: Отец, открой, я офицер из Реттиховки, дело есть!

Дверь открылась, зажглась лампочка, на крыльцо в наброшенном на плечи ватнике вышел дед с бородой, как у адмирала Макарова. Он несколько секунд вглядывался в мою пилотку с флотским «крабом».

— Чего это ты, морячок, здесь делаешь?

— Отец, долго объяснять! Ты мне скажи лучше, военные какие–нибудь у вас тут стоят поблизости?

 Дед задумался. Чувствовалось, что он знает военную тайну, но кому попало не выдаст. Чтобы ускорить процесс, я расстегнул альпак и стащил часть куртки с левого плеча, показав деду погон со звездой.

— Вот, смотри, отец! И документы могу показать! — сказал я.

— Да ладно, вижу! — успокоился дед!

— Ну, есть тут в нескольких километрах танкисты. Ты на машине? \

— Да

— Как же тебе объяснить- то?

— А нарисовать сможешь, отец?

— Ну, жди, сейчас нарисую! — с этими словами дед скрылся в доме, а я подошёл к машине, залез в кабину и объяснил предстоящую задачу водителю.

Вскоре опять зажглась лампочка над дверью дома. Мы с матросом вышли из машины и подошли к свету. Конечно, до уровня Картографического управления Генерального штаба нарисованная дедом карта не дотягивала, но после нескольких наших уточняющих вопросов место расположения танковой части мы представили.

Пожали друг другу руки, пожелали деду спокойной ночи.

— Удачи, морячки!» — ответил дед и ушёл домой.

Лампочка над крыльцом погасла. Мы залезли в кабину, ещё раз при тусклом свете автомобильной лампочки просмотрели широкие и узкие полоски на тетрадном листке. – «Ну, с Богом!» — как- то само собой вырвалось у меня, и мы поехали.

Конечно, с первого раза мы в темноте один из поворотов проскочили. Вернулись назад. Поехали опять, внимательно вглядываясь в лес по обе стороны дороги. Нашли нужный поворот, потом развилку, потом ещё поворот.

Наконец, абсолютно неожиданно для нас, упёрлись в опущенный шлагбаум. Рядом стояла избушка 3 на 3 метра из красного кирпича с двумя окошками. Третье окошко тоже было и смотрело на дорогу по другую сторону шлагбаума, но это я узнал, когда оказался внутри. Почему-то только одна сторона избушки была побелена и над окном большими полуметровыми буквами чёрной краской было написано «КПП». На окнах были простые занавески, которые, очевидно, должны были скрывать от шпионов численность гарнизона этого бункера. Но над шлагбаумом на столбе горел фонарь и внутри КПП тоже виднелось освещение. Водитель несколько раз просигналил, из избушки вышел боец в шинели, с повязкой на рукаве и с болтающемся на ремне штык-ножом. Честно говоря, это меня обрадовало. Наличие бойца с повязкой и штык-ножом уже говорило о присутствии какой-то организации службы в части.

Я надел пилотку и вылез из машины. Подошёл к солдату, представился. Солдат был, судя по всему, из Средней Азии, смотрел на меня и молчал, чему я не удивился. Мне достаточно было того, что на петлицах его шинели я увидел маленькие танки. Значит, попали по адресу!

— Пойдём на КПП! — сказал я ему.

Он так же молча кивнул головой, и мы зашли в домик. На дощатом топчане у стены спали ещё два бойца в шинелях, у одного на погонах виднелись лычки младшего сержанта. У двери, под окошком, выходящим к шлагбауму, стоял небольшой стол, под ним армейская табуретка. На столе телефон с ручкой в эбонитовом корпусе и какие-то журналы. Очевидно, документация по пропуску машин.

 — Кто старший? — спросил я.

Из ответа бойца понял, что старший — один из тех, кто спит на топчане и поднимать его не надо, сейчас не его смена.

— Ладно, — говорю — А связь с дежурным по части есть?

— Да! — отвечает.

– Ну, соедини меня!

— Ест! — бодро ответил боец и закрутил ручку аппарата.

В трубке послышался чей-то голос.

Дальнейший разговор помню, конечно, не точно, но суть постараюсь передать.

 — Товарищ прапорщик, тут моряк приехал, дэжурный нужно! — доложил в трубку боец.

На том конце несколько секунд молчали, потом прапорщик разразился длинной речью. Если убрать половину, сказанную матом, смысл оставшейся половины заключался в том, что боец, видимо, опять накурился конопли, что моряков в лесу не бывает, что на этот раз его точно посадят на гауптвахту и вообще — срочно сержанта к телефону.

Я решил, что пора вмешаться и взял трубку телефона. Опять представился. Сказал, что боец не обкурился, служба несётся исправно, мы тут вообще проездом и нужен дежурный по части по важному делу. Спросил, сможет-ли кто из смены проводить меня в штаб.

Прапорщик немного успокоился, сказал, что дежурный по части ушёл проверять караул и попросил передать трубку солдату. В результате сержант был разбужен, тоже удивился моей флотской пилотке, но довольно быстро собрался и повёл меня к штабу, куда должен был вернуться с обхода дежурный по части.

Сама часть от КПП не просматривалась, но за изгибом дороги уже стали видны строения военного городка. До штаба дошли минут за пять, в двухэтажном здании комната дежурного почти ничем не отличалась от нашей.

Такой-же стол со стопкой потрёпанных журналов входящих и исходящих телефонограмм, приёма – сдачи дежурства и прочих документов. Такие – же большие часы над сейфом с пистолетами. Часы, между прочим, показывали уже около часа ночи.

Помощник дежурного по части, тот самый прапорщик из телефонной трубки, встретил меня, отослал назад сержанта и предложил чаю, что было очень кстати.

Я рассказал, как оказался в этих краях и что за беда приключилась. Спросил, есть – ли у них танковые тягачи?

 — Конечно! — ответил прапорщик.

Но эти вопросы может решить только командир, который в отъезде или начальник штаба. Но он звонить начальнику штаба не будет – надо дождаться дежурного по части.

Пришлось ждать дежурного.

Усталый майор появился около двух часов ночи и, судя по виду, уже мечтал, как завалится спать на четыре часа в койку за перегородкой комнаты дежурного. До сих пор помню, что этот момент в Инструкции дежурного по части в Уставе дополнялся словами «не снимая снаряжения и не раздеваясь».

Майор увидел меня, (а я уже согрелся и скинул альпак, оставшись в своём флотском кителе) вопросительно взглянул на прапорщика. Тот объяснил ситуацию.

Я вытащил своё удостоверение личности, показал майору. Несколько секунд он молчал, прикидывая что–то в уме. Видимо, считал, сколько драгоценных минут сна безвозвратно уйдут прямо сейчас и стоит–ли ночью поднимать с постели начальника штаба.

Наконец он вздохнул и сказал прапорщику:

— Ну что, помощник, поможем флоту!

С этими словами майор снял трубку телефона и набрал номер. Через минуту на том конце провода взяли трубку. Майор коротко доложил обстановку. Выслушал ответ.

— Да, товарищ подполковник, документы проверил! — опять сказал в трубку.

На том конце человек задумался. Потом майор протянул мне трубку

— Тебя!

Я взял трубку, представился.

— Слушай меня, капитан! — услышал я голос начальника штаба – Тягач из парка я тебе не дам, мало – ли чего. Но через пару часов должна возвратиться с полигона наша колонна, в составе колонны есть тягач. Если перехватишь их на повороте, там старшим наш комбат идёт, можешь попросить, если ненадолго. Я разрешаю!

— А записку от дежурного по части могу попросить, а то если не поверят?

— Ха, ну ты, моряк, сразу видно, не первый день служишь! Ладно, дай трубу дежурному, скажу, чтоб написал!

Короче – получил я записку от дежурного и ещё одну нарисованную схему дорог с крестом в том месте, где нам надлежало перехватить танковую колонну. Сунул оба листка в нагрудный карман кителя, поблагодарил и собрался уходить.

— Погоди, моряк! — майор извлёк откуда-то плоскую флягу из нержавейки, почти такую- же, как и те, которые на кораблях именовались «шильницами» и использовались для тех – же целей.

Прапорщик из ящика стола достал несколько кусков хлеба и три медные рюмки, сделанные, очевидно, из гильз от патронов к зенитной самоходной установке калибра 23 мм.

— Давай, за удачу! — сказал майор, наполнив рюмки – гильзы.

— Знакомый вкус! — подумал я, закусив разведённой спирт кусочком хлеба. – Спасибо, мужики!

— Давай, счастливо!

Распрощался с двумя хорошими мужиками и поспешил к машине. Матрос – водитель дремал на сиденье. Я разбудил его, и мы опять тщательно изучили нарисованную карту, потом аккуратно развернулись на узкой дороге и поехали. Минут через двадцать мы были на месте, обозначенной на майорской карте крестиком. Заглушили двигатель, прислушались. Ночь была тихой, но шум ветра и шелест деревьев перекрывал пока все прочие звуки. Я ещё раз сравнил нарисованную схему с местностью. Вроде – бы все правильно, оставалось только ждать.

Время шло. Конечно, я слегка нервничал. Принятая «за удачу» рюмка немного сняла напряжение, но я, также, как и матрос – водитель, продолжал вслушиваться в звуки ночного леса. Было уже почти пять часов утра, когда мы услышали шум моторов и увидели огни приближающейся колонны. Водитель замигал дальним светом, а я вышел и встал на дороге впереди машины с поднятой рукой. Колонна остановилась.

Ко мне подошёл офицер в танковой куртке.

Тот-же самый вопрос:

— Моряк, ты что здесь делаешь?

— Мне нужен комбат … (фамилию, к сожалению, уже не помню).

Услышал:

— Товарищ майор, Вас какой-то моряк спрашивает!

Жду.

Подошёл ещё один офицер, тоже в короткой танковой куртке и шлеме на голове.

— Ну, здорово! Кому не спится в ночь глухую?

Я не стал обижаться на танкиста, хотя знал ответ на этот старый вопрос. Видно было, что он не меньше меня устал после нескольких часов марша.

Я представился, показал при свете танковых фар своё удостоверение, рассказал коротко, как я оказался на этой развилке и передал ему записку дежурного. Майор прочитал записку, стянул шлем с головы и почесал затылок.

— Кто ты по званию? — переспросил он.

Я не стал углубляться в особенности военно–морских званий, просто опять стянул альпак с левого плеча, показал погон со звездой и сказал: — Да можешь для краткости звать меня Володей, я по сухопутному тоже вроде майора.

— Ну, добро! — сказал он. – Только, понимаешь, какое дело…

Я напрягся и мне, честно говоря, стало в этот момент нехорошо. Неужели все зря?

— Понимаешь, какое дело, Володя …» — продолжил майор. – Тягач я тебе дать не могу, сломался он, вон, в хвосте колонны на буксире ведём. А хочешь, я тебе танк дам?

— Какой танк? — машинально переспросил я.

– Хороший, Т – 72. В нем весу 40 с лишним тонн, он твою колымагу моментом выдернет! Старшим командир взвода поедет, чтоб мои мазурики тоже где–нибудь не застряли. Ну?

— Конечно, добро! — ответил я.

Майор отдал кому – то приказание и через несколько минут к нашей машине подъехал танк. На башне сидел молодой парень, в комбинезоне и в шлеме.

— Ты все понял, взводный? Поможешь морякам и пулей в часть! — очевидно, для ясности повторил майор.

— Так точно, товарищ комбат! — прокричал с танка взводный.

— Давай, моряк, лезь ко мне! — весело скомандовал он.

Я подбежал сначала к нашей машине, спросил водителя, помнит-ли он дорогу назад, к полю. Матрос ответил, что помнит. Тогда, говорю, давай, только не очень быстро, а мы на танке за тобой. Матрос, может быть, и удивился, но коротко ответил «понял» и немедленно завёл двигатель. Не помню сейчас, с какой стороны, но на танк я забрался довольно быстро.

— Давай, друг, за машиной! — только и успел сказать.

Танк тронулся, и я чуть не слетел с башни. Парень оказался старшим лейтенантом. Помог мне разместиться на люке слева от себя, показал, за что держаться. До поля было несколько километров, танк шёл неожиданно плавно, без рывков. Жизнь вроде-бы налаживалась. Разговорились, познакомились. Его, я помню, звали Егором.

Вот тут – то я и вспомнил этот припев- «порядок в танковых войсках». Спросил про эту песню взводного.

— А мы ее иногда на строевых смотрах поем! — гордо ответил он, видно, ему понравилось, что даже такие далёкие от танков люди, как моряки, слышали эту песню!

В общем, парень оказался весёлый и толковый.

— Пушка – то у тебя, кажется, калибром 125мм? — спросил я, кивнув на уходящий в темноту ствол.

— Да! — удивлённо ответил старлей.

– Да не удивляйся ты, я сам из корабельной артиллерии. На моем эсминце главный калибр был – две 130мм башни.

После этих слов я понял, что взводный проникся ко мне симпатией, почти как если – бы я тоже был танкистом! В этом я убедился, когда мы въехали на поляну под оторопелые взгляды пригревшихся у костров матросов.

Разбудили мичмана, спавшего в кабине аварийного КРАЗа. Вместе со старлеем обошли машину, потом он внимательно осмотрел поляну.

Спросил:

— Ну что, начнём, товарищ капитан 3 ранга?

Мне понравилось, что он не стал упрощать и назвал меня флотским званием.

— Ну, раз так… Давай, Егор, командуй! Все мои – в твоём распоряжении! — ответил я.

Рассвет ещё не наступил. При свете фар моей машины взводный приказал перенести в сторону ящики с картошкой и убрать один из костров, горящие сучья из которого перекинули в соседний. Я понял, что он готовит место для движения своего танка.

Он подошёл к танку, что-то сказал механику-водителю, голова которого торчала под пушкой.

Через несколько секунд из танка вылез ещё один боец в комбинезоне с инструментом в руках. Он что – то открутил на корпусе впереди танка, и я увидел, как между гусениц опускается небольшой бульдозерный отвал.

— Это бронеотвал — объяснил мне комвзвода. – В походном положении он-как дополнительная броня в носовой части. А когда надо, им можно укрытие для танка вырыть. А мы сейчас лишнюю землю перед твоим КРАЗом уберём!

Он сам пошёл перед танком, механик аккуратно проехал за ним перед машиной раз, затем второй. Потом матросы лопатами раскидали, насколько было возможно, оставшуюся перед машиной землю и помогли солдату-танкисту принести и закрепить стальной трос, очистить от земли и закрепить в походном положении отвал.

После этого старлей вместе со своим механиком поставили танк напротив машины и солдат (это, оказывается, был наводчик орудия) закрепил второй конец троса за крюк.

Танк чуть подал назад, натянул трос и остановился.

Взводный подошёл ко мне:

— Товарищ капитан третьего ранга! Теперь дайте мне два-три ватника с ваших бойцов, на трос надо повесить, чтоб в случае обрыва не улетел далеко и кабину вам не побил. А людей всех — к костру, отсюда подальше. Водитель на КРАЗе, когда начнём тянуть, пусть включит первую потихоньку и ложится на сиденье, чтоб укрыться!

В общем, около семи часов утра наступил момент истины. Начало светать, но я по-прежнему держал фары нашего ГАЗа включёнными и направленными на засевшую машину. Люди отошли подальше, механик – водитель танка исчез в корпусе и задраил люк. Старший лейтенант тоже залез в танк, и я увидел, как развернулась чуть в сторону башня, а потом завращался перископ командирской башенки. Через несколько секунд мы услышали, как двигатель танка заработал сильнее, трос натянулся, наш водитель на КРАЗе тоже включил скорость и спрятался за приборной панелью. В таких случаях принято говорить, что это были самые продолжительные секунды в жизни. Не знаю. Скорее всего я в эти секунды думал о том, сколько людей помогали нам, кто чем мог и поэтому не имеет права этот КРАЗ остаться в болоте после стольких усилий!

Сначала колеса просто поворачивались в жидкой грязи, потом машина сдвинулась на несколько сантиметров, потом ещё и ещё… Наконец, он пошёл! Несколько свободных метров позади танка было, и он вытащил машину на твёрдую почву. Вот это была радость! Конечно, больше всего радовались наши матросы.

Старший лейтенант с двумя своими бойцами просто уселся на броне, как после хорошо сделанной работы и улыбался, глядя на начавшуюся подготовку к отъезду. Мичман дал команду заносить ящики с картошкой в кузов, собирать лопаты и все остальное барахло.

Я отозвал его в сторону и спросил:

— Тушёнка осталась?

— Да!

– Давай танкистам отдадим! Наши все равно сейчас уже на завтрак приедут.

— «Конечно, товарищ капитан третьего ранга! Сейчас!

Через минуту перед танкистами на броню был поставлен ящик из-под картошки с десятком банок оставшейся тушёнки, несколькими свежеиспечёнными картофелинами и парой буханок хлеба. Туда-же мичман добавил пачку чая. Вот теперь обрадовались танкисты.

Солдаты посмотрели на своего командира: \

— Товарищ старший лейтенант, мы у костра чаек сварганим, раз такое дело?

— Давайте! — разрешил взводный.

Бойцы шустро достали из башни танка котелок и с ящиком пошли к костру.

Через несколько минут ящики с картошкой и лопаты были загружены в КРАЗ. В кабину сел мичман и, выехав на дорогу, машина остановилась на обочине. Я дал команду матросам загружаться в мою машину, командирам отделений – посчитать людей.

Подошёл к танкистам. Все трое уже сидели у нашего догорающего костра, в котелке закипал чай, банки с тушёнкой уже были открыты ножами. Поблагодарил ребят за помощь, пожали друг другу руки.

Старлею сказал:

— Бывай, Егор! Желаю тебе дослужился до генерала!

Он засмеялся:

— Да хотя – бы до полковника, и то неплохо будет!

На том и расстались. Я проверил людей в кузове, сел в кабину, и мы тронулись. Спасённый КРАЗ поехал следом.

Уезжая, ещё раз оглянулся на танкистов. До сих пор помню этот серый сентябрьский рассвет, дымок над полем от догорающего костра, три силуэта в одинаковых комбинезонах и стоящий рядом танк.