Пантелеев В.М. Лукашев. Командир роты рассказывает.

Лукашов Владимир Яковлевич. Он был командиром нашей роты штурманов ВВМУППа в 1957-1961-м годах. Краснощёкий крепыш. Капитан — лейтенант. Суровый, угрюмый и неулыбчивый мужчина. Мы звали его за глаза «Угрюм Бурчеевым».

На одной из первых встреч выпускников ВВМУППа, наверное это было в 1976-м году, он сказал мне, что рад будет видеть меня у себя на квартире за стопкой коньяка. Я это запомнил.

Прошло время, я в телефонном разговоре с ним как-то между делом напомнил ему о его приглашении. Он сказал мне, что, мол, я, к сожалению, тут погорячился. Что ему неудобно приглашать меня в свою хрущёвскую малогабаритную квартиру. Давай, мол, встретимся в Кафе таком –то. Это кафе расположено на площади Конституции, расположенной в начале Новоизмайловского проспекта. Владимир Яковлевич жил, оказывается на Новоизмайловском проспекте (дом 67, кв. 51), почти в самом его начале, совсем недалеко от этой самой площади. Третий дом слева, если идти от площади, по левой стороне проспекта.

И вот мы встретились близ того кафе, вошли в него, сели там за столик в уголочке, заказали по 150 грамм водочки и немного закуски и он начал рассказывать мне про свою жизнь.

Потом он напросился ко мне на квартиру – посмотреть, как живёт бывший Сталинский стипендиат. Сели у меня на кухне, пили коньячок, и он снова во второй раз рассказывал мне про свою жизнь. Зная его рассказ по прошлому разу я смог уточнить некоторые детали, хотя и не все.

Что-то я пропустил, но что-то я успевал записывать. И я понял почему он был всё время угрюмым. Вот почитайте то, что он мне рассказал на этих двух встречах.

Первая наша беседа с ним состоялась 5 ноября 1996-го года. Вторая, наверное, полугодом позже…

Капитан 3-го ранга Лукашов Владимир Яковлевич – в центре. Автор сих записок – второй справа от Лукашова, улыбающийся парнишка (с ленточками)

Вот рассказ самого Владимира Яковлевича

Я родился 20 декабря 1920-го года. Место рождения – БССР, Витебская губерния, Рассонский район, Полоцкий округ, дер. Лисицино.

С 9-го ноября 1939-го года по май 1945-го года я служил вначале рядовым матросом, затем старшим матросом. К маю 1945-го года я закончил 6-ти месячные курсы младших лейтенантов, что размещались в Феодосии, и стал младшим лейтенантом.

Отец мой был штабс-капитаном царской армии. Революцию он принял, стал работать на Советскую власть, работал хорошо, старательно, поэтому его оставили в живых тогда, когда началась охота за царскими офицерами. К этому времени он был уже проверенным Председателем Лисицинского Поселкового Совета. У отца был каллиграфический почерк. Отец умер в Москве в январе 1933 года.

Мать – из крестьян, польского рода. Умерла в Москве в 1960-м году, тоже в январе.

В 1929-м году всей семьёй мы выехали в Москву. И поселились у брата матери. Он занимал тогда в Москве ответственную хозяйственную должность

В Москве я пошёл во 2-ой класс. В 1934-м году закончил уже 6 классов.

А в 1935-1937-м годах, то есть 3 года, я учился в ФЗУ на слесаря-механика. Мавзолей Ленина тогда был ещё деревянным. В 1937-м году мне было 17 лет. Парнем я был спортивным. Сначала я занимался боксом. Пожалуй, что почти с год. Дошёл до сборной команды Москвы. Но когда более сильный парень побил меня, то это мне не понравилось, и я ушёл из бокса. Начал заниматься прыжками в воду с вышки. Потом от прыжков с вышки тоже отошёл. Неинтересно мне стало. Параллельно с прыжками с вышки я начал заниматься плаванием. Любил плавать баттерфляем и на боку. На открытии ВДНХ в 1936-м году на соревнованиях по плаванию на боку я занял второе место в Москве. Приз даже мне дали – бритвенный прибор.

Потом я начал заниматься академической греблей. Мне это стало более интересным. Берега, виды, люди…

После ФЗУ я хотел поступить работать слесарем на один военный завод, но меня туда не взяли.

 

За что не взяли? За то, что я как то среди ребят сказал, что это Сталин убил Ленина. Оказывается, один мой друг был осведомителем. Конечно, тогда-то я не знал этого. Случайно узнал много позже о том, что он меня предал.

Хотел устроиться в Аэрофлот – хотел летать на самолётах. Но туда не взяли по медицинским показаниям – мой вестибулярный аппарат оказался плохим.

Поэтому вначале устроился работать слесарем-механиком на завод «Редуктор». Там хорошо платили, но было далеко ездить. Плюнул я через некоторое время на высокую зарплату и перешёл работать на завод поближе. Хотя там зарплата была поменьше. Это был автозавод ЗИС.

Устроился работать также по специальности – слесарем-механиком. Как мне потом говорили, я выделялся среди подобных мне рабочих своим умом и высоким качеством работы.

Продолжал в эти годы заниматься академической греблей.

И тут начался набор на так называемые Барановские курсы спасателей на водах – ОСВОД. Курсы были 3-х месячные.

 

А когда это было, в каком году? В 1938-м году это было. Подумал-подумал и пошёл на эти курсы. Учили спасению на водах, плавать любым стилем, освобождаться от захватов, нырять на дальность в 25 метров, быть под водой до одной минуты 30-ти секунд.

Закончил эти курсы, хотел работать спасателем на водах. Но увольнения с заводов по собственной воле в то время были запрещены. Тогда я стал регулярно опаздывать на работу. Аккуратно так, раз в неделю, не больше. Руководству это надоело – и меня уволили.

После увольнения с завода я работал Заместителем начальника спасательной станции на одном из пляжей в Серебряном бору, что размещался тогда рядом с Москвой.

По академической гребле попал в сборную команду Общества водников. Ходили мы тогда на восьмёрках. Были у нас победы, хорошие призы. Нам — всем гребцам — присвоили звание Мастер спорта. Запоминающейся и тяжёлой была победа в гонке на 50 км.

 

О семье что-нибудь расскажите… Нас-детей в семье было 4 брата. Был один случай ещё тогда, когда я только-только пошёл в первый класс. Этот случай ярко запомнился мне. Как-то пошли мы в магазин за селёдкой – мать и нас четверо братьев. Тогда давали по селёдке на руки. Мы все вместе могли купить 5 селёдок сразу. Попалась одна старуха нам навстречу. Посмотрела на нас, на мать, остановила её и сказала ей: — Послушай, что я тебе скажу. Ты – несчастная мать. Твой муж скоро помрёт. Вот этот – и показала на моего брата – заболеет, но выздоровеет. Вот этот – и показала на меня — доживёт до 80 лет. Жизнь у него будет тяжёлая, будет дважды женат, пятеро детей. А этих двоих – и она показала на других двух моих братьев – ты вскорости похоронишь в один день! – Так всё и было. Один из братьев заболел скарлатиной. Двое других заразились от него. А я был здоровым пацаном — не заболел. Тот, что заболел первым – выздоровел. А те двое моих братьев, что заразились от него – умерли в один день. И в один день их похоронили. Через 4 года отец умер. И вот мне уже 76 лет, дважды женат, пятеро детей. До 80 лет доживу точно. Вот и не верь после этого гадалкам!

 

(Прожил он 86 лет. Умер в 2006-м году от рака простаты. Сгорел в 3 месяца-я).

 

И тут объявляют набор желающих служить на флоте. Это был так называемый комсомольский набор.

 

В каком году это было? Это было весной 1939-го года. Я подал Заявление в свой Райком комсомола. Тогда брали на Флот всех желающих. Медицинскую Комиссию проходили в здании, расположенном на площади Ногина. 10-го ноября меня пригласили в районный Военкомат, где собрали всех нас — добровольцев, посадили в воинский эшелон и поехали мы в Ленинград. 11-го ноября мы были уже в Ленинграде. С Московского вокзала пешком пошли через весь город и через известный Поцелуев мост во Флотский полуэкипаж.

А 14-го ноября нас на буксире перевезли в Кронштадт. Была там тогда такая Электромеханическая школа. И начали нас там учить электромеханике. Гоняли нас и в хвост и в гриву. Учился я в этой школе 8 месяцев — с ноября 1939-го года до июля 1940 года.

А осенью 1940-го года началась Финская кампания. Из нас – курсантов той школы — создали Батальон морской пехоты. Так я нежданно-негаданно стал морским пехотинцем. Мы охраняли штаб базы, склады с оружием и боеприпасами, патрулировали улицы, зимой сидели в засадах на льду Финского залива. Мёрзли тогда здорово. Были же в ботиночках, шинельках без подкладки…

Шло время. Бои шли уже под Выборгом. Командование решило послать туда и наш Батальон морской пехоты. А бои там были кровопролитные. Мы бы там все полегли. Это точно. Но дело спас наш Военно-морской министр Николай Герасимович Кузнецов. Это было делом такого случая.

Мы уже на лыжах идём мимо Штаба базы, как вдруг оттуда выходит Кузнецов. Увидел нас, как мы идём на лыжах, кто как, половина ходить не умеет, останавливает строй и спрашивает командира Батальона, куда это он свой Батальон ведёт? Комбат ему докладывает, так мол и так, имею приказание пройти с Батальоном к Выборгу, помочь нашим войскам. — Кузнецов удивляется и говорит: — Какой это дурик (так и сказал – дурик!) посылает вас в эту мясорубку?  — Комбат отвечает ему: – Этот Приказ получен нами из Москвы. — Кузнецов, конечно, смутился, и говорит примерно так: — Этот Приказ я, конечно, отменить не могу, но то, что вы не умеете ходить на лыжах, я вижу. Командир Батальона! – Есть, товарищ Комиссар! –Даю вам неделю срока. Научите матросов ходить на лыжах так, как следует, как положено ходить лыжникам. А уж потом пойдёте на помощь нашим войскам! — А это было уже то ли в конце февраля, то ли в начале марта1940-го года, потому что пока мы учились ходить как следует на лыжах – комбат гонял нас каждый день по 3 по 4 часа – тут война и закончилась. Так Кузнецов спас наш батальон от истребления.

Надо полагать, он знал, что идут переговоры о замирении СССР с Финляндией, и он не хотел, чтобы уже хорошо подготовленные моряки сгинули в лесах под Выборгом.

А в конце марта 1940-го года нас – выпускников электромеханической школы, а теперь Батальон морской пехоты — распределили по кораблям и отправили на них в Таллинн – устанавливать там Советскую власть!

Встали мы к пирсу в Минной гавани. А там толпами снуют солдаты, стоят наши грузовики, ходят офицеры. Заняли мы здание эстонского флотского экипажа. Кто-то на ратуше поднял Красный флаг. Всё, в Эстонии была установлена Советская власть. Пробыли мы там в Таллинне около месяца. В основном выполняли разные охранные функции, помогали ремонтировать пирсы, осуществляли погрузку-разгрузку кораблей. Потом нас вернули снова на тех же кораблях в Кронштадт.

 

А что Вы делали в Кронштадте? Там меня назначили мотористом-дизелистом на тральщик – на БТЩ. Был такой. Стоял он в Ломоносове. Командиром тральщика, как сейчас помню, был Михаил Орлов. Таких БТЩ было там 12 единиц. Они тралили мины в Балтийском заливе, что поставили финны. Попадались там мины 1914 года и даже мины 1908-го года.

Осенью 1940 года состоялись флотские учения. Как-то так получилось, что нас таранила подводная лодка. Я-то был внизу, в машинном отделении, и не видел, что там и как получилось.

 

Как это было… А было это так. Мы тралили ФВК около Либавы и уже подходили к входному бую, как нам в борт врезалась подводная лодка. Куда смотрели оба командира? Хрен их знает…

Удар пришёлся в борт второго машинного отделения. Я был подвахтенным, спал на рундуке в носовом кубрике, что был на правом борту. От удара я свалился на палубу. Со мной был ещё один подвахтенный матрос. Корабль стал быстро крениться. Мы бросились на выход. А дверь, что вела из кубрика на верхнюю палубу, заклинило. Помню, что фамилия у матроса была Грач. Он был очень здоровый мужик. Только благодаря его громадной силе мы кое-как вдвоём открыли дверь и выскочили на палубу.

А палуба уже накренилась чуть ли не под 45 градусов. Скатились оба в воду. А матрос тот — Грач — плавать не умел, молча утонул. Я даже не заметил, как он утонул, так как выплывал сам. Экипаж в это время боролся за живучесть корабля. Кое-как я влез на борт. Стал помогать заделывать пробоину. Корабль лежит на боку — носом кверху. Держится на плаву. Нас взяли на буксир, отбуксировали в Либавскую базу и утром затащили в Либавский док. Ремонтировались мы там долго — с осени 1940-го года по май 1941-го года.

Нарком Кузнецов весной 1941-го года отдал Приказ – всем кораблям вернуться в свои базы. Вышли мы из Либавы за месяц до начала войны – в конце мая. Нам приказали встать у причала, расположенного напротив училища им. Фрунзе, здесь —  в Ленинграде. Там мы и встали. Какое-то время стояли там…

Моя тётка, сестра отца, жила тогда недалеко от площади Труда. Как-то был я в увольнении и ночевал у неё. Встаю утром, а она мне и говорит: — Володя, посмотри-ка сюда. – Подхожу к окну и вижу, что все военные в противогазах, бегают по улице туда-сюда… Я сразу понял – Это война! – И бегом побежал на свой корабль. А в 12 часов дня выступил Молотов. Объявил о войне. Так началась для меня Великая Отечественная война!

 

И чем вы занимались с началом ВОВ? День и ночь мы занимались тралением мин. Их ставили уже немцы — вначале с самолётов, а затем и с катеров. По всему Финскому заливу.

Как-то тралили ФВК около о-ва Гогланд. И мой БТЩ намотал на свой винт металлический трос, на которых ставят мины. Но мины на том тросу уже почему-то не было. Я вызвался снять трос с винта. Нырял, пилил трос ножовкой по металлу, разматывал, освобождал винт. Все руки довёл до крови, но винт освободил. За это меня наградили Орденом Красной звезды. Это был первый мой боевой орден.

Как-то подорвался на мине Турбоэлектроход «Вячеслав Молотов». Сильно накренился, медленно погружался. Народ прыгал с него в воду, плавал в воде. Так мы своей 4-х вёсельной шлюпкой спасали с него людей. Брали на борт шлюпки не больше 5-6 человек. Больше она не вмещала. Пароход тонул долго, поэтому мы успели спасти всех плававших в воде. Вымотались тогда мы здорово.

А 15 августа 1941-го года мы уже сами подорвались на немецкой мине. Где-то на полдороге между Кронштадтом и Таллинном. Я успел выскочить из левой машины на палубу. А корабль уже лежит на боку. Не удержался на палубе, скатился в воду. Море было 3-4 балла. Плавали мы почти 3 часа. Было нас трое тогда. Я, капитан — доктор и старшина.

 

А где же остальные были? А корабль быстро перевернулся и экипаж остался в нём. И все погибли. И мы уже думали, что всё – и нам троим конец, хана, так как никаких кораблей рядом не было, а до берега плыть было очень далеко. Но часа через 3 нас заметили с двух катеров-охотников, которые шли в Таллинн. Они везли боеприпасы в Таллинн. Они нас чуть живых, продрогших и едва не околевших, и подобрали.

Держались мы кто за что. Я держался за какой-то буёк. Наш БТЩ, подорвавшийся на мине, был уже седьмым БТЩ, погибшим по счёту. А всего вначале было 12 БТЩ.

В Таллинне нас троих, спасшихся с БТЩ, вначале положили в госпиталь. Там мы несколько дней, думаю, что дня 3, приходили в себя. Подлечились, отоспались. А немцы уже подходят к Таллинну. Нас срочно выписали, зачислили в Батальон морской пехоты, а Батальон тут же послали в окопы, что были выкопаны на окраине города.

Атака немцев. Я успел сделать только 1 выстрел в сторону немцев, как получил пулю в шею. Пуля пробила каску, крутанулась по ней и вошла в шею. А два осколка от каски до сих пор сидят во мне. Вот как каски тогда хреново делали! Тот капитан-медик, и старшина-моряк, что спаслись вместе со мной, оба в том бою погибли. Из экипажа БТЩ в живых на тот момент остался я один!

Дальше девушка — санитарка – полуторка – Таллинн — медсанбат. Там нас — всех раненых — перевязали и тут же погрузили на транспорт, и сразу же отправили в Ленинград.

Шлёпаем потихоньку. Появились немецкие самолёты. Начали бомбить. Одна бомба разорвалась рядом с нашим бортом. Транспорт получил пробоину, начал крениться. Но пробоина оказалась небольшой. Экипаж её смог заделать. Однако своим ходом транспорт идти уже не мог. Взял наш транспорт «за ноздрю» какой-то эсминец и притащил нас в Ленинград.

Там нас подлечили в Военно-морском госпитале и после лечения расписали кого куда. Меня определили, как бывшего морпеха, в 7-ю бригаду морской пехоты, что замыкалась на СМЕРШ. Нашим предназначением было ловить в Ленинграде шпионов, диверсантов, а также ракетчиков. Их всех было в городе довольно порядочно.

 

А когда по времени это было? Это было уже в сентябре 1941-го года.

Сидели мы одно время в окопах в конце Московского проспекта. Тогда там дотов ещё не было – пустое поле было перед нами, для немецких танков лафа была бы, прорвись они туда.

Сидя в окопах разговаривали мы друг с другом обо всём. Я как-то высказал своим товарищам по окопу удивление тем, что латыши на заводе в Либаве все ходят чистенькие, в рубашках и при галстуках, а наши работяги ходят грязные и в рваных комбинезонах.

Кто-то из слушателей меня заложил. Тогда это было сильно развито. Меня позвали в Особый отдел – и начали песочить! Но чекист оказался умный. Разглядел во мне хорошего верного служаку и оставил служить у себя – в Органах!

 

Чем же Вы в Органах занимались? Я конкретно в Органах охранял смертников. Был такой случай. Один из них отдал мне валенки, бери, мол, друг, всё равно, мол, наутро меня расстреляют. Так мне чуть не дали 10 лет лагерей за это. Хорошо, что смертник сказал, что это он сам мне предложил, чего мол ты в ботиночках зимой ходишь, на — возьми — мои ещё крепкие валенки. А ведь мог сказать, что, мол, это я снял с него валенки, и тогда загремел бы я в лагеря на 10 лет. Но он так не сказал. Порядочный мужик был. И моему делу ход не дали.

Мы стояли одно время в Металлострое, под Тосно.

 

А там-то что вы делали? Выполняли там тоже разные поручения. Ловили дезертиров, ракетчиков, диверсантов. Следили, чтобы в городе в окнах ночью света не было. Если кто-то зажигал свет, когда налетали немецкие самолёты, то мы просто расстреливали эти окна.

Иногда посылали в охрану при расстреле дезертиров.

 

Интересно, а как это было? А вот как это было. Стоит рота. Перед ней стоит дезертир. Дезертир уже выкопал себе ямку — будущую свою могилу. Командир роты зачитывает расстрельный Приказ. Сзади подходит мичман и по команде «Приговор привести в исполнение немедленно!» стреляет из пистолета дезертиру в затылок. Вдвоём с командиром роты они направляют его падение прямо в могилу. Тут же его закапывают и землю разравнивают, чтобы не видно было бугорка. Зарастёт всё травой и никто никогда не узнает, что где-то тут захоронен человек. А его родным сообщали, что он пропал без вести… И сколько таких дезертиров было – не сосчитать?!

Когда налетали немецкие самолёты на город, то десятки, а иногда даже и сотни ракет указывали им цели. Вот сколько было ракетчиков и предателей в городе!

Ещё возили арестованных до Крестов. Ещё мы охраняли важных офицеров, перевозили секретную почту и делали прочее-разное, что прикажут. Выполняли другие многочисленные и разнообразные поручения.

Начальником Особого отдела Ленинграда тогда был Куроедов. Не его ли сын сейчас Главнокомандующий ВМФ? Надо бы узнать? Интересно ведь узнать, кто он, откуда взялся такой, кто его отец…

 

(Посмотрел я в Интернете биографию Адмирала флота Владимира Ивановича Куроедова. Из биографии не видно, что он был сын того, Ленинградского, Куроедова. Он просто однофамилец…).

 

Как-то побывал во время войны в Ленинграде Маршал Ворошилов. Сказал, что уж больно много Особистов в городе сидит. Сказал, что, мол, нечего им тут жопы отсиживать, пусть идут на фронт и воюют. Там, мол, воевать некому. И отправил большинство особистов в Сенявинские болота. Там они все и полегли. Я спасся только тем, что меня как раз в то время приставили охранять этого самого Куроедова. И я был у него в охране.

Кормили всех плохо. Отощал. Как-то после уже Нового 1942-го года простыл — заболел – высокая температура – бред! Отвезли в госпиталь. Но теперь уже в госпиталь Военно-медицинской Академии. А в это время Академию начали эвакуировать в город Киров. И меня туда же вывезли. Вместе с Академией. Наверное думали, что здесь я помру, такой я был тощий и болезненный.

Лежал в Кирове 2,5 месяца. Там меня подкормили, подлечили и выписали.

 

И куда выписали? — В Ярославль. Там был, оказывается, в то время флотский экипаж. В экипаже со мной разобрались, рассказал я им, кто я такой и откуда у них появился, и отправили они меня в Астрахань, во флотскую часть.

В Астрахани меня сначала поставили на охрану семей офицерского состава, вывезенных из Севастополя. Боялись, что местные их начнут вырезать. Месяца полтора была охрана у них. А когда убедились, что никому они не нужны, и никто их вырезать не собирается, то охрану с них сняли.

К этому времени Начальник тыла как – то познакомился со мной. Видно я ему понравился, потому что он назначил меня Старшиной его катера. Это было уже в конце лета 1942-го года. Месяца 2-3 я служил Старшиной на его катере. Развозил всякую всячину по разным местам.

Потом, когда Органы ознакомились с моей работой, то у Начальника тыла они меня забрали и назначили мотористом-дизелистом несамоходной баржи. Её таскали на буксире. Ходили мы с разными грузами в разные места Волги и Каспия, в том числе и в Сталинград. Возили туда оружие, боеприпасы, обмундирование, продукты, бензин, водку. Нагружать можно было до 500 тонн. Иногда нас бомбили немецкие самолёты. В основном обходилось без потерь. Экипаж был 6 человек. 2 человека были военные: старшина баржи и я. Остальные были гражданские, бывшие рыбаки.

 

А что вы возили на той барже по Каспию? Возили всякую всячину.

А куда возили? Возили в Баку, в Каспийск, в Красноводск и в другие пункты. В том числе и в Иранские порты.

Однажды по выходе из Баку нас обстрелял немецкий самолёт. Никого не убило, но пожар был. Пожар потушили. На буксире нас перетащили в Баку, поставили в ремонт.

Поступило тут нам со старшиной приказание – баржу оставить и отправиться в подчинение к командиру Батальона морской пехоты, который там в это время в Баку формировался.

Наш Батальон пешком по горным перевалам отправили под Новороссийск в подкрепление тамошнему Батальону морской пехоты. Но мы в тот знаменитый морской десант, о котором пишет Брежнев, не попали. Пришли туда позже описываемых у Брежнева событий.

 

А о Брежневе вы что-нибудь слышали в то время? О Брежневе в то время мы ничего не слышали, мы тогда совсем не знали кто он такой.

По дороге в Новороссийск мы гнали немцев с гор. Тоннели все, где шла железная дорога, были до нас ещё взорваны. Приходилось обходить их по горам. С сидорами, с оружием – тяжело было лазить по горам. В конце концов, мы вышли к Новороссийску, а немцы из Новороссийска уже «убежали» в Керчь. Пошли мы тогда атакой на Керчь. Повоевали немного в Керчи.

Был однажды такой случай. Присели мы раз в только что отбитом у немцев блиндаже втроём, консервами решили перекусить, вдруг в блиндаж влетает русская граната, и крутится посреди блиндажа. Не успели мы среагировать – взрыв! Тому, что сидел слева от меня, — перебило обе ноги. Тому, кто сидел справа от меня, – распороло живот. А мне – ни одного осколка. Повезло! Опять дело случая!

Это вторая волна атаки шла. Не разобрались наши, кинули гранату в своих. Мы были первой волной атаки…

Когда узнали, что я понимаю кое что в дизелях, то в Темрюке меня оставили на Узле связи, там был неисправный дизелёк. Я его в течении нескольких дней исправил, запустил, наладил нормальную его работу.

После этого меня назначили в команду обеспечения ВЧ связи Керчь — Новороссийск. Лазил по столбам, прокладывал провода, налаживал ВЧ связь. Ходил везде, как архаровец. И никто нигде ни разу не проверил мои документы. Во, какие тогда порядки были! Раздолье для шпионов, разведчиков и диверсантов…

 

И до каких пор вы занимались той связью? Так я чинил связь до конца октября 1944-го года.

А в тот октябрь я случайно оказался на Узле связи в тот момент, когда радисты принимали сообщение о наборе желающих на курсы младших офицеров. Но туда брали только мичманов и главстаршин, а я к тому времени был всего лишь старший матрос. Так что курсы эти мне точно не светили. На всякий случай я подошёл к Начальнику узла связи с вопросом, а как бы мне поступить на эти курсы? А он и говорит: — А вот отвези этот Пакет Начальнику Отдела кадров в Новороссийск. Именно он набирает кадры на эти курсы. Попроси его, может быть он возьмёт тебя в порядке исключения на эти курсы.

Помчался я с пакетом в Новороссийск. Нашёл того Начальника Отдела кадров, который осуществляет набор на курсы младших лейтенантов. Им оказался майор Карапетян, армянин по национальности. Он оказался хорошим человеком. Выслушал мою просьбу, расспросил меня о том, где я служил, как служил, самолично отпечатал на машинке распоряжение, подписал его, поставил на нём печать, отдал мне его в руки и отправил на эти курсы в Феодосию.

Оказалось, что там ещё нужно сдать экзамены по математике и по русскому языку. А ведь всё было забыто! Напрочь… Кое-как, с грехом пополам, сдал эти два экзамена на слабые — слабые троечки. Просто пожалели меня… Но… Закончил я эти курсы с отличием. Ибо старался… Кстати, только 10 человек из 30 обучавшихся, и я в этом числе, получили звание младшего лейтенанта, остальные или получили звание мичмана, кто был в звании главстаршина, или остались при звании мичмана, кто был в звании мичмана. Курсы эти мы закончили к маю 1945-го года. Когда наши войска воевали уже в Берлине.

Женился я в Севастополе, за 2 дня до Победы. 7-го мая 1945-го года. Жене было 19 лет. Мне – 25. Женился я на местной Севастопольской девушке. К 1950-му году у нас с ней уже было двое детей.

После курсов меня назначали сначала на Малый охотник – на месяц, а затем на торпедный катер – на пару месяцев. После них меня назначили помощником командира Большой десантной баржи.

 

Ни фига себе! А что вы делали на той барже? Что мы делали? Топили немецкий боезапас, а также ОВ – бочки с ипритом, люизитом. Всё забирали с Керченской базы. То были всё немецкие запасы.

Потом меня назначили Командиром небольшой воинской части, что размещалась в скалах близ Севастополя. В неё входило 40 сверхсрочников и 300 матросов. Занимались мы приёмом, хранением и выдачей торпед на корабли, ремонтом и обслуживанием этих торпед. Мне дали квартиру в Севастополе.

Пока я командовал этой частью, это было года полтора — два, то я пошёл в вечернюю школу в Севастополе. За один год я сдал все экзамены за 10-летку. В итоге, к 1951-му году я закончил вечернюю школу.

Начальником торпедного склада, с которым моя часть взаимодействовала, был капитан — еврей. Он часто использовал гостранспорт по своим личным делам. Мне это не нравилось. Написал я рапорт с просьбой назначить меня на другую должность. И мне её дали.

 

И куда вас направили? И направили меня в Бригаду десантных кораблей. 26 вымпелов. Базировалась Бригада в Южной бухте Севастополя.

Но надо было как-то двигаться дальше. Начал я думать об этом. Узнавать, расспрашивать офицеров…

Знакомый чекист направил меня в Юридическую Академию в Москву.

 

А когда это было? Это уже шёл 1951-ый год. Приехал я в Москву. Готовлюсь к экзаменам. Вызывает меня Начальник Академии, генерал, и говорит мне: — Скажите мне, что Вас, моряка, побудило учиться в Юридической академии? Где Вы будете с семьёй жить? На что Вы будете с семьёй жить? У Вас хорошая должность и отличные перспективы двигаться по службе на флоте. Там Вы на своём месте, всё знаете, всё понимаете. А здесь Вам всё придётся начинать с самого начала. С нуля. И всё для Вас будет чуждое, неизвестное… – Короче, уговорил он меня не поступать в эту самую Академию. Посоветовал лучше поступить в какое-нибудь Военно-морское училище. Написал я Рапорт об отчислении меня из Академии и вернулся в Севастополь.

Но зато в Москве я хоть повидался с матерью. Ведь я не видел её с 1939 по 1951-ый год, целых 12 лет. В войну отпусков не было, а после войны были короткие отпуска, но как то так получалось, что не мог я выбраться в Москву, к матери.

Возвратился я из Москвы в Севастополь, иду по пирсу, а навстречу мне попадается Командир нашей Бригады десантных кораблей капитан 2 ранга Тетёркин. Увидел меня – обрадовался, и сразу после приветствий говорит мне: — Иди, принимай десантно-артиллерийский корабль! Одно орудие, 2 пулемёта.

У немцев на таких кораблях по 16 (!) пулемётов было. А у нас всего 2. Орудие было калибра 85 мм. А пулемёты на том корабле были немецкие, крупнокалиберные.

 

А это когда было? Это был уже август 1951-го года. Я тут же, пользуясь случаем, сказал Комбригу о рекомендации Генерала — Начальника Юридической академии — учиться мне дальше в каком-нибудь Военно-морском училище и попросил его отпустить меня на учёбу в училище в Баку. Он разрешил.

Написал я рапорт о желании поучиться в Баку, в тамошнем училище, пришёл с ним к нему. Подписал. Был я к этому времени уже старшим лейтенантом.

Учился я в Баку 4 года.

 

Интересно, а на каком факультете? На штурманском факультете. И закончил училище капитан-лейтенантом в 1955-м году. Получил назначение в Поти, на завод, на ремонтирующийся там эсминец, штурманом. А жена у меня — белокурая. Местные грузинские мужики прохода ей не дают. И надумал я по этой причине попроситься служить куда-нибудь в другое место. И случайно встретил там одного своего знакомого офицера, рассказал ему о своей беде, а он и говорит о том, что во ВВМУППе открылись две должности капитана 3 ранга – командира роты курсантов, и в училище Фрунзе — одна такая же должность. Просись, мол, туда.

Я и попросился туда. Написал рапорт и подал его по команде. Вот и нашлось для меня одно место в нашем училище – во ВВМУППе. Меня сюда в Ленинград в 1955-м году и отправили. Принял я роту 3-го курса штурманского факультета. Довёл их до выпуска в 1957-м году, выпустил их, а потом принял вас – ваш курс.

Вас было вначале около 120 человек. А выпустилось около 70 человек. Было много отчислений…

 

(Подтверждаю. По документам, присланным мне из Гатчинского Архива, было выпущено в 1961-м году с нашего курса 69 человек).

 

За что были отчисления с нашего курса? В основном – за неуспеваемость, Дитрих Иван и другие. Но были отчисления и за нарушения воинской дисциплины, Васильев, Синюгин, Честных и другие. По желанию был отчислен лишь один курсант — Никонов. Ряд увольнений был осуществлён по командам особиста. Он находил что-нибудь порочащее в биографии курсантов, к ним придирались за какие-нибудь мелкие упущения по службе и увольняли. Даже вполне неплохих ребят увольняли. Так было…

 

А кого из наших так уволили? Не скажу – кого так увольняли. Не надо тебе это знать…

Однажды прошла команда сверху. Это когда Хрущёв чудил с Армией и с Флотом. Не жалеть, мол, народ, наказывать его жёстко, и если надо, то увольнять его без всякой жалости, а нарушителей воинской дисциплины на выпускном курсе — увольнять мичманами. И такие случаи в училище были, увольнял Египко кое кого мичманами. Правда, не у нас, не в нашей роте это было.

 

Жалеете ли вы о чём-нибудь? Страшно жалею о том, что ещё во время учёбы на курсах младших лейтенантов в Феодосии не вступил в Партию. Тогда это можно было сделать. И нужно было сделать. А я не сделал, не подумал… Кое-кто был поумнее меня, так тот так и поступил — вступил в Партию. И такие офицеры быстро пошли по службе вверх. А я так фактически потерял 4 года в своей службе. Ходил долго в лейтенантах…

Да. А осознал я это много позже, лишь тогда, когда со мной плотно побеседовал старший лейтенант Усов – командир торпедной партии, с которым я служил некоторое время. И я после того разговора немедленно подал Заявление в Партию, это было в 1948-м году. Меня приняли в партию, и сразу в следующем 1949-м году дали воинское звание старшего лейтенанта. А я ходил лейтенантом уже почти 4 года. Вот что такое была принадлежность к Партии в то время!

 

(В момент той первой нашей беседы, 5.11.1996 года, Владимиру Яковлевичу было 76 лет. У него к этому времени уже было трое сыновей и две дочери. Причём младшей дочери было всего 15 лет! Рассказывает дальше).

 

Расскажите что-нибудь о своих детях.

Старший сын работает на АОЗТ «Ленинец» — Заместителем Директора по производству.

Средний сын, дослужился до капитана 3-го ранга. Служил 25 лет на КЧФ. Из-за квартиры остался в Керчи.

Младший сын – технолог электроцеха. Работает на заводе им. Жданова.

Старшая дочь – приёмная. От второй жены. Работает Главбухом в одном АО.

Младшая дочь — 9-ти классница средней школы.

Я — инвалид Великой Отечественной войны. По сей день имею 2 крупных осколка и пулю в верхней части левого лёгкого.

У меня 19 орденов и медалей. Самые ценные – это 2 ордена «Красной звезды» и орден «За оборону Ленинграда». Остальные – юбилейные.

Внуков – двое, внучек – тоже две. Правнук пока один. Ему 2 года.

Пенсия 1 млн. 233 тыс. руб.

Выслуги – 39 лет.

Квартира 3-х комнатная. Хрущёвка. Всего 36 метров. Живём в ней четверо. Я, жена и две дочери.

Звание у меня — Капитан 3-го ранга. Со службы ушёл в 1962-м году. В феврале.

После увольнения из флотских рядов проработал ещё 23 года на гражданке в Судостроительном Техникуме. 16 лет — Заведующим отделом, и 7 лет – Заведующим практикой.

Хорошо освоил автодело. Свой «Запорожец» могу разобрать и собрать с закрытыми глазами. Получил народное звание «Профессор по Запорожцам». 20 лет ездил я на своём «Запорожце».

Имел 2 инфаркта. Один раз клиническая смерть застала меня прямо на приёме у врача Военно-медицинской Академии. 3 минуты 25 секунд сердце стояло, пока врач смог его запустить снова. Хорошо, что сердце остановилось у врача. Он вытащил меня с того света. Опять случай спас мне жизнь…

Один инфаркт произошёл оттого, что я поднял Движок весом 75 кг. Не надо было так напрягаться…

12 раз отжимаюсь от пола. Могу поднять 50 кг.

Занимаюсь с гантелями по 10 кг: 10 раз вверх — обеими руками, 30 сгибов с ними до пола.

На свой 4-ый этаж поднимаюсь бегом через ступеньку.

Имею прозвище у врачей «Долгожитель-самоубийца». Они говорят мне: Умрёшь внезапно.

 

(Они оказались неправы. Владимир Яковлевич умер от рака простаты в 2006-м году — я).

 

Сам построил в Сенявино дачный домик. Это 60-ый километр по Мурманской дороге. Туда ходит 469-ый автобус. От Станции метро «Дыбенко». Билет стоит 15 тыс. руб. Садоводство «Восток», Приморский район, 8-я линия, дом 36.

Охотник и рыболов. Одностволка 16-го калибра. И двухстволка 12-го калибра. Максимальный успех — 12 уток за ночь, на Ладоге. 3 лодочных мотора. 2-х местный катер. Одноместная лодка. 3 гаража. Последнее время езжу на «Москвиче».

А что Вы делали после выпуска нашей роты? После последнего выпуска штурманов в 1961-м году адмирал Египко какое-то время держал меня за штатом. Наверное, с полгода. На другие курсы – ракетчиков и минёров – меня – штурмана – Командиром роты не назначал.

К Египко как-то приехал какой-то его знакомый адмирал с Дальнего востока. Египко сказал ему обо мне, тот адмирал пригласил меня к себе на беседу. Предлагал должность Командира дивизиона тральщиков. Должность капитана 2 ранга. Через год-два, мол, будет у тебя квартира. Но мне надо было для этого переезжать из Ленинграда во Владивосток. Подумал-подумал и отказался. Семья, друзья, возраст, уже обжился здесь – и всё рушить?! Не решился…

На всякий случай я съездил в Отдел кадров ВМФ в Москву. Хороших должностей для меня не нашлось во всём флоте! Тут я и задумался – а нужен ли я флоту, если он не может найти для меня должность капитана 2 ранга? Вернулся из Москвы ни с чем.

А в училище мне навстречу попался на нашей площади мой друг — Гена Селитренников. Рассказал я ему о Москве. Он выслушал меня и говорит: — Володя! Увольняйся! У тебя больше 20 лет выслуги (да, уже 23 года было выслуги). Пенсия уже будет нормальная! Увольняйся!

И я уволился. В феврале 1962-го года. И стал жить как гражданский человек. И не пожалел. Жизнь на гражданке оказалась много лучше, вольней, свободней, и проще, чем на флоте. Даже хотя бы и в училище…

 

А где Селитренников кисть потерял? Селитренников кисть левой руки потерял на фронте. Тоже одно время в морской пехоте служил. На чём мы с ним и сдружились.

Моя мать умерла в 1960-м году в Москве. В том же 1960-м году я второй раз женился. Первая жена умерла в январе 1959-го года. А на второй я женился в декабре 1960-го года. Она моложе меня на 3 года.

 

Что могу сказать об офицерах и преподавателях училища? Кого помню?

Капитан 1 ранга Ельсиновский Иван Степанович был Парторгом факультета.

Капитан 1 ранга Учватов был Заместителем Начальника училища по строевой части.

Капитан 1 ранга Самсонов Василий Иванович был Заместителем Начальника Штурманского факультета.

Капитан 2 ранга Репко Павел Васильевич был Замполитом Штурманского факультета.

Капитан 2 ранга Селитренников Геннадий Васильевич надоумил меня уволиться. Он был преподавателем кафедры Навигации. А потом и Начальником этой кафедры. Я с ним дружил.

Капитан 2 ранга Сергеев Николай Павлович – преподаватель кафедры Навигации.

Полковник Быков был Заместителем Начальника училища по Строевой части.

Робачевский Александр Сергеевич – математик.

Гущина Татьяна Васильевна – математик.

Николай Павлович Египко – Начальник училища.

Помню Геннадия Шалыгина. Он был Старшиной роты то ли на 1-м, то ли на 2-м курсе.

Помкомвзвода на 1-м и 2-м курсах были ребята с 4-го курса.

А на 3-ем и 4-м курсах старшины рот и помкомвзвода уже были свои – Байдин, Левченко, Плеханов, Кулагин и другие.

Такова вот была моя жизнь…